Глава 16
Обратно на корабль нас отвозит все тот же молчаливый водитель. Команда с пьяно-блаженными физиономиями дрыхнет, свешиваясь с сидений. Как же им все-таки немного надо.
У меня ощущения двойственные: с одной стороны, это, конечно, прекрасный культурный опыт, некоторая тренировка перед Мудангом. С другой, не могу сказать, что мне нравится быть выставочным экспонатом, да еще и таким популярным. Боюсь, что я не очень долго смогу изображать примерную супругу и вести себя по их правилам. В какой-то момент сломаюсь и примусь навязывать ближайшему окружению свой собственный устав, и это попортит мне и им много крови, хотя вряд ли к чему-нибудь приведет. Не очень радостная картина будущего…
Зато вот Азамат очень радостный. Он, кажется, сегодня не пил, во всяком случае, я не видела, да и этой их молочной сивухой от него не пахнет. Но ластится, как кошка по весне. И так обнимет, и сяк, и в волосы поцелует, и щекой потрется… в общем, кто-то дорвался. Ему, конечно, сегодня много похвал досталось благодаря мне. И не только за бараньи. Пожалуй, ради его искренней нежности я все-таки способна потерпеть тыканья пальцами. Раз уж он от этого так счастливеет…
* * *
Уже на корабле, после душа, в ночи, я, тщательно упаковавшись в длинный и очень приличный халат, стучусь к Азамату. Замок когда-то успел починить, зараза! Теперь не прокрадешься…
Он открывает с легким удивлением.
– Чего ты?
– Э-э… ну как бы… а войти можно?
Он отстраняется, чтобы меня впустить. Он снова упакован в свой гидрокостюм, по ошибке принятый за пижаму. Когда дверь закрывается, волной воздуха до меня доносит запах облепихового бактерицидного мыла.
– Мне надо взглянуть, как поживает твоя шкурка, – помахиваю тюбиком цикатравина. – Раздевайс!
Он тут же хмурится.
– Да ладно, это пустяки, сам справлюсь, сегодня уже и так…
Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем он перестанет пытаться отделаться от профессиональной помощи? Впрочем, у меня есть очень убедительная морковка для вешания перед носом.
– Значит, так, – говорю, – хочешь секса – будешь лечиться!
Азамат закрывает глаза с видом полного поражения. Я просто вижу, как у него на лбу появляется бегущая строка с какой-то народной глупостью про бесплатный сыр.
– Да ладно тебе, – глажу его по руке, а сама едва сдерживаю хохот. – Тебе же самому лучше будет.
Он кивает без энтузиазма, садится на кровать и принимается стаскивать верх от пижамы.
Эластичные бинты, конечно, уже все пропитались, правильно я на сей раз пластырь взяла. Осмотр показывает, что лечение идет впрок, но ему еще предстоит примерно кругосветное путешествие. Повторяю утреннюю процедуру, пока Азамат делает вид, что равнодушно смотрит в сторону. Наконец он заклеен вдоль и поперек, и можно прервать тягостное молчание. То есть мне-то оно не особо в тягость, я когда делом занята, иногда забываю, что людям свойственно общаться, но вот кое-кому весьма некомфортно.
– Все, – говорю, – живи.
И топаю мыть руки. У Азамата делается какой-то уж вовсе горестный вид. Пока намыливаюсь, доходит:
– От этого крема ногти истончаются, поэтому нужно обязательно смывать, – поясняю.
– Тем более не стоит тебе в нем пачкаться, – пожимает плечами муж и принимается одеваться.
– А чего ты одеваешься? – спрашиваю. – Думаешь, я щас уйду, что ли?
Он смотрит на меня снова озадаченно. Ох, чует мое сердце, нарвусь я на очередное культурное отличие, будь они неладны.
– А ты хочешь остаться? Ну хорошо, я не против…
Присаживаюсь к нему на колено.
– Я думала, мы сегодня еще чем-нибудь приятным позанимаемся, если ты не устал.
Он коротко шевелит бровями, и взгляд его совершенно меняется. Боже мой, дошло! Ну что ж, обучаемость хорошая.
Большие способности к усвоению информации дорогой супруг демонстрирует также и в искусстве поцелуя. У меня очень быстро отключается циничная соображалка, так что я получаю от этого процесса – как и ото всех дальнейших – море удовольствия, совершенно не сравнимого с прежним опытом. Все-таки Азамат мне безумно нравится, мне горячо просто оттого, что он близко, а уж когда мы сплетаемся вместе, я плавлюсь и вовсе до жидкого состояния. Хочется прочувствовать его всего, впитать его запах и голос, силу и доброту…
– Чего ты меня все время наверх перетаскиваешь? Дай полежать!
– Боюсь придавить…
– Ну знаешь! Я не такой задохлик!
– Прости, – перерыв на поцелуй, – но так тебе точно не будет больно.
– Мне в любом случае не будет больно, у тебя мания величия, а так у меня ноги устают. Так что хватит тут разлеживаться.
На сей раз выходит еще бодрее, чем утром в машине, и не один раз. Правда, Азамат все-таки явно предпочитает быть снизу, видимо, привычные ему тамлингские девки малолитражны. В итоге я устаю первая, хотя это, конечно, прекрасная усталость, но после очередной дозы кайфа в прилежащее ядро я окончательно перехожу в горизонталь, примостившись у Азамата на плече, и отрубаюсь, как будто меня обесточили.
* * *
Солнечное утро включает меня обратно, по ощущениям – часов в десять, ровно в том же положении. Бедный Азамат, я ему, наверное, все плечо отлежала, а он, конечно, меня не спихнул бы ни за что, терпел небось. Ну да ладно, хоть сейчас спит, не подорвался никуда в шесть утра. Надо надеяться, я его вчера тоже укатала, как ту сивку.
Откатываюсь к стенке, потягиваюсь. Вставать неохота, да и незачем вроде – Азамат спит, завтрака нет и не будет, дел срочных тоже не предвидится… Наверное, я снова задремываю, а когда просыпаюсь второй раз, Азамат уже полностью одетый сидит за буком и ожесточенно печатает.
– Доброе утро, – говорю, сладко зевая.
– Угу, доброе, – бубнит он в ответ. Я настораживаюсь:
– Что случилось?
– Ничего, – отвечает, не отворачиваясь от экрана.
– А что ты делаешь?
Он наконец-то смотрит на меня, но каким-то совершенно чужим, холодным взглядом. У меня по хребту пробегает холодок.
– Какая тебе разница? – спрашивает глухо и вряд ли ждет ответа.
Я сажусь, натягивая одеяло под подбородок: мне резко неуютно в неглиже.
– Азамат, – говорю мягко, – ты чего такой злой?
Кажется, мой вопрос только больше его сердит. Он бросает в мою сторону прожигающий взгляд и отворачивается. Господи, да что ж такое? Я вроде ничего не сделала плохого. Никому вчера не нахамила, разве только Алтонгирелу немного, но по сравнению с тем, как я с ним обычно говорю, ничего особенного. С муданжцами себя вела по струночке. Может, он что-то такое обо мне узнал в Сети?.. Что я не была замужем? Или, может, у него из-за меня какие-то проблемы с властями? Но блин, я даже ничего убедительного придумать не могу, в чем так провинилась!
– Слушай, – говорю робко, – ну не сердись, я…
Замолкаю, потому что он резко встает и в два шага оказывается прямо надо мной, резким движением поднимает руку – шарахаюсь к стенке, заслоняясь локтем, и тут он замирает. Я тяжело дышу, как после гонки.
– Ты чего? – говорит он в недоумении.
– Это ты чего? – Я вся дрожу, и голос тоже.
Он смотрит на меня, как на сумасшедшую, протягивает руку и берет с полки над кроватью какой-то диск. Я идиотка…
Прислоняюсь к холодной стене голой спиной, вздыхаю с облегчением. Здорова же я с утра пугаться по самым идиотским поводам. До Азамата, впрочем, тоже начинает доходить.
– Лиза, – говорит он так, как будто не верит, что это он говорит, – ты что… меня испугалась?
– Ну есть немного… – отвечаю смущенно. – Ты с чего-то злой как черт, а я с утра плохо соображаю…
Он внезапно шарахает диском об стол так, что коробочка разбивается на щепки.
– Ты что вообще обо мне думаешь?! По-твоему, если я урод, то со мной и обращаться можно как угодно, и ждать от меня можно чего угодно?! Представляешь, у меня еще сохранились кое-какие остатки достоинства, трудно поверить, да?!
Я снова вжимаюсь в стенку, сметенная силой звука. Какое счастье, что каюты хорошо изолированы, еще не хватало, чтобы весь корабль слышал, как мы ругаемся. Но вот из-за чего он злится? Никак не пойму. Когда я ему на достоинство наступить успела, а? Ночью отлежала, что ли?
– Что я тебе сделала? – спрашиваю. – Я не понимаю, и поэтому мне страшно.
Он поджимает губы и снова отворачивается. Отлично. Имеется в виду, что, если моя ошибка мне не очевидна, значит, я законченная сволочь. Прекрасная тактика, если хочешь выгнать человека из своей жизни, но, к сожалению, мирного исхода не имеет в принципе.
– Азамат, пожалуйста, – говорю со всей убедительностью. – Пожалуйста, не злись. Я уже поняла, что сделала что-то ужасное, но у нас с тобой разные представления об ужасном. Клянусь, что не хотела тебя обидеть!
– А-а, – говорит он медленно и продолжает после долгой паузы: – так ты не нарочно?
Никакого облегчения в его голосе не слышу, и вообще, мне кажется, что он сейчас заплачет. М-да, кажется, сбылось мое вчерашнее предчувствие, что я где-то обязательно налажаю. Теперь вот надо убирать за собой.
Быстро напяливаю халат и выбираюсь из всклокоченной постели. Азамат стоит ко мне спиной, глядя в окно. Я осторожно беру его за руку, он довольно равнодушно косится на меня, потом снова возвращается к созерцанию космопортового пейзажа.
– Ты мне не веришь? – спрашиваю, хотя чего уж тут спрашивать.
– Верю, почему, – пожимает он плечами.
А какого тогда рожна?.. Страдает, что наорал, что ли?
– Так чего ты расстраиваешься?
– Мне жаль, что тебе со мной плохо.
Так. Ну все, хватит. Заберите меня из этой дурной мелодрамы. Сейчас я проснусь, и все станет, как вчера!
Дергаю Азамата за другую руку, и он послушно разворачивается ко мне.
– Слушай, – говорю, – друг дорогой, а ну-ка давай выкладывай в подробностях, чем я тебя обидела.
– Да я уже понял, что ты не нарочно…
– Выкладывай, а то щас нарочно добавлю! Я, знаешь ли, очень не люблю начинать день со ссоры, это не идет на пользу моему настроению. Да и вообще, Азамат, мы с тобой разговариваем через двойной языковой барьер и почти ничего не знаем о том, что другой считает правильным, а что обидным. Тебе не кажется, что нам надо в обязательном порядке подробно обсуждать любое непонимание?
– Это все так, конечно, я только думаю, что все равно ничего путного у нас не в…
Тут он напарывается на мой взгляд и замолкает. Да, взгляд у меня тяжелый, знаю. В детстве мама запрещала кепку носить, а то, говорит, из-под козырька совсем как дуло.
– Ну – говорю.
– Ну… ты могла бы вчера уйти спать к себе.
Вот тут у меня уже и правда самопроизвольно открывается рот.
– Аэ-кхэ, раньше тебя, кажется, не обижало, что я остаюсь на ночь… И вчера ты у меня дрых – и ничего…
– А я так и не понимаю, зачем тебе это надо было. Ты попросила – я остался. Но после секса это уже вовсе ни в какие ворота. – Он снова поджимает губы. – Я уж ждал-ждал, может, ты подвинешься, я бы сам ушел в другую каюту… В итоге заснул.
Наверное, такими большими у меня глаза никогда еще не были и не будут.
– Ты мог бы меня разбудить и выгнать, если тебе было так неприятно.
– Ну что ты, как я мог тебя выгнать… И потом, это ничего не изменило бы, только поругались бы посреди ночи. – Он кривится и смотрит в сторону.
У меня закипают мозги. Нет, это что-то невообразимое, я не вижу тут логики вообще! Тру лицо ладонями. Может, это я все еще туплю с утра?
– Слушай, – говорю, – Азамат, присядь. И объясни мне толком, чем плохо то, что я осталась на ночь? Чем именно тебя это оскорбляет?
– Ну как чем? – Он послушно садится, я плюхаюсь к нему на коленку в надежде, что физический контакт заставит его думать обо мне в приятном ключе. – Тем, что ты заснула, конечно!
– Я каждый вечер засыпаю, – говорю. – Ты можешь мне объяснить, почему именно вчера тебя это обидело?
Он уже явно не знает, какими еще словами сказать, чтобы мне стало понятно.
– Ну… ну прямо после секса… то ли тебе так скучно было, то ли я тебя утомил так, что ты просто где сидела, там и упала! Я понимаю, если бы тебе это было в принципе неприятно, а так получается, что я тебя в тоску вогнал. Думал, ты нарочно меня дразнишь, но если ты действительно просто заснула, то лететь на Муданг нет ни малейшего смысла.
Несколько секунд я сижу неподвижно и перевариваю. Это ж как надо вывихнуть мозги…
– Э-э… – содержательно говорю наконец, – а что, по-твоему, от хорошего секса нельзя устать? Особенно после длинного и трудного дня? Тем более что ты хочешь, чтобы я была сверху? Это, знаешь ли, выматывает.
Он хмурится.
– Ну собственно о том я и говорю. Если я тебя утомляю, то зачем я тебе нужен?
Боже, упаси меня от дикарей с комплексами!
– Видишь ли, Азама-а-ат, – сладко тяну я. – Если я устала, это еще не значит, что мне не понравилось. Вчера все было просто чудесно, и я бы, конечно, не заснула на лету, если бы знала, что ты обидишься. У нас это просто в порядке вещей. У нас даже выражение «спать с кем-то» означает заниматься сексом…
– Да? – восклицает Азамат, широко раскрывая глаза. – А я-то все никак понять не мог…
Я начинаю ржать и обнимаю его за шею, чтобы он не принял на свой счет.
– То есть у вас принято оставаться на ночь? – продолжает осмысливать он.
– Ну да, конечно. Понимаешь, мне и в голову не могло прийти, что это может тебя обидеть.
Он качает головой в полном шоке.
– С ума сойти, как же странно у вас все устроено… Но ведь на одной кровати спать неудобно…
Я уже давлюсь от смеха.
– Тебе разве было неудобно?
– Да мне-то что, я как лег, так и проснулся, не пошевелившись. И ты тоненькая, мало места занимаешь. Но остальные-то как?
– У нас, – говорю между спазмами хохота, – кровати делают большие, на двоих!
– Хм… – Он серьезно задумывается над проблемой. – Это выход, пожалуй. Но все равно ведь нужно с собой одежду приносить на утро… а то и полотенце… Зачем так сложно? Можно ведь просто уйти к себе и не мучиться.
– Ну-у, видишь ли, обычно если муж и жена ладят между собой, то никакого «к себе» и нету. Просто спят вместе, и все.
– То есть как, в одном доме? – еще больше удивляется Азамат.
– Конечно, в одном доме, – удивляюсь и я тоже, – а у вас что, в разных?
– Конечно, в разных! Ну только если совсем уж бедные и не на что второй построить… но хоть в разных комнатах…
– А у нас вместе, – мотаю я головой. – Что делать будем?
– То есть?
– Ну ты предпочитаешь, чтобы я жила где-нибудь подальше?
– Не-эт! Что ты… То есть обычно так и делается, но мне очень нравится с тобой, я не думал, что…
Он окончательно путается в словах, и я его целую, чтобы выглядело, как будто это я не дала ему договорить.
– Не переживай, знаю, что ты не пытаешься от меня отделаться. И я вполне способна ночевать в своей каюте. Хотя конечно, с тобой мне уютнее и спокойнее, но если тебе это неприятно, то так и быть…
– Да нет, я совсем не против. Если это у вас так принято, то пусть так и будет. Мне очень хорошо с тобой, просто у нас без нужды вместе не спят…
– Ну и кто из нас создает себе трудности? – усмехаюсь я.
Вот если Азамат сидит на низкой кровати и коленки у него торчат вверх, а я сижу на его коленке, то ему совсем немного надо до меня нагибаться. Чем мы и пользуемся некоторое время, пока жажда к знаниям у меня не побеждает прочие желания.
– Слушай, а вот эти женщины, которые были вчера на встрече, – они красивые?
– Ну Эрдеген когда-то была, хотя я этого уже не помню, а две другие – да, конечно, – пожимает плечами Азамат. – Особенно Эсарнай, конечно.
Ну, хоть тут мы примерно совпадаем в оценке.
– То есть у вас приветствуется, чтобы женщина была потолще? – продолжаю выяснять я.
– Естественно, красивая, дородная женщина – это просто мечта.
– Хм. А как тогда у вас получается, что я красивая?
Азамат пару раз моргает, осмысливая мой вопрос.
– Ну Лиза, ну ты сравнила! То ведь муданжские женщины, самые обычные. У муданжской женщины если тела много, значит, здоровая, детей здоровых родит, да и уговорить проще. Стройные, конечно, красивее, так они и дрожат над своей красотой, лет до тридцати не рожают, а там уже и дети получаются хиленькие. Но кто же тебя так будет оценивать! Ты же вылитая Укун-Тингир с картинок из древних легенд!
– Вылитая… кто?
– Сейчас покажу, если пустишь, – усмехается Азамат.
Я сползаю на кровать, и он достает с полки одну из пластиковых книг, раскрывает на середине. Книга оказывается репродукцией какого-то древнего-предревнего манускрипта, просто сфотографированные листы бумаги – или даже пергамента? – сшиты в книжку. Разобрать слова невозможно, буквы на себя не похожи, да еще и затерлось все. Зато каждая страница в красивой узорчатой рамочке, а первая буква превращена в картинку на пол-листа. На картинке девица с абсолютно белыми волосами, похожими на каракуль, тычет мечом в брюхо некой твари вроде перекормленного тритона. Девица действительно довольно тощая.
– А, – говорю, – это который солнце проглотил?
– Да-да, ты же вчера слышала эту легенду.
– Угу, но думаешь, я имя запомнила, что ли? И ты считаешь, что я на нее похожа? – присматриваюсь повнимательнее и обнаруживаю, что у Укун-Тингир в качестве пояса завязана змея, а на шее ожерелье из черепов. Миленько.
– Ну это ведь только одно изображение, вот тут, смотри, другое… – Он садится рядом со мной и перелистывает несколько страниц. Там моя ипостась восседает в очень неудобной позе на такой же скрюченной клыкастой лошади, размахивая жезлом с черепом на конце, а вокруг пляшут сине-зеленые черти. – Когда много изображений увидишь, понимаешь, что есть некоторые неизменные черты, хотя каждый рисует на свой лад. Да и в самих легендах, вот тут, например, сказано: «богиня, белая и тонкая, как плачущее дерево». Ну то есть береза. И вот, дальше: «волосы скручены, как у ягненка».
– С ума сойти, – говорю. А что тут скажешь? У меня как-то нет опыта внезапно оказываться богиней с каракулем на голове. – И как ты это читаешь? Половина букв затерлась ведь.
– Да я по большей части помню, что там написано. Пару букв видно – и ладно, достаточная подсказка. Я ведь учил книжное дело.
– Да? А я думала, ты по технической части…
– А я и то, и другое, – с легкой гордостью говорит Азамат. – Мы жили в столице, когда учился, так что мне не нужно было ни уезжать домой, ни на домашние дела время тратить, ну и было как-то неудобно, что все мои друзья заняты целый день, а я слоняюсь без дела. Вот и пошел в два учения одновременно.
– Ты мой умница! – привстаю, чтобы чмокнуть его в нос. Пусть хвастается, что получил два образования, да еще и не из корыстных соображений. Все лучше, чем эти его утренние закидоны.
Кто-то стучит в дверь, и Азамат немедленно ее открывает, даже не посмотрев, кто это. Я бы предпочла подождать хоть пару секунд, чтобы себя оглядеть, вдруг халат не застегнут, мало ли… Тем более что за дверью Алтошенька. Ну и утро у меня выдалось.
Алтонгирел открывает рот, замечает меня и издает какое-то кваканье.
– Мы вас уже обыскались. Обоих! – укоризненно говорит он наконец.
– А в каюте посмотреть только сейчас догадались? – ухмыляюсь я.
– А ты вообще молчи, – отвечает мне духовник. – У тебя кровать с вечера нетронутая стоит, мы уж думали, ты сбежала.
Я еще только набираю воздуху, чтобы ему ответить, но Азамат опережает:
– Полегче, друг. Смотрю, тебе понравилось ходить румяным, – говорит он многозначительно, потом смягчается: – Я элементарно проспал, а потом мы тут увлеклись… разговором. Мог бы просто мне позвонить.
– Звонил, естественно, у тебя что-то не так с телефоном.
Азамат извлекает из кармана куртки телефон, почти как у меня, только побольше раза в два.
– Ах ну да! – восклицает. – Сегодня же Новый год! Я просто забыл вчера его поставить заряжаться, а как раз год с прошлой зарядки прошел.
Алтонгирел укоризненно качает головой:
– Что-то мне это не нравится, друг. На часы не смотришь, дату забываешь…
И косится на меня так, вроде как я виновата.
– Счастливые часов не наблюдают, – фыркаю.
Алтонгирел открывает рот, чтобы ответить, но тут его взгляд падает на открытую у меня на коленях книжку с изображением, э-э, Укун-Тингир.
– Азамат… – выдыхает он в суеверном ужасе и продолжает по-муданжски, – ты вообще чем думаешь?!
Азамат только недоуменно поднимает брови.
– Ты что, сдурел?! Зачем ты ей дал книжку? – продолжает его честить духовник.
– Картинки показывал.
– Картинки! – восклицает Алтонгирел, хлопая себя по бедру. – Ты бы ей еще легенды рассказывать принялся!
Я сижу, изображая лицом разновидность зимней обуви. Это что, чисто мужское знание? Или за пределы нации – ни-ни? Еще в шпионаже обвинит, знаю я его…
– А что, собственно, тебя не устраивает? – Азамат, кажется, не меньше озадачен, чем я.
Алтонгирел в прямом смысле хватается за голову, да так, что вот-вот шею себе свернет.
– Ну кто, кто разговаривает с женщинами о книгах?! Она же затоскует мгновенно и пошлет тебя к Ирликхоновой матери!
Я изо всех сил напрягаю уголки рта, чтобы не ползли вверх, заразы, еле дышу уже, так хочется смеяться. Ну ничего, сейчас я тебе покажу, Алтончик!
Делаю вид, что зеваю, прикрывая рот рукой, чтобы не видно было, как меня «улыбает» против воли.
– Азамат, а дай мне еще книжку с картинками? Это, по крайней мере, интереснее, чем слушать ваш непонятный язык.
У Алтонгирела сегодня явно рыбный день, вон как жабрами хлопает. Азамат покатывается со смеху.
– Спасибо, что пытаешься помочь, – говорит он духовнику, – но мне кажется, я несколько лучше тебя знаю, как обращаться с женщинами.
Алтонгирел оскорбленно фыркает и складывает руки на груди, дескать, умывает их ото всякой ответственности.
– Мы сегодня отчаливать собираемся?
– Да, но ближе к ночи. Сейчас будет большая пробка у захода в туннель.
Алтонгирел задумчиво кивает.
– Ладно, пойду оповещу остальных, что вы нашлись.
– Ты что, серьезно всех переполошил?
Духовник только криво ухмыляется в ответ и уходит, захлопнув дверь.
– Все хорошо? – спрашиваю.
– Да-а, – отмахивается Азамат. – Алтонгирел любит преувеличивать.
Говорит он это с каким-то отеческим умилением, как моя мама про своего кота.
– А чего он вообще такого ответственного из себя строит? – спрашиваю. – Он же уволился.
– Да нет, я не успел его рассчитать, а потом стало незачем. Так что до Муданга он по-прежнему в должности.
Я морщусь.
– Замечательно. То есть он и дальше будет с полным правом донимать нас ценными советами.
Азамат посмеивается:
– Я тебя уверяю, его советы – еще не самое худшее. Он просто пока что единственный, кто не боится советовать тебе. Потому что я уже наслушался от всего экипажа…
– А им, конечно, всем есть дело до твоей личной жизни!
Азамат только качает головой. М-да, а ведь если они ко мне привыкнут, то и мне перепадет наверняка. Правда, не знаю уж, что может быть хуже Алтонгирела.
– Но я рад, что он остался, – вдруг говорит Азамат. – Мне было очень тяжело с ним прощаться. Понимаешь, он ведь единственный, кто от меня не отвернулся.
– Понимаю, – киваю в ответ. – Хотя это просто значит, что остальные были законченными сволочами и идиотами.
Азамат мечтательно улыбается.
– Лиза, ты очень добрая.
Даже не понимаю в свете моей последней реплики – он это иронично или как? Мне становится немного неловко, и я цепляюсь за первое, что вижу:
– А почему ты часы так неудобно ставишь?
– А я, бывает, вечером заснуть не могу долго, а у часов экран в темноте светится, и я лежу, смотрю, как минуты идут, и так противно… всякие глупости думать начинаю. Так что предпочитаю их не видеть.
– О, это, кстати, знакомо, – удивляюсь я. – Только у меня обычно так бывает, когда утром рано вставать и какое-то ответственное дело. И я страшно боюсь не выспаться, и вот лежу, смотрю, сколько мне спать осталось, и нервничаю.
– Надо же, – усмехается Азамат, – до сих пор ни разу не встречал человека с той же проблемой.
Его благодушное настроение несколько убывает, когда я заставляю его снова раздеться и обмазаться, но он относительно быстро восстанавливает душевное равновесие. Глядишь, еще привыкнет. Потом мы едем завтракать куда-нибудь в ресторан. Кажется, он приволакивает меня во что-то невероятно дорогое, но я терплю. Если уж считает, что таким образом выражает свои чувства, то грех ему мешать… тем более что и еда, и сервис меня вполне устраивают. Господи, сказать кому – решат, что зажралась тетка вконец.
– Тебе больше ничего не нужно купить? – спрашивает Азамат, разобравшись с первым блюдом. Муданжцы вообще обильно завтракают.
– Да нет вроде…
– Уверена? А то теперь пять дней до Брошки, да и там уже почти ничего нет такого, чего нет на Муданге.
– А чего нет на Муданге?
– Ну пилюль твоих точно нету. С нижним бельем туговато… и вообще, всякие искусственные материалы редко завозят.
– Ну пилюль и одежды мне теперь на пару жизней хватит твоими стараниями, – смеюсь. – Разве что швейную машинку купить, а то я все Эцагановой пользуюсь.
Азамат смотрит на меня неуверенно.
– Ну если хочешь… Слушай, – он сглатывает, – а ты прямо так уверена, что мы туда надолго?
– Я намерена приложить некоторые усилия к тому, чтобы мы там остались надолго.
– Какие, например?
– Ну для начала я бы вытрясла из Алтонгирела в подробностях, как надо вести себя со Старейшинами и что говорить, чтобы произвести наилучшее впечатление. Потом, наверняка их можно как-нибудь расположить к себе…
Азамат начинает мотать головой еще до того, как я договорила.
– Нет, Лиза, ничего не получится. Они же не по собственным симпатиям судят. У них есть предсказания, по которым они могут понять, получится у нас семья или нет. И тут ничего не сделаешь.
– Предсказания еще можно по-разному истолковать, – пожимаю плечами. – Откуда им, например, знать, что для меня хорошо или плохо?
– Старейшинам достаточно знать, что хорошо или плохо для Муданга, – печально усмехается Азамат.
– И что, Алтонгирел не замолвит за меня словечко после того, как я вылечила Эцагана?
– Ну рискну предположить, что они согласятся тебя оставить потому, что ты хороший целитель. Но не факт, что решат оставить меня.
– Но я без тебя не останусь.
– Ты можешь выйти замуж за кого-нибудь другого.
– Азамат, радиостанция на бронепоезде! Я. Без. Тебя. Не. Останусь.
Он улыбается счастливой улыбкой идиота.
– А со мной бы осталась?
– Мне казалось, в этом смысл всего полета, нет?
– Ну а надолго?
– Э-э… – Я как-то об этом не думала с точки зрения срока. – Зависит от того, насколько смогу там комфортно существовать. Я имею в виду, как ко мне будут относиться. Если как к обезьяне в цирке, то, наверное, долго не выдержу. Но буду стараться. – Азамат несколько мрачнеет, видимо, считает, что именно так все и будет. – В крайнем случае заберу тебя на Землю.
Он качает головой так, как будто я ему свои детские сны рассказываю. Ну ладно, погоди, увидишь еще, что Земля реально существует.
* * *
Мы все-таки идем за машинкой и берем стационарную большую модель, которая умеет делать несколько сотен разных швов, различает нитки по толщине, пришивает пуговицы и штопает. А потом я еще до кучи прихватываю кухонный комбайн – просто потому, что Азамат ну очень хочет, чтобы я еще что-нибудь купила.
– Вообще, – говорит он, поглядывая на часы, – сегодня будет еще одна вечеринка, вот там, где мы вчера завтракали, помнишь?
Помнить-то я помню, но третье застолье за три дня – это многовато.
– А ты очень хочешь туда пойти? – спрашиваю.
– Не то чтобы очень, но я не хочу сидеть на корабле во время стоянки, а дела уже все переделаны.
– Ну пойдем погуляем.
– В смысле?
– Просто… по городу. Или, может, тут парк какой-нибудь есть.
– Ну есть тут неподалеку парк, а что ты там делать собралась?
– Не знаю, – пожимаю плечами, – гулять.
Азамат так и остается в озадаченности, но мы отзваниваем Тирбишу на корабль, чтобы принял наши покупки, и едем в парк.
Это оказывается даже лесопарк – он большой и довольно дикий, только дорожки проложены аккуратненько. Парк тянется вдоль побережья, так что среди деревьев можно видеть замечательный морской пейзаж. Я когда-то в раннем детстве была на Гарнете. Ну или даже не в очень раннем… лет в десять или одиннадцать. Мы ездили от школы отдыхать. Я, правда, мало что помню из этого отдыха: море и море, на Земле моря такие же, и мороженое такое же, и аквапарк. Наверное, путевка была со скидкой, потому мама меня и запихнула.
Зато я хорошо помню, как мы возвращались, потому что на нас напали, как теперь понимаю, все те же джингоши. Согнали к нам на корабль еще каких-то взрослых, которых тоже где-то захватили. Лопотали чего-то по-своему, ничего не понятно, воспитателей заперли отдельно, все ревут… Я тихо забилась в угол за дверью, и меня какой-то дядя загородил широкой спиной, так что меня даже не посчитали. Потом всех увели, а мы с дядей остались. Он, кажется, пытался договориться с террористами на их языке, но я же ничего не понимала. Потом мне удалось незаметно просочиться в вентиляцию, потому что я читала много приключенческих романов про космос, и там все всегда ползали по вентиляции. Правда, последнее время инженеры стали умнее и делают трубы узкими, чтобы человек не пролез. Но какой я была человек – в одиннадцать-то лет, тем более что я в принципе мелкая. Вот и пролезла. Вылезла на капитанском мостике, там никого, потому что корабль на прицепе. Ну чего, дети всегда быстро в интерфейсе разбираются, а на пассажирских кораблях управление – как в компьютерной игре, все ясно подписано и с картинками. Так я за пульт уселась, подогнала кресло по высоте и рванула в сторону Земли, приговаривая «бввввввв!» – тут ума-то много не надо, скорее уж пустоты в голове. Не знаю, наверное, джингоши должны были принять какие-то меры, чтобы захваченным кораблем нельзя было управлять изнутри, но, видно, что-то у них пошло не так, и мы благополучно улетели. Тот дядя, который меня заслонял, кажется, подрался с оставшимися на корабле двумя или тремя джингошами, но они же мелкие, а дядя был о-го-го, настоящий положительный герой из фантастического фильма. Ну он их и уложил штабелями. Потом, когда нас перехватили земные охранные службы, дядя долго говорил мне что-то хорошее, только я не поняла на его языке. Он еще какие-то игрушки подарил. И дома грамоту вручили. Там, где вручали грамоту, был очень вкусный зеленый чай.
Потом, правда, от этой истории произошла некоторая польза. Меня, конечно, засекретили – разве Земной союз признается, что у них с безопасностью такая лажа? А чтобы у меня и родных не было соблазна трепаться о своих подвигах, ЗС взял нас под свою опеку. Мы с братом на халяву получили очень недешевое образование, а брата еще и трудоустроили потом в тот же самый Земной союз. Маме же с тех пор регулярно заказывают дизайн парков и палисадников у правительственных зданий. Меня тоже хотели воткнуть личным врачом какой-нибудь шишки, но тут я как раз встретила Кирилла, и мне стало ужасно мешать то, что я должна от него скрывать свои проблемы на работе, ведь болячки старперов из ЗС – государственная тайна. Так что решила, что пропади он пропадом, этот блат, я и сама могу всего достичь и добиться, да и вообще. Вот, добилась. Просидела четыре года на нищенской зарплате, потом Кирилла убили где-то в космосе, опознавать даже нечего было. А потом я из принципа все-таки пролезла без протекции врачом на корабль, чтобы осуществить давнюю мечту. Не могу сказать, что мне и правда все еще так хочется летать, особенно в свете последних событий. Зато добилась того, что в ЗС меня так основательно забыли, что на родную планету пускать не хотят. Вот и все амбиции.
Я уже совсем собиралась поведать смиренно топающему рядом Азамату эту героическую историю со мной в главной роли, но тут замечаю какое-то движение в кустах справа от дорожки чуть поодаль. Присматриваюсь.
– Там кто-то сидит, – говорю шепотом.
– Да, заяц.
– А как ты его разглядел?
– А он дорогу переходил, когда мы еще из-за угла выворачивали.
– Ты его еще тогда заметил?
– Ну да.
– А чего ж не сказал?
– А зачем он тебе?
– Интересно… Я никогда живого зайца не видела.
– Да? – Азамат удивленно поднимает брови. – А говорят, на Земле много зверинцев.
– Ну в зоопарке видела, конечно, но это же совсем другое дело!
Азамат склоняет голову набок.
– Хочешь, поймаю, рассмотришь поближе?
– То есть как «поймаю»?
– Ну так, живым.
– А ему не будет больно?
Азамат начинает смеяться.
– Нет, не будет.
– Обещаешь?
Он кивает несколько раз, продолжая скалиться.
– Ну лови, – развожу руками.
Заяц, конечно, уже куда-то ушел из-под того куста.
– Ты пройдись дальше по дорожке не спеша, а я сейчас.
Делаю пару шагов вперед, потом оборачиваюсь – Азамата нет. То есть дело не в том, что его нет на дорожке, его просто нет! Вокруг ни веточка, ни травинка не шевелится.
Заинтригованная, я честно продолжаю идти вперед, и еще шагов через десять передо мной из воздуха, не иначе, сгущается дорогой супруг с зайцем наперевес. Ох и огромная скотина! Азамат держит его за уши, и зверю, по-моему, это очень не нравится.
– Ой, – говорю, – ну поставь его, не мучай!
– Если поставлю, ускачет, – резонно замечает Азамат.
– Ну ты придерживай.
Он сажает добычу на дорожку, не отпуская ушей. Однако заяц действительно очень большой. Рябой такой, глаза темные, туповатые, морда прямоугольная. Жуть.
– А почему ты решила, что это он? – спрашивает Азамат.
– Нипочему, сказалось так, – хихикаю. – А ты думаешь, она?
– Я вполне уверен, что она.
– Ты ей уже и под хвост заглянул?
– Нет, так… похоже больше на самку по поведению. Это трудно объяснить, но, если много зайцев видел, начинаешь различать.
Я наконец рискую пощупать пойманного зверя. Шерсть у него довольно жесткая, он немного дрожит.
– Класс, – говорю. – Ладно, выпускай, он же перепугался, бедный.
Азамат усмехается и отпускает руку. Заяц еще с полминуты сидит неподвижно, потом осторожно подается вперед, а потом как рванет – только хвостик и мелькнул.
Я достаю из сумки гигиенические салфетки.
– На, – говорю, – вытри руки, мало ли что на нем живет.
Азамат берет у меня салфетку и, следуя моему примеру, тщательно вытирает ладони.
– Знаешь, – говорит задумчиво, – обо мне, кажется, никогда и никто так не заботился, как ты.
– Ну, – отмахиваюсь, – мать, наверное, заботилась.
– Может быть, – размышляет он, – но только если совсем в младенчестве. Года в три меня отец у нее забрал, и потом я ее редко видел.
– А… зачем забрал?
– Ну как, все, говорить научился – должен жить с отцом.
– О!
– У вас не так?
– У нас родители обычно вместе живут, если не поссорились.
– Ах да! Никак не могу к этому привыкнуть.
Мы оба смеемся, потом Азамат внезапно серьезнеет.
– А можно спросить… что случилось с твоим отцом?
– Ничего, – усмехаюсь. – Его никогда не было.
– О… И часто на Земле так бывает?
– Ну… может, не часто, но бывает.
* * *
Мы бродим по лесу еще долго. Я подбиваю Азамата рассказывать мне про птиц, которых мы слышим, а он и видит – мне удалось разглядеть примерно каждую пятую из тех, что он показывал. Он, правда, не знает, как всех их назвать на всеобщем, но и мне не все названия что-то говорят, так что, помучившись со словарем в мобильнике, решаем просто называть всех на муданжском, надо же мне учить слова, если я туда собираюсь. Потом еще много веселья вызывает мое муданжское произношение, которое Азамат все старается поправить, а я в упор не слышу разницы. Впрочем, он довольно быстро соображает, как мне объяснить эту разницу, ну или хотя бы позволяет почувствовать, что прогресс налицо.
Мы довольно далеко уходим от моря, и нам уже давно никто не встречается, кроме зверья. Кстати, попадается еще пара зайцев, а Азамат вроде как и лису видел, но мне до его зоркости далеко. Мы набредаем на тихое лесное озеро, где в ряске пасутся несколько выводков утят, и устраиваем привал на стволе дерева, низко нависающего над водой. Это какой-то дубо-буко-платан из тех, которые моя мама сажает при ведомственных учреждениях, потому что он дает много тени – в очереди стоять легче, да и ветки у него разлапистые, можно присесть. У нашего дерева ветки такие толстенные и плоские у основания, что я рискую предложить заняться любовью, уж очень романтичное местечко. Азамат сначала даже не верит, что я серьезно, а потом смотрит на меня таким помутившимся взором, что удивительно, как в воду не рухнул. У него даже на обожженной щеке румянец проступает – впрочем, может, крем действовать начал.
Потом мы, такие веселые, что почти пьяные, доходим до другого края лесопарка и обнаруживаем там небольшую, приятно пахнущую таверну, где заказываем обед, поскольку проголодались уже на совесть. Там оказывается полностью земное меню, и Азамат долго и мучительно не может ничего выбрать, потому что понятия не имеет, что это все такое, а я не знаю, насколько тут съедобна земная еда. В итоге мы оба берем котлеты по-киевски – и получаем море гастрономического удовольствия, тут это блюдо почти так же прекрасно, как в исполнении моей двоюродной бабушки. Я хвастаюсь Азамату, что умею это готовить, и понимаю, что меня еще поймают на слове.
Возвращаемся на такси: уже начинает темнеть. Мы здорово так погуляли, да и за столом крепко посидели. Дома, то есть на корабле, уже все в сборе и как раз думают, не позвонить ли нам. Тирбиш даже сварганил ужин, от которого мы вынуждены отказаться, потому что объелись на совесть. За стол, впрочем, садимся со всеми за компанию. Эцаган пользуется тем, что я заняла его место, и подсаживается к Алтонгирелу. Я потягиваю чаек в блаженно-сонном состоянии, вполуха слушаю, как Алтонгирел шепотом допрашивает Азамата:
– И где вы были?
– Гуляли.
– То есть как – гуляли?
– Пешком. По лесу.
– Ты что, в лес ее поволок? Ты сдурел?!
– Это она меня поволокла, и ей понравилось.
– Да ты ее больше слушай! Небось опять только вид делала, что понравилось, а ты и поверил! Хоть бы в казино сводил девушку, а то – в лес!
Я в последний момент стискиваю зубы, чтобы не прокомментировать. Чур меня, чур, еще только азартных игр не хватало!
– И где вы ужинали? – продолжает Алтонгирел свой допрос.
Азамат покорно отвечает, но он такой же блаженно-осоловевший, как я, и ему, видимо, вообще все равно, что вокруг происходит.
– А там за лесом таверна.
– Эта мерзкая забегаловка?! Я там пять лет назад отравился!
– Там хозяин сменился с тех пор, – вставляет Эцаган, который тоже с ухмылкой слушает этот разговор.
– Там теперь земная кухня, – говорит Азамат, – потрясающе вкусно. Вот куда Тирбишу надо было бы сходить.
Духовник закатывает глаза.
– Боги, Азамат! Ты через неделю предстанешь перед Старейшинами, тебе надо думать о том, чтобы женщину покрепче к себе привязать, а ты о Тирбише! Надо было идти в какой-нибудь развлекательный центр, чтобы тут же тебе и номера, может, удалось бы ее уложить, а ты придумал тоже – в лес! Что она тебе, на дереве даст, что ли?!
У Азамата становится очень интересное лицо – ироничное и мечтательное одновременно. Я прячусь в чашке, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не фыркнуть.
– Знаешь, Алтонгирел, – произносит Азамат, неожиданно кладя ладонь духовнику на плечо, – тебе стоит отвлечься от моих проблем. Постарайся просто быть повежливее с Лизой.
На этом Азамат встает и объявляет отбытие, отчего все резко выскакивают из-за стола и разбегаются в разные стороны, кроме меня, Гонда, Эцагана и Алтонгирела, который так и сидит, широко раскрытыми глазами таращась на свое плечо, как будто там выросло щупальце.
* * *
Гарнет уже полностью влезает в иллюминатор, когда я в клубах пара выпадаю из душа, так и не разрешив мучащую меня дилемму: идти сейчас к Азамату или нет? С одной стороны, вроде бы он сказал, что мое общество ему приятно, в том числе и ночью, хотя вдруг я не так поняла. С другой, он уже сегодня днем опять забыл, что у нас принято жить вместе, значит, ему это все еще очень странно. С третьей, он вполне может считать программу на сегодня оконченной. С четвертой, вдруг он вообще занят и не в каюте?
Мои метания прерывает сам Азамат, постучавшись в дверь.
– О, – говорю, – ты прямо мысли мои читаешь. Я как раз к тебе собиралась.
– Ну что ты, Лиза, – хмурится он, – конечно, я не читаю твоих мыслей, это мерзкое темное дело, и я бы никогда…
– Хорошо-хорошо! – перебиваю. – Это просто выражение такое, я только имела в виду, что ты прямо угадал момент!
– А, вот как. – Он расслабляется. – Ну замечательно. Я как раз хотел сказать, что не стоит тебе в халате ходить по коридорам.
– Да я вроде специально приличный халат купила…
– Ну все равно нехорошо, – кривится он. – Это вообще-то я к тебе ходить должен…
– Я бы предпочла, чтобы мы оба были подвижными субъектами, – хмыкаю в ответ. – Так что мне, каждый раз в уличное одеваться, что ли?
– Я, собственно, хотел кое-что предложить… – произносит он задумчиво. – Правда мне немного неудобно, как бы ты не подумала, что я это заранее так спланировал…
Моргаю.
– Что спланировал?
– Да ничего не планировал, в том-то и дело. Так случайно вышло, только теперь выглядит, как будто нарочно.
– Ну если ты говоришь, что случайно, то я тебе поверю, – пожимаю плечами. Еще б понять, о чем речь…
Азамат облегченно выдыхает.
– Тогда смотри.
Он подходит к столу, берется за ручку верхнего ящика, потом поворачивается ко мне:
– Можно открыть?
Там у меня вязанье, насколько я помню. Киваю.
Он открывает ящик, просовывает руку вглубь и что-то там делает. Я слышу тихий гул, оборачиваюсь на звук и вижу, как стена с иллюминатором быстро ползет вверх. Я только и успеваю открыть рот, когда вся стена втягивается в потолок, а за ней открывается… каюта Азамата.
Несколько секунд хлопаю жабрами, забыв, что у меня есть легкие. Наконец подбираю оброненный дар речи.
– А как же иллюминатор?
– А, это просто экран, у тебя же каюта в середине корабля, откуда тут настоящий иллюминатор…
– И… ты хочешь сказать, что случайно дал мне каюту, смежную с твоей?
– Я так и знал, что ты не поверишь, – вздыхает он. – Вас всех разместили в одинаковые каюты, подряд от входа. Тебе досталась последняя. Просто так число совпало.
– А то, что тут стенка поднимается, – тоже совпадение? – продолжаю таращиться.
– Все стенки поднимаются, – усмехается он. – Правда, в обитаемых каютах я всегда запираю их изнутри, вот тут, в ящике, кнопка. Но если отпереть, то поднимаются вообще все переборки. Собственно, холл – это шесть кают с поднятыми стенками между собой и коридором.
– Чума-а-а-а-а, – протягиваю я, осознавая масштаб дизайнерской мысли. – Кру-у-уто, слушай, это же должно быть очень удобно!
– А это и есть удобно. Только – тссс! – он смешно прикладывает к губам палец – не прямой, а согнутый петелькой. – Кроме Алтонгирела и Ирнчина, никто в команде об этом не знает.
– Почему?
– Ну я просто новичкам без нужды не говорю, а вышло так, что уже много лет не было нужды. Молодняк – играться начнут, поотпирают чужие каюты… А то еще украдут мою идею. Так что это вроде как секрет.
Я только качаю головой.
– Если захочешь поднять стенку между своей каютой и кабинетом, сними с полок все нужное, потому что сами полки спрячутся в стенку, – продолжает наставлять Азамат. – Ничего не пострадает, но из потолка ты никак не достанешь, если что-то понадобится.
– Хорошо, что там стеллаж у другой стены стоит… – говорю и вижу хитрую улыбку Азамата. – Ну да, ты же и ставил, ясно. Значит, по утрам стенку будем закрывать, чтобы если кто заглянет, не заметил, так?
Азамат кивает. Я осматриваю получившееся в итоге двойное помещение. Забавно, такая четкая линия отделяет мой бардак от порядка Азамата. А кровати у нас в итоге бок о бок стоят.
– Ну что, – говорю, – сдвинем кровати и освоим новые пространства?
Азамат очень доволен собой.
