Глава 17
Мы снова дрыхнем до десяти, что для меня, впрочем, вполне нормально, а вот Азамат сильно удивлен. Даже пытается извиняться, видно, все еще подсознательно уверен, что спать после секса – непростительное оскорбление, особенно много спать.
Я его успокаиваю, после чего мы снова разделяем каюты и идем завтракать. От завтрака, конечно, остались рожки да ножки, хотя Тирбиш и пытался нам что-нибудь зажать.
– Ну вы бы еще завтра пришли, – разводит он руками, выставляя на стол остатки сыра.
Этот сыр свежий и пахнет заправскими носками, и что-то меня совсем не тянет его есть. Тут Тирбиш светлеет лицом:
– А я же вам йогурты купил!
Тут и я светлею всем, чем могу.
– Молодец! – говорю. – Умница ты мой прозорливый!
Последнего слова он, кажется, не понимает, зато подводит меня к холодильнику, до отказа набитому разными кисломолочными продуктами. Тут и йогурты, и кефирчики, и творожки, и даже сметана. Ну ладно, ряженки нет, но так ее почти нигде нет. Я нагребаю себе завтрак атлета и делюсь с Азаматом несладким кефиром. Ему вроде бы нравится.
Едва мы успеваем доесть, является Алтонгирел, и вид у него заговорщицкий.
– Азамат, – говорит он, – зайди ко мне, кое-что обсудить надо.
Азамат без вопросов встает и уходит вслед за духовником. Уж не раскусил ли он меня… Я вопросительно смотрю на Тирбиша, тот пожимает плечами.
– Наверное, что-то насчет вашей свадьбы, – говорит.
– А при мне что, уже нельзя?
– Может, Алтонгирел капитану амулет какой хочет дать…
Эта мысль мне нравится. Конечно, с Алтонгиреловой манерой все толковать строго противоположным образом лучше бы он вообще не вмешивался, но… кто знает, каким образом склонны понимать Старейшины. Ой, ладно, что-то у меня эти переживания уже в печенках. Пойду, что ли, в кабинете посижу с вязаньем. Называется, хотела к Новому году закончить.
Первым делом, конечно, лезу в бук, а там письма от дорогих родственников. Матушка получила лилии и бегает теперь по потолку, потому что раньше мая сажать не имеет смысла. А еще она уже вяжет-вяжет-вяжет, а что, если сделать рукава три четверти?
Я отвечаю, что ни в коем случае никаких четвертей и чтобы горло было закрытое. Мода такая, вру. А то с матушки станется лично заявиться только для того, чтобы обидчикам зятя по шее надавать.
Письмо от братца примерно сводится к «третий день пьем ваше здоровье», слегка приукрашено описаниями того, как все выпадают в осадок от новостей. Правда, в конце он все-таки вспомнил спросить, все ли у нас хорошо.
Я ему отвечаю, что все шоколадно, особенно если муданжские Старейшины одобрят наш брак, а критериев никто не знает. Пусть ломает голову, что все это должно значить.
Когда я наконец-то всем все отправляю и собираюсь перейти к вязанию, раздается робкий стук в дверь. Немедленно открываю, ожидая, что это Азамат, – ан нет, это вовсе даже парень с красными волосами.
– Э-э, здравствуйте, – говорит он неуверенно.
– Привет, – отвечаю с широкой улыбкой. – Заходи, не стой на пороге. Чем могу быть полезна?
– Меня зовут Бойонбот, – говорит он, как будто это и есть его проблема. Но заходит и дверь закрывает.
– Очень приятно, – киваю. – Элизабет.
Кажется, я угадала: называние имени заставляет его немного расслабиться.
– Я… э-э… спросить хотел. Вы ведь ну типа целитель, да?
– Да-да, – говорю. – Именно так, я целитель.
– А, так вот, я хотел спросить, – повторяет он. – Просто интересно. У вас ведь на Земле придумали, наверное, что-нибудь для глаз?
– В смысле, чтобы улучшать зрение? – уточняю.
– Ну вроде того, да.
– Много чего придумали, – говорю. – Очки для начала.
– А… кроме очков? – несколько упавшим голосом спрашивает он.
– А какого рода проблемы со зрением? – интересуюсь.
– Никаких проблем! – быстро выпаливает он. – Это я так, чисто из любопытства!
У меня начинает зарождаться нехорошее подозрение.
– У вас что, плохо относятся к людям с плохим зрением? – спрашиваю его.
– Ну как… не то чтобы плохо, но работать таким людям трудно… и их редко берут.
– И ты думаешь, Азамат тебя уволит, если выяснится, что ты плохо видишь? – заключаю я.
Он пару секунд ловит ртом воздух, потом беспомощно кивает.
– Вы ему скажете?
– Не имею права, – пожимаю плечами. – Я по закону не могу обсуждать здоровье пациента ни с кем, кроме других врачей. Целителей в смысле.
Как стремительно человек может воспрянуть духом!
– Ну а теперь, когда мы выяснили, кто пациент, – говорю, берясь за ретиноскоп, – давай узнаем, что именно у тебя с глазами.
Обнаруживается, что у него легкая близорукость – а еще проблемы с дыханием, если я слишком близко стою. Чудесно, ага. Выдаю ему прирастающие линзы: разок надел, полгода не помнишь о проблемах со зрением. Потом они растворяются.
– Тебе, – говорю, садясь за бук, – надо бы операцию сделать. На Гарнете это можно. Как-нибудь возьмешь отпуск, направление я тебе напишу. А теперь рассказывай давай, сколько тебе лет, чем болел…
Бойонбот еще несколько минут мечется между счастьем, что он теперь все видит, и подозрениями, зачем это мне понадобилось про него столько знать. Приходится писать историю болезни на родном языке, чтобы никто в команде точно не прочел. Ну варвары! За это беру у него анализ крови – группу узнать, да и вообще из интереса. Результаты радуют – он ничем не болен, но самое главное, ни у него, ни у Азамата нету антител на неизвестные мне инфекции. То есть надо надеяться, неизвестных мне инфекций на Муданге тоже нет…
* * *
Наконец отпускаю осчастливленного и проанализированного Бойонбота и снова тянусь за вязаньем. Не тут-то было. Следующим номером ко мне является прыщавый заместитель Тирбиша. Что ж, это хорошо, я и сама собиралась с ним пообщаться с применением пары лосьонов и гормональных регуляторов.
– Вы я лечить, – говорит он как-то угрожающе, – я вы платить.
– Неа, – говорю. – Я ты лечить, Азамат я платить.
Он ненадолго задумывается.
– А Азамат вы лечить?
– Да, – киваю.
– Уже? – переспрашивает подозрительно.
– Азамат, – говорю, – сильно болеть. Долго лечить.
– А, – понимающе кивает он. Потом настораживается. – А я сильно болеть?
– Лицо? – уточняю.
Он энергично кивает.
– Не сильно, – говорю.
Достаю универсальный лосьончик, подруга-дерматолог, помнится, рекомендовала. Да и Сашке в свое время помогло. Подвожу клиента к зеркалу в ванной, беру прилагающуюся к флакону губочку. Выдавливаю, принимаюсь мазать. Парень, конечно, шарахается. Все-таки у них лицо – запретная территория. Отдаю ему губку, показываю движения, как мазать. Он справляется вполне успешно.
– Утром и вечером, – говорю. – А теперь мне нужна кровь.
Черт, я даже не подумала, как это жутко звучит. Парень сильно напрягается.
– Я смотреть на кровь, – начинаю объяснять доступными средствами, – и знать, как быстро лечить.
Пациент мотает головой и отступает на шаг. Ну здравствуйте! Как я гормональный анализ сделаю, а?
– Небольно, – говорю. – Плохо не будет.
Пациент пятится к двери, пряча за спиной флакон с лосьоном. Ну нет, так не пойдет. Беру телефон и звоню Азамату.
– Лиза? – ужасно удивляется он.
– Ты занят? – спрашиваю.
– Э-э… а что?
– Мне нужна твоя помощь, но это не срочно, если занят, не отвлекайся.
– А, нет, не занят. В чем дело?
– Зайди ко мне в кабинет, если тебе не трудно, а?
Пациент тем временем упирается спиной в дверь, но открыть-то ее могу только я с пульта… Парень хмурится и шевелит губами, мучительно пытаясь как-то объясниться, но, видимо, заготовленный для визита словарный запас недостаточен.
От стука в дверь он подскакивает на полметра и отлетает в сторону, позволяя Азамату войти без помех. Мой муж в полном непонимании переводит взгляд с меня на своего подчиненного, чье лицо имеет отчетливо синеватый оттенок – лосьон не сразу впитывается.
– Объясни ему, пожалуйста, что мне нужно взять кровь, – говорю, сдерживая смех. Уж очень у обоих мужиков вид обескураженный.
– Ты решила нас всех проверить? – Азамат поднимает брови. – Надо было предупредить, я бы всем заранее объяснил.
– Ну всех проверить, конечно, надо, но этот сам пришел, и мне обязательно нужно сделать анализ, чтобы знать, как его лечить.
Азамат кивает и принимается быстро и убедительно говорить по-муданжски. Насколько понимаю, главные его аргументы – что я не собираюсь при помощи взятой крови творить над замповара никакого страшного колдовства. М-да, об этом я не подумала. Юноша, впрочем, не очень верит, и тогда Азамат говорит, что я просто не умею колдовать. Тот окидывает меня подозрительным взглядом и выражает сомнение. Азамат вздыхает.
– Лиза, можно у тебя попросить волосок?
– В смысле? Волос с головы? – хлопаю глазами.
– Да, если это не нарушает никаких приличий…
Пожимаю плечами, выдергиваю пару волосин. Азамат осторожно берет их, достает – о боже! – зажигалку и подпаливает. Они, естественно, начинают мерзко смердеть, после чего он их быстренько отправляет в унитаз.
– Убедился? – спрашивает моего пациента.
Тот кивает с виноватым видом.
– Ну вот, – говорю, отгоняя ладонью запах от лица, – навоняли тут мне.
– Извини, – улыбается Азамат. – Пришлось доказывать, что ты не знающая.
– А была бы знающая, пахло бы розами, что ли? – ворчу.
– Нет, просто сгорел бы мгновенно и без запаха.
Ну да, а еще бы я оказалась легче утки, и что там славная инквизиция использовала для выявления ведьм…
– Теперь можно кровь взять? – спрашиваю, помахивая нераспечатанной иголкой.
Парень нервно косится на капитана. Азамат выразительно кивает, дескать, а ну-ка строем на укол. Пациент сглатывает и подходит ко мне. За процессом взятия крови он наблюдает очень внимательно, и ему, видимо, тоже не больно. Наверное, болевой порог у них у всех высокий. Наконец я его отпускаю, объяснив с помощью Азамата, что, когда будут результаты, я ему дам таблетки. Парень пользуется первой же возможностью смыться.
– Неужели я такая страшная? – спрашиваю. – Он ведь сам пришел, никто его не гнал сюда.
– Ты не страшная, – улыбается Азамат. – Ты грозная. А пришел он потому же, почему и все придут. Они теперь считают, что ты все можешь.
– С чего это? – недоумеваю.
– Ну помнишь, ты Алтонгирела по лицу ударила после того, как он тебя оскорбил?
– Еще бы я забыла, – хмыкаю.
– Обычная женщина так бы никогда не сделала, тем более Алтонгирел – духовник… У нас ведь ни в коем случае нельзя бить по лицу. А раз ты с этим не считаешься, значит, точно богиня. Ну и выглядишь так.
Я закатываю глаза.
– Чудесно. Ты хоть, надеюсь, понимаешь, что я по глупости ему врезала?
Азамат хитро улыбается.
– Знаешь, в таких делах трудно сказать, где глупость, а где боги твою руку направили. Я бы вот ни за что не поверил, что ты можешь его с ног сбить, если бы не видел своими глазами. Как знать, может, тебе и помог кто… – пожимает плечами.
У меня, кажется, оставшиеся после проверки волосы зашевелились на голове. До сих пор я как-то не задумывалась особенно над религиозными вопросами… Но если он так верит в высшие силы, то… то… я точно за него замуж хочу?!
Азамат смеется. Это хорошо.
– Лиза, ну не пугайся так. Я понимаю, ты предпочитаешь решать сама за себя. Совсем необязательно тебя кто-то подтолкнул. В конце концов, боги помогают почти исключительно слабым в минуты отчаяния, а к тебе ни то, ни другое не относится. Не переживай. – Он гладит меня по плечу.
Я все еще расту на том месте, где приросла к полу, и чувствую в себе способность покрыться листьями.
– А ты… – произношу медленно, побаиваясь ответа, – веришь, что боги существуют?
Азамат очень высоко задирает брови.
– А ты что, никогда их не видела?
Я нахожу в себе силы сесть, пока не упала.
– А ты их часто видишь?
Азамат усмехается.
– Ну не часто, конечно, тем более что они не покидают Муданга. Там раз пять видал. Это когда отличить удавалось, конечно.
– От чего отличить?
– От людей. Бога ведь трудно узнать, если специально не высматривать. Но я постараюсь тебе показать хоть одного, когда будем дома. У вас на Земле они, наверное, тоже редкость, как зайцы. – Он смеется.
Я постепенно прихожу к выводу, что мы что-то очень разное понимаем под словом «бог».
– У нас их, может, и вовсе нету, – говорю осторожно.
– Есть, конечно, – убежденно заверяет Азамат. – Вы ведь все с ними в родстве. Правда, может, они с вами совсем смешались, не знаю…
Я решительно мотаю головой.
– Слушай, – говорю, – для меня это все ужасы какие-то, я до сих пор была уверена, что богов выдумали люди, а на самом деле их нет. И мне немного не по себе от того, что ты говоришь.
Азамат задумывается на некоторое время, потом отвечает:
– Я, наверное, неправильно перевожу с муданжского это слово. Давай, если у нас получится остаться на планете, я тебе постараюсь показать бога, тогда и поймем, в чем ошибка.
Я вздыхаю с облегчением. Религия религией, но Азамат мой муж, и так тому и быть.
– А как они по-муданжски? – спрашиваю.
– Брхон, – охотно сообщает Азамат.
– Будь здоров, – не удерживаюсь я. Оба смеемся.
Палеными волосами все еще пахнет, и я интересуюсь, как провентилировать помещение. Азамат показывает кнопку на пульте, но предлагает выйти, пока тут будет продуваться, а то еще и меня продует. Охотно следую за ним.
– Алтонгирел давал какие-нибудь ценные указания? – спрашиваю как бы между делом, когда мы прогулочным шагом движемся в холл.
– Он предложил провести моцог, но до этого я и без него догадался, – задумчиво пожимает плечами Азамат.
– А теперь на всеобщем, – прошу.
– Ах да, прости, – спохватывается он. – Моцог – это… у вас такого нету, насколько я знаю. Ну тоже связано с богами, вроде как чтобы привлечь их на свою сторону, надо от чего-то отказаться в их пользу.
– И от чего же? – настораживаюсь я. Кто этих варваров знает…
– Это зависит от цели, но, чтобы свадьба удалась, обычный моцог – день не есть мяса и ночь не спать.
– А богам от этого какой прок?
– Точно не знаю, – протягивает Азамат, – я же не духовник и не Старейшина. Но по идее, что не достанется мне, достанется им, и они должны быть благодарны.
Ну ладно, здесь по крайней мере есть логика, хотя и несколько первобытная.
– И когда ты намерен это устроить? – спрашиваю.
– Да сегодня, наверное. За завтраком я мяса и так не ел, а завтра ничего важного не будет, можно и ночь пропустить. Тем более я уже два дня вон сколько сплю.
– А что насчет секса?
Азамат поджимает губы, поглядывает на меня виновато.
– Лучше бы тоже воздержаться, конечно.
– Чтобы им досталось? – поднимаю бровь. Он смеется:
– Ну уж нет! Но хоть чтобы не завидовали.
– Ладно, – говорю, – сутки я потерплю.
Азамат снова поджимает губы.
– Вообще… лучше бы ты не так легко согласилась.
– Ой прости, ты обиделся? – Я запоздало соображаю, что ему моя покорность в этом вопросе может быть неприятна, да и…
Он хохочет.
– Нет, что ты! Просто на богов лучше действует, если соблюсти моцог трудно. Поэтому сегодня на обед тхи, ну и я стараюсь побольше всяких дел сделать, чтобы устать и спать хотелось. Иначе не подействует, понимаешь?
– А чем тхи так примечательно? – спрашиваю, пытаясь вспомнить, что это вообще такое.
– Ну как, вкусная, праздничная еда, – поясняет Азамат.
Ой, да, вспомнила! Это же очередная сырятина, только вымоченная слегка в каком-то рассоле. Не-эт, я это не буду! Хм. А не воспользоваться ли мне вынужденным постом в благих целях? Мясо сырое я и так не стала бы есть, секса не дадут, а ночь просидеть для меня не проблема, я три года работала сутки через двое. Зато Алтонгирел сможет потом нашептать Старейшинам, что я-де старалась, моцог соблюдала с мужем, и вообще.
– Слушай, Азамат, – говорю, – а может, я к тебе примкну?
– А тебе-то зачем?
– Тебе же не одному нужно, чтобы нас поженили. Мне тоже по-хорошему надо поднапрячься.
Азамат долго смотрит на меня, потом на пару секунд закрывает глаза, а потом так меня обнимает, что я готова просить о пощаде, странно, что кости не хрустят.
* * *
Мои гениальные идеи достаточно часто оборачиваются мне же во вред, чтобы уже начать задумываться, прежде чем их высказывать вслух. Вот эта, например, привела меня в каюту Алтонгирела и оставила один на один с ее хозяином. И ведь могла бы сообразить, что этот чертов моцог нельзя начать просто так, от балды. Тем более Азамат утром к духовнику заходил, ну ведь очевидно же за этим!
А, ладно, теперь уже ничего не поделаешь, осталось терпеть. Если я сбегу на середине, Алтоша точно не оценит.
Алтонгирел сидит за столом, подперев голову рукой, и смотрит на меня так, как будто восхищается размахом моей бессовестности.
– Ты знаешь, я никогда не считал Азамата доверчивым человеком, – размышляет он вслух. – А теперь вот все понять не могу, что ты с ним такое делаешь?
– Тебе рассказать или на бумажке записать по пунктам? – спрашиваю. – Первое, я его люблю. Второе, я его уважаю. Третье, я его лечу…
– Ах, ну да, – перебивает духовник. – Ты ведь ему заливаешь, что можешь его вылечить.
– Неправда, я ему совершенно честно говорю, что могу сделать шрамы менее заметными, хотя не могу убрать бесследно.
– Ага, ага, – отмахивается Алтонгирел. – Его тут нет, а мне можешь не рассказывать. Мне, в общем, все равно, ради чего ты с ним связалась, лишь бы он от этого не пострадал. Но вот сейчас просто интересно, чего же ты хочешь добиться от богов?
– Чтобы нас с Азаматом поженили, – пожимаю плечами. Чего тут не понять?
Алтонгирел прищуривается.
– У тебя случайно внебрачных детей нету?
– Че? – искренне удивляюсь я. – С чего вдруг?
Он еще некоторое время на меня пристально смотрит, потом расслабляется.
– Да так, подумалось… Обычно так хотят выйти замуж только женщины с левыми детьми. Чтобы даже моцог провести… у тебя должна быть какая-то развесистая причина. Может, на Землю возвращаться не хочешь? Ты не преступница ли, часом?
– А не пойти ли тебе ненароком? – интересуюсь, подобрав дар речи. – А то я могу, например, ухо ампутировать…
Не знаю уж, понимает ли Алтонгирел слово «ампутировать», но высказывать свои безумные предположения резко перестает.
– Ладно, – говорит, – хватит тут болтать, если тебе обряд нужен, то не отвлекай меня.
Закашливаюсь от неудачной попытки сказать несколько грубостей одновременно. Можно подумать, это я тут лясы точу!
Алтонгирел достает из одного из своих многочисленных сундучков некое подобие венка из засушенного вьющегося растения с острым и пряным запахом и надевает его мне на голову. Потом разворачивает на столе платочек с какой-то трухой, берет что-то вроде жезла с большим бубенцом на конце и принимается напевно бормотать непонятные мне слова, позвякивая жезлом поочередно то над одним, то над другим моим плечом и периодически посыпая меня трухой из платочка. Уж не знаю, что я должна при этом думать, но на всякий случай загадываю желание. Постепенно бормотание Алтонгирела переходит в пение. У него, кстати, неплохой голос, чистый и мелодичный, кто бы мог подумать.
Внезапно все заканчивается. Венок с меня снимают, жезл отправляется в сундук.
– Ну чего ждешь? – спрашивает духовник нетерпеливо.
– А уже все? – неторопливо произношу я. Хочешь меня выгнать побыстрее, так фигушки.
– Нет, знаешь, еще надо постоять на голове, – ехидно отвечает он.
– Надо было заранее предупреждать, я бы штаны надела, – говорю невозмутимо. Он тяжело вздыхает. Я хмыкаю. – Откуда мне знать, как выглядят ваши обряды и когда они кончаются?
– Хорошо, говорю: обряд закончился. Можешь идти на все четыре стороны.
Я стою.
– Видишь ли, Алтонгирел, – произношу медленно, с удовольствием растягивая слова, – думаю, что это не последний раз, когда мне придется проходить какой-нибудь обряд. Я бы предпочла, чтобы в следующий раз ты вспомнил, что для меня все это в новинку, и пояснил, что от меня требуется. Особенно когда дело дойдет до Старейшин. Не хотелось бы пролететь только потому, что я не знала, в какой момент вставать.
Он снова одаривает меня долгим взглядом прищуренных глаз, потом говорит:
– Слушай, чисто из любопытства, чего ты хочешь от богов?
– По-моему, ты уже спрашивал. Что-то тебя память подводить стала, а вроде молодой.
Он закатывает глаза.
– Да, конечно, я так и поверил, что ты моцог проводишь ради замужества. Наверняка ведь о чем-то еще просишь.
Я пару секунд осмысливаю информацию.
– Ты хочешь сказать, что моцог может мне помочь осуществить любое желание, а не только то, о котором я сказала? То есть ты сейчас, когда надо мной тут ворожил, никак не ограничивал, ради чего все это?
Он смотрит на меня странно, сначала приподняв брови, потом слегка нахмурившись.
– Слушай, что тебе нужно от Азамата, что ты его так старательно добиваешься?
– Ну если обобщить, – задумываюсь я, – то, наверное, мне нужно, чтобы он был со мной. Желательно – всегда. И конечно, было бы неплохо, если бы ему это доставляло удовольствие.
Алтонгирел еще несколько секунд таращится на меня округлившимися глазами, потом снова достает жезл и еще какую-то склянку миллилитров на пятьдесят. Поводит жезлом у меня перед носом и где-то за спиной, приговаривая, потом вручает мне склянку.
– Пей.
– А что это?
– Не скажу. Хочешь замуж, так пей.
Я одариваю его мрачным обиженным взором и откупориваю пузырек. Немного пахнет спиртом. Ну была не была. Пью.
Это оказывается настойка какой-то травы, горькая и крепкая, но не очень противная. Дух, правда, вышибает, так что я вынуждена за неимением лучшего занюхать рукавом, хоть он слабенько пахнет стиральным гелем.
Алтонгирел внимательно за мной наблюдает, забирает склянку.
– Все, можешь идти. Теперь твой моцог только ради свадьбы, ничего другого не получишь.
Ага, смотри-ка, он обучаем!
– Хорошо, – говорю радостно, – спасибо.
И быстро смываюсь, оставив Алтонгирела озадаченно качать головой.
Забористую настоечку все-таки неплохо бы закусить, так что я чапаю на кухню, где Тирбиш уже вовсю возится с обедом.
– Привет еще раз, – говорю, устремляясь к холодильнику. – На меня не готовь.
– Почему? – огорчается он. – А мне так интересно было, что вы скажете…
– Мне сегодня нельзя, – объясняю.
– Ну вот, – ворчит он. – Капитану нельзя, вам нельзя, зачем тогда заказывали…
– Так моцог ведь, – говорю, выскребая йогурт со стенок коробочки.
– Что, и у вас? – удивляется Тирбиш. – Вам-то зачем?
Мне лень вступать в еще один спор из-за этого, так что я просто поясняю:
– А чтобы Азамату одному не скучно было. Так противно, когда все вокруг едят и спят вволю, а тебе нельзя.
– Это да, – смеется Тирбиш. – Правда, моцог лучше удается, если противно, но с вашей помощью по-любому удастся.
Милый он и очень в меня верит. Интересно, будет ли прилично, если я ему тоже что-нибудь сварганю? Надо будет Эцагана спросить, раз уж он снова с нами.
– А ты что-нибудь кроме мяса на обед делаешь? – интересуюсь.
– Ну тут будет немного овощей, но они все в мясном соке, вам тоже нельзя.
– Ясно, тогда ничего, если я тут что-нибудь сготовлю постное?
– Вы сготовите?! – изумляется Тирбиш. – Может, я?..
– Да ладно, ты с общей едой возишься, чего я буду тебя отрывать, – говорю.
– Как… чтобы вам не напрягаться, – бормочет Тирбиш.
– Ой уж прямо так напрягусь на двоих еды сделать, – отмахиваюсь.
– На двоих? – переспрашивает он, роняя нож.
– А сколько? – моргаю. – Азамат и я. Двое ведь?
– А… Ага… – выдавливает Тирбиш, нагибаясь за ножом. – Если так, то конечно… Вам стол расчистить?
– Умещусь, – заверяю его. И что его так потрясло? – Лучше скажи, где у тебя овощи и мука.
Овощи у него обнаруживаются даже вполне человеческие. Оказывается, я в какой-то момент успела выдать ему список еды, которую хочу добавить к стандартному муданжскому рациону. Видимо, это было примерно тогда, когда я в сушилке духи нюхала, а этот день был так насыщен событиями, что я уже плохо помню всякие мелочи. Однако на мой автопилот можно положиться.
Заполучив ингредиенты, принимаюсь за дело, напевая что-то себе под нос. Может, Алтошина настоечка так действует, но я в исключительно благостном настроении. Тем более что возиться особенно не надо, я же комбайн с хлебопечкой водрузила тут же на кухне, в углу, спросив разрешения все того же Тирбиша. Он тогда еще странно так на все это смотрел. Думал, пользоваться не буду, что ли?
В общем, скоро у меня уже хлеб печется, а в духовке отдыхают баклажаны под сыром – нормальным магазинным сыром из коровьего молока. Не знаю, оценит ли Азамат, но, если что, доберется своим вонючим овечьим.
– Ну вот, – говорю, споласкивая после себя нож и разделочную доску. – Больше под ногами мешаться не буду, оно теперь само дойдет, я только пару раз загляну.
Тирбиш только качает головой и что-то бормочет. Я было открываю рот, чтобы его расспросить, чему он так удивляется, когда наше кулинарное уединение нарушает Дорчжи.
– Ско-оро обед-то? – канючит он совсем по-детски, и только потом замечает меня, тут же густо краснеет. – Ой, здрасте… Я это… капитан заставил с ним вместе техосмотр запасного двигателя… того… сделать. Теперь очень есть хочу.
– Капитан, наверное, тоже хочет, – нравоучительно говорит Тирбиш. – Но не приходит меня торопить.
Дорчжи пожимает плечами:
– Он крутой, – этим все и объясняется.
Я смеюсь. Кстати, что-то мне было от него нужно… А!
– Слушай, Дорчжи, – напоминаю, – а ведь ты обещал меня научить гизик плести.
– Да-а, – оживляется тот. – Хотите сейчас?
– Почему бы и нет, – отвечаю. – Надо же чем-то до обеда заняться.
– Тогда я сейчас принесу нитки, – кивает он и бодренько скрывается за дверью.
– Здорово, – улыбается Тирбиш. – У Дорчжи хорошо учиться, он очень здорово плетет. У него отец торгует веревками, поясами всякими.
Дорчжи возвращается с несколькими цветными клубками тонкой гладкой нитки и какими-то деревяшками, мы перебазируемся в столовскую часть кухни и начинаем урок. Объяснение в основном происходит на пальцах. Начало весьма неожиданное: нитки предлагается намотать на край столешницы по всей длине. Зато потом можно чувствовать себя Пенелопой: сидишь, гоняешь челночок туда-сюда. За какие-то полчаса у меня уже готов первый кривоватый шнурок, пестренький такой, узорчатый.
Дорчжи за это время выучил несколько новых слов на всеобщем – тоже польза. Вот, рассматривает он мое произведение и кричит Тирбишу:
– Как будет «тянуть»?
Тирбиш:
– «Тянуть»!
– О! – Дорчжи оборачивается ко мне. – Не тяните так сильно или тяните везде одинаково.
Я ржу и стараюсь соответствовать.
Следующий шнурок мы делаем пошире, и я замечаю, что способ плетения позволяет создавать довольно ровные геометрические узоры.
– А можно, – говорю, – сплести так, чтобы буквы получились?
Еще минут десять уходит на то, чтобы объяснить Дорчжи мою отнюдь не новую идею.
– А зачем слова? – Он морщит лоб, изо всех сил стараясь понять.
– Например, какое-нибудь хорошее пожелание можно вписать, – придумываю я, размахивая руками для выразительности. – Или поздравление!
– Хм… – До него, кажется, начинает доходить. – А можно ведь, наверное… Тирбиш, как будет «заговор»?
– Да кто ж его знает! – доносится из кухни.
Я прикусываю губу, чтобы не захихикать. После того как сегодня Азамат объяснял запасному повару, что я не ведьма, мой словарь обогатился всякими «заклинаниями», «зельями» и «заговорами». Вообще, я чем дальше, тем лучше понимаю по-муданжски. Что и неудивительно, впрочем.
Пока Дорчжи с Тирбишем стараются сообразить, как объяснить мне свою идею и разрешит ли Алтонгирел выводить заклинание на шнурке, я не теряю времени и несколько коряво изображаю нитками три слова о самом главном – пошленько, конечно, но зато коротко и по делу. С этим шнурком мне Дорчжи почти не помогал, только на словах, и я решаю, что его-то и подарю, а первый себе оставлю, в хозяйстве пригодится.
Близится обед, вынимаю из духовки свой противень, тут и хлебушек поспевает. В общем, не жизнь, а сказка.
– Прячьте, – говорит Тирбиш, выходя из кухни. – Сейчас все придут.
– А я хотела сейчас и подарить, – говорю, сматывая нитки.
– Не-эт, зачем, – мотают головами оба муданжца. – Вы ему подложите куда-нибудь.
– А что, у вас принято подарки тайком подкладывать? – спрашиваю, пряча шнурки по карманам. Хорошую юбку в «Трех тюльпанах» отхватила – длинную и сплошь в карманах. Для жизни на муданжском корабле просто лучше не придумаешь.
– Конечно, – говорит Тирбиш. – То есть можно, конечно, и в руки отдать, но ведь намного приятнее, когда случайно находишь подарок, правда?
Ну, о вкусах не спорят. Тирбиш отправляется скликать народ на обед, я следую за ним, пока не нахожу Азамата где-то в техническом отсеке. Он тщательно отмывает руки у общественной раковины.
– Капитан, обед готов, – неуверенно говорит Тирбиш.
– Да я пропущу, наверное, – отвечает Азамат, не оборачиваясь.
– Я тебе пропущу! – откликаюсь. – Что ж теперь, совсем не есть, что ли?
Он поворачивается на звук моего голоса со своей фирменной удивленной улыбкой.
– А ты запаслась постной едой? Тогда я сейчас.
– Давай-давай, – говорю, – я подойду через пару минут.
Пока Азамат с гарантией не в каюте, иду подложить ему гизик. Захожу, естественно, через свою каюту, поднимаю стенку и оставляю шнурочек на крышке бука, завязав бантиком. Получилось довольно мило. Шнурок красно-зеленый, как Рождество, но расцветку Дорчжи предложил, а я ему верю, тем более что Азамат любит красный и носит зеленый.
В дверях столовой мы сталкиваемся, Азамат сразу садится за отдельный стол, а я иду с Тирбишем на кухню проконтролировать сервировку незнакомого ему блюда. Ничего, справился, я тем временем хлеб нарезала и сметану в пиалушки разложила. А еще заварила себе чай. По-моему, мы лопнем.
Нам сервируют во вторую очередь, так что все уже радостно чавкают сырым мясом, когда Тирбиш выкатывает столик с нашими баклажанами и прочими излишествами. Азамат отвлекается от потягивания травяного чая и задирает брови:
– Я смотрю, ты не устаешь экспериментировать, – говорит Тирбишу.
– Это не я, – смущается Тирбиш. – Это ваша супруга.
До Азамата доходит не сразу.
– Ты что, готовила для меня? – говорит он наконец, почему-то шепотом.
– Для нас вообще-то, – пожимаю плечами. – А что в этом такого удивительного?
– Боги, Лиза, да не надо было, – бормочет супруг. – Я думал, ты свои йогурты есть будешь, а то бы сам что-нибудь сварганил…
– Конечно, я йогурты, а ты ничего, здорово. Если хотел поголодать денек, так бы и сказал. Впрочем, не хочешь, не ешь, заставлять не буду, – ворчу и вгрызаюсь в баклажанчик. Хорошие баклажаны Тирбиш купил, не горчат совсем.
– Не обижайся, – внезапно строго говорит Азамат, я аж жевать перестаю. Он очень серьезен. – Мне просто неудобно, что я не позаботился о твоем обеде.
Закатываю глаза в лучших традициях Алтонгирела.
– Азамат, у меня своя голова на плечах, тебе не нужно обо мне каждую секунду заботиться. Ешь давай, пока не остыло.
Он все еще о чем-то думает.
– Странно получается, – протягивает. – Ты вот обо мне позаботилась, а от меня того же не ждешь?
– Жжу, – говорю с набитым ртом, – но в жажумных пжежелах. И хватит уже переживать из-за глупостей, а то я все съем, и тебе не достанется.
Он усмехается и наконец-то – неужели! – принимается за еду. Уже хлеб почти остыл, блин, пока он тут телился.
Однако хорошо идут баклажанчики. И сыр не смущает, и сметану на хлеб мажем дружно, ох и растолстею я с этим постом… Смешно смотреть, как Азамат старается меня похвалить побыстрее – от баклажана до баклажана. Тем временем запах моей стряпни заполняет столовую и перебивает запах мясного маринада, и теперь в нашу сторону все поглядывают. Мы, вероятно, выглядим очень довольными.
– Тирбиш, а что это они такое вкусное едят? – слышу я Эцагана.
– Что-то земное, – сообщает Тирбиш и понижает голос до шепота: – Госпожа Лиза сама готовила.
Над общим столом разносятся ахи и вздохи, Азамат старательно смотрит в тарелку. Я, наоборот, оглядываюсь, вроде как мое имя прозвучало… и ловлю на себе странный взгляд Алтонгирела. Таким смотрят на неизлечимого больного в последней стадии. Брр.
– Кажется, Алтонгирел возненавидел меня с новой силой, – говорю.
– Это он просто завидует, – хихикает Азамат. – Он сам отвратительно готовит.
Мне остается только подвигать бровями в том смысле, что у этого человека, кажется, вообще нет положительных качеств.
– Он хоть что-нибудь делает хорошо? – спрашиваю.
Азамат пожимает плечами:
– Боги его любят. Слушай, ну как же вкусно, кто бы мог подумать, что это какие-то жалкие овощи!
– Чего ж жалкие? Хорошие овощи.
– А что, они бывают лучше и хуже? – смеется Азамат. – По мне-то все одно трава.
– Конечно, бывают. И что-то мне подсказывает, тамлинги знают в них толк. Они ведь чуть ли не все вегетарианцы.
Азамат только качает головой, закусывая хлебушком. Хлеб тоже хорошо удался на тамлингских дрожжах.
– А нельзя у вас попробовать земной еды? – спрашивает из-за общего стола какой-то стриженый парень, с которым я еще не успела познакомиться как следует.
Против него тут же поднимается волна бухтения, чтобы не наглел.
– Щас, – говорю. – Жуйте свое мясо и радуйтесь.
Азамат посмеивается.
– Только чур ужин я делаю, – заявляет он внезапно. – А то все-таки плохо это, что я тебя работать заставляю.
– Ничего подобного, – смеюсь. – Просто у нас взаимопомощь. Но вперед, делай ужин, будем чередоваться.
Сметаем мы все подчистую.
* * *
После обеда ухожу к себе, хочу проверить почту, а на буке у меня сидит зверь. Я даже не сразу понимаю, что он не настоящий, а игрушка. Или статуэтка, не знаю, как назвать. В общем, сидит там очень натуральный заяц размером с мышь от бука, и, кажется, он вырезан из дерева. Хм… В мой кабинет кроме меня только один человек мог попасть, и он, видно, свято следует правилу подкладывать подарки тайком. Очаровательная зверушка, просто как настоящая. Похоже, у нас взаимообмен наладился.
В буке письмо от мамы, которая наконец-то получила золотишко после восьми проверок на таможне. Мне кажется, что по поводу лилий она радовалась несколько больше, но зато этим добром уже успела похвастаться всем подругам, бабушке и Сашке, который (вот невежа!) велел беречь все это дело для потомков, а потом сдать в музей. Бабушка же, оторванная от сотого перечитывания Троллопа, отстраненно заявила, что лучше бы эти деньги пошли на создание школ и библиотек и что вот она, между прочим, самолично внедрила на двух планетах тотальную грамотность, а мы… Дальше ее никто не слушал, потому что бабушка, кроме своих достижений в области просвещения, может говорить только об ошибках в речи телеведущих. Что-то я смотрю, мое семейство выглядит просто оплотом культуры, кто бы мог подумать.
По контрасту с этим приходит письмо от подруги, той самой, которая собиралась работать в космосе. Ее занесло в М-81 в штате тамлингского летучего ресторана в качестве санинспектора. Собираются припарковаться на несколько месяцев, а там эти страшные, огромные, как их, на букву му, она их боится. Отлепив лоб от столешницы, объясняю, что бояться можно всех, кроме них.
Стук в дверь. Открываю, там тот самый парень, который просил поделиться баклажанами. Плечистый такой, даже несколько полноватый.
– Абозорху, – представляется он с несколько самодовольным видом, протягивая мне руку. Это первый муданжец, который вспомнил о рукопожатии.
– Элизабет, – киваю, отдавая дань вежливости. – Чем могу быть полезна?
– Вы знаете, в последнее время я что-то стал плохо спать по ночам, – говорит он, не отпуская мою руку, пока я не тяну ее на себя. – Вы не могли бы мне помочь?
– Как часто не можете заснуть?
– Да каждую ночь, часами.
Что-то он не выглядит сильно уставшим.
– А днем спите? – спрашиваю.
– Нет, какое, днем работать надо, я ведь навигатор.
– И сильно устаете?
– Да ужас вообще, – отвечает грустным голосом, поднося руку ко лбу. – Только и думаю весь день, как спать буду. Вот даже к вам пришел, хотя никогда в жизни у целителя не был, – и берет меня за руку опять. – Вы же мне поможете?
– Помогу, помогу, – высвобождаюсь. – Кофе, чай пьете?
– Только гармарру, – говорит он, подходя ко мне поближе.
Хм, а пахнет-то от него не гармаррой.
– А алкоголь? – спрашиваю подозрительно. – Для храбрости приняли?
– Ну-у есть немного, – смущается посетитель. – Все-таки к такой прекрасной женщине идти со своими проблемами… Знаете, были бы вы моей женой, ни за что бы не допустил, чтобы вы работали.
– Это очень интересно, – говорю холодно, – но, к счастью, я не ваша жена. Так вот…
– Неужели вам нравится такое положение дел? – с придыханием спрашивает он, оказавшись внезапно как-то очень близко. – Неужели вам не хочется нормального, здорового мужчину? Почему вы не выбрали меня, я ведь был так близко!
Я открываю дверь с пульта.
– Пошел вон, – говорю. – Раз здоровый, то нечего тебе тут делать.
Из-за двери на меня смотрят круглые глаза – оказывается, там топчется Ирнчин. Поскольку Абозорху не рвется выполнять команду, я быстро пользуюсь ситуацией.
– О, Ирнчин! – говорю приветливо. – Тут молодой человек заблудился немного, выведи его, пожалуйста!
Ирнчин, на которого Азамат в свое время водрузил обязанность меня охранять, подчиняется беспрекословно. Впрочем, ему стоит только приблизиться к Абозороху, как того и след простывает.
– Он вас не обидел? – спрашивает мой хранитель строго.
– Да нет, так, клеиться пришел, несмотря на то что я замужем.
– Да-а, этот такой. Небось и представился «Абозорху»?
– Да, а как?
– Нету у него никакой «А»! – рявкает Ирнчин. – Придумал, понимаете, и головы дурит девушкам.
– Логично, – говорю. – Удивительно, что он такой один. Ну ладно, а ты-то по делу или так, в гости?
– Да я… – мнется Ирнчин. – Тирбиш хорошо, конечно, готовит, но этот маринад…
* * *
Выдав Ирнчину ложку сиропа от изжоги, отправляюсь на поиски Азамата. Ему, вероятно, будет интересно узнать, что кто-то в его команде ко мне приставал.
Он обнаруживается на капитанском мостике, где делает строгое внушение пилотам, чтобы не крошили чипсами над пультом управления. Впрочем, это, видимо, не впервые, и на результат он не очень надеется, так что при моем появлении легко оставляет тему.
– Лиза! – оборачивается он с широкой улыбкой. – Спасибо тебе! – демонстрирует кончик косы с моим гизиком. По-моему, хорошо вписался.
– Тебе тоже спасибо, – говорю, – очаровательный заяц.
Притягиваю его за косичку вниз, чтобы поцеловать. Потом смотрю – пилоты на меня косятся, как будто я делаю что-то ужасно неприличное. Азамат слегка краснеет.
– Ну ты уж при посторонних-то, – упрекает меня тихо, выводя с мостика. – Я думал, сказать что-то хочешь.
– Э, – говорю, – надо было предупреждать, что у вас нельзя целоваться при посторонних.
– Не то чтобы совсем нельзя, красивым-то можно…
Опя-а-ать начинается.
– А моей красоты на двоих не хватит? – спрашиваю, скривившись.
Азамат смеется.
– Вряд ли. Это как рваное платье надеть – неважно, как ты выглядишь, все равно неприлично.
– О боже, Азамат, не надо таких сравнений! Этим красавцам до тебя… как до Земли. Тут вот зашел ко мне один, этот, Бозорху.
Азамат поджимает губы.
– И чего он?
– Ну я так поняла, он был в своем репертуаре. Хорошо Ирнчин мимо проходил, спугнул его.
Азамат угрюмо молчит, а я продолжаю разглагольствовать:
– Это ж надо так обнаглеть, приставать к жене своего же капитана. Он тебя вообще, что ли, не уважает? Так хоть за кошелек свой побоялся бы!
– Лиза… – перебивает меня супруг. – Не кипятись. Тебе стоит привыкнуть к тому, что никто не будет принимать твой выбор всерьез. Всем слишком очевидно, что я тебя не заслуживаю.
– Ты еще и защищать его будешь?! – поражаюсь.
– Ну а что я еще должен делать, – разводит руками Азамат. – Он красивее меня, и я не могу ставить ему…
– Вломить ему промеж глаз ты должен! Чтобы неповадно было руки распускать! – взрываюсь я. – Или ты как, собрался позволять всяким придуркам ко мне подкатывать?
Азамат смотрит на меня круглыми глазами.
– Как тебя задело… – говорит он наконец. – Прости, если что не так… Я правильно понял, ты хочешь, чтобы я не позволял другим мужчинам с тобой флиртовать?
– А что, – говорю с такими же круглыми глазами, – тебя это не заботит?
– Как это может меня не заботить? – Он смотрит в сторону. – Конечно, заботит. Просто я не вправе тебя ограничивать…
– Знаешь, дорогой, – говорю неверным голосом, – я не для того за тебя выходила, чтобы потом изменять тебе со всякими молокососами, у которых мозги между ног. Мне очень обидно, что ты обо мне так думаешь.
– Лиза, я… – начинает он и замолкает в поисках слов. – Я так не думаю. Точнее, я вообще об этом не думал еще. Я никогда не был женат и правда не задумывался, как относиться к изменам. Просто привык, что мое мнение в личных вопросах обычно не учитывается. Следить за красивой женой – последнее дело, только ссориться. А уж я-то вообще ничего не могу от тебя требовать.
– А я тебе и не предлагаю требовать от меня. – Я несколько смягчаюсь. Могла бы и догадаться, что это он не меня в подлости подозревает, а себя в несовершенстве, как обычно. – Меня только интересует, чтобы все прочие мужики хорошо понимали, что я не буду с ними спать.
– Спать? – повторяет Азамат.
– Заниматься сексом, – поясняю стальным голосом.
– Ах да, прости, забыл. Хорошо, нет проблем. С Бозорху я поговорю немедленно.
– Уж сделай милость, – соглашаюсь. – А то это уже ни в какие ворота… И предупреди его, что если он снова ко мне полезет, я-то не постесняюсь ему нос сломать.
Азамат кривится, как будто я говорю о каком-то отвратительном сексуальном извращении.
– Лиза, ну пожалуйста. Ты ведь ему всю жизнь искалечишь.
– Вот тогда и прочувствует на своей шкуре все унижения, – беззаботно пожимаю плечами. – А то он, понимаете ли, нормальный, так значит, можно к чужой жене прикалываться.
Азамат, до сих пор слушавший меня с угнетенным видом, внезапно улыбается.
– Знаешь, так странно внезапно находить среди твоих чужих и диких представлений идеи, которые мне созвучны.
Я слегка давлюсь – это мои-то дикие?! С другой стороны, это я знаю, что я из метрополии, а он из какой-то дыры, для него-то, наверное, все строго наоборот…
– У меня похожая ситуация, – говорю. – С той разницей, что вас много.
– Ты молодец. – Он гладит меня по голове. – Я знаю, что ты очень стараешься все делать по-нашему, и понимаю, как это трудно. К сожалению, ребята не всегда об этом задумываются.
– Да мне в принципе достаточно, чтобы ты понимал, – сообщаю ему. – Остальные пусть что хотят, то и думают.
– Слушай, – внезапно спрашивает Азамат, – а как тебе удалось выпить целую фляжку пионовой водки и уйти на своих ногах?