Глава 15

В путь мы выдвинулись, едва утешившийся моими штанами и рубашкой Ганик натянул просушенные горячим ветром сапоги и влез на коня позади меня. Его собственную лошадь мы отдали оборотням, перегрузив с нее багаж на коня Мэлин.

Я на всякий случай привязал мальчишку воздушной петлей, отметив странную деталь, воздушные заклинания получались у меня все легче и брали очень мало резерва. Хотя с резервом происходило что- то и вовсе непонятное, но старый оборотень не мог мне ничего объяснить по этому поводу. Оборотнями обычно становились только самые слабые из имеющих магический дар, получавшие вместе с коконом и дополнительные возможности. Хотя и теряя при этом доверие простых людей, слухи и легенды всегда были на этих землях сильнее здравого смысла.

Обнаружив, что привязан, Ганик некоторое время веселился, испытывая воздушные путы на прочность, и раньше я обязательно отпустил бы его разочек, чтоб не шутил с магией. Но теперь чувствовал себя едва ли не предателем, и потому терпел все выходки малолетнего шалопая. А потом он и сам угомонился и как- то неожиданно уснул, и мне пришлось подмотать воздушных потоков, чтоб у него не болтались руки и не стукалась о мою спину голова.

Через пару часов я искренне порадовался, что Ганик спит, и даже немного укрепил его сон. Волчьи тропы были очень далеки от того, что вообще называется тропами. Мне пришлось забросить тренировки по удержанию своего облика и вплотную заняться дорогой. Бдительно следить за каждым шагом лошадей и прощупывать поисковичками каждый подозрительный камень.

Хотя Аган, молодой помощник Каха, к этому времени слез с лошади и бежал в облике оборотня впереди, старательно обводя отряд мимо всех сомнительных мест.

Вот и возле глубокой расщелины он вдруг резко свернул в сторону, хотя мой поисковик обнаружил на той стороне продолжение тропы.

— Привал, — скомандовал я и остановил коня.

— Маглор Иридос, — хитрый оборотень при моих подопечных разговаривал очень почтительно, — потерпите еще полчаса. Сейчас обойдем эту расщелину, и там будет более удобное место.

— Ках, я потому и приказал остановиться, что хочу прояснить некоторые вопросы. Мне кажется, или вы и в действительности сами принимаете решения, сможем ли мы проехать в том или ином месте, не считая нужным посоветоваться со мной?

— Не кажется… — смерил он меня оценивающим взглядом, — извини. Просто мы знаем, что не каждому волку под силу преодолеть преграду там, где легко перепрыгнет оборотень. Ну а на что способны ваши лошади, я не знаю.

— Про лошадей и я не знаю, — пришлось признаться мне, — зато знаю про себя. Мэлин, тебя усыпить, или так проедешь?

— Вот еще, — язвительно фыркнула бастарда, — по той куче камней я же ехала сама.

— Хорошо, — я решил, что тайком подстрахую ее сам и предупредил, — но вниз не смотри.

Созданную мною воздушную тропу пришлось прикрыть иллюзией, лошади не желали шагать в пустоту, даже если она и подернута туманом. Зато по каменному мостику прошли очень уверенно, и отсутствие обычно сопровождавшего такой переход стука копыт ничуть не смутило животных.

А вот любопытные оборотни даже за бортик заглянули, пытаясь что- то разглядеть на дне расщелины.

— А еще раз ты сможешь, такой мост сделать? — деловито поинтересовался Ках, когда мы оказались на довольно удобной тропе, — Тогда можно будет пройти напрямик, и мы выйдем к тому убежищу, где вам лучше заночевать, засветло.

— Смогу, — было трудно не понять, что оборотню не терпится вернуться к стае и увести ее в безопасные и сытные места.

— Тогда не стоит делать привал, через час будем на месте.

И он не соврал, через час с небольшим мы оказались в небольшой расщелине, густо заросшей кустами и почти незаметной с основной тропы, вьющейся на два десятка шагов ниже и на сотню дальше.

Из нашего убежища было отлично видно, что тропа контрабандистов в этом месте выходит на пологий склон подгорного холма. А чуть дальше и вовсе превращается во вполне приличную дорогу, ведущую к видневшимся на горизонте крошечным домишкам небольшой деревеньки. Но идти сейчас туда напрямик было не самым умным решением, и все мы это отлично понимали. Пока перекусим и спустимся по незаметной крутой тропке, пока доберемся до мостика и переправимся, пока доедем, на горы ляжет летняя ночь. А ночью селяне в этих местах не очень- то склонны пускать на постой путников.

— Ках, может, хоть поедите перед дорогой? — глядя, как оборотни торопливо заводят лошадей вглубь расселины, туда где стекает в выемку крохотный родничок, обеспокоился я, представив, сколько им бежать назад.

— Нет, мы хорошо наелись в обед, а стая недалеко ждет, — отмахнулся он и поманил меня к большому камню, — отодвинь.

За камнем оказалась вполне обжитая пещерка, низкая и тесная, но с небольшим запасом дров и несколькими шерстяными одеялами, развешенными на жердях.

— Как будете уходить, закроешь, — командовал он, показывая, где лежит нехитрая посуда. Потом замешкался, с сомнением глянул мне в глаза и осторожно спросил, — я правильно понял, что у вас неприятности?

— Да. Но не волнуйся, я справлюсь.

— А может, возьмешь Агана? Он очень ловкий и в городе долго жил. От него тебе убытку не будет, но в случае чего поможет.

Вот же святая пентаграмма! Ты же жил рядом с маглором, Ках, неужели не понимаешь, что это дело моей чести, справиться со всеми трудностями самому? Нам нельзя в этих землях ни организовывать сообществ, ни нанимать хорошо обученных телохранителей, ни использовать смертельные заклинания. Только в самом крайнем случае, таком, какой был у меня вчера.

— Подожди, не отказывай, — заторопился оборотень, заметив, как я с досадой сжал губы, — просто возьми у него волосок. Если что, пошлешь ему знак… ну бывают же у вас особые обстоятельства?!

— Ладно, на волосок согласен, — сдался я, скорее ради того, чтоб не спорить с стариком.

— Ну и хорошо, — обрадовался он, выдернул у покорно подставившего гриву спутника клочок волос, завернул в листик и подал мне.

А потом снял с торса простой, довольно широкий вязаный кушак и по тому, как тот тяжело провис, я понял, что ошибался насчет предназначения этой вещицы.

— Тут только золотые, так в кушаке и носи, он закроет обруч власти. Не нужно чтоб его все видели.

— Я могу под рубашкой носить, или отвод глаз накастовать, — повязывая на талию кушак, хранивший почти целое состояние, пообещал я, и остановил собравшихся идти подчиненных, — еще минуту.

Прежде чем поставить оборотням долговременные щиты, я проверил еще раз их здоровье и добавил сил.

А когда они уже уходили, вспомнил, что им точно не помешает и бросил вслед усиление слуха. Пусть не навсегда, но на месяц точно хватит. А потом я надеюсь вернуться.

— Маглор Иридос, — Ганик, недовольный тем, что его только что разбудили, закончил заниматься лошадьми и стоял передо мной с укором в глазах, — Мэлин спрашивает, костер разжигать будем?

— Нет, — отказал я, — так все подогрею. Тут тропа недалеко, учует кто- нибудь дым…

— А мои штаны в мешке еще сырые…

— Не будь балбесом, — сердито прикрикнула бастарда, — повесь на кустах, утром сухие будут.

— А разве вы их не выбросили? — Озадачился я, — Ганик, я же сказал, отдам тебе всю свою одежду. И сапоги новые куплю.

— Не надо мне ваших штанов, — с ненавистью выкрикнул вдруг мальчишка, — я и в своих прохожу!

И побежал куда- то в кусты.

Я бросил следом сторожку, благо слуга у меня ходит с маячком, шлепнулся на камень и сердито уставился вдаль. Ну вот почему с людьми так трудно, почему никто не хочет понимать элементарных вещей?!

Мэлин молча расставила на камне миски с остывшей рыбой, принесла котелок холодной воды и села напротив. Я бросил согревающее заклинание, вскипятил чай, заварил травами из своего саквояжа, и скосил взгляд на кусты. Сидит, паршивец упрямый, никак не хочет понять, что о нем же беспокоюсь.

— Может, мне поговорить с ним? — с наигранным равнодушием обронила Мэлин.

— Не нужно, — мне не хотелось, чтоб она становилась между нами посредником, — если он умный, и так поймет, что к чему. А с дураками разговаривать нечего.

— А он не имеет право сам выбирать? — Внезапно разозлилась и она.

— Нет. Он несовершеннолетний, и не понимает степень опасности, с какой мы столкнулись. И не соображает, что погибнет первым, если на нас снова нападут. А я не хочу, чтоб он погиб… хотя он и испортил мне не один штоф крови.

Я резко смолк и вцепился зубами в рыбу, а ведьмочка вдруг глянула на меня с неподдельным участием и, вынув из кармана маленькое зеркальце, поднесла к моему носу.

— Иллюзия слетела.

— Это не иллюзия, — рыкнул я, спешно отправляя рисунок чешуек под кожу, — это моя кожа. Я научился ее вытаскивать поверх защитного слоя.

— А разве это не кокон? — в ее голосе слышалось плохо скрытое сомнение.

— Нет. Кокон не получился… щиты сработали. Создалась защитная шкура.

— И её нельзя… убрать?

— Зачем? Мне не мешает, — пожал я плечами, и оглянулся на пещерку, — иди, устраивай себе постель, пока светло. Мы ляжем на улице.

— Когда ты не проснулся, — вдруг задумчиво сказала Мэлин, — и мы увидели… эту шкуру, ужасно боялись спать рядом в избушке.

— И где вы спали? — запоздало насторожился я.

— Возле костра. А дверь закрывали снаружи, и Ганик каждый вечер строил возле нее каменную пирамиду.

— А не могли додуматься, что я эти камни при желании вмиг разметаю?

— Мы додумались, — невесело усмехнулась она, — потому тебя и привязали. А камни… ну если ты начнешь ломать дверь, и они покатятся, я успею вскочить и полить троесонным зельем.

— Спасибо что рассказала, — язвительно поблагодарил я, — не думал, что ты умеешь такое варить.

— Умею. Ты правильно угадал, моя бабушка ведьма. А вот мать была бездарная, у нас способности через одного.

Я только усмехнулся, в корне неверная теория, но спорить или доказывать ничего не стал. Мне было интересно услышать про то, как и где жила бастарда до крепости.

— Она как услышала, что королева собирает всех бастардов, сразу увезла меня из поместья, где работала белошвейкой, в дальний хутор, к бабушкиным знакомым. Сама бабушка тогда жила в приграничном селе, была в крепости травницей. На хуторе мы прожили несколько лет, а когда мне было одиннадцать, мать умерла, ее на сенокосе укусила черная гадюка. Травница немного не успела… а я сама еще ничего не умела. Вот тогда меня бабушка и забрала, нарочно поссорилась с комендантом и ушла из крепости. Мы поселились в заброшенной сторожке лесника, и бабушка начала меня учить… она очень торопилась, знакомые передавали, что королевские сыскари рыщут, как волки.

Мэлин замолчала, с тоской глядя на гаснущий вдали закат и первые, бледные звезды, а я поспешно бросил на себя заклинание невозмутимости и терпеливо ждал окончания, заранее зная, что оно мне не понравится. Но кто я тут такой, чтоб выражать свое мнение по поводу королевских указов и планов?

— Они пришли под утро… и с ними был маглор. Не будь его, мы бы сумели уйти, но он бросил оцепенение.

— Что стало с бабушкой? — Насторожился я, помнится, мне сказали, что старая ведьма умерла.

— Она попыталась меня отбить… позже, когда меня везли на лошади через болото, подняла кикимор. А он бросил какое- то заклинание… я только помню, как кричали кикиморы. А потом он меня усыпил, очнулась я в крепости. Через некоторое время комендант сказал, что бабушка умерла.

Святая пентаграмма.

Так вот почему она нас так ненавидела. Но он же не мог убить старуху?! Просто права не имел. Так же, как я не имею права обсуждать с людьми действия точно таких практикантов, как я сам. Но и молчать сейчас нельзя… теперь мне понятно, зачем она завела этот разговор. Это проверка… экзамен на что- то, пока не известное мне, но по- видимому очень важное для нее.

— Мэлин… по инструкции он прав, если на людей нападает нечисть, ее нужно наказать. Но я думаю, не совершу особого преступления, если открою тебе тайное наставление для маглоров. Нам запрещено на ваших землях использовать смертельные заклинания. Очень строго запрещено, как и кухонные и подчинение и многое другое. И он не мог этого не знать. Я пока не знаю, отчего умерла твоя бабушка… но точно знаю, что он не мог ее убить.

— Ты так веришь, что все вы поступаете точно по инструкции?! — помолчав, угрюмо буркнула она и поднялась с места, — пойду спать.

Я вздохнул и создал в пещере маленького светлячка, пока мы разговаривали, совсем стемнело. А потом вздохнул еще тяжелее и строго приказал Ганику вылезать из кустов.

— Чего? — Минут пять в кустах шуршало и сопело, потом все же явился растрепанный и оцарапанный мятежник.

— Вот еда, вон пещера, мы спим у входа. Я пошел спать, устал как лошадь, а утром рано вставать. Как поешь, накрой рыбу.

И направился к пещере. Мэлин уже устроила себе тощее ложе из одного одеяла, накрылась с головой другим и изображала спящую, хотя мой новый слух донес мне, что она еле слышно всхлипывает. Я остервенело рыкнул, почувствовал, как в руки впиваются острые когти, и, плюнув на все правила ковена, создал три воздушных перины. Приподнял девчонку воздушной петлей, подсунул под нее перину и услышал, как резко прекратилось всхлипывание.

Великая пентаграмма, пусть она только не вздумает, что разжалобила меня своим рассказом! Просто мне надоело валяться на камнях, а создать перину только себе верх неприличия.

Вопросом, когда пришел Ганик и как он ложился спать, я задался лишь на рассвете, когда организм настойчиво позвал меня на прогулку. А вернувшись, обнаружил, что мои спутники уже не спят, торопливо складывая вещи. Ну, вот и замечательно, не стал я устраивать расспросов, у меня с утра было просто отличное настроение и никакого желания его испортить.

Изучая себя в зеркале после умывания, я неимоверно обрадовался, выяснив, что за ночь моя кожа не изменилась и осталась человеческой, а лицо, несмотря на некоторую трансформацию, оказалось вполне узнаваемым.

Наскоро позавтракав и задвинув камнем пещеру, мы двинулись в путь, и на этот раз я не стал мелочиться, спустил лошадей на ровный склон воздушной петлей, минуя головоломные сюрпризы тайной тропинки. И нисколько не раскаивался в таком поступке. Во- первых, это в целях безопасности доверенного мне по контракту объекта, во- вторых, не видит никто посторонний, а дети не выдадут. Но самым главным, что подтолкнуло к такому нарушению правил, стало сделанное на рассвете приятное открытие, резерв был полон так, как бывал только на родном плато. Ну а если по совести, мне ужасно опротивело чувствовать себя дичью, причем загнанной, нищей и бесправной. Вряд ли наши таинственные враги так же избегают удобных дорог и гостиниц, едят рыбу без хлеба и валяются на голой земле под открытым небом. Видел я, как тот негодяй вальяжно восседал в особняке коменданта. Не думаю, что так там принимают всех подряд, и это наводит на очень неприятные мысли.

Но окончательные выводы я буду делать, когда переговорю с Сагоном, а до того времени еще почти два дня пути. И огромная проблема, как и под кого замаскировать троих вполне узнаваемых путников, чтоб никто даже не додумался заподозрить истину. Единственное, что я смог сделать незамедлительно, это спрятать приметные мантии и наложить на Мэлин иллюзию мальчишки. Ганика это сначала несколько развеселило, но потом он снова впал в мрачную задумчивость.

Часа через три, стороной миновав ближайшую к горам деревеньку, мы, наконец, выехали на центральный тракт и я решил заняться вопросом конспирации вплотную. У меня было несколько идей, но все они вели в села или города. Именно там можно было купить телегу или повозку, нанять карету и слуг. Планы, предусматривающие раздел нашей компании, я даже не рассматривал. Поодиночке мы вряд ли доберемся, да и оставлять подростков без присмотра я бы никогда не решился. Но главный недостаток покупки состоял в том, что там всегда присутствует продавец. А они за несколько монет не только расскажут все, что видели, еще и выйдут на крыльцо и лично пальчиком ткнут в ту сторону, куда убыл покупатель.

Вот потому я внимательнейшим образом изучал все повозки, кареты и телеги, что встречались нам на пути. Не забывая попутно проверять эмоции всех, кто попадал в поле зрения. И внезапно заметил, что сидевшие в них путницы не менее заинтересованно изучают меня самого. А их эмоции, хотя и совершенно не враждебные, тоже никак нельзя назвать просто дружескими. Да и поведение юных и не очень селянок и путешественниц стало очень подозрительным. Стоило нам подъехать ближе, девушки расцветали улыбками, начинали звонко переговариваться и непременно цепляли нас вопросами, куда мы едем и кто таковы.

Через полчаса такого внимания я начал свирепеть, и руки немедленно отреагировали сменой цвета. Свирепо рыкнув, я бросил на себя заклинание невозмутимости, вернул коже нормальный вид и решительно направился к ближайшему придорожному трактиру, кормившему путников по летним порядкам прямо на улице.

Однако меня такой порядок не устраивал совершенно, и я холодно оповестил парнишку подавальщика, что хочу поесть спокойно, не видя ни кур, ни лошадей. Он скривился, но все же отвел нас в чистый и прохладный обеденный зал, где клевали легкий завтрак две знатные дамы. Точнее, при ближайшем рассмотрении оказалось, что дама там одна, а вторая ее камеристка или компаньонка.

— Что есть из готового? — еще сердито поинтересовался я у подавальщика, и заметил топающего к нам хозяина.

— А вы желаете плотно покушать или попить чаю? — его проницательные глазки оценили нас положительно и засветились неподдельной приветливостью.

— Плотно, — добавил я ему радости, — и срочно. Мальчики встали рано, и выпили только по стакану молока.

Ганик на миг вытаращился на меня с откровенным изумлением, так нагло я не лгал, даже когда к нам в башню приходили самые невыгодные клиенты, но Мэлин ласково пнула его под столом, и он снова обиженно насупился.

Однако стремительно прибежавшие подавальщицы, застелившие стол почти белой скатертью и начавшие выставлять на нее жареные колбаски, яичницу, мясные пироги и пирожки сладкие, холодную буженину и сыр, очень быстро примирили парнишку с моим моральным падением.

— Ну что? — вопрос, донесшийся до моего слуха, заставил на миг оторваться от замечательной яичницы, какую можно поесть только в селах.

Хорошенько взбитая с густыми сливками и пожаренная на коровьем масле, а после густо посыпанная мелко порезанным зеленым лучком и петрушкой, яичница буквально таяла во рту, заставляя отодвинуть все проблемы.

— Ни одной, — тихо и виновато отвечал стоящий рядом со столом мужчина в одежде кучера.

— Как такое может быть?! — Дама расстроенно бросила на блюдце ложечку, — это же село! У них в каждом дворе должны быть кони.

— Те, на которых пашут, не подходят для кареты, — безнадежно вздохнул кучер, — а те, которые подходят, все заняты. Ярмарка.

— Вот видишь, Мэлин! — Укоризненно произнес я, строго глядя на бастарду, и ни на миг не озаботившись приглушить голос, — не нам одним не повезло! Нужно принимать неудачи философски, зато нам не придется ломать голову, где поставить коляску!

— Но дядя! — Звонким голосом, вполне сошедшим за юношеский, возразила ведьмочка, — ты же знаешь, что я не неженка! Просто нога еще болит… мне не выдержать весь день в седле!

— Будем чаще останавливаться… прихватим часть ночи, — самоуверенно пожал плечами я, — но возвращаться уже поздно. Ничего страшного, если не приедем вовремя. Взгляни, вон те благородные дамы, похоже, вообще никуда не приедут, а ведут себя стойко, как воины.

— Простите, — не выдержала благородная дама, и я вздохнул с облегчением, ну наконец- то до нее дошло, — у вас случилась какая- то беда?

— Ну что, вы, госпожа, — с учтивой небрежностью ответил я, — это не беда. Так, небольшая неприятность. Сломалась ось у коляски, в которой ехали мальчики, и теперь они вынуждены ехать верхом.

— О, боги, — всплеснула она руками, а в глазах я прочел именно то желание, которого и добивался, — а у нас как раз наоборот! Карета совершенно цела, но ночью пала одна из лошадей! Говорят, в сене попался болиголов, но мне от этого не легче! Меня ждет жених, и если я не приеду, он может расторгнуть помолвку.

— То есть, вы хотите сказать… — притворился я недогадливым пеньком, — что мы могли бы…

— Вот именно! У нас полно свободного места, и ваши мальчики могут ехать в карете. А лошадей запряжем… ведь их можно запрягать?

— Конечно, — пожал я плечами, — прикажите вашему кучеру выбрать тех, что ему понравятся. Но вы точно уверены, что мальчики вам не помешают?!

— Ах, ну конечно уверена, — дама вскочила из- за стола, — мы идем собираться, нам достаточно десяти минут.

— Ждем, — сообщил я вслед метнувшимся в сторону ведущего в комнаты коридора новым спутницам, но они уже не слышали.

— А где ваши лошади? — Кучер стоял рядом со столом, стараясь не смотреть на еду.

— У коновязи, успеете запрячь, — мне стало понятно, что бегая по селу в поисках лошадей, мужчина не успел поесть, — присядьте и позавтракайте. Иначе я буду тревожиться за подопечных.

— Я возьму с собой…

— Садитесь и не спорьте. И скажите, хозяин гостиницы возместил ущерб? Ведь это его сено.

— Увы, — покачал головой кучер, присаживаясь на край стула, — сено и овес мы везли с собой, госпожа Эрника не так богата, как хотелось бы.

— Вот как, — буркнула Мэлин, и я послал ей предостерегающий взгляд.

Нам не стоит сейчас привлекать к себе лишнее внимание и ссориться с хозяином этого заведения. Обозленные люди очень мстительны. Ну а мне так вообще нельзя вмешиваться в те дела, на которые нет контракта.