Глава 11
— Потому что ты дура и ведьма! А еще… вот, эта… королевская отродья!
— Ах ты рыжая скотина! А не ты ли вчера говорил, что я хорошенькая?
— Каша у тебя вкусно пахла… вот и сказал. А в магии ты ничего не понимаешь!
Я торопливо захлопнул уже приоткрытый для выдачи наставления рот и решил послушать дальше, интересно, с каких это пор Ганик понимает в магии?!
Попутно я привычно проверял в каком состоянии мой организм и находил, что во вполне приличном. Даже резерва почти три четверти, голова ясная, следы проклятий исчезли словно прошлогодний снег, а желудок приятно согревала какая- то пища.
Что?
Но ведь маглора невозможно напоить или накормить без его ведома?!
Я создал неприметного поисковичка и запустил себе в желудок… странно. Мои ощущения не обманули. В желудке бульон из птичьего мяса.
— Это ты балбес, если никак не можешь понять, ведьма то же самое, что маг. Только поменьше, но принцип тот же.
Надо же, какие, оказывается, моя воспитанница слова знает! А я и не подозревал!
— Выдумала чего, одно и тоже! Ведьма это… как воробей, бросил камнем — и нету. А маг… это… это… как конь!
Спасибо Ганик, ты мне очень польстил.
— Ладно, — обиделась вдруг Мэлин, — раз ты считаешь, что от меня пользы как от воробья, завтра сам пойдешь заготавливать мясо. И кашу сам сваришь, и костер сам разожжешь!
А вот это для меня новость. Неужели девчонка и в самом деле занималась всем этим сама?! А главное, когда это они успели все это совершить? Ведь я сплю всего пару часов!
Тут я вспомнил про бульон и нехорошее подозрение возникло в моем мозгу, просто отвратительное. Я снова вознамерился открыть рот, потому что глаза давно открыл, но ровно ничего пока не увидел. Сплошная темнота.
И в этот момент раздался голос Ганика, и я невольно замер, потому что таких интонаций от этого шалопая даже близко не ожидал.
— Ты и сама знаешь, что это я не смогу. Но я лошадей кормлю и домой загоняю… и камни складываю. И Мэл… не обижайся, а? Лучше скажи, раз ты тоже маг, долго он еще так лежать будет? Ведь никакого терпения нет… смотреть. Он ведь знаешь какой работящий, и вечером работает и утром встает. Даже ночью иногда зелья варит… — Ганик тихо шмыгнул носом и вот этим потряс меня окончательно.
— Не знаю я этого… — как- то по- деревенски жалостно вздохнула Мэлин, — он в том бою весь резерв сжег, я видела. Думаешь, это они сами испугались и убежали? Каждому досталось.
Ну, все, хватит. А то у меня уже такое впечатление, что я присутствую на собственном столетнем юбилее… или еще хуже, на двухсотлетнем.
— Сколько я сплю? И почему темно? — строго произнес я и подивился необычному тембру собственного голоса.
— Маглор Иридос!
Да чтож ты так орешь- то, Ганик! Я же вовсе не глухой! И вообще у меня в шапочке подслушка стоит…
Перед моим внутренним взором вдруг возникло затуманенное сном воспоминание как наш маленький отряд скачет по узкой тропе сквозь ночь, затем вспомнилось, как я активировал все свои добавочные заклинания, ночное зрение, дополнительное чутье, слух, силу… чтоб стая волков, возникшая из бокового ложка, ощущалась горохом под ладонью.
Следом вспыхнула яркая картинка, как я швыряю в них карающий огонь, и в уши врывается жалобный визг а в ноздри запах паленой шерсти. А потом вдруг стало как- то темно… и холодно, и единственное, что мне мерещится, это как я последним усилием вцепляюсь в сбрую коня, приказывая себе не отпускать ее ни в коем случае.
Пальцы и сейчас ощущают полоски кожи, металл колец…
Что?!
Какой металл?! Я дернул руками, и, только теперь сообразив, что не могу не только поднять рук, но даже пошевелить пальцами, зарычал от возмущения.
— Маглор Иридос, послушайте меня, ну пожалуйста! Маглор… Ну, Иридос же! Приди в себя, выслушай все сначала!
— Выпорю! — Прорвалось у меня сквозь рык, — выпорю обоих! Да как вы додумались- то? Немедленно отвяжите, иначе…
— Я сейчас полью тебя сонным зельем, и будешь спать еще три дня, — вдруг отчаянно всхлипнула девчонка, — пока не начнешь соображать, как нормальный человек.
— А может, он больше никогда не будет… ну это… как человек, — горестно буркнул Ганик и я по привычке насторожился.
Когда Ганик что- то говорит или делает лучше быть наготове… к любым сюрпризам.
— Я жду объяснений, — собрав всю силу воли и все свое терпение, произнес я, как смог спокойнее, — но сначала ответь на простой вопрос, кто тебе разрешал называть меня по имени?!
— Мы же не в крепости, а в дороге… и никаких гувернанток и стражников тут нет, — строптиво объявила девчонка, — если вдруг что- то случается… или кто- то нападает, глупо кричать «маглор Иридос».
— Сейчас на нас нападают? — ласковым голоском осведомился я, приходя в самое свое язвительное состояние, — может, мы куда- то скачем?
— Но нужно же привыкнуть! — попыталась отстоять свою точку зрения она, но я был непоколебим.
— Привыкай про себя. А вслух зови меня маглор Иридос. Я твой воспитатель и мой контракт пока не закрыт.
— Он говорит как раньше, — шепнул Ганик, явно стараясь, чтоб этот шепот моих ушей не достиг.
Но просчитался, не только достиг, но и отразился в них эхом, свистящие звуки почему- то воспринимались моим слухом значительно четче.
— Сначала все объясним, — так же тихо шепнула Мэлин, и я почувствовал, что снова закипаю.
Долго они еще будут притворяться шпионами короля Георгиуса?! Ведь не с хуторянином же общаются! Я напряг мышцы, послышался треск ткани и в тот же миг на меня обрушился мощный взрыв страха.
Причем я почти сразу понял, что опаска была и до этого, только чем- то приглушена. А теперь ужас просто прорвался через сдерживающие его щиты… или нет, скорее, это было действие зелья.
— Святая пентаграмма, — процедил я чужим голосом, и бросил на себя заклинание невозмутимости.
Иначе я никогда не сумею договориться с этими шалопаями. Хотя… должен признать… в последние недели они почти не выводили меня из себя. И в бою вели очень достойно, не трусили и не рвались в герои.
Похоже, заклинание уже сработало, осознал я когда додумался чуть ли не до того, чтоб начать хвалить своих подопечных.
— Мэлин, — произнес как можно тише и вежливее, — я совершенно спокоен и жду твоих объяснений.
— Только пообещай… — подумав, осторожно пробормотала бастарда, — что не станешь сразу пугаться и злиться.
— Мэ- элин! Я же сказал, что спокоен! Приступай к объяснениям!
— Ты помнишь, как мы убегали от волков? — Опасливо произнесла она, и я непроизвольно язвительно усмехнулся.
Это они убегали, а я выжидал момент, когда вся стая, втянутая в погоню азартом и предвкушением добычи, окажется на открытом месте, чтоб никому не было потом обидно. Но вслух этого говорить всё же не стал, иначе начнутся выяснения, и я лишние полчаса буду лежать связанным.
— Помню, — ответил я так кротко, как получилось, и сам удивился прорвавшемуся в голосе рыку, — правда, помню. Вот потом — как- то смутно.
— Потому что потом он бросил на тебя проклятие, — вдруг горько всхлипнула Мэлин, и я встревожился всерьез.
— Кто он?! Там никого не было!
— Он появился, когда они загорелись, — голос девчонки вдруг стал таким усталым и несчастным, что я начал ей верить, — оборотень. Он их вел… и огонь его вернул в человечье тело. Старый… косматый… и очень злой. Он бросил в тебя черный шар… не знаю, как это возможно, было темно, но я его отчетливо видела. Когда шар в тебя ударил, он показался мне таким липким… словно был из масла. Твоя мантия вспыхнула зеленым светом… потом алым, а потом это масло все поглотило. Ты вцепился в упряжь и погнал коня… и я сразу ничего не заподозрила, а потом, когда он устал и перестал бежать… обогнала и поймала. Ты спал. Ну, я так тогда подумала. А потом мы ехали потихоньку, пока не устали… уже начало немного светать. Сначала остановились просто на полянке, потом Ганик пошел искать воду и увидел на другом склоне эту избушку. Мы сходили… проверили, все запущено… наверное, это охотничья, но давно никто не жил.
— Дальше, — коротко приказал я, догадавшись, что она специально рассказывает все так подробно, чтоб дать мне время привыкнуть к мысли о том, что со мной не все в порядке.
Да я и сам уже догадался, едва услышал рассказ про оборотня. Сразу же создал поисковичка и посмотрел на собственную ауру со стороны. И теперь неподдельно радовался собственной предусмотрительности, если бы не заклинание невозмутимости, меня вполне могла бы накрыть волна паники и отчаяния.
— Потом мы тебя сняли с коня и затащили в избушку, — тихо вздохнула она и я стиснул зубы, осознав, что пришлось им не так уж легко, — а затем привязали. Ты в первый день во сне рычал… извини.
— Сколько дней прошло? — Дошли мы, наконец, до моего первоначального вопроса.
— Три… — почти прошептала она, и снова всхлипнула.
Скверно. Ох, как же все это дрянно. И то, что мои подопечные эти три дня были без присмотра и без охраны, и то, что мы слишком задержались на одном месте. Но хуже всего было то, что я не имел в эти дни никакой возможности распутать проклятье, и оно проросло, спуталось с остатками заклинаний щитов и сторожек, и преобразовалось в нечто абсолютно неопределимое и неузнаваемое.
— А почему темно?! — помолчав, с напускной небрежностью осведомился я.
— Мы тебя занавесили. Мантиями… Чтоб ты не испугался… — с запинкой выдала воспитанница и истерично хихикнула.
— Открывайте.
— Сейчас, — пообещала Мэлин и послышались удаляющиеся шаги.
— И куда она?
— Я сам открою, — с непонятной интонацией проворчал Ганик, шурша какими- то щепками и вдруг стало светло.
Так светло, что я даже прищурился, оказывается, сейчас в разгаре ясный, почти летний день.
Ганик тяжко вздохнул и продолжил копаться возле меня, что- то перекладывал, ронял, потом, сопя от натуги, распутывал ремешки, очень сообразительно привязанные к лавке за застегнутые на запястьях моих рук ремни от моего же саквояжа.
— Всё, — наконец объявил он обреченно и отступил в сторону.
Я лишь исподтишка усмехнулся, да он оказывается, неимоверно смелый парень, мой слуга. Хотя сейчас и очень трусит. Но ведь в этом и состоит настоящая отвага, преодолеть в себе звериную глупость и поверить логике, интуиции, и невесть каким еще подсказкам разума.
— Не бойся, ничего плохого я тебе не сделаю — постепенно приоткрывая ресницы, проворчал я, и наконец решился перевести взгляд с закопченных стен древней бревенчатой избушки на собственное тело.
Святая пентаграмма, а это еще что такое, невольно вырвался пораженный вздох, когда первыми в поле зрения попали руки. Едва с запястий сняли ремни я поспешил подтянуть их к груди, и теперь изучал со все растущим ошеломлением.
По моим самым мрачным предположениям увидеть я должен был вылезающую из- под рукавов рубашки серую шерсть, самое сильное заклинание, на которое способен оборотень. Но не увидел ни шерсти, ни самой рубашки. Руки покрывала ничем не прикрытая гладкая кожа цвета темной бронзы, чуть отливавшая на изгибах краснотой. Хотя при более пристальном рассмотрении я начал понимать, что слегка поторопился насчет гладкости. Мелкий, ячеистый красноватый узор, словно нанесенный на кожу изнутри, начал проступать шершавыми гранями, стоило мне стиснуть кулак.
И в тот же момент клиновидные ногти на пальцах вытянулись, заострились отточенными иглами, щекотно царапнули ладонь.
Занимательно, пробормотал я и сел, не столько удрученный произошедшими со мной изменениями, сколько заинтересованный полученным результатом и движимый желанием немедленно понять принцип неизвестного явления и изучить его возможности.
Позже, остановил я сам себя, и продолжил исследование совершенно незнакомого тела, которое отчетливо ощущал как свое.
Хотя, по сути, осмотр можно было ограничить руками. Все остальное тело было такое же, бронзовато- красноватое, покрытое потайным ячеистым узором и почти голое. Не принято же считать за одежду подштанники из небеленого полотна? Хотя у меня почему- то ощущения отсутствия одежды не имелось. и прохладно мне тоже не было, возможно из- за необычайного строения новой кожи.
— Где моя одежда? — оглянулся я на Ганика, сидевшего у самой двери в позе приготовившегося бежать воришки.
— Не знаю, — несчастно шмыгнул он носом, — когда мы сюда приехали и клали вас спать, была, а когда проснулись… — он посопел и пробормотал, — я вас одел, а она сказала что нужно привязать… вдруг проснетесь уже не человеком.
— А как меня кормили? — приняв решение, что исследованиями займусь немного позже, я поднялся с лавки.
— Хорошо кормили, — Ганик напрягся, — Мэлин птиц ловит и суп варит. Потом кормит вас бульоном. А нам кашу варит, но крупы уже мало.
— Не волнуйся, — отмахнулся я, — достать мяса мне не проблема.
Но он почему- то побледнел и тихонько приоткрыл ногой косо висящую дверцу.
— Одежда там, на лавке в уголке, — озабоченно заглянула в дверь Мэлин, и тут же исчезла.
Придется тратить магию, понял я, и провел вдоль тела руками, по памяти создавая иллюзию того, что видел в зеркале каждое утро, собираясь на завтрак. И делать так до тех пор, пока не получится распутать проклятье, ехидно подсказало настырное чувство ответственности.
— Ганик, — после заклятья голос тоже претерпел изменение и звучал привычно, хотя и немного громко, — идем, покажешь мне, где тут умыться.
— Маглор Иридос! — мальчишка смотрел мне в лицо сияющими от счастья голубыми глазами, — как здорово! Говорил я этой дурочке, что вы сразу все вернете, как было, и волосы и шапочку… а она не верила.
— Я тебе, объяснял, чтоб ты не смел называть дам подобными словами?
— Простите, больше не буду, — заученно протараторил Ганик и настежь распахнул дверь, — эй, Мэлин! Смотри, маглор такой же, как и был!
— Замечательно, — почему- то в тоне бастарды не было энтузиазма, а когда мы проходили мимо девчонки, до моего обострившегося слуха донеслось сказанное шепотом, — только мантию он в тот день надевал новую.
Ну да, хмыкнул я согласно, шагая по еле заметной тропке, пробитой за три дня спутниками, следом за мелькавшей над верхушками зарослей дикой малины спутанной рыжей шевелюрой слуги, все верно. Раздавая в тот день мантии, свою я отдал именно ей, уверенный в надежности наложенных щитов, а сам надел ту, что была новее остальных. Ну не натягивать же было самую потрепанную?
Идиот. Внезапно пришло горькое понимание, глупец, настоящий хуторянин простофиля! Ну и как я собирался узнать, чья это была мантия, где намерен был искать ее хозяина и как его уговаривать, чтоб рассказал, какие именно щиты и заклинания были на нее повешены? Если еще он сам знает, и не получил ее подобным же образом.
А без точного знания количества и видов щитов распутать проклятье не сможет даже совет верховных магистров ковена в полном составе. Да и даже если получат полную информацию, навряд ли сумеют, заклинания такого рода имеют свойства с течением времени переходить в разряд необратимых. Я вот иду через заросли почти пять минут и все это время стараюсь найти хоть малейшую зацепочку, чтоб попытаться разделить слившиеся с проклятьем щиты.
Тщетно, откуда ни зацепи, все ощущается как единое природное заклинание изменения, вечное и стабильное.
— Господин Маглор! — шепот Ганика вполне мог бы спугнуть стадо диких коз, но два лесных индюка воинственно кружившие друг против друга на небольшой полянке были заняты решением извечного вопроса, кто из них самый достойный.
Невидимая в солнечных лучах молния пронзила обоих, за время короткой прогулки я понял, что бульон это отличная пища, но мой организм просто тоскует по мясу.
— Здорово, — ахнул Ганик и ринулся к птицам.
Схватился и разом бросил на траву, дуя на пальцы, и укоризненно посматривая на меня.
— Когда ты научишься сначала спрашивать, потом хватать? — Скрыл я поучением собственную растерянность, раньше это заклинание никогда не поджаривало дичь на месте.
Без особого усилия отломив от ближайшего дерева несколько ветвей, я сложил их в виде примитивной волокуши, скрепил заклинанием и осторожно переложил на них пахнувших жареным мясом птиц.
Топая между кустов к избушке я старался не думать ни о проклятье, ни о магах, ни о стражниках, которые завтра приедут в Черуну и будут нас искать… о нет, спаси святая пентаграмма, про все это лучше не думать. Вот сяду на лошадь… и займусь решением сразу всех вопросов.
— Это что? — встретил нас вопрос Мэлин, помешивающей что- то в моем лабораторном котле.
— Мясо, — гордо объявил ей Ганик, — я тебе говорил, что маглор этого мяса запросто набьет! Раз! И жареное.
— Ну а как теперь ощипать и выпотрошить? — глядя на индюков озадаченно вздохнула Мэлин и искоса посмотрела на меня.
— Я сам все сделаю, — в ответ вздохнул я, придется нарушить первое правило практиканта, никогда не пользоваться на землях людей кухонными заклинаниями.
Правда там есть оговорка… про крайний случай, однако, сколько я помню, наблюдающие еще никому ее не засчитали. Но нам нужно спешить, враги наверняка уже раскусили наш трюк, и рыщут по тропам в поисках трех путников.
— Несите пока наши вещи, и пригоните коней поближе, — скомандовал я подопечным, — Как поедим, сразу отправимся дальше.
Срезая на роль тарелок успевшие вымахать листья дикого ревеня появляющимся по мысленному приказу когтем, я зло ухмылялся. Коготок- то неплохой, но вместо целой кучи одежды и всего, что лежало в карманах вряд ли равноценный обмен.
Пара знакомых фраз, до боли напоминающих о доме, щелчок пальцами, и на листьях уже разложены кучки душистого мяса, и всем что нужно, они тоже приправлены. И солью и перчиком, и травами.
— Ох, ты, — Ганик упал на колени перед ближайшим листом, — можно есть?
— Ешь, — кивнул я, садясь рядом с другим листом, и хватая аппетитно пахнущий окорочок, умм- м… вкуснота.
— Мэл, ты чего? — Ганик первым заметил, что бастарда положила себе в походную мисочку каши и села в стороне.
— Ничего, — огрызнулась она, — девушкам много мяса нельзя, они от него толстеют.
Святая пентаграмма! И запомнила же! А сообразить, почему я так говорил, не дано? Присмотревшись к неприступному лицу девчонки, я вдруг остро пожалел, что моя обожаемая шапочка с подшитой в подкладку защитой исчезла так же, как и остальная одежда. И я не имею никакого представления, как теперь проверять чужие эмоции.
Нестерпимое сожаление по потерянной способности вызвало в памяти привычный жест, и мне показалось, что в голове словно что- то сдвинулось.
И вдруг я услышал эмоции Мэлин так же отчетливо, как бывало обычно, когда я снимал шапочку. И в этих эмоциях было намешано столько всего! Усталости, облегчения, радости, обиды, тревоги… бедная девочка, как она еще держится?!
— Это неправда, — пришлось признаться мне, — я тогда нарочно так сказал. Иначе тебя нельзя было заставить поесть как следует. Ты выглядела очень бледной и замученной, а поступала наперекор всем замечаниям.
Ее эмоции пронизало недоверие, и бастарда уставилась на меня очень подозрительно. Но потом что- то рассмотрела, вспыхнула неожиданным счастьем и, решительно отставив мисочку, потянулась к мясу.
А я спешно вернул на место невидимую теперь защиту и устремил все помыслы на индюшатину, решив пореже проверять эмоции воспитанницы и не добавлять себе проблем. Их у меня и так столько, что хватит на пятерых.
