Выплыла из сна, повернулась на левый бок, уткнулась носом в трикотажную майку, обняла его талию, закинула ногу на бедро и затихла, задремав. По-видимому, поза моя не шибко располагала Рика ко сну. Он осторожно перевернул меня на спину, сняв с себя так неразумно разбросанные конечности. Это только потом сообразила, что из одежды на мне сбившееся в ногах покрывало. Я испуганно распахнула глаза и уставилась на мужчину. Он внимательно изучал изгибы моего тела. Не зря говорят, утро вечера мудренее, в том смысле, что все положительные качества с утречка просыпаются. Сначала мудрость, за ней совесть, стыд и наконец, скромность. Я пискнула, покраснела, подобрала в ногах покрывало и укуталась в него с головой, скрывшись от завораживающих и без всякого гипноза серо-желтых глаз.

Рик бесцеремонно рывком сдернул одеяло, закинув его себе за спину. Я зачарованно уставилась на него, не решаясь пошевелиться. Оставалось лишь наблюдать, как он неспешно склоняется к моим губам. Сказать, что я хотела этого поцелуя и всего последовавшего за ним, – ничего не сказать. Казалось, я начинала понимать алкоголиков или наркоманов, занятых поиском очередной бутылки или дозы. И да, знаю… Знаю, никогда не стоит лежать и таять карамельной лужей на кровати, стоит быть изобретательной, гибкой, изворотливой, соблазнять, утягивать, дразнить, играть. Сейчас было иначе. Сейчас я не могла ничего, мне лишь хотелось раствориться в этом мужчине, отдать себя полностью, без остатка. Пусть забирает – не жалко, пусть убьет – неважно. Важно только то, что его руки настойчиво и нежно ласкали грудь, язык путешествовал по рту, изредка отрываясь, чтобы уделить внимание шее, ушам или соскам. Он играл с моим телом. Каждое выверенное движения вело к новой волне желания. Заставляло терять рассудок. Все еще полностью одетый, он коленом раздвинул мне ноги и провел ладонью по внутренней стороне бедра. Я застонала и выгнулась навстречу. Рик, склонив голову набок, наблюдал за мной. Сквозь ресницы я видела выражение серо-желтых глаз. В них блеснуло нечто напомнившее насмешку. Губы растянулись в легкой холодной улыбке, выглянули кончики клыков. Ему совершенно точно было известно, что я их видела. Рик намеренно показал мне. Затуманенный рассудок задался на мгновение вопросом «зачем», но загнал эту мысль подальше, когда соска коснулся горячий язык. Хочет съесть, Бес белый, пусть ест.

Я выгнулась дугой от нового приступа нестерпимого желания. Он повторно спустился к моим бедрам, только теперь ладонь заменили теплые губы, дарящие восхитительно нежное прикосновение, и зубы, безжалостно царапающие. Я всхлипнула. Эта боль не отрезвляла, скорее наоборот. Рик зализал языком каждую ранку. Стянул через голову майку, скинул джинсы…

Мне хотелось просить его поторопиться, если понадобиться – умолять, однако могла лишь молча наблюдать. Я знала свое состояние, еще немного – и меня начнет колотить крупная дрожь от неудовлетворенного желания. Больше не было никакой нежности. Все чувства, эмоции, мысли сплелись в единый клубок и пульсировали там, где я ощущала его внутри себя. Мне до безумия хотелось рассказать этому мужчине, как он важен мне, как нужен, и, верно, оттого теперь каждый крик, вырывающийся из горла, обретал форму его имени. Все, на что я была способна, – метаться по кровати, оставаясь его пленницей и повторять снова и снова: «Рик».

К тому моменту, когда он перекатился на спину, уложив меня себе на грудь, я потеряла себя. С этого момента Лена перестала существовать как отдельная, независимая, цельная личность. Он частично поглотил меня.

«Разве так бывает?» – возмутился разум.

– Бывает, – шептала я, закрыв глаза и свернувшись калачиком на своем Бесе.

Он придерживал меня за талию и за голову, зарывшись пальцами в высохшие за ночь пряди, и молчал, а я боялась сказать хоть слово и разрушить мгновения, которыми наслаждалась. На большее рассчитывать не приходилось. Назвал же Арон-косичка меня комнатной собачкой. В каждой шутке есть доля шутки. Это, конечно, злобное шипение недалекого урода, но в чем-то он прав. Сколько Рику лет? Кто он? Все, что я о нем знала, – это имя и собственные интуитивные догадки. Не более. Ну и еще слова Гриши о том, что Эрик таких, как я, не держит, он любит красивых. Я подавила вздох. Плевать. Главное только то, что здесь и сейчас.

– Тебе спину не больно? – решила я осторожно нарушить молчание, вспомнив сломанное дерево.

– Нет.

Как обычно. Одно слово, а дальше объяснять не намерен. Однако на этот раз я ошиблась, поскольку Рик продолжил:

– Никогда не смей влезать, если я разбираюсь. Понятно?

– Да не вопрос! Я ж испугалась, ты лежал…

– Я – глава клана, а значит, сильнее остальных. Я притворился. Не лезь. Ясно?

– Ясно.

Идиллию разрушил мой желудок, подающий сигналы бедствия о наступившем дефиците калорий. Рик тут же снял меня, поднялся, оделся и вышел из комнаты. Я завернулась в одеяло и с печалью осмотрела новую стопку грязного белья, возвышающуюся рядом с моими родными шмотками. Подперла подбородок кулаком и как-то пригорюнилась. Через минуту в комнате снова появился мой панк, протянул очередной комплект из черных объемных штанов и белой майки.

– Одевайся. Пойдем.

Я не стала спрашивать куда.

«Да и зачем?» – философски рассудил мозг. Не пойду по-хорошему, потащит принудительно. За ним не станет. Просто оделась, обулась и взглянула на Рика. Стоять в его одежде и без белья было немного странно, но до безумного восхитительно. Он снова поднял меня на руки и снова понесся сквозь лес. На этот раз на пассажирское сиденье «рено» усадил сам. Я потерялась в происходящем. Сначала ванная, теперь это. То, как он обращался со мной, и пугало, и заставляло расслабиться одновременно.

Цель поездки стала ясна уже через двадцать минут, когда мы остановились возле огромного торгового центра. Для начала заставил позавтракать в кафетерии, а затем водил за руку, выбирал вещи, заставлял мерить и покупал, ориентируясь исключительно на свой вкус, начиная от нижнего белья и заканчивая обувью. Я глупо хлопала ресницами на неизвестные дорогие и не очень марки, ловила завистливые взгляды молоденьких продавщиц и изредка безрезультатно пыталась остановить Рика от покупки чего-нибудь чересчур дорогого. Наконец, отдав инструкции опешившей и почему-то совершенно не возражающей женщине-менеджеру относительно того, куда стоит доставить пакеты с покупками и кому передать, он почти угомонился, только заставил меня выбрать из всего вороха то, что хочу надеть немедленно. Я, не глядя, влетела в майку, джинсы и спортивные балетки, как те, что носила ранее. На шею намотала тонкий шарф, скрывший буро-желтые следы. Белье он выбрал сам. В душе жило странное чувство, что я большая кукла Барби, которую одевают, купают и с которой играют. С ужасом отогнала паршивую мысль.

– Рик, сколько тебе лет? – попыталась прояснить насущный вопрос, семеня за ним вприпрыжку до машины.

– Это имеет значение?

– А-а, – протянула я, соображая. Потом пожала плечами. – Нет.

И впрямь, какая разница? Как только он приземлился за руль, а я вознамерилась поинтересоваться своей ближайшей судьбой, зазвонил телефон. Рик молча выслушал собеседника, отключил соединение, завел машину. Я внимательно изучала его профиль и гадала, стоит ли спрашивать «кто» и «что»? Для разнообразия решила повторить утренний опыт. Все равно узнаю. Терпение – добродетель.

Спустя какое-то время он припарковал машину возле серого огромного здания «скорой». Я, не раздумывая, сразу же выскочила на улицу, зевать с этим мужчиной уж точно никак нельзя. Нас не остановили на входе, не спросили ни кто мы, ни куда направляемся. Панк безошибочно ориентировался в хитросплетении муниципальных коридоров. Вскоре мы миновали двери с надписью: «Хирургическое отделение» и дошли до одноместного бокса. Возле входа на стульях сидели двое мужчин в гражданской одежде, одним из которых оказался Кларк.

Он молча кивнул Рику, открыл дверь и пропустил нас внутрь в светлое больничное помещение. Я стиснула зубы. На койке лежала девушка в гипсе и бинтах. Она тихо застонала, среагировав на звук шагов.

– Ее нашли утром – и сразу на операцию, – прошептал Кларк. – Внутренности не повреждены, несколько переломов. Раны зашили и на лице, и на теле. Она не должна была умереть. Ее задачей было донести вот это.

Следователь выудил из сумки папку, открыл и отдал Рику несколько фотографий. Я подалась вперед, выглянув из-за плеча своего белого Беса, со свистом выдохнула. На снимках крупным планом был изображен изувеченный живот девушки. Кто-то рваными ранами нанес перечеркнутое слово «клан». Несчастная тихо всхлипнула на кровати, плакать, по-видимому, сил у нее просто не было. Она осторожно шевельнула разбитыми губами. Рик склонился над ней и нараспев прошептал:

– Тихо. Расскажи мне.

Девушка сглотнула и прерывисто засипела. Я с трудом разбирала несвязную речь. Выходило, что она официантка, шла домой после смены, на нее напал огромных размеров зверь. Я с ужасом слушала описание того, что несчастной пришлось пережить по воле случая и чьего-то больного разума. По спине пробежала холодная волна. Девушка не могла нас видеть. Верхнюю часть лица занимала повязка, оставляя открытыми только кончик носа и губы. Наконец она закончила. Рик обернулся к Кларку, выясняя подробности ее обнаружения. Я слушала их вполуха, осторожно наклонилась к маленькой изуродованной фигурке, погладила ее по здоровому плечу.

– Все будет хорошо, – зачем-то прошептала я.

Тонкие пальчики, выглядывающие из-под гипса, судорожно дернулись. Она снова всхлипнула. Я заморгала, прогоняя непрошеные слезы. Как женщина, прекрасно знала, что хорошо ей не будет. Девочка изуродована на всю жизнь. Вряд ли зарплаты официантки хватит на дорогостоящие пластические операции. Замутило. Я остро ощущала чужую боль и страх.

Рик потянул меня за талию, уводя из больничного бокса. Я в последний раз обернулась на несчастную, подумала о своих бесполезных пластиковых карточках. Банки у Инферно действительно отечественные, но вот меня, как и предполагала, среди клиентов не существовало, о чем я успела выяснить у панка в торговом центре.

Мы шли по коридору, когда вспышкой осенила мысль.

– Рик, а те вещи, что ты утром купил, они ведь тебе в принципе не нужны?

Он обернулся, нахмурился.

– Нет. Это для тебя.

– А можно мне их отдать деньгами?

Он оскалился, зарычал, прижал к стене больничного коридора. Я испуганно уставилась на его клыки.

– Тебе нужны от меня деньги?

– Зачем? Нет, – бессвязно затараторила я. – Просто подумала, ты все равно их потратил, значит, не жалко было. Мне ж куда столько шмоток?.. Я и прежние постирать могу. Делов-то? А той девушке операции нужны, и много. Она официантка. Откуда у нее? Ей жить. Молоденькая совсем. Я свои бы отдала, если бы могла воспользоваться счетами. – Я вдруг разозлилась и на себя, что вынуждена оправдываться, и на него, что вынудил. Уперлась в его грудь кулаками, пытаясь отодвинуть от себя (наивная, еще б кирпичную стену попробовала). – И вообще, с какой радости?! Кончай на меня рычать!

Он перестал. Серо-желтые глаза внимательно изучали мое лицо. Я состроила любимое выражение «морда-кирпич», а учитывая тот факт, что косметики – ни грамма, эффект вышел вдвойне крутой. Пущай попужается, кого в кровать затащил.

– Если я с тобой переспала, это еще не значит, что я влюблена, як наивная дурочка, и ты можешь распоряжаться мной направо и налево. Андерстенд?

Не отрываясь, смотрела в ледяные глаза не менее красноречивым взглядом. Уголки тонких губ едва заметно дернулись, обозначив улыбку. В коридоре послышались шаги. Он рывком затащил меня в боковое служебное помещение, которое до этого просто не видела, закрыл дверь, прижал к себе, и я утонула в настойчивом требовательном поцелуе. Так и не поняла, чего было в его действиях больше. Желания физической близости или желания доказать, что я неправа, утверждая, что он не может распоряжаться мной. В любом случае сопротивляться не было смысла. Зачем? Мы оба прекрасно знали, что в его руках я таю. Полная и безоговорочная победа осталась на его стороне. Он прижимал меня спиной к стене, я же, вцепившись в твердые плечи, стонала и кричала его имя, наплевав на окружающих, на больничный коридор и на вероятность быть услышанной.

А услышали нас скоро. Дверь резко раскрылась, в проходе появилась пухлая низенькая фигура медсестры.

– Это что здесь творится?

Я испуганно замерла в руках Рика. Он обернулся и рявкнул:

– Вон!

Женщина подпрыгнула, захлопнула дверь. В коридоре раздалась торопливая тяжелая поступь. Я подумала, что вероятнее всего побежала несчастная за охраной. И правильно, в конце концов, место для того, от чего она нас оторвала, выбрано не самое подходящее.

– Надо уходить, – шепнула я.

– Нет.

Одно-единственное слово. Он медленно пошевелил бедрами, я застонала, почувствовав его внутри. Думать про медсестру и охрану сразу же расхотелось. Одно резкое движение – и из горла снова вырвался полустон-полухрип.

– Ри-ик!

Он вытягивал мою душу, уводя за собой, подчиняя своему танцу. Я выгнулась дугой, прикрывая глаза, страшась потеряться, не вернуться в родное тело. Слишком сильные эмоции, слишком яркие.

И вдруг я вспомнила. Не знаю, как работает мой блаженный мозг, но, видимо, как-то работает. Жила же я с ним все это время. В данный момент он просто взял и вытолкнул на поверхность памяти фамилию.

– Куи-ил, – застонала я и тут же почувствовала резкую боль в ключице. Вскрикнула, перед глазами запрыгали оранжевые точки. Рик рычал.

– Повтори.

Я испугалась его тона, по-настоящему испугалась. Таким он не был, даже когда вышвыривал Арона из окна. Схватилась за прокушенное плечо, руки коснулась теплая влага.

– Кто? – продолжал допытываться Рик.

– Куил. Фамилия, – зашипела я, пытаясь вырваться из его рук. – Ты – псих! Эйна Куил. Я вспомнила.

Плечо невозможно саднило. Я стиснула зубы. Его дыхание стало чуть спокойнее, утробный рык прекратился. Он подтянул меня ближе за талию, оторвал руку от плеча и осторожно коснулся языком кожи. Боль тут же отступила. Ощущала себя немного странно. Сколько раз видела, как животные зализывают раны, да и сама, обрезавшись, тяну руку в рот, но это… Это совсем другое. Бес поднял мою ладонь и слизал кровь.

– Ты всегда кусаешься во время секса? – возмутилась моя наконец пришедшая в себя персона. Я попыталась отодвинуться и нащупать в темноте джинсы.

– Только когда меня называют чужим именем.

Бес опередил, безошибочно ориентируясь со своим нечеловеческим зрением, нашел одежду, усадил на нечто горизонтальное, кажется, стол, и одел.

– Слушай, я и сама могу, не маленькая.

Не внял ни одному слову. Хоть головой об асфальт бейся.