Глава 13
Жизнь после секса
Щурясь от яркого дневного света, я увлеченно водила по рыжему боку моего керса щеткой. Зверь лежал на осыпанной пожухлыми листьями земле и довольно мурлыкал, как и положено всем котам, пусть даже и тем, которые размером с коня. Осень радовала теплой погодой, свежим ветром и ароматом листопада. В предгорный лес за последнюю неделю мы с Йеном выезжали уже третий раз, чтобы погулять на свежем воздухе, а заодно и потренироваться. И речь шла не только об отработке навыков примитивной самообороны, на которых настаивал рыжий норд.
Прежде всего, он учил меня крепко сидеть в седле и правильно управлять своим ездовым зверем. Рыж действительно признал во мне хозяйку. Потому, наверное, и терпел на своей спине такую неопытную всадницу, лишь изредка порыкивая, если я что-то делала ну очень-очень неправильно. Йен, к слову, тоже отличался просто-таки титанической выдержкой, когда пытался показать мне элементарные приемы самозащиты. Правда, и этой выдержке наступал конец, если, повалившись в очередную кучу листьев, я с хохотом утаскивала за собой и его.
Лежать на мягком ковре из листьев и упоительно целоваться после таких вот тренировок, как выяснилось, было просто нереально здорово. Так что наших верховых прогулок я ждала с не меньшим энтузиазмом, чем маленький ребенок ждет похода в цирк. Но у «медведя» в Стортхэме хватало обязанностей, которые забирали его у меня на большую часть дня, а то и на весь. Впрочем, я не жаловалась, мне и самой было чем заняться.
— Ты его совсем избалуешь, — сказал Йен, с мягкой полуулыбкой наблюдавший за мной и керсом. Официально лиловоглазого котяру звали Такердрон, что в переводе означало «гордый покоритель ветров», как по большому секрету поведал мне Сорис. Но я упорно именовала его Рыжем, и он, как ни странно, с удовольствием отзывался на новую кличку. Керс вообще реагировал на меня очень чутко. Узнавал по шагам, по запаху и еще непонятно по каким признакам.
— Ты до сих пор не понял? Этот хитрюга на то и рассчитывал, когда выбирал хозяйкой женщину! — ответила я своему учителю и, отложив в сторону щетку, полную рыжей шерсти, начала ласково поглаживать развалившегося на «солнышке» питомца, не забывая при этом чесать его за ушком. — Заметь, единственный керс, установивший ментальную привязку с лэфой, а не с нордом. Да в том, чтоб его баловали, и состоял коварный кошачий план! — Нагнувшись, я обняла лобастую голову гигантского кошака и чмокнула его в нос. Рыж забавно фыркнул, дернул усами, а потом зевнул и принялся громко урчать, намекая на то, что неплохо бы продолжить его баловать и дальше.
За последние дни мы очень сдружились с моим четвероногим защитником. Я регулярно ходила в керсарню: навещала своего зверя и слушала лекции Сориса о том, как правильно ухаживать за ездовыми котами, как их чистить, расчесывать, кормить и прочее-прочее-прочее. Йен же взял на себя обязанность научить меня уверенно сидеть в седле. Поэтому к вопросам по уходу добавились еще и тренировочные заезды, перед которыми мне подробно рассказывали и показывали, как следует правильно крепить ремни, ну… и себя к ним.
— Рыж, имей совесть, — наигранно строго проговорил «медведь», на что зверь демонстративно зевнул и подставил мне под руку шею.
— Хитрее-е-ец, — протянула я, продолжая его почесывать. — Большой рыжий хитрец…
— Который нагло пользуется твоей добротой, Лера, — проворчал норд.
— А по-моему, ты просто завидуешь, что она гладит НЕ ТОГО рыжего, — насмешливо заметил подлетевший к нему Лааш. Йен же только хмыкнул, не став вступать в спор с этой огненной «занозой».
Как пояснил мне на нашей первой прогулке Йен, на открытом пространстве элементали могли поддерживать свое призрачное тело и сохранять власть над стихией, находясь на чуть большем расстоянии от метки норда, к которой были привязаны, нежели в помещениях. А в Итировых подземельях дух и вовсе не терял видимую форму, как в купальнях Стортхэма. Однако мы предпочитали кататься по лесу, а не по горным пещерам. Поэтому стоило Лаашу отлететь от напарника метров на пятнадцать, как полупрозрачное «солнышко» превращалось в «невидимку», единственной способностью которого была возможность общаться с нами и безошибочно чуять присутствие себе подобных.
Элементаль для меня являлся своеобразным аналогом секьюрити, который информировал об отсутствии видимых и невидимых свидетелей. Сейчас он, как и положено профессиональному охраннику, вернулся с очередного облета лесного участка, выбранного нами для тренировок с ножами. Действительно расслабиться, не боясь быть услышанным, мы с Йеном могли только в его «берлоге» или на наших прогулках. В остальное же время мне приходилось следить за словами, а ему называть меня Ильвой.
— Ну, что? Отдохнула? — спросил «медведь», вставая с коряги, рядом с которой дремала Бригита. Черная керса, добравшись до места привала, предпочитала лечь спать, в отличие от моего Рыжика.
— Да разве ж это отдых? — возмутилась я, кивнув на щетку, которую таскала с собой на каждую нашу вылазку, ибо знала, что Рыж любит, когда его вычесывают.
— Судя по довольному выражению твоего лица, маленькая, это был именно отдых, — подколол меня мужчина. — Хватит уже обниматься с керсом, иди ко мне, продолжим наш урок… ученица. — И улыбнулся мне так, что сердце екнуло, а внизу живота приятно потянуло.
М-да, похоже, и это занятие закончится у нас так же, как и все остальные. В том смысле, что хорошо закончится, да… очень!
На самом деле рыжеволосый норд больше не был моим официальным наставником. С затеей под названием «Ильва — нар-ученица» мы распрощались в тот же день, когда перевели наши отношения на новый уровень… близости. Все произошло до банального просто: зашли к Грэму, у которого в Стортхэме был личный рабочий кабинет, объявили о смене моего статуса и, получив его одобрительный кивок после подписания заранее подготовленного договора на брак, отправились радовать Эйдара новостью о том, что ждать до зимы, чтобы стать нар-учеником Йен-ри, парню не придется. Умный мальчик лишних вопросов задавать не стал. А, заметив висящий на моей шее кулон, который таманы традиционно дарят своим амантам, хмыкнув, сказал:
— Давно бы так, — после чего вернулся к занятию с четырьмя мальчишками, приехавшими в общину в этом году. Обычно ими занимался «медведь», но иногда его подменяли Таш с Эйдаром. Теперь же только Эйд.
— Лер, поторопись, — поигрывая парой метательных ножей, приготовленных для моей тренировки, сказал Йен. — Тебе сегодня мебель должны привезти. Не хочешь же ты проворонить этот радостный момент? — Он склонил к плечу голову, чуть насмешливо глядя на меня, а мое сердце снова екнуло. Я любила в этом мужчине все: его характер, его необычную внешность, его привычки и этот вот жест, ставший таким родным.
Такой счастливой, как в последнюю неделю, я не была еще никогда. То, что происходило между нами, можно было смело назвать медовым месяцем, хотя встречались мы с таманом обычно только под вечер. Но, несмотря на усталость от дневных забот, эти вечера были незабываемыми, как и ночи. И не важно, занимались ли мы любовью, ужинали, разговаривали или просто спали в обнимку. Нам было хорошо вместе. Настолько хорошо, что я невольно ждала от жизни какой-нибудь гадости, потому что обычно эйфория не длится так долго.
Но пока ничего особенного не происходило: Керр-сай и его подпевалы ко мне больше не лезли, Брэд-риль на горизонте не появлялся, тетя Грэта с Тинарой в гости не заезжали, и от дана не приходило никаких новых писем. А подлинность послания, что принес тогда темноволосый норд, так никто и не смог подтвердить. Хотя сам Керр категорически отрицал свое участие в возможной подделке, продолжая настаивать на том, что почтальон все же был.
— Лера-а-а, — протянул Йен.
— Иду. — Я в последний раз погладила Рыжа и, шепнув в кошачье ухо: «Вернусь», начала подниматься с древесного корня, на котором сидела. Кот попыток задержать меня не делал. Он вообще был на редкость умным и понимающим животным, которое прекрасно знало, когда можно требовать ласки, пользуясь своей кошачьей харизмой, а когда не стоит. Даже не знаю, за какие заслуги мне досталось это рыжее чудо. Это и то, которое неотрывно наблюдало за каждым моим движением, и от одного его взгляда мне становилось жарко. Горячей будет тренировка, ох, горячей. Но… тем интересней.
— Готова? — спросил мужчина, и я, пристегнув полупрозрачный клапан к капюшону плаща, кивнула. В тени раскидистого дерева можно было пренебрегать защитой от лучей Римхольта, но, выходя на освещенные участки леса, рисковать я боялась, ведь в отличие от нордов моя кожа была слишком чувствительной для дневного света. — Держи. — Он протянул мне один из метательных ножей, тот самый, который я взвешивала на ладони и вертела в руках до того, как пошла чесать керса. Первая часть урока как раз и состояла в привыкании к металлическому клинку — совершенному в своей простоте. С чуть смещенным к длинному лезвию центром тяжести и небольшим отверстием для веревки на рукояти. Холодный и немного тяжелый для меня, больше знакомой с кухонным инвентарем, нож с тонкой вязью едва заметного узора приятно ложился в руку, тоже ко мне привыкая. — Чувствуешь его? — спросил Йен, следя за тем, как я машинально поглаживаю большим пальцем декорированную рукоять.
— Не знаю, — призналась ему. — Вообще-то раньше у меня с колюще-режущими предметами были самые нежные отношения, — улыбнулась я. — Но метать ресторанные ножи в цель я, честно, не пробовала. Хотя иногда и хотелось, угу.
— Ну, раз хотелось… — Норд встал за спиной, чуть разворачивая меня к дереву, расположенному шагах в пяти от нас. — Пусть твоей мишенью будет этот ствол.
— Пусть, — согласилась я, крепче сжимая рукоять тренировочного клинка.
— Расслабься, — сказал рыжий учитель, кладя одну руку мне на плечо, второй же коснулся моего напряженного предплечья и, опустившись чуть ниже, начал поглаживать запястье. Приятно. И действительно расслабляет, вот только… чересчур!
— Йен, прекрати, — тяжело вздохнув, попросила его. — Иначе урок закончится раньше времени и не тем, чем следовало бы. — И смущенно улыбнулась, уклоняясь от его ласки.
— Да у вас эти уроки все время так заканчиваются, — зевнув, сообщил Лааш. — У меня такое чувство, что вы сюда не на тренировку, а на свидание ездите.
— Не завидуй, — отмахнулся от него напарник.
— Да ни в жизнь! — возмущенно полыхнув, воскликнуло «солнышко». — Чему завидовать-то? Хоть бы плед с собой брали, да корзину с вином и плюшками, а то целуетесь, где придется. Надо не так… — И далее последовал подробный инструктаж, как именно надо.
— Так мы тоже попробуем, — обрывая лекцию по «камасутре», сказал Йен. — А сейчас, будь добр, проверь лес еще раз, а то мало ли что. — И, спровадив недовольно пыхтящего знатока, улыбнулся мне: — Продолжим?
Кончики моих острых ушей горели, а левое, как обычно, дергалось, звякая сережками. Какое-то оно у меня особо чувствительное оказалось. Или это клеймо вивьеры сделало его таким? Кстати, о клейме: Илис и его наплечный элементаль Скил были столь любезны, что согласились избавить меня от порочной метки, как ранее избавили от следов, оставленных зубами Фимара.
К счастью, Рыж предпочел связать нас ментальной «нитью», а не укусом. И метка шлюхи была единственным беспокоящим меня шрамом, который хотелось стереть с кожи. Следы же побоев на спине, как подтвердил Йен и зеркало, давно зажили. Оно и понятно, ведь Брэд всегда заботился о красивой упаковке своей живой куклы.
— Смотри и повторяй, — предложил мне учитель и, достав из пришитого к внутренней стороне куртки чехла второй метательный нож, взял его правой рукой за хищно блеснувшее лезвие, выставив рукоятью вперед. Большой палец мужчины лег вдоль клинка сверху. В отличие от моего, этот стальной экземпляр был на порядок крупнее и, как мне подумалось, тяжелее. — Все просто, давай же, Лер. Ты ведь сама хотела научиться.
Хотела! Кто ж спорит? С моим телосложением и полным отсутствием спортивной подготовки крайне сложно защитить себя с помощью кулаков. А метательные ножи поражают на расстоянии, давая фору. Поэтому из всего предложенного Йеном ассортимента, для изучения я выбрала именно это оружие.
— Подержи так, привыкни, — говорил норд, снова нечаянно касаясь моей руки. — Теперь замах… вот так… тебе удобно?
О да-а-а… Мне было удобно. И интересно, и даже весело. И пусть метнуть нож в цель из десяти бросков получилось всего однажды, в то время как Йен не промахнулся ни разу, я все равно сочла эту тренировку замечательной. И если бы не обещанная мастером Гильвом мебель, которую должны были доставить в Стортхэм к вечеру, наверняка бы уломала своего тамана поиграть в «ножички» еще. Но заняться обустройством собственной «пещеры» мне тоже очень хотелось. Поэтому, собрав тренировочный инвентарь и вдоволь нацеловавшись у того самого дерева, которое выбрали мишенью, мы сели на керсов и отправились домой.
Ремонт в моей комнате шел всю неделю, и большую часть времени я проводила именно там. Обычно работа начиналась после обеда. Закончив тренировки, ребята шли есть в обеденный зал, где и ждала их я. Напроситься в помощницы к Энии оказалось не так и сложно. Свободных рук на кухне всегда не хватало, поэтому от добровольца в моем лице пухленькая лэфа отказываться не стала. Конечно, привыкнуть к местным продуктам получилось не сразу, но дня за три я с этим делом справилась. А на шестой даже испекла свой первый вполне приличный торт, который мы с Энией и парой поварят съели за чаем. Впрочем, три кусочка я все-таки заначила для своих мужчин: Йена и ребят, которые помогали мне с ремонтом.
После того как Эйдар с моей помощью благополучно доломал кровать и кресло, парень порубил на доски еще и громоздкий шкаф, затем собрал в кучу древесный хлам и устроил пир для прожорливого Лааша, облюбовавшего мой камин. А потом началось самое интересное. По распоряжению Грэм-риля к нам с Эйдом отправили еще одного норда, того самого кудрявого парня с лысым виском, который принес мне весть о гибели Таша.
Его звали, как цветущий куст на Земле, — Мирт, а в напарниках у него числился каменный элементаль по имени Мина. В отличие от грэмовского Грога, это серебристое «солнышко» было более миниатюрным и миловидным. Но габариты и внешняя мягкость не мешали духу работать с камнем. Мина не ломала, не рубила стены… она, излучая серебряный свет, заставляла их плавиться и видоизменяться в соответствии с моими эскизами. К концу недели я поняла, что обожаю эту малышку. Да и с Миртом, несмотря на печальные обстоятельства первого личного знакомства, мы тоже хорошо поладили. Он сам ездил в Миригор заказывать мне металлический шест, который сам же и установил в указанном месте. На вопрос, зачем эта штука, я с улыбкой ответила: «Для особых тренировок».
Зеркало с надписью «Нифелин-27» на время ремонта перенесли в комнату Йена, куда, собственно, переехала и я. Выбрасывать подарок таинственных фирсов, по примеру Ильвы, мне не хотелось. Хоть на удивление прочное стекло и перестало светиться после нашего с ней разговора, я по-прежнему ждала от него сюрпризов, нутром чуя, что это еще не конец истории. Йен против зеркала не возражал, но предпочитал прикрывать его белой тканью, говоря, что иначе чувствует себя под прицелом чужого взгляда.
На поиски неуловимых фирсов мы с ходу не бросились, логично предположив, что те сами свяжутся со мной через свой подарок или как-нибудь еще. Да и не хотелось, если честно, никого искать и ничего менять. Потому что, несмотря на некоторую тоску по земному прошлому, здесь у меня был любимый мужчина и перспективы на дальнейшую счастливую жизнь, а там — горечь потерь и разочарований.
Так что зря Ильва переживала: добровольно в свое прежнее тело я бы ни за что не вернулась, хотя Йен счел его тоже весьма симпатичным, за что и получил по носу. Не сильно, конечно, но все же. Рассмеялся, потирая ушиб, и с фальшивой серьезностью заявил: глупо, мол, ревновать к самой себе. А на мое возражение «та женщина теперь вовсе не я!» поцеловал, шепнув в губы, что ему, кроме меня, никто не нужен и не важно, в каком я теле. Следующий час нам, как обычно, было не до разговоров.
Вообще, по-хорошему мне стоило сказать спасибо и таинственному зеркалу, и Ильве с ее опасениями, что я захочу вернуть свою прежнюю жизнь. Не услышь «медведь» тогда наш разговор, я бы еще долго ждала от него решительных действий. А тогда, как он признался позже, испугался потерять меня навсегда. И когда я сама потянулась к нему, отпустил свои чувства. Хотел таким образом привязать к себе? Возможно. Даже вероятно. И, видит бог, у него это получилось! Теперь я не меньше Ильвы боялась, что мою душу вернут в земное тело. И морально была готова сделать все, чтобы этого не допустить.
Вечером того же дня в Стортхэме…
Я лежала на большой белой тахте в окружении кучи подушек и любовалась как собственной комнатой в целом, так и постелью в частности. От красно-черной гаммы не осталось и намека. Алую ленту на ключе и ту сменила серебристая цепочка. Новый интерьер, как мне казалось, получился даже лучше, чем я ожидала. Мебель радовала своей простотой, надежностью и удобством, а цветовая гамма — светлыми тонами.
Кровать имела жесткий матрас, высокую спинку с зеркальными вставками и две низкие тумбочки, прикрепленные к каркасу по бокам изголовья. Вся эта конструкция куда больше походила на аналоги из моей прошлой жизни. Но те, кто уже видел эскизы, не очень-то удивились привезенным предметам мебели, списав их необычную форму на мою разыгравшуюся фантазию.
Гранитные плиты пола покрывал светло-рыжий ковер с коротким ворсом, в углу на небольшом круглом подиуме поблескивал шест, а на стилизованных под мрамор стенах висели факелы с аккуратными металлическими чашами, полными огня. Лааш, узнав, что я люблю, когда много света, пообещал следить за тем, чтобы пламя не гасло. В отделанном белым камнем камине потрескивали дрова, а на полке стояли трое песочных часов с временной шкалой на стеклянных боках. Механические конструкции в Лэфандрии почему-то не водились. Впрочем, и песочные были вполне удобны. Жаль только, не тикали.
От идеи с плетеными креслами я отказалась еще в городе, решив не грузить мастера Гильва тем, что сама толком не могла объяснить. Да и тот вариант, который он предложил мне взамен, вышел ничуть не хуже — легкие удобные конструкции из светлого дерева с белоснежной обивкой сидений. А рядом с ними небольшой круглый столик с тонированным стеклом, врезанным в каркас столешницы. Все стильно, просто и в моем вкусе.
Гардеробная с кучей полок и планкой для вешалок, на которых висели мои вещи, число которых за эту неделю заметно возросло, располагалась за плотными шторами, имитирующими закрытое окно. Кроме перечисленного в комнате было только фирское зеркало, приставленное к стене. Хотя Лааш и предлагал повесить еще одно на потолок над кроватью, на что Йен ответил, что это следует делать уже на его территории.
Просторная, светлая… моя спальня понравилась и мне, и ребятам, помогавшим ее делать, и, что важно, Йену. Но на том, чтобы ночи мы проводили в его «берлоге», мое рыжее счастье все-таки настояло. А я не сильно и сопротивлялась. В конце концов, после свадьбы все равно съедемся, так что надо привыкать. Ну а пока я находилась в статусе аманты, отказываться от положенной мне личной территории было глупо. Тем более что без тамана в его просторной комнате я чувствовала себя не очень комфортно.
А ведь рано или поздно он снова начнет уходить на несколько дней в подземелья Итиры, как делают все норды. И коротать это время хотелось там, где мне было удобно, то есть у себя. Пока же Грэм дал «медведю» что-то вроде небольшого отпуска в честь заключения нашего договора. Правда, это не отменяло учительских обязанностей Йен-ри, которые занимали у него большую часть дня. И даже сейчас, несмотря на позднее время, его опять куда-то вызвали, причем вместе с Эйдом. Ну, ничего… вернется — расспрошу.
Факелы горели, песок в часах сыпался… я лежала. Где-то через час мне это дело надоело, и, выбравшись из горы подушек, я отправилась к Энии. Эта лэфа обычно торчала на кухне до самой ночи, а из всех женщин Стортхэма мы больше всего сдружились именно с ней. Еще мне нравилась Янина, но девушка слишком увлекалась чтением разных книг, которые стопками таскала из библиотеки в свою комнату. Поэтому ко мне она заходила не так часто. Да и мои восторженные идеи на тему блюд, которые можно было бы приготовить из того или иного продукта, ее не сильно увлекали.
Чего нельзя было сказать про Энию. Глаза у той загорались сразу, стоило мне зачитать очередной придуманный с вечера рецепт. Вот только варку положенных по расписанию завтраков, обедов и ужинов никто не отменял, и на всякие эксперименты времени у кухарки оставалось не так уж и много. Поэтому в основном кулинарными опытами занималась я. Она же участвовала в них в качестве консультанта. Но от процесса мы получали удовольствие обе. И пробу снимали тоже сообща. Из земных рецептов, переложенных на новый лад, получались весьма неплохие блюда.
Пройдя босиком по мягкому ковру, я заскочила на возвышение, с удовольствием крутанулась вокруг шеста и подумала, что прислушаться к совету Лааша все же стоит, только зеркало надо будет прикрутить к стене за металлической трубой, а не к потолку над тахтой. Хотя, если Йен решит разнообразить таким образом свою спальню, я не против. Еще очень не хватало музыки, но приглашать Ким с ее лютней на свои гимнастические тренировки я не собиралась. Единственным зрителем, в присутствии которого мне бы точно понравилось заниматься, был мой рыжий учитель.
Снова спустившись на пол, дошла до кресла, села и принялась натягивать на ноги похожие на мокасины туфли. В Стортхэме они пользовались большим успехом, заменяя народу тапки. Уличная же обувь, учитывая сезон, в большинстве своем состояла их коротких сапог, сшитых из мягкой кожи, и ботинок с самыми банальными шнурками. Обувшись, взяла ключ со стола и, выйдя за дверь, закрыла замок. Затем повесила цепочку на шею и, довольная, направилась на кухню.
Настроение было каким-то ненормально веселым и, напевая ту самую кровожадную песенку про десять нерадивых нордов, под которую мы ломали с Эйдаром мебель, я танцующей походкой шла по коридору.
В глаз десятый получил и работу завалил,
А девятый сам упал, угодив ногой в провал.
Парам-пам-пам, парам-пам-пам… И их осталось
восемь.
Пройдя первый поворот, я продолжила мурлыкать под нос второй куплет:
У восьмого вот беда: керса двойню принесла.
В луже утонул седьмой, потому что был бухой.
Парам-пам-пам, парам-пам-пам… И их осталось
шесть.
Добравшись до угла, за которым располагалась лестничная площадка, я зацепилась рукой за стену и сделала нехитрое па, продолжая бормотать:
За шестым пришли враги — отпинали в три ноги.
Пятый голову разбил — слишком убежать спешил.
Парам-пам-пам, парам-пам-пам… Их четверо
осталось.
Торопливые шаги по ступеням, закругление гладких перил… Вспомнив детство, я решила с них скатиться и, сев, поехала вниз, бормоча предпоследний куплет привязавшейся песенки:
На четвертом три дыры — все от вражеской стрелы.
Третий заплутал в лесу, может быть, его спасут.
Парам-пам-пам, парам-пам-па… а-а-а!
— И их осталось двое! — закончил, поймав меня в объятия, вынырнувший из-за поворота Керр.
Я дернулась, он не отпустил. И тогда, сама не зная зачем, я пропела:
— На второго рухнул столб, размозжив бедняге лоб. — И, сложив пальцы, как учил на тренировках Йен, ударила норда под челюсть справа. Мужчина взвыл, чуть ослабив хватку, пробормотал обиженно, что это вовсе не лоб был, и снова меня скрутил, на этот раз заведя руки за спину. А потом, укоризненно глядя мне в глаза, процитировал финальную строку:
— Все исчезли, лишь один все же дожил до седин. — И добавил, улыбнувшись: — Я живучий, Ильва.
— Я заметила, — нисколько не разделяя его радость, ответила норду.
Положение было весьма двусмысленным. Я сидела на широких каменных перилах, он прижимался ко мне, фиксируя мои запястья, и лица наши находились как-то слишком уж близко друг от друга, что нервировало меня даже больше плена. Керр-сай выглядел уставшим, осунувшимся и немытым. Его челка свисала сосульками на украшенный роговыми наростами лоб, а серьга в остром ухе запылилась. Губы мужчины кривились в традиционной для него ухмылке, а в красно-фиолетовых глазах подрагивали огненные блики. С дороги, видать, явился. Так вот почему он не доставал меня все эти дни!
— Еще что-нибудь споем, мышка? — не переставая довольно скалиться, предложил норд. — Дуэтом у нас неплохо получается.
— Не хочу, — ответила я, стараясь чуть отклониться назад, чтобы увеличить расстояние… ну хотя бы между нашими лицами. От Керра не очень-то приятно пахло, и я невольно поморщилась. Потом вспомнила, насколько пофигистски относилась к подобным «ароматам» Йена, и не смогла сдержать смешок.
Брови мужчины сдвинулись на переносице, глаза недобро сверкнули.
— Брезгуеш-ш-шь? — зашипел он, в мгновение ока растеряв всю свою веселость.
— Ага, — не стала спорить я. — Тебе б помыться сначала, а уж потом чужих амант на лестнице зажимать.
— Шлюха! — выдохнул мне в губы он и попытался поцеловать, но я укусила. Больно, зло, до крови. Отпрянув, мужчина сплюнул, потом улыбнулся окровавленным ртом и сказал: — Ты такая же шлюха, как и Агира. Вы все такие.
— Пусти меня, итиров женоненавистник, — процедила сквозь зубы я, ощущая во рту железный привкус. Противно! Хотелось поскорее добраться до кухни и запить чем-нибудь этот мерзкий вкус.
— Думаешь, избавилась от клейма и перестала быть вивьерой? — не слушая меня, продолжал сай. — Да у каждой из вас на роду написано ублажать нас. Вы же только строите из себя недотрог, а потом стонете и просите еще.
Плевок в его наглую рожу получился непроизвольный. Я и сама испугалась того, что сделала, а еще больше испугалась того, что со мной может сделать обозленный норд. И, как это ни прискорбно, действительно ощутила себя перепуганной мышью, попавшей в лапы помойного кота. Голодного и злого, а еще… очень сильного. Мужчина, зажав мои запястья одной рукой, второй медленно вытер лицо. А я, решив, что врага следует как минимум заболтать, если нет возможности поколотить, заговорила:
— Если у тебя зуб на женщин, Керр, это не моя вина, ясно? И не надо оскорблять меня тем, что я не делаю. А если у тебя мания воровать амант и носки у Йена…
— Ничего я не ворую! — возмутился норд.
— Хм… я думала, ты скажешь «никого», — пытаясь вывернуться из его захвата, пробормотала себе под нос. И, исподлобья взглянув на сая, недоверчиво переспросила: — Точно не воруешь? А то, может, ты потому женщин и не любишь, что к Йену неровно дышишь, вот и собираешь его вещи. Таман как раз вчера жаловался, что потерял новый…
— Заткнис-с-сь! — Керр прошипел так, что я чуть язык не прикусила. Даже дергаться перестала, вдруг отчетливо осознав, что меня ведь с этой лестницы и скинуть могут, а потом сказать, что сама шею сломала. С чего я вообще решила, что могу нести подобную чушь, провоцируя мужчину на еще больший негатив? Совсем расслабилась за последние дни, привыкла, что в безопасности… дура! — Страш-ш-шно, мышка? — Улыбка норда была пугающей. Я кивнула, по-прежнему не решаясь заговорить. — Вот так-то лучше, — сказал он и снова начал целовать. А я, я… я опять его укусила. Потому что это было мерзко, и меня затошнило.
Потом лестница качнулась, и мне показалось, что я вот-вот упаду. Но вместо меня упал Керр-сай, одну ногу которого затянуло в стремительно заворачивающуюся каменную воронку. Я же, получив долгожданную свободу, успела вцепиться в перила и усидеть на месте. Сердце бешено колотилось, в висках стучало, а в голове билась одна-единственная мысль: «Кто? Кому я завтра испеку торт и лично отнесу в знак благодарности?»
— Да как ты смеешь, мальчишка! — пытаясь вырваться из каменного капкана, воскликнул заместитель Грэма. — Немедленно отпусти!
— Зачем ты это делаешь, сай? — вместо ответа задал вопрос стоявший внизу Мирт. — Она ведь не Агира. Зачем ты пытаешься запугать Ильву и унизить?
— Может, я ее люблю?! Не подумал об этом, молокосос недоделанный?! — в очередной раз безуспешно дернувшись, заорал норд.
— Кого ты там любишь, Керрюш? — раздался сверху чуть насмешливый голос Кимины. — Выбрал себе очередную мышку для охоты? Янина на тебя настучала мужу, Лия избила метлой, так ты теперь малышку Йена на прочность проверяешь? Да, дорогой? — Сладко ему улыбаясь, лэфа медленно спускалась по ступеням к нам. — Мирт, скажи Мине, пусть отпустит уже этого горе-влюбленного. А Ильву я сама провожу обратно в комнату. Нечего ей по вечерам одной по Стортхэму разгуливать, — сказала аманта, помогая мне, все еще дрожащей от пережитого, слезть с перил. — Пойдем, милая. Мальчики тут сами разберутся.
— Не трогай Мирта, пожалуйста, — оказавшись на безопасном расстоянии от севшего на пол Керр-сая, попросила я. — Он просто хотел мне помочь. И меня больше не трогай. Мне неприятно и больно, Керр. Ты ведь не садист? Уверена, что нет.
Мужчина лишь криво усмехнулся да махнул рукой, предлагая нам побыстрее убраться с его глаз. Что мы с Ким и сделали.
— Ну, теперь-то уже отпустишь, может… герой малолетний, — донесся снизу голос плененного норда. Усталый, чуть ироничный и… совсем не злой.
Так ничего и не поняв в эмоциональных перепадах его настроения, я покорно шла за белокосой амантой, не обращая внимания на то, куда мы идем. И лишь дойдя до лестницы, ведущей в керсарню, спросила:
— А зачем нам туда?
— Проветриться, — мягко улыбнулась Кимина. — Ну и… поговорить.
— О чем?
— Уйдем от лишних ушей, и все узнаешь, Ильва.
На открытой площадке возле керсарни…
Мы стояли на площадке возле пещеры керсов и смотрели на заходящий Римхольт. По сине-красному небу плыли окрашенные рыжим золотом облака, за лиловыми силуэтами гор прятался огненный глаз светила… а женщина все молчала. Она задумчиво смотрела вдаль, чуть заметно улыбаясь. А я потирала озябшие плечи и невольно начинала нервничать. Заметив мое состояние, Ким улыбнулась шире и предложила одеться теплее, а заодно и немного выпить для согрева. Как выяснилось, в рабочей коморке ее тамана для подобных случаев всегда стояла бутылочка вина из фруктово-ягодных запасов Энии.
Кимина была амантой Сориса, и керсы ее хорошо знали. Ко мне они за неделю тоже привыкли, так как я частенько навещала своего питомца. Поэтому животные не обращали на нас никакого внимания, разве что мой Рыж пару раз выходил из своего закутка, чтобы поластиться, но, словно чувствуя себя лишним, возвращался обратно. Достав из кладовки пару стареньких плащей, Ким натянула один на меня, сама завязала шнуровку и надела мне на голову капюшон и только потом набросила на свои плечи вторую накидку. В тени каменного навеса лучи заходящего светила были не слишком опасны для нашей бледной кожи, чего не скажешь о прохладном осеннем воздухе.
Когда мы обе закутались в теплые плащи и принялись потягивать вино из почерневших от времени кубков, мое беспокойство немного притупилось. И я, согреваясь, смогла-таки в полной мере оценить красоту горного заката. Золото облаков на красно-синем бархате небосклона и кровавые блики на каменных пиках гор — невысоких, неровных, утопающих в темных зарослях леса, раскинувшегося у их подножия. Красиво… но все равно тревожно. Может, из-за похожего воспоминания, когда мы с Ташем на этом же самом месте пили вино с черствыми плюшками и говорили о нашем будущем? Или во всем виновата дурацкая выходка Керра? Или…
— Еще налить, Иль? — спросила Кимина, взглянув на меня. Взболтав содержимое своего внешне закопченного кубка, я отрицательно мотнула головой. — Как хочешь, — не стала настаивать женщина.
— Ты хотела поговорить, — напомнила я ей, сделав очередной глоток. — О чем?
— Обо мне, — ответила аманта, продолжая задумчиво смотреть вдаль. — О тебе. Обо всем.
— Любопытно. — Искоса поглядывая на нее, я пригубила еще вина. Оно, как обычно, напоминало компот, который приятно согревал и снимал напряжение. Признаться, мне думалось, когда мы сюда шли, что говорить она будет про Керр-сая, ан нет.
— Знаешь, Иль, — вздохнула белокосая красавица, не поворачивая в мою сторону головы, — я в своей жизни натворила много всякого. — Она замолчала, я же с интересом изучала ее точеный профиль и не торопила с продолжением. Было видно, что беседа, затеянная Ким, давалась ей нелегко. И мне не хотелось мешать женщине глупыми вопросами. Захочет — сама все расскажет, не захочет — так на нет и суда нет. — И были поступки, за которые мне до сих пор стыдно, — вновь заговорила аманта Сориса. — Эхо этих поступков… — она глотнула вина и, как-то странно усмехнувшись, посмотрела наконец на меня, — оно иногда просыпается и бьет по больному. Ты понимаешь?
— Не очень, — честно призналась я. Голова начала немного кружиться, и меня стало клонить в сон, но, не желая обижать собеседницу, я продолжала стойко стоять рядом, ожидая продолжения.
Подняв с пола бутылку, Кимина долила нам еще вина в опустевшие сосуды, после чего продолжила:
— Ты мне нравишься, Иль. Правда, нравишься… — И замолчала опять.
— Но? — Отпив еще немного напитка, я принялась задумчиво колупать черный налет на внешней стороне кубка, форма которого мне что-то смутно напоминала.
— Но, к сожалению, выбирая между своей жизнью и твоей, я предпочту собственную, — виновато улыбнулась она.
— Не поняла? — с трудом подавляя накатившую зевоту, переспросила я.
— Ты пей, милая, пей, — погладив меня по волосам, мягко сказала Кимина.
Но я решительно выплеснула новую порцию вина за каменный бортик и отступила к входу в керсарню. Стало страшно, и не только от ее странных слов. То, что я ранее принимала за легкое опьянение, больше походило на снотворное. Тело становилось неповоротливым, тяжелым, веки словно наполнялись свинцом, а грустное лицо стоящей напротив Ким начинало расплываться и двоиться.
— Ты… ты меня отравила? — хотела выкрикнуть я, но вместо этого вышло какое-то ленивое мяуканье, оборванное очередным зевком.
— Ты и правда ничего не помнишь, да? — сочувственно произнесла беловолосая аманта, подходя ближе и вглядываясь мне в глаза. — Не узнала ее под слоем сажи? Это чаша Отавии.
— А… — Я из последних сил боролась со сном, который звал, манил, затягивал в вязкую трясину своих сновидений, обещая иллюзорный покой и мнимую безопасность.
— Ты мне, правда, нравишься, Ильва, — поцеловав меня в лоб, сказала Кимина и сняла с моей шеи цепочку с ключом и кулон аманты. — Прости. У меня просто нет выбора, — прошептала она, поймав меня, падающую с ног. — Либо ты, либо я… — Последняя ее фраза прозвучала как-то глухо и далеко, а потом все стихло, и тревожная реальность потонула в мире странных сновидений.
Вместо Кимины там была беловолосая Каяра — супруга Римхольта, которая надевала седло на гордого покорителя ветров Такердрона, предлагая нам с ним немедленно исполнить божественное поручение и доставить чашу в старую беседку на окраине Миригорского парка. И я, повинуясь фантастическому сценарию моего удивительного сна, не посмела ослушаться богиню. Ее взгляд завораживал, а голос гипнотизировал, лишая воли. А может, все дело было в черной чаше, на дне которой, хищно сверкая, прятались три зеленых кристалла?