Глава 23. Обстоятельства
Что делать, если вы обнаружили в вашем будуаре незнакомого мужчину?
1. Убедитесь, что это ваш будуар;
2. Убедитесь, что мужчина действительно вам не знаком;
3. Познакомьтесь с ним. Теперь в вашем будуаре пребывает знакомый мужчина!
«101 совет для леди о том, как сохранять хладнокровие в любой ситуации»
Юго симпатизировал объекту, а такое случалось нечасто. И подлежи объект ликвидации, Юго постарался бы убить его быстро.
Смерть без боли. Разве возможен лучший подарок?
А придется дать боль без смерти. Это плохо. Юго не любил так. Но договор был заключен, и слово сказано. Юго оставалось лишь дождаться команды. А команды все не было. И мир постепенно присасывался к Юго, окружая тончайшими нитями, которые весьма скоро станут прочны. Впрочем, Юго умел избавляться от подобных связей.
Позже.
Пусть мир привыкнет к нему и винтовке, которая ждала, как верная жена. Когда-нибудь время придет. А пока оно идет, Юго сам подыщет себе развлечение.
Заодно и проверит кое-что.
Скрытая дверь была именно там, где указал наниматель. И отворилась она со скрипом, жалуясь на то, что давненько не находилось желающих воспользоваться тайным ходом. Тоннель был узок, темен и сыр. Свет фонарика скользил с камня на камень, выхватывая крысиные гнезда и клочья старой паутины. Сами крысы предпочитали разбегаться, чуя в Юго соперника.
Вот и лестница.
Идти придется далеко, но тем лучше. Холод приятен. Можно представить, что Юго дома.
Оказавшись в подвалах – проход стал шире и чище – Юго сунул фонарик за ухо и достал свирель. Он давненько не играл колыбельных, но пальцы помнили последовательность. Тонкий, едва различимый звук, отразился от стен, выплеснулся в широкий проток хода.
Спите, люди… вам повезло.
Юго не хочет убивать.
Спите крепко. Спите долго.
Звук проникал сквозь слои кладки, наполняя замок, как вода наполняет чашу. Свирель же пила силу. И Юго не без труда оторвал ее от губ. Проклятье! Он ведь умел рассчитывать площадь покрытия. Время растворяло знания Хаота?
Хотя… может и лучше, что спят все. Меньше шансов, что какой-нибудь случайный невезучий человек встретиться в самом неожиданном месте. Лишняя смерть – лишние вопросы.
Юго переступил через тело стражника и наклонился, чтобы снять с пояса ключи.
Второй… третий…
А вот и нужная дверь. Мюрич спал, как и прочие. Выглядел не сильно поврежденным. Ногти на руках содраны. Ссадины на лице. Верхние резцы аккуратно спилены. Но руки целы и ноги тоже. Мюрич не шелохнулся, когда Юго снял кандалы, и когда разорвал грязную рубаху, чтобы воткнуть в подреберье шип. Вторым, куда меньшего размера и иной формы, он проколол губу.
– Тише, – шепотом сказал Юго, когда Мюрич открыл глаза.
– Т-ты?
После пробуждения тело некоторое время оставалось парализованным.
– Завтра тебя казнят, – Юго с интересом разглядывал человека, отчасти жалея, что лишает себя иного развлечения. Местные казни отличались занимательной изощренностью. – Это она виновата.
Мюрич заплакал.
Все плачут, когда приходит смерть. А Юго не станет. Срок придет, но разве стоит из-за этого лить слезы?
– Ты должен ей отомстить.
– Как?
– Убить. Пойдем.
Мюрич поднялся. Он сам не мог бы сказать, где заканчивается его воля и начинается другая, та самая, которая обрывает нити боли и заставляет идти. Мимо спящих стражников и тюремщика, что обнял пустую бочку. Мимо крыс, которые лишились возможности бежать. Вверх по лестнице.
И до двери.
– Иди, – сказал Юго, вкладывая нож в ослабевшие пальцы. – Убей ее. Это будет честно. Она ведь хотела, чтобы ты умер.
Вибрирующий звук коснулся раскрытой книги, перелистнув страницы. И пламя свечи вдруг накренилось, словно собираясь сбежать с восковой колонны.
Дрогнули чернила в чернильнице. И перо, выскользнув из пальцев, упала на лист.
Урфин выругался – он не любил портить бумагу – но глянув на черное пятно излишне идеальных для пятна очертаний, замолчал. Он закрыл глаза и, заткнув уши, прижался затылком к каменной стене.
Звук шел снизу, и сила его опаляла.
Вытащив из ножен палаш, Урфин покинул комнату. Мертвый компас в его руке застыл, указывая на подземелья. Урфин надеялся, что успеет добежать прежде, чем колыбельная окончательно пропитает стены замка. Но увидев спящую стражу, понял, что опоздал.
А стрелка компаса качнулась, меняя направление.
Вверх. И влево.
– Твою ж… – Урфин заткнулся. При беге по лестницам следовало беречь дыхание.
Мне было жарко.
Это потому что лето и Настька снится. Она приходит каждую ночь, но больше не дразнит меня. И играть не зовет. Мы просто сидим, раскладывая цветы.
– Куколка, – у Настьки с собой коробок спичек.
Куколок делать легко. Бутон одуванчика – голова, главное, стебелек расщепить на тонкие полоски, которые сами по себе завиваться станут. А цветок – это платье.
У нас богатый выбор платьев. Желтые, белые, красные… роза – самое красивое.
– Хочешь? – я отдаю его Настьке.
– Хочу! А у тебя какое будет? Белое?
– Белое. И серебряное.
Я спичкой рисую вышивку на песке. И Настька одобряет.
– А фата будет?
– Здесь не принято.
– Прими, – советует она. Я вздыхаю и прилаживаю очередной куколке голову.
Но все-таки жарко. Солнце сегодня особенно жгучее. Самое странное, что я прекрасно понимаю: это сон. И солнце, и песок, и цветы, и сама Настька. А наяву лишь платье из той, расшитой серебром ткани.
– Ты только не надевай украшение из хохолков цапли, – просит Настька. – Как в сказке. Все захотят такое, и цапли погибнут.
– Не буду.
Платье отказывались делать. Точнее, не отказывались, были рады сшить для Нашей Светлости хоть сотню платьев, но по вот таких, какие привыкли шить.
Чем Нашу Светлость не устраивает?
Всех ведь устраивает. Все вон рады. И ткань можно побогаче выбрать, и даже нужно выбрать побогаче, потому как скажут люди, что Их Светлость совсем порастратились, ежели жену в этакое вырядили. Пожалела бы я мужа…
Я жалела.
И себя тоже. И отчаянно пыталась втиснуть понятия новой моды в тугие головы придворных портных – к третьему дню препираний их собрался консилиум, утверждавший, что мой вариант ну никак не возможен. И нечего тут блажить.
Это, в конце концов, неприлично высокородной даме платья без корсета носить! Так я и от панталон откажусь за ненадобностью, поправши приличия…
– Тяжело? – Настька сочувствует.
– Ну… нормально.
Стыдно жаловаться. У Настьки-то платья уже не будет. А мы ведь любили в невест играть. Белая простыня, кружевная накидка, которой Настькина бабка укрывала подушки. Букетик незабудок и ожерелье из крашеных под жемчуг бус.
– А с остальным что делать будешь?
Она про мир. Рабы и паладины. Закон. Казни и двенадцатилетние невесты.
Это неправильно!
Но что я могу? Что-то ведь могу… Настька смотрит, требуя ответа.
– Я поменяю. Если получится. Сначала мне надо выйти замуж. Пока я – никто. Меня в любую минуту могут просто выгнать. Нет, Кайя, конечно, не такой, но… но я найду способ. Честное слово!
– Найдешь. Ты главное не сдавайся, – говорит Настька, перевязывая цветочное платье длинной травинкой. – И не спи…
– Я… мне жаль, что тогда…
Она вдруг зачерпывает горсть песка, белого и жесткого, как толченое стекло, и швыряет мне в глаза.
– Не спи!
Песок рассыпается, ранит кожу. И та полыхает огнем. Я вскакиваю на кровати, пытаясь потушить пожар. Сон. Всего-навсего сон… а мне показалось, что мы с Настькой нашли общий язык. Но жар не проходит. Я все-таки где-то простыла и следовало бы еще вчера позвать доктора.
А теперь вот жарко.
Кожа действительно пылает. Нельзя расчесывать… я чешу. Я подымаюсь с кровати, чтобы подойти к окну. Служанка спит. Не надо будить человека… мысли такие путаные, как будто не мои. Но комнату явно перетопили. Окно молча распахивается навстречу ночи.
И я дышу, как собака, ртом.
Догулялась… надо попросить о помощи. Но я не помню, как зовут девушку, которая прикорнула у моей кровати, обняв подушку.
– Вы… вы не могли бы позвать врача.
Или хотя бы воды принести.
Она не слышит. Сон крепок, я бы сказала, что неестественно крепок.
Ничего, воду я сама найду. Кувшин где-то на столике… вот он. Тяжелый какой. Или это я слабею. Будет забавно помереть от неизвестной заразы накануне свадьбы. Ну не совсем, чтобы накануне… платье и то не готово. Зато приглашения разосланы.
Интересно, если на похороны, то их переписывать будут или просто уточнения разошлют?
Вода была горькой.
– Эй… – я заметила тень, отделившуюся от стены, но не испугалась.
Это не потому, что Наша Светлость бесстрашные. Просто кому здесь быть, кроме прислуги и кота? На кота тень определенно не походила.
– Вы не могли бы послать кого-нибудь за доктором?
Я поняла, что не могу разглядеть этого человека. Он приближался, бесшумно, какими-то рывками, и ночь размывала силуэт.
– Я, кажется, слегка простыла…
И обзавелась куриной слепотой. А еще спина чешется жутко, не то крылья на волю просятся, не то просто клопы покусали.
– Ты… – шипящий голос я узнала бы из тысячи голосов.
Нет! Невозможно!
Он был здесь. Человек с мокрыми волосами, с искаженным лицом, в котором глаза – словно два окна в бездну. Темные руки. И длинный острый нож. Я всегда представляла себе нож именно таким. Лезвие тускло отсвечивает, и мерцание его лишает воли.
Человек приложил палец к губам.
Нельзя шуметь, Изольда. Ты же помнишь правила.
Нарушила.
Плохая девочка. А плохих девочек наказывают. За ними приходит человек из леса.
Я пятилась, прижимая к себе кувшин. И на рубашке расползалось мокрое пятно.
Он наступал, как-то неуклюже, нерешительно. А потом отступать стало некуда. Я уперлась в стену. Все? Вот и конец?
…буду резать, буду бить…
Не хочу вот так!
– Из-за тебя… – прошептал человек, перекладывая нож в другую руку. – Из-за тебя…
Лезвие уперлось в плечо. Еще немного и будет больно.
И я завизжала, а когда он, испуганный криком, отпрянул, швырнула кувшин.
Не попала.
Я слышала звон. И видела, как кувшин катится по полу, чтобы остановиться у ножки стола. Как расползаются прозрачные лужицы воды. Как клинок, снова сменив руку, приближается ко мне.
Он схватил рубашку в горсть и ткань затрещала. Лезвие вспарывало ее и еще мою кожу. Но боли, странное дело, я не ощущала. Скорее уж злое упрямство: я буду жить!
Назло всем!
Я вцепилась в его руки, понимая, что силенок не хватит остановить, но хотя бы задержать… на секунду. На долю секунды даже…
Он злее. И больше. И тяжелей. Он не выпустил нож, и давит на него, толкая к животу.
Сержанта разбудил звук. Холодный, шершавый с отчетливым привкусом магии, он ввинчивался в уши, требуя вставать.
Не его смена.
– Эй, – Сержант огляделся.
Так спит. Сиг тоже. Он заснул за столом, нелепо перекосившись, словно наклонялся за чем-то, но в последний миг устал и уснул. Из рукава выглядывала край карты.
– Подъем, – Сержант пнул Сига, но тот не шелохнулся.
Похоже, работа, которая представлялась по началу легкой и где-то забавной, перестала таковой быть. Натянув сапоги, Сержант вышел из комнатушки.
Благо, идти было недалеко.
Мерзкий звук исчез, но покрывало магии еще держалось в стенах Замка.
Спала стража.
И парочка в укромном уголке. Сонный кавалер держал на весу ногу сонной же дамы… нога была довольно милой, но задерживаться Сержант не стал.
Лаашья тоже спала, вытянувшись вдоль порога. В руках клинки. Выражение лица – мечтательное. Наверняка, сон добрый – кошмар надолго не удержит: Сержанту ли не знать. Ему давно не снятся добрые сны. Повезло, что в последнее время сны вообще не снятся.
Он коснулся было ручки, но передумал. Эту границу поручено стеречь, а не пересекать. Дверь одна. Мимо не пройти. И Сержант, прислонившись к косяку, закрыл глаза. Спать он не собирался.
Слушал.
Тишина. Дыхание. Храп… поскрипывание и треск. Слабые звуки, из тех, что производит любой старый дом с возрастом. Снова храп. Бормотание – кто-то кого-то уговаривает. И если сон добрый – уговорит. Стрекот сверчка, верно говорят, что они к магии не чувствительны.
Звон.
Крик, который стих раньше, чем Сержант вышиб дверь. Про наличие ручки он забыл.
Взгляда хватило, чтобы оценить происходящее. Его бестолковую подопечную загнали в угол и вознамерились лишить жизни. Сержант почувствовал, как в ближайшей перспективе и собственная его голова расстается с телом.
Обернуться нападавший не успел.
Его отшвырнуло. На стол, сбивая и кубок, и сам стол. Что-то хрустнуло. И стало вдруг тихо-тихо.
Безопасно.
– Леди, вы не могли бы в следующий раз сразу кричать? – поинтересовался Сержант, пинком подбивая нож к столу.
Могла бы. Прямо сейчас и начну.
Нет, уже не надо. Уже все закончилось. Меня чудесным образом спасли и надо бы сказать спасибо. Но для начала – поздороваться.
– Вечер добрый, – сказала я, зажимая распоротый ворот рубашки.
Сейчас лежащий на полу человек не выглядел страшным. Он даже не человек – темное пятно смутных очертаний. Этот силуэт не способен причинить мне вреда.
– Скорее утро, – уточнил Сержант, склоняясь над телом. – Вы в порядке?
– Да, благодарю вас, – я сделала бы реверанс, если бы сумела подняться. Но я не сумела, и поэтому тихонько устроилась у стеночки.
Наша Светлость немного посидит и пойдет спать. Возможно это все – только сон. У Нашей Светлости со снами определенно недопонимание.
– Как поживает Снежинка? – я потерла шею, которая была мокрой. И плечи тоже. Это от воды. Я пить хотела и взяла кувшин.
– Спасибо. Ей намного лучше.
– А что вы здесь делаете?
– Вас охраняю.
– От него?
– От всего, – Сержант подошел к камину и вытащил уголек. Держал он его голой рукой – железный все-таки человек – и свечи зажигал не спеша.
– Знаете, я пыталась вас найти, чтобы поблагодарить, но не нашла.
Если разговаривать, то не так страшно. А мне все еще страшно. И страшнее, чем раньше. В конце концов, прежде меня не пытались убить. Зачем меня убивать? Я хорошая!
– Изольда, – Сержант подошел и присел рядом. Канделябр он поставил у моих ног. – Он умер. И не причинит тебе зла. Понятно?
Я кивнула. Конечно, понятно. Мертвый человек на коврике у кровати. Что может быть проще?
– Ты его убил?
– Я, – Сержант стянул с кровати покрывало.
А служанка и ухом не повела. Это же надо до чего у людей сон здоровый.
– Позвольте, – Сержант наклонился надо мной и резко надавил пальцами на шею. – Больно?
– Нет.
– А так? – он коснулся ключицы, и я опустила взгляд. Надо же, а мокрое – это не вода… это кровь. Моя кровь? А почему она голубая?
Потому что я леди, сиречь, особа высшей степени благородства.
Кажется, я рассмеялась.
– Иза, потерпи еще немого. Пожалуйста, – Сержант набросил покрывало на плечи. – Сейчас я уйду.
– Нет!
– Уйду, – строже повторил он. – Но вернусь быстро. Мне нужно привести вашего мужа.
– Зачем? – я схватила его за руку. Сержант не должен уходить! В конце концов, на Нашу Светлость коварно покушались и…
– Потому что здесь случилось кое-что важное.
Это я заметила.
– И еще, вероятно, случится.
Я больше не хочу важного! Мне жарко. И хочется пить… а огонь такой яркий-яркий. Я буду смотреть на огонь. Тогда не страшно. Наша Светлость вообще никого не боится. Разве что темноты и стоматологов. А Сержант вернется… надо же, я их искала, а они меня охраняли. Только кричать надо было сразу. А глупая Изольда молчала. Интересно, где Сержант прятался? Под кроватью?
Я хихикнула и прикусила пальцы, чтобы не расхохотаться. Если под кроватью, то можно его, наверное, сразу в любовники возвести и значок выдать. Кайя разозлится… он и так разозлится. Вечно от меня проблемы: то платье, то маньяк…
Сержант не обманул. Он вернулся быстро, быстрее, чем я успела придумать оправдательную речь – все-таки сложно объяснить мужу, что в твоей спальне делает посторонний труп.
Кайя был… мрачен.
Да, определенно, мрачен. Красный какой-то. Я пыталась проморгаться, подозревая, что со зрением у меня тоже нелады, но краснота не исчезала. Напротив, моего супруга определенно окутывало багряное поле самого зловещего вида. На нимб похоже мало, скорее уж на пламень диавольский, но ни рогов, ни копыт вроде не прибавилось. И значит, более-менее все в норме.
Может, у меня вообще галлюцинации.
От стресса.
– Надо же, – сказала я. – А вы и таким бываете… с бабочками мне как-то больше нравится.
Кайя и Сержант обменялись взглядами.
Опять секреты.
– Иза, вы как себя чувствуете? – Кайя сжал мою голову и повернул, заставляя глядеть на свет. – Больно?
Конечно, больно! На Нашу Светлость тут покушались, между прочим. И огонь пляшет-пляшет. Рыжий такой. Прямо, как глаза Кайя… потрогать хочу.
Не позволили. Кайя поднял меня на руки, вместе с покрывалом, и я обрадовалась, потому что теперь ни один психопат до меня не доберется – на такой-то высоте… и голова кружится, как чертово колесо.
– А меня убить хотели, – пожаловалась я, обнимая мужа. – Представляете, какая наглость…
Он ничего не ответил, и это тоже было плохо, потому что багряное облако потемнело, и мне показалось, что если оно потемнеет еще немного, то непременно случится что-то плохое. Я не хочу плохого.
Я спать хочу.
И еще, чтобы не было так жарко.
– Мне нужен Урфин, – Кайя умел говорить страшно, и я закрыла глаза, но красное не исчезло, но проникало в меня, а я не хотела, чтобы во мне поселилось еще и это.
Мерзость!
– И Магнуса разбудите. Здесь – ничего не трогать.
Мы поднялись по знакомой уже лестнице, и на этот раз дверь в комнату Кайя была открыта нараспашку. Поперек порога возлежал рыжий кот, взиравший на меня с печалью в зеленых очах. Кот определенно был в курсе секрета.
Обидно. Даже кот в курсе.
