ГЛАВА 8
Можете себе представить, какая суета поднялась в замке! Слуги обшарили помещения от чердака до подвалов, заглядывали во все уголки. Комнату Агнешки обыскали сверху донизу, распотрошили даже сундуки — вдруг девчонка забралась в один из них? Несмотря на позднее время, шарили по конюшням, дровяным сараям и хозяйственным пристройкам. Лихорадочные поиски продолжались вплоть до того момента, когда вспомнили о потайной калиточке на заднем дворе. Кто-то из слуг видел, что девочка спешила в ту сторону, но не придал этому значения — Агнешка целыми днями только и делала, что носилась по замку. Лишь изредка мать или кто-то из ее придворных дам усаживали девчушку за чтение, шитье, уроки каллиграфии или другие полезные занятия. В остальном она была обычным подвижным, любопытным, непоседливым ребенком, уследить за которым чрезвычайно трудно. Вот почему большинство обитателей замка были твердо уверены, что если маленькая сестренка князя не вертится поблизости от них, значит, она занята чем-то еще.
Ну конечно же калиточка оказалась не заперта. А на земле были заметны следы маленьких ножек.
Что тут началось — вообще описывать не стоит. И как назло, к вечеру стала портиться погода. Это часто бывает весной, и несколько дней, во время которых не выпало ни капли дождя, рано или поздно должны были закончиться весенними ливнями. Готова поклясться, многие селяне с волнением и тревогой уже несколько дней следили за облаками — будет дождь или нет. Те, кто уже посеяли хлеб, надеялись на его помощь. Остальные спешили как можно скорее покончить со всеми делами, чтобы не пришлось в поле месить грязь. Но никто, наверное, в окрестностях всего Пустополя, где весенний сев давно уже завершился из-за того, что пригодных под пашню земель было мало, не молился об отсутствии дождя горячее, чем княгиня Эльбета. Она то металась по большому холлу от окна к камину и обратно, то падала в кресло, словно обессилев.
Вместе с нею печали предавались няня Агнешки, пожилая дама, которая учила девочку грамоте и кое-каким наукам, и вся княжеская свита. Забыв свои дела, в уголке тихо отирала передником слезы госпожа Мариша. Была тут и пани Бедвира, горевавшая вместе со всеми. Практически весь двор сейчас собрался в одном месте, и лишь мужчины, несмотря на непогоду, продолжали поиски. Слышались всхлипы, причитания, приглушенные молитвы.
Все женщины встрепенулись и прервали стенания, когда мы с Витолдом вошли в зал.
— Матушка, — мужчина подошел к княгине, взял ее руки в ладони, крепко сжал, — мы уезжаем. Обещаю, что не вернусь в замок, пока не найду Агнессу!
— Да благословят тебя боги, сынок, — пролепетала та, глотая слезы. — Но это не опасно?
— Это моя сестра в опасности, а я — нет. — Князь вдруг оглянулся на скромно стоявшую в сторонке меня: — К тому же я еду не один.
Словно в подтверждение этих слов дверь распахнулась и порог переступил Тодор Хаш. Он был в кожаной куртке, которую обычно надевают под кольчугу, натягивал на руки перчатки и выглядел полностью одетым и собранным для дороги.
— Когда едем? — поинтересовался он сразу у всех. — Я готов!
— Вы с нами? — спросил Витолд.
— Да. Агнесса — моя нареченная невеста, я не имею права бросить девочку в беде.
Вырвавшись из рук пасынка, пани Эльбета порывисто бросилась Тодору на шею и пылко поцеловала:
— Спасите ее! Верните мне мою дочь — и я сделаю все, чтобы ваша свадьба состоялась как можно скорее!
Я тихо хмыкнула. По закону никто не имел права выдать замуж или жениться на девочке, которая еще не расцвела. Лишь после того, как она станет девушкой, можно назначать день свадьбы, но не ранее. Интересно, как мать собиралась ускорить обусловленный природой процесс?
Сам Генрих Хаш остался в замке — утешать рыдающую княгиню и ждать вестей о будущей невестке, — так что выехали мы втроем. Нас сопровождало лишь несколько гайдуков.
Дождь, зарядивший к вечеру, по счастью, перестал, но хорошего в этом было мало. К ночи похолодало, так что у меня не на шутку разнылось колено. А капли воды смыли все следы, не оставив нам даже шанса угадать направление, в котором двигалась девочка. Ловчие псы, взятые Тодором, лишь бестолково тыкались носами в прошлогоднюю траву, сквозь которую яркой зеленью пробивалась молоденькая травка.
— Так мы ничего не добьемся, — заявил Тодор несколько минут спустя. — Уже темнеет. Надо решить, куда двигаться!
Мы огляделись. Несмотря на то что замок стоял практически в черте города, с противоположной от ворот стороны был пустырь. Тут среди кочкарника и зарослей крапивы, небольших ям и овражков с талой водой росли кусты. А жители окрестных домов приноровились стаскивать сюда разный мусор и падаль, что делало это место совершенно непригодным для строительства и земледелия. Пригодная для пашен и выпаса скота земля находилась только вдоль берега реки или южнее города. За пустырем и полями должен был начинаться приснопамятный лес, но весенние сумерки и расстояние скрывали его от наших глаз. Деревень тут встречалось мало — и почти все возле реки. Выше по течению стояли Старые Выселки и Новые Выселки, а ниже по течению большое село Исады. За лесом находились Ключи, Белая Поляна, Стежкино и Уводье. Названия остальных деревенек, сел и небольших городков княжества Пустопольского я помнила плохо, а расположения их и вовсе не знала. Да оно было и ни к чему — даже если бы Агнешка двинулась куда-либо, не сворачивая, она вряд ли смогла бы дойти до Ключей. Так что оставались либо те и другие Выселки, либо город. В Исады девочка не могла попасть, минуя Пустополь, так что направление поиска определилось довольно точно.
— Надо искать в городе, — решительно промолвил Витолд.
— Почему? — Лично у меня в голове не укладывалось, зачем девчонке в город. Даже если она убежала под влиянием мгновенных эмоций, к настоящему времени давно могла сообразить, что попала в неприятности. Так что либо она сейчас затаилась где-то поблизости, тщетно надеясь, что ее найдут, либо… Да не важно! Город не лучшее место для восьмилетнего ребенка.
— У Агнессы в Пустополе есть куда пойти, — пояснил мужчина. — Во всяком случае, я надеюсь, что у нее хватило ума и удачи туда добраться, потому что иначе… иначе я не знаю, где ее искать!
— Мы ее отыщем! Живую или мертвую, — воскликнул Тодор. Он явно хотел добавить что-то еще, но наткнулся на мой взгляд и благоразумно замолчал.
Нет, мне не стоит лезть в чужую жизнь, но ведь девочка убежала после того, как даже старший брат отказался помочь ей не выходить замуж за молодого рыцаря. По мне, так Тодор Хаш был самым обыкновенным человеком — в меру заносчивый молодой лорд, рыцарь, считающий пехоту быдлом и даже сейчас поглядывающий на меня со снисходительным презрением. Но он — наследник своего отца и друг Витолда.
— Молитесь лучше, чтобы девочка оказалась жива, — пробормотала я, — ибо иначе не бывать вам ее супругом!
— Я имел в виду другое — на городских улицах с нею могло случиться все что угодно!
Мне в голову пришла мысль не расспрашивать никого о том, с чего все так уверены, что девочка направилась в город. Пустополь, конечно, не так велик, как Зверин, Корданьск или Драгочев, но намного больше Клевеньска, откуда родом была княжна Ярослава. К тому же я прожила там больше полутора лет и знала, что затеряться на его улочках проще простого.
От замковой стены до крайних огородов предместья было всего ничего — пара сотен саженей. Чтобы выехать на дорогу, требовалось обогнуть замок, но мы проехали только полпути, когда гайдуки заметили на поле двух всадников. Они двигались в сторону дороги, и лично мне понадобилось несколько долгих минут, чтобы опознать «ястребов», уже знакомых Коршуна и Тювика.
Рыцари заметили нас и повернули навстречу. Пришлось сдержать лошадей.
Я рассматривала истребителей нежити с интересом. С момента отъезда Коршуна из Ключей «ястребы» никому не попадались на глаза. Они даже не заезжали в замок ночевать, пропадали в лесу и окрестностях.
— Ваше сиятельство, пан рыцарь, ясная пани, — по очереди приветствовал кивком головы Коршун нашу троицу, не удостоив псарей и гайдуков даже мимолетным взглядом. — Вы собираетесь охотиться? В такую пору и в таком месте? В чем причина, позвольте поинтересоваться? Кто дичь?
— Моя сестра, Агнесса, — ответил Витолд. — Она убежала из замка несколько часов назад. Выбралась через потайную калитку. Мы думаем, что девочка отправилась в город. Там, в монастыре при храме Богини-Матери…
Коршун небрежно махнул рукой, показывая, сколь мало его занимают слова собеседника, и направился к потайной калитке в крепостной стене. Тювик задержался рядом с нами.
— И каковы успехи? — поинтересовался у него Витолд. — Облава дала результаты?
— Дала, — небрежно кивнул «ястребок».
Он был явно не настроен на разговоры, держался с подчеркнутым высокомерием, не как его старший напарник. Да и на вид Тювик был еще молод, от силы года двадцать три. Воевал ли он? Наверное.
— Кого-нибудь поймали? — продолжал расспросы мой подопечный.
— Да, есть парочка мелких тварей, — свысока откликнулся Тювик. — В целом ваши леса не такие населенные, как другие.
— Не такие населенные? — До князя не сразу дошло, что «ястреб» имел в виду отнюдь не обычную четвероногую дичь.
— Да. Всего-навсего паучеды, еще пара мантихор и окуклившийся вырь.
— А волкопсы? А дейнох?
— С волкопсами мы вам поможем, — снизошел до разъяснений молодой «ястреб». — А вот дейнох — это не наша проблема.
— Почему? — Нет, Коршун уже дал ответ, но хотелось услышать версию его напарника. Авось по молодости и самоуверенности выдаст правду. В конце концов, дейнох такое же животное, как и волкопсы.
— Все очень просто, — Тювик попался на удочку и даже не заметил этого, — расследование! Волкопсы часто появляются после войны, как и гули, которые стаями бродят на полях сражений. Их появление вызвано вполне естественными причинами. А вот дейнох не мог возникнуть просто так. Его явно сюда привезли еще поросенком, выкормили, и дальше он то ли сбежал и одичал, то ли его нарочно выпустили побегать. Поэтому сначала нужно установить имя того, кто имеет отношение к появлению этой твари, и причины, побудившие человека так поступить. То есть установить его хозяина. И уже только после этого можно заниматься ликвидацией!
— Расследование, — уныло пробормотал Витолд. По его лицу даже в сумерках было заметно, как же не хочется этим заниматься. — А можно сначала убить дейноха, а уже потом проводить следствие?
— Эта тварь убила или ранила несколько ваших гайдуков, — назидательно промолвил Тювик. — То есть было совершено убийство. Причем дейнох — только орудие. А вот кто вольно или невольно им управляет — большой вопрос. Судят не оружие, а владельца. А если нет орудия преступления, как доказать, что оно вообще было? Если сами не хотите этим заниматься, пригласите королевского дознавателя. А мы за отдельную плату согласимся помочь.
Витолд сначала просиял — ему понравилось такое решение проблемы, но потом покачал головой:
— Не сейчас. Позже. Сначала я должен…
Он покосился в мою сторону, и я прекрасно все поняла. Собственная судьба волновала этого человека больше. В самом деле, трудно переживать за чужие жизни, когда своя висит на волоске.
Ее звали Тодорка. Нет, она не была в пехоте — просто маркитантка, которая хвостиком ходила за нашим сотником. Моя ровесница или чуть постарше — некогда было сравнивать. Красавица — даже у меня дух захватывало. Наши пехотинцы ей прохода не давали, но Тодорка любила сотника. Доходило до того, что пробиралась на позиции. Все норовила взяться за меч.
…Однажды нас накрыли ночью. После долгого перехода (осень, дожди) мы устроились на привал, и под утро были атакованы. Тодорка прокралась в лагерь к сотнику. Устроилась под боком. А когда началась атака, когда тишину раскололи звуки рогов, загрохотали копыта, и шум боя смешался с командами: «К оружию! Враги! Стройся!» — когда нельзя было понять, где свои, а где чужие, когда стрелы летели из темноты, как казалось, со всех сторон, даже сверху и из-под земли, она очутилась в самой гуще боя. Мы дрались, потеряв строй, каждый за себя. Десятники и сотники пытались собрать людей вокруг стягов, чтобы не перебили поодиночке. И Тодорка была среди нас. Я видела ее мельком — юбки заткнуты за пояс так, что по колено видны открытые ноги, кофта надета на голое тело, растрепанные волосы, в руке — ятаган какого-то кавалериста, подобранный на земле. Она все пыталась найти своего любимого в этих сутолоке, темноте, беготне и огне — некоторые стрелы летели зажженными, горело несколько палаток. И нашла. И успела закрыть его собой от шальной стрелы. На моих глазах подлетела, повисла, цепляясь за шею, чтобы не упасть, но все-таки упала. Мы потом дрались над ее телом. И старались не смотреть на лицо нашего сотника.
Нам тогда пришлось отступить, прорываясь из окружения, в ночной тьме переплывая реку, вздувшуюся от осенних дождей. Мы бросали даже своих раненых, если был выбор — выжить одному или погибнуть двоим. И тело Тодорки осталось там, среди прочих. Но каким-то чудом наш сотник успел отхватить прядь ее волос и на первом же привале прижал к лицу грязный кулак, в котором был зажат кончик мокрой косы. А я сидела поблизости, видела, как дрожат его плечи, как он кривит губы, сдерживая чувства, — и завидовала погибшей девушке, поскольку была уверена, что по мне так никто убиваться не станет.
— И долго нам ждать? — нетерпеливый голос Тодора Хаша вернул к реальности. Рыцарь извертелся в седле, он то привставал на стременах, то плюхался обратно. — Время идет! Заснул он там, что ли?
— Коршун занят делом! — вздернул подбородок Тювик.
— Долго он будет им заниматься? — кипятился Тодор. — Через несколько минут закроют городские ворота. Нам и так придется прочесывать ночной город, поднимать по тревоге городскую стражу и ругаться с часовыми. Мы не можем позволить себе терять столько времени! Надо ехать! Витко, да скажи ему!
Но тот все колебался. Он то посматривал на дорогу, ведущую к центру города, то оборачивался на замковые стены. Мы торчали примерно посередине, а время действительно шло.
— Я не знаю, — наконец промолвил князь. — Я думаю, стоит подождать.
— Сколько ждать? — взвыл его друг. — Девочка в беде! Тебе наплевать на свою сестру? Другой у тебя нет! Это мне в крайнем случае можно подыскать другую невесту, но проблема в том, что мне нравится Агнешка! И я не намерен сидеть сложа руки! За мной! — крикнул он своим людям.
— Но Коршун мог бы узнать, в какую сторону ехать, чтобы найти ее побыстрее! — сказал ему вслед Витолд.
Однако Тодор Хаш уже ускакал. Князь обратил в мою сторону страдальческий взгляд. Было видно, что его задело обвинение в нелюбви к сестре.
— Поторопите его, пожалуйста, Дайна! — попросил он с мукой в голосе.
Я пожала плечами, разворачивая коня. Старый мерин слушался поводьев хорошо, но был твердо уверен, что шагом ходить предпочтительнее. Он двигался именно туда, куда мне хотелось, не медлил и не упирался — но шел только шагом. На рысь поднимался лишь изредка, если дорога устремлялась под уклон, да и то сбавлял ход при первой же возможности. М-да, скачку на этом скакуне не выиграть! Впрочем, для такого плохого наездника, как я, лучшего и не надо.
До места он меня довез за несколько минут.
Коршун сидел на земле возле потайной калитки.
— Спасибо вам! — ядовито сказал он, подняв голову.
— За что?
— За все хорошее! Ладно, дождь — не такой уж он и сильный прошел, но люди и собаки! Тут все истоптано! Я нашел только один ее след, да и в том не уверен! А вы явились меня поторопить?
— Да, сударь.
— Хорошо. — Истребитель нечисти встал, держа в руках нечто, завернутое в тряпицу. — Идеальный вариант — завернуть след во что-то из вещей пропавшей девочки. Есть что-нибудь?
— Собакам давали нюхать ее сорочку, — вспомнила я.
— Отлично! У нас все-таки есть шанс!
Мы вернулись на дорогу. Коршун и бровью не повел, узнав, что Тодор Хаш ускакал на поиски невесты, не дожидаясь его. Он даже пробормотал что-то вроде: «Баба с возу — кобыле легче», — бережно переложил кусок грязи из своей тряпки в сорочку Агнешки и распорядился:
— Поехали!
— Куда? — немедленно поинтересовался князь.
— В Уводье.
— Что? — На Витолда Пустополя было жалко смотреть. Кажется, он уже раскаивался, что не поехал с Тодором. — Но это же в противоположной стороне от…
— От чего? От города, куда очертя голову умчался ваш друг, или от того места, где может находиться ваша сестра? Я не в силах отыскать ее следы — там все затоптано, да и дождик многое подпортил. Но в Уводье живет одна знахарка. Мы встречались с нею, когда готовили облаву. Уверен, по вынутому следу она точно укажет, где искать девочку! Это недалеко. Если ехать вдоль берега реки и никуда не сворачивать, через пару часов будем на месте.
— Через пару часов уже наступит ночь. — Витолд с тоской посмотрел на запад, где с каждой минутой все слабее полыхал закат.
— Тогда ничем не могу помочь, — сухо сказал Коршун.
Я протянула руку и коснулась запястья князя:
— Решайтесь! Дорога каждая минута!
Мужчина вздрогнул, словно пробуждаясь от чар, и кивнул:
— Да.
Долго буду помнить это ночное путешествие.
Отряд двигался медленно главным образом из-за меня — старый конь по-прежнему неохотно поднимался на рысь. Впрочем, так оно было к лучшему — несмотря на то, что впереди скакали с факелами два гайдука, мчаться сломя голову по бездорожью в ночной темноте означало переломать лошадям ноги. Вместе с факелоносцами впереди маячил Тювик — по словам Коршуна, парню надо было тренироваться в ночном зрении. Сам истребитель нечисти держался рядом с князем, и тот посматривал на свернутую комком сорочку с таким видом, словно от ее сохранности зависела судьба мироздания. Остальные гайдуки и пара псарей с гончими на сворках чуть отстали.
Ночь вступала в свои права, окружая нас со всех сторон. Закат догорал где-то за полем, небосвод в той стороне был еще малиново-голубым, но постепенно выцветал и как бы остывал, а над нами уже раскинулось мрачное небо. Накануне его затянули дождевые облака, но поднявшийся вскоре ветер разогнал тучи, и в разрывах их мелькали редкие звездочки. Взгляд то и дело невольно устремлялся к небу — где там месяц. Но ночь выдалась безлунной, и все внимание уходило на дорогу. Вернее, на полное отсутствие таковой.
От Пустополя до Уводья прямого пути не имелось — по дороге надо было сначала добраться до Ключей, а уж потом от них к Белой Поляне. Примерно на полпути к оной будет развилка в перелеске — боковая тропа как раз и приведет к деревушке. По лесной дороге даже ночью ехать легко, но это удлинило бы наш путь почти в три раза. А путешествовать в полночь всегда опасно, особенно весной, когда только пробуждается всякая нечисть и голодная ночами бродит в поисках теплой крови. Нам бы все равно пришлось где-то останавливаться хотя бы на три часа — час до полуночи и два часа после нее — и пережидать самое опасное время. Итого потеряли бы на дорогу девять часов вместо двух с половиной. Поэтому «ястребы» выбрали для нас другой путь — по бездорожью, зато намного короче.
Сначала мы ехали попеременно то быстрым шагом, то медленной рысью вдоль высокого речного берега по той же самой дороге, по которой несколько дней назад пробирались в Ключи, объезжая все встречающиеся нам на пути кусты и холмики. Копыта коней негромко шлепали по влажной после дождя земле, шуршали и шелестели молодая трава и сухое будылье. Где-то тут должно было быть то самое дерево, чудом державшееся корнями за обрыв. Насколько помню, вскоре после встречи с ним дорога вильнула в сторону леса.
Вот оно! Стоит, никуда не делось. В темноте, выхваченный из мрака светом факелов, ствол казался почти белым. Миновав дерево, мы продолжили путь вдоль реки, а дорога вскоре повернула налево. Дальше пришлось ехать по траве среди мелких кустов.
Тут кипела ночная жизнь. Несколько раз в стороны, шурша прошлогодней листвой, кидались какие-то мелкие зверьки. Один раз прямо из-под копыт скакавших впереди гайдуков с воплем взлетела какая-то птица. К моему удивлению, Тювик молниеносно вскинул лук и пустил вдогонку стрелу. Вопль повторился.
— Попал, — обернулся он к старшему наставнику. — Подобрать?
— Какой смысл? К утру либо окуклится, либо развеется.
— А кто это?
— Навья, — был ответ.
— Ого! — Князь вытянул шею, всматриваясь в темноту, где скрылось белое пятно. — Не знал. А еще кто-нибудь в наших краях есть? Ну… из нечисти?
— Нет, тут довольно чисто по сравнению с некоторыми другими областями, — помолчав ответил Коршун. — Лесной и водяной нежити и нечисти много, но опасных по пальцам можно пересчитать. Некоторым мы даже позволили ускользнуть от облавы — должен же сохраняться баланс сил!
Река сделала еще один поворот, берега стали ниже, а заросли ивняка — гуще, и Тювик ускакал вперед с одним из факелоносцев — разведывать дорогу. Мы придержали коней, двигались шагом. Похолодало. Ветер выдувал из-под одежды остатки тепла. От реки тянуло сыростью, и мое увечное колено опять начало ныть. Кроме того, напомнили о себе и некоторые застарелые шрамы. Скорее бы доехать! Время идет! Хорошо, если Агнешка укрылась где-то под крышей, а если нет? Если она на улице или, хуже того, осталась под открытым небом, затаилась на огородах и жмется к кривому забору, со страхом вслушиваясь в звуки ночи? «Ястребы» несколько дней носились по округе, уничтожая вредоносную нежить, но кто знает, может, и какое-нибудь чудище ускользнуло от них. Они же сами сказали, что отпустили некоторых для сохранения этого… как его… баланса сил! А ведь и одной нави достаточно, чтобы ребенок неизлечимо заболел! Я покосилась на князя. В темноте его лицо казалось совсем белым, но было заметно, что мужчину терзают такие же мысли. По моим подсчетам мы были в дороге уже почти три часа. Скоро приедем?
Словно отвечая на мои мысли, впереди показался огонек. Два всадника ждали наш отряд на небольшом холме.
— Уводье, — объявил Тювик, указывая вперед и вниз.
Еще несколько шагов — столько, сколько нужно, чтобы обогнуть этот холм, — и мы увидели на берегу реки несколько домиков. В темноте трудно было как следует рассмотреть деревню, но навскидку там стояло всего домов пять или шесть, они впрямь теснились у самой воды. Там река разливалась, становилась вдвое шире и походила на озеро. Быстро мы добрались! Верст тридцать отмахали, если не больше.
— Нам в ту сторону, — Коршун выехал вперед, заняв место проводника. — Знахарка живет на отшибе.
До деревушки мы не доехали всего саженей двести, свернули в заросли кустарника. Склон холма густо зарос черемухой и терновником, и «ястребы» спешились:
— Дальше пешком. Верхами пройти там трудно даже днем!
Витолд легко соскочил с коня и подошел ко мне, протянув руки, чтобы помочь спешиться. Я замешкалась. Откровенно говоря, не рассчитывала, что придется топать куда-то на своих двоих. Думала, мы поскачем туда-сюда, найдем по следам Агнешку и вернемся назад. А я все это время просижу в седле. Неудобно, и отбитый зад болит, зато не надо терять времени на то, чтобы слезть, а потом как-то вскарабкаться на конягу.
— Быстрее, — поторопил мужчина. — Я помогу.
Пришлось слезать. То есть сначала вынуть из стремян обе ноги, потом почти лечь животом на конскую спину, обнимая руками шею, перекинуть протез через круп и, перевернувшись, сползти…
…прямо в кольцо мужских рук.
Князь обхватил меня сзади за пояс, немного подержал на весу — я почти чувствовала, как он сопит мне носом под лопатку — а потом осторожно опустил. Но не сразу разжал руки, а еще какое-то время обнимал.
— Все в порядке. Я стою!
Мне показалось или нет, но он чуть слышно вздохнул.
Среди зарослей кустарника вилась едва заметная тропинка. Коршун шагал впереди, рядом с ним — Тювик, отводивший рукой тянущиеся со всех сторон ветки. Дальше — гайдук с факелом, потом мы с Витолдом, еще четверо гайдуков шли замыкающими. Остальные стерегли лошадей. Пологий вначале, подъем постепенно стал крутым, впрочем, не настолько, чтобы мне с моей одной ногой не вскарабкаться без посторонней помощи. Я даже отвергла вежливо протянутую князем руку. Как успокоили меня «ястребы», знахарка сама не молода, ей по склонам скакать трудно.
Домик, похожий на заросшую дерном и сорняками кочку, торчал на вершине холма в окружении группы корявых старых яблонь и двух высоченных тополей. Ни ограды, ни хозяйственных пристроек, ни даже огородика в темноте разглядеть не удалось. Велев всем молчать, Тювик нагнулся над низкой дверкой и постучал.
— Спит она, наверное, — шепотом предположил Витолд. — Время позднее. Старики рано…
— Чего надо?
Ворчливый голос раздался не из домика. Мы с гайдуками одновременно схватились за оружие.
Из-за кустов на склоне с другой стороны от тропинки выбралась невысокая плотная фигура.
— За корнями ходила, — пояснила женщина. — Да в Белой Поляне меня ночевать хотели оставить… Слышу — идут. Чего пришли? Опять вы?
Это относилось к «ястребам». Тювик потупился, а Коршун шагнул навстречу знахарке:
— Беда. Пропала девочка.
— Ага, — кивнула знахарка, нахмурившись. Несколько раз кивнула, думая о чем-то своем, потом махнула рукой:
— Проходите. Только близкие!
Тювик остановился, а вот Витолд решительно шагнул вперед:
— Это моя сестра.
Знахарка снизу вверх взглянула князю в лицо:
— Родная?
— По отцу.
— Значит, одна кровь… Иди!
Но мужчина вдруг заартачился. Хозяйка распахнула дверь, Коршун уже вслед за нею переступил порог, скрываясь в темном нутре маленькой тесной избушки, а князь все никак не мог решиться сделать последний шаг.
— Мне страшно, — прошептал он. — Она так на меня посмотрела…
— Меня боишься, — донеслось из домика, — людей боишься, себя боишься… Отсюда и злость. Как же ты жить будешь?
Я смерила своего подопечного пристальным взглядом. Витолд Пустополь — злой? Да вы только посмотрите на него! У него же на лбу написано: «И мухи не обижу!»
— Я не боюсь, — промолвил мужчина.
— Боишься. — Избушка озарилась неярким светом, льющимся из распахнутой двери. — И правильно делаешь. Твой страх может дать тебе силы — а может и лишить сил. Одолеешь страх — силы получишь. Он одолеет — силы заберет.
— Бабка Одора, — подал голос Коршун. — Мы пришли ради девочки…
— Пусть этот войдет! А больше никто!
Где-то вдалеке, в полях или возле реки, послышался одинокий вой. Вздрогнув от резкого звука, Витолд пригнул голову и шагнул в избушку. Она вросла в землю, превратившись в полуземлянку, так что пол был намного ниже. Я нерешительно протиснулась следом, прикрыла за собой дверь и осталась на пороге.
Стало понятно, почему знахарка Одора не велела входить всем — в такой тесноте было просто не развернуться. Я вообще уперлась спиной в дверь и пожалела, что вошла. Но что прикажете делать, если Витолд вцепился в мою руку, как клещ, и не отпускал до последнего?
Огонек лучины освещал тесное жилье с низким потолком. Собственно, чердака тут не было. С поддерживающих крышу балок свешивались пучки трав, источавших такой аромат, что мигом стало трудно дышать. Захотелось чихнуть. Чтобы не привлекать внимания резким звуком, пришлось зажать себе нос двумя пальцами.
Примерно треть комнатки занимала низкая печь-лежанка с несколькими отверстиями для горшков разного размера. От привычных мне печей она отличалась тем, что котелок вставлялся в отверстие сверху, а второе было проделано сбоку, и там-то, под котлом, горел огонь. Трубы же не было, и дым поднимался кверху, как если бы готовили на костре. Вдоль стен теснились кадушки, ведра, лари, сундуки и просто сваленная грудами рухлядь. Пахло, кроме трав, мышами, кожей, кислой закваской и еще чем-то трудноуловимым.
На длинной лавке виднелась разложенная утварь. В самое большое отверстие печи был вставлен котел, в котором нагревалась вода. Знахарка проворно подкладывала в устье полешки. Она явно ладила с колдовством — не помню, чтобы вода в большом, на три ведра, котле когда-нибудь закипела так быстро, всего за несколько минут. Дождавшись, пока вода начнет бурлить, старуха принялась проворно шуровать в своих вещах, совать нос в многочисленные горшки и кринки, мешочки и свертки. Сухая трава, сморщенные плоды, птичьи перья, какие-то непонятного вида комочки — то ли свалявшаяся шерсть, то ли окостеневшие трупики мелких зверьков — все собиралось в подол клетчатого передника. При свете огня в печи и тонкой лучины, зажженной возле прялки, знахарка казалась совсем не такой, как я ее себе представляла. Пухленькая немолодая уже женщина в отделанной выцветшим мехом кацавейке поверх старой поневы. Один пуховый платок она повязала вокруг талии, другой, на голове, прикрывал выбивающиеся из-под него полуседые волосы. Круглое щекастое лицо, на котором выделялись длинный тонкий нос и маленькие глазки, горевшие как две свечки. Если бы не эти глаза — обычное неприметное лицо. Встреть такую бабку белым днем в Пустополе — пройдешь мимо и не заметишь, примешь за торговку зеленью.
— Девочка, значит, — проворчала бабка. — Хорошо, что девочка… Когда потеряли?
— Днем, — вздохнул Витолд. — Она… в общем, мы поспорили с нею. Отца нет, я старше… выбрал ей жениха, как подрастет.
— Сколько лет?
— Жениху? Двадцать семь…
— Девочке!
— Восемь!
— Хе-хе-хе… Молода она для замужества-то!
— Так это не сейчас, а потом, когда расцветет! — возмутился князь.
— А первый цветочек всякому сорвать хочется! Нет ничего слаще первой ягодки! Погоди, не трогай! Дай в полную силу раскрыться, дай белым светом полюбоваться! А ну как другого-то не будет? И что тогда?
Витолд покачал головой, мало что понимая.
— И девочка что? — поторопила его бабка.
— Я сказал, что раз отца нет, мне и решать вместо него, за кого ей замуж выходить. Жених ей не по нраву пришелся… А он — мой друг! Наши семьи уже раз или два роднились. Не совсем удачно, правда, но… это к делу не относится. В общем, после этого Агнешка и убежала. Думали, она забилась куда-нибудь подальше и плачет, а она…
— Вот и плохо, что думали! Детские слезы — они камень прожечь могут! Когда дети плачут, бесы от счастья скачут. На детские слезы всякая нечисть летит! Молитва матери и слеза ребенка — сильнее всего на свете! Мать-то у нее жива?
— Жива. Молится за нее.
— Это хорошо. А вот ты, — я вздрогнула, когда палец знахарки нацелился в мою сторону. Из-за тесноты казалось, что она вот-вот проткнет меня, — ты за своих детей молишься?
Я оцепенела, открыв рот. С того самого дня, как поняла, что осталась инвалидом, я запретила себе даже вспоминать о том, что когда-то у меня были такие мечты — дом, муж, дети…
— Н-нет… у меня нету…
— Будешь молиться, будешь звать — придут. На голос придут дети твои. Пока ты молчишь, души их во тьме блуждают. А как услышат голос матери, сразу навстречу полетят!
— Я… мы не для того сюда пришли, бабушка!
— Знаю-знаю. Девочка… След-то есть?
— Есть. — Коршун придвинулся ближе. — И не только след!
— Ого! — При виде сорочки знахарка просияла, как будто ей подарили груду золота. Махом высыпав в кипящий котел все отобранные травки-приправки, она бережно, бормоча что-то себе под нос, развернула льняную ткань и, затаив дыхание, тихо опустила ее в котел вместе со следом. На поверхности остался только краешек вышитого рукава — за него бабка держала сорочку двумя пальцами, чтоб не потонула.
Вода помутнела, словно в нее плеснули молока. На поверхности появилась пена, поплыла хлопьями.
— Ветры и воды, земля и пламя, — забормотала знахарка, взмахивая свободной рукой, — идите по следу, ищите деву. Дева бежала — следок потеряла. Дева рыдала — слезу изронила. Дева глядела — птица летела… Вижу! — вдруг громко крикнула она. — Вижу лес!
— Лес? — ахнул граф. — Но как?
Я вполне разделяла его недоумение. Лес находился почти в двадцати верстах от замка, если по прямой. Откуда у маленькой девочки силы, чтобы добраться туда так быстро и без посторонней помощи?
— Лес… деревья… высокие дубы… там ищите ее следы!
Коршун шагнул к котлу, осторожно наклонился над плечом знахарки. Нам, стоявшим позади, не было видно, что разглядели эти двое, но внезапно «ястреб» резко выпрямился.
— Мне все это не нравится, — пробормотал он.
— Что с Агнешкой? — кинулся к нему Витолд. — Что вы видели?
— Ничего! — закричала знахарка, выпрямляясь. — Вот чего вам неймется? Живая ваша девочка! Живая! В дубраве ищите. А где точно — не скажу! Сами все испортили!
— В дубраве, — повторил князь. — Спасибо хоть за это.
Он полез в калиту на поясе, доставая деньги. Бабка подставила ладонь под злотые, которые Витолд, не считая, ссыпал ей в руку.
— Погодь, — остановил нас ее голос уже за порогом. — Вот, возьми-ка…
Она протягивала холщовый мешочек.
— Там травки, да не простые. Ежели кто еще потеряется, сделай так. Завари настой этой травы, а пока стоит-остывает, распусти вязаные носки того человека, кого найти хочешь, и в том настое нитки смочи да дай просохнуть. Смотай из ниток клубок, выйди на перекресток дорог и кинь его на землю. Потом трижды назови имя того, кто пропал, поцарапай себе ладонь и капни на клубок крови. В какую сторону клубок покатится, туда и ступай — и найдешь пропажу!
— Спасибо, — Витолд двумя пальцами взял мешочек, — да только к чему…
— А к тому, — прищурилась знахарка. — Ты мне золота много дал, даже с лихвой. А мне лишнего не надо. Вот и отдариваю, разницу покрываю.
Вроде немного времени мы провели в домике знахарки Одоры, а когда вышли, стало заметно, что давно уже глубокая ночь. Ветер стих, разогнав тучи. Стало прохладно. Витолд поежился.
— Как там Агнешка? — подумал он вслух. — Страшно ей, поди!
Словно в подтверждение его слов, где-то протяжно завыли волки. В Уводье им немедленно отозвались воем и лаем псы. Затявкали и наши охотничьи собаки.
— Это не в той стороне, — промолвил Коршун, по-птичьи склонив голову набок. — Но поспешить все равно надо! Дубравы далеко.
И опять ночная скачка. Опять спешка и дробная рысь старого коняги, который упрямо отказывался мчаться галопом. Иногда ловила себя на мысли, что Витолд тяготится моим присутствием — он рвался к сестренке, которая где-то там, в лесу, сидела под дубом одна-одинешенька, и в то же время не мог бросить меня, плохую наездницу. Волчий вой сливался с лаем собак. Те и другие словно подгоняли всадников — кто первым доберется до цели.
От дома знахарки ехали другой дорогой — мимо Уводья в сторону Белой Поляны, а оттуда — к Ключам. Я уж было подумала, что Витолд собирается оставить меня в охотничьем доме в компании княжны Ярославы — я ж их только задерживала! — а сам поскачет за Агнешкой, но мы промчались мимо Ключей, даже не посмотрев в сторону господского дома.
Всю дорогу Коршун молчал, пристроившись сбоку отряда, но, когда нас обступил лес, решительно вырвался вперед.
— Дальше за мной!
— Почему? — ревниво встрепенулся князь.
— А вы так хорошо знаете свои дубравы? — вопросом на вопрос ответил истребитель нечисти. — И это вы успели подсмотреть кое-что у бабки Одоры?
Ответом ему была тишина.
Скачка продолжалась. Гайдуки с факелами ехали по бокам, то и дело зовя девочку по имени. Витолд молчал, как в рот воды набрал. Оба «ястреба» немного оторвались вперед.
Несколько раз слышался волчий вой. С каждым разом он звучал все ближе, потом за деревьями в темноте замелькали золотистые огоньки. Мы не летели по лесу, сломя голову, иначе запросто можно было переломать коням ноги, а всадникам шеи. Да еще и я всех задерживала. Именно мой старый конь и привлек внимание хищников — звери всегда чуют самого слабого. Но волков — если это впрямь были волки, а не волкопсы — сдерживало количество всадников и факелы в руках гайдуков. Стояла весна. Где-то в логове копошились новорожденные волчата, и взрослым надо было кормить малышей и мать. Конская туша для этого вполне годилась.
— Не бойтесь, — промолвил Коршун. — На нас они не нападут.
Он замолчал, но все и так поняли смысл несказанных слов. Мы — взрослые люди, вооруженные огнем. А волков не так много — я насчитала всего пять или шесть пар глаз, что слишком мало против десятка всадников. Но слишком много — против одной девочки.
— Агнеша, — прошептал Витолд.
— Молитесь, князь, — не оборачиваясь, бросил старший «ястреб». — Волки не вышли бы на охоту, если бы уже повстречали ее.
Гайдуки, размахивая факелами и громко крича, разогнали волков. Звери, которые зимой становились злыми и смелыми, удрали, поджимая хвосты и порыкивая с безопасного расстояния. Путь был свободен, обошлось без боя, но не прошло и пяти минут, как меня начала колотить дрожь. И дело было не в страхе — просто продолжало холодать. Как бы мороз не ударил — такое случается поздней весной.
— Надо остановиться, — примерно через полчаса сообщил Коршун. — Полночь. Этот час не стоит встречать в дороге. Иначе блуд завяжет все тропы.
Словно подтверждая его слова, в чаще заухал-заплакал филин. Откликнулись другие голоса — послышались вой волков, тявканье лисиц, странные протяжные стоны, уханье и улюлюканье, неразборчивый гнусавый лепет, надсадный скрип. Лес ожил, зазвучал на разные голоса. Показалось даже, что к звериному хору присоединила свои вопли нечисть.
— Но Агнеша… — возмущенно начал Витолд.
— В такую пору ночи мы все равно ее не отыщем, — осадил его рыцарь. — Даже с факелами. Девочка может быть где угодно. Мы проедем мимо и не разглядим. Не думаю, что она сейчас бродит в темноте. Наверняка сидит где-нибудь, ждет рассвета. Молится, чтобы дома ее не сильно ругали.
— Я ей слова не скажу, — пробормотал Витолд. — Сам высеку того, кто осмелится заикнуться о наказании — лишь бы она была живой!
— Молитесь-молитесь, — разрешил Коршун.
Выбрав открытое пространство, что было делом нелегким, ибо кругом стеной стоял лес, мы разожгли самый большой костер, какой смогли. Всеми втайне владела мысль: если Агнешка где-то поблизости, замерзает под кустом, она может увидеть огонь, пойдет на свет и встретится с нами. Яркое золотисто-желтое пламя отодвинуло мрак за кусты, распугало затаившиеся там тени. А я подумала, что в последнее время слишком часто ночую в лесу у костра. Нет, на войне тоже приходилось спать на голой земле, и не всегда весной или летом. Но вот чтобы за неделю дважды оказаться ночью в лесу с одними и теми же людьми… Надеюсь, сейчас мне не придется изображать живой щит против нежити, чьи голодные глаза то и дело посверкивали из темноты.
Лесные обитатели выли, верещали, стенали, рычали и лаяли до самого рассвета, замолкая от силы на несколько минут, чтобы отдышаться, и снова поднимали шум. Выспаться никому так и не удалось, да все равно никто не смог бы сомкнуть глаз из-за мыслей о девочке. Задремать удалось только под утро, но с первыми лучами солнца, когда еще не полностью рассеялся ночной мрак, мы опять были в седлах и, рассыпавшись цепью, прочесывали дубраву.
Утро наступило замечательное. Солнце пронизывало лучами весенний лес, свежий прохладный воздух звенел птичьими голосами. Внезапно на ум пришла мысль, что в такую пору хорошо просто прогуливаться где-то в роще, наслаждаясь минутами покоя. Обещаю, что по возвращении домой буду каждое утро вставать на заре и просто гулять. Вблизи нашей усадьбы не было настоящего леса — только небольшая рощица на берегу озерка — но и этого достаточно.
Всадники растянулись длинной цепью — два «ястреба», мы с князем, десяток гайдуков и псари. Пропустить девочку, если она действительно в дубраве, мы никак не могли, если только Агнешка не забилась в какое-нибудь дупло, не свалилась в яму и не потеряла сознание, оглушенная падением с дерева.
В самом сердце дубравы деревья, как ни странно, росли реже — величественные великаны-дубы не терпели рядом с собой никого. Они вольно раскинули свои кроны. Редко где между ними виднелись стройное тело березы, невысокая рябинка или увешанный сережками орешник. Зато старых корявых сучьев и молодого подроста лесных трав было хоть отбавляй.
Пестрое бело-буро-черное пятно заметили издалека. Вернее, мы увидели друг друга одновременно. И рука сама потянулась к мечу — еще до того, как я поверила, что зрение меня не обмануло.
— Волкопсы…
Пять крупных зверей — почти волки, только пятнистые, как собаки, и с более мощными челюстями, лежали, сбившись вместе. Все пятеро подняли головы, внимательно следя за нами. Холодные злые глаза не выражали ничего.
— Все сюда!
Мы понемногу стали подтягиваться к ним. Звери устроились в ямке между корнями одного из старых дубов и не спешили уходить. Лишь когда подъехали гайдуки, один из зверей встал. От волка его отличал еще и рост — наверное, он был на ладонь, а то и на две выше в холке любого из серых хищников. Охотничьи собаки как по команде поджали хвосты и попятились, испуганно скуля.
Вслед за первым зверем на лапы поднялись остальные, и стало заметно, что они окружают свернувшегося калачиком ребенка.
— Агнешка!
Витолд застонал. У меня самой в глазах потемнело, как представила последние минуты жизни маленькой девочки. Не сразу до меня дошло, что она цела. Более того, детские ручонки крепко обхватывали шею шестого пса, который лежал на земле, не решаясь пошевелиться.
Несколько гайдуков вскинули арбалеты.
— Не стрелять!
Витолд и Коршун одновременно спешились. Один из зверей, самый крупный, тихо зарычал, когда князь сделал шаг. Я выдернула ноги из стремян. Ну почему я такая беспомощная! Почему мне приходится кое-как сползать с лошади, когда надо спрыгнуть? Они же сейчас…
Ничего не произошло. Рыча и скаля зубы, волкопсы медленно отступали. Последним вскочил и кинулся прочь тот самый, шестой, за шерсть которого цеплялась во сне девочка. Не обращая внимания на близость зверей, Витолд кинулся к сестре и упал на колени, прижав к себе хрупкое тело.
