Книга: Князь Игорь
Назад: VII
Дальше: IX

VIII

По возвращении из очередного полюдья Игорь принял артель купцов, вернувшихся из Византии. Они степенно расселись в его горнице и завели разговор издалека:
– Как здоровье, князь-батюшка?
– Спасибо, здоров, чего и вам желаю.
– Как съездил по Руси, князь-батюшка?
– Слава богам, все живы-здоровы и вернулись с прибытком.
– Хорош ли урожай был на Руси?
– Неплохой был урожай. Только у кривичей всю осень лили дожди, положили рожь, трудно пришлось при уборке.
– Идет ли зверь на охотника?
– Довольно зверя в лесах. А как вам, гостям, промышляется?
– Слава Велесу, путь далекий сложился благополучно. Только вот…
– Что – «только вот»?
– Да Византия в колеса палки стала вставлять.
– Рассказывайте подробнее.
Тогда встал старший артели, плотный, безбородый мужчина с умными, живыми глазами, стал говорить неторопливо и обстоятельно:
– Договор был Олегом-князем заключен в свое время на то, чтобы власти Византии русским купцам препятствий не чинили, а, напротив, оказывали бы содействие и помощь. Так вот нарушать стали ромеи этот договор. Прежде всего слуги царские бесчинствуют на торжищах. Не должны они брать с нас пошлины, а они берут! Мы им и так и эдак растолковываем, что царь ромейский крест целовал, а Олег богам славянским клялся, чтобы не брать с купцов ромейских пошлины на Руси, а с русских – в Византии. На Руси это обязательство выполняется, а в Византии – нарушается. Подходят слуги царские к нам с воинами и требуют платить за торговое место! Да так обдирают, хоть плачь!
– Жаловаться надо царю ромейскому, – ответил Игорь.
– Пытались, и не раз. Да только нас к нему не допускают!
Игорь помолчал, пытливо глядя на купцов. Спросил:
– И действительно очень богатый рынок в Царьграде?
– Очень богатый, великий князь, – оживились купцы, а один из них не вытерпел и стал часто выговаривать, загибая пальцы на руке:
– Торгуют там и хазары, и евреи, и болгары, и итальянцы, и арабы, и сирийцы, и кого там только нет! Со всего мира, из всех стран везут и богатые ткани, и восточные пряности, драгоценные камни, и металлы, и оружие, и мед, и лен, и шелк, и сирийские материи, и рабов, и серебряную и золотую парчу, и вино – все, все там есть! Говорят, в мире нет города богаче, чем Царьград! Туда стекаются такие несметные богатства, которые превышают всякое воображение и превосходят богатства всего мира!
– Да, торговать с ромеями нам следует, – промолвил пораженный рассказом купца Игорь. – Торговать надо… Но я-то чем вам помочь могу?
– Как чем? Князь Олег взял войско превеликое и принудил ромеев уважать русских купцов…
– Так вы хотите, чтобы я воевал против Византии из-за ваших прибылей? – и удивился, и возмутился Игорь. – Да никогда этого не будет! Вы станете мошну свою набивать, а люди русские из-за жадности вашей должны кровь проливать! Вы сами-то соображаете, что говорите, гости дорогие?
С тем и спровадил купцов.
Обедал в тот день с Ольгой. Она давно знала, что Игорь живет с Зареной, но относилась к этому спокойно. Потому что со времен ее отъезда в Вышгород между ними не было близких отношений, а также потому, что по славянскому и варяжскому обычаям мужчины могли иметь наложниц, и их за то никто не осуждал. К тому же она считала ниже своего достоинства ревновать какую-то посадскую. За эти годы она заметно подобрела телом, движения стали медленными и плавными, в выражении лица появилось величие. Она стала даже красивее, чем была, но по-прежнему оставалась чужой, непонятной ему. Вот и сейчас после взаимных приветствий и обыденных слов она вдруг повела какие-то задумчивые разговоры:
– Была я у христиан и слушала проповеди их священников. Христиане отвергают многобожие и верят в единого Бога, который живет на небесах. Долгое время заблуждались люди, но пришел Сын Божий, раскрыл истину про нашего Творца. Как сказал апостол Павел, ученик Христа, Творец «дал всему жизнь и дыхание все; от одной крови он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли». Понимаешь ли глубину смысла, заложенного в этих великих словах?
Игорь пожал плечами. Он был равнодушен к различным рассуждениям и умозаключениям, не связанным с повседневной жизнью, и потому ничего не ответил.
– Христианство несет любовь людей друг к другу. Иисус завещал, чтобы между нами царила любовь. А что проповедуют славянская и варяжская религии? И Перун, и Один призывают к войне и убийству, в которых проливается невинная кровь…
– Я тоже не люблю войну, но приходится воевать.
Ольга продолжала говорить что-то еще, но он уже не слушал и стал думать о своем. Он думал о том, что за время пребывания в полюдье сильно соскучился по Зарене, что сегодня пойдет к ней и найдет любовь и утешение. Он вспомнил, с какой радостью она всегда встречала его, какими светлыми были их свидания.
Но прошлой осенью стала она вдруг задумчивой и рассеянной, на все вопросы отвечала уклончиво и неопределенно, уверяла, что по-прежнему любит его и предана ему. Но что-то грызло ее изнутри, и ему мучительно хотелось узнать причину столь неожиданной перемены. Он уехал на полюдье, так и не поняв, что в ее душе.

 

К знакомому дому подъехал вечером. Всегда она встречала его на крыльце. Узнав о его приезде в Киев (чего удивительного: весь город встречал дружину при возвращении из полюдья!), наряжалась во вновь сшитые платья, которые удивительно шли ей и делали ее еще красивей и привлекательней. Она обычно стояла на крыльце, привалившись спиной к двери и скрестив на груди руки, молча, со счастливой улыбкой наблюдала, как он подъезжал. И когда он спрыгивал с коня, бросалась в его объятия…
Но сегодня крыльцо было пусто. У Игоря тревожно забилось сердце. Что с ней могло случиться? Нездорова? Или что-то еще хуже? Он соскочил с коня, быстро взбежал по ступенькам крыльца, толкнул дверь в избу…
Зарена сидела за столом, на котором стояли и вино, и медовуха, и различная еда. Всем этим по приказу Игоря ее снабжал чашник.
Она взглянула на него. На бледном лице лихорадочно блестели устремленные на него глаза. Он сразу ослаб телом, прислонился к дверному косяку, произнес облегченно:
– Слава богам, ты жива…
Тогда она с каким-то стонущим звуком вскочила со скамьи и кинулась к нему. Он почувствовал, как рубашка на груди намокла от ее горячих слез.
– Ну, полно, полно, – успокаивал он ее, ведя к столу. Усадил перед собой, стал с улыбкой смотреть в ее залитое слезами лицо. – Ну что случилось? Расскажи, вместе легче пережить.
Она глядела на него, не в силах остановить слезы, часто всхлипывала. Тогда он налил в кружку воды, поднес к ее губам.
– Выпей, успокойся.
Она, взяла кружку обеими руками, стала пить, судорожно глотая. Он подал ей медовый пряник, она взяла, стала есть, опустив голову. Во всей ее фигуре было что-то жалкое, обреченное. Такой он никогда ее не видел.
Он терпеливо ждал. Наконец она взглянула на него пристально и серьезно. Сказала:
– Прости, князь. Нашло что-то…
Она взяла кувшин, разлила вино, поднесла ему кружку.
– Выпей, князь.
– А сама?
– Что-то не хочется. Пей один.
Он покорно выполнил ее просьбу. Она имела над ним большую власть, он подчинялся ей беспрекословно.
Помолчали. Потом она поднялась, прошлась по избе, притулилась возле печки, стала смотреть на него долгим вдумчивым взглядом.
Наконец сказала каким-то отстраненным голосом:
– Ты мог не застать меня дома…
У него екнуло сердце, предчувствуя что-то тяжелое для себя.
– Я едва не уехала… Но потом решила дождаться тебя.
Он – после долгого молчания:
– И куда же собралась ехать?
Она села перед ним, положила руки на колени и, участливо глядя в лицо, стала говорить с ним, будто с ребенком:
– Пойми меня, очень прошу понять меня, князь. Прошлым летом встретился мне хороший человек. На пять лет старше. Холостой. Потерял он жену. Заболела и умерла, оставив двоих малых детишек. Живет на той стороне Днепра, в Городце. Пришелся он мне по душе…
Он исподлобья взглянул на нее.
– Нет, нет, не полюбила его, – заспешила она. – Просто хороший он, спокойный и смирный. И, по всему видно, работящий. А люблю я тебя, одного тебя.
– И ты встречалась с ним?
– Встречалась, – просто ответила она. – Но между нами ничего такого не было. Мы только виделись иногда, разговаривали…
И он поверил ей, потому что слишком хорошо знал ее.
– Показывал он мне несколько раз детишек своих – мальчонку и девочку. Славные такие! Прикипела я к ним сердцем с первого раза. У меня своих нет и, наверно, не будет. А как приятно заботиться и ухаживать за малютками! Жизнь становится полной и насыщенной. Я впервые почувствовала, что значит быть кому-то по-настоящему нужной…
– Мне ты тоже нужна, – укорил он ее.
– Это совсем другое!.. Дети – любовь выше нашего понимания!
Она затихла на некоторое время, и Игорь увидел, как заблестели ее глаза и будто засветилось ее лицо. И он вспомнил, как чудесно преображался мир, когда вбегал к нему его сын, Святослав, какую радость испытывал он, беря его на руки… Наверно, он должен был радоваться за нее, что она нашла смысл своей жизни, но на душе его становилось все тяжелее и муторней, и он, едва пересилив себя, мрачно спросил:
– Зовет он, значит, к себе?
– Зовет, князь. Я уж совсем собралась, да решила тебя подождать. Нехорошо, нечестно тайком бежать. Мы столько славных годочков в любви прожили, нельзя предавать напоследок.
– Разлюбила, что ли? – глухо спросил он.
– Я уже говорила тебе – люблю по-прежнему. Но нет у нас жизни впереди. Детей у нас не будет, а я хочу нянчиться с крохотульками. Сердце изнывает, как вспомню о них. Хочется настоящей, полноценной семьи…
Он понял, что теряет ее. Любил ли он ее? Он знал, что она ему очень нравится, что в ее доме он нашел уют, тихую и желанную пристань для отдохновения от трудов и печалей. Со своим житейским умом, тактом, сердечностью и простотой она овладела всем его существом. Но в то же время Игорь часто вспоминал и тосковал по Елице. Она жила в его сознании как-то отдельно ото всех, не мешая отношениям ни с Ольгой, ни с Зареной. Она часто снилась ему, и по утрам Зарена спрашивала его:
– Это с какой такой Елицей ты снова ночью разговаривал?
Он видел, он чувствовал, что запутался в жизни, что не видит выхода из того тупика, в который загнал себя сам. Но он знал, ради чего жертвует личным счастьем, знал, от чего не сможет никогда отказаться. Эта страсть, словно всепожирающая богиня Морфа, перемолола его жизнь и теперь выплевывала из черной пасти то, что осталось от него. Этой страстью была великокняжеская власть.
Он мог настоять, чтобы Зарена осталась в Киеве, чтобы по-прежнему встречала его в своем доме. Но он чувствовал, что прежних светлых дней не вернуть, а именно это он больше всего ценил в их отношениях. Душой и сердцем она будет тянуться к новой жизни, и если лишить ее этой возможности, то и она тоже станет несчастной.
И он сказал:
– Пусть будет по-твоему…
И потянулись у Игоря однообразные дни, месяцы, годы. Одна отрада и радость у него осталась – сын Святослав. Пошел он характером не в него, спокойного и уравновешенного, а скорее в Ольгу или деда Рюрика; был смелым, напористым, любил игры в войну, целыми днями бегал со сверстниками по окрестностям, сражаясь деревянными мечами и пиками. Игорь назначил ему воспитателем воеводу Свенельда, которому безгранично доверял. Святослав порой забегал в горницу, наспех перехватывал еду и вновь убегал. «Будет из него отчаянный вояка!» – с гордостью думал Игорь. В нем одном теперь был смысл его жизни.
Назад: VII
Дальше: IX