Еръ

Придорожная корчма на дальнем подъезде к Киеву мало походила на княжеское жилище. Но Ворон выбрал для ночлега именно ее. Держал ее молодой новгородец, который, переселившись на юг, сохранил, однако, все свои северные привычки и характерный говор: «цокающий» и «окающий». Да и двор его мало напоминал окружающие строения. Посреди огорода высилась крепкая хозяйская изба на подклети с маленькими окошками, а вокруг стояли домики поменьше – для гостей. В противоположном краю двора была сооружена большая конюшня, за которой были устроены обширные амбары для товаров.

Останавливались у него в основном небогатые купцы, которым накладно было искать приют внутри стен стольного града. Но Ворон выбрал эту корчму не из-за дешевизны: весомый кошель серебра был вшит в его пояс. Корчма находилась на отшибе, и в ней можно было сидеть хоть год, не привлекая лишнего внимания.

Неизвестно, сколько должно было продлиться ожидание. Впрочем, если время упущено, измарагды уже перешли в руки князя Ярослава и вернуть их надежды нет. Но доподлинно пока ничего не известно.

Подъехав к городу, он долго искал условное место, на котором должен был расти древний дуб. Дорогу к нему старая Добронега описала Ворону в самых мельчайших деталях, как будто хаживала по ней на прошлой седьмице. Однако на самом деле в Киеве она была более тридцати лет назад, и слишком полагаться на ее советы было бы наивно. В том, что дуб сохранился, Ворон был уверен: о нем как условном месте было сказано в письмеце, которое принес ответный голубь, но как было до него добраться?

Однако, изрядно поплутав, он все таки нашел заветный дуб и оставил в дупле тайным образом написанное послание на кусочке пергамента, в котором Ворон оповещал о своем прибытии и указывал, где его искать.

Вернувшись на постоялый двор, Ворон приготовился к долгому ожиданию. В глубине души он почти не верил в возможность вернуть камни. Но с бабой Егой не поспоришь. В любом случае он ничего не терял, кроме времени. И упускать хотя бы призрачный шанс было неразумно.

Однако уже на следующее утро хозяйский сынишка примчался со двора и, взлетев по лестнице в светлицу, одним духом выпалил:

– Господин, к тебе человек пришел!

Не ожидавший скорых визитов Ворон удивился.

– Веди его сюда.

Мальчишка убежал, а Ворон первым делом снял с гвоздочка и положил на лавку меч, прикрыв его плащом. Неизвестно, что за человек к нему пожаловал и зачем. Знакомых в Киеве у него не было. О его местонахождении никто не знал. Значит, это был человек той самой даждьбожьей дружины. Хотя бабка Ега и расхваливала их как верных заветам прадедов людей, а меч под рукой все-таки не помешает.

Едва только он прикрыл меч, в комнату зашел человек. Неизвестно, каким ожидал увидеть посланника тайной дружины Ворон, но вошедший удивил его. Перед ним стоял статный красавец с открытым лицом, отливающими шелком светлыми волосами и серо-голубыми холодными глазами. Одет он был богато, но не вызывающе. Пожалуй, единственной по-настоящему ценной вещью на нем был наборный поясок с золотой, украшенной рубинами пряжкой. Сапоги были дорогой кожи, с мягкими подошвами. Он бесшумно ступал по тесаному полу.

Впрочем, в руках он держал обыкновенный холщовый мешок. Заметив вопросительный взгляд Ворона, незнакомец поставил мешок на землю и поднял рукав широкой свиты – на внутреннем сгибе локтя у него обнаружился точно такой же знак, который показывала ему бабка Добронега.

Ворон поднялся с лавки.

– Здравствуй, добрый человек.

Незнакомец ухмыльнулся:

– Как угодно меня называли, а вот добрым – в первый раз. Но и тебе не хворать, князь Китежский.

Ворон не привык, чтобы чужие люди величали его титулом, который по нынешним временам выглядел сомнительно и не признавался даже в соседнем Колохолме, не говоря уже о Киеве. Но чувства свои он скрыл и поклонился с достоинством.

– А меч ты зря под плащом прячешь.

Ворон несколько смутился, что предосторожность его оказалась раскрыта, но виду не подал.

– Ну, добрый или не добрый ты человек, это мы увидим. Если пришел с добром – проходи, садись, если есть хочешь – я сейчас крикну мальчонку, он каши принесет, мяса, кваса.

Человек уселся на лавку.

– От хлеба-соли не откажусь. Но и ты, князь, поешь-попей со мной. Вижу, хорошо тебя княгиня Добронега воспитала. Начну, однако, с главного. – Незнакомец притянул к себе мешок, из которого извлек хорошо знакомый Ворону ларец.

Ворона как молнией пронзило:

– Перуновы Очи!!

– Они самые.

Князь бросился к ларцу, нажал на рычажок – резная крышка открылась. На бордовом бархате заискрились два одинаковых крупных измарагда.

Ворон захлопнул крышку и возбужденно посмотрел на незнакомца:

– Как зовут тебя? И что я тебе за измарагды должен, добрый человек?

Тот снова снисходительно ухмыльнулся, огладил рукой бороду и сказал весело:

– Как зовут меня, тебе знать и не стоит, пожалуй. А что должен, так ты же кашу обещал, мяса обещал, кваса. Это и должен, а более – ничего.

Ворон позвал слуг, стол велел накрыть богатый.

Ели практически молча. Покончив со снедью, незнакомец встал:

– Ну что ж, князь Ворон, благодарю. Накормил по-княжески. За то тебе еще один добрый совет: бери ларец, седлай коня и скачи что есть духу в свой Китеж. Ларец мы добыли, но прошло все не так, как было задумано. Вроде и все ловко подстроили, чтобы вину перевести на князька варяжского и воеводу колохолмского. Даже воевода Ян с мухоморовой настоечки нужное нам наплел. Но княжна Елисава оказалась умней…

Речь незнакомца была прервана мощным стуком в ворота постоялого двора. Удары сотрясали дубовые створки. Казалось, еще немного – и они слетят с петель. Хозяин, молодой новгородец, прихватив топор, бросился к воротам. За ним поспевали двое слуг, вооруженных вилами.

– Кто там? – Хозяин постарался прокричать это как можно более грозно. Но голос его прозвучал испуганно.

– Открывай, городская стража и мечники княжие! Доподлинно известно, что на этом дворе тать Садко прячется. У нас приказ княжеский!

Незнакомец тем временем весело хмыкнул, подмигнул Ворону, легко перемахнул через тын и исчез.

Ворон несколько мгновений стоял в недоумении. Хозяин поспешно выдвигал засов, собираясь впустить стражников, пока они не сломали ворота. Ситуация была безвыходная. Удрать через тын можно было, но в этом случае пришлось бы бросить ларец. Допустить этого Ворон не мог.

Вскинув за спину перевязь с мечом и прихватив мешок с ларцом, Ворон бросился к конюшне. Конь его, по счастью, стоял оседланным. Мешок с ларцом был намертво приторочен к седлу.

Между тем хозяин постоялого двора наконец справился с засовом, и тяжелые створки стали медленно, со скрипом расходится в стороны.

Вскочить на коня было делом одной секунды. Ворон дал шенкеля, конь вышел из конюшни и встал напротив раскрывающихся ворот. За ними уже виднелся блеск кольчуг столпившихся воинов. Дико взревев, Ворон обнажил меч и плашмя хлестнул им коня.

– Выручай, родной!

Конь взвился на дыбы и, ничего не видя от боли, ринулся в раскрывающиеся ворота – прямо на обнаженные сулицы княжих людей.