Глава восьмая
ССОРА
Поздней осенью в Новгород-Северский вернулась Ефросинья с сыном Святославом, привезя от отца множество богатых даров.
Она сообщила брату, не скрывая своей радости, что он может возвратиться в Галич.
— Отец прощает тебя и даёт тебе в удел город Свиноград, — сказала Ефросинья, едва обнявшись с Владимиром, который выглядел ошеломлённым.
Игорь в восторге от такого успеха подхватил Ефросинью на руки и закружился с нею по гриднице, восклицая:
— Ай да Фрося! Ай да умница! Ай да светлая головушка!
Едва он опустил жену на пол, к ней подскочил Вышеслав и расцеловал в обе щеки:
— Я говорил тебе, что жена у тебя — чистое золото!
Находившийся аут же Бренк только крякал от удовольствия, не зная, как выразить свою радость от случившегося.
— Чего смурной такой? — Бренк хлопнул по плечу Владимира, так что тот вздрогнул от неожиданности. — Радуйся! Закончились твои скитания, скоро сядешь князем в Свинограде! Кланяйся сестре за это.
Владимир натянуто улыбнулся.
Боялся он возвращаться в Галич и не знал, как скрыть это. Уже и жену с сыном перевёз из Киева в Новгород-Северский, прижился тут. Но делать было нечего.
По первопутку в канун Рождественского поста двинулся бывший изгой в Галич.
Игорь дал в сопровождение шурину отряд дружинников. И вручил послание для тестя, в котором превозносил до небес его великодушие и мудрость.
Зиму Игорь провёл счастливо.
На Рождество приезжал к нему Ярослав Всеволодович с заверениями в дружбе. Попутно сетовал на то, что, мол, князь киевский им помыкает, торговых гостей переманивает.
— Уж коль Суздаль вровень с Киевом стоит, то чем Чернигов хуже?! — возмущался Ярослав.
Игорь сказал на это, что Святослав привык к покорности Ярослава, потому и не считается с ним.
— К примеру, Рюрик Ростиславич не сгибается перед Святославом, так тот и обращается с ним как с равным, хотя Рюрик намного моложе. Иль возьмём суздальского князя, он и вовсе в сыновья Святославу годится, а держится с ним на равной ноге.
— Я тоже решил полновластным князем стать, — признался Ярослав, — надоела мне опека. Вот ты, брат, на Киев не оглядываешься, и Святослав тебя уважает. Рюрик тебя побаивается, а Ярослав Осмомысл с тобой дружбу водит.
Игорь позволил себе самодовольную усмешку.
— Я знаю, брат, что ты искал подо мной Чернигова, но я тебя не осуждаю за это, — продолжил Ярослав. — Тебе с твоим ретивым сердцем, конечно, тесно в Новгороде-Северском. Меня зло берёт, что Святослав стол киевский не мне завещать хочет, как по родовому уставу следует, а сыновьям своим.
— Святославу ведомо, что за тяжкое бремя власть великокняжеская, может, потому он и хочет оградить тебя от неё в будущем, — заметил Игорь.
— Да какое, к чёрту, бремя! — презрительно воскликнул Ярослав. — Сиживали на столе киевском князья и старые, и малые, и вовсе безмозглые, однако ж тем бременем не тяготились.
— Святослав низко тебя ценит, брат, — откровенно cказал Игорь. — По его разумению, не годишься ты великие князья. — И про себя добавил: «По моему разумению, тоже».
— В том-то и дело, — насупился Ярослав. — Гордыней обуян брат мой. За недоумка меня держит. А вот нс стану я в его воле ходить, как тогда запоёт? Только ты поддержи меня, брат, ежели что... — опасливо добавил он, взяв Игоря за руку.
Игорь пообещал стоять за Ярослава.
На Пасху Игорь с братом Всеволодом пожаловали в Чернигов.
Игорь взял с собой племянника Святослава, дабы тот привыкал к съездам княжеским. Да и Ярослав пусть видит, что у него за спиной не только брат стоит, но и племянник.
Среди торжественных церковных служб и пышных застолий сговорились князья быть едиными в делах и помыслах. Урядились они так: если вдруг зане может Святослав Всеволодович либо в битве голову сложит, то стол киевский достанется Ярославу Всеволодовичу. В Чернигове сядет Игорь. В Новгороде-Северском — Всеволод. Юный Святослав Ольгович из Рыльска перейдёт в Трубчевск.
— Что делать станете, ежели сыновья Святослава станут оспаривать у вас стол киевский? — обратился к Игорю Вышеслав.
Он присутствовал на всех тайных княжеских встречах и был недоволен этим сговором.
— Как что? За мечи возьмёмся, — бодро ответил Игорь.
— Брат на брата — не по-христиански это.
— А слова не держать — это по-христиански? Святослав мне Чернигов обещал. Пусть намёком, но обещал!
— Этот грех на нём, а не на тебе.
— Мне от этого не легче.
— Нехорошее дело вы задумали, князья. Несправедливое.
— Вот стану черниговским князем — и буду справедлив, как Соломон, — отмахнулся Игорь.
— А что мне в летописи написать? — спросил Вышеслав.
— Напиши, что Ольговичи вместе справляли Пасху в Чернигове, но не было среди них Святослава Всеволодовича, который в мыслях ставил себя выше всех, — не задумываясь, ответил Игорь. — Добавь также, что не нравилось это братьям его, и сговорились они стоять друг за друга по родовому уставу.
Вышеслав не стал перечить Игорю и изложил в летописи всё, как было велено. Хотелось ему верить, что не дойдёт у Ольговичей до кровавой распри.
Так и сказал он Ефросинье, от которой не держал тайн:
— Дай-то бог, чтобы Святослав Всеволодович прозорливее оказался либо исчезло доверие Игоря к Ярославу. Не будет на Руси спасения от половцев, коль Ярослав Всеволодович станет киевским князем.
— А кабы Игорю сесть на столе киевском, — осторожно поинтересовалась Ефросинья. — Годится ли он в великие князья?
— Да уж лучше бы Игорю владеть Киевом, чем Ярославу, — чистосердечно признался Вышеслав. — Игорь хоть ратным духом полон.
Последнее время Вышеслав стал замечать, что Ефросинья как-то странно на него поглядывает. И в поведении её появились перемены: то будто ненароком задержит свою ладонь на его руке, то приклонит голову ему на плечо, сидя рядом за какой-нибудь книгой. Порой во время беседы Ефросинья замолкала на полуслове, глядя Вышеславу прямо в глаза. При этом в её глазах зажигались огоньки, таинственные и зовущие. В такие минуты Вышеслав не мог побороть в себе какое-то смутное волнение, в груди вдруг разливалось приятное тепло.
Однажды, переводя вместе с Ефросиньей трудный греческий текст, Вышеслав похвалил княгиню за отменное знание грамматики.
— Не будь тебя рядом, Фрося, я в этом месте неверно поставил бы ударение, — признался Вышеслав.
— Так поцелуй меня за это, — с лукавой улыбкой промолвила Ефросинья.
Вышеслав смутился и хотел было отшутиться, но не успел. Ефросинья крепко стиснула ему руку и призывно прошептала:
— Ну же, смелее! Мы ведь одни.
Большие светло-карие глаза под густыми бровями отражали все её чувства. Страстное желание поцелуя угадывалось и у неё в губах, чуть приоткрытых и подрагивающих. Она тянулась к Вышеславу, видя его колебания.
— Неужто не люба я тебе совсем? — почти в отчаянии прошептала княгиня.
— Люба, — выдохнул Вышеслав и стиснул Ефросинью в объятиях.
Долгий поцелуй, соединивший их уста, явился тем откровением, какое эти двое таили в себе, подавляя подспудно все проявления личной симпатии.
Если цветок любви уже пышно расцвёл в романтической душе Ефросиньи, то в душе Вышеслава только-только показался маленький росток — привычка бороться со всем греховным была слишком сильной.
* * *
Наступил год 1183-й от Рождества Христова.
Хан Кобяк собрал лукоморских ханов и повёл их к Днепру, желая отомстить русским князьям за недавнее поражение. Засев у днепровских порогов, ханы стали грабить купцов на переволоках, отнимая товар и сжигая корабли, которые из-за непроходимости порогов приходилось перетаскивать волоком по берегу.
Самих купцов половцы в плен не брали из расчёта, чтобы те своими жалобами вынудили русских князей идти в дальнюю степь, оборонять переволочный путь.
Так и случилось.
Сначала обобранные до нитки торговцы, в основном греки, появились в Переяславле.
Переяславский князь помог пострадавшим купцам добраться до Киева, где уже скопились торговые караваны из Новгорода, Смоленска и Залесской Руси, идущие привычным путём по Днепру к тёплому Греческому морю. Слух о бесчинствах половцев удерживал караваны судов близ Киева. Среди торгового люда были не только русичи, но и арабы, и булгары, и варяги, и немцы...
Стояла летняя пора, наиболее пригодная для речной торговли.
Святослав Всеволодович и Рюрик Ростиславич решили собирать объединённое войско, чтобы сражаться с половцами. Им было известно, что Кобяк привёл за собой все орды лукоморские. И если к нему ещё присоединились днепровские половцы, значит, собрались поганые у порогов в несметной силе.
— На силу сила нужна, — сказал Святослав, убеждая князей выступить всем вместе на поганых.
Первыми изъявили желание биться с ханами Владимир Глебович Переяславский и Давыд Ростиславич Смоленский. Последний поддался на уговоры брата Рюрика. Не остался в стороне и черниговский князь видя, что Игорь с братом Всеволодом исполнили свои дружины. Пришёл и Туровский князь Святополк со своим полком. Пришли луцкие князья, Всеволод и Ингварь Ярославичи.
Посадив пеших ратников на ладьи, князья с конными дружинами двигались берегом Днепра. У Торческа к ним присоединились отряды чёрных клобуков.
Углубившись в степь, Святослав Всеволодович, признанный главным военачальником, выслал вперёд черниговскую и переяславскую дружины, а также конные сотни северских князей. Во главе авангарда был поставлен Игорь. Ему было велено завязать сражение с половцами, как бы много их ни было.
— Пущай ханы думают, что ваш отряд и есть всё русское войско, — изложил Игорю свою задумку Святослав, — а наши основные полки тем временем навалятся на поганых со всех сторон.
Пешие рати русичей, не доходя до порогов, выгрузились на берег и теперь двигались в степь вместе с конными дружинами, собранными под стягами Рюрика и Святослава. Чёрные клобуки рассыпались по степи, чтобы перехватывать половецкие дозоры на дальних подступах.
Святослав опасался, как бы ханы, прознав о многочисленности русичей, не ушли к дальним кочевьям. Потому в качестве приманки им был выслан далеко вперёд конный полк, достаточно сильный, чтобы вы держать длительный бой. Рассыпавшиеся всюду берендеи живо известят Святослава, если его авангард завязнет в битве. А уж Святослав сумеет взять врага в двойные клещи!
Игорь, став во главе объединённых дружин, горел честолюбивым желанием показать себя в сече. Он вёл дружины скорыми переходами, далеко рассылая дозорных.
— Коль внезапно нападём на поганых, то порубим их и без посторонней помощи, ведь у нас четыре тыщи конников, — молвил Игорь на первой же стоянке в степи. — Тогда вся добыча нам достанется.
Всеволод и Владимир одобрительно закивали.
Оба были дерзки и отважны. Даже возрастом они были примерно одинаковы: Всеволоду было двадцать восемь лет, Владимиру — двадцать шесть.
И только Ярослав опасливо заметил:
— По слухам, воинов у Кобяка не перечесть. Не рисковать бы головами зазря. Святослав велел нам лишь потревожить поганых и за собой увлечь, а не бить их наголову.
— Я вижу, ты раньше страха испугался, брат, — засмеялся Игорь.
Засмеялись и Владимир со Всеволодом.
Ярослав обиженно отвернулся.
Два дня полки двигались степью, переходя вброд мелкие речушки.
На третий день наткнулись на дозор чёрных клобуков, галопом уходивший от половецкой погони.
Половцев было не меньше трёх сотен, поэтому они смело бросились на русскую дружину, внезапно преградившую им путь. Это были переяславцы.
После жаркой схватки степняки отступили.
Подоспевшим Игоревым дружинникам осталось только ловить разбежавшихся вокруг половецких лошадей, чьи наездники лежали убитыми.
Владимир Глебович раздулся от гордости, показывая Игорю пленных половцев. Их было всего четверо, но все четверо были люди знатные.
Игорь с плохо скрытой завистью похвалил молодого переяславского князя.
— За этих степняков можно неплохой выкуп взять, — сказал он. — Сейчас я узнаю, кто это такие.
Игорь приблизился к пленникам и изумлённо уставился на крайнего из них. Он узнал Узура, хотя у того был выбит глаз.
Игорь заговорил с ним по-половецки:
— Как ты здесь оказался, побратим?
— В набег отправился, — ответил Узур.
— Плохое ты время для набега выбрал, — негромко сказал Игорь, хотя знал, что сопровождавший его Владимир не понимает половецкого языка.
— Не зимой же в набег ходить, — усмехнулся Узур.
— Я тебя выручу, — сказал Игорь, вынимая нож из-за голенища сапога и разрезая путы на руках Узура. — Собери своих воинов и уходи на Дон. В это лето не будет вам удачи в приднепровских степях, поверь мне.
— Благодарю, друг, — промолвил Узур, растирая кисти рук. — Я тоже хочу упредить тебя. Уговори князей вернуться к своим рубежам, ибо войска у вас немного. Кобяк собрал двадцать тысяч всадников. К нему присоединились ханы Осолук, Тарх и Изай Билюкович. Сюда же идёт Кончак. Не сможешь убедить князей, спасайся сам, побратим.
— Далеко ли отсюда Кобяк и вся его орда? — спросил Игорь.
— Недалеко, — помедлив, ответил Узур. — Стан его на Волчьей реке.
— Разве Кобяк не у порогов стоит? — удивился Игорь.
— Он приготовил ловушку для русских полков, ответил Узур, — это всё, что я могу сказать.
— И я не могу сказать тебе всего, побратим, — сказал Игорь. — Передай от меня Кончаку, пусть поворачивает обратно к Дону. Не будет ему удачи, Богом клянусь.
Узур пристально посмотрел на Игоря своим единственным глазом и молча кивнул.
Долгая беседа Игоря с одноглазым половцем насторожила Владимира. А когда Игорь освободил пленника и дал ему коня, Владимир и вовсе возмутился:
— Чего это ты распоряжаешься моей добычей, как своей!
— Этот половчин гостил у меня однажды, — сказал Игорь. — Я зла ему не желаю.
— Нельзя его отпускать, — возразил Владимир. — Он же, собака, своих упредит! Убить его надо, и остальных тоже!
Игорь попытался убедить Владимира пощадить хотя бы Узура, но тот оттолкнул Игоря и крикнул своим воинам, чтобы те закололи пленников копьями.
Игорь, рассердившись, кликнул своих гридней и велел оберегать пленных степняков, которые не могли взять в толк, чего не поделили два русских князя.
— Не зли меня, Владимир, — с угрозой в голосе произнёс Игорь. — Лучше уступи мне этих половцев добром.
— Кажется, я уразумел, в чём тут дело! — гневно выкрикнул Владимир, обращаясь к обступившим его переяславцам. — Князь Игорь заодно с погаными! Он подкуплен ими!
Ярослав с трудом разнял сцепившихся в драке Игоря и Владимира. Северцы и переяславцы готовы были сойтись стенка на стенку. Черниговцы, став между ними, предотвратили побоище.
Владимир, стирая кровь с лица, вскочил на коня.
— Ты куда? — окликнул его Ярослав.
— Я должен упредить великого князя об измене Игоря, — прокричал в ответ Владимир и дал шпоры коню.
Переяславская дружина поскакала за своим князем.
— Что случилось, брат? О какой измене сказал Владимир?
— Полоумный у тебя зятёк, — сердито ответил Игорь. — Пусть убирается ко всем чертям!
Немного успокоившись, Игорь подвёл Ярослава туда, где на траве сидели пленные степняки. Он указал Ярославу на Узура:
— Узнаешь?
— Как не узнать, это же твой побратим.
— Я пытался растолковать это Владимиру, но без толку. Ему, видишь ли, крови надо!
Узур поднялся на ноги и обнялся с Ярославом.
— Боюсь, Владимир наломает дров, — сказал Ярослав, — догнать бы его.
— Давайте плюнем на половцев и будем гоняться за своенравным юнцом! — вспылил Игорь. — Кобяк и прочие ханы подождут, покуда я помирюсь с твоим зятем, Ярослав. Ангелы небесные небось хохочут, глядя на нас!
Ярослав не стал спорить, но тайком послал вслед за Владимиром нескольких ковуев на быстроногих лошадях.
— Постарайтесь раньше оказаться у Святослава, — повелел ковуям черниговский князь.
Отпустив пленных половцев, Игорь повёл дружины к Волчьей реке.
