Глава 56

В воскресенье утром Олеся вышла из поезда на шлимовском вокзале. Она смотрела по сторонам, и сердце замирало от бескрайнего счастья. Еще немного — и в ее незабываемом приключении будет поставлена точка.

Все вокруг, казалось Олесе, смотрят на нее с доброй улыбкой и понимают ее радость, ее восторг и трепет. Еще полчаса, от силы час дороги, а потом… Слезы, объятия, поцелуи, удивление… Олеся сладко замирала, представляя, как возьмет на руки своего толстого малыша, и явственно ощущала тепло его гладкой щечки у своей щеки.

«Сначала, конечно, в ванну. Клубничной пены до потолка, и два часа буду отмокать. Потом Никитишна накормит меня… Чем только она меня не накормит! А если они там в трауре, несомненно, они в трауре, потому что я, их любимица, куда-то исчезла, то пойдем в ресторан. Нет, в ресторан мне нельзя в таком жутком виде. Сначала надо неделю работать с внешностью. Прическа, маникюр… Значит, в косметологию и парикмахерскую… Хотя нет, никуда не хочу уезжать из дому, от Валерки и Игоря. Буду сидеть на диване, держать Валерку на коленях, Игоря — за руку, и ни за что с ними не расстанусь. Никогда! А еще надену красное вечернее платье от Ханаэ Мори и бриллианты! Прощайте, нищета и голод, я снова стану самой собой!..»

Прямо под телефоном-автоматом лежал на каменном полу жетон. «Ну надо же, — удивилась Олеся, — в Валомее я за такой подарок была готова руки целовать. Сейчас он мне вроде бы и не нужен. А пожалуйста!»

Она все-таки наклонилась и подняла жетон — сработала многодневная дрессировка безденежьем. Телефон проглотил подачку, и Олеся услышала такие привычные длинные гудки. «Сотка» Игоря, как всегда, не отвечала. Олеся собралась было повесить трубку, как около уха что-то щелкнуло, возвещая: «Есть контакт!»

— Алло! — крикнула Олеся. — Алло! — И ее голос сорвался от волнения.

Тентованная «Газель» планомерно загружалась коробками. Книги, какой-то антиквариат несли на себе Миша и Вова и аккуратно складывали внутри кузова. Татьяна наблюдала за их перемещениями с напряжением — она собиралась использовать «Газель» для поездки в город.

Ночь пришлось снова провести на голой земле. Но Таня была слишком убита услышанными новостями, чтобы обращать внимание на такие мелкие неприятности, как муравьи-диверсанты, проникшие под одежду. Утром она вновь вернулась к кирпичному забору и заняла наблюдательный пост напротив открытых ворот.

Автомобиль явно должен был отправиться в Шлимовск, это становилось понятным из реплик охранников. Шофер, усатый парень в клетчатой рубахе с выразительным именем Гога, околачивался рядом и с умным видом давал указания по максимально удобному размещению платон-викторовичева барахла в машине.

— Я тоже сгоняю в город, — громко сказал Вова. — Исчезну часиков на девять. Шеф меня отпустил.

— Смотри, за эти девять часов не стань отцом-героином, — хохотнул Миша. — Наша Матильда-то от неожиданностей застрахована, а твоя Иринка?

— Не говори мне о Матильде, — поморщился Вова. В преддверии встречи с живой и горячей Ириной мысль о резиновом лупоглазом чуде была не очень-то приятна.

— Ну, все погрузили, мужики? — спросил Гога. — Так, все ровненько. Отлично. Садись, Вовчик, в кабину.

«Уходи, уходи, уходи!» — заклинала Татьяна Михаила. И он, должно быть, услышал ее мольбу, потому что помахал товарищам рукой и легкой рысью помчался к дому.

«Газель» уже тихо рычала и была готова вот-вот двинуться с места. Пунцовая от страха и волнения, Таня быстро выскочила из-за дерева, уцепилась за край кузова и свалилась внутрь. И тут же колеса автомобиля завертелись.

Татьяна, спотыкаясь и падая, пролезла между коробками и устроилась сзади кабины водителя.

Богатырский сон Валерки был залогом его отличных взаимоотношений с киллером-нянькой. Да, малыш отличался восхитительной внешностью, его пухлые щеки и толстые шелковистые телеса подбивали на незапланированные поцелуи. Но если бы он вел себя так, как это было в первый день знакомства, вопил, брыкался, матерился, то Вадим, несомненно, уже давно придушил бы его, не дожидаясь приказа Платона.

Но ребенок, наверное, чувствовал, что никто не будет с ним особо церемониться. Заботливые и глупые от постоянного умиления лица Олеси и Никитишны больше не возникали перед его глазами, и Валера проявлял чудеса дисциплинированности. Он отлично ел, гулял на балконе, терпеливо смотрел телевизор, радостно собирал всю грязь с пола, редко вякал ночью и хорошо спал днем.

Сейчас он тоже прикорнул в своей корзине после банки мясного пюре. Вадим стоял рядом и глядел на него добрым отеческим взглядом. Он собирался слинять на часок в самоволку и думал, не проснется ли его мужик в неурочное время.

«Да нет, налопался, — подумал Вадим. — Будет спать по крайней мере часа три. Прогуляюсь. Совсем я сквасился взаперти. Пивка куплю бутылочного, а не ту гадость, что мне привозят. О'кей? Давай не просыпайся до моего возвращения, договорились? А я тебе принесу новую игрушку».

Вадим сунул руку под матрас корзины и вытащил наружу пластиковый фирменный пакет. Три синих медвежонка сидели с ложками за столом, сверху было написано «Нестле», снизу — «Где каши, там и наши». Потом Вадим нашарил в своей темно-синей сумке дензнаки, натянул джинсы и майку и вышел из квартиры. Впервые за тринадцать дней заточения.

Дорога была длинной и тряской. Таню основательно мотало под тентом из стороны в сторону. Но хуже физических неудобств было сознание того, что Олесин ребенок подвергается смертельной опасности. Сегодня Платон должен был дать распоряжение киллеру.

«Тому типу, которому я врезала, — вспоминала Татьяна лицо убийцы. Ведь вроде симпатичный, нестрашный парень. Но ему прикажут, и он убьет. Меня ведь собирался убить!»

Мини-грузовичок наконец-то выбрался на ровную трассу, и мотор прибавил оборотов. Татьяна — ее немного укачало, пока автомобиль скакал по лесной дороге, — положила на пол кузова измочаленную Олесину сумочку и попыталась пристроить на ней свою голову. Не получилось. Придвинув картонную коробку, Таня с трудом нашла более-менее удобное положение. В другой ситуации ей даже удалось бы задремать. Но сейчас она пребывала в таком взвинченном состоянии, что о сне не могло идти и речи.

«Газель» начала тормозить и совсем замерла на месте. Гога и Вова вылезли из кабины, и по их голосам можно было понять, что машина остановилась на посту ГАИ.

«Шлимовск! — обрадовалась Таня. — Я вернулась в Шлимовск!»

— …Что везем? — полуравнодушно спросил гаишник. За его плечом стоял транспортный инспектор и тоже жаждал заглянуть в кузов.

— Личные вещи, — ответил Гога. — Хотите — смотрите. Хотите — нет. Вот документики, пожалста.

— Ба! Знакомая фамилия! — воскликнул инспектор, вытаскивая из техпаспорта визитную карточку. — Личность замечательная и широко известная. Так ты холоп самого Жигурнова? Платона Викторовича?

— Почему холоп? — обиделся Гога. — Шутишь. Вольнонаемный.

— Мы все же заглянем, — кивнул гаишник. — Так, поверхностно. Ну-ка, ну-ка… Что это у тебя тут все нараспашку?

— Точно, нараспашку, — удивился шофер «Газели». — Да в пути тент развязался.

Таня забилась в уголок и мечтала только об одном — чтобы любопытство гаишника было удовлетворено тремя крайними коробками.

— Ясно, хлам всякий. Книги.

— Почему хлам? — вновь обиделся Гога. — Личные вещи.

— Ладно-ладно, езжайте!

Хлопнули дверцы кабины — одна за другой. Таня нервно вздохнула и выпрямилась. И тут в сумке запищал телефон.