Глава 18
Лида долго искала человека, который согласился бы ею заняться. Она обращалась то к одному, то к другому и наконец после упорных просьб и бесконечных расспросов была отведена в нужный кабинет, где сидел молодой и с виду очень занятой парень.
– Что у вас? – спросил он, мельком взглянув на нее. Впрочем, после более подробного осмотра парень проявил к посетительнице некоторый интерес. – По поводу какого заявления, говорите?
– Неделю назад я подала заявление о пропаже человека… – Лида села, так и не дождавшись приглашения. – Но не вам…
– А кому? – Тот заиграл карандашом, рассматривая девушку с какой-то непонятной иронией.
Лида решила держаться холодно и деловито. Она изложила суть своего заявления и сказала, что теперь хочет забрать его обратно.
– То есть отозвать, – поправил ее парень.
– Да.
– Нашли мужа или он сам нашелся?
– Почти. Он позвонил.
– И нечего было пороть горячку! – внезапно рассердился тот. – Только от работы отвлекаете!
Лида ничего не сказала. Она провела очень неприятные полчаса, подписывая какие-то бумаги и выслушивая двусмысленные речи, где комплименты перемежались с хамством. Выйдя на свежий воздух, она не знала, что делать – смеяться или плакать. Было обидно, что ее заявление восприняли как каприз истеричной дурочки, и в то же время приятно сознавать, что отношения с законом окончены. Представители правопорядка всю жизнь наводили на нее страх, хотя столкнулась она с ними только теперь.
Идти было некуда – такое с ней тоже случилось впервые за последние годы. В институте шел «семинарский» день, а те немногие факультативы, которые все-таки назначали переводчикам, были отменены из-за повального гриппа у преподавателей. Возвращаться домой не хотелось.
Вера Сергеевна с утра была не в духе – она звонила в домоуправление и требовала прислать стекольщика, а там отвечали, что такого мастера у них сейчас нет – пусть поищет частника. Взбешенная хозяйка поинтересовалась у Лиды, выходящей из ванной, как они представляют себе этот поиск? Нужно встать на углу и хватать мужиков подходящего вида, спрашивая каждого, не стекольщик ли он? Лида посоветовала ей обратиться с этим вопросом в первый попавшийся хозяйственный магазин, где режут стекло. Там, где режут, наверняка найдется тот, кто вставляет отрезанное в надлежащее место. Вера Сергеевна прониклась к девушке уважением и немедленно собралась на выход. Правда, она все-таки продолжала нервничать, и Лида понимала почему. Ей очень не хотелось, чтобы кто-то рассматривал сокровища, запертые в комнате, – вчера девушка испытала это на себе.
Прежде, когда выпадали свободные дни, они с Алешей шли в кино, в театр или просто гуляли по городу – без денег, без цели. Шли наугад, сворачивая в загадочные кривые переулки, блуждали, нарочно ни у кого не спрашивая дорогу, потому что сами не знали, куда им хочется выйти. В таких пеших походах они иной раз открывали довольно странные места, которые, казалось бы, давно должны были исчезнуть с лица Москвы. Где-нибудь в конце безымянного тупика – крохотный висячий садик, больше похожий на корзинку с цветущей сиренью. Покосившийся деревянный домишко, щедро украшенный резьбой, со ставнями и ситцевыми занавесками, из-за которых виднелась герань – вылитая декорация к пьесе Островского. Или где-нибудь посреди тенистого, безлюдного двора обнаруживалась голубятня, похожая на древнюю шарманку, откуда вместо музыки доносилось курлыканье холеных сытых птиц.
Но все это было в центре, а в районе, где сейчас жила Лида, подобных уголков даже искать не стоило. Здесь можно было встретить только мощную «сталинскую» архитектуру – здания, похожие на боевые укрепления, торты и плотины, о которых Алеша как-то сказал, что придумать подобное мог только человек с эстетическим вкусом царя Ирода. Гулять между этими сооружениями не хотелось – мимо них хотелось только спешить.
Лида достала из сумки фотографии мужа – их вернули после того, как она написала отказ от заявления. Пересмотрела. На одной, снятой крупным планом, Алеша улыбался так светло и открыто, что девушка взглянула на него с упреком. Эта улыбка в сложившихся обстоятельствах показалась ей неуместной. «Ему многое придется объяснить, когда вернется, – подумала она, запихивая конверт обратно в сумку. – Что это за обстоятельства такие? Если бы я сама взяла трубку, он бы не отделался парой слов… Дернул меня черт как раз тогда поехать в общагу!»
Внезапно ей показалось, что подул ледяной ветер. Девушка застыла, так и не вынув руки из сумки, остановившись у бровки тротуара, будто собираясь кинуться в поток машин. Перехода в этом месте не было, и она поймала на себе внимательный взгляд одного водителя, проезжавшего мимо. В этом взгляде ясно читалось заключение: «Дура или самоубийца!» Она торопливо сделала шаг назад.
«Если бы я сама взяла трубку… Прошло два дня, а он не перезвонил. И не верю я, что этот камень бросил Алеша. Нет. Тут что-то… не то. И очень даже не то. Безумие, что я об этом сейчас подумала, но из головы не выходит… Если бы мистером Дэчери была Елена – мог ли Джаспер узнать ее по голосу? Нет, потому что слышал его слишком давно и слишком мало… Нет? У него абсолютный слух, он бы запомнил. А какой слух у моей хозяйки?!»
Она обнаружила рядом таксофон, выудила со дна кошелька жетончики и набрала номер Веры Сергеевны. Та ответила немедленно.
– Это я, – сказала девушка. – Хотела вас кое о чем спросить.
– Ты насчет стекольщика? Он будет через два часа, в обеденный перерыв.
– Нет. Насчет того звонка, в субботу.
Вера Сергеевна удивилась:
– А что спрашивать? Я тебе все передала.
– Скажите, он вам представился?
– Алеша-то?
– Да. Он сказал, что его зовут Алеша?
– Н-нет, – после паузы ответила хозяйка. Из ее голоса исчезла привычная ироничная уверенность. – Но разве это важно? Он спросил тебя.
– По имени?
– Ну конечно, как же еще!
– А вас он называл по имени-отчеству?
Хозяйка окончательно переполошилась.
– Я не помню, детка! Ведь с тех пор прошло два дня! А в чем дело?
Лида перевела дыхание и с трудом задала последний вопрос – тот, что возник у нее, когда она увидела на снимке искреннюю, ничего не скрывающую улыбку мужа:
– Вы узнали бы его голос по телефону?
Последовала томительная пауза. Вера Сергеевна собиралась с мыслями, один раз Лида расслышала какой-то сдавленный звук – будто та собиралась что-то сказать, но тут же прикусила язык. Наконец хозяйка сказала:
– Детка, я не знаю. Я, в общем, не так уж часто с ним говорила… Просто не успела. Да еще телефон искажает голоса… А ты сомневаешься, что это он звонил?!
– Уж и не знаю. Я только что забрала заявление из милиции. Они чуть не смеялись надо мной – понятно, муж загулял, а жена подняла панику… – Лида говорила отчаянным, хриплым шепотом. – А теперь думаю, что зря поторопилась. Не мог он ТАК позвонить. Не мог не перезвонить после этого! Он же знает, что я волнуюсь!
– Милая, но… – Хозяйка уже и сама была в панике. – Мне кажется, я бы узнала его голос! Мне кажется, это был он!
– Но все же не уверены!
– Пока ты не спросила об этом, я не сомневалась… – возразила Вера Сергеевна. – Позвонил молодой парень, спросил тебя по имени, а когда я сказала, что тебя нет, сказал – так, мол, и так… Повесил трубку… Мы говорили именно о том, что он пропал, так кто же это мог быть?
– Тот, кто выдал себя за него.
– Зачем?!
– Чтобы я забрала заявление. Чтобы его больше не искали. – У Лиды занималось дыхание, и она с трудом выталкивала из себя слова. – Тот, кто это сделал, просто не знал, как вас зовут. А представляться не стал, чтобы убедиться, что вы и сами примете его за Алешу. Вы же могли его разоблачить…
– Езжай домой! – приказала та. Хозяйка явно собралась с духом. – Поговорим об этом в спокойной обстановке.
– Не будет никакой спокойной обстановки, – выдохнула Лида. – Я должна что-то решить.
– Где ты?!
Девушка повесила трубку. Если это и вышло грубо, то ей было уже не до вежливости.
«Вернуться и снова подать заявление? – От этой мысли ее бросило в жар. – Как они посмотрят на меня на этот раз? Боже мой! Что я наделала! Своими руками все загубила! Думала, что поправляю ошибку, а вместо этого совершила ее! Нельзя было придавать значения этому звонку! То есть ему нужно было придать совсем другое значение!»
Она вышла из-под пластикового навеса таксофона и сделала несколько шагов. Тут же остановилась: «Куда я иду? Куда вообще нужно идти? Домой? Незачем. В милицию? Они не станут меня выслушивать во второй раз. Наверняка не станут! И что они, собственно говоря, сделали за эту неделю? Только поговорили со Светой! Не появлялись ни в институте, ни в общаге – иначе сокурсники Алеши знали бы об этом первыми. Почему они ничего не сделали? Чего ждали? Искали его по больницам и моргам? Я даже об этом не спросила… Не успела…»
У девушки был такой потерянный, замороженный вид, что на нее начали поглядывать – кто с сочувствием, кто с интересом. Какая-то женщина, миновав ее, оглянулась даже два раза подряд. Лида заметила это и медленно двинулась к подземному переходу.
«Значит… Мне не на кого рассчитывать, только на себя. А что могу сделать я одна? Ничего… В общаге я уже была, телефоны его приятелей остались у него в записной книжке… Да и не было у него в последнее время никаких приятелей! На работе ничего не знают. Но самое худшее, что ко всем этим людям не стоило бы даже обращаться, будь он… Жив. Будь он жив, он бы сто раз дал о себе знать!»
У нее слегка кружилась голова. Лида спустилась по ступеням, прихватывая железный поручень голыми пальцами. Перчатки она несла в другой руке, совершенно о них позабыв. Внизу, у киоска с лотереей, девушке снова пришлось остановиться. Она чувствовала, что колени ослабли и воздуха как будто не хватает. Лида заставила себя дышать размеренней, глубже, и через несколько минут это помогло. В ушах перестало шуметь – а минуту назад она слышала такой шорох и гул, будто в батареи большого дома пустили воду. Тело вдруг представилось ей гигантским многоквартирным домом, пронизанным трубами-сосудами, по которым с шумом шла кровь. Это было так жутко, что на мгновение ей почудилось, что иначе уже никогда не будет, этот шум не исчезнет, она всегда будет слышать, как идет по венам кровь. Но сейчас ее тело снова стало привычным и обычным – послушным и бесшумным. Лида обнаружила перчатки, все еще зажатые в руке, и надела их.
«Если он жив и не звонит – значит, на то есть причина. Нет, не особые обстоятельства, как сказал тот парень по телефону, а настоящая причина. Я буду думать, что он жив. Хочу так думать».
Совсем некстати вспомнился разговор со Светой в тот день, когда та преподнесла ей подарок на новоселье – розовые стаканчики. Пять штук, шестой разбился… «Она спросила, почему я уверена, что Эдвин жив, а я сказала – потому, что он пропал в Рождество, а Рождество не означает смерть. Алеша исчез в Хеллоуин… Господи, о чем я думаю?!»
Она растерянно оглянулась, будто просыпаясь.
«Что же я действительно могу сделать? Что я знаю? Опять Света и Сергей! Опять они. Только они действительно видели его в ту последнюю ночь. Дальше – одни догадки, точнее, никаких догадок. Был звонок. Был камень в окно. Звонок и камень связаны, но как? Кто все это сделал? Вера Сергеевна говорит, что звонил какой-то парень… Молодой парень – иначе она бы не приняла его голос за голос Алеши. Этому парню было важно создать впечатление, что Алеша жив, чтобы я забрала свое заявление назад. Стоп. Кто вообще знал, что я подала заявление?»
Снова брат и сестра – ей не пришлось долго искать ответ. О заявлении узнала Света, немедленно вслед за тем Сергей ушел из дома. Подруга сказала ей, что он поссорился с родителями, но причина могла быть другой. «Он мог спрятаться, чтобы его не удалось найти и допросить, как допросили сестру. Вера Сергеевна была третьей, кто знал о заявлении, а больше я никому ничего не говорила!»
Из киоска доносился жизнерадостный голос, записанный на пленку. Голос ласково вещал о суперлотерее, которая будет разыграна немедленно, не отходя от прилавка. До сих пор Лида его просто не слышала. Девушка нашарила в карман две монеты по пять рублей, купила билетик и стерла защитное покрытие.
– Купите еще, – предложила продавщица, увидев результат – три серых кружка. – Сегодня много выигрывают.
– Что? – удивилась Лида. В этот момент она совсем не думала о возможном выигрыше – просто автоматически послушалась ласкового приказа, который звучал прямо у нее под ухом. Она бросила билет и попросила продать жетон для телефона.
– Это в следующем киоске, – ответила продавщица таким оскорбленным тоном, будто ее попросили о чем-то непристойном.
Лида окончательно очнулась. Подземный переход наконец обрел привычные очертания и приметы, красочные пятна и звуки распались и снова сложились – лоток с выпечкой, лоток с книгами, театральная касса… Запасшись жетонами, она отыскала таксофон и набрала знакомый номер. Сжав кулак так, что кожаная перчатка заскрипела, Лида помолилась, чтобы подруга была еще дома.
Голос у Светы был сдавленный и хриплый.
– Что у тебя там? – просипела она в трубку. – Опять какое-то несчастье?
– На этот раз нет, – ответила Лида, стараясь говорить как можно беззаботней. – А с тобой-то что? Простудилась?
– Есть немножко. – В трубке раздался утробный звук и тяжкий вздох: – Насморк замучил. Я еще не пересняла твои конспекты, так что…
– Да не торопись. Успеешь до пятницы, – успокоила ее подружка. – Послушай, я все забывала дать тебе свой телефон. Запиши номер.
– А? Давай, – торопливо согласилась та. – Сейчас… Давно пора…
Когда номер был записан, Лида вежливо поинтересовалась, не вернулся ли еще Сергей.
– Шляется где-то, паскуда, – эмоционально ответила та. – А твое сокровище?
– По-прежнему. Знаешь… – То, что она собиралась сказать, должно было прозвучать как можно естественнее, чтобы не возникло никаких вопросов, никаких подозрений. Но для этого нужно было обладать хотя бы малой толикой актерства, а Лида считала, что этим даром она обделена начисто. И все-таки, после секундной заминки, решилась. – Я только что забрала заявление из милиции, – сообщила она.
Света то ли всхлипнула, то ли потихоньку чихнула. «Скорее, чихнула, – решила Лида. – С чего бы ей плакать?»
– Молодец, – вконец севшим голосом похвалила ее подруга. – Кому оно нужно, если парень в порядке… Когда вернется, устроишь ему выволочку домашними средствами, и все.
– Не уверена, что устрою.
– Не справишься – зови меня.
– Да не в этом дело… – колебалась Лида. – Понимаешь, у меня возникают сомнения, стоит ли вообще продолжать… Наши отношения.
Когда-то она видела по телевизору выступление индийского факира. Тот, заглотив змею, постепенно вытаскивал ее обратно из глотки. Змея шла то совсем легко, как по маслу, то неожиданно туго, подаваясь рывками. Так и эту фразу пришлось вытягивать из себя по одному слову.
– Ага… – протянула Света. – Вот оно как… – Ее голос был начисто лишен эмоций. – То есть ты решила его выгнать, если явится?
– Примерно так. Я как-то не представляю, что после его выходки у нас все будет по-прежнему. А иначе я не хочу. Да и не смогу, наверное.
– Ты абсолютно права! – отчеканила Света. Даже голос стал звучать яснее. – Нельзя позволять мужикам садиться на шею!
«Уж кому это и знать, как не тебе!»
– А то они всякую совесть потеряют! – все больше распалялась та. – И Алеша не исключение!
«Говори-говори. Это хорошо, что ты так завелась. Значит, поверила».
– И что же ты будешь делать?
Вопрос был задан. Следовало дать заранее приготовленный ответ… Вытащить из себя еще одну змею, возможно, ядовитую. Лида делано вздохнула, надеясь, что телефон преобразит этот вздох в искреннее выражение печали и смущения.
– Не знаю, что делать. Наверное, буду встречаться с кем-то еще.
– А с кем?
«Ну, вперед!»
– Послушай, – наивно и в то же время смущенно попросила она. – Ты можешь дать мой телефон брату?
Пауза была такой долгой, что Лиде пришлось дослать в автомат еще один жетон, чтобы разговор внезапно не прервался. Наконец снова возник голос Светы. Сказать, что та была потрясена, значило сильно преуменьшить факты. Подруга едва могла говорить от изумления.
– Сереге?! Ты что – рехнулась? После того, что у вас было?!
– А что у нас было? – весело возразила Лида. – Три с половиной года назад я засветила ему стаканом за слишком ласковое обращение. А недавно виделись пару раз… Причем не скажу, что это были самые неприятные минуты в моей жизни. С ним, по крайней мере, можно о чем-то поговорить.
– Да уж, – после паузы ответила та. – Твой Алеша в этом отношении полный дундук.
Лида едва не взорвалась – как та могла судить о ее муже, с которым почти не общалась?! Она с трудом смолчала, в то время как Света продолжала удивляться. В ее голосе сквозила ирония, под ней пряталось нечто, похожее на злорадство… Но изумления было все-таки больше всего.
– Я сбита с толку, – призналась она. – Мне всегда казалось, что уж тебя-то я понимаю, как вдруг ты выкидываешь такой номер!
«То есть я одноклеточное создание, у которого больше волос, чем мозгов. Давай-давай».
– Ты и впрямь решила с ним встречаться?
– Ничего я пока не решила. Что ты сразу впадаешь в крайности! Я просто… Мне иногда очень одиноко, и нужно с кем-то пообщаться… Не с подругой, а с парнем…
Последняя фраза прозвучала довольно нескладно и фальшиво, но вряд ли Света это заметила. Издав еще несколько удивленных восклицаний, смысл которых можно было передать одним емким выражением «Ух ты!», Света пообещала дать брату телефон. Как только будет такая возможность, разумеется.
– Он звонит мне время от времени. Сегодня обязательно должен объявиться. – В ее голосе вдруг послышались озабоченные нотки: – Только вот не знаю когда. Приходится все время сидеть на телефоне.
– Если позвонит, скажи, что я буду дома в десять вечера, – сказала Лида. – Идет? Позже я могу лечь спать, а раньше десяти могу и не вернуться. В десять, ладно? Чтобы я точно знала.
– В десять так в десять. Однако, как тебя зацепило!
Лида повесила трубку. «Может, я и ошибаюсь, – сказала она себе. – Но что я еще могу сделать? По крайней мере, сегодня я узнаю одну вещь. Одну – точно».
* * *
Света и в самом деле была больна. Что было тому виной – вчерашняя вечерняя прогулка или давно притаившаяся простуда, – она не знала. Понимала лишь, что, если Сергей снова потребует, чтобы она вышла из дома и помогла в расследовании, она вряд ли сможет это сделать. Девушка глотала аспирин вперемешку с антибиотиками, полоскала горло (чего никогда прежде не делала, даже при самой жестокой простуде), выпила целый чайник липового цвета (приготовленный всполошившейся матерью) – все безрезультатно.
– Где ты так простудилась? – Мать то и дело заглядывала к ней в комнату, подходила к постели, трогала лоб холодной нежной рукой.
Когда Света чувствовала эти прикосновения, она неожиданно ощущала себя совсем маленькой, жалкой, и ей отчаянно хотелось плакать. Мать даже собралась вызвать врача – девушка с трудом ее от этого отговорила.
– Померь хотя бы температуру, – умоляла та, протягивая дочери градусник. – Не упирайся, я хочу знать, сколько у тебя… Судя по виду – немало!
И Света, вообще не терпевшая возиться с собственным здоровьем, покорно сунула градусник под мышку. Стеклянная трубочка показалась ей ледяной – и уже поэтому она догадалась, что температура нешуточная. Мать постояла рядом еще с минуту, потом как-то неловко развела руками и молча вышла.
«Чувствую себя последней сволочью. – Света закрыла глаза и откинулась на подушку. – Как я могла рассуждать, любит она меня или нет? Конечно, любит! Если бы не любила, не стала бы так метаться вокруг… А Сергей просто идиот. ‘‘Любит не любит’’, нашел ромашку… Она всегда ухаживала за нами, всегда была рядом, была для нас и нянькой, и прислугой, и кем хочешь… А мы на нее срывались, как хотели… Она-то вела себя как нормальная мать, это мы были ненормальными детьми… Наверное, потому, что нас двое, и нам больше никто не был нужен».
Она достала градусник, недовольно на него посмотрела и торопливо стряхнула ртуть, опасаясь, что мать явится за результатами и увидит их.
«Тридцать восемь и три, давно такого не было. А чувствую себя на все тридцать девять. Только бы не уснуть… Не проспать звонок».
Еще с утра, почувствовав себя больной, она положила трубку к себе в постель и вызвалась в случае необходимости звать мать к телефону. Но единственный звонок был от Лиды. «Наверное, из-за него у меня и температура подскочила, – вяло раздумывала Света, закрывая горящие веки. В висках глухо и туго пульсировала кровь. – Главное – не заснуть…»
Но она все-таки уснула, точнее – уплыла в какое-то горячее, липкое марево, наполненное тягучими, будто расплавленными образами. Ее тело извивалось, как аквариумная рыбка, между глухих розовых стен, мягкие руки-плавники бессильно раздвигали тяжелый воздух, густой, как застывающий клей. Рядом проплыли два серебряных глаза, внимательных и вместе с тем равнодушных. Она попыталась поднять голову, чтобы увидеть потолок, но не смогла повернуть шеи – та затекла и болела. «Я же рыба, – поняла девушка. – Я не могу поднять голову. У меня вовсе нет шеи». Тогда она решила спуститься ко дну – вдруг там найдется выход из этой страшной розовой комнаты, откуда тем временем кто-то начал выкачивать воздух. Сперва все удавалось, но спустившись совсем немного, она остановилась, шевеля гибкими руками-плавниками. На песчаном дне лежал ключ, который ей очень хотелось взять, потому что это и был ключ от комнаты, с помощью которого она могла выйти на свободу. Света делала бешеные движения, пытаясь опуститься ниже, тянула плавники, но никак, никак, никак не могла достать ключ в виде сердечка…
Ей показалось, что она распахнула глаза – на самом деле девушке с великим трудом удалось их приоткрыть. Где-то под одеялом звонил телефон. Она пошарила вокруг в постели непослушными руками (которые все еще немного были плавниками) и наконец неловко ухватила трубку.
– Да… – сказала она. – Это ты? Я спала…
– В такое время? Знаешь, который час?
– Я болею… – Света нашла глазами будильник на столе и удивилась тому, что проспала два часа кряду. Время близилось к четырем пополудни. – Где ты?
– На улице. Тоже, кажется, простудился…
Его голос и в самом деле звучал как-то странно. Сергей как будто выбирал слова, опасаясь лишний раз утруждать горло.
– Мы же двойняшки, – пробормотала Света. – У нас все пополам…
– Свет… – глухо сказал он. – Я ведь был в ЗАГСе. Только что оттуда вышел.
Она взъерошила мокрые волосы, села, прижимая к груди одеяло. Остатки бреда растаяли полностью. Никакие розовые стены больше не проступали сквозь привычные обои, никакие серебряные глаза не следили за ней с потолка. Реальностью была сбитая на сторону постель, трубка в руке, четыре часа пополудни. И голос брата.
– Что? – коротко спросила она. – Выкладывай!
Она сказала себе, что знает ответ, прежде чем услышала его. Что знала ответ, даже когда изо всех сил убеждала себя, что ничего не знает и знать не хочет. А когда услышала, то ответила не сразу…
– Сперва они сказали, что не могут в такие короткие сроки выдать копию, – говорил брат. – Ни за деньги, ни без них. Я вцепился, как бульдог, врал уж не помню что, просил сделать хотя бы ксерокопию – все равно, просил порыться для меня в архиве. Говорил, что мне обязательно нужно знать, как выглядит мое свидетельство о рождении… Тетка приняла меня за психа… – Он нервно вздохнул: – Потом я все-таки пошел в архив. Там сидела душевная девушка, с ней было полегче. Я показал ей деньги, она обиделась. Тогда я сказал, что принесу конфеты и коньяк, и она ответила, что не откажется. Я сбегал в магазин, а когда вернулся, она уже все нашла и сделала мне ксерокс… Не свидетельства о рождении, а заполненной формы… Но там все то же самое. Моя мать – Соколова Анна Дмитриевна. Твоя, соответственно, тоже. Светка? Свет? Почему ты молчишь?
Она блаженно откинулась на подушку. Голова слегка кружилась, спину ломило, но все это уже ничего не значило. Ей стало легко и хорошо, как будто жар спал, а постель была сухой, прохладной, только что застеленной…
– Прихожу в себя, – сказала она после паузы. – А ты?
– Еще не могу… Как же так?..
– Не начинай заново, – предупредила сестра. – И немедленно отнеси на помойку все старое барахло, которое собрал в том дворе. Обезьяну тоже.
– Но Светка!
– Это НЕ НАША ОБЕЗЬЯНА! – отчеканила она таким тоном, что брат немедленно умолк.
В комнату встревоженно заглянула мать, но, увидев Свету с телефоном в руке, успокоилась:
– Я-то думала, у тебя бред.
– Все в порядке, мам, – нарочно громко ответила Света. – Сделай мне чаю. Пожалуйста, – добавила она неожиданно для себя. Когда дверь закрылась, она снова накинулась на брата: – Теперь-то ты вернешься домой? Теперь ты все выяснил, что мог? Всем вымотал нервы, довел отца до иппохондрии, меня простудил…
– Ты сама простудилась, а я…
– Молчи! – безжалостно рявкнула она и тут же схватилась за больное горло. – Ох… Возвращайся немедленно, чтобы не выглядеть еще глупее! Это переходит все границы! Я долго тебе потакала, но больше не буду! Если хочешь загреметь в психушку – ради бога, но без меня, слышишь! Без меня!
– Но как же мои воспоминания! – Он говорил так жалко и убито, что она слегка поостыла. – Куда я их дену? Тоже на помойку отнести? Я помню двор, и лестницу, и женщину!
– И ее глаза!
– Да! И обезьяну, и…
– Наши ночные горшки!
– Да, и горшки! – Судя по голосу, он чуть не плакал. – А ты вспомнила розовую комнату. Сама же вспомнила, тебя никто за язык не тянул!
– Иди ты к черту! – посоветовала сестра. – И можешь прихватить с собой Лидку – она, оказывается, весьма тобой впечатлилась и желает пообщаться! Классный предлог забраться в квартиру и допросить саму хозяйку! Не желаешь воспользоваться?
– Не пори ерунды!
– Не веришь? Она ждет твоего зонка в десять вечера! Так и сказала!
Сергей помедлил и сообщил, что если сестра его наколола, то горько об этом пожалеет. С него на сегодня хватит разочарований.
* * *
Лида вернулась, когда Вера Сергеевна сметала в совок осколки стекла, тут и там рассыпанные по коридору.
– Он безбожно с меня содрал, – первым делом сообщила она. – Погоди… Я сейчас.
Она высыпала стекло в ведро и отряхнула руки, с беспокойством поглядывая на девушку.
– Ты такая бледная… Все переживаешь из-за звонка? Я бы на твоем месте не мучилась. Видишь ли, я все обдумала как следует и пришла к выводу, что это все-таки был твой Алеша.
– Да? – Лида медленно разматывала шарф. – И на каких основаниях вы сделали такой вывод?
– Ты говоришь со мной так, будто я в чем-то виновата, – возмутилась хозяйка. Впрочем, ее возмущение было не очень искренним – где-то под ним сквозило чувство вины. – Я ведь не обязана быть твоим секретарем.
– Вы слишком мало слышали его голос, и уже слишком давно… Могли обознаться… Да все уже сказано, – Лида махнула рукой. – Вера Сергеевна, теперь речь о другом. Вы сможете узнать тот голос, если этот человек позвонит еще раз?
Та задумалась и наконец ответила утвердительно.
– Я не могу тебе описать этот голос, – призналась она. – Но когда услышу его – по телефону конечно – то сразу узнаю.
– Тогда я вас кое о чем попрошу, – все так же спокойно продолжала Лида. – Пожалуйста, подходите к телефону сами. Я не буду снимать трубку, даже если случайно окажусь рядом. А если позвонит парень и спросит меня, постарайтесь с ним немного поговорить, чтобы как следует расслышать голос. Ладно? Но если узна´ете – ничем этого не выдавайте. Просто позовите меня к телефону.
Хозяйка согласилась. У девушки было такое ощущение, что сейчас она бы согласилась на многое, чтобы загладить свой промах – настоящий или мнимый. Никогда еще она не видела у Веры Сергеевны таких виноватых глаз.
До самого вечера Лида просидела за работой. Она работала упорно, будто кому-то назло, и были редкие минуты, когда ей удавалось не думать ни о себе, ни об Алеше. Но чаще всего она отвлекалась, и приходилось чуть не кнутом загонять себя в девятнадцатый век.
В половине десятого она перестала печатать. Приготовила себе чай, так же упорно, кому-то назло, съела бутерброд. Она перекусывала, примостившись за рабочим столиком, глядя в стену. Если бы муж видел Лиду в это время, он бы снова сказал, что такое выражение лица ей не идет.
Телефон зазвонил ровно в десять, и она тотчас услышала торопливые шаги – хозяйка спешила к аппарату. Потом в коридоре послышался ее голос – она говорила чуть ли не кокетливо, как показалось девушке. Та поставила в сторону пустую чашку и упрямо сжала губы. Когда в дверь легонько постучали, сердце у Лиды упало куда-то вниз, но встала она спокойно и так же спокойно открыла дверь.
– Тебя, – шепотом сказала хозяйка, указывая на снятую трубку, лежавшую на тумбочке рядом с телефоном. – Парень.
– Не…
– Не тот. Совершенно не тот. Этот звонит впервые.
Никто не ошибается так часто, как тот, кто хочет знать правду.
