Глава 15
И все-таки нашелся один свидетель. Это был сторож, находившийся при гаражах. Он показал, что незадолго до полуночи видел некоего мужчину, быстрым шагом направляющегося в глубь гаражного кооператива.
– Вы его узнали?
– Да как я мог! Он прошел под фонарем, и все.
– Он был один?
Сторож сперва сказал, что один, а потом вдруг замялся.
– Даже не знаю… Вроде бы за ним шел кто-то еще, но я не рассмотрел.
И больше ничего нельзя было узнать. Сторож искренне старался помочь, но сразу было видно, что старичок страдает от сильного похмелья и ничего вразумительного сообщить не может.
– Шел кто-то по пятам, – твердил он. – А кто это был – не понял.
– Мужчина или женщина?
Старик тужился, но припомнить не мог.
– Так это тот самый тип, который напал на девочку! – возмущался Павел. – Ну все, больше я тебя туда не пущу!
Наташа его не слушала. Ей было так тяжело, что она даже не могла говорить. Да, они нехорошо расстались с Татьяной, библиотекарша ее оскорбила. Но все-таки они были знакомы, и теперь она представить не могла, как это миловидное лицо, тонкие руки, глубокий голос – все было мертво.
– А когда ты мне сказала про ту девочку, я сперва не поверил, – Павел метался по кухне. Он был страшно возбужден. – Думал, она что-то перепутала, мало ли что ей померещилось. Бывают ведь такие случаи, что девушки сами выдумывают, что на них напали насильники.
– Зачем? – глухо ответила жена.
– Чтобы быть интереснее.
– Не понимаю.
– Чему же ты детей учишь в школе, если таких простых вещей не понимаешь, – возмущался он. – Ну, врут специально, чтобы другие подумали, будто они могут возбуждать желание.
– Инна не такая.
– Откуда ты знаешь – такая или нет, – по-прежнему раздраженно говорил супруг. – Немая девчонка, ненормальная, никаких кавалеров, ничего… И вдруг взяла да выдумала случай, чтобы прославиться!
– Да не хотела она прославиться! – вскочила Наташа. – Она наоборот, умоляла, чтобы никто ни о чем не знал!
– Кокетка!
– Молчи, дурак!
Это резкое слово впервые сорвалось у нее с губ, и Наташа осеклась. Как она могла… Совсем как Елена Юрьевна со своим мужем!
Павел задохнулся. Он тоже никак не ожидал услышать такое. Мужчина дикими глазами смотрел на жену и вдруг, растянув губы в усмешку, заметил:
– А ты там не зря время проводила.
– Прости.
– Да что уж, – явно паясничая, отвечал муж. – Что мне тебе прощать? Многому научилась.
– Но ты же сам говоришь, что маньяк был настоящий, – умоляюще шептала она. – Ты же сам признал!
Павел продолжал улыбаться, но это была нехорошая, кривая улыбка.
– Когда ты развяжешься с этим гнилым местом! – сквозь зубы проговорил он. – Что тебя туда тянет, не понимаю!
– Там мой дом.
– Нет, дом тут ни при чем, – он все больше заводился. – Дом – это только предлог. На самом деле тебе очень хочется вариться в этой каше!
Наташа не выдержала:
– Потерпи немного, скоро все кончится!
И рассказала о том, что согласилась на предложение Елены Юрьевны. Хватило нескольких фраз, в которых женщина обрисовала создавшееся положение. Она представила все выгоды этого дела, сравнила с тем, что предлагала Людмила, призналась, что уже получила все необходимые для сделки документы… Для нее все было ясно и бесспорно, но Наташа никак не ожидала, что муж взбесится. Услышав о сумме сделки, Павел позеленел, как ядовитый гриб:
– С ума сошла!
– Но почему? Ты сам подумай…
– Заткнись! – он нервно зашагал по кухне. – Так все провалить! Сделать такую глупость!
– Но, если…
– Я такого не ожидал, – он развернулся к жене. – Двадцать пять тысяч?
– И покой, Паша, покой! И согласись, что двадцать пять лучше, чем двадцать.
Он впал в настоящую истерику – бурную и некрасивую. Потрясая кулаками (Наташа даже пригнула голову, боясь, что муж невзначай ее заденет), Павел кричал, что ни о каких двадцати тысячах и речи быть не могло, что он не собирался делиться с Людмилой, что Людмила – дура и попала на такую же дуру, а умная соседка просто воспользовалась ситуацией, чтобы обвести обеих вокруг пальца…
– Что ты за идиотка! – орал он. – Ты что – разбогатела, тебе большое наследство оставили? Ты подумай, какими деньгами швыряешься! В другой раз таких не наживешь!
Наташа сидела неподвижная, помертвевшая. Она слышала, как в комнате возится и хнычет проснувшийся сын. Мальчик все это время не расставался с деревянной кукушкой, она понравилась ему больше всех игрушек, которые были прежде, и это тоже как-то болезненно трогало ее сердце. «Чувствует, что вещь не покупная, а родная, из дома. Что он скажет мне потом, когда вырастет? Что я не сумела сохранить то, что должна была? Что он хотел бы сам жить в доме на горе? Что я делаю? В другой раз такого дома не купишь. Да что там – такого! Нужен не просто такой же, нужен именно этот, потому что он – родовой!»
– Чего же мне ждать, – отрывисто проговорила она, когда Павел слегка поутих. – Людмила-то ждать не будет. Она заставит меня продать дом.
– А ты сперва выясни, имеет она какие-то права или нет?
– У меня сил не осталось.
– Значит, так, – снова взбесился он, – псу под хвост двадцать тысяч долларов! Я не знал, что женился на такой богачке! Где же были твои барские замашки, когда ты пришла ко мне и родителям, нищая, ободранная?!
Женщина медленно встала, опираясь руками о кухонный стол. Она едва ощущала ноги, зато слух как будто еще больше обострился. Она слышала невнятный лепет сына в комнате. Ваня говорил довольно резво, но многие слова превращались у него в какую-то вязкую кашу – мальчишка слишком торопился. Сейчас он жалобно просил, чтобы мама к нему пришла, ему страшно.
«Что мы делаем? Как мы можем ссориться при нем? Ведь он все слышит и почти все понимает. Дети в таком возрасте куда умнее, чем мы думаем… Только бы Паша замолчал».
Но Павел даже не собирался успокаиваться. Он метался по тесной кухне, и его искаженное лицо казалось женщине чужим, совершенно незнакомым.
– Заставит продать дом! – выпаливал он на очередном повороте. – А кто ей позволит, интересно? Почему ты сразу сдалась? Она берет тебя на испуг, разве неясно?
– И Елена Юрьевна говорит то же самое, – мертвым голосом подтвердила Наташа.
– Вот, единственный умный человек! – бросил муж. – Только уж слишком она умна, своего не упустит! Неужели ты не понимаешь, что она пользуется твоей глупостью и хочет получить дом за такие деньги, которые другим и не снились! Да ты пойди в любое агентство, расскажи, там тебя на смех подымут! Даже эти жулики такого себе не позволят!
И, слегка переведя дух, обрушился на нее с последним аргументом:
– Они все пользуются твоим горем, а ты позволяешь! Так кто из вас хуже – ты или они?
Наташа старательно обошла его и отправилась в комнату. Ваня стоял в манежике, сжимая в кулачках кукушку, и испуганно глядел на мать.
– Малыш, – она неожиданно, рывком подняла его на руки и расцеловала. Такие нежности были не в ее натуре. В семье Лычковых вообще не привыкли выражать свои чувства так бурно, но на этот раз она не удержалась. – Малыш, не слушай ничего, все хорошо.
– Мам, боюсь, – прошептал ей на ухо ребенок.
– Чего, глупенький?
– Папа тебя любит? Меня любит?
Она гладила его большую, кудряво-русую голову и ничего не отвечала. Любит ли? Она всегда думала, что любит, любит очень, больше всех на свете. Но сейчас на кухне метался разъяренный, впавший в истерику мужчина, которому важнее всего было повыгодней продать дом. И уж совсем не было дела до смертей, которыми были окружена эта сделка.
– Любит, конечно, – уверенно сказала она ребенку. – Ведь он твой папа.
Ваня был сражен этим аргументом и спокойно склонил головку ей на плечо. Мать покачала его, почесала за ухом, как кота, что малыш очень любил, и осторожно отправила обратно в манеж. Все это время она не переставала прислушиваться к бормотанию, которое доносилось с кухни.
Павел не мог успокоиться.
– И что она себе в голову вбила, что она думает? Сорок тысяч! Могла бы сама их заиметь, так нет – берите, кому не жалко, разбирайте все!
«О боже, да что с ним случилось? – испуганно думала Наташа. – Он никогда не был таким жадным!»
– Сорок тысяч! Да разве мы можем такие деньги… Нам никогда их не заработать, а она…
«Ну да, он прав, только зачем так злиться! – Она взглянула на сына и убедилась, что мальчик постепенно засыпает. Кукушку он положил рядом, на подушку, и замусоленная серая птичка касалась клювом его щеки. – Ни мне, ни ему никогда таких денег не видать, а сколько можно на них сделать… Ваня скоро подрастет, нужно будет подумать о школе. На все понадобятся деньги, это ведь теперь он только спит и ест, а вскоре начнется! И одежда, и образование, и все на свете… Да и мы с Пашей – что мы видели в жизни, как отдыхали? Работа, работа, работа… Ни разу не были на курорте. Это же просто позор. На сорок тысяч можно сделать так много… Но ведь и двадцать пять – тоже большие деньги!»
– Спи, – она еще раз поцеловала сына. – Все хорошо.
* * *
Свояк не помог. Он почти ничего не узнал и не сумел отвести беду. Елена Юрьевна с мужем оказались главными свидетелями и были вынуждены дать показания на другой же день.
– Да мы ее почти не знали, – оправдывалась женщина. – Ну так, в лицо.
– А говорят, что вы сразу вступили с нею в конфликт.
– Кто говорит? – восстала было та, но тут же осеклась. Елена Юрьевна вспомнила, как пыталась обличить Татьяну перед прибывшим нарядом милиции, и ей сделалось совсем нехорошо. – Ну, просто… Нам показалось подозрительным, что она находится в доме.
– А раньше она там бывала?
– Не могу сказать.
Она бросила взгляд на мужа, и Сергей Аристархович немедленно присоединился к мнению жены.
– Мы не знаем, мы туда редко ходим.
– А когда вы заметили свет в окнах?
Супруги разошлись во мнениях. Елена Юрьевна говорила, что они не могут припомнить этого с точностью до минуты, так что лучше связаться с Наташей. Вдруг та запомнила, когда позвонили…
– Но позвонили-то вы сразу?
– Нет, не сразу. Мы сперва думали, что Наташа вернулась… или не уезжала. А потом я что-то встревожилась и решила позвонить… Короче, полчаса прошло.
– Полчаса, – поддакнул муж.
– Вы говорите, что видели какие-то тени в окнах. Вам показалось, что там было несколько человек?
Тут мнения были единодушны. Супруги готовы были поклясться, что в доме находилось по крайней мере два вора…
– А почему вы так решили?
– Да тени постоянно мелькали. Знаете, на занавесках!
– Все окна были освещены одновременно?
– С нашей стороны дома – да!
– И в одном окне были сразу две тени? Или поочередно?
Этот вопрос поставил пожилую чету в тупик. Елена Юрьевна хотела было ответить положительно, но почему-то не решилась. Она беспомощно посмотрела на мужа, но Сергей Аристархович ответил ей таким же потерянным взглядом – не знаю, мол, ничего, ты у нас голова, тебе и карты в руки!
– Ну так что же?
– Не могу сказать, – после колебания ответила женщина. – Мне-то показалось, что их было много… Но вы такое спрашиваете, что я ответить не умею…
– Мы же волновались, – вступил муж. – Разве мы знали, что придется давать показания? Мы ничего не заметили… Я тоже не помню.
– Но все равно, почему вы решили, что там был не один человек?
Супруги снова переглянулись и почти разом ответили:
– Нам так померещилось!
Разговор перешел на другую тему.
– Когда вы увидели, что погас свет, сразу туда пошли?
– Нет, мы сперва думали, что надо сидеть дома, ждать милицию, – заявил Сергей Аристархович. – А потом уж Ленуся решилась…
Та смущенно поглядела на следователя. Это интимное домашнее имя настолько не шло к казенной обстановке… Но следователь – не местный, московский, выписанный специально ради этого дела, даже бровью не повел.
– Мы пошли туда минут через пять, – сказала Елена Юрьевна, все еще застенчиво, по-девичьи улыбаясь. – А может, еще пораньше.
– Дверь была открыта?
Оба закивали,
– Я-то думал, придется ломать топором, – признался Сергей Аристархович. – Я взял с собой топор, на всякий случай.
– Но дверь была открыта! – воскликнула жена.
– Настежь?
– Ну да! Мы сразу поняли, что воры убежали. Внутри было темно.
– А когда зажгли свет, то чуть не упали, – встрял Сергей Аристархович. – Там все было раскидано по полу. И крупа, и мука, и картошка. И посуда тоже!
– А где же была Татьяна?
– В соседней комнате, – с негодованием ответила женщина. – И сидела тихо-тихо, как мышка. Слышала ведь, что в дом кто-то вошел, и свет через щели видела, но молчала.
– Вы первая с ней заговорили?
– Да, мы открыли дверь в комнату и увидели ее. Так и обмерли.
Елена Юрьевна потупилась. Ей не очень хотелось акцентировать вопрос на погибшей библиотекарше. Она инстинктивно понимала, что чем меньше будет о ней сказано, тем быстрее будет продан дом. А от быстроты зависело на этот раз слишком многое…
– Что же она вам сказала? Как себя вела?
И поскольку суровая супруга продолжала хранить молчание, отвечать пришлось Сергею Аристарховичу. Впрочем, он великолепно справился с поставленной задачей. Вполне толково, без излишних подробностей и эмоций описал, как Татьяна с ними поздоровалась, как объяснила свое появление в доме, как они слегка поспорили – тут жена бросила на него косой взгляд, но промолчала… И как расстались.
– Она наскакивала на милиционера, требовала, чтобы ее скорее отпустили!
– Почему же?
– Говорила, что у нее ребенок заперт. А спрашивается, что она среди ночи потащилась к каким-то читательницам, если ребенка не с кем оставить? За ней такого не водилось!
Вот это он сказал совершенно напрасно. Елена Юрьевна страдала, но помочь делу уже не могла. В них так и вцепились.
– А раньше она ходила в такое позднее время собирать книги?
– Мы не знаем!
– К вам не ходила? К соседям?
– Да мы не были записаны в библиотеке, – отбивалась женщина. – Только дети, когда учились в школе, но это же было давно! Тогда совсем другая женщина там работала!
– Ну а Татьяна? Вы же так хорошо ее знаете – она всегда так делала?
– Мы не помним. Мы не можем сказать…
Сергей Аристархович храбро оборонялся. Он заявил, что они с женой никогда не были знакомы с библиотекаршей по-настоящему. Знали ее лишь в лицо, это было чисто шапочное знакомство. Если бы встретились, сказали бы «здравствуйте», но не более.
– Ну вроде как продавщицу в магазине знаешь, – объяснял он. – А как ее зовут – неизвестно.
– Но про Татьяну вы знали больше?
Елена Юрьевна была вне себя. Она тоже пыталась спасти положение, но на этот раз окончательно потеряла нить и не понимала, что делает. Совершенно некстати упомянула о том, что Татьяна была дружна с покойной Анютой, которая умерла так странно, было же еще следствие, только кажется, ничем не кончилось…
И тут грянул гром. Никто из супругов не замечал, как надвигалась беда, как в ясный летний день никто не замечает наползающую с края неба черную тучу.
– Давно они дружили?
– Давно, – улыбнулась женщина, не чуя беды. – Можно сказать, не первый год. Анюта же не вылезала из библиотеки.
– А Татьяна часто ходила к ней в гости?
– Бывала, конечно. Ходили друг к другу. Ну, как все подружки.
– А еще какие-то общие друзья у них были?
– Может, и были, – Елена Юрьевна завела к потолку глаза и пожала плечами. – Я в их дела не лезла.
– А разве Анна Ильинична не доверяла вам? Разве не говорила, с кем дружит, кто к ней ходит?
Женщина грустно улыбнулась:
– Как не доверять… Я же ее шестимесячную на руки взяла, когда их мать померла. Да они все тогда были от горшка два вершка… Кто бы мог подумать, что такое с ними случится… Доверяла. Но насчет Татьяны мы с ней никогда не говорили. Я только про себя думала, что лучше бы им не общаться.
– Почему?
– Да так. Таня была не очень-то… Не доверяла я ей.
– Ну а что вы знаете о мужчине, с которым Анна Ильинична встречалась у подруги дома?
Женщина помедлила, осмысливая услышанное, затем нахмурилась.
– Извините, что-то не пойму… Это вы о ком?
– Разве вы не знаете? У Анны Ильиничны был близкий знакомый, и она использовала комнату Татьяны для встреч с ним.
Елену Юрьевну так и приподняло со стула. Она как будто со стороны услышала свой возмущенный голос:
– Да чтобы Аня? Чтобы она могла? Да она же святоша была, как монашка, я даже боялась, что девчонка в монастырь уйдет, сделает такую глупость!
– И все-таки у нее был друг.
– Не может быть!
– Какие вам нужны доказательства? У нас есть свидетели.
Женщина опустилась на стул. Она помнила Анюту еще крохотной девочкой, неуклюже ковылявшей между грядок и доверчиво лезшей на руки любому, кому вздумается ее приласкать. А потом – тихой забитой девушкой, целиком попавшей под власть скупого, черствого брата. И в последние годы – одинокой старой девой, правда, на удивление похорошевшей, и скрытной больше, чем когда бы то ни было. Но мужчина? Мужчина?
– Свидетели, – убито проговорила Елена Юрьевна. – Какие же свидетели? Мы ничего не замечали.
– Странно.
– Почему? – Она подняла непонимающий взгляд.
– Да потому, что Анна Ильинична встречалась с этим человеком уже не первый месяц. Неужели вы никогда не видели их вместе?
– Никогда.
– И даже не догадываетесь, кто это мог быть?
Елена Юрьевна покачала головой, потрясенно глядя на мужа. Тот ответил таким же потерянным взглядом. Супруги очень многое сказали бы друг другу, но при следователе не смели. «А я-то думала, что она монашка!» – читалось в глазах жены. «За молодой девушкой не уследишь!» – безмолвно отвечал муж.
– Может, неправду говорят, – осмелилась возразить женщина. – Знаете, сколько сплетников…
– Ну это как сказать, – торжествующе возразил следователь. – Тут у нас два независимых свидетеля говорят одно и то же. Первую мы допросили, потому что она ближайшая соседка погибшей…
– Лариска? – Елена Юрьевна внезапно почувствовала облегчение и рассмеялась. – Да уж, свидетельница та еще! Да она годами не просыхает, нашли кому верить! Это она видела Анечку с каким-то парнем, что ли? Да она себя саму в зеркале не узнает, если увидит!
– Но есть и еще один свидетель. Знаете человека, который сватался к Анне Ильиничне?
Елена Юрьевна скривилась:
– А, этот гнилой мухомор? Егорка?
И вольно расхохоталась, поводя жирными плечами. Сергей Аристархович, видя, что супруга развеселилась, тоже начал улыбаться.
– Ну он-то вам скажет!
– Они описывают одного и того же человека, – невозмутимо заметил следователь. – И даже называют имя. Между прочим, мы выясняли – свидетели друг с другом не знакомы.
Елена Юрьевна все еще улыбалась, когда ей сообщили то, от чего она оцепенела. Улыбка так и осталась у нее на губах, но глаза помертвели. Прошла по крайней мере минута, прежде чем женщина сумела пошевелиться.
– Они… Они…
– Два независимых свидетеля указывают на то, что это был ваш сын, Дмитрий Сергеевич Дубинин. Соседка покойной говорит, что хорошо его рассмотрела, отлично описала. Знала только имя, но не знала, что он ваш сын. Зато сосед назвал и фамилию. Ваш сын редко тут появлялся, правда?
Елена Юрьевна была ни жива ни мертва. От того что ей пришлось услышать, все тело и даже рассудок как будто свело болезненной судорогой. Она слышала все отчетливо, но поверить не могла. Сын? Ее мальчик? Тот, кого она любила больше всех остальных детей, тот, кто так сильно ее огорчал, но в то же время и радовал? Димочка?!
– Редко, – проронил, наконец, ее муж.
– А вот ваш сосед, Егор, и внешность описал, и фамилию сумел назвать. Он-то его знал хорошо. Они ведь были знакомы?
– Да, – тем же замороженным дискантом, совсем непохожим на его обычный голос, отвечал Сергей Аристархович. – Знакомы были. Рядом живем.
– Где ваш сын проживает? С вами?
– Нет, – выдохнула женщина. Она обрела дар речи, и вместе с ним – ярость, дающую силы продолжать борьбу. – Быть этого не может! Кто видел, что видели! Кому вы поверили – Лариска пьяница, Егор из ума выжил, сунулся свататься к девчонке, она ему в дочки годится! Да мы все над этим смеялись! Это он из мести выдумал, клянусь вам!
– Он говорит, что неоднократно наблюдал, как ваш сын, Дмитрий, входил в дом к Анне Ильиничне. И всегда под вечер, когда темнело.
– Не может быть, – Елена Юрьевна и смеялась, и плакала одновременно. – Что он несет, этого быть не могло! Он вообще тут редко появлялся в последнее время!
Следователь был невозмутим, муж отмалчивался, а женщина зло скалилась:
– Они врут, а я говорю, что есть! Он тут редко бывал, приходил, только если деньги были нужны! И сразу к нам – к Лычковым никогда не ходил, они даже не дружили никогда! – И гордо встала: – Вы хотя бы знаете, кто мой сын? Он – писатель! Сережа, пойдем!
Следователь даже не пытался их остановить. Он смотрел вслед удалявшейся паре с каким-то странным выражением. Тут была и жалость к престарелой чете, и интерес, и язвительность – все вместе.
* * *
Супруги еле плелись в гору и по дороге не разговаривали. Солнце заливало подлесок мягким июньским светом. Приторно пахла расплавленная сосновая смола. Им навстречу попались две высокие тонкие девушки, как-то испуганно на них взглянувшие, но старики не обратили на них внимания. Они и в самом деле разом состарились после услышанного известия.
Заговорили только дома. Дочерей с мужьями не было, блудного сына тоже. Даже соседи, обычно превращавшие их столовую в местный клуб, как будто вымерли. В этом запустении было что-то вымороченное, проклятое, и Елена Юрьевна, упав на стул, ясно почувствовала это.
– Что ж, правда или нет? – тихо проговорила она.
– А ты как думаешь?
– Не знаю. Неправда.
У нее кружилась голова. Нет, она не могла поверить подобной клевете! Ее сын, ее сокровище, единственный, любимый… И чтобы он сошелся с этой юродивой, с этой глупой девицей, которая одевалась, как старуха, читала какие-то бесконечные книжки и бегала ставить свечки в часовню?
– Этого не может быть.
Сергей Аристархович даже не возражал, настолько был убит новостью. Жена взглянула на него исподлобья:
– А ты поверил?
Он молчал. Тогда жена, распаляясь, начала причитать. Она всегда знала, что вокруг одни сплетники и подлецы, но чтобы посягнули на самое дорогое, что есть у матери… Эта Лариска – зачем ей врать? Что они ей сделали? Пить, что ли, мешали? Косились, когда видели в компании местных алкашей у холодильника без дверцы, возле барака? Смешная была сцена, и очень некрасивая, но все-таки, Елена Юрьевна не помнила за собой косых взглядов. В своей семье она пьянства не допускала. К ее величайшей гордости, не пили даже мужчины – а уж сын, с его беспутством, мог бы и запить… Но других она не осуждала, полагая, что если человек пьет горькую – у него есть причина, и останавливать его – дело неблагодарное.
– А Егорка? – возмущалась она. – Что он-то завелся? Вышвырнула его Анютка и правильно сделала. Не ей выходить за этого поганого…
– Да уж, – спокойно, даже излишне спокойно, ответил муж.
– Правда? – обрадовалась она. – Вот он на нас и обозлился после этого. Наверное, решил, что мы ее отговорили. Ах он, сволочь! Чтобы ты завтра же к нему сходил и по шее надавал!
Сергей Аристархович как-то странно взглянул на супругу. Да, в молодости он несколько раз выполнял такие указания. Ходил и давал по шее, кому нужно. Силой его Бог не обделил. Елена Юрьевна управляла семьей как полновластная хозяйка, и ей даже в голову не приходило, что кто-то может ее ослушаться, что время проходит, и они с мужем не становятся от этого ни умнее, ни сильнее.
– И чтобы сказал, пусть идет к следователю, возьмет свои слова обратно! Что ему в голову пришло, гаду!
– Думаешь, он ничего не видел? – все так же странно, заторможенно откликнулся муж.
– А что он мог видеть? Что Димочка ходил к этой?
Они встретились взглядами, и Елена Юрьевна едва не отвела глаза. Она назвала Анюту «этой», что подразумевало женщину легкого поведения. В ее понимании, любая женщина, за которой ухаживал сын, моментально становилась «этой», потому что тем самым отнимала его у матери. Елена Юрьевна полагала про себя, что не будь «этих», сын бы жил при ней, и дела бы у него шли куда лучше…
– Ты это зря, – веско выговорил супруг. – Я ведь… Тоже видел.
Слабо шипел на плите закипающий чайник. Оконное стекло бесшумно ласкали лучи заходящего солнца, визгливо бился в углу заблудившийся комар.
– Ты видел его? – раздельно вымолвила жена.
– Видел.
– Он к ней ходил?
– В марте, – так же неторопливо отвечал Сергей Аристархович. – Я вышел на участок посмотреть, что и как, а тут он. Уже темнело, я сперва его не узнал. А потом она дверь открыла, свет упал, и я увидел…
– Да ты ошибся!
– Нет. Это был Димка.
И снова тишина. Женщина оцепенело смотрела в окно.
– Ходил он к ней, я тоже мог бы подтвердить, – прошептал Сергей Аристархович. – Я не раз видел.
– Почему же ты мне ничего не сказал?
– Не знаю.
Но знал он, и знала она – Сергей Аристархович всегда экономил слова, тем самым обеспечивая себе семейный уют и душевный покой.
– Ты что, не понимал, что я должна была знать? – Женщина встала и машинально выключила чайник, который уже плевался кипятком. – Дурак!
– Знаешь, Лена, – все так же спокойно проговорил он, – если ты еще раз так меня назовешь, я тебя побью.
– Что?!
Но, увидев его глаза, женщина осеклась. Она поняла, что муж не шутит. Да и когда он с ней шутил? А она с ним? Когда он осмеливался сказать что-то поперек? «Побьет, – поняла вдруг она. – И потом еще раз побьет!»
Среди ее знакомых (подруг у Елены Юрьевны, благодаря ее деспотичному характеру, не было) встречалось много таких, которых мужья били. Они жаловались, плакались, но как будто даже немножко гордились своей участью. Бьет, значит, любит – эта старая, жестокая пословица глубоко вошла в любую женскую душу с самых древних времен. Даже самая образованная женщина не может противостоять этому первобытному закону. Ты моя женщина, моя скотина – так вот тебе, получай!
Были и такие, которые сами били мужей. Почему-то эти жаловались куда больше – они несчастные, мужья у них – придурки, скоты, пьяницы, за это и получают… Но этих не жалели. Над ними смеялись потихоньку, и все.
Елена Юрьевна не относилась ни к тем, ни к другим. Била она только детей, да и то, для их же пользы, как сама полагала. Поднять руку на мужа? Это было бы для нее позором. Но чтобы муж поднял на нее руку?! Это уже катастрофа, это конец всему!
– Ты с ума сошел, – еле слышно сказала она. – Не первый год вместе живем, а ты вдруг…
– Ничего не вдруг. Давно хотел, – мрачно, с озлоблением заявил Сергей Аристархович.
– Думай, что говоришь!
– Сто раз думал. Вот что, Лена, – теперь он как будто забыл прежнее, ласкательное имя, которым пользовался в минуты крайнего унижения. – Я тебя долго слушал, теперь ты меня послушай. Может, из нас двоих глупее – ты.
Елена Юрьевна даже захлебнулась, но смолчала. Она поняла, что возражать не время, можно только навредить. Именно за этот цепкий, чисто крестьянский ум и уважал ее супруг, да и все соседи.
– Наш сынок туда ходил, – продолжал Сергей Аристархович. Он удивительно преобразился – даже показалось, что стал выше ростом и шире в плечах. – С этим уже ничего не поделаешь. И Лариска видела, и Егор. А может быть, кто-то еще видел, так что людям рот не заткнешь. Сама должна понимать.
– Но почему? – простонала она, пугливо поглядывая на мужа. – Почему мне никто не сказал?
– Да потому не сказали, что ты на всех как собака кидаешься, тебе на язык не попадайся! Тут же всех с грязью смешала – и Лариска у тебя алкоголичка, и Егор – паршивый! Не хуже нас с тобой будут!
– Да они…
– Молчать!
Еще никогда в этом доме не произносилось ничего более крамольного. Елена Юрьевна зажала рот рукой и уставилась на мужа.
– Вот что я тебе скажу, – он как будто не замечал произведенного эффекта. – Я сразу понял, что у них там делается что-то неладное, только сам не верил. Потому и тебе ничего не сказал. Мало ли зачем заходят к соседям…
– Правда, – униженно подтвердила она. – Следователь тоже должен это понимать!
– Молчи!
Она осеклась.
– Но тут дело нечисто. Встречались у Татьяны… Это чтобы у нас перед глазами не мелькать. Я верю этому. Молчи! – прикрикнул он снова, хотя жена вовсе и не думала возражать. Елена Юрьевна была ошеломлена настолько, что даже слова вымолвить не могла. – Потом Аня с собой покончила, а Татьяну убили.
– Но…
– Чтоб тебя! – Он с размаху ударил ребром ладони по столу и сам поморщился от боли. – Когда ты поймешь, что наш обормот ко всему причастен! Где он живет, стервец?! Шкуру с него спущу! И с тебя тоже! Молчать! Молчать! Вырастила убийцу!
Елена Юрьевна вскочила, кинулась было к дверям, но тут почувствовала то, что всегда казалось ей невероятным, немыслимым…. Страшным.
Муж ударил ее – ни за что ни про что. Даже не за то, что говорила, а за то, что попалась под руку. Она обернулась, и ее посеревшее, замершее лицо разом постарело на десять лет.
