Глава 17
Дверь закрылась за девушкой, и Дуня тут же поспешила накинуть массивный крюк, не удовольствовавшись слабеньким замком-защелкой. И не зря – снаружи в одну из створок немедленно что-то глухо ударило. Потом еще раз и еще. Удары были не слишком сильные, но пугающе настойчивые. Девушка прижалась к стене, пытаясь перевести дух, но это не удавалось, – этот проклятый стук никак не прекращался, и ей начинало казаться, что так стучит ее собственное сердце.
Анна Петровна стояла рядом, грузно опираясь на палку, и со страхом прислушивалась.
– Это что такое? – шепотом спросила она.
– Это ничего… – У девушки тряслись губы, да так сильно, что она с трудом могла говорить. – Это ничего… Ничего страшного. Не открывайте, только не открывайте!
– Как не открывать? – растерялась старуха. – Стучат же, не слышишь?! Кто это там?
Девушка наконец взяла себя в руки. Конечно, ее просьба не отпирать дверь была вполне благоразумна… Но благоразумно ли оставить на лестнице человека, который, возможно, очень серьезно разбился при падении? А если эти удары – последний звук, который он может произвести? А вдруг он сейчас умрет?!
Она прислушалась – били снизу, удары раздавались неподалеку от пола. Наверное, Петр так и лежал на полу, перед дверью, не в силах даже встать на колени, не говоря уже о том, чтобы позвонить… Девушка решилась и произнесла:
– Наверное, нужно вызвать» скорую»… Или… Тут есть другой выход?!
– Нет другого выхода. Да что случилось-то? Кому «скорую»?!
– Да лежит там один… – уклончиво ответила девушка. – Вы только не открывайте, я вас прошу. Он сейчас гнался за мной!
Старуха вконец перепугалась и предложила разбудить соседа. Правда, Дима только что пришел с ночного дежурства и лег спать, но, если на квартиру напали, что ж тут церемониться… Дуня удержала ее от этого шага и спросила, есть ли кто еще в квартире, кроме этого Димы.
– Никого! – уже почти в истерике заявила Анна Петровна. – Еще только я да его мать…
– Людмила?
– Да нет, Людка ушла на работу с утра. Димкина мать, бабка старая. Только она болеет, лежит… Дуня, что случилось-то? Кто там?!
Девушка прислушалась. На лестнице все стихло, но ей показалось, что она слышит какую-то возню прямо под дверью. К их разговору явно прислушивались – обе говорили достаточно громко. Потом послышался плачущий, жалобный голос парня:
– Теть Ань, откройте, это я!
– Да это же Людкин сын, старший! – ахнула та, немедленно опознав голос. – Дуня, да ты что делаешь?! Пусти, я открою!
А девушка крепко держала ее за руки, не давая отпереть замок и снять крюк. Старухе, видно, почудилось, что наступило светопреставление, – она ровным счетом ничего не понимала.
– Если вы впустите его сюда – он меня убьет! – громко сказала девушка. – Убьет, понимаете? Не отпирайте! Сперва нужно вызвать милицию.
– Милицию? – окончательно оторопела та. – А что ее вызывать? Димка – он же милиционер. Нет, я его сейчас разбужу!
И, не дожидаясь, пока ее остановят, она с удивительной быстротой отправилась будить соседа. Дуня застыла у двери. Через секунду оттуда снова послышался голос Петра. Он плакал – по-настоящему, жалобно и тихо. И причитал, уверяя, что у него сломан позвоночник и ему сейчас придет конец… Девушку будто жаром окатило. «А если правда? А вдруг он сейчас умрет? Мамочки! Да это я же его сбросила вниз, хотя и не толкала! А он скажет, что толкала! А я что скажу? Ой, мамочки…»
В глубине коридора послышались голоса, а потом тяжелые шаги – приближался разбуженный сосед. Это был уже знакомый Дуне персонаж – тот самый мужчина, которого она встречала на здешней кухне. Он подошел к двери, ероша свалявшиеся волосы, и без лишних разговоров принялся отпирать. Девушка робко отошла в сторонку. Она не смела вмешиваться после того, что заявил Петр. Да и присутствие милиционера, хотя без оружия и формы, несколько ее обнадеживало.
Между тем мужчина отпер дверь и, выглянув на лестницу, громко чертыхнулся:
– Это что, …? Петр, ты, что ли?
– Эта сука, – громко ответил тот, – мне все кости поломала. Ты ее не отпускай, держи!
Дуня инстинктивно отступила, хотя милиционер вовсе не собирался ее «держать». Он стоял, с каким-то отстраненным интересом разглядывая извивающегося на лестничной площадке парня. Тот делал попытку за попыткой подняться на ноги и каждый раз опускался на пол. Наконец с истеричными нотками в голосе Петр потребовал, чтобы ему, черт побери, помогли попасть в свою комнату и немедленно вызвали «скорую».
– Ты надрался, что ли? – дружелюбно и почти весело спросил сосед.
– Да говорю, она мне все кости…
Сосед наконец посмотрел на Дуню. Потом – опять себе под ноги. Петр уже переваливался через порог. На ноги ему так и не удалось встать, и он двигался в какой-то странной позе – на боку, ползком, волоча вытянутую ногу.
– Она тебе кости переломала? – присвистнул сосед. – Она – тебе? Слушай, ползи к себе и проспись. Ключи-то есть? А если наблюешь в коридоре, я тебе точно кости переломаю!
И отправился к себе, массируя отвисающий под майкой живот и громко позевывая на ходу, – как человек, заслуживший свой отдых и полноценный сон.
Дуня отбежала еще дальше от двери. Теперь она была под ненадежной защитой Анны Петровны – та приоткрыла дверь своей комнаты и готовилась туда юркнуть в случае опасности. Дуня встала на самом пороге ее комнаты – как-никак, а она всегда успеет спрятаться у старушки…
Но Петр находился далеко не в боевой форме. Он стонал, лицо побледнело, и было видно, что парня мучает настоящая, а не выдуманная боль.
– Петя, что с тобой? – пискнула старушка.
– Вы, блин, тетя Аня, лучше бы «скорую» вызвали! – рявкнул он, поворачивая голову в их сторону. – Чего смотрите? Я себе все на свете сломал!
– Да как?
– С чердака свалился!
И тут Дуня неожиданно услышала свой заливистый смех. Она хохотала так, будто ничего смешнее с нею никогда не происходило, и упустить такой случай посмеяться просто нельзя. Старуха изумленно глянула на нее и даже отступила на шаг, в глубь комнаты. А Петр окончательно побелел от злости.
– Тебя, сука, я еще достану! – пообещал он.
– Я тебя достану первая! – все еще смеясь, откликнулась она. – Куда ж ты уползешь, такой!
И, легко перепрыгнув через его распластанное на полу тело, она выскочила на лестницу. Ей вслед понесся прямо-таки звериный протестующий вой – но это ее уже ничуть не смущало. Путь вниз был свободен.
Вылетев до двор, девушка в нерешительности заметалась. Она не знала, что ей предпринять. Бежать отсюда как можно скорее? Да к чему? Он ее не догонит, а больше она никого всерьез не интересует. Торопиться некуда, нужно взять себя в руки. Сумка, по счастью, уцелела и все еще висела у нее на плече. Она достала оттуда записную книжку и направилась к выходу из этого сумрачного двора-колодца.
На улице, ближе к остановке, девушка нашла исправный таксофон. Набрала номер Врачей. Ответила ей незнакомая старушка, голос у нее был дрожащий и перепуганный. Видно, происходящие в квартире события глубоко потрясли престарелую мать милиционера. Дуня попросила Анну Петровну.
– Как, опять ты? – неприветливо переспросила та, узнав, кто звонит. – Дуня, что ж ты с ним сделала? Парня-то жалко! Он лежит на полу и не встает, плачет, как маленький…
– Анна Петровна, вы мне скажите только одно – к вам милиция приходила? То есть не к вам, а к Врачам? Говорил с ними кто-нибудь?
– Что?! – изумилась старуха.
– Следователь был у них? Следователь, говорю? – крикнула Дуня. – Помните, я вас спрашивала – видели вы такую маленькую темненькую девушку, она приходила к Людмиле четвертого мая? Так вот, должен был прийти милиционер насчет нее!
– Ой, да не видела я, не знаю, – залепетала вконец запутавшаяся старуха. – Никакой милиции не видела.
Дуня хотела было упрекнуть ее за то, что она все-таки проболталась Людмиле про истинную цель ее посещения, но не стала этого делать – старуха была уже насмерть перепугана, и, в конце концов, какой с нее спрос? Анна Петровна жалобно продолжала:
– И что мне теперь с ним делать, что мне делать с ним? Я ведь его с детства знала! А сейчас лежит и ревет, как маленький… Димка спать лег, сказал, разбудим еще раз – убьет… Мать его только ахает… А Врачей никого дома нет, их сейчас почти тут не бывает. Людмила на работе, вышла после больничного, Вася просто исчез. Ни на крыше его нет, нигде… Чего Петя сюда пришел – не понимаю, его давно тут не было… Господи боже мой!
– Вася исчез? – цепко переспросила девушка. – Давно?
– Да его дня три уже нигде нет.
Дуня быстро прикинула в уме. Дня три… Значит, милиция все-таки ими заинтересовалась. Скорее всего. Три дня назад она как раз сообщила следователю, кто видел Нелли в последний раз.
– Спасибо, – крикнула она в трубку. – И знаете что? «Скорую» вы, конечно, вызовите. Неизвестно, что с ним, с Петром… А вот сами держитесь от него подальше!
Она дала отбой и набрала другой номер. Попросила к телефону мать Нелли. Трубку взял ее отец – он уже вышел из больницы. Мужчина отвечал ей слабым, безжизненным голосом и даже не спросил, кто звонит, по какому поводу. Было ясно, что там давно потеряли всякую надежду.
– Это Дуня, – сказала девушка, когда трубку взяла мать подруги. – Дайте мне, пожалуйста, телефон следователя, который ведет дело.
– Зачем тебе? – откликнулась та. Но надежда, которая прежде так мучила Дуню, в ее голосе тоже уже не звучала. Скорее – тень надежды, почти безличный интерес. – Что-то узнала?
– Мне нужно с ним поговорить. Пожалуйста! – убежденно повторила Дуня.
Она записала продиктованный номер поперек своей ладони – как записывала в школе формулы, которые не успела выучить к важной контрольной, а нужных шпаргалок не заготовила.
* * *
Девушка никогда не думала, что ночь может растянуться так надолго, – показалось, что прошла целая вечность, пока свет забелел в ее окне.
В квартире было тихо. Упоительная тишина. В ней не было ничего угрожающего и тревожного. Стоило переступить порог своей комнаты – и она услышит из-за другой двери с темными стеклами сонное дыхание своих родителей. Те, похоже, решили, что дочь окончательно к ним перебралась, и вчера вечером, когда Дуня вернулась домой, даже завели речь о том, что неплохо бы сдать квартиру, которую она оставила.
Но девушка ответила уклончивым отказом. Она просила повременить. Сейчас – да. Сейчас ей хочется пожить с ними. Она соскучилась. А потом, возможно, она опять захочет жить одна. Родители настолько привыкли потакать ее желаниям, что даже не стали продолжать разговор на эту тему. А девушка отвечала им, почти не прислушиваясь к своим словам. Ее мысли были заняты совсем другим…
…Оказавшись перед таксофоном, она сразу попыталась дозвониться следователю, который вел дело об исчезновении Нелли. Но с первой попытки это у нее не вышло. Номер был занят, а другого телефона у нее не было. Дуня прошлась перед остановкой троллейбуса, рассмотрела газеты в киоске, купила себе банку пива и с отвращением ее ополовинила. Пива ей вовсе не хотелось, но она испытывала жажду и вместе с тем потребность как-то встряхнуться. Болела голова, во рту стоял горький вкус. Дуня решила, что это могут быть последствия того, что она надышалась слезоточивым газом. А может, просто нервная реакция – у нее до сих пор дрожали руки…
В очередной раз подойдя к телефону-автомату, она украдкой выбросила в мусорную урну баллончик, который все еще лежал у нее в сумке. Туда же кинула и колпачок от него – тот закатился в самый угол, пришлось поискать. Она с дрожью вспомнила, как отчаянно пыталась нащупать свое единственное оружие в тот страшный миг, на краю крыши… Но теперь оно могло ей только навредить. Все! Пусть Петр попробует доказать, что она в него чем-то выстрелила. «А если и докажет, то пускай! – зло решила она. – Я имела право защищаться. Что мне оставалось делать, в конце концов? Ждать, пока эта мразь сбросит меня с крыши, как…»
Она сняла трубку и снова набрала номер. Наконец ей ответили, что интересующий ее следователь уже уехал, его можно застать завтра, начиная с десяти часов. А может, чуть позже. Дуня в отчаянии заявила, что дело спешное, у нее важные показания. Стали разбираться, с каким делом связаны ее показания. Когда узнали точно, ей показалось, что впечатление получилось не слишком сильное.
– Завтра с утра позвоните, – сказал ей молодой равнодушный голос. – Так срочно, что ли?
– Срочно… – в отчаянии ответила она. – Хотя… Я позвоню завтра.
Дуня повесила трубку. В самом деле, если ее предположения верны – ничего срочного уже нет. Ей снова вспомнился темный вонючий провал, откуда на нее, казалось, дохнула сама смерть. Мерзкая смерть там, во тьме, на асфальте… Среди гниющего мусора, годами падавшего из окон, с крыш. «Он едва меня не столкнул и столкнул бы, если бы я не пульнула в него газом!» Она впервые осознала, как близка была к своей гибели. Но даже теперь ей в это не верилось. Она посмотрела на свои руки – будто видела их впервые. Да, пальцы не слишком чистые, и она опять умудрилась оцарапать их где-то… На той лестнице или когда цеплялась за край крыши… И они все еще дрожат – мелко, но заметно. Но все-таки это были живые пальцы! Живые, теплые! И представить, что они могут быть мертвыми, застывшими, неподвижными, Дуня так и не смогла.
«А если бы он все-таки скинул меня, я бы уже была рядом с Нелкой… Потому что она там. Да, думаю, что она там. И спешить, конечно, некуда. Я давно уже опоздала. С этим можно подождать до завтра. Я точно подожду до завтра, потому что сейчас у меня нет сил этим заниматься…»
И она приняла решение – ехать домой. Дома сразу прошла в ванную, умылась, особенно тщательно вымыв руки. Царапина слегка саднила, но эта боль даже радовала ее. Это была такая живая боль! Девушка наскоро поужинала – одна, без родителей, те уже успели поесть без нее, вернувшись с работы. И легла спать в своей комнате – той комнате, которую занимала, будучи еще школьницей.
Это была крохотная комнатка, не больше восьми метров. Скворечник. Мама все оставила тут, как было прежде, но Дуне это не слишком нравилось. Плакаты на стене – какие глупые фильмы она тогда смотрела и как ей могло все это нравиться! Лучше бы мама все это содрала и папа заново оклеил комнату новыми обоями. А эти дурацкие игрушки на книжной полке – она когда-то собирала брелоки для ключей в виде зверюшек… Ну и спрашивается, к чему столько брелоков, если ключей у нее – всего одна связка?
Эти вещи раздражали ее – она и сама не знала почему. Дуня всю ночь проворочалась с боку на бок, пытаясь уговорить себя, что время идет как обычно, ничуть не медленнее. Скоро наступит утро, и она позвонит следователю. Вот только дождется, пока родители уйдут на работу…
«А если Петр за это время сбежит? – подумала вдруг она. И почувствовала, что на губах появляется кривая, истеричная усмешка. – Да куда он сбежит, если у него нога сломана! Сломана – точно, он не мог подняться. А вот насчет позвоночника загнул, просто перепугался, мерзавец… С переломанной спиной он бы не ползал так резво! Интересно, а о моей спине он подумал? Что было бы со мной, если бы я навернулась с крыши семиэтажного дома – да прямо об асфальт?! А о Нелке он думал? Пусть помучается, гад. Никуда он не уйдет. Тем более если его увезли на „скорой“. Из больницы, да еще в гипсе, не очень-то удерешь…»
Несколько раз она вскакивала с постели, приоткрывала окно и курила, высунувшись по пояс, разглядывая темный тихий двор. Ожидание рассвета было мучительно – ни перед одним экзаменом она так не волновалась. Сейчас Дуня начала жалеть, что не довела дела до конца, сбежала. А ведь нельзя было терять ни единого часа!
«Как только этот чертов парень придет в себя от боли, он сразу начнет заметать следы. Ну ладно, он-то нетранспортабелен, но остается его брат. Правда, тот непонятно где. Петру-то понятно… Сбежал кот Василий, испугался милиции. Явно к ним кто-то приходил, не могли не приходить, раз следствие заведено и Нелку ищут. Разве следователю не хочется спихнуть с плеч долой это дело? Он пришел, поговорил с их матерью… Та перепугалась, когда поняла, что девушка, которая являлась к ней четвертого мая, считалась пропавшей уже вечером третьего… Конечно, сказала об этом своим сыновьям. Сама-то, возможно, ни при чем. И что? Василий как в воду канул. А Петр… Черт, он же полез на крышу, чтобы встретиться с братом! Стало быть, у них там вчера была назначена встреча! Можно было накрыть обоих, голубчиков!»
Она едва не застонала, поняв, что упустила такой шанс. «Вот если бы взять их там обоих! Но неужели… Неужели тело все еще там, внизу?! Как они не боялись оставлять его там?!»
Ночь была прохладной и свежей, но у нее снова появилось чувство, что нечем дышать. Слез не было, плакать она не могла. «Нелка, глупая бедная Нелка… Вычислила этого Василия Врача, прибежала к его матери, увидела снимок Петра… Что потом? Потом его мать, возможно, все-таки сказала ей, что Вася может быть на крыше. Сказала же она это мне – а ведь перед этим даже имени не спросила! Значит, и ей могла сказать такое… Нелка полезла наверх… И что? Возможно, она вела себя, как дурочка, заговорила прямо о том, что хочет узнать. И кто ее знает, о чем еще. Она так жалела Леньку, да и эту Иру тоже, хотя почти ее не знала… Могла впасть в истерику или, того хуже, начать взывать к его совести… И он сбросил ее туда… Боже мой».
Но в следующий момент ей уже казалось почти нереальным, что это могло произойти в действительности. Конечно, выхода в тот двор-колодец нет. Он не был спроектирован и не был пробит в стене. В этом Дуня не сомневалась. Но ведь туда выходили окна обитаемых квартир! Неужели никого не привлек шум падающего тела, сильный удар об асфальт? Наконец, жильцы первого этажа… Неужели они никогда не выглядывают в окно? Они ведь должны были что-то заметить! Даже если там невероятно темно – тем более! Зажигают ведь они у себя свет! И свет, падая во дворик, кое-что все-таки освещает. Не могло тело оставаться там бог знает сколько времени! И потом, туда мог вести какой-то ход, о котором Дуня попросту не знала, так как не была жильцом того дома. Какая-нибудь заколоченная подъездная дверь. Подвальная дверь, в конце концов. Канализационный люк – иначе куда девался нападавший туда за зиму снег, куда стекала дождевая вода? Да жильцы нижних этажей попросту захлебнулись бы, если никакого выхода оттуда не было!
А в следующий миг она снова увидела искаженное лицо Петра и ощутила спиной неровный край парапета, к которому он ее прижал, пытаясь столкнуть с крыши… И у нее опять закружилась голова. Девушка поспешно бросила вниз сигарету и плотно закрыла окно.
«Одно я знаю точно – МЕНЯ он пытался туда столкнуть, – думала она, укладываясь в постель и заставляя себя закрыть глаза. – Значит, мог столкнуть и Нелку. Завтра я узнаю это. Уже через несколько часов. Совсем скоро».
* * *
Но в том дворе она оказалась намного позже – в пятом часу следующего дня. К этому моменту девушка была настолько измучена бесконечными уговорами и объяснениями, которые пришлось давать следователю, что воспринимала все происходящее как-то отстраненно.
Дозвонившись до следователя утром, она сперва попыталась объяснить все по телефону. Ее попросту не поняли или же не приняли всерьез. Она сорвалась и стала требовать, чтобы немедленно обыскали дворик-колодец, потому что иначе труп оттуда могут унести. Тогда у нее попросили еще раз назвать свое имя, а также адрес и телефон. Дуню просто трясло, хотя она пыталась говорить спокойно, чтобы ее не приняли за сумасшедшую.
Кончилось тем, что она поехала в следственное управление. Там пришлось долго ждать – нужный ей человек, как оказалось, куда-то уехал полчаса назад, не дождавшись ее появления. Все попытки возмутиться ни к чему не привели. Ей твердо сказали, что он поехал не развлекаться, и вообще, тут никто не развлекается, все работают. Сядьте и посидите.
Но в конце концов она своего добилась. И скорее всего, подействовали не ее выкладки насчет того, что могло случиться с Нелли, а рассказ о том, что вчера случилось с нею самой. Особенно – история со сломанной ногой Петра.
– Он вас преследовал и пытался сбросить с крыши? – уточнил следователь. – Вы не преувеличиваете?
– Да нет же! И туда он сбросил Нелли!
– Почему именно туда? Почему он? – рассудительно и совершенно спокойно произнес следователь. – Парень что – признался в этом?
Она помотала головой и жалобно ответила, что, несмотря на отсутствие прямых доказательств, абсолютно уверена в этом. Что им стоит поехать с ней и обыскать дворик?
В конце концов поехали. Правда, пришлось еще минут сорок дожидаться машины. Дуня совсем притихла и сидела смирно, прикрыв глаза. Всю дорогу до дома Врачей она пыталась себе представить, что же будет, если все ее предположения окажутся чистой правдой? Представляла себе, что будут переживать родители Нелли, что предстоит пережить ей самой, – ведь если найдут труп, его придется опознать. А кому, как не ей?
Но прежде чем каким-то образом обыскать дворик, следователь выразил желание подняться в квартиру Врачей. Дуню с собой не звали, но она сама вышла из машины и добровольно поднялась на седьмой этаж. В третий раз. Этот путь уже казался ей чем-то неизбежным, как будто ей предстояло всю жизнь подниматься по этой темной лестнице, среди запахов гнили и бесшумно шмыгающих под ногами кошек. Она остановилась на площадке второго этажа и обратила внимание следователя, как жутко выглядит отсюда этот замкнутый дворик.
– Видите? Сюда выходят только окна с лестничной клетки, а напротив – окна жилых квартир. И выхода никакого нет.
Тот попытался что-нибудь увидеть через грязное стекло, но не смог. Его помощник в конце концов поборол неподатливую раму и открыл окно. При этом во двор выпал из рамы кусок стекла – древняя замазка мгновенно развалилась, стоило толкнуть раму. Послышался глухой, немедленно замерший внизу звон. Мужчины высунулись и посмотрели вниз, стараясь не испачкаться о подоконник.
– Темно, – сказал следователь, пытаясь что-то рассмотреть внизу. – Фонарик у тебя есть?
– В машине, – буркнул тот. – Ни черта не вижу. Мусор какой-то, кажется? Или лужа, что ли? Да, мерзкое местечко.
Дуня стояла сзади и нервно кусала прядь своих волос, намотанных на палец. Она бы ни за что туда не выглянула. Нет, ни за что. Это их работа, пусть ею и занимаются.
Поднимаясь по лестнице, мужчины продолжали негромко переговариваться. Дворик их удивил – девушка это понимала по обрывкам доносившихся до нее фраз. Они обменивались опытом и сходились в одном – какой-нибудь выход все равно должен быть. Хорошо, если не канализация – кто же туда полезет. Скорее, это окажется какая-нибудь дверь, которой никто не пользуется. Нужно повнимательнее осмотреть дом, поговорить с жильцами.
– Или в ЖЭК зайти, – заметил следователь. – Как-то же они туда попадают, черт возьми…
Они неожиданно стали очень серьезными – но вместо того, чтобы этому обрадоваться, девушка испугалась еще больше. «Значит, они тоже со мной согласны, что место подозрительное! Это может оказаться правдой…»
От следователя девушка узнала, что тот действительно побывал в квартире Врачей. Это произошло на другой день после ее звонка. Подробностей визита она не узнала – тот не был расположен посвящать ее в подобные вещи. Выяснила только, что следователь говорил с матерью указанного ею парня.
Добравшись до площадки седьмого этажа, следователь был вынужден подняться еще чуть выше – Дуня непременно желала показать ему сломанную чердачную лестницу. Тот постоял там с минуту, закинув голову наверх, с ничего не выражающим лицом. Девушка шепотом напомнила:
– Отсюда он вчера и свалился, когда гнался за мной.
– Ничего себе, – задумчиво произнес тот, опуская глаза. – И что, только ногу сломал?
«Это все, что его интересует, – зло подумала она. – Ничего, поднимется на крышу – сразу станет поразговорчивее… Слишком там впечатляющий вид во двор-колодец!»
Помощник тем временем нажимал кнопку звонка на двери. Наконец дверь открыли, но не настежь – только на расстояние накинутой цепочки. Он повел переговоры, показал удостоверение. Цепочку с явной неохотой сняли. Подоспевшая к месту происшествия девушка увидела на пороге Людмилу.
И сразу поняла, что та всю ночь не спала, – женщина выглядела совершенно изможденной. Растрепанные, наспех собранные в пучок волосы, обведенные кругами глаза, криво застегнутый халат… Она осматривали визитеров с таким видом, будто жизнь ей уже не мила и ничего хорошего она не ждет. Потом наконец разглядела за спинами мужчин Дуню.
Ее лицо преобразилось – глаза расширились, губы задрожали. Слегка задыхаясь от волнения, она заявила, что это та самая, которая вчера…
Дуня не дала ей договорить – точно так же, как не дала даже открыть рот своим провожатым:
– Где Василий? Куда он сбежал?
Людмила опешила, растерянно качнула головой и вдруг, опомнившись, с новой силой завелась. Она обвинила девушку в том, что у нее хватает наглости являться сюда, да еще с милицией, после того как она искалечила ее сына! Да так искалечила, что парень теперь полгода проваляется на больничной койке! Произнося свою горячую обвинительную речь, она постепенно отступала в глубь прихожей, так что троица наконец смогла войти.
Все население коммунальной квартиры было в сборе – в коридоре Дуня углядела и милиционера Диму с матерью, и Анну Петровну, застывшую с чайником в руке. Людмила обернулась к соседям, будто призывая их в свидетели:
– Это она, сами видите! Явилась, не прошло и суток!
– Давайте пройдем в вашу комнату, – вежливо предложил следователь. – Вот сюда, по-моему?
Он безошибочно нашел дверь Людмилиной комнаты и открыл ее. Против обыкновения дверь была незаперта. Туда же без всякого приглашения со стороны хозяйки вошел помощник. За ними, не переставая возмущаться, побежала Людмила. Дуня осталась в коридоре – дверь захлопнули прямо у нее перед носом.
Соседи смотрели на нее с какими-то странными лицами – не осуждая, но и не сочувствуя. Никто не делал попыток заговорить, выяснить, что, собственно, происходит. Даже Анна Петровна держалась так, будто была с нею незнакома. Девушка слегка растерялась от такого странного приема, но все же решилась нарушить молчание:
– Петр в больнице? – тихо спросила она, обращаясь в основном к своей старой приятельнице.
Та слабо качнула чайником, из носика которого шел остывающий пар:
– Увезли.
– А что с ним?
– Нога сломана, да с ребрами что-то, – неожиданно вступил милиционер Дима. Мужчина произносил все это с явным удовлетворением – девушка успела сообразить, что Петра он недолюбливал.
– И вроде бы сотрясение мозга. Это Людка вчера сказала, когда оттуда вернулась. Всего еще не выяснили, может, еще что себе отбил. Здорово вы его, девушка!
Дуня отчаянно помотала головой:
– Я его пальцем не тронула, правда! Он сам упал с чердака!
Ее совершенно внезапно поддержала мать милиционера – сухощавая, довольно стервозного вида старушка. Она заявила, что всегда говорила – долазятся они на эту крышу, обязательно долазятся! Сами лазили и девчонок туда таскали! У нее даром что сын милиционер, а ей все равно страшно было на лестницу выходить – мало ли кого там встретишь, если на крыше такие оргии устраиваются!
Анна Петровна горячо возразила, что никаких оргий там не было, просто парню, то есть Васе, хотелось жить отдельно, хотя бы летом. А раз он тут прописан – имеет право пользоваться чердаком.
– Ага, и лестницу сломать, – ядовито заметил милиционер. – Кто ее сломал-то, спрашиваю? Пока Васька туда не лазил – все ступеньки были целы. Он же сам их и подпилил, паскудник! Ноги же сломать можно!
– Две комнаты имеют, – поддерживала позицию сына соседка. – Могла бы Людка ему отпереть вторую, все равно Петя тут не появлялся! С тех пор как его дед помер, он там все время и живет. Конечно, в отдельной-то квартире – что не жить! Я Людку просто не понимаю.
– Давно могла бы разменяться, – проворчал Дима. – Там квартира отдельная, да тут две комнаты. Могла бы себе такие хоромы оторвать, и в хорошем районе!
– Про ту квартиру Людка и не вспоминает, – возразила Анна Петровна, целиком увлекшись темой, которая для всех обитателей коммуналок является самой волнующей. – Петька-то ее туда на порог не пускает. И эту комнату сам запер, и ключ с собой носит. Так куда его брату было деваться? На крышу лезть, да и только.
– Так где же сам Василий? – напомнила о себе Дуня. – На крыше-то его нет!
Квартирные вопросы ее нимало не волновали. Напротив – этот гвалт, поднявшийся в коридоре, мешал ей прислушиваться к тому, что происходит в комнате. А там что-то происходило. Она расслышала какой-то глухой шлепок – будто что-то упало на пол. Голоса за дверью вдруг повысились до крика и тут же снова опали до неразборчивого бормотанья. Громче всех слышался голос Людмилы – она явно была в истерике.
– А где ему быть? Шляется где-то, – равнодушно ответил Дмитрий.
Эта история уже успела ему наскучить. Он развернулся и направился в свою комнату. Старухи остались с Дуней. Они будто караулили ее, но девушка больше не обращала на них внимания.
Через несколько минут дверь комнаты распахнулась, оттуда вышел следователь. Его помощник появился чуть позже. Людмила только мелькнула в дверном проеме – яростная, растрепанная тень с силой захлопнула за ними дверь. В замке немедленно и демонстративно повернулся ключ.
Дуня с надеждой посмотрела на представителей закона. По их лицам ничего угадать было нельзя – мужчины глядели так же скучающе и спокойно, как и тогда, когда сюда вошли.
– Идемте на крышу, – робко предложила девушка.
И они пошли. Она даже не решилась их расспрашивать, в чем заключалась суть беседы с Людмилой, хотя ее очень волновало, что та могла о ней наговорить… Дуня боялась, что ее могут обвинить в том, что она столкнула парня с чердака, и тогда придется отвечать… Но об этом речь не шла. Она только решилась спросить, нет ли сведений о младшем сыне Людмилы – он ведь очень подозрителен. Вместо ответа помощник чуть усмехнулся, и Дуня обиженно прикусила нижнюю губу.
На крышу полез один помощник. Следователь заявил, что стар для таких штук, хотя на вид ему было никак не больше сорока пяти. Дуня осталась с ним внизу. В третий раз она туда не полезет – это девушка решила твердо. Она только ограничилась подробными указаниями – что и где посмотреть. Особенно настаивала, чтобы помощник осмотрел место, где ее пытались спихнуть во двор. Он не ошибется – там такой полуобвалившийся парапет из выветрившегося кирпича.
Они ждали недолго. Сверху доносился негромкий звук шагов, потом что-то упало, зашуршал целлофан. В проеме появилась темная фигура.
– Бомжатник, – сказала фигура и, чертыхаясь, стала слезать вниз. – Ничего интересного.
– Вы видели двор-колодец? – взволнованно спросила Дуня.
…Этот двор они рассмотрели подробнее буквально через полчаса. Туда действительно вела еще одна подъездная дверь – она располагалась в маленьком закутке, рядом с основной, и была крепко забита досками. Отдирали их гвоздодером, который принес работник ЖЭКа. ЖЭК располагался в соседнем дворе. Именно этот слесарь проконсультировал явившуюся к нему делегацию насчет загадочного дворика. Первоначально, как выяснилось, там ставили мусорные баки – чтобы не портить внешний вид в большом дворе. Тогда эта дверь не была заколочена, и туда сносили свой мусор жильцы всего подъезда. Но потом жильцы из другого корпуса – обитатели квартир, выходящих окнами в колодец, – стали жаловаться на невыносимую вонь, которая становилась особенно удушающей в период летней жары. Баки сперва перенесли в большой двор, а потом вообще убрали за угол. Но это случилось только в семидесятых.
– Кто же там убирает, если дверь забита? – спросила Дуня.
– А никто не убирает, нечего там убирать, раз никто не ходит, – фаталистически сообщил слесарь. Сам он даже не прикоснулся к гвоздодеру и наблюдал за тем, как надрывается помощник следователя.
– А как же мусор? – не отступала девушка.
– Какой там мусор?..
– Ну, вдруг кто-то кидает туда мусор из окна? Что – так все и гниет годами?
Слесарь рассудительно заметил, что жильцы – себе не враги. Что выкинут – тем и будут потом дышать. А вообще у ЖЭКа уже были неприятности из-за этого дворика, с санэпидстанцией. Слишком грамотные обитатели дома писали туда жалобы. Но что тут поделаешь? Дом уже не перепланирует, а ЖЭК – чем он виноват? Отпирали иногда эту дверь, убирали… А потом все равно приходилось заколачивать выход, потому что, пока эта дверь стояла настежь, во дворике ночевали всякие подозрительные личности. А что? Почти как отдельная квартира. Ложись себе и спи. Так что лучше держать этот дворик на замке. Талый снег и дождевая вода стекают в зарешеченный канализационный люк. Вот когда он забивается – тогда приходится чистить решетку. Но в последний раз это было несколько лет назад…
Дверь наконец открылась. Сразу стало ясно, что люк чистили слишком давно, – оттуда разило, как из застоявшегося болота. На темном, почти неразличимом асфальте виднелись слежавшиеся кучки мелкого мусора. С них неожиданно сорвалась какая-то темная тень и понеслась вверх, к выходу из колодца, постепенно обретая на фоне светлого неба очертания голубя – как будто вспугнутая душа вырвалась из гнилого ада… Дуня отпрянула и почувствовала, как у нее больно сжалось сердце.
Но никакого тела во дворике не было. Его осветили фонарем, обследовали асфальт в поисках каких-либо следов пропавшей девушки. Луч фонаря иногда попадал в окна первого этажа и, в конце концов, там показалось чье-то испуганное лицо. Еще нестарая женщина приоткрыла створку и, узнав слесаря, поинтересовалась – неужто у них наконец проснулась совесть и они решили почистить двор?
– А вы хлорочкой из окна посыпьте, – посоветовал тот. – Низко же. Вам удобнее, чем нам.
Женщина задохнулась от возмущения:
– Хлорочкой?! И дышать потом этой хлорочкой! Ну вот что, я уже говорила – если не будете чистить как следует, я это окно заложу кирпичами! Разрешения на это не дают, а двор чистить не желают! А на фига мне это окно, если все равно ничего не вижу, только нюхаю!
Следователь попросил ее успокоиться и попросил припомнить – не сбрасывали ли сюда в последние дни какой-нибудь мусор?
– Мусор? – вздохнула та. – На днях тряпку скинули. Это не иначе как бабка с пятого этажа. Она в маразме давно, постоянно что-то из окон выкидывает.
– Нет, не тряпку, а что-нибудь тяжелое, – уточнил следователь.
Женщина с негодованием ответила, что этого еще только не хватало. Никто ничего такого не скидывал – она бы услышала. Тут же каждый звук отдается, будто в трубе. Голубь заворкует – а кажется, что их сто… Она еще раз окинула взглядом компанию, тихо ругнулась и захлопнула окно. Следователь обменялся с помощником выразительным взглядом.
Дуня решилась туда войти, когда все остальные вышли, иначе для нее просто не хватило бы места. Она не знала толком, какие чувства охватили ее, пока она блуждала взглядом по земле. Неужели разочарование? Картина, которую она воображала прежде, была так ужасна и вместе с тем настолько реальна… И вот оказалась выдумкой. И еще она почувствовала болезненный укол пробудившейся надежды. Как будто душа отходила от наркоза – от бесчувственного отчаяния, от неверия в то, что Нелли еще жива, что еще не поздно…
– Ну, в общем, нет ничего и быть не могло.
Она обернулась на голос – в проеме двери стоял помощник следователя и с досадой раскуривал сигарету. Девушка выпрямилась и покачала головой:
– Ошибаетесь. Вчера тут могла оказаться я.
