Глава 20

Не откладывай на завтра то, что уже отложил вчера на сегодня. Памятуя об этой народной мудрости, я сразу же, как только проснулась, принялась названивать покупателям квартиры Виолетты Копейкиной. Мужчины опять не отвечали, и тогда я набрала номер Анны Сергеевны Люли-Малины, 1983 года рождения. Какая, однако, смешная фамилия у девушки! Должно быть, это и есть та самая студентка с Украины, про которую говорила карлица Ангелина. К счастью, адрес регистрации у нее оказался московский: Пролетарский проспект, дом номер 18. Вот только номер квартиры она забыла указать. Зато был телефон.

После нескольких длинных гудков трубку сняли, и женский голос пробурчал что-то неразборчивое.

— Будьте добры Анну Люли-Малину, — сказала я.

— Какая комната? — недовольно потребовала женщина. — Назовите номер комнаты!

— Я не знаю… — растерялась я.

Неведомая собеседница бросила трубку. Я еще раз набрала цифры.

— Общежитие, — удалось мне разобрать на этот раз. Теперь понятно, почему в договоре отсутствует номер квартиры.

— Мне нужна Анна Люли-Малина.

— Я же вас спрашиваю, в какой комнате она живет, — рявкнула тетка.

— Вообще-то именно это мне и хотелось узнать.

— Справок не даем, — огрызнулась трубка и опять отсоединилась.

Ну что тут будешь делать? Я отправилась на Пролетарский проспект, предварительно выяснив по карте, что он находится не рядом с метро «Пролетарская», как я сначала подумала, а возле станции «Кантемировская».

Выйдя из своей квартиры, я наткнулась на соседку Марианну Сидоровну, бодрую еще пенсионерку, перешагнувшую семидесятилетний рубеж. Несмотря на разницу в возрасте, нас с ней объединяет любовь к кошкам и, мягко говоря, прохладное отношение к собакам, которое у Марианны Сидоровны в последнее время только усилилось. Дело в том, что у нее есть кот — роскошный белый Пушок. Несмотря на милое имя, Пушок раньше отличался столь суровым характером, что гонял всех окрестных собак. Но однажды пенсионерке надоело, что животное постоянно метит территорию ее небольшой квартиры, и ей пришла в голову идея кастрировать кота. И вот после этой процедуры возникла совершенно непредвиденная проблема: кот сменил сексуальную ориентацию.

Каждый день Пушок орет, как мартовская кошка, и требует кота. При поглаживании по спине он припадает к полу и отводит в сторону хвост. Марианна Сидоровна уже даже согласна как-то удовлетворить эту новую потребность своего любимца, вот только непонятно, каким образом это можно сделать: ведь другие коты на Пушка не реагируют. Доведенная до отчаяния непрекращающимися криками Пушка, пенсионерка вынуждена макать его задом в холодную воду. Это помогает, но не более чем на полчаса. Потом стенания животного возобновляются вновь. Но самое неприятное для Марианны Сидоровны — не крики Пушка, а его моральное падение в отношении собак. Раньше он не давал спуску ни одной дворняге, а теперь «голубой» кот стремится подставить свой зад даже псам. А собаки пользуются его слабостью, но не в том смысле, как надеется Пушок, а чтобы задрать кота. Ему уже порвали ухо, поранили бок и чуть не откусили хвост. Естественно, что от этого пенсионерка еще больше недолюбливает псов.

Сегодня Марианна Сидоровна была в боевом настроении.

— Представляешь, утром какая-то собака околачивалась на нашем этаже и лаяла на Пушка, — возмущенно сказала она мне. — Еле прогнала эту беспородную тварь. И ведь находятся же люди, которые их подкармливают! Я миску видела, уже пустую. Мы, владельцы кошек, не должны этого допускать!

Я горячо поддержала соседку:

— Ни в коем случае! Кошки — превыше всего!

И только потом сообразила, что ведь это же я вчера вечером кормила Хитрюгу. Когда я вернулась домой, псина все так же сидела около подъезда, как будто прождала меня весь день. Конечно, у меня не хватило духу разрушить собачьи ожидания, поэтому я быстренько сварила ей геркулесовую кашу с тушенкой. И хотя каша немного подгорела, Хитрюга смела ее за секунду. А теперь выходит, что я предала идеалы кошатников. Стараясь не встречаться с Марианной Сидоровной взглядом, я сделала вид, будто меня душит кашель, и заспешила на улицу.

Нужный мне дом на Пролетарском проспекте я нашла без проблем. «Общежитие строительного училища» — гласила надпись на подъезде. Я вошла внутрь и сразу же наткнулась на весьма сурового вида старуху.

— К кому? — грозно спросила она, и я узнала ее голос.

— Вы консьержка? — обратилась я к ней с льстивой улыбкой.

— Я дежурная! — оскорбилась старуха. — Чего надо?

— Я ищу Анну Люли-Малину.

— Она здесь больше не проживает.

— Почему же вы сразу не сказали этого по телефону? — возмутилась я.

— А с какой стати? — взъерепенилась в ответ старуха. — Целыми днями звонят и звонят, звонят и звонят! Голова раскалывается от ваших звонков!

Я все понимаю: нищенская пенсия, куча болезней и мизерная зарплата за скучный труд. Возможно, неблагодарные дети, непослушные внуки и зря прожитая жизнь. Но кому сейчас легко? В конце концов, я не дам гарантий, что у меня все сложится по-другому. В этой стране мы все в одной лодке.

Однако старуха явно не считала, что у нас есть что-то общее.

— И нечего тут стоять, — отрезала она. — Сказано же: Люли-Малины здесь больше нет.

— А вы знаете, где ее можно найти?

— Не знаю и знать не хочу. Сгинула где-то, вот и все. Прутся в Москву, думают, что им брильянты на каждом углу раздавать будут… А жизнь-то в столице не сахар! Работать никто не привык, хотят получать все на дармовщину. Вот в наше время…

Под это бодрое брюзжание я вышла на улицу. Солнце немилосердно светило в глаза, в воздухе чувствовалось грядущее потепление. Я села на лавочку и пригорюнилась.

Как мне узнать о судьбе Анны? Единственная ниточка — поговорить с ее соседками по общежитию. Возможно, с кем-то из них девушка делилась своими планами, а с кем-то — поддерживает отношения до сих пор. Но как проникнуть внутрь здания, если двери охраняет такой цербер?

— Эй, чего сидишь? Топай сюда! — раздался голос у меня за спиной.

Я обернулась и увидела, как из крайнего окна на первом этаже мне машет рукой какой-то парень.

— Ты меня? — Я привстала со скамейки.

— Тебя, кого же еще! — прокричал парнишка.

Я подошла к окну и задрала голову.

— Ну что, хочешь пройти, а Жучка не пускает? — поинтересовался молодой человек.

Я догадалась, что Жучкой здесь кличут вахтершу, и кивнула.

— Гони пять рублей.

— За что? — поразилась я.

— Полезешь в мое окно.

Оконный карниз находился на уровне моих глаз. Ниже — совершенно гладкая стена, без единого выступа.

— Да ты что, я не смогу!

— Сможешь, я стремянку дам.

Порывшись в карманах, я нашла пять рублей и протянула парнишке. В ответ он спустил сверху железную стремянку. С опаской передвигаясь по шатким ступенькам, я вскарабкалась на подоконник, а с него уже спрыгнула на пол. Парнишка умелым движением втянул стремянку в комнату.

— А как же я выйду из общежития? — поинтересовалась я.

— Тоже через мое окно. Только выход стоит десять рублей.

Я подивилась изобретательности паренька. Вот что значит с детства привить человеку рыночные отношения! А я, выросшая при развитом социализме, даже торговаться на базаре не умею, не говоря уже о том, чтобы придумать новый способ получения доходов, не облагаемых налогом.

Я вышла в длинный коридор и оказалась в окружении одинаковых дверей. Куда же идти? Тут мне навстречу попалась девушка с полотенцем на голове, не иначе как только что из душа.

— Не подскажешь, в какой комнате жила Анна Люли-Малина? — спросила я у нее.

— Точно не знаю, но, кажется, на третьем этаже.

Я поднялась по лестнице на третий этаж и уже у другой девушки выяснила, что Анна обитала в комнате 313. Я постучала в дверь, но никто мне не ответил. Я взглянула на часы: сейчас одиннадцать утра, а иногородние студентки наверняка либо учатся, либо где-то подрабатывают. Так что ждать мне придется до вечера. Уже ни на что не надеясь, я от досады пнула дверь ногой. Неожиданно она распахнулась, и на пороге возникло заспанное девичье лицо:

— Ну, чего шумите? Если не открывают, значит, никого нет. Или не хотят открывать.

— Прости, пожалуйста. Я тебя, наверное, разбудила…

Мой голос звучал абсолютно искренне. Дело в том, что меня саму чужие звонки и визиты нередко вырывают из сладких объятий Морфея. Правила приличия таковы: человеку можно звонить не раньше восьми утра и не позже одиннадцати вечера. А если человек, то есть я, ложится на рассвете и просыпается лишь к полудню? Вы думаете, хоть кто-нибудь из звонящих в девять утра испытывает раскаяние, узнав, что меня разбудил? Ничего подобного! Все только радостно надо мной подтрунивают и гордятся тем, что вернули лежебоку к активной жизни. А какая может быть активность, если ты спала лишь четыре часа?

— Да чего уж там, — махнула рукой девушка, — мне все равно через час на работу собираться. А что вам надо-то?

— Я ищу Анну Люли-Малину, я ее родственница.

Девушка поглядела на меня насмешливо и протянула:

— Поздновато же вы спохватились, родственница…

— Да мы с ней совсем дальняя родня, седьмая вода на киселе, — принялась оправдываться я. — Я только вчера узнала, что она в Москве. Вот, приехала повидаться, узнать, нужна ли помощь.

— Помощь-то была нужна, да только сейчас, боюсь, уже поздно.

— А что случилось? — не на шутку испугалась я. Неужели убийство среди покупателей квартиры на «Войковской»? Только этого не хватало!

— Заходите, — распахнула дверь девушка. — Чувствую, что разговор будет долгим.

Я вошла в небольшую комнату. Обстановка была спартанская: вдоль стен стоят три кровати с железными спинками, посередине комнаты — три стула и квадратный стол, некогда полированный, а теперь весь в трещинах и зарубках, в углу — такой же древний двустворчатый шкаф. Казалось бы, мебели немного, но теснота такая, что яблоку некуда упасть.

Я принялась снимать сапоги, но девушка меня остановила:

— Не надо, все равно сегодня Иркина очередь мыть полы.

Тогда я ограничилась тем, что тщательно вытерла ноги о дверной коврик, и прошла в комнату.

— Садитесь. — Девушка придвинула мне стул. — Меня, кстати, Ларисой зовут.

— Люся, — представилась я. — Так что же все-таки произошло с Аней?

Лариса тяжело вздохнула и загадочно промолвила:

— Самое худшее, что только могло случиться с девушкой…

— И что же? — поторопила я ее, полная самых дурных предчувствий.

— Она забеременела. И решила рожать ребенка.

Я немного оторопела. Согласитесь, что если альтернатива — насильственная смерть, то рождение ребенка — не такой уж плохой вариант.

— О господи, а я-то уж подумала, что случилось что-то действительно страшное! — облегченно выдохнула я. — Впрочем, я понимаю, наверное, Ане приходилось тяжело материально?

— Вы ничего не понимаете, ни-че-го! — отчеканила Лариса. — Это и есть самое страшное. Да вы хоть в курсе, как мы тут живем? Нет, видимо, вы действительно слишком дальняя родственница, потому что ничего не знаете о жизни Ани.

— Так расскажите, — попросила я ее.

Лариса достала сигарету, с наслаждением затянулась и, выпустив кольцо дыма, приступила к рассказу.