Глава 6

– Ну, где же ты ходишь! – обрушилась на Варю мать. Она была одна – отец с утра уехал на работу. – Тебе следователь звонил!

Варя стойко выдержала это известие – все-таки Кристина была права – к дурным вестям лучше подготовиться заранее. Она только вздохнула. Мать раздраженно заметила, что, в конце-концов, Андрей приходился Варе мужем, и следователь абсолютно прав, что удивляется – почему вдова ни разу ему не позвонила? Тут Варя насторожилась:

– Погоди, какой это следователь звонил? Тот, который ведет дело Андрея?

– Ну а какой же еще? – удивилась мать. – Разумеется, тот самый. А ты знакома еще с каким-то следователем? Позвони ему немедленно – он оставил новый номер и хочет с тобой поговорить.

Дозваниваться пришлось минут пятнадцать – все время было занято. Наконец, Варя услышала в ответ мужской голос и торопливо назвала свое имя.

– А, да, – откликнулся мужчина. – Я вам звонил. Варвара Александровна, вы сейчас можете подъехать, посмотреть кое-какие фотографии?

– Фотографии? – растерянно переспросила Варя. – Да, конечно…

Она ощущала себя выбитой из колеи. Варя готовилась дать любые объяснения по поводу того, где провела нынешнее утро и как может это доказать… И совсем не ждала, что ее помощь понадобится в деле о самоубийстве ее мужа. Ей пришло в голову, что, возможно, следователь говорит об отснятой пленке, которая была в фотоаппарате Андрея. Она не стала расспрашивать его подробней – главным образом, потому что мать стояла

рядом и ловила каждое ее слово, следила за каждым мимолетным движением на ее лице. Варя записала адрес, по которому надо было подъехать и пообещала быть примерно через час – если не задержится в городском транспорте.

– Что они нашли? – спросила мать, едва она повесила трубку. – Что он говорит? Я его спрашивала, а он и разговаривать не стал. Сказал, что нужна именно ты.

– Говорит, что нашли фотографии, – ответила Варя. – Андрей ведь что-то снимал. Знаешь, я поеду немедленно.

Мать пыталась ее задержать, говорила, что нужно хотя бы поесть. От вчерашнего застолья осталась столько, что часть еды не влезла в холодильник, куда же все это девать? Но Варя отговорилась тем, что пообедала у Кристины. Мать не слишком в это поверила – ей было хорошо известно, как ведет хозяйство подруга дочери. Но удержать Варю не смогла – та пулей вылетела из квартиры. Больше всего женщина боялась, что сейчас телефон зазвонит опять… Но это будет уже другой следователь. И, уж конечно, с другим вопросом…

В общих чертах, Варя угадала правильно. Перед ней на столе разложили несколько цветных снимков. Она была женой фотографа и, как-никак, имела некоторые познания в этой области. Поэтому женщина сразу отметила про себя низкое качество печати. Цвета блеклые, контуры нечеткие. На машину, которая печатала снимки, явно давно не выставляли коррекцию.

– Это с пленки, которую мы достали из фотоаппарата вашего мужа, – сообщил следователь. – Пленку мы проявили, но все печатать не стали. Там, в основном, городские виды. А эти кадры сняты последними.

– Странное какое-то место, – удивилась Варя, рассматривая снимки. – Это что – кафе какое-то? Почему так много окон?

– Это вагон-ресторан в поезде «Красная Стрела», на котором вы с мужем ехали в Москву из Питера. Не узнаете?

Она пожала плечами и сдержанно сообщила, что не была там. И вообще, ни разу в жизни не бывала в вагоне-ресторане – доходы не позволяли, да и ездила не часто.

«А он, значит, был…» – подумала Варя, разглядывая фотографии. Это, в самом деле, был вагон-ресторан

– на снимках были запечатлены столики под клетчатыми скатертями, цветы в красных кашпо, висящие на окнах, официант в белой куртке, с подносом, и стойка бара, окаймленная цветными фонариками… Несколько посетителей. Самого Андрея она на снимках не увидела. «Неудивительно, раз он сам снимал, – подумала она. – Однако, откуда же он взял деньги на вагон-ресторан? Ведь там, я думаю, недешево… И почему не поел в купе? Ведь он даже не прикоснулся к своему лотку с питанием! Не понимаю. Неужели сделал заначку, втайне от меня?»

Ей пришло в голову, что этому удивляться нелепо. Что значит какая-то заначка по сравнению с той суммой, которую ее покойный муж взял взаймы! Возможно, после продажи дачи у него осталась на руках какая-то сумма, и он мог позволить себе посетить ресторан. Варе вдруг стало обидно. «Все-таки черт знает что! Занял такие деньги и даже маленького подарочка мне не сделал! Ну, хотя бы в кафе сводил… В ресторан не обязательно, я этим не избалована. Ну, купил бы духи, я бы счастлива была! Но нет же, я его уже не интересовала. А вдруг права была Кристина, когда сказала, что у него кто-то был? Вдруг он тратился на другую женщину? Тогда зачем я волнуюсь, мучаюсь, зачем я прибежала сюда, сломя голову?… Ради него? Или все-таки ради своего спокойствия?»

Следователь оторвал ее от горьких раздумий, спросив, не знает ли она кого-нибудь из людей, которые запечатлены на снимках. Варя просмотрела фотографии еще раз и покачала головой:

– Нет, первый раз вижу… Да их тут и немного.

В самом деле, в общей сложности, не считая официанта и бармена, на фотографиях было запечатлено семь-восемь человек. Компания мужчин в костюмах, но без галстуков. Они коротали ночь за богато накрытым столом. Ни одного из этих мужчин Варя точно никогда не видела. Была там также колоритная парочка – две девицы, обе загорелые яркие блондинки. Одна в черном платье, другая в белом костюме. Они сидели друг против друга неподалеку от мужской компании и явно скучали. О роде их занятий долго гадать не приходилось. Была женщина, снятая крупным планом, видно, сидела, ближе всех к фотографу. Ее Варя рассмотрела с особенным вниманием и все-таки не смогла сказать, что видела когда-нибудь прежде это круглое бледное лицо, светлые глаза, беспощадно обведенные жирными синими тенями, поджатые губы… Видимо, сработала вспышка, и лицо этой женщины выглядело плоским и невыразительным, как тарелка. Была еще одна парочка – молодой мужчина и девушка в блестящем вечернем платье, но они сидели в дальнем конце вагона-ресторана, и лица вышли неотчетливо. Варя отложила этот снимок в сторону – он был последний, но тут же снова взяла его в руким.

– В чем дело? – оживился следователь. – Узнали кого-то?

– Нет… То есть… – Варя закусила губу, вглядываясь в парочку. – Знаете, девушку я как будто припоминаю… Я стояла ночью в коридоре, возле своего купе, ждала, когда откроют туалеты. Это было после Бологово… И эта пара прошла мимо меня – в другой вагон. Я узнала платье на девушке! Точно, это оно. Такое длинное, почти до пола… Я еще подумала, что в этом наряде неудобно переходить из вагона в вагон, но потом поняла, что девушка…

Варя слегка смутилась, и следователь ее понял:

– Да, это проститутка. Постоянно ездит этим поездом. И эти две – тоже известные там личности. – Он поднял снимок, где за столиком сидели две блондинки. – В общем, там работает своеобразная бригада. У них все под контролем. Ну и транспортная милиция тоже всегда можно найти виноватую, если кого-то опоили и обокрали. Ну сейчас не об этом речь! Так вот, мы вышли на этих девиц, когда они отправлялись в очередной рейс, и поговорили. И девицы, представьте, вспомнили вашего супруга.

Женщина изумленно вскинула глаза, и следователь пояснил:

– Нет, он их услугами не пользовался. А запомнили они его, главным образом, потому, что он сидел за столиком с фотоаппаратом и иногда нажимал на спуск. Девицы даже начали возмущаться – им не хотелось, чтобы их фотографировали, что называется, «при исполнении служебных обязанностей». Но потом они решили, что он пьян, и отстали от него.

– Он пил? – переспросила Варя. – Знаете, мой муж, вообще-то, равнодушно относился к спиртному.

– А вот в ресторане взял графинчик водки, на двести грамм, бутерброды с икрой, салат. – Следователь заглянул в свои записи. – Ну это уже выяснили в буфете, у них сохранился счет. Но он ничего не выпил и не съел. То есть как бы не за этим пришел, и вообще, вел себя странно. Всех проституток отшил – а они подходили одна за другой. У них, знаете, такой этикет – дать друг другу заработать. Но он даже слова ни с одной не сказал – так, во всяком случае, говорят девицы.

Со слов бармена, выяснилось, что посетитель с фотоаппаратом вошел в вагон-ресторан около двух часов ночи. Ресторан работал до тех пор, пока в нем оставался хотя бы один клиент, а в тут ночь клиентов было достаточно. Мужчина, который принес с собой фотоаппарат, сел за столик у самой двери. Сделал официанту заказ. И просидел до половины пятого, или чуть дольше. Несколько раз нижимал на спуск фотоаппарата. Никто ему не препятствовал, потому обошлось без выяснения отношений. Потом он встал и ушел.

– Но не один! Так утверждает бармен, да и девицы говорят то же самое, – Следователь сделал паузу. – В сопровождении вот этой дамы.

Варя изумленно посмотрела на фотографию, где была изображена женщина с густо подведенными глазами.

– Но почему?! – вырвалось у нее. – Она вовсе не в его вкусе, и ей ведь лет сорок, не меньше! Остальные девушки куда симпатичнее!

Она осеклась, потому что ей почудилось, что следователь усмехнулся. Варя почувствовала, что лицо у нее пылает. «Он, чего доброго, решит, что я заревновала, – подумала она, снова принимаясь рассматривать снимки, хотя уже выучила их до малейших деталей. – Но, в самом деле, – как Андрей мог клюнуть на такую физиономию, если рядом сидели потрясающие девчонки! Ну и неважно, что проститутки, можно подумать, мужчины очень задаются этой проблемой! Зато красивые, стройные, молодые… Это не какие-нибудь дешевки с вокзала – с такой девицей никуда не стыдно показаться. Ничего не понимаю! Лучше не позориться, помолчать».

– Вы уверены, что никогда не видели эту женщину? – повторил следователь. – Всмотритесь. Подумайте. Может быть, она работала с вашим мужем?

– Нет, вряд ли, – протянула Варя. – Я бы ее вспомнила. А почему вы меня об этом спрашиваете?

– Дело в том, – пояснил следователь, – что они, похоже, были коротко знакомы. Она подсела к нему и у них сразу завязался оживленный разговор. Так говорит официант. Когда он принес заказ, то обратил внимание, что они говорят, как старые знакомые. А уж официанту верить можно – знание человеческой натуры у них ого-го какое!

Варя отодвинула снимки и решилась, наконец, поднять глаза. Она почувствовала, что, наконец-то, взяла себя в руки. Как можно спокойней она заметила, что эту женщину в жизни своей не видела. Но, конечно, ручаться не может. Если видела ее раз-два, да еще и накрашенную по-другому, то может и не опознать.

– А кто она? – поинтересовалась Варя, стараясь сохранять равнодушное выражение лица. – Неужели тоже проститутка?

– Нет. Ее в вагоне-ресторане видели впервые. И одета она была не как проститутка. Ну, ошибиться здесь сложно, – усмехнулся тот. – Скорее всего, это одна из пассажирок. Дело в том, что эта дама, похоже, была последней, кто видел вашего мужа живым. Правда, нам еще не удалось найти никого из его соседей по купе. У нас есть только их фамилии, указанные в билетах, и, сами понимаете, это слишком плохая зацепка. Мы показали снимок проводницам, но они уже побывали в нескольких рейсах после того, как все это случилось, и, конечно, не могут опознать эту женщину.

– Понимаю, – пробормотала Варя. – Погодите, как же так? Я стояла в коридоре своего вагона с половины пятого – и не видела мужа! А вы говорите, что он ушел из ресторана в это же время. Куда же он пошел, если не вернулся в свой вагон?

– Ну, он мог стоять в предыдущем, перед вагоном-рестораном.

– Там я тоже была! – воскликнула женщина. И объяснила, что не дождавшись, когда заснувшие сладким сном проводницы отопрут туалеты в их вагоне, пошла в соседний. И в коридоре тоже никого не увидела.

– Разве что он зашел в какое-нибудь купе, – начала она и вдруг замолчала.

– Да, – заметил следователь. – Мы и предполагаем, что он зашел в гости к этой даме, раз они ушли вместе. А они ушли вместе, это подтверждает и бармен, и официант.

Варя молчала. Ей было горько и почему-то страшно. Вероятно, страх вернулся потому, что она слишком хорошо помнила события той ночи, того утра… Вспомнила, как проснулась на рассвете, как вышла в коридор, как стояла, глядя в окно. Как отчаянно пыталась понять, почему же не задалась ее семейная жизнь, ведь никаких видимых причин для этого нет… Вспомнила, как тогда давала себе слово – по приезде в Москву немедленно помириться с Андреем. «А он в это время сидел в вагоне-ресторане с какой-то дамочкой и меньше всего думал обо мне, – решила она. – Хороша же я была со своими благими намерениями! Нет, я совсем его не понимаю… Как могла его обольстить эта женщина?! О таких лицах, как у нее, он как-то сказал очень пренебрежительно. А именно, что ненавидит плоские, невыразительные физиономии, которые, в основном, и приходится снимать. В конце-концов, он был в каком-то смысле человек творческий… И я знаю – он бы предпочел откровенное уродство, чем такое лицо, как у нее. Я смотрела на снимок несколько минут, а теперь даже в общих чертах вспомнить не могу! И зачем, кстати, он ее снимал? Почему фотографировал в ресторане? Такой эпатажный поступок! Совсем не в его духе… Хотя… Что я о нем знаю!»

Следователь сообщил ей, что согласно заключению эксперта смерть ее мужа наступила в районе половины седьмого утра. То есть повесился он незадолго после того, как проснувшиеся, наконец, проводницы, отперли туалеты. Варя сцепила пальцы и почувствовала, что ладони стали мокрыми. Она ненавидела эту свою особенность – от волнения у нее всегда взмокали руки, невозможно было как-то с этим справиться.

– Получается, что он ждал, когда откроют туалеты в нашем вагоне? – спросила она. Ее голос почему-то прозвучал издевательски, хотя она вовсе к этому не стремилась. – Почему же он не сделал этого в другом вагоне? Вы же говорите, что он был в гостях?

– Это нам еще предстоит выяснить, – заметил следователь. На прощание он еще раз заверил вдову, что при всех выяснившихся обстоятельствах, главное в этом деле остается неизменным – ее муж, Кузмин Андрей Петрович, совершил самоубийство. Он подтвердил, что туалет, где повесился Андрей, был заперт изнутри на замок и на фиксатор (который Андрей забрал из своего купе). Окно также было заперто. Экспертиза показала наличие в крови погибшего небольшого количества алкоголя. Но пьян он не был.

– Вы-то сами не предполагаете, почему он мог это сделать? – спросил следователь, когда Варя уже поднялась со стула.

И та ответила, что предполагать она может, что угодно, но настоящей причины все-таки не знает.

– В последнее время мы с ним очень отдалились друг от друга, – сказала женщина.

– Кстати, – следователь протянул ей подписанный пропуск. – Почему вы ехали в разных купе? Это была чья

инициатива?

– Ну это как раз вышло случайно, просто других билетов не оказалось.

Она спросила, не отдадут ли ей отснятую Андреем пленку? А может быть, вернут фотоаппарат мужа? Следователь объяснил ей, что и то и другое пока что находится в работе. С футляра и самого фотоаппарата сняли отпечатки пальцев.

– Та дама в вагоне-ресторане могла касаться этих вещей, – пояснил он. – При случае, ее опечатки нам пригодятся. И честно говоря, если бы не эта женщина, с которой он беседовал в вагоне-ресторане, мы бы могли с чистой совестью закрыть дело. Знаете, что обычно пишется в заключении? «Самоубийство в состоянии аффекта.» То есть без причин. Ведь даже вы, его жена, самый близкий человек, не можете назвать ни одной причины.

Варя согласилась, что это так.

– Ну, а та дама, возможно, что-то знала. Или сама как-то способствовала этому.

– А вы не могли бы оставить мне ее фотографию? – спросила Варя. – Может быть, я все-таки смогу что-то припомнить.

Фотографию ей отдали – вместе с наставлением никому не демонстрировать этот снимок. Уже выйдя на крыльцо, Варя все еще колебалась. Правильно ли она сделала, не сообщив следователю, что муж еще зимой задолжал большую сумму, и, чтобы расплатиться, тайком от всех продал дачу? Возможно, об этом нельзя было молчать. «Но ведь он расплатился, – убеждала себя Варя. – Расплатился полностью, ведь Кристина слышала, что та женщина была согласна взять дачу в уплату долга. Она ее и получила – значит, все в порядке. Зачем же ему накладывать на себя руки, если долгов не осталось? Нет, это не могло быть причиной…»

Она снова вспомнила Елизавету Юрьевну и ее странные слова: «Не знаю, у кого он брал деньги, но зато догадываюсь, кому он их отдал…» Та хотя бы догадывалась. Варя же не знала ничего. Сейчас она ругала себя за то, что тогда, перед поминками, прощаясь с заведующей фотомастерской, не сумела настоять на своем и расспросить ее, узнать, кого она подозревает. А теперь… Теперь ничего не узнаешь.

Она достала снимок, который отдал ей следователь. Не могла ли эта сорокалетняя, густо накрашенная женщина иметь какое-то отношение к долгу Андрея? «Предположим, что именно у нее Андрей брал деньги, ей продал дачу… А когда они увиделись в вагоне-ресторане, она могла потребовать еще… Например, в том случае, если давала деньги под процент. А взять их было неоткуда, и он решил положить этому конец – другим способом…» Но Варя тут же одернула себя: «Глупости! Я часто заходила к нему на работу, знала всех в лицо, и даже Елизавету Юрьевну как-то мельком видела – хотя понятия не имела, что это заведующая, она выглядела чересчур молодо. А вот той дамы – ни разу не встречала. В конце-концов, можно ведь расспросить персонал, описать им эту женщину, если уж снимок показывать нельзя. Можно даже и показать – беды не случится. Если она у них работала и занимала пост заведующей, ее обязательно вспомнят». И снова она услышала голос Елизаветы Юрьевны: «Я работаю здесь с прошлого октября… Вы уверены, что та женщина сидела в моем кабинете? Я никому не даю ключей…»

Когда Варя отправилась к следователю, она даже не задавалась проблемой – рассказывать о долгах мужа или нет. Она обязательно рассказала бы… Но эта фотография из вагона-ресторана смутила ее. Нет, вряд ли та женщина имела какое-то отношение к мастерской. Как и почему она могла очутиться в том же поезде, что и Андрей, откуда могла знать, что он отправится в вагон-ресторан, если даже Варя, его жена, была уверена, что он туда не пойдет? Что это – совпадение? Слишком невероятное! Кто она? Откуда взялась? Когда следователь заговорил о ней, Варя была так потрясена и растеряна, что забыла о своем намерении – рассказать следователю о долгах покойного мужа.

Варя взглянула на часы. Если бы в фотомастерской кто-то был, ее предположение можно было бы проверить немедленно. Но сейчас в мастерской, скорее всего, не осталось даже уборщицы. И если идти туда в первый раз было опасно, то во второй – просто самоубийственно.

Когда это слово мелькнуло у нее в голове, Варя остановилась. Над ухом раздался гудок, и она обнаружила, что задумавшись, начала переходить дорогу. Варя отшатнулась, и машина медленно проехала мимо нее. Водитель сердито махнул в ее сторону рукой.

«Сейчас мог быть еще один труп, – подумала она, стоя на обочине и пережидая, когда поток машин поредеет. – Самоубийство… Никто не сомневается, что это самоубийство. Однако дело не закрыли. Временное помрачение рассудка? Состояние аффекта? Андрей – и аффект! Да он всегда умел держать себя в руках! Даже в последнее время, когда я зудела у него над ухом, не давала покоя, он терпел до последнего. Срывался, только когда я перегибала палку. Ох, если бы он не был таким терпеливым, если бы взорвался по-настоящему! Может быть, тогда он все бы мне рассказал, и мы вместе нашли бы выход… Почему он не мог больше жить? Если к этому причастна та женщина – то что она сделала? Что она могла ему сказать, чем пригрозить?»

На другой стороне улицы Варя заметила телефон-автомат. Она, наконец, улучила момент, перебежала дорогу и вошла в кабинку. Блокнот был у нее в сумке – она редко с ним расставалась. На карточке оставалось еще больше десятка единиц. Варя раскрыла книжку на литере «Е» и, сверяясь с каждой цифрой, набрала номер. Она набирала его второй раз в жизни.

Ей долго не отвечали. «Наверное, она все-таки жила одна!» – подумала Варя, уже собираясь забрать карточку и повесить трубку. Но тут она услышала, что ее соединили, и мужской голос спросил, кто говорит. Варя собралась с духом и ответила:

– Я знакомая Елизаветы Юрьевны. Мне бы хотелось…

– Лучше бы вы ей не звонили, – резко ответил мужчина. – С вас еще не хватит?

Варя, удивленная таким поворотом, попыталась продолжить, но прежде чем она подобрала слова, мужчина повесил трубку. «Странно, – она тоже повесила трубку и вынула пронзительно запищавшую карточку. – Похоже, он принял меня за кого-то другого. Я и звоню-то всего второй раз, почему это мне должно хватить? А вообще-то… Он знает, что случилось или нет?!» До нее никак не доходило, что эта женщина погибла всего только этим утром. С тех пор, казалось Варе, она прожила дня два…

Женщина взглянула на часы. Время послеобеденное – начало пятого. Вполне возможно, что мужчина, который взял трубку, только что вернулся с работы. Сегодня суббота, у многих короткий рабочий день. И если так… Возможно, он еще ничего не знает о смерти своей жены, сестры, подруги – или кем она ему еще приходилась! От этой догадки Варе стало нехорошо. «В самом деле, убитый горем человек обычно не грубит, – подумала она. – Он еще ничего не знает!»

Она снова набрала номер. Теперь мужчина снял трубку почти сразу и, услышав ее голос, со злой иронией спросил:

– Ну вы что – совсем больная?! Сколько можно-то? Оставьте ее в покое – так вы ничего не добьетесь!

– Да замолчите вы! – не выдержав, крикнула Варя, и это как будто ошарашило мужчину. Тот запнулся, и это дало ей возможность представиться – она назвала себя полностью, имя, фамилию и отчество. И тут на нее скатилась лавина извинений. Справившись с потрясением, мужчина закричал, что спутал ее с другой, что слышал про Варю от Лизы и пусть она не обижается – каждый может ошибиться. Варя слушала его и все больше убеждалась – этот человек ничего не знает. А когда тот сказал, что Лизы еще нет дома, ей стало жутко. Неужели именно она должна сообщить такую новость? Наконец, она решилась. Сказала, что вовсе не сердится, что сама часто все путает. И что звонит она вовсе не Елизавете Юрьевне.

– А кому? – удивился тот. – Мне, что ли?

– Ну, получается, что вам… – И Варя, запинаясь и с трудом выбирая слова, рассказала ему о том, что случилось утром в фотомастерской.

В трубке повисло молчание. Варя слушала тишину, следя за тем, как на электронном табло автомата убывает актив ее карточки. Восемь единиц. Семь. Шесть. Когда оставалось три единицы, она услышала, как мужчина откашлялся.

– Простите, что сообщаю вам такую новость, – тихо сказала она. – Я и не думала, что вы еще не в курсе.

Снова кашель. Варя подумала, что сейчас карточка будет исчерпана и разговор прервется. Она хотела попрощаться, но мужчина заговорил первый.

– Я вам перезвоню, – пообещал он. – Оставьте ваш телефон…

Он записал ее номер и хотел сказать что-то еще, но в трубке на полуслове наступило глухое молчание. Варя извлекла уже бесполезную карточку и сунула ее в карман. Нужно было возвращаться домой… Однако, подумав об этом, она поняла, что домой ей идти совершенно не хочется.

«Ну а куда же податься? – Она взглянула на часы. – Выбор небольшой. Домой или в гости к Кристине… Нет, и к ней неохота. А других друзей у меня давно нет…»

С тех пор как Варя устроилась работать в зоомагазин, она редко встречалась с кем-то из старых знакомых. В основном, из-за отсутствия свободного времени. Она работала полную неделю, даже по воскресеньям. Выходные дни у нее были два раза в месяц – когда ее в «живом отделе» подменяла продавщица из отдела кормов. А возвратившись домой, часто не имела сил разогреть обед – делала на скорую руку бутерброд и ложилась на диван перед телевизором. Примерно в таком же жестком режиме работал и ее муж. Как и когда они могли найти время, чтобы пригласить гостей или самим отправиться в гости? Если бы Варина мать иногда не помогала по хозяйству, их дом представлял бы собой такую же картину, как у Кристины. Варя не раз подумывала о том, чтобы сменить работу, иметь два выходных в неделю, как все нормальные люди. Возможности представлялись не раз – она могла сменить работу и получать приблизительно ту же зарплату… Но тогда пришлось бы расстаться с любимым зверьем. Мать упрекала ее в непрактичности, в идеализме: «Ну, что ты держишься за это место?! Мало тебе зверья у себя дома?!» Но Варя не очень ее слушала. Точно так же Андрей однажды отказался перейти на работу в московский зоопарк – снимать «полароидом» всех желающих, стоя возле обезьянника. На этом месте он бы получал минимум на тысячу рублей больше, чем у себя в мастерской… Но Андрей отказался, даже не попросив времени на раздумье. Он объяснил Варе, что отпугивают его не стояние на солнце и дожде, а однообразие. «Полароидом» может щелкать любой, – сказал тогда Андрей. – Там даже тебя можно поставить – и ты справишься не хуже других. Да еще твои любимые звери будут рядом. Может, ты пойдешь на это место?» Конечно, он сказал это в шутку. Не так уж высоко он ставил фототаланты жены, чтобы отправить ее снимать доверчивых посетителей зоопарка. «Он бы сказал, что это было бы негуманно по отношению к детям, – подумала она. – Одна из его шуточек… Он никогда не воспринимал меня всерьез».

Варя опомнилась. Она обнаружила, что задумавшись, пошла совсем в другую сторону от метро. Женщина устала и чувствовала себя вымотанной. Ее мучила жажда, и она обвинила в этом сильно наперченный суп из пакетика, которым угощалась у Кристины. На углу улицы Варя заметила небольшое кафе – что-то вроде синей клеенчатой палатки, со входом, завешенным куском целлофана. Одно из тех кафе, где все из пластика – вилки, тарелки, и чуть ли не сама еда. Варя с тоской вспомнила Питер. «Сейчас бы чашечку тамошнего кофе… И хотя бы один глоток питерского воздуха! Мне бы сразу стало легче… Ох, если бы я знала, что меня ждет в Москве

, я бы наслажадалась каждой минутой отпуска! И уж конечно, не тратила бы время на глупые скандалы… Да, если бы я знала!»

Варя откинула целлофан и вошла. В небольшом зале тесно стояли красные столики. Посетителей было немного. Ветер, прорывающийся во все щели, катал по асфальтовому полу пустые пластиковые стаканчики. Варя попросила налить ей сто граммов красного вина, взяла бутерброд с сыром и, поколебавшись, купила одну сигарету. Это было поражение – и она хотела, чтобы никто из знакомых не застал ее за курением. «Совсем, как в школе, когда я только начала курить, – подумала она, усаживаясь за столик. – Наверное, теперь-то глупо прятаться. Мне почти тридцать. А я все еще чего-то боюсь. Маминых упреков, отцовского молчания, даже Кристина позволяет себе воспитывать меня! А вот мужа я не боялась. Теперь-то пора себе признаться – мне с ним было хорошо… До последнего времени, во всяком случае».

Ветер прибил к ее ноге пустую упаковку из-под чипсов. Варя тряхнула туфлей и почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. И в этом был виноват не сквозняк. Она глотнула вина, взяла бутерброд… И тут же положила его обратно. Бутерброд ей выдали на пластиковой тарелке, на дно которой положили розовую бумажную салфетку… И тут она кое-что поняла.

Варя вынула бумажник, раздернула молнию на одном из отделений и извлекла сложенную в несколько раз другую салфетку – того же цвета, уже изрядно потертую на сгибах. Салфетку, где чьей-то торопливой рукой было нацарапано несколько цифр. Ее отец считал, что это

– московский телефон, однако по тому номеру никто не мог рассказать что-либо об Андрее…

Варя допила вино, подошла к барменше и попросила огня. Та дала ей прикурить от своей зажигалки. Возвращаясь за свой столик, Варя наткнулась на стул, она не смотрела под ноги, целиком уйдя в свои мысли. Еще несколько минут назад она думала, что этот день не принесет ей больше никаких сюрпризов и потрясений. Однако… Она достала снимок, сделанный в вагоне-ресторане. Хотя на первом плане была снята женщина, за ее плечом отчетливо были видны столики и их сервировка. И на каждом столе рядом с приборами лежали розовые салфетки.

«Неужели я ошиблась?! – Варя вертела в руках салфетку, извлеченную из лотка Андрея. – Нет. Следователь просил меня хорошенько рассмотреть людей на снимках. Я и рассматривала их. Я и теперь отчетливо всех помню, особенно ту женщину. Но и салфетки на столах я видела – конечно, они были розовые! Тогда до меня просто не дошло, что это может означать! Я думала о другом, я была слишком занята тем, что мне сообщили об Андрее и той женщине. Но теперь… В самом деле, откуда он мог принести эту розовую салфетку, если положил ее в лоток в своем купе? Из вагона-ресторана, конечно! Если бы салфетка была из питерского кафе, он бы положил ее в другое место. В карман, например, в сумку… Да мало ли еще куда! Значит… Этот номер могла написать та женщина! Возможно, это ее телефон! И, боже ты мой, не обязательно московский! В Питере вдеь тоже семизначные номера! А где еще в России такие номера, кроме Москвы и Питера? Да нигде!»

Она бросила окурок в стаканчик из-под вина. Раздалось шипение, и в стаканчике мгновенно появилась дырка. Варя встала, взяла сумку и вышла на улицу.

Мамы уже не было. Она оставила на видном месте записку, где просила позвонить, как только Варя вернется. Но Варя, сняв телефонную трубку, набрала совсем другой номер.

– Дма слушаю! – после долгой паузы ответил женский голос.

Всю дорогу домой Варя репетировала, что она скажет, когда услышит ответ. И теперь выпалила, как заведенная:

– Здравствуйте. Моя фамилия – Кузьмина. Я жена Андрея Кузьмина и звоню из Москвы.

Она сделала паузу. Ей могли ответить, все что угодно. Что это ошибка, что такая фамилия никому ни о чем не говорит. Но Варя не услышала в ответ ничего. Однако трубку тоже не положили. И она, немного успокоившись, продолжала:

– Ваш номер оказался у моего мужа. Я хочу узнать – вы ехали в поезде «Красная Стрела», из Петербурга в Москву? Это было четырнадцатого августа.

– Да, – ответила, наконец, женщина. Она сказала только это – и опять замолчала.

Варя почувствовала, что у нее слегка закружилась голова. Может быть, от волнения. А может, в этом была виновата выкуренная в кафе сигарета. Она оперлась о дверной косяк.

– Я вас правильно поняла? – переспросила Варя, смущенная упорным молчанием собеседницы. – Вы ехали в этом поезде и встретились там с Андреем?

– Да, верно, – сдавленно ответила женщина. – Откуда у вас мой номер?

– Муж записал его на салфетке. На розовой салфетке, из вагона-ресторана. Ведь вы там были вместе?

– Да, наверное… – На этот раз голос прозвучал неуверенно. У Вари складывалось впечатление, что ее собеседница чем-то озадачена. Но не испугана – страха в ее голосе не было слышно. Она отвечала не очень охотно, но и не отпиралась.

– Я, действительно, сообщила ему свой телефон, но не обратила внимания, куда он его записал, – после короткой паузы сказала женщина. – Может быть, на салфетку… Не знаю. А в чем дело? Какие у вас ко мне претензии? Почему он сам не позвонил?

Кошки, давно уже тершиеся о ноги хозяйки, решили обратить на себя внимание более действенным способом. Одна из них вонзила когти в тапок хозяйки. Женщина вскрикнула и отпихнула Кришну.

– Простите, что? – воскликнула ее собеседница.

– Ничего, извините, это я не вам. – Варя выпихнула кошек в комнату и закрыла дверь. Все это время она не переставала прижимать трубку к уху. – Скажите, мой муж фотографировал вас в вагоне-ресторане?

Женщина смущенно засмеялась и подтвердила:

– Да, было такое. А, теперь я понимаю! Вы, наверное, увидели мою фотографию, да? Но я вас уверяю, вам нечего волноваться!

«Вот уж действительно, нечего! – усмехнулась про себя Варя. – Почему это она такого высокого мнения о себе? Если даже допустить, что она совершенно не фотогенична, как-то не верится в ее неземную красоту!» А женщина тем временем продолжала щебетать, уже совсем не смущаясь:

– Мы с вашим мужем познакомились случайно – там же, в поезде. Кстати, я его фамилии не знаю, он назвал только имя. Но когда вы сказали про «Красную Стрелу», я сразу поняла, что это вы о нем… Понимаете, мы просто посидели вместе и поболтали. Спать мне не хотелось, я и пошла в ресторан. А телефон я ему дала, потому что он рассказал, что отдыхал в Питере с женой, и жаловался, что в гостинице жить дорого. А у меня мать сдает комнату приезжим – ну я и решила, что человек он приличный, самый подходящий кандидат в жильцы… Он сказал, что может быть, вы скоро опять поедете в Питер. Ну мы и обменялись телефонами… Вот и все – я вас уверяю, что вам беспокоиться нечего!

Варя слушала ее с недоумением. Что это? Наглая, заранее подготовленная ложь? Женщина говорила так гладко, без запинки. На ходу такое не выдумаешь, или уж надо обладать очень изворотливым умом. «А ведь по словам следователя, Андрей общался с этой женщиной, как со старой знакомой. Неужели официант и бармен ошиблись? Она сразу села за его стол, и они оживленно разговаривали. „Андрей так трудно сходился с незнакомыми людьми… – подумала она. – Даже Кристины слегка стеснялся, хотя знал ее почти столько же, сколько меня! Она ведь была свидетельницей у меня на свадьбе! Нет, невозможно поверить, что он вдруг проникся доверием к незнакомой женщине!“

– Извините, – сказала Варя. – Я вам представилась, а вашего имени еще не знаю…

– Нина, – с готовностью ответила та. – Я, честно говоря, не ожидала, что вы так отреагируете… Зря, уверяю вас! Не портите себе кровь – это того не стоит! Андрей мне сказал, что едет с женой, а я еще спросила – как вы его одного отпустили в ресторан? А он ответил, что вы не ревнивая.

Варя сжала зубы, слушая эту чепуху. «Она мне что, зубы заговаривает? – зло подумала она. – Зря я ей звоню. Мне же и платить за переговоры». Нина тем временем осведомилась, хорошо ли она получилась на фотографиях. Ей, вероятно, хотелось получить свой портрет по почте. Во всяком случае, она упомянула о том, что Андрей пообещал выслать ей снимки, если они получатся. Варя ее оборвала – достаточно резко, но у нее пропало всякое желание церемониться:

– Ваши фотографии сейчас находятся в милиции. Оттуда я их и получила.

– В милиции?! – изумилась та. – Да в чем дело, скажите толком?!

– Мой муж был убит вскоре после беседы с вами. Вас ищут.

Она заметила, что оговорилась, еще заканчивая фразу. Хотела поправиться, сказать, что муж сам покончил с собой… Но Нина ее опередила. Ее беззаботный лепет оборвался, и она закричала так пронзительно, что Варе пришлось слегка отстранить трубку от уха:

– Убит?! Я так и знала!

И осеклась. Через секунду в трубке раздались частые гудки. Варя нажала на рычаг, снова набрала номер… Занято. Еще несколько попыток увенчались тем же успехом. Видимо, Нина неловко положила трубку или же сейчас звонила кому-то. У Вари дрожали руки, и она часто попадала не на ту кнопку, нажимала рычаг, снова набирала номер. «Что она сказала?! – билось у нее в голове. – „Так и знала?!“ Что знала – что он будет убит?! Да ведь он же не был убит, я оговорилась! Как он мог быть убит в запертом изнутри туалете! Да и каким способом убит – повешен! Не зарезан, не застрелен! Даже не отравлен, а ведь в поездах это часто практикуют! Да, прав был следователь, эта женщина что-то знает!»

Наконец, она услышала в трубке долгие гудки. Варя ждала до тех пор, пока соединение не прервалось автоматически. Трубку никто не взял.

Кошкам удалось открыть дверь – во все время разговора Варя слышала глухие мягкие удары. Теперь животные вылетели в коридор и, обгоняя друг друга, устремились на кухню. Сегодня у Кришны и Вишны было чрезвычайно разнообразное меню – мать не поскупилась и поставила перед плитой четыре миски с остатками вчерашнего богатого стола. Кошкам и вчера перепало немало, так что сегодня они выглядели раздувшимися, как два серых пушистых шара. Тем не менее они вяло, но методично принялись есть, видимо, действуя по поговорке «запас карман не тянет.» Варя попыталась их урезонить

, они не знали меры и часто объедались до того, что им становилось плохо. Но животные загородили ей подступы к плите и сдаваться не пожелали. Она махнула рукой и опустилась за стол:

– Да черт с вами! Вам же хуже будет.

Она не отреагировала даже на то, что Вишну выхватила когтем из миски кусок рыбы и принялась гонять его по полу. Кошка, в жизни не ловившая ни мышей, ни даже мух и пауков, все-таки обладала некоторыми остатками инстинктов и иногда желала убить пищу, прежде чем съесть ее. После таких битв Варе обычно приходилось мыть пол… Но сегодня ее меньше всего беспокоила чистота линолеума. Она обратила внимание на то, что руки до сих пор мелко подрагивают. Это обнаружилось, когда она наливала себе воды, и графин звякал о край стакана. Варя поставила стакан, не сделав ни глотка.

«Нужно успокоиться, – уговаривала она себя. – И позвонить следователю. Передать ему телефон этой Нины. „Я так и знала!“ Надо же! Знала, что человека могут убить, и полчаса парила мне мозги, даже не поинтересовалась, все ли с ним в порядке?!»