Глава 8
Проснулась она на той кровати, где в обнимку с котом уснул Делон. Однако теперь ни кота, ни Делона поблизости не было. В окне совсем темно, и она не сразу поняла, что там – поздний вечер или раннее утро. Ее часы показывали десять. «Значит, вечер, – сообразила она. – Утром в это время уже светло». Она поднялась с постели, почувствовала при этом легкое головокружение. Кроме того, ее мучила изжога. «Чем она меня напоила? – с гадливостью подумала она. – И где эта веселая семейка?» Она с радостью обнаружила, что спала одетая, – по крайней мере, к ней никто не прикасался. Правда, на одежду эту было жалко смотреть – грязная, мятая… Не надевая туфель, она вышла в коридор, постаравшись не шуметь. В соседней комнате за дверью раздавались голоса. Она подкралась поближе и прислушалась. Говорили Тамара с Делоном.
Иногда ей удавалось что-то разобрать.
– Идиот! – громко произнесла Тамара.
Делон что-то буркнул в ответ.
– Сколько возни! – снова возмутилась Тамара.
Голоса пропали. Потом голос Тамары раздался совсем близко – видимо, она подошла к двери.
– У нее сухая кожа, – жестко сказала она. – Ей за тридцать. С ней не имеет смысла ничего делать.
Марина едва не лишилась чувств. Сама не зная отчего, при этих словах она ощутила ужас. Какое значение имели ее кожа и ее возраст?
Делон что-то сказал с вопросительной интонацией. Видимо, он находился в другом конце комнаты.
– Не заживет, – возразила Тамара. Ее голос удалился, она, наверное, подошла к сыну.
«Сестра той…» – разобрала Марина напоследок. Больше она подслушивать не решалась – уж слишком они расходились по комнате, того и гляди откроют дверь, а мягкий ковер заглушал их шаги. Марина на цыпочках отошла от двери и пошла в ванную. Зажгла свет. Заперлась, решив не открывать, даже если Делон разнесет дверь. Из зеркала на нее глянула смертельно перепуганная женщина. «Что там „не заживет“? – мучительно соображала Марина. – На куски меня разрезать, что ли, хотят? – Она вдруг похолодела. – Что-то я слышала об этом… „Не заживет“. Из-за моей кожи и возраста! У меня будет другое имя, другие документы… А если… Другое лицо?! – Ее затрясло как в лихорадке. – Не дамся! Хотят меня перекроить, замести все следы, чтобы меня никто не узнал! Докажи потом, что я – это та самая, которая исчезла! Господи! Меня никто не узнает, никто не поможет!»
В дверь постучали.
– Я моюсь, – слабым голосом ответила она.
– Это я, – раздался голос Тамары. – Я тебе халат и полотенце принесла.
Марина непослушными пальцами отодвинула щеколду. Тамара вошла, держа в руках большое махровое полотенце и синий атласный халат огромного размера, видно, со своего плеча. Она усмехнулась, увидев одетую Марину.
– Моешься, значит?
Тамара открыла кран и пустила в ванну струю горячей воды.
– Раздевайся, раз моешься, – велела она Марине. Та не шевельнулась.
– Стесняешься, что ли? – удивилась Тамара. – Это лишнее, здесь все свои. Ну, давай!
Та же апатия, которая мешала ей сопротивляться Делону, заставила ее теперь слушать его мать. Она покорно разделась.
– Залезай! – скомандовала Тамара, окинув ее взглядом. Марина опустилась в воду, стараясь сжаться, сделаться как можно меньше под этим оценивающим взглядом. «Она смотрела на меня как работорговец…» – подумала она.
Тамара скинула свою шикарную кофту и осталась в одном белье.
– Мерзну постоянно, – по-бабьи просто призналась она. – А тут тепло.
Она намылила мочалку и принялась за Марину. Та подчинялась ее рукам – жестким и неожиданно сильным. Намылив ее с ног до головы, Тамара велела ей окунуться. Потом налила в ладонь шампунь сапфирового цвета и намылила ей голову.
– Эх и грязная же ты, милочка! – заметила Тамара, включая душ.
Марина не ответила. Струи горячей воды щекотали ей лицо, шумели в ушах.
– Знаю я твою историю, – доносился до нее сквозь шум воды голос Тамары. – А Лену я помню. Бывала у нас. Ты на нее, правду сказать, не похожа…
– Все говорят, – ответила Марина.
– Теперь для тебя все – это я! – почти как Людовик XIV заявила Тамара. Она велела ей подняться, ополоснула ее из душа и выключила воду. Пропитала сухую губку маслом, пахнущим фиалкой, и принялась натирать ее порозовевшее тело.
– Я прямо скажу, – продолжала она свое поучение. – Теперь для тебя обратной дороги нет. Соучастие пришьют. Даже если ты ничего не делала.
Она бросила на Марину махровое полотенце.
– Вытрись!
Отвернулась и со стоном натянула свою соболью кофту.
– Ох, спинушка моя! – вздохнула она. – Сейчас еще ничего, а вот зима придет… Сил нет! Ну, шевелись!
Она наблюдала за тем, как Марина вытирает волосы.
– Честно скажу, нам ты только мешаешь. Куда тебя девать – ума не приложу… Документы тебе нужны, а это большие деньги… А зачем это нам? В бордель отдать – так уже года не те… Там молоденькие девочки нужны. Есть еще, правда, заведения подешевле… Да жаль тебя, честное слово… – Ее голос звучал спокойно, словно зачитывал протокол. – Тебя искать будут. На улицу не выйдешь – личико подведет, опознают… Личико надо поменять, хоть немного… А это деньги! Знаешь, сколько операция стоит?!
– Ради Бога! – взмолилась Марина.
– Да не бойся, кожа не позволит! – успокоила ее Тамара. – Как тебя под нож класть с такой кожей? Да ведь и не двадцать лет тебе… Шрамы будут, только зря испортим… В общем, ни в пир, ни в мир, ни в добрые люди… Да не трясись ты, сделай милость! – раздраженно прикрикнула она.
Марину, действительно, так и колотило.
– Вылезай оттуда! Халат надень! – И подвела итог: – В общем, мы решили так. Что можно будет, я с тобой сделаю. Без операции, не бойся… Я их не делаю. Я по своей части…
Марина не решалась спросить по какой.
Тамара продолжала:
– Подыщем тебе занятие… Тогда и документы закажем. А до того – у нас побудешь. Образование, наверное, есть?
– Психолог…
– Ишь ты! – поразилась Тамара. – Да это золотое дно! Ну, девка, я тебя пристрою… Только вот… – Ее синие глаза превратились в два кусочка льда. – Если вздумаешь коленца откидывать – в бордель загремишь, в самый дешевый. Я тебя даром отдам! Да не в Москву, а в Среднюю Азию! Загнешься через полгода! Это я обещаю. А будешь слушаться – заживешь, как тебе и не снилось. – Она улыбнулась, словно смягчая свои слова: – Ну, готова? Пошли чай пить.
Они вошли на кухню и уселись за стол.
– Есть будешь? – осведомилась Тамара.
Марина отрицательно покачала головой. «Буду есть и пить только то, что она, – решила она про себя. – Или вообще пить воду из-под крана. А то подсыплет еще чего-нибудь».
Тамара поймала ее сумрачный взгляд.
– Да не бойся, не отравлю! А поспать тебе надо было. А то краше в гроб кладут. Ну, не хочешь – как хочешь. Тогда идем!
Они прошли в угловую комнату с трельяжем, где, видимо, постоянно обитала Тамара. Она усадила Марину перед зеркалом и сама стала сзади, задумчиво созерцая ее отражение.
– Ну, с Богом! – сказала наконец. Взяла в руки гребень с длинными зубьями и расчесала влажные волосы Марины. Та сидела не шелохнувшись. Волосы завесили ей глаза, и она видела в зеркало только часть своего отражения. Над головой у нее что-то заскрипело, защелкало, и длинные белокурые локоны посыпались на колени. Она вздрогнула.
– Сиди смирно, я тебя не режу! – повысила голос Тамара. Марина замерла. Ножницы щелкали все быстрее, и ее шее становилось все прохладней. Несколько взмахов гребнем – и рука Тамары взяла ее за подбородок, подняв ее лицо к свету лампы, укрепленной вверху зеркала. Теперь свет бил ей прямо в глаза, так что она не могла разобрать, какие изменения произошли в ее внешности.
– Вставай! – скомандовала Тамара.
Марина не успела опомниться, как опять оказалась в ванной. На этот раз Тамара натерла ей волосы приготовленной черной смесью, которая тут же защипала кожу головы.
– Двадцать минут! – отметила Тамара. – Теперь уж точно чай попьем.
Они сидели на кухне и пили чай. Тамара выглядела оживленно, даже, казалось, помолодела. Теперь она смотрела на Марину с оттенком гордости.
– Полдела, считай, сделали, – добродушно сказала Тамара. – Макияж тебе подберу. Изменим овал лица, форму глаз и губ. Лоб закроет челка. Одеваться будешь по-другому… Родная мама не узнает! – Тамара засмеялась. – А мать-то есть?
– Умерла, давно уже.
– А отец?
– Тоже.
– Сирота, значит, вроде меня… – Тамара вздохнула. – А может, и к лучшему… Никто плакать, искать не будет. Или есть еще кто?
– Никого нет.
Марина сама решилась задать вопрос, видя, что Тамара размякла:
– А он, Делон… сын вам?
Она осеклась, поняв, что выдала себя. Никто при ней не называл Делона этим прозвищем, она узнала его от Светы. Но Тамара, казалось, не обратила на это внимания. Она рассмеялась:
– А, ты тоже так его зовешь? Дурацкая кличка… А он ею гордится. Сын, кто же еще? Я его поздно родила, в тридцать. Мне тогда казалось… все – старуха, жизнь кончается. Мы поглупее вас были.
– А его сейчас нет?
– Что, соскучилась? Ушел он.
Тамара испытующе поглядела на нее.
– Смотри не влюбись. Хотя нет, ты-то не влюбишься. Не таковская, да и он не таковский. Тебе, наверное, умные мужики нравятся? А он дурак, как мать говорю. Ну вот хотя бы потому, что тебя сюда привел. Так что благодари Бога за его глупость… Хотя кто знает, может, и благодарить не захочешь… Ну, идем мыться!
Она смыла красящую кашицу с волос Марины, обернула ей голову полотенцем и снова, как скотину, погнала перед собой в угловую комнату. Там, усадив перед зеркалом, высушила ей волосы феном, взбила их пальцами, смоченными в липкой, тут же сохнувшей пенке.
– Вот!
Марина подняла голову и взглянула на себя в зеркало. Оттуда на нее смотрела коротко остриженная, похожая на куклу, голубоглазая брюнетка. Черная блестящая челка опускалась до самых бровей, отчего лицо казалось мрачным. Уши и шея были открыты. А кожа, по контрасту с волосами, казалась светлее. И в целом Марина едва узнала себя в этой женщине, смотревшей на нее из зеркала. Тамара воистину была мастером своего дела.
– Что, не нравится? – осведомилась Тамара.
– Нет, хорошо… – протянула Марина, не сводя с себя глаз.
– Высший класс! – гордо сказала Тамара. – Это ты с непривычки… А теперь – убери тут все!
Марина включила стоявший в углу пылесос и вычистила ковер. Труба всосала легкие, уже высохшие пряди светлых волос, рассыпанные тут и там. «Вот от меня уже почти ничего не осталось», – подумала, глядя, как последние белые волоски исчезают в трубке.
– А что, неплохо! – Тамара критически осмотрела пол. – Слушай, раз уж ты здесь, давай-ка уберись капитально! А то я, сама видела, инвалид… Невидимого фронта! – горько засмеялась она.
Марина взялась за уборку. Готова была делать что угодно, только бы угодить Тамаре. Она была уверена, что только от этой женщины зависит ее дальнейшая судьба. Делон ей и вполовину не был так страшен. Она вычистила ковры, пышные, дорогие, тут и там залитые кофе, вином, краской, а то и чем похуже. Стерла с мебели толстый слой буроватой пыли. Тамара переходила за ней из комнаты в комнату, всюду рассыпая пепел сигарет, которые безостановочно смолила. Вспугнутые уборкой, кошки забились под огромную кровать Делона. Тамара, увидев это, рассмеялась:
– Ах, паршивки! Развел зверинец… Ладно, не трогай их. А то он беситься будет. Родную мать так не любит, как этих вонючек…
«И тут я его прекрасно понимаю», – подумала Марина.
К часу ночи квартира блестела. Марина выполоскала тряпки и умылась. Спать ей не хотелось, во всяком случае, на этот раз Тамара ничего ей не подсыпала в чай. Она удивилась, что Делона до сих пор нет.
«А она как будто не беспокоится, – подумала Марина. – Впрочем, может, у них заведено возвращаться на рассвете…» Ей на память пришла черная сумка, в которой Делон привез золото. Когда они вошли в квартиру, он оставил сумку в прихожей, а во время уборки ее там не было. «Может, поехал сдавать покупателю, – догадалась она. – Не сам же он штампует коронки! Судя по рукам, он их никакой работой не оскверняет…»
Зазвонил телефон, и Тамара вышла в прихожую. Она даже не прикрыла за собой дверь, видимо, ей было безразлично, слышит Марина или нет. Оттуда ясно доносился ее голос.
– Да? Ну слава Богу! – говорила она кому-то. – Когда придешь? Нет уж, ты давай сейчас! Нечего мотаться… Ну, придешь, расскажешь.
Из всего этого Марина поняла только одно – Делон скоро вернется. От одной этой мысли ей опять стало плохо.
Тамара вернулась на кухню. За ней прибежали обе кошки, жалобно мяуча – просили есть.
– Лучше бы двух свиней завели, – сказала Тамара, доставая «Китти-Кэт». – У, прорвы!
Она насыпала корм в миску, и кошки, отпихивая друг друга, стали есть. Тамара со вздохом опустилась в кресло.
– Не торопится наше сокровище, – заметила она. – Хочет прошвырнуться, потрясти карманом… Ну, я ему давно уже не указчица. Вот опять же, видишь, какой дурень – только после дела, а гуляет. Попадется он когда-нибудь…
Марина не слушала ее, пытаясь обдумать дальнейшие действия. «Отпроситься спать до прихода Делона? Связать простыни – и в окно. Второй этаж – пустяки. Но в чем я побегу? В халате? Денег нет. Документов нет. Все в сумочке. А где сумочка? Я ее не видела после того, как уснула… А моя одежда? Спрашивать нельзя, вызову подозрение. Лучше бежать так – в чем есть. Что они мне болтают про сообщничество? Чепуха, это запугивают. Я докажу, что не виновата… – Некстати ей припомнился долг Лены. – Плевать, продам все, что есть, на лестнице буду жить, все равно! Только бы выбраться отсюда…»
Марина заметила, что Тамара очень пристально на нее смотрит. «Надеюсь, я не думала вслух?» – испугалась она. Чтобы разрядить молчание, она закурила, воспользовавшись зажигалкой Тамары, лежавшей на столе, – очень массивной, тяжелой, на вид – золотой.
– Нравится? – спросила Тамара. – Он подарил. Когда-нибудь я надорвусь от нее прикуривать. – Она все еще глядела на Марину. – Редкая птица, надо тебе сказать, – заметила она наконец. – Всяких я видела девочек. Были ангелочки, были подзаборницы. Были умненькие, а были без мозгов. Ну и тому подобное… Так и липнут на моего красавца… Прямо международное признание… Даже одна англичанка у него была – страшная! А ему лестно. Дурак, одним словом…
– Они тоже здесь жили? – спросила Марина.
– Редко. Я вообще всегда была против. Что здесь – дом свиданий? Потом приведут за собой кого… А он не понимает. Считает себя неуязвимым. Мне даже страшно иногда становится… Я прямо чую – из-за него нас накроют… Ну, правда, от девочек большой беды не будет… Что видели? В чем замешаны? Да у них и мыслей на этот счет не бывало – только на него и молятся. Тьфу!
– А потом… Куда они девались, эти девочки?
– Да туда, откуда пришли. Что мне их, замуж выдавать? Он долго ни на ком не задерживался – не тот характер. Ему только собственная морда никогда не надоест. Вот я и удивляюсь, как это он тобой впечатлился?
– Ну, не такая уж я страшная, – заметила Марина.
– Ладно, не лезь в бутылку. Ты мне больше нравишься, чем сестра твоя. – Она растянула в улыбке красные губы. – Та штучка была… Да она-то, к слову, не была в него влюблена. Я ее сначала за это зауважала. Надоело мне на этих бабочек смотреть. Эта, думаю, себе крылышек не обожжет. А она – нате! Еще похуже отколола. В общем, как ни поверни – не везет ему с бабами.
Тамара вздохнула.
– Раз уж мы заговорили о Лене, – решилась Марина. – Нельзя узнать, она случайно в это дело влипла или и раньше ему помогала?
– Случайно, конечно. По глупости ее взял в долю. Спешил очень, не приготовился. А она под руку подвернулась. Ну, смогла нажать… Не послушал он меня – и вот что вышло. Ты только не думай, что ему человека убить – раз плюнуть! – нравоучительно сказала Тамара. – Он теперь переживает…
«Хорошее утешение, – подумала Марина. – По крайней мере, будет кому надо мной поплакать, если… Уж эта точно слезы не прольет».
– И хоть бы ему на пользу урок пошел – так нет! Сколько раз я говорила – не бери посторонних людей! Нашла бы я ему человека… А он – сам да сам… Стыдно мать послушаться… Бугай здоровый вымахал… Вот теперь серия вторая началась – с тобой. Ну какого черта он тебя привел? Я свихнусь с ним!
Тамара словно забыла, что говорила с самой жертвой. Марине оставалось удивляться ее цинизму. «Мне осталось пожалеть ее одинокую старость, – подумала она. – Или добровольно выброситься из окна. Чтобы избавить ее от хлопот».
Однако следующие слова Тамары убедили ее, что та нисколько не забыла, кто находится перед ней. Тамара спросила:
– А честно скажи, что ты задумала? Я не из любопытства, просто хочу избавить тебя от лишних трудов. Во-первых, душить меня или бить по голове телефоном не советую. Я этого не люблю. Во-вторых… Замки у нас хорошие. Дверь железная. Ты, верно, сообразила, что оттуда не вылезешь? А вот окошки… Второй этаж, решеток нет. Здорово, правда? Я ж вижу, как ты туда посматриваешь. Только хочу показать тебе кое-что.
Марина, проследовав взглядом за пальцем Тамары, увидела, чего до сих пор не замечала. Тонкие проводки с укрепленными на них пластиковыми коробочками украшали стыки внешних и внутренних рам. «Сигнализация! – поняла Марина. – А где же она подключена? В милиции?»
– Видишь? – продолжала Тамара. – Если ты думаешь, что этот проводок оборвать или набрать «02» – одно и то же, – ошибаешься. Ребята приедут, но не из милиции. И быстрее милиции. Через две минуты будут здесь. А ребята веселые… Правда, тебе веселиться не придется. Разве что у тебя сильно развито чувство юмора.
Марина заставила себя отвести взгляд от окна.
– Зачем вы мне это говорите? Я бежать не собираюсь. Мне некуда идти.
– Ну и молодец, – заключила Тамара. – Тебе спокойнее и мне веселее. Жалко только, подлечиться у тебя некому – нервы у всех в порядке.
– Но я психолог…
– Э, психолог, невропатолог – один черт, душа моя! Вот была бы массажисткой… Массаж умеешь делать?
– Немного.
– Я много не прошу. Спину мою видела?
Марина кивнула.
– Красота, верно? Да черт с ней, с красотой, но болит! Как холода – так болит. Что ты думаешь, я по дому в белье хожу? Да вот в этом? – Она отогнула соболью подкладку на колене. – Иногда не согнуться, не разогнуться! А уж одеваться… Вот и завела спецодежду! – Она засмеялась, вставая. – Все равно нигде не бываю, так хоть родным стенам пыль в глаза пустить… Идем!
Она прошла в комнату Делона и улеглась на кровать ничком. Кофту сняла и бросила на край постели.
– Крем возьми там, под зеркалом… Обычно он мне массаж на ночь делает. Где его черти носят?
Марина, присев на кровать с тюбиком мази в руках, завернула комбинацию на спине Тамары, собрав ее складки у шеи. Теперь спина являла собой еще более неприглядное зрелище. Кое-где кожа блестела, как белесое зеркало, в других местах топорщились рубцы.
– Что, не любо? – сквозь зубы спросила Тамара. – Давай, мажь!
Марина набрала в ладонь немного холодного, пахнущего травами крема и принялась втирать его в изуродованную спину. Тамара постанывала.
– Ты там три, где шрамы! – указала она. – Прямо сводит спину… Посильнее давай, разомни их! Ай!
– Больно?
– Невралгия у тебя была когда-нибудь? Нет? На будущее, когда обзаведешься, запомни, что это в десять раз хуже. Говорю же – не каждый день одеться могу…
– А… откуда это? – осмелилась спросить Марина.
– Наследство, – коротко ответила та.
– Как это?
– Да так… За чужие грехи расплатилась… Своих, правда, тоже хватало… Молодая была, глупая… Как вспомню себя – противно становится: дура была, прости Господи! Личиком вышла, а мозгами нет. Они уж позже появились, когда я в больнице лежала. Все думала, думала… Впервые думать начала. Можно сказать, заново родилась. А сначала повеситься хотела – кто, думала, на меня такую посмотрит. И верно, не смотрят… Издали-то смотрели, а ближе подойдут – хана! Не могла же я, не раздеваясь… – Тамара глухо засмеялась. – А потом поняла: если на тебя не смотрят, сделай так, чтобы не тебя выбирали, а ты выбирала. Силу надо иметь, для всего на этом свете силу надо… Счастье оно глупое… Я его не уважаю, и счастливчиков – тоже. Их век короткий. А вот кто из дерьма сам выполз – тот человек! С таким я поговорю. – Она вздохнула. – А вот он, – она имела в виду Делона, – тот самый счастливчик. Случись что – конец ему. Я глаза закрою – он пропадет. Одну глупость от меня перенял… Хотя родила я его уже после… Чуть не умерла!
– А… чем это?
Марина осматривала покрасневшую от массажа спину.
– Бульоном.
– Чем?!
– Бульоном, говорю. Бульон кипит, я лежу на полу. Руки-ноги связаны, в чем мать родила… И льют мне его понемножку на спину. Сначала на целую, потом уже на ошпаренную… Да не сразу, понемножку, тонкой струйкой, чтобы я сразу концы не отдала. Помереть в такой позиции трудно, разве что сердце откажет. А у меня, как на грех, сердце молодое было, здоровое. И дурное! Из-за него-то ведь и пострадала…
«С трудом поверю», – подумала Марина, снова берясь за массаж.
– Я ведь парикмахер профессиональный, – продолжала Тамара. – Хотя сейчас уже работать не могу, какая там работа! Да и незачем. Была молоденькая, шустрая… В парикмахерской работала, гроши получала. На жизнь не хватало. Ни отца, ни матери. То есть были, да ну их! Лучше никаких, чем такие! Так и говорила всем, что сирота. Бывало, еще и пожалеет кто… – Тамара злобно засмеялась. – Добрых людей много, на всех найдется… На меня тоже нашелся добрый человек – баба одна, из нашего салона. «Что ты, – говорит, – за копейки бьешься? Могу тебе на дому клиента найти. По высшему разряду! Придешь, причешешь, получишь деньги». Я, конечно, согласилась, что ж тут такого. Ну и нашла она мне… Бабу такую пышную, из торговли… Тогда времена такие были, она пряталась, не слишком выставлялась… А все же потихоньку шиковала – шубку там ей привезут из-за бугра, сапожки – блеск-лак, а золота! Мама моя! Чего только не было! Ну и каждое утро подавай ей прическу. Светская женщина была… Стала я к ней ходить, она вроде ничего, ласково – на, миленькая, тебе денежки! На то! На это! И все бы было хорошо, если бы не мужик ее… Она хоть и красилась-штукатурилась, а рожа – галоша-галошей. А я, уж поверь на слово, когда по улице в своем собачьем пальтишке шла – мужики из окон вываливались… Ну и допрыгалась… Чего, думаю, мне чужие волосы нюхать? Своих рысаков заведу! Мужик не больно видный был, но щедрый… И пел сладко-сладко… «Томочка-Тамарочка, в золоте купаться будешь…» И жениться обещал – дескать, подожди месячишко, разведусь, с делами разберусь… Месячишко за месячишком… Узнала она. Как, черт ее ведает… Пришла я однажды утром причесывать ее. И тут она мне и говорит: пойдем, посмотришь, какие я себе занавески на кухню отхватила – шик! Я всегда не прочь посмотреть, как люди живут, пошла… Пошли мы на кухню, смотрю – занавески те же самые. И тут же хлоп на пол! Повалила она меня, руки за спину завела, на ноги уселась – ни вырваться, ни пикнуть. «Все знаю, – говорит. – Он кобель, а ты… Ты виновата! Увести хотела?» Я разозлилась – это лежа-то на полу! – и говорю «да». Слышу, дышит тяжело. Сильно, значит, любит, – усмехнулась Тамара. – Ну, связала она мне руки, в рот тряпку запихала. Одежку посрывала… Это-то и хорошо оказалось, если бы она меня в одежде обварила – уж точно бы не спасли… Польет немножко и спросит: «Увести, значит, хотела? Ну, теперь черта лысого уведешь!» Ума лишилась баба… Уж не помню, как он вернулся, как они цапались, как меня в больницу увезли… На суде тоже не была. Ей дали-то пять лет, она справку достала, что не в своем уме была… Опять же – ревность, нельзя семью разрушать… Многие про меня говорили – так, мол, ей и надо! Это которые на морду пошершавей! – В голосе Тамары звучала злость. – Я же виновата оказалась. Ну никто не пожалел… Вот тогда у меня мозги и закопошились… Раньше бы мне ими обзавестись… Вот теперь и ползаю по стенке, умная. Все! Сеанс окончен!
Она стряхнула с себя руки Марины и самостоятельно оделась. Повела плечами.
– Вот теперь я человек! Он, пожалуй, похуже твоего массаж делает. Мужик все-таки, что он понимает. – Она вздохнула и посмотрела в зеркало, поправляя волосы. – Прямо жалко будет с тобой расставаться. Ну уж ты не бойся, я тебя в хорошие руки пристрою.
Она вышла из комнаты. Марина, не зная, куда ей деваться в этом доме, улеглась на постель, решив дождаться Делона. «Здесь мне все равно не остаться, – думала она. – Так, может, не надо с ними заигрывать? Но на конфликт тоже идти опасно… Как сказала Тамара? „Глупо злиться, лежа на полу“? Да, когда тебя связали по рукам и ногам, ни к чему показывать норов. А трудно не показывать! Я его ненавижу! – Она подумала о Делоне. – Он скоро придет, ляжет рядом… Господи, хоть бы попроситься в другое место спать! Неужели Тамара откажет?»
В дверь позвонили. Она сжалась, услышав шаги Тамары, шедшей открывать. Забренчали засовы, защелкали в замках ключи. Шаги. Хлопнувшая дверь. Голос Делона.
– Нормально, – ответил он на тихий вопрос Тамары. – Все принес. Вот.
– Ничего не спрашивал? – после секундной паузы спросила Тамара.
– Ничего. Взял, и все.
– Надо было подождать.
– Да ладно, ма! – раздраженно повысил голос Делон. – Вечно ты… Подождать! Потом он по какой цене купит?
– Тихо, ты! – оборвала его Тамара. – Пойдем, поешь что-нибудь.
Голоса удалились на кухню. Марина прижалась ухом к стене, но дом был выстроен на совесть – слышно было только глухое бу-бу-бу, которое то смолкало, то возобновлялось.
Рядом на столике стоял пустой стакан. Она взяла его в руки, понюхала. Слабо пахло валерьянкой. «У кого это сердце? – подумала она. – Или нервы? У Делона, что ли? Переживает…» С этим стаканом у нее что-то ассоциировалось, что-то из детства. Стакан. Стена! Когда-то, когда им обеим было не больше десяти лет, Лена научила ее подслушивать разговоры в соседней комнате с помощью стакана. Дном стакан приставлялся к уху, краями – к стене, и в нем тут же прояснялись смутные до этого голоса. Она тут же воспроизвела это положение и замерла у стены в неудобной позе.
Сначала расслышала Делона. Он обращался к матери:
– Ну что ты возмущаешься?! Радоваться надо. Ведь те ее деньги тоже у нас остались. И еще навар с них. А ты говоришь – зря!
«Деньги Лены! – поняла Марина. – Мое так называемое приданое…»
– Зря! – упорствовала за стеной Тамара. – Мне этих денег не надо! Зачем ты ее привез?! Что, трудно было…
– Перестань! – оборвал Делон. – Я знаю, что делаю. Скоро ее здесь не будет. Я ведь обещал.
Тамара, похоже, успокоилась.
– Я ее подстригла, – сообщила она.
– Здорово, наверное. Ну и хватит. Ей не по улицам гулять.
Марина затаила дыхание.
– Говорил с ним? Только честно? – строго спросила Тамара. – А то окажется, что он впервые о ней слышит!
– Вчера еще говорил! – вспылил Делон.
– Врешь, вчера ты сидел там…
– Ну, сегодня… Я звонил ему…
– Ты когда перестанешь о таких вещах по телефону говорить?
– Все тебе не так…
– Это у тебя все не так! – Тамара понизила голос, и теперь ее слова с трудом удавалось разобрать. – Паспорт… сколько он… когда… – Это было все, что слышалось в стакане.
Марина уже отчаялась что-нибудь разобрать, но тут заговорил Делон. Он говорил громко, не стесняясь, или же просто сидел у самой стены:
– Он давно уже меня просил найти ему что-то. Для дела.
– Ты уверен, это то, что надо?
– По-моему, сойдет. А ты как думаешь?
– Сволочи вы все, мужики, – бросила ему Тамара.
Делон продолжал:
– Я и не думал ее брать, только сегодня утром мне в голову стукнуло – а ведь почти на заказ! Ну пусть рискнул! Он ведь с ней возиться будет! Мы деньги получим – и взятки гладки!
Тамара или промолчала, или сказала что-то очень тихо.
– Ладно, мам! – Делон, видно, потерял терпение. – Если его не устроит, я сам с ней разберусь!
На кухне стало тихо. Марина подождала немного и поставила стакан на место. Ей стало жарко: «Они говорили о моем будущем хозяине» Самым обидным было то, что ей ничего не удалось про него разобрать. Если и называли его имя и род занятий, то она это прослушала. Марина поторопилась лечь и притвориться спящей. Слишком долго на кухне стояла тишина, возможно, они уже шли оттуда.
В результате Тамара, заглянувшая в комнату Делона, увидела, что Марина мирно спит, скорчившись на краю постели. Она дышала ровно и глубоко, бледное лицо осунулось. Черные волосы блестели под лампой, которую она забыла потушить. Тамара поглядела на нее минуту, выключила свет и ушла.
Вскоре в комнату вошел Делон.
– Мать сказала, что ты не спишь, – с места в карьер начал он, включая свет. Марина ошалело поднялась и села на постели. – Здорово, как я и думал. Так тебе лучше!
Посвистывая, он снял куртку, оставшись в мятой, посеревшей за два дня рубашке, которую так и не сменил. Шейный платок исчез. Сел на постель, не обращая внимания на Марину. Закурил, подперев щеку кулаком, с таким видом, словно по меньшей мере половина мира лежит у его ног, ожидая своей участи. «Ну, женская половина точно лежит, – подумала Марина, невольно отдавая должное его красоте. – Мне он больше всего нравится, когда сидит на расстоянии двух метров».
Делон докурил сигарету и со вздохом откинулся на подушки. Его ленивые синие глаза осмотрели потолок, сморгнули, закрылись. Потом он взглянул на Марину. Лицо у него было одновременно хитрое и напряженное, словно он задумал что-то, в успехе чего был не уверен. Он медленно протянул руку к Марине и взялся за конец синего пояска, которым был завязан на талии халат.
– Не надо, – она сделала движение в сторону. – Я уйду.
– Куда? – удивился Делон.
Он заулыбался и потянул сильнее. Бант развязался, и полы халата распахнулись. Она дрожала. «Господи, хоть бы он не улыбался… И без того страшно… – взмолилась она про себя. – Ведь он больной, больной…»
Делон разглядывал ее тело со странным, почти страдальческим выражением лица, как будто жалел ее. Потом кончиками ногтей провел по ее бедру. С интересом посмотрел на красноватый след, провел еще раз, нажав посильнее. Вздохнул прерывисто и глубоко, словно ему не хватало воздуха. Она закусила губу, стараясь не смотреть ему в глаза. Теперь его ногти царапали ей бок. Пальцы другой руки впились ей в грудь. Он ощупывал и поворачивал ее, как куклу. «Он играет со мной, как ребенок с игрушкой, случайно доставшейся ему на несколько часов, – подумала она, сморщившись от боли, доставляемой его пальцами. – Он колеблется – отдать ли потом эту куклу новому владельцу, или поломать ее тут же, не сходя с места… И прав у меня не больше, чем у куклы. Мать не помешает, ей нет до меня дела. Она обрадуется, если я погибну, – меньше хлопот…» Его лицо застыло, исказившись в гримасе странного наслаждения, смешанного с болью. Он на миг отпустил ее, рванул пряжку пояса на своих брюках, вытащил его из шлеек, перевалившись на бок. Сложил вдвое, и теперь в его правой руке была зажата круглая петля. Он расстегнул ширинку.
– Садись! – задыхающимся голосом потребовал он.
Она уместилась на его сведенных вместе бедрах. Вчерашняя боль возвращалась, как возвращается снящийся второй раз подряд кошмарный сон. «Это не должно было повториться, – бессильно думала она, – потому что это слишком ужасно…»
– Двигайся, ты! – почти плачущим голосом велел Делон.
Ей на спину опустилась кожаная петля. Она со стоном выпрямилась, выгнув спину назад, пытаясь отстраниться от ударов, которые сыпались все чаще. Заплакала, беззвучно, искривив губы. Слезы капали с подбородка, щекотали обнаженную грудь. Никогда еще она не чувствовала себя такой бессильной и униженной. Делон сжал руками ее бедра, принуждая ее подниматься и опускаться, его взгляд, напряженный и затуманенный, казался настоящим взглядом безумца.
Она слышала, как Делон дышал через стиснутые зубы.
– Пошла! – Он оттолкнул ее с отвращением.
Она упала радом на постель, сжавшись в комок. Он протянул руку и дернул за шнурок висящей над постелью лампы, горевшей до сих пор. Комната погрузилась в темноту.
– Уходи, – услышала она его голос.
Голос был бессильным и равнодушным, будто он говорил под гипнозом. В свете, проникавшем из коридора сквозь матовое стекло в двери, его лицо казалось измученным. Глаза он закрыл. Лоб блестел от испарины. «Он болен… – повторяла она про себя. – Он не может быть здоровым с такими наклонностями… Эта его жестокость… Она как будто не совсем свойственна ему… Подумай об этом. Соберись с мыслями. Садизм не возникает на пустом месте. Ему подвержены люди, чье достоинство ущемляли в детстве… Тамара с ее постоянным „дурак“ по отношению к сыну… и его отношение к ней – он ведь восхищается ею и одновременно пытается самоутвердиться, принимать самостоятельные решения… Затянувшееся детство… Мать значит для него много… И я тоже завишу от нее. Если бы мне удалось вытеснить ее. Если я не могу выйти отсюда ни через дверь, ни через окно, можно попробовать выйти через его психику…» Ей вспомнился доктор Лектор из «Молчания ягнят». Она даже улыбнулась. «Но доктор Лектор действовал методично… А у меня нет времени. Этот день прошел, а будет ли завтрашний – кто знает? Тамара попытается избавиться от меня. Человек, к которому я попаду, может оказаться для меня настоящим тюремщиком. А Делон…»
– Убирайся, тебе говорю! – снова раздался его голос. В нем ясно звучало раздражение.
Она вгляделась в его лицо. Глаза все еще закрыты.
– Я хотела бы остаться… – прошептала она.
– Я сплю один.
На стекле в двери возникла тень. В дверь легонько постучали.
– Марина, я постелила тебе… – раздался негромкий голос Тамары. – Потом придешь.
– Иди сейчас! – Делон открыл глаза. – Я спать хочу!
Марина поднялась, раздосадованная неудачей. «Да уж, Тамара позаботится о том, чтобы он слушал только ее… Он в таком же плену, как и я. Только сам об этом не догадывается». Она стояла у двери. Одно его слово… Он приподнялся на постели:
– Ты здесь еще?!
Она закрыла за собой дверь, оказавшись в освещенной прихожей. В кухне было темно, видимо, Тамара была в соседней комнате. Там, однако, стояла тишина. Марина с тоской посмотрела на дверь, на телефон… Телефона не было! «Отключила на ночь или утащила к себе и положит его под подушку… – поняла она. – Ну все, теперь можно спать с чистой совестью.» Она толкнула дверь в комнату. Тамара сидела в кресле, смотря по телевизору выпуск новостей с почти заглушенным звуком.
– Ложись, – показала она на диван, застеленный мятым бельем. – Оно чистое, только неглаженое. А это прими перед сном.
Она протягивала Марине стакан с водой и две таблетки.
– Что это? – Марина взяла их в руки.
– Не бойся, – холодно заметила та. – Это для сладких снов. Я бы и сама не прочь…
Марина с трудом проглотила их, запила водой. Сбросила халат и легла, укрывшись до подбородка одеялом. Тамара шумно зевнула и уставилась на экран. После паузы спросила, не повернув головы:
– Выставил?
– Да, – не вдаваясь в подробности, ответила Марина.
– Что так?
– Сказал, что всегда спит один.
– Так и есть. – Тамара задумчиво вертела в руке незажженную сигарету. – Не любит, чтобы рядом кто-то дышал. Отец у него такой же был…
– А… где он сейчас?
– Не знаю. Где бы ни был, мне все равно. Такой же дурак, как сын. Мучение мое… – Она снова зевнула. – Были у него причуды… У него-то, – она кивнула в сторону двери, – тоже выверты всякие. Может, потому ни одна баба с ним долго не удерживается. Да что я тебе рассказываю, на себе, конечно, испытала. Разве нет?
Марина кивнула.
– Не подарок, – согласилась Тамара. – Но он хотя бы простой… У него все как на ладони – помучит и отпустит. И все, гуляй, больше он тебя не тронет. А есть такие… С виду – ласковые, а тронь… Сама не заметишь, как сожрут… – Тамара помрачнела. – Таких не люблю. А бабы как раз таких и любят. Мой-то просто ангел по сравнению с ними.
Ее слова звучали все глуше, словно кто-то убавлял звук. В голове у Марины возник легкий шум, наступающий и отступающий, как морской прибой. «Это уже сон, – подумала она. – Я сплю…» Но она еще не спала, потому что видела Тамару, все так же сидящую неподвижно перед телевизором, экран которого бросал на ее лицо и белый атлас кофты цветные тени. Та щелкнула зажигалкой, выпустила клуб дыма. Лицо у нее было усталое и, как показалось Марине, печальное. «Почему?» – вяло подумалось ей. И она уснула.
На следующий день Делон исчез с утра. Марина, проснувшись довольно поздно и лежа в постели, слышала в коридоре голос Тамары. Та, видимо, сидела в кресле под самой дверью и говорила по телефону. «Куда же она его все-таки прятала?» – подумала Марина. Она прислушалась. Тамара говорила громко, совершенно не заботясь о том, что Марина все слышит. Но толку от этого было мало – Марина не понимала ровным счетом ничего. Тамара названивала разным людям, и только изредка Марине удавалось определить пол собеседника. Имен Тамара не называла. Марине пришло в голову, что она до сих пор не знает даже имени ее сына. Нежная мать звала его в разговорах со знакомыми не иначе как «мой дурак» или «этот недоумок». О Марине не было сказано ни слова. «Что сейчас происходит в квартире Володи? Есть у него родственники? Как мало мы были вместе! У кого-нибудь могут быть ключи… Кому-нибудь он назначал деловую встречу… Тогда его скоро найдут… Если нет – трупы пролежат пару недель… А то и больше. Сергей… Кто будет искать его? У него отпуск. Да и меня тоже искать не будут. Ах, зачем я не обзавелась болтливой подругой, которая ударила бы в колокола, если бы я пару дней подряд не отвечала на телефонные звонки! Ирина Алексеевна?» Ее подбросило на постели. Девять дней со смерти Лены! Она быстро подсчитала числа, сверившись с календарем, висевшим на стене. «Да, это как раз сегодня! Ирина Алексеевна не иначе как уже со вчерашнего дня обрывает у нас телефон! И не может понять, куда мы делись! Она-то будет нас искать! Но только как? И где? Вряд ли она поднимет милицию… Решит, скорее всего, что мы, бессердечные, куда-то умотали. Нет, она баба дотошная, поищет пару дней и заявит о нашем исчезновении… Искать нас будут также и те люди, у которых Лена занимала деньги… Машина Сергея… Она осталась там, во дворе… Кто-нибудь обратит внимание… Ирина Алексеевна сообразит, что пропали мы вместе с машиной… Номера она не знает, но описать цвет и модель сможет. Решит, что мы валяемся где-то в кювете. Подключат автоинспекцию, начнут искать машину… Нет надежды, что нас вспомнят гаишники, которые встретились на обратном пути из „Севастополя“… Что они, обязаны помнить каждый „Москвич“? Но машину, в конце концов, найдут… Опросят соседей… Баба со спаниелем из того же подъезда, где квартира Володи. Она вспомнит двоих мужчин и женщину, которые садились в эту машину. А то, что она нас не забыла, могу поклясться – она тогда прямо обалдела, разглядывая Делона. Опишет его. Опишет нас. В конце концов откроют квартиру Володи… Найдут два трупа. Установят личность моего мужа. И… и станет ясно, что я вместе с Делоном прикончила его! Его и Володю! Мужа – чтобы соединиться с этим красавцем. Володю… Может, по тем же причинам… Тогда им покажется подозрительной смерть Лены… Кто был в пансионате среди ее знакомых? У кого были мотивы убийства? У ее сестры! Если я пошла на убийство мужа, спокойно могла и сестру прикончить! Ведь в живых осталась только я! Черт, неужели, чтобы оправдаться, мне надо тоже умереть?! Тамара во многом права, говоря, что мне некуда идти… С одной стороны, заманчиво, перечеркнуть прошлое, заваленное трупами… Оказаться чистой и невинной, заново родиться. С другим именем, с другими документами. С другой… Не в рай же меня поселят после этого! Да я запачкаюсь еще больше! И тогда, мне уже точно конец… Ни за что не докажу, что подчинялась против своей воли…»
«Все будет выглядеть так, словно я была сообщницей Делона. Вот если бы мне удалось бежать со Светой… У нее был дерзкий, безумный план… Его продиктовало отчаяние… Расчета в нем было маловато… Но именно такие планы удаются в пиковых ситуациях… Если бы я убежала, на мне не было бы ни смерти Сергея, ни соучастия в получении контрабанды… Я имела бы возможность обратиться в милицию… А как обратиться сейчас? Человек на крыльце видел, что Делон развернул меня назад, он смог бы сказать, что мне не дали убежать… Но кто этот человек? Я даже его лица не помню! Да ведь это гостиница, он мог давно уехать куда-нибудь в Петропавловск-Камчатский… Нет, не может быть все так мрачно! – оборвала она себя. – А если даже и так, нельзя расслабляться. Сбежать, и как можно скорее… Только бы связаться со Светой…»
Дверь открылась. Тамара заглянула в комнату.
– Проснулась? Тогда вставай. Ты мне нужна.
Марина натянула халат и прошла за Тамарой на кухню. Возле мойки на полу стоял бумажный пакет с картофелем. В раковине размораживалось мясо.
– Отбивные делать умеешь?
Марина кивнула.
– Мясо нарежь, отбей. Вон топорик. Картошку надо запечь. У нас будут гости.
В этот раз на Тамаре была фантастическая кофта из серого шелка на подкладке из стриженой нутрии, едва доходившая до колен. На ногах – громоздкие сабо. Блестящая от лака прическа, яркий макияж. «Она похожа на бандершу, – подумала Марина. – Что за невероятное существо! Вульгарная и обаятельная, жестокая и добродушная одновременно!»
– Двигайся! – велело обаятельное существо, поудобнее устраиваясь в кресле. – Покажи себя с лучшей стороны…
«Так это из-за меня такой парад! – догадалась Марина. – Кажется, мне устраивают смотрины…»
– Не посрами нас! – заметила Тамара.
– Это как?
– Да так. Веди себя прилично. Никаких шуточек…
– И не собираюсь.
– И не собирайся. Для тебя же стараемся.
– Это ко мне гости придут?
– Может, и к тебе…
– А если я не хочу?
– А кому это интересно, хочешь ты или нет? Расслабилась ты, как я вижу…
– У вас расслабишься, – заметила Марина, принимаясь колотить по мясу топориком.
Тамара рассмеялась:
– Ну ничего, потрудись немного… Уйдешь – опять я одна останусь, на себе все потащу…
– Горничную заведите!
– Были у нас горничные… Да невозможно держать – молодые дуреют от моего красавца, а постарше – воруют… Никому нельзя верить.
– А мне разве верите?
– Тебе, меньше всех, – отрезала Тамара. – Уж очень гонору в тебе много…
Марина закусила губу.
– Надеть тебе нечего, ну ладно, что-нибудь придумаю, – продолжала Тамара, разглядывая ее.
– А мои вещи где?
– В помойке.
– А документы? – Воспользовавшись моментом, Марина решила выяснить все.
– Там же.
– Как же так… – растерянно сказала она.
– А кому ты их будешь предъявлять? – осведомилась Тамара. – Господу Богу? В рай и без документов пустят. Другими обзаведешься. Ох, влипнем мы из-за тебя, чувствую… Не нравишься ты мне…
– Скажите правду, Тамара. – Она решилась. – Это меня смотреть придут?
– Ну хоть и так. Человек отменный, я тебе его рекомендую… Подлец, конечно, но не больше, чем все мужики…
– Чем занимается?
– Это он сам тебе расскажет. А я скажу одно: будешь вести себя прилично – не пожалеешь. Мука в шкафчике.
Марина остервенело рванула на себя дверцу шкафа. Оттуда поднялось облако пахнущей пряностями пыли.
К трем часам пополудни обед был готов.
