Глава 18
В тот же вечер Михаил позвонил в дверь квартиры, где скрывалась Света. Ему тотчас открыла горничная. Вместо приветствия она пискнула что-то, из чего ясно стало только – Михаила она боится смертельно.
– Ты что пищишь? – из комнаты раздался голос Светы.
– Это я… – отозвался Михаил, производя у входной двери некие маневры, целью которых было попасть в квартиру. Но на дороге у него, вольно или невольно, всякий раз оказывалась горничная. На лице у нее царило полное смятение, и она делала какие-то странные шажки из стороны в сторону, словно пытаясь станцевать в честь гостя танец. Наконец Михаилу это надоело, он коротко и вежливо поклонился, взял женщину за плечи и отставил в сторонку. Горничная на миг остолбенела, потом у нее задрожали губы, и она исчезла в кухне. Михаил вошел в комнату.
– Что вы там? – удивленно высунулась из-за дверцы шкафа голова Светы.
– Ничего, – коротко ответил Михаил. – Здравствуйте, между прочим.
– И вы здравствуйте, коли не шутите…
Дверца шкафа распахнулась, и Света выступила из-за нее в полной красе. Михаил ее даже не узнал. Новый, ловко сидящий костюмчик серо-стального цвета, модельные туфли, прическа… Он только покачал головой. Света усмехнулась.
– Прекрасно выглядите, – отдал ей должное Михаил.
– Сняла траур, – пояснила Света. – В честь этого даже вымыла голову, хотя горячая вода – не самое сильное место в этой квартирке… Я решила – раз уж начинается новая жизнь… А кстати, она в самом деле начинается?
Тот кивнул.
– Не знаю, начинается она или нет, – заметил он. – Но свое обещание я выполнил.
Он расстегнул сумку и выставил Свете на подставленный подол пачки стодолларовых купюр. Она тут же уселась на постель и произвела осмотр.
– Так… – шептала, надувая губы. – В каждой, по десять тысяч… Раз, два, три… Так. Но… Здесь сто тридцать…
– Десять сверху, – сказал Михаил.
– За что? – Света подняла раскрасневшееся лицо.
– Эти деньги принес человек, которого мы сначала не брали в расчет… – пояснил Михаил. – Но он сам, что называется, взял себя в расчет. У него в тот самый вечер, когда Никифоров якобы сгорел, пропали оба сына… И есть основания полагать, что один из них заменил Никифорова… Это он был похоронен в его могиле.
Света закусила губу.
– Вадим убил их? – наморщила она лоб. – За то, что один из них был на него похож? А второго?
– Видимо, второй просто подвернулся. А может, помогал Никифорову убить брата… Кто знает. Но в любом случае, в смерти обоих виновен он.
– Боже мой… – Света покачала головой. – Казалось бы, мне трудно было бы добавить к преступлениям Вадима, о которых я никогда ничего не знала, еще и это… А мне это сделать легко. Уж не знаю, в какой момент, но я стала верить вам…
– Я знал, что вы поверите мне.
– Да, я ведь тоже жертва.
– Скоро роли переменятся.
– Да, я вижу. – Света сгребла деньги в кучу и накрыла их простыней. – Кстати, когда – скоро? Ваш человек уже вышел на Ваню в трансагентстве?
– Да. Я только что виделся с ним. Все прошло нормально.
– Ничего не заподозрили?
– Вроде нет. Он играл фраера, до сих пор отсмеяться не может. Сидит и хохочет. Нагнал им, что нужны вагоны под концентрированный сок, и только в последний момент сообразил, что если столько сока, сколько должно поместиться в этих вагонах, развести, следуя рецепту, можно будет затопить не только Екатеринбург, но и область.
Света усмехнулась.
– Но они ничего не заподозрили?
– Ничего. Все счастливы… Кажется, завтра он будет кое-куда приглашен… Кстати, он ведь еще не с Ваней говорил, а с этим…
– Сергеем, – быстро сказала Света. – Черт, вот кого мне немного жалко. Хотя одного поля ягоды.
– Что делать?
– Да ничего… Туда ему и дорога.
Света на мгновение застыла, потом тряхнула головой.
– Значит, завтра! – сказала она с деланной веселостью. На глазах у нее навернулись слезы. Михаил заметил это, но ничего не сказал. Она утерла их прежде, чем они покатились по щекам. Повернулась на каблуках. – Что ж… Вы наши условия выполнили. Кстати, было еще одно условие. Вы помните?
– Документы, – кивнул Михаил.
Он полез в карман куртки и вытащил большой бумажный конверт. Света схватила его и открыла.
– Так… Так… Внутренний паспорт. Загранпаспорт… Здорово!
Михаил скромно улыбнулся:
– Постарались. Надо сказать, в рекордные сроки уложились.
– Какая работа! – Света полюбовалась документами. – Как ее теперь звать? О! Марина! Ну, вы даете!
– Не в имени дело.
– Правильно. Лучший способ спрятаться – быть собой. Так тебя никто не станет подозревать. Марина Дмитриевна Озерова. Не замужем. Дети? Нет детей. Прописка?
– Московская, – в тон ей ответил Михаил.
– Что ж, лучшего и желать нельзя. – Света помахала документами и сунула их к деньгам. – Считайте, она вам по гроб жизни обязана. За ней не пропадет.
– А как насчет того, о чем мы договаривались?
– Ясно. Ключи?
– Да.
– Я передала их Марине. Она спрятала и получила инструктаж относительно того, когда ими воспользоваться. Теперь она ждет только известия о том, что все готово. И завтра горничная скажет ей, что все в порядке. Устраивает вас такой расклад?
– Вообще-то нам хотелось иметь гарантии…
– Мое честное слово – вот гарантия, – отрезала Света. – Так будет куда вернее… Марина должна выйти оттуда, не так ли? А что помешает вашим молодцам пристукнуть ее как свидетеля, если они сами откроют дверь? Я, конечно, говорю теоретически. Но все же? Я хочу, чтобы она открыла дверь и выбежала на лестницу. Внизу буду ждать я. Я увезу ее, и на этом делу конец. Ни вы нас больше не увидите, ни мы вас. Расстанемся по-хорошему. А то всякое может случиться. Ну как?
Она склонила набок голову. Михаил махнул рукой.
– Ладно, недоверчивая женщина! Пусть будет по-вашему.
– Ол-райт! – бодро ответила Света. Однако было видно, насколько ей трудно казаться веселой в этот вечер. Ее лицо было бледно, а глаза смотрели так, как будто вот-вот должны были увидеть что-то ужасное.
– Значит, завтра, скорее всего, Илью пригласят на игру, – сказал Михаил.
– Илью?
– Да, парня, которого мы подсадили, зовут Илья.
– Это тот самый, который просмеяться не может? – невесело сказала Света. – А завтра? Завтра он сможет смеяться?
– Завтра ему будет не до смеха, – пожал плечами Михаил. – Он может даже не знать, куда его везут, скажут в последний момент.
– Ну нет, – покачала головой Света. – Обычно с клиентом очень предупредительны, чтобы он не поднял хай раньше времени. Его обязательно спросят, есть ли у него время заехать в гости, где будет тот самый человек, который ему нужен… И тому подобное.
Ее голос упал. Михаил внимательно взглянул на нее.
– Вы уверены, что в последний момент не вздумаете его предупредить? – жестко спросил он.
– Лучше я отрублю себе руку… – пробормотала Света. – Не беспокойтесь.
– Горничная…
– Завтра утром… – Света опустилась на постель и отвернулась. – Завтра она туда поедет и предупредит. Положитесь на нее. Положитесь на меня. Положитесь на Марину. А теперь дайте поспать…
Михаил вышел и прикрыл за собой дверь квартиры. Горничная тут же прошла к Свете.
– Ну что ты? – Она обняла ее за дрожащие плечи.
– Все замечательно. Все хорошо.
– Что он тебе сказал?
– Вот твои деньги. – Света протянула горничной несколько пачек. – Здесь твоя квартира.
– Светка…
– Только не вздумай благодарить! – вдруг почти прорыдала Света. – Клянусь, если ты меня поблагодаришь… Я тогда не знаю, что сделаю!
– Свет, ну раз так… Раз так, то, может быть, не надо?
– Надо! И более того – надо мне! Мне!
– Он и тебе деньги дал?
Света упала лицом в подушку. Ее плечи замерли. Со стороны могло показаться, что она внезапно уснула. Горничная осторожно погладила ее по спине.
– Светик…
Та резко подняла голову.
– Ты, надеюсь, не думаешь, что я из-за денег?
– Да как я могу так думать?! – вскочила горничная. – Я разве не знаю, что ты его любишь?
– Знаешь ведь? – зарыдала в голос Света. – Ты ведь знаешь!
– До сих пор любишь, – грустно сказала горничная. – Все твои выкрутасы – для посторонних. А меня ты не обманешь.
– Что же делать? – спросила Света, глядя остановившимися глазами.
– Неужели спасти его хочешь?
– Нет. Я хочу… – Она вдруг закрыла лицо руками. Ее голос доносился из-под сомкнутых пальцев глухо и сдавленно. – Знаешь, чего я хотела бы? По-настоящему?
– Откуда же…
– Ты только не смейся. Я хотела бы… От него ребенка.
– Светка, ты сумасшедшая!
– Ты знаешь все, так ты сказала? Но ты не знаешь самой малости… Самой малости, о которой я никому не говорила.
– Что же это такое?
– Год назад… Я вдруг поняла, что беременна, потом решилась сказать ему. Он… Он послал меня на аборт. И я пошла. Знаешь, я тогда чуть не возненавидела его. Но я подумала: что же делать, ведь он все равно меня выгонит в конце концов… Я это прекрасно понимала. Но теперь… Теперь, если бы я снова ждала от него ребенка… Я бы оставила его.
– Ты сумасшедшая, – повторила горничная, с жалостью глядя на Свету.
Та подняла измученный взгляд.
– Пусть я сошла с ума. Но я хотела бы ребенка именно от него… Он для меня потерян навсегда. Он никогда меня не любил, я это знаю. Он подлец, негодяй, убийца… Но я хотела бы взять на руки ребенка – его ребенка, понимаешь, – взять на руки человечка, который бы на него походил… Который любил бы меня… Которого я бы не потеряла никогда! Никогда!
– Дети… Они тоже всякие бывают… – грустно сказала горничная. – Есть и такие, что матери в лицо плюют.
– Твой не такой?
– Да нет…
Света посмотрела на нее и покачала головой:
– Что ж, может быть, мне даже и повезло… Но как пусто!
– Где пусто?
– Здесь. – Света положила ладонь на живот, на грудь, на лоб, поочередно указывая эти места: – Здесь, здесь и здесь. И вокруг меня.
– Это пройдет.
– Да, это пройдет. Пусть это скорее пройдет. Или ничего на свете не имеет смысла… – Может, остаться мне на эту ночь? – спросила горничная.
– Не надо. Иди. Тебя ведь твои ждут. Завтра поезжай к Марине и скажи ей, что все готово.
– Эх, девки… Жалко мне вас!
Горничная прибралась, вышла и заперла за собой дверь. Света полежала в темноте. Закрыла глаза. Но в ту ночь она так и не уснула.
Тамара в ту ночь тоже не спала. Утром встала чуть свет, ополоснула лицо, решила было накраситься, но ей трудно было лишний раз поднять руку. «Все хуже и хуже… – подумала она. – А прошлой зимой каково было? Думала, помру… Нет, мы еще поскрипим…» Она прислушалась к тому, что происходило в комнате сына. Делон, судя по звукам, встал. «Что он делает? – подумала Тамара. – Марширует, что ли? Вот болван-то, прости Господи!» Делон, расхаживал по своей комнате взад-вперед. «Гуляет… Сколько денег теперь псу под хвост!» – в сердцах подумала Тамара. Потащилась в кухню. С трудом сварила кофе, уселась за стол, отхлебнула горькой горячей жижи. Поморщилась, обжегшись, поставила чашку.
«Будто с похмелья, – думала она. – И утро-то какое… Серым-серо! Что за сентябрь! Дожди, дожди, дожди… А начиналось-то солнышком…» Она смотрела за окно. Там снова собирался дождь. Она вздохнула.
В кухню вошел Делон.
– Садись. Кофе попей, – велела она.
Он сел за стол, не глядя на нее. Вытащил сигарету, закурил. Тамара смотрела на сына и не узнавала его. Как осунулся, похудел за эту ночь! Впалые щеки, тень черной щетины на них, ввалившиеся синие глаза, тускло смотрящие из-под опущенных ресниц. Ресницы казались теперь еще длиннее и чернее на бледном лице. «Как у девочки, – подумала Тамара, глядя на него. – Никто не знает, только я одна, что характер у него девчачий… Ему бы нарядиться да пройтись, да чтобы все на него смотрели… А больше ничего не надо… Дурашка мой…»
Но нежность, пробившуюся сквозь вчерашнюю злобу, она ничем не выдала. Налила кофе, подвинула коробку с печеньем. Делон принялся его грызть, видимо совсем не думая о еде. Тамара с жалостью смотрела на него. «Вон как его иссушило… Тоже переживает… Ах, черт! Скорее бы отсюда уехать… Может, попробовать сейчас? И денег не отдавать? Нет, опасно, почти наверняка он, Павел Аркадьевич этот, за нами следит… Головы оторвет. Хватит, и так уж напортачили… А все из-за него! Все потому, что меня не слушал! Ленка его погубила, вот кто…»
Делон внезапно поднял глаза.
– Ма, – пробормотал он. – Ма, что это значит? Почему она на меня смотрит?
– Кто? – Тамара даже оглянулась. – Кто смотрит?
– Ленка.
– Да ты в своем уме? Она же…
– Умерла, я знаю, – невыразительным голосом сказал он. – Но почему она тогда смотрит?
– Где смотрит?
– Везде, мам. Как только глаза закрою, она! Я про нее даже не думаю, а она смотрит – отовсюду, сбоку, сзади… Иногда как будто сердится, а иногда – так просто.
Тамара протянула руку и пощупала сыну лоб.
– Нормальный, – сказала она. – Но у тебя бред. Ленка на тебя смотрит? Во сне?
– Все время, – жалобно сказал Делон.
Тамара покачала головой.
– Это не Ленка, – тихо сказала она. – Это твоя совесть.
– Что?
– Слово незнакомое? Совесть, дурашка. Это ты мучаешься, что ее утопил… Ну как тебе объяснить…
– А долго это будет? – еще жалобней спросил он. – Я спать не могу.
– Недолго, не бойся, – успокоила его Тамара. – А если спать не мог, что же мне не сказал? Я бы таблетку дала…
«Боже мой, какое он еще дитя! – в отчаянии подумала она. – Вот и вырастила себе опору на старости лет… Ему самому нянька нужна… Да не такая, как я… Неужели прав он был, когда сказал вчера, что это я ему жизнь поломала? А кажется, ничего такого… Я ведь, наоборот, все для него делала… Разве я, мать, могла ему повредить? Нет, выдумки… Его собственная дурная башка ему вредит, вот и все… А жаль его… Вот сидит он, дурачок, и мучается, как животное бессловесное… Сказать даже не может, почему мучается…»
– Мам, давай уедем. Прямо сейчас.
– Не сходи с ума. Я уже думала об этом. Нас сразу найдут. Нам нужно время, – быстро заговорила Тамара. – Ты же в розыске. Нас первый пост остановит.
– Не остановит…
– Да что ты как ребенок. Как это – не остановит?!
– Мы проскочим!
– Стара я стала – проскакивать, – нахмурилась Тамара. – Не думала, что доживу до такого… Проскочим… Нет нормальной жизни, хоть ты тресни! Для чего я пахала?! Для чего ты пахал?! Чтобы теперь проскакивать в щелки? Да я не того хочу!
– А что делать, мам? Денег-то у нас сколько останется, когда все отдадим?
– Не твое дело!
– Почему не мое? Я тоже должен знать.
– А если и узнаешь, что сможешь изменить? – Тамара усмехнулась, глядя на сына. – Денег, милый мой, останется пять тысяч с небольшим… И это все.
– Как мало, – протянул Делон.
– Да, немного… И это если учесть, что мы остались без поддержки…
– Ма…
– Ну что еще?
– Это ведь я во всем виноват.
В глазах Делона что-то блеснуло. Тамара пригляделась – слезы? Нет, кажется, его глаза были сухи.
– Мам, я постараюсь… Я все исправлю.
– Ладно уж, наисправлял уже!
Она с досадой махнула рукой.
– Ты что же, теперь совсем в меня не веришь? – спросил Делон.
– Как мне в тебя верить? – Тамара подняла бровь. – Столько напортачил…
– Но я все исправлю!
– Исправит он! Я тебе исправлю! Будешь делать только то, что я скажу.
– Ма…
– Все, молчи! У меня и так голова раскалывается! Кажется, дождь будет…
Они в молчании пили кофе. Внезапно часы, висящие над столом, тоненько зазвенели и пробили половину девятого… Тамара вздрогнула, но не от звона – Делон вдруг замахнулся рукой, в которой держал чашку, и с силой швырнул ее в часы. Раздался треск, посыпались фарфоровые осколки.
Тамара изумленно смотрела на сына.
– Одурел?
Делон не отвечал. Он сидел опустив голову, снова поникнув, и счищал с рубашки кофейную гушу.
– Так и есть, одурел, – заключила она. – Зачем часы разбил? Часы-то чем виноваты?
– Так…
– Только потому, что Вадькин подарок? – догадалась она. – Так что из того? Мне же эти часы всегда нравились?
Тамара взяла в руки самый большой осколок, упавший на стол. Это были пастух и пастушка. Они все еще обнимались, хотя у пастуха уже не было головы, а пастушка лишилась изящных фарфоровых ножек. Тамара с какой-то нежностью смотрела на фигурки.
– Смотри… – Она показала фигурки Делону. – Они погибли…
Тот резко встал из-за стола и вышел. Она вздохнула и бросила пастушка с пастушкой на стол. Поднялась, закусив губу, чтобы не стонать.
Когда она прошла в свою комнату, там был Делон. Он повернулся, и ей показалось, будто он что-то спрятал в карман.
– Что там у тебя?
– Ничего.
– Врешь! Что у тебя было в руках?
– Ничего, говорю.
– Сейчас обыщу!
– Брось.
Ей в голову пришла догадка.
– Ну, если ты тронул деньги!
– Да я даже не знаю, где они…
Тамара кинулась к своему туалетному столику так быстро, как позволила спина. Выдвинула верхний ящик, приподняла косметические салфетки. Пакет с деньгами был на месте. Она взяла его в руки, повертела. Вроде к нему никто не прикасался. Она подозрительно взглянула на сына:
– А ты все-таки что-то спрятал…
– Мам, не морочь мне голову.
– Я тебе не морочу голову. Потому что головы у тебя нет.
– Это мы уже слышали.
– И запомни навсегда, мой дорогой: еще одна выходка – и ты меня больше никогда не увидишь.
– Это как?
– Очень просто. Даже я, калека несчастная, смогу лучше заботиться о себе, чем ты обо мне. Ты мне не нужен, если не будешь слушаться.
– Я не ребенок.
– Нет, ребенок! – Тамара стукнула пакетом с деньгами по столику. – Ты всегда был только ребенком! И никогда не станешь взрослым! Потому что не умеешь принимать решений! А если принимаешь их, то выходит идиотизм! Ты в этом уже мог убедиться! Отстань от меня!
– Я к тебе и не пристаю… Это ты…
– Сейчас получишь.
Тамара отвернулась и, глядя в зеркало, напудрилась. Потом принялась подводить глаза. Делон наблюдал за ней.
– Для Павла Аркадьевича?
– Это я для себя. Мне плевать на него и на тебя. Мне уже на всех плевать, – в сердцах сказала Тамара. – Не путайся под ногами. – Она накрасила губы и взглянула на часики, лежавшие под зеркалом. Без пяти минут девять. – Ты меня, надеюсь, не ревнуешь к Павлу Аркадьевичу?
Делон не ответил. Она обернулась и увидела, что его в комнате нет.
– Хоть бы солнышко выглянуло, – с тоской сказала она, глядя в окно.
В дверь позвонили.
– Открой! – крикнула она.
Делон завозился в прихожей. Она прислушалась к звукам. Вошел кто-то… Поздоровался… Да, Павел Аркадьевич.
Она опустилась в кресло, держа в руках пакет. В комнату вошел Павел Аркадьевич, за ним по пятам следовал Делон. Он был еще бледнее, чем раньше, и Тамара с тревогой отметила это. «Еще свалится… А нам удирать надо…» Она с любезной улыбкой указала Павлу Аркадьевичу на стул, стоявший перед ней. Тот присесть отказался, только взялся рукой за спинку.
– Что ж, – вздохнула она. – Мы выполнили ваши условия.
Она протянула пакет. Тот взял его, разорвал обертку.
– Посчитайте… – предложила она. – Можно вон там, на столике…
Павел Аркадьевич кивнул. Он отошел с деньгами к туалетному столику Тамары и принялся считать. Держался настороженно, Тамара отметила это.
Некоторое время стояло молчание, нарушаемое только шорохом денег. Павел Аркадьевич считал торопливо, иногда сбивался. Делон стоял у двери и переминался с ноги на ногу.
– А можете вы дать гарантии, что нас не арестуют, как только вы уйдете отсюда? – спросила Тамара, задумчиво рассматривая Павла Аркадьевича, который стоял в профиль к ней. Он поднял голову.
– Лучшая гарантия – что я тут.
– Это почему?
– Если я попаду под метлу, то только потому, что имел дело с вами.
– Отопретесь, разве нет?
– Нет. Не думайте, что я контролирую все, снизу доверху. Я держу только тех людей, которые ищут вас. Но если меня заметут здесь, если станет известно, что я был у вас… Тогда мне хана. Есть люди, которых я купить не могу. И решать будут они.
– Ну ясно… – протянула Тамара. – И как долго вы будете держать тех, кто внизу?
– Еще несколько дней.
Павел Аркадьевич склонился над деньгами. Руки у него немного дрожали, он отметил это и подосадовал на себя. «На такое дело пошел, а руки пляшут! – сердился он про себя. – А ведь победа, ей-богу, победа… Только не слишком ли я далеко забрался? Ведь в самом деле, если узнают, что я тут бывал… Тогда чего только на меня не повесят… Надо, чтобы эти про меня молчали, если их заметут… А замести-то могут еще сегодня. Могут и прямо сейчас! Может, уже следят за домом…» – Он одернул себя. – Еще утром ничего не было известно про Делона. Димка сказал… так что я паникую? Успею спрятаться, не найдут концов… А станут искать – знаем, кому сунуть… Уж за себя-то я заплачу… Теперь денег не пожалею… Опять же, Димке…»
Тамара снова обратилась к нему:
– Вы сегодня к нам один пришли?
– Вам зачем знать? – поднял голову Павел Аркадьевич.
– Да так… Не один, значит… Да и кто один ходит на такие свидания… Небось ждет вас кто?
– Ждут, да не из милиции…
«Чертова баба, – подумал он. – Надо остерегаться… Нет, не посмеет… Блеф – великое дело! Ждут, конечно… А кто ждет-то? Любка… Надо уходить…»
Он собрал деньги, завернул их в обрывок бумаги и повернулся к Тамаре:
– Вроде все правильно. Тогда я пошел.
Тамара ничего не ответила. Но Делон, до тех пор молча стоявший у дверей, неожиданно поднял голос:
– Вы лучше пересчитайте… А то она вчера почти вслепую их собирала… Могла и ошибиться…
Тамара изумленно взглянула на него. Павел Аркадьевич занервничал:
– Но здесь… Тридцать шесть тысяч?
Теперь он сам был не уверен в том, что сосчитал правильно. Слишком много посторонних мыслей лезло в голову.
– Посчитайте! – настаивал Делон. – А то потом скажете, что вас обманули… Да и сдадите нас…
Павел Аркадьевич повернулся к туалетному столику. Склонился над деньгами. «Надо сосредоточиться», – приказал он себе.
Он не смотрел по сторонам и не увидел того, что Делон медленно, какими-то странными, нетвердыми шагами приближается к нему. Но увидела Тамара. И еще увидела нож в руке сына – длинный, тонкий, трехгранный нож, блеснувший, когда Делон достал его из кармана.
– Идиот! – крикнула она.
На этот крик Павел Аркадьевич обернулся, увидел Делона прямо у себя за спиной, нож у него в руке и, сам не понимая толком, что делает, выхватил из кармана куртки пистолет и выстрелил.
Выстрел пришелся Делону в грудь, пониже левого соска. Он замер на миг и, не издав ни звука, упал. Тамара расширенными глазами смотрела на сына, лежавшего на полу, на его лицо, уже начинавшее расслабляться, на его широко распахнутые синие глаза, совсем такие же, как у нее. Ей показалось, что на губах у сына выступила улыбка – слабая, виноватая, чуть глуповатая улыбка, которой он часто улыбался при жизни, когда она его ругала. Она подняла глаза на Павла Аркадьевича и увидела, что пистолет направлен прямо на нее.
– Нет! – Она выставила вперед руку, пытаясь остановить его. – Нет, нет! Не надо! Я ничего не скажу! Я никому ничего не скажу! Не делайте этого! Не…
Он нажал на спуск. Тамару отбросило в кресло, во лбу у нее мигом образовалась огромная черная дыра. Голова свесилась на грудь, и кровь закапала на белую атласную кофту.
Павел Аркадьевич схватил деньги, кое-как завернул их в бумагу и бросился к выходу. Под ноги попалась жалобно мяукающая черная кошка, он едва не споткнулся. Отбросил ее ногой и выскочил из квартиры, захлопнув дверь.
«Нельзя бежать, – подумал он мельком. – Увидят, запомнят. Боже…»
Он быстро спустился по лестнице, вышел во двор. Никого, слава Богу, никого. Быстрым шагом, не оглядываясь, вышел из ворот, рванул дверцу ждавшей его машины.
Жена сразу увидела, что на нем лица нет.
– Что случилось? – приглушенно сказала она.
Он включил зажигание и торопливо вырулил на проезжую часть.
– Не гони, что случилось?!
Она подобрала с пола развалившийся сверток, который он бросил в машину прежде, чем сесть за руль.
– Что это? – Посмотрела. – Деньги! Ах ты Боже мой, да ты их все-таки получил! Я и не верила!
Тот молчал, глядя прямо перед собой на притормозившую перед светофором машину. Потом нажал на газ. Машина тронулась.
– А что ты такой? – допытывалась жена, глядя на его белое, замкнутое лицо.
Он не отвечал. Она встревожилась окончательно:
– Да что же ты молчишь! Стой, куда едешь! Красный!
Он затормозил.
– Я сейчас убил двух человек, Любка.
Та только охнула.
– Любка… Я убил… Я выстрелил в него, потом в нее… Он бросился на меня с ножом…
– Он хотел убить тебя?!
– Если бы я не выстрелил, он бы меня прирезал, как тех мужиков…
Она замолчала.
– Тебя видел кто-нибудь? – спросила она наконец.
– Нет.
– Во дворе никого не было, – припомнила она, нервно закуривая сигарету. – Тебе дать?
Она прикурила сигарету и для него и сунула ему в рот.
– Не гони так…
– Я не гоню… Любка, если бы я не убил его, он убил бы меня…
Она замолчала. Потом нервно принялась осматривать деньги.
– Сколько здесь?
– Здесь все. Тридцать шесть. Любка, там и было тридцать шесть! Этот бандит сказал, чтобы я еще раз посчитал. Я стал считать, потому что засомневался… А он подкрался ко мне…
– У тебя пот на лбу…
– Любка, я никогда не забуду… Она так просила!
– Не гони!
Их машина исчезла в потоке утреннего транспорта. Возле светофоров образовались пробки, машины еле проезжали по Тверской, из-за серых облаков пробилось наконец солнце. Но та, которая ждала его в это утро, его не увидела.
