Жанна хорошо помнила тот день, когда она впервые увидела Наталью Морозову. Раньше им не приходилось встречаться. До этого дня она представляла себе ее так: обыкновенная домашняя курица, которая воображает, что мир заканчивается в пределах ее собственной квартиры, а лучшие представители человечества — это муж, сын и несколько приятельниц по фитнесс-клубу.

Они встретились на презентации, устроенной по поводу открытия нового многоэтажного центра модной одежды, строительство которого контролировала самолично Жанна. Шикарный холл самого престижного столичного отеля был оформлен известным дизайнером в голубовато-зеленых цветах — эти краски использовались в логотипе фирмы и должны были символизировать собой стремление к природе и одновременно чистоту помыслов. Гирлянды из белых, голубых и зеленых шариков обрамляли сплетенный из искусственных цветов вензель «РМ» («Русский Мороз»), Причудливые флористические композиции, отражавшие последние веяния моды и вместе с тем выполненные в классически строгих правилах икебаны, стояли на полу на специальных подставках, гирлянды цветов украшали стены и дверные проемы, образуя причудливые арки.

Фуршетные столы, по-европейски изящные, совершенно по-русски ломились от пышных яств. Хотя повар и протестовал против такой безвкусицы, но Жанна самолично настояла на нескольких килограммах черной икры и лобстерах, надеясь, что этот гастрономический шик произведет должное впечатление на европейцев, которых специально заманивали на банкет, надеясь на новые инвестиционные контракты. Жанна хорошо помнила скупость и расчетливость жителей старушки Европы. Они не считали зазорным экономить даже на еде и на одежде и были падки на халяву еще больше, чем ее соотечественники.

Она бродила по бурлящему людьми холлу и улыбалась каким-то своим затаенным мыслям. Ее почти никто не знал, с ней почти никто не здоровался, и с ней никто не собирался обсуждать деловые планы. В то же время вокруг Морозова весь вечер клубились черные пиджачные пары. Формально презентацию устраивала фирма «Русский Мороз», — фирма, к которой Жанна и ее охранное агентство имели весьма опосредованное отношение. Но на самом деле… На самом деле она чувствовала себя королевой праздника! Ведь именно она была той тайной пружиной, которая заставила миллионы огней сиять, цветы услаждать взор, а деловых людей стремиться сюда, лелея в глубине души самые смелые коммерческие планы. Если бы не она, то ничего этого не было бы! Она придумала все это, организовала, воплотила в жизнь. И она достойна того, чтобы рано или поздно назвать эту империю своей. Скоро все эти люди поймут, кто на самом деле является хозяином этого роскошного празднества. И тогда они будут умолять, как о милости, о коротком разговоре, а она…

Хищно прищуренный взгляд остановился на молодой женщине в длинном сверкающем платье с открытой спиной. Она стояла подле Морозова, его строгий деловой костюм оттенял блеск ее платья. Они о чем-то беседовали с узкоглазым и низеньким японским бизнесменом, довольно смеялись.

«Кто это»? — Жанна нахмурилась. И сразу же поняла — это она… И мгновенно ее сердце сжалось в знакомом спазме ненависти. Брови грозно сошлись на переносице, а губы угрожающе сжались.

Она!..

Она принадлежала к той породе женщин, которых Жанна ненавидела всю жизнь. Сытые, благополучные, самодовольные, считающие, что весь подлунный мир создан специально для них, что весь земной шар крутится лишь для их услаждения. Им все в жизни достается легко — богатство, деньги, хорошие мужья, умные дети, ласковые родители… Про таких говорят: при рождении ангел в макушку поцеловал. Они ничего не делают, чтобы завоевать свое место под солнцем. Место под солнцем и так ждет не дождется их, оно предназначено им еще до рождения. Эти женщины не борются за право обладать тем, что имеют, не обдирают локти в жестокой борьбе, не разбивают себе носы в драках. Их тело не украшают шрамы, а их души не изуродованы ненавистью. Они всех любят, и их все за это любят. Они чистенькие, на них ни пятнышка, они вне подозрений, они вне несчастий и вне жизненных бед. У них нет проблем! Несчастия обходят их стороной, болезни не берут, разве что легкая простуда или насморк… Они даже не напрягаются, чтобы удержаться на плаву! Несет их течение, не давая утонуть, не давая прибиться к берегу и угодить в тихую болотистую заводь со стоячей водой…

В глазах резко потемнело. Жанна изо всех сил сжала кулаки, так что костяшки пальцев побелели. Ее лицо посерело, а губы еще больше сжались. Почему этим белоручкам и неженкам всегда везет? Почему она, Жанна, с детства узнала все самые черные стороны действительности, прошла тюремную школу, пережила попытку самоубийства, обман и предательство окружающих, почему она карабкалась по отвесному склону, выбираясь из жизненной пропасти, обламывая ногти и теряя зубы, чтобы хоть что-то завоевать в этой жизни, а эта белокожая стерва и пальцем не пошевелила, чтобы завоевать свое благополучие? Можно поклясться, что муж от нее без ума, зовет дома киской или лапуленькой, в зубах приносит тапочки, как отлично выученный пес, и заваливает подарками! А Жанну любимый человек предал, и сейчас она вынуждена терпеть и потакать безобразным выходкам самого последнего бандита и порою даже поставлять ему девочек в постель, давно забыв о собственной гордости во имя далеко идущего расчета!

Можно поклясться, ее ангельски хорошенький сын радует маму отличными оценками в школе, учителя английского восхищаются его оксфордским произношением, и он дарит своей маме милые каракули на Рождество и на день рождения! А сын Жанны где-то за океаном, у чужих людей, и никогда не видел своей матери. Сколько сейчас ему? Тоже лет шесть или семь…

Можно поклясться, прислуга этой счастливицы в сверкающем платье боготворит свою хозяйку, не может нарадоваться на нее, а та тихо потакает мелкому воровству продуктов из холодильника и даже дарит домработнице на Новый год пушистый оренбургский платок или что-то в этом роде. А у Жанны домработницы никогда не задерживаются, вечно попадаются на воровстве. Агентства по найму прислуги присылают одни отбросы…

Кроме того, эта холеная красавица с удивленно распахнутыми серыми глазами и мягкими каштановыми волосами может позволить себе платье с открытой спиной, чтобы продемонстрировать всем свою гладкую, без единого изъяна кожу и великолепную фигуру, которая вылеплена тренировками в спортзале в течение нескольких лет по индивидуальным рекомендациям тренера. А Жанна стоит среди празднично одетой толпы в наглухо, до самой шеи закрытом платье, чтобы скрыть от постороннего глаза уродливые шрамы, полученные ею в заведении старого Рувима… И хотя она на целых пять лет моложе этой домохозяйки — Жанне всего двадцать пять, а Морозовой все тридцать, — а выглядит намного старше. Почему? За что?

Вот такая же холеная стерва с ангельски невинным лицом отшвырнула ее, как докучливого кутенка, в тот теплый и удушливый вечер в Салониках, когда она умоляла о помощи на пороге балет-шоу «Астрея», а за ней гнался охранник, чтобы бросить ее в подвал… Как она похожа на ту красотку со своим мужем! Похожа прежде всего твердой уверенностью в собственной неуязвимости и в своем полном праве отмахнуться от чужих проблем. Пять лет прошло, а она все еще не забыла ту женщину…

А ведь что ей стоило… Что им стоило помочь ей! Что им стоило укрыть ее на ночь в отеле, позвонить в посольство, дать несколько долларов на дорогу… И тогда не было бы турецкого плена, не было бы заведения дядюшки Рувима, не было бы этих ужасных шрамов по всему телу… И тогда бы сейчас Жанна стояла рядом с ней — красивая, сияющая, счастливая своим первым успехом…

А ведь она и радоваться-то теперь толком не умеет — разучилась!

Именно в тот вечер Жанна приняла окончательное решение. Она никому не поведала о нем, ей было достаточно самой себя. Она может все, она всесильна! У нее есть сила воли и дьявольски изощренный ум. Она разрушит жизнь этой женщины! Она уничтожит империю ее мужа, сломает их налаженное, благополучное, удачливое существование. Деньги она заберет себе, она их заслужила, а эту семью пустит по миру, пусть наконец познают радость добывания хлеба насущного тяжким подневольным трудом! Она тоже имеет право пожить в свое удовольствие!

Светло улыбнувшись молодой женщине, которая вопросительной улыбкой ответила на ее пристальный взгляд, Жанна отвернулась. И тут же в ее уме зароились новые мысли, планы, идеи…

«Наталья Морозова! — улыбаясь, обратилась она к своей сопернице с воображаемой речью. — Скоро тебя не будет! Скоро ты будешь ничто! Скоро ты просто перестанешь существовать!»

Твердой походкой она вышла из зала. Больше с Натальей Морозовой она не встречалась, пока не выполнила свое обещание.

А теперь шестое чувство твердило ей, что ее соперница где-то рядом. Верных признаков тому не было, но Жанна и не нуждалась в верных признаках. Было смутное подозрение, которое постепенно переросло в твердую уверенность: она здесь, она близко, она совсем рядом. И даже более того: она тоже вышла на охоту!

Эта женщина в кафе, приславшая бутылку дорогого шампанского… Сын Морозова, будто бы сбежавший из детдома… Сообщение Жеки, что разыскиваемая особа звонила своей приятельнице… Все это складывалось в четкую картинку, которая еще больше подтверждала ее интуитивные догадки! А потом глупо и бессмысленно ушли на тот свет Штурман, Фрол, Шмель и вот теперь — Пепел!

Удивительно, домашняя рафинированная дамочка вышла на тропу войны! Она использует нестандартные методы работы, думая, что если не будет действовать в стиле наемных киллеров, то ее нельзя вычислить. Напрасная надежда! Это было бы действительно так, если бы с ней имел дело только Лучок и его узколобые подручные. Этим типам даже и в голову бы не пришло, что кому-то охота отправить их на тот свет такими странными способами. Но, слава Богу, если в данном случае уместно говорить о Боге, что они имеют дело с ней, с Жанной! Ее на мякине не проведешь! Она сразу поняла — кто-то начал свою игру. Это хитрая, расчетливая игра, в которой стараются списать все на несчастный случай.

А ларчик раскрывается просто… Штурман был тем человеком, который имел личный контакт с фирмой Морозова. Фрол участвовал в похищении Морозова, держал его на квартире, выбивая из бизнесмена номера счетов в швейцарском банке и официальное поручительство на занятие делами фирмы. Пепел перестарался в «прессовке» — слишком уж сильно нажал на Морозова, и тот не выдержал. Впрочем, даже хорошо, что чистильщику недавно «помазали лоб зеленкой». Из-за него они потеряли очень важного осведомителя, Аллу Сырникову, жену известного банкира… А ведь и эту семейку можно было бы держать на мушке в течение нескольких лет. Играть на слабостях жены, глубоко запустив руку в карман ее мужа, и потихоньку перекачивать деньги из его банка себе в свои закрома! Слишком уж Пепел надавил на нее, перестарался. Она и не выдержала…

А Шмель… Шмель был новеньким в их бригаде, и та дамочка просто промахнулась, когда подсунула честной компании бутылку инфицированного страшной заразой питья. Ее расчет был верен: она надеялась, что Лучок, заинтригованный явлением прекрасной незнакомки, обязательно хлебнет отравы. И тогда одним махом будет покончено со всеми, со всей баковской братвой — хитрая задумка!

Что ж, это ей вполне удалось бы, если бы не внезапный налет РУБОПа. На этот раз менты оказались как нельзя кстати и прибыли вовремя! Если бы не акция ментов в тот вечер, то Лучок обязательно глотнул бы шампанского и сейчас, наверное, лежал бы в уютной кроватке, выстроганной аккурат по его габаритам…

На что же рассчитывает эта сумасшедшая, решившая выйти в одиночку на войну с братвой? Понятное дело, после убийства Пепла она сейчас «шифруется», залегла на дно, ушла в подполье. Неужели она серьезно надеется, что отправит всю верхушку охранного агентства поодиночке на тот свет, а потом заживет в свое удовольствие, имея кругленький капиталец в швейцарском банке и не имея врагов! Не выйдет у нее это! Не выйдет! Потому что она не знает, что имеет дело не с Лучниковым и с его шестерками, а с ней, с Жанной! А ведь это совсем не то, что стрелять в подъезде. Это сложнее, чем контрольный выстрел в голову!

Надо сказать, честно признала Жанна, что и она сама сплоховала, недооценила соперницу. Она рассчитывала, что после смерти своего мужа та беспрекословно отдаст его денежки, посчитает, что выгоднее откупиться, приобрести спокойную жизнь себе и сыну, чем потерять и то и другое, сидя, образно говоря, на мешках с золотом. И уж никак нельзя было ждать, что Морозова спрячет сына в детдоме, а сама начнет собственную игру!

Еще менее можно было ожидать, что она выкрадет ребенка из детдома, а потом начнет в открытую палить из оружия!

Сложность ситуации в том, вздохнула Жанна, что эта особа кажется совершенно неуязвимой! У нее нет дома, неизвестно, где она живет, неизвестно, откуда является, а после убийства — куда исчезает. Есть только один важный рычаг влияния на эту озверевшую сучку, которая, кажется, способна на все — от отравления до обыкновенного убийства в подъезде. Это ее сын. Дети — вот архимедов рычаг, который всегда действует безотказно! Эту прописную истину Жанна усвоила на собственной шкуре.

Дело за малым, осталось только отыскать этот пропавший из детдома рычаг. Не может же мать, которая планирует и осуществляет убийства, держать ребенка рядом с собой! Во-первых, это слишком опасно, а во-вторых, привлечет к ней ненужное внимание. Как бы она ни была ослеплена любовью, она не может не понимать, что братва будет искать в первую очередь именно женщину с ребенком.

В той истории с исчезновением мальчишки есть три варианта: ребенка выкрали и спрятали; второй вариант — он сам сбежал; третий вариант… Как там у классика, а может, мальчика-то и не было?

Был ли мальчик-то — это и нужно первым делом выяснить.

Павлик Морозов сидел на полу в длинном переходе возле вокзала и тонким голосом пел тягучую жалобную песню, заглядывая в глаза прохожим страдальческим взором. Вместо аккуратного зимнего пальто и спортивной шапочки, купленных Поливановой, на нем было грязное вонючее тряпье, возбуждавшее у пассажиров метро опасения подхватить какую-нибудь заразу. На полу перед ним лежала старая кроличья ушанка, в которой внимательный зритель мог бы разглядеть несколько мелких купюр и горстку серебристой мелочи.

— Подайте, люди добрые, на хле-ебушек! — закончив песню, печально завыл мальчик и даже смахнул рукавом слезу.

Прилично одетая женщина остановилась возле него и, вздохнув, бросила в шапку железный рубль. Мальчик презрительно скривился и укоризненно произнес:

— Тетя, а ты знаешь, сколько сейчас хлеб стоит?

Женщина покраснела и умчалась дальше по черной трубе туннеля…

Занятый добычей хлеба насущного, мальчик не заметил, что стал объектом пристального внимания дюжего парня с борцовским разворотом плеч и хрящеватыми ушами. Парень то и дело пристально всматривался в фотографию, которую держал в руке, а затем переводил взгляд на попрошайку, сличая снимок с оригиналом.

Убедившись, что оригинал совпадает с изображением, парень приблизился к попрошайке, поднял его за шкирку и решительно встряхнул:

— А ну, пошли со мной!

— Дяденька, ты чё! — плаксиво заныл мальчуган. — А же не сам по себе, я на Цыгана работаю! Иди спроси у Цыгана, он тебе скажет! Я ему честно половину отдаю.

Уговоры не подействовали, парень с хрящеватыми ушами стремительно потащил свою жертву по переходу. Тогда мальчик перешел к откровенным угрозам:

— Эй, отпусти меня! Слышишь, пусти! Это не твоя территория, это территория Дюни. Дюня знаешь что тебе за меня сделает!.. Пусти!.. Цыган ему скажет, Дюнины пацаны тебе ребра переломают! Пусти! — Мальчик ухитрился извернуться в воздухе и укусить своего похитителя за руку.

Тот ойкнул от боли, но жертву свою не выпустил. Выбравшись на поверхность, он швырнул пацана на заднее сиденье автомобиля и уселся рядом.

— Кусается, зараза, — беззлобно произнес он и бросил водителю: — Поехали, опознаем этого субчика!

Детдом встретил Павлика Морозова знакомым запахом подгоревшей капусты и чириканьем детских голосов.

«Ладно, — обреченно подумал мальчик. — Так и быть… Подхарчусь здесь чуток, а потом опять сбегу. Может, опять удастся у Веры чем-нибудь поживиться…»

— Павлуша! — Навстречу мальчику бросилась полная женщина в трикотажном, плотно обтягивающем тело платье. — Нашелся! Что ж ты, голубчик мой…

Вера Яковлевна, казалось, была искренне рада возвращению своего питомца.

— А похудел-то как! — запричитала она. — А чумазый какой! Где же ты был?

— Где-где… — глубоко вздохнул Павлик. — Милостыньку собирал.

— Ох! — Вера Яковлевна одной рукой схватилась за сердце, другой крепко прижимая к себе драгоценную пропажу.

Жуя жвачку, парень с хрящеватыми ушами безучастно созерцал чувствительную сцену обретения блудного воспитанника.

— Где же вы его нашли? — заискивающе обратилась директриса к хрящеватому парню.

— На Казанском, — ответил тот и сплюнул на пол. — Ну ладно, поехали!

И он властно опустил свою жилистую руку на плечо мальчика.

— Как поехали? — заволновалась Вера Яковлевна. — Куда?

— Куда надо… — Собеседник не собирался вступать в прения.

— Не пущу! — Директриса решительно выступила вперед. — Это воспитанник нашего дома! Вы обязаны вернуть его… Милиция!.. Органы опеки!.. — Она потянула Павлика на себя.

Но хрящеватый не отпускал мальчика.

— Молчи, тетка, — мрачно прохрипел он. — Опознала, а теперь вали. А не то…

Что будет в противном случае, он не удосужился сообщить, выходя с Павликом на улицу. Вера Яковлевна рванулась было за ними, но заметила во дворе машину, в которой виднелись еще два бритых затылка.

Хрящеватый с мальчиком сели в машину и уехали. Вера Яковлевна остановившимся взглядом смотрела, как за поворотом постепенно исчезает ее мечта. Мечта, которой, видимо, не суждено было воплотиться в жизнь. Эта мечта включала в себя и обеспеченную старость, и дорогие лекарства, и любезных врачей, и поездки в сочинский санаторий в разгар сезона. А теперь эти люди отняли у нее ключ, который должен был отпереть ей двери в счастливую жизнь!

Что теперь она скажет матери Павлика, когда та придет за своим сыном? Что она ответит ей?

Вера Яковлевна бессильно опустилась на детский стульчик, стоявший в раздевалке. Она должна была предвидеть это, она должна была загодя спрятать мальчика! Украсть, увезти, уехать из города! Она не сделала этого и теперь будет всю оставшуюся жизнь кусать локти…

— Эй, где тут у вас директор заседает? — послышался чей-то сиплый пропитый голос.

Вера Яковлевна подняла глаза, и ее взгляд встретился с заплывшим взглядом одной очень экстравагантной особы, смело ввалившейся в двери.

Это была очень и очень своеобразная дама, основным украшением которой служил огромный черно-фиолетовый синяк под глазом, распространившийся и на часть щеки. Веки ее, одно нормального цвета, а другое фиолетово-желтое, были кокетливо подведены голубым, а на ресницах слиплись комья дешевой туши. Отсутствие передних зубов с лихвой компенсировалось морковным цветом губной помады, а старое нечистое платье с прилипшими к нему перышками и травинками — яркой бижутерией и рваными колготками.

— Что вам нужно? — усталым голосом произнесла директриса и добавила: — Для вас работы у нас нет, а объедки с кухни мы не выдаем.

— Сыночка я своего пришла забрать! — гордо молвила особа и дохнула в лицо собеседнице запахом застарелого перегара.

— Сына? — брезгливо отшатнулась директриса. — Какого сына?

Ей казалось, что у нее помутился рассудок от яркого запаха незнакомки.

— Павлика, — сказала та и добавила гордо: — Морозовы наша фамилия.

Глаза Веры Яковлевны удивленно округлились, а брови постепенно поползли вверх…

Она действительно не знала, что сказать матери своего воспитанника Павлика Морозова.

В уши вливался ровный гул двигателей самолета. Этот тягучий звук напоминал гудение большого шмеля, в летний душный полдень запутавшегося в траве. Стекло иллюминатора было залито яркой лазоревой краской, а под крылом, далеко внизу, простирались серебристые барханы кучевых облаков.

По салону прохаживалась с тележкой обходительная стюардесса, предлагая напитки на выбор — от прохладительных до тех, что погорячее. Застывшее в улыбке, точно вылепленное из гипса, лицо бортпроводницы сохраняло выражение приторной любезности, которое отчего-то хотелось стереть тряпкой.

— Дамы и господа! — раздался искаженный динамиком хрипловатый голос. — Наш полет проходит на высоте девять тысяч семьсот метров… Ожидаемое время прибытия в Цюрих — два часа тридцать минут… Attention please!..

Со скучающим видом Жанна отвернулась и, откинув голову на белый чехол кресла, стала смотреть в иллюминатор. Золоченые стрелки на наручных часах, казалось, безнадежно застыли. Еще больше двух часов полета… Минуты тянулись медленно, точно в воздухе время затормозило свое размеренное течение. И мысли в голове сквозили тоже медленно, равнодушно, неторопливо…

Еще недавно она торжествовала, рассчитывая, что можно будет выманить свою противницу из убежища, держа в руках ее сына. Она рассчитывала, что жертва ее тогда поймет: сопротивление бесполезно, любая пуля, выпущенная из ее оружия, любой шаг рикошетом тут же ударит по ней и по ее ребенку. И тогда она начнет с ней торг, вызовет на открытую борьбу… Заманить ее, действуя ребенком как приманкой, а потом накрыть одним ударом и ее самое, и ее капиталы…

Но все сорвалось! Надо же, какое дурацкое совпадение! Среди детей, поступивших в декабре в детские дома столицы, нашелся мальчик, возраст, имя и фамилия которого полностью совпадали с разыскиваемым ребенком! «Морозов Павлик, семи лет, среднего роста, глаза светлые, волосы светлые, без особых примет» оказался сыном алкоголички, которая недавно освободилась условно-досрочно и явилась за своим пацаном аккурат тогда, когда люди Жанны, перерыв весь город, отыскали беглеца в одном из привокзальных переходов столицы!

О появлении любящей мамаши сообщил Жанне бдительный дворник Ахмет, которому было поручено тайно контролировать поведение директрисы и сигнализировать, когда объявятся родственники ребенка. В тот день Ахмет в соответствии со своим дворницким званием подметал дорожки, ведущие к дому. Он уже было замахнулся метлой на побирушку, которая забрела на территорию воспитательного учреждения, и хотел погнать ее прочь, как та вдруг гордо осведомилась у него, где она может найти своего сына, и назвала волшебную фамилию. Ахмет указал ей рукой на вход в детдом, а сам побежал звонить по записанному на корешке собственного паспорта телефону. Он надеялся на очень хорошее вознаграждение.

— Явилась мышка, вышла наружу! — удовлетворенно отреагировала Жанна, когда услышала сбивчивый, задыхающийся голос дворника в телефонной трубке. И сразу же направила верных людей, чтобы привезли пташку, попавшуюся в расставленные силки.

Но жар-птица, издали манившая ловца ярким оперением, на поверку оказалась щипаной костлявой вороной, которую в суп и то жалко! Блудная мать-алкоголичка, заметив интерес, проявляемый всеми к своей особе и к своему дитяте, решила с выгодой для себя использовать сложившуюся ситуацию. Она предложила купить у нее сыночка по сходной цене, а когда желающих не нашлось, долго ругалась, осыпая окружающих отборной бранью. В конце концов мадам Морозову с ее отпрыском выгнали взашей, и те отправились восвояси. Куда — неизвестно.

Жанна была обескуражена. Ей казалось, что все смеются над ней: это же надо, принять сына алкоголички за ребенка нового русского! И сама Наталья Морозова смеется! Да просто хохочет во все горло, заливается, думая, что как никогда близка к победе…

Когда первые эмоции прошли, гнев поутих, Жанна вновь обрела способность мыслить логически. За какую ниточку теперь тянуть, раздумывала она, чтобы быстро и наверняка достигнуть успеха? Но все ниточки, которые могли привести к успеху, казалось, были безнадежно утеряны. Подруга Морозовой, Алла Сырникова, отравилась, сын Павлик оказался ей вовсе не сын, а вообще третье лицо, слежка на кладбище была уже давно снята из-за своей бесполезности.

Остаются только две тропочки, зыбкие, ненадежные и вообще малоперспективные.

Первая была связана с тем, что, по сообщениям блондинчика Жеки, любезного дружка погибшей Аллы, Морозова могла отсиживаться на какой-то тайно купленной перед самой кончиной бизнесмена вилле в кантоне Ури в Швейцарии. Там можно отыскать конец той самой ниточки, потянув за которую они выйдут на верный след…

Вторая возможность была более верной, но вместе с тем и более рискованной: ловля на живца. Жанна насчитала около десяти членов своего охранного агентства, которые либо контактировали с Морозовым, либо участвовали в его похищении. Если, конечно, не считать ее саму, Жанну… Кое-кто из этих людей был уже на том свете, кое-кто считался пешкой в крупной игре… Оставалась фигура номер один на шахматной доске — сам король, то есть Лучников. Правда, этот король обладал лишь номинальной властью, полностью завися во всех комбинациях от ферзя, который до поры до времени оставался в тени. Однако он мог бы послужить приманкой, способной выманить на открытую битву нужную фигуру — пешку, давно мечтающую стать ферзем…

Поэтому перед отъездом Жанны за границу в подъезде, где жил Лучников, была выставлена круглосуточная охрана, а во дворе организовано дежурство. Не то чтобы Жанна волновалась за здоровье своего любовника, скорее она боялась, как бы его не «завалили» безнаказанно. Она уже тайно мечтала: было бы отлично, если бы ее соперница в пылу борьбы отправила бы шефа «Элиды» на тот свет, а потом сама попалась ей в руки! Тогда все проблемы Жанны были бы решены! Капиталы плавно перекочевали бы в ее карман, и не нужно было бы ни с кем делиться. После этого она быстро свернет свои дела и уедет в такой дальний уголок земного шара, что сто лет ищи, не сыщешь!

Когда впервые ей пришла на ум эта мысль, она как раз массировала своего любовника. «Шахматный король» расслабленно возлежал на кровати с закрытыми глазами, его спина маслено блестела от крема, а в это время умелые руки растирали его кожу сильными, властными движениями.

«Может быть, оставить его?.. — на долю секунды заколебалась Жанна, размышляя, оставить ли его в живых, но тут же решительно тряхнула головой: — Нет!»

Ее руки умело разминали мужское тело, то сбегая вдоль позвоночника, то плавно поднимаясь вверх, а в голове прокручивались хитроумные планы, как половчее разделаться с тем, кто блаженствовал сейчас от ее прикосновений. Наверное, самым простым и рациональным было посадить его на пару десятков лет. Но кто гарантирует, что он не выйдет оттуда через пару месяцев при помощи пройдохи адвоката! Вот если только сопроводить его арест доказательствами — фотографиями, аудиозаписями…

Кое-что у Жанны уже припрятано на случай, если Лучников в один прекрасный момент попытается разделаться с ней, выкинуть из «бизнеса». Но надо было собрать такое досье, которое гарантировало ему высшую меру или, как минимум, пожизненное…

Жанна закончила массаж легкими гладящими прикосновениями и накрыла порозовевшую спину простыней.

— Все! — негромко произнесла она, разминая уставшие руки.

Блаженно застонав, Лучок перевалился на спину. Внимательные темные глаза точно в первый и последний раз оглядели его…

Зачем он ей нужен? Жадный, неумный, издерганный, некрасивый? Зачем он ей нужен в той, новой жизни? Ему нет там места! Он хорош лишь для того, чтобы выбить пару тысяч долларов из испуганного коммерсанта или разобраться с крутыми парнями из чужой бригады. И все! С ним невозможно показаться в обществе, он груб, завистлив и мелочен. Да и в сексе он… никто! Возбуждается только от нескольких женщин сразу. Он ей будет только помехой в том раю, куда она так стремится. Итак, она от него избавится — решено!

— Девушки уже ждут тебя в спальне, — ласково замурлыкала Жанна, набрасывая на плечи любовника шелковый, почти невесомый халат. — Такие, как ты любишь… Они выполнят все твои желания.

Постанывая, Лучок поднялся и направился в спальню, предвкушая предстоящее наслаждение.

Оставшись одна в комнате, Жанна неподвижным взглядом смотрела ему вслед. Она знает, как избавиться от него… Она повесит на него убийство Морозовой и ее сына, а сама, как всегда, останется в тени! После такого букета преступлений Лучникову уже точно никогда не выйти на свободу!

И Жанна счастливо улыбнулась, словно наконец-то нашла решение сложной логической задачи.