Глава 11
Елена Викторовна долго жала на звонок. Дверь, у которой мы остановились, была старинная – двустворчатая, деревянная. Я отчетливо слышала, как по квартире разносится назойливая трель. Был момент, когда я хотела повернуться и сбежать. Но нам в конце концов ответили – тихо и невнятно.
– Кто там? – послышалось из-за двери. Я даже не узнала голос.
– Это Незванова, – громко назвалась Елена Викторовна.
– А что случилось?
– Открой, пожалуйста. – Она говорила тоном, каким уговаривают непослушного малыша. – Не держи меня в подъезде.
Лязгнул засов, потом в замке долго проворачивался ключ. Я увидела в щели лицо Жени. Накинутая цепочка покачивалась на уровне его груди. В следующий миг он заметил меня и оторопел. Елена Викторовна вздохнула:
– Тебя что, всю ночь уговаривать надо? Есть разговор, пусти.
Цепочка слетела. Мы вошли в прихожую. Да, этот дом был совсем не похож на тот, где обитала Елена Викторовна. Такой же старинный, при этом потрепанный жизнью. В этой квартире, думаю, не было ремонта со сталинских времен. Оглушительно пахло плесенью – наверное, где-то в стене протекали трубы. Паркет буквально завизжал у меня под ногами, когда я переступила порог. Женя включил свет – под потрескавшимся высоким потолком тускло вспыхнула засаленная лампочка.
– Что случилось? – повторил он, глядя только на меня. – Почему вы…
– Ты один? – перебила его Елена Викторовна. Она брезгливо осматривала прихожую. Здесь стояло несколько старых шкафов, настолько грязных и покосившихся, что место им было только на свалке. Дальше тянулся неосвещенный коридор. Он казался бесконечным.
– Я один, но почему…
– Роман сегодня был? – Елена Викторовна по-прежнему не давала ему задать вопрос.
Женя вспыхнул. Он мучительно покраснел – я думаю, в этот миг ему даже стало больно. Я отвела взгляд и стала разглядывать свои руки. Елена Викторовна прошла дальше по коридору и открыла подряд несколько дверей. Во всех комнатах она зажигала свет, бросала туда беглый взгляд и морщилась. Наверное, зрелище было неэстетичное. Женя взглянул на меня и шепотом спросил:
– Почему вы вместе?
– Мы знакомы, – также тихо ответила я.
– Не может быть! Давно? – Он увидел, что Елена Викторовна безуспешно пытается открыть какую-то дверь, и заметно дернулся. С этого момента он уже на меня не смотрел.
– Нет, недавно…
Я не успела договорить. Елена Викторовна вернулась и поманила нас за собой:
– Идите сюда. Женя, почему тут заперто?
– Хозяин оставил там свои вещи, – пояснил он.
– И ключа у тебя нет?
– Конечно нет. Там хорошая мебель, телевизор, холодильник…
Она насмешливо взглянула на него:
– А ты ему доверия не внушаешь? Что же, у тебя даже холодильника нет?
Он поджал губы и открыл дверь напротив:
– Все есть. Заходите.
Он жил в этой комнате – я сразу поняла это, увидев кучу знакомых дисков на продавленном диване. Но больше ничто не указывало на то, что эта комната – жилая. Заставленная мебелью все тех же легендарных времен, когда в моде были массивные столы со слоновьими ногами и неудобные диваны-мастодонты. Обои грязно-желтого цвета, выцветшие и порядком ободранные, и пятирожковая люстра с двумя горящими лампочками отнюдь не украшали быт. Тусклый свет делал комнату похожей на погреб. Сходство усугубляла плавающая под потолком гирлянда паутины.
– Я не нашел стремянки, не смог вкрутить остальные лампочки, – пробормотал Женя.
А если бы и нашел, все равно бы не полез, подумала я. Он боится высоты. И в этот миг мне стало его жаль. Я по-другому представляла себе его новый быт. У нас-то все было иначе.
– Вы хотели со мной поговорить? – спросил Женя, обводя комнату растерянным взглядом человека, который впервые попал в такую обстановку.
Елена Викторовна прошлась по комнате, выглянула в окно и плотно задернула цветастые занавески. То, что от времени и солнца они выцвели, пошло им на пользу – аляповатая ткань приобрела приятные пастельные тона.
– Да, и разговор неприятный. – Елена Викторовна остановилась, достала из кармана сигареты. – Женя, ты помнишь того парня, который приставал к тебе на прослушивании?
Женя вздрогнул и весь как-то подобрался. Его взгляд метнулся ко мне, потом снова остановился на Елене Викторовне.
– Там была куча народу, – наконец выдавил он из себя.
– Ну конечно. – Она курила, продолжая демонстративно разглядывать стены. Ее взгляд задержался на нелепых пластиковых часах с давно остановившимися стрелками. – Ты ведь сразу понял, о ком я говорю. Об Иване. Твоем друге.
– Он мне не друг. – Женя дернул плечом. – Мы познакомились совсем недавно и виделись всего пару раз.
– Ну хорошо, – кивнула она. – Это твое дело, кем ты его считал. Да, ты был на его похоронах?
– Конечно. – Женя оправился от вопроса, хотя по-прежнему держался скованно. – А что, не надо было? – в вопросе уже прозвучал вызов.
Я присела на край дивана. Легонько хрустнул пластиковый футляр какого-то диска. Только бы. Женя этого не услышал – он трясся над своей коллекцией. От вопросов Елены Викторовны мне стало нехорошо. Когда я заметила его после кремации, мне даже не приходил в голову вопрос: зачем, он туда пришел? Или он в самом деле невиновен, или же это была маскировка. Убийца хоронил свою жертву…
– Ну хватит, – вдруг сказала Елена Викторовна. Ее голос прозвучал очень резко. – Я задала тебе простой вопрос. Ты помнишь, что Иван был на прослушивании?
– Нет, – дерзко ответил он.
– То есть как – нет? – зло прошипела она. – Почему же я его помню?!
– А мне откуда знать? – В его голосе прорвалась сдержанная злость. – Что-то странное у нас происходит! Предположим, он там был, вам-то что? Вы его видели в первый и в последний раз. Почему вы им так интересуетесь? Что вообще…
– Ты знаешь, как он умер? – перебила она. – Знаешь эту легенду, будто он посадил в машину проститутку и наркоманку, которая его и пришила?
Он кивнул. Я видела его со спины, слава Богу! Мы будто и не говорим с ним. Я не вижу его, он – меня. Ощущение кошмара продолжалось.
– И тебе известно, что это ложь! – бросила она. – Иван умер иначе и в другом месте. В нашей студии. В моем кабинете.
Женя развел руками:
– Не знаю. Да откуда вы это взяли?.. И почему обращаетесь с этим вопросом ко мне? Если у вас есть какие-то подозрения, шли бы лучше в милицию.
– До милиции еще дойдет, – пообещала Елена Викторовна. – Я хочу знать, что творилось на студии после того, как я уехала домой.
– Я скажу о том, что знаю, – успокоившись, начал Женя. – Мы продолжали прослушивание до тех пор, пока не убедились, что ни один музыкант нас не устраивает. – И заученным тоном продолжал:
– Потом разъехались по домам. Я, например, поехал сюда.
– Иван, значит, не возвращался?
– Он и не приходил. Так что возвращаться тоже не мог. – Теперь он откровенно издевался. Я слышала, как звенит его голос. И как ни смешно, в этот миг вдруг поняла, что петь он должен прилично.
– Слушай, дорогой мой. – Елена Викторовна подошла к Жене вплотную и ткнула в лицо сигаретой – будто указкой с огненным кончиком. – Ты роешь себе глубокую яму. Это слишком глупая затея – сговориться и утверждать, что Ивана в студии не было. Его видело слишком много народу. Кто-то мог не заметить, забыть, но кто-то помнит прекрасно. Я найду ребят, которые пробовались в тот вечер, и они подтвердят…
– Ищите. – Женя снова пожал плечами.
– Очень хорошо! – обрадовалась она. – Но между прочим, есть свидетель, которого даже искать не надо.
Я не узнавала ее лица – она преобразилась и помолодела. Ярость красила ее – глаза казались большими и выразительными.
– Надя, ты можешь подтвердить, что Иван на студии был? – повернулась она ко мне.
– Да, – ответила я. – Я это скажу где угодно.
Женя стремительно обернулся. Господи, чего бы я не отдала, чтобы никогда не видеть этой кривой улыбки – маски ненависти и насмешки.
– Ты можешь подтвердить только то, что Иван подвез тебя до дома, – бросил он. – Да и то не наверное, свидетелей-то нет! А ничего другого ты не. видела. Все с чужих слов.
– Ничего подобного, – начала я, но он меня перебил:
– Надя! Ты хоть понимаешь, что тебя водят за нос? Тебе наговорили бог знает чего, а ты хочешь повесить на меня убийство?! Ты разве видела, что он был в студии? Я спрашиваю – видела?!
Он меня поймал. Я его действительно на студии не видела.
Женя почувствовал свою силу и обернулся к Елене Викторовне со своей новой, зловещей, улыбкой:
– Вообще, кто его видел, кроме вас?
Из глаз горгоны Медузы посыпались молнии, но на Женю это не произвело никакого впечатления. Он не окаменел, напротив, еще пуще разошелся. Его, казалось, подзуживал какой-то бес.
– И никто его там не видел, потому что его там и не было! Да, проезжал по переулку, мог даже подвезти тебя, Надя. Но в студии его не было! – с язвительным торжеством заявил он.
– Его жена говорит, что он там был! – вырвалось у меня. – Он туда собирался! И ты мне это говорил, сегодня, в лесу!
И тут я поняла, что бьюсь в наглухо заколоченную дверь. Он от своего не отступится!
И в этот миг у меня в голове раздался слабый, но очень отчетливый щелчок. Будто кто-то нажал кнопку диктофона. Пленка! У меня была пленка. С доказательством, что Иван собирался поехать в тот вечер в студию! На пленке был зафиксирован весь наш разговор – он диктовал мне адрес, объяснял, как добраться, просил, чтобы я непременно приехала на запись. Кассета лежала дома, в моем письменном столе. Если только я не стерла запись. Но я была уверена, что не стерла. С того дня я не брала ни одного интервью.
– Что же ты замолчала? – поинтересовался Женя. – Пытаешься придумать, что именно я тебе говорил в лесу?
– Нет, – ответила я. Все нормально. Все теперь в порядке.
Наверное, я выглядела немного странно, потому что Женя осекся и сменил свой издевательский тон на более мягкий. Он спросил, как меня угораздило раздуть такую историю со смертью Ивана? И почему меня не устроило заключение следствия?
Но я его почти не слышала. Я хотела сейчас одного – добраться домой. И взять в руки эту самую кассету-доказательство. Я взглянула на свои часы.
Они все еще шли – купание в мокром снегу им не повредило. Половина второго.
– В общем так, Женя, – заявила Елена Викторовна. Она все это время что-то обдумывала. – Мне очень жаль, но с этого момента я считаю тебя соучастником убийства. Если не прямым исполнителем…
– Чепуха! – небрежно бросил Женя. Он даже не оглянулся на нее. Его куда больше интересовало то, что происходит со мной. А я заторопилась и встала.
– Елена Викторовна, вы меня не отвезете? – спросила я.
– Спускайся и жди возле машины. Я буду через пять минут.
Я вышла в коридор, прошла по визгливому паркету, с трудом отперла входную дверь. Разбухшая от старости, она едва поддалась. На лестнице у меня из-под ног выскочила бурая тень и скрылась под батареей центрального отопления – крысы. Наверняка множество крыс, и когда Женя остается в этой запущенной квартире один, ему страшно. Я вдруг подумала. что теперь ему будет страшно всегда. Он не может чувствовать себя иначе. Можно встать в наглую позу, можно лгать напропалую, можно даже поверить, что ты изменился и ничего не боишься. Но на самом деле ты все равно будешь бояться. Всю жизнь.
На улице меня встретил пощечиной ледяной ветер. Я с трудом пересекла двор, остановилась в подворотне. Здесь ветер гудел, как в трубе. Скорей выйти в переулок, там наверняка нет такого сквозняка. Но захотелось в последний раз увидеть окна его квартиры. Дело не в сентиментальности – я просто ощущала ноющую тревогу.
Вот третий этаж, вот окно той комнаты. Найти ее мне помогли цветастые занавески, освещенные изнутри неярким светом. Впрочем, светились все окна, выходящие во двор, – ведь Елена Викторовна сама зажгла свет во всех комнатах. Интересно, зачем? Хотела осмотреть квартиру? Вряд ли, ведь она не собиралась ее покупать. Вероятнее всего, хотела убедиться, что в комнатах никто не прячется. Например, тот же Роман.
В других комнатах не было занавесок. Я видела там немногое – часть стен и потолки. Возможно, в них просто не было мебели.
Свет не горел только в одном окне – в комнате рядом с той, где обитал Женя. Там, по его словам, находился склад ценных вещей. Я подумала, что скупость хозяина может обернуться для него большими убытками. В доме водились крысы, и наверняка они устраивали 1 игрища на мебели. Ключа у Жени нет, разогнать крыс он не сможет, и к приезду хозяина от мебели может ничего не остаться.
Я стояла в подворотне, дрожала от холода и время от времени делала безуспешные попытки закурить. Но ветер не позволял высечь из зажигалки даже самое крохотное пламя. У меня заледенели пальцы, зато царапина под глазом больше не болела. Холод, как известно, лучшая анестезия. Елена Викторовна все не появлялась. О чем они там говорят? Наверное, ссорятся. Или что похуже. Я волновалась все больше и в конце концов решила зайти обратно в подъезд. По крайней мере, согреюсь, тут я точно заполучу воспаление легких. А значит, снова пропущу работу. Но эта мысль уже не вызвала у меня никакого страха. Наоборот, мне стало смешно. Неужели это судьба дает мне знать, что я устроилась не на то место?..
К тому моменту, когда я направилась к подъезду и в последний раз взглянула на окна, наверху произошли некоторые изменения. Прежде всего погас свет в комнате с цветастыми занавесками. Разговор явно был окончен. А затем, с равными короткими промежутками, потухли все остальные окна. В квартире стало совсем темно.
Хлопнула дверь подъезда, и появилась Елена Викторовна. Она поежилась, подняла меховой воротник и, не глядя на меня, направилась к подворотне.
– Пойдем, – бросила она, поравнявшись со мной. – Уже поздно.
Я помедлила еще секунду, глядя наверх. Странно, почему свет погас везде? Может, Женя ушел на кухню, она, кажется, располагается с другой стороны коридора…
Сейчас все окна квартир, выходящих во двор, были темными. Фонаря во дворе-колодце тоже не было. И теперь, когда мои глаза привыкли к темноте, я разглядела смутное светлое пятно в окне запертой комнаты.
Раньше я его не замечала. Я стояла, смотрела вверх, и вдруг у меня появилось отчетливое ощущение, что оттуда на меня тоже смотрят. И что это пятно – не что иное, как чье-то лицо. Я различила очертания плеч, руки, опирающейся на подоконник.
Моей первой мыслью было: Женя солгал. Ключ от запертой комнаты у него имелся, он просто предпочел это скрыть. Возможно, выполняя указания хозяина никого туда не впускать. И вторая мысль – там не Женя! Вокруг контура лица в окне я различила длинные светлые волосы. Да, это не он!
А потом я увидела, что позади этой фигуры в окне смутно замаячила другая. Теперь я убедилась: у окна стоял человек. Фигура меняла положение, а затем отошла в глубь комнаты. Остался пустой черный прямоугольник.
Я пробежала подворотню и выскочила в переулок. Елена Викторовна уже сидела в машине, слабо освещенной изнутри. Я забарабанила пальцами по стеклу – она меня заметила и открыла дверцу.
– В квартире есть кто-то еще! – выдохнула я. – В той запертой комнате!
Мне показалось, что она меня не услышала. Или не поняла. Елена Викторовна смотрела на меня без всякого выражения, и я поняла, что она потрясена. Наконец женщина процедила сквозь зубы:
– Черт, я что-то чувствовала! Как ты узнала?
– Я видела их в окне!
– Кого? Их там несколько?!
Тут я осеклась. В самом деле, кого я там видела? Точно не Женю. Я бы сказала, что эта бледная тень была скорее похожа на женщину. А кто подошел к ней сзади, я определить не могла.
– Значит, они все слышали, – пробормотала Елена Викторовна. – Это очень плохо. Ужасно.
– Давайте поднимемся туда, посмотрим! Теперь он не отвертится!
Ее рука, расслабленно лежавшая на руле, дрогнула и сжалась. Елена Викторовна подождала секунду, затем покачала головой:
– Нет, не стоит.
– Но почему?!
– Мало ли кто там может быть, – ответила она. – Дом почти нежилой, место глухое… И никто не, знает, что мы сюда поехали. Понимаешь, к чему я клоню?
– Вы боитесь! – поняла наконец я. – Вы боитесь туда идти?
Мне казалось невероятным, что она испугалась. Я-то не боялась совсем! Я забыла о своих страхах, когда приехала сюда. Впрочем, боялась я тогда не Жени, а ее…
– Сядь в машину, – приказала она. – Ты знаешь, который час?
Я ответила, что знаю. Она пожала плечами:
– Ты вроде работаешь, сама говорила. Спать осталось всего ничего.
– Вы думаете, что я усну? – удивилась я. – Елена Викторовна, я вас прошу – поднимемся!
Она нетерпеливо забарабанила пальцами по обивке руля:
– Не вижу смысла. Зачем это? Ты еще не поняла, во что ввязался этот парень? Хочешь сложить голову в этой квартире? А потом тебя найдут на другом конце Москвы, на обочине, с проломленной головой!
– Женя никогда не позволит меня убить, – уверенно сказала я.
– Ты так в этом уверена? Что-то ты заговорила иначе! – Елена Викторовна криво улыбнулась. – Раньше ты была убеждена, что твой жених вообще не способен кого-то убить! Теперь отвечаешь только за себя. Уже прогресс!
В конце переулка показалась машина, и мы замерли, глядя на приближающиеся фары. Горел дальний свет, но, заметив нас, водитель его погасил. Машина проехала мимо, чуть замедлив ход. За рулем сидел мужчина, и я заметила, что он повернул голову, рассматривая нас. Странное, должно быть, впечатление мы на него произвели. Богато одетая женщина в шикарной машине и замерзшая девушка в куртке, которая никак не решается к ней сесть. Два часа ночи, глухой переулок. Может, он подумал, что мне нужна помощь.
– Садись, – повторила Елена Викторовна, когда машина скрылась за поворотом. – Тут слишком безлюдное место. Мне оно не нравится. Ты собираешься сегодня спать или нет?!
В ее голосе неожиданно зазвучали истеричные нотки. И тут я приняла решение. Одно из тех решений, целесообразность которых бывает трудно объяснить. Но ты чувствуешь, что должен поступить именно так – иначе будешь очень жалеть.
– Я останусь.
Она посмотрела на меня и вдруг крутанула пальцем у виска:
– Ты рехнулась?! Останешься тут одна?!
– Да, я вернусь.
– Но зачем, чего ради?!
– Вы же сами сказали, что у меня есть обязательства перед Женей, – напомнила я. – Может, я хочу их выполнить.
Она всплеснула руками:
– Да это же романтическая чепуха! Тебе сколько лет?
– Двадцать пять.
– По-моему, в пять раз меньше! – рявкнула она, поворачивая ключ в замке зажигания. – Ну все, садись. Садись, говорю тебе, я немедленно уезжаю!
По-моему, она так и не поверила в серьезности моего решения. Наверное, ей казалось, что я обегу, машину, открою дверцу и сяду рядом с ней. Но повернулась и пошла прочь.
– Ты в самом деле идешь?!
Я обернулась:
– Да. Так будет лучше. В случае чего вы под твердите, что я туда пошла. Вы же подтвердите?
Она смотрела на меня и качала головой. Она все еще не верила. И тут я приняла еще одно решение Оно мне, далось тяжелее, чем первое.
– Вы не могли бы занять мне немного денег, февраля? – спросила я, возвращаясь к машине. У меня в кармане последняя десятка.
Она молча достала, из сумки бумажник – огромных размеров, наверное мужской. Вытащила несколько сотенных купюр, подумав, достала ещё одну – в пятьсот рублей. Я поблагодарила и взяла.
– Ты сумасшедшая, – сказала она уже тише, разглядывая мое лицо. – Чего ты хочешь добиться? Он стоит на своем и правды никому не скажет. Когда ты ушла, я постаралась на него надавить. Ему на все наплевать, Наденька. На все угрозы, на все мои обещания. Ты понимаешь, что это значит?
Я ответила, что не понимаю. Она вздохнула:
– Вряд ли он у тебя такой крутой. Ты бы об этом давно узнала. У меня только одно объяснение: его научили, как в случае чего огрызаться. Стоять на своем и не бояться ничего. Я, кажется, знаю, кто этот учитель. Иначе бы твой Женя так себя не вел. – Она поджала губы и нехотя добавила, будто сожалея:
– Особенно со мной.
– Вы думаете, это Роман? – спросила я. Она хлопнула дверцей, и машина тронулась с места. Я слегка отступила в сторону и посмотрела, как она сворачивает за угол. Теперь нужно поторопиться, если я не хочу замерзнуть насмерть. Я бегом вернулась во двор и перед тем, как открыть дверь подъезда, снова подняла глаза на окна третьего этажа. Все они были темны.
Я поднялась по лестнице. На этот раз никаких крыс я не заметила, зато меня стали пугать мои собственные шаги. Они звучали чересчур отчетливо, хотя я старалась не шуметь и ботинки у меня были без каблуков. Что сказала Елена Викторовна? Дом почти нежилой. Похоже на то… Многие двери выглядели так, будто их давно не открывали. На втором этаже отсутствовала лампочка. Сетчатая шахта лифта заросла какой-то странной жирной копотью – я испачкала рукав, когда, случайно задела сетку. Вот и третий этаж. Двустворчатая дверь.
Я подошла вплотную и прижалась к ней ухом. Сперва я ничего не расслышала. Потом до меня донесся какой-то слабый, едва различимый звук. Я стояла и слушала, наверное, минут пять, пока не поняла: эти звуки – далекая негромкая музыка. Женя поставил какую-то из своих пластинок. В его комнате я заметила магнитолу. Это была самая примитивная «мыльница», но проигрыватель дисков в ней, видимо, был.
Теперь нажать кнопку звонка. Или не нужно? Что произойдет, когда я сделаю это? Музыка наверняка смолкнет. Потом я услышу шаги. В двери нет глазка, и Женя спросит, кто это. Наверняка решит, что вернулась Елена Викторовна. А может, не будет подходить. Но предположим, он все-таки откроет мне дверь. Что я скажу ему? Спрошу, кто, кроме него, есть в квартире? Я вспомнила силуэт в темном окне. Кто бы там ни прятался, Женя предпочел его запереть. Ту дверь он запер еще до того, как отправился отвечать на звонок. Он не знал, кто стоит на лестнице. Значит, предпочитал спрятать своего гостя (или гостей) от кого угодно. Так же он поступит и на этот раз. Он даже не впустит меня в квартиру.
Я подняла руку и приготовилась нажать на кнопку звонка. Сейчас я их спугну. Они слушают музыку, значит, чувствуют себя неплохо. Женя и кто-то там еще торжествуют, что так ловко отшили меня и Елену Викторовну. Я была почти уверена, что там прячется не Роман. Маленький полный блондин. Скорее высокая стройная блондинка.
Мне вдруг стало смешно. Я вела себя как обычная ревнивая жена, которая выследила свое горе и теперь приготовилась застукать его на месте преступления. Рука опустилась сама собой. Нет, конечно, это бессмысленно. Мне даже порог переступить не дозволят. Все игры окончены. Ведь сегодня (уже вчера) утром, в лесу, Женя был откровенен. Я довела его до истерики, он многое мне рассказал. Правду или нет? Я все-таки не могла представить его в роли убийцы. Так что, вернее всего, он говорил правду. Его отослали со студии для разговора с Митей. Теперь мне казалось, что разговор этот был не так уж важен. Возможно, его просто хотели убрать подальше. Когда Женя вернулся, все было уже кончено. Возможно, это было для него потрясением. А если верить его рассказу, получается, что он так ничего и не узнал. Просидел на студии до часу. Потом был какой-то звонок (чей? откуда?), и Женя поехал сюда. Его отвез продюсер.
Это то, что он рассказал мне. А потом стал врать – в присутствии Елены Викторовны отказался от всего. Что тут сыграло роль? Что я явилась не одна? Или то, что ему намылили шею за вчерашнюю откровенность? Или… то, что в соседней комнате кто-то был и подслушивал?
Я снова приложила ухо к двери. Теперь не было слышно даже музыки. Может быть, там легли спать? Время позднее. А вот мне спать вовсе не хотелось. Я стояла, прислушивалась, и с каждой минутой мне все сложнее было заставить себя нажать на кнопку звонка. Дурацкая ситуация! Причем я добровольно в нее попала. Что же теперь делать? Расположиться на ночлег в подъезде, за компанию с крысами? Дождаться рассвета и идти голосовать на шоссе? Или сделать это прямо сейчас? Я взглянула на часы. Ну да, в половине третьего ночи! Мне гарантированы неприятные приключения.
Я спустилась на один пролет и выглянула в окно на лестничной площадке. Оно выходило в другой двор. Внизу горел фонарь, и я рассмотрела детскую площадку, более похожую на обломки авиакатастрофы, несколько старых деревьев, мусорные контейнеры. Все это припорошил снег. Снегопад начался, пока я стояла и подслушивала у дверей. Ветер неожиданно утих, и снег падал почти отвесно.
Где-то внизу, во дворе, глухо хлопнула дверь. Я подалась вперед, пытаясь разглядеть, откуда этот звук. И увидела – уже запорошенный свежим снегом двор неторопливо пересекал мужчина с двумя мусорными ведрами. Он остановился у контейнеров, выбросил мусор и тщательно выколотил оба ведра. А затем так же неторопливо двинулся обратно. И скрылся где-то под стеной дома. И тут я поняла – в этом доме у квартир существовали черные ходы!
Это было так просто, отчего же я прежде об этом не подумала? Я прикинула про себя, какой вход ближе к комнате, где обитает Женя, – черный или парадный? Получалось, что черный. И кроме того, та дверь наверняка выходит на кухню – так было во всех старых квартирах, где я побывала. Если все окна по фасаду темны, то все равно где-то должен гореть свет. На кухне, например. Там, где сейчас наверняка сидит Женя со своим гостем.
Я быстро сбежала по лестнице, пересекла двор-колодец и долго искала обходной путь, чтобы попасть на другую сторону дома. В конце концов нашла – это оказалось весьма непросто, пришлось обогнуть два соседних здания. Остановившись в тени деревьев, подальше от света фонаря, я сориентировалась. Свет горел только на пятом и на третьем этаже. На третьем светились сразу два окна, но видно было, что за ними одно и то же помещение. Кухня, видно, была огромная.
Черная лестница оказалась очень тесной – сплошь заставлена огромными мешками из грубой оберточной бумаги. Я заглянула в некоторые из них: ничего интересного – дранка, куски штукатурки, обломки паркета. Кто-то делал ремонт, а за вывоз мусора платить не желал. Я поднималась, шарахаясь от этих грязных мешков и от обросших грязью перил, и думала: стоит кинуть спичку, и дом выгорит от подвала до чердака. Наконец я подобралась к площадке третьего этажа. Облупленная, выкрашенная красноватой краской дверь была настолько грязной, что я побрезговала приложить к ней ухо. Но тем не менее услышала голоса.
– Так по-твоему, обе врут? – громко спросила женщина.
Визгливый голос показался мне знакомым. Я боялась нагнуться поближе к двери – вокруг стояли мешки, и если я свалю хотя бы один… Рука, которой я для равновесия опиралась о стену, затекла и дрожала от напряжения. А может, от волнения.
Д услышала Женю, он говорил очень быстро, невнятно. Мне показалось, заикаясь.
Женщина его перебила:
– Да зачем ей врать?
– Она просто меня ревнует! – уверенно ответил Женя.
Я прикусила нижнюю губу. Вот же гад! И с кем это он беседует? Голос был молодой – злой и уверенный. Может быть, постучаться? Не убьют же они меня, в самом деле!
– Надя ревнует, а эта вторая что, тоже?! – язвительно поинтересовалась гостья.
И тут я узнала голос. Это Юля. У меня дыхание перехватило, когда я это поняла. Хотя ничего удивительного тут не было, ведь она выкрала у меня адрес и телефон Жени. Могла созвониться с ним, договориться о встрече. А могла явиться и без предупреждения. Только вот зачем? Зачем?! Пока их разговор не казался мне интимным. И тем более не ощущалось, что собеседники испытывают друг к, другу симпатию. Особенно Юля – она рвала и метала, судя по яростной интонации:
– Да я же все слышала через стену! Ты им лапшу на уши вешал, и ревность тут вообще ни при чём! Они говорили только об Иване!
– Ты, значит, подслушивала, – сказал Женя, а потом произнес что-то неразборчивое. Юля с вызовом подтвердила:
– Ага, нехорошо себя вела! Использовала стеклянную банку, там их полно! Я приложила ее к стене напротив того места, где стоял ты, и очень хорошо тебя слышала! Как у тебя язык повернулся соврать, что Ивана в студии не было?!
– Да брось, Юль, – с раздражением ответил Женя. – Ты знаешь об этом не больше других.
– Как это не знаю?! Да он мне звонил оттуда!
– Откуда тебе знать, оттуда или нет? Наступила тишина. А потом я услышала ни с чем не сравнимый грохот бьющейся посуды. Громкий жестяной удар – наверное, Юля швырнула об пол миску. А затем нечто врезалось прямо в дверь, за которой я стояла, и у меня было такое чувство, что попали в меня. Я даже пригнулась и отпрянула, но, к счастью, не упала. Впрочем, за этим гроxoтом мое падение на мешки прошло бы незамеченным.
– Прекрати, сука! – крикнул Женя. Я слышала громкую ругань и звуки борьбы. Потом вскрикнула Юля, голос раздавался теперь совсем рядом с дверью, шел снизу – наверное, он в драке повалил ее на пол.
– Ты меня не одурачишь! – выкрикнула она с ненавистью. – Иван звонил мне со студии, и он бы никогда не посадил в машину шлюху, сволочь ты, Женька, потому что на даче его ждала я! Ты понял, я! И я пойду в милицию и все расскажу! Я теперь все поняла: вы его убили! За что? Скажи – за что?!
Раздался громкий шлепок, и ее голос сорвался Дна визг. Потом стало очень тихо. Я стояла под дверью, обмирая от ужаса. Он ее ударил! И давала себе клятву: если он попробует еще на нее напасть, я начну биться в дверь, заору на весь дом, побегу на пятый этаж и буду стучаться в ту квартиру, где еще кто-то не спит. Но стоять тут и слушать, как убирают Юлю, я не буду!
– Ну ты и дура, – рассудительно произнес Женя. – Ты что хочешь доказать? Что он звонил тебе из студии? И чем ты это докажешь, кроме слов?
– Слов достаточно!
– Кому как! – иронично произнес Женя. – Как ты это представляешь себе: кто-то будет возиться с новым следствием, затевать заново всю мороку, что. бы выяснить, как погибло такое ничтожество?
– Что-о? – изумленно протянула Юля. – Кто ничтожество? Да это ты – ничтожество, ноль, дрянь!
– Давай еще! – издевательски предложил Женя. – Приятно послушать!
Юля запнулась, а потом выкрикнула:
– Подстилка!
– Что?!
– Что слышал! Я знаю твой гнусный секрет!
Я думала, они сейчас снова подерутся. Но Юля вдруг осеклась и уже спокойно спросила:
– Кто это?
– Понятия не имею, – также тихо ответил Женя. – Может, эти вернулись? Ну-ка, быстро в комнату!
Послышалась возня и громкий хруст раздавленного стекла – видно, кто-то наступил на осколки чашки. Я ничего не понимала. В первый момент мне показалось, что они каким-то образом услышали мое дыхание за дверью, но теперь сообразила: это чепуха, такого быть не могло. Значит… Кто-то позвонил в парадное! Они это слышали, а до меня звонок долетел в виде слабого эха! Дверь была хоть и старая, но очень массивная.
– Ты что, откроешь? – Юля быстро переходила на шепот, и я все хуже различала слова. Женя что-то ответил, почти беззвучно. Снова зазвенели осколки, кто-то тихо ругнулся, и я перестала что-либо различать. Они ушли из кухни.
Я выпрямилась. Рука, которой я опиралась о стену, так затекла, что потеряла чувствительность. Шея болела. Я взглянула на часы. Мне было трудно представить, что Елена Викторовна где-то проездила целый час и вдруг решила вернуться, посмотреть, что со мной. Конечно, она сейчас думала обо мне. Но скорее всего, лежала в своей постели.
И тут я поняла, что смертельно устала. А замерзла и того пуще – своих ног я уже почти не ощущала. У меня началась очень знакомая головная боль – будто кто-то давит мне на лоб. Кажется, ко мне подбирался грипп. Нужно уходить, что я тут высижу? Но я хотела бы уйти вместе с Юлей. Нельзя оставлять ее тут одну. Одну – против Жени, а возможно, и против того, кто звонил с парадного.
Я зажгла сигарету в надежде хоть немного согреться. Но даже дым показался мне холодным и не доставил никакого удовольствия. Я бросила сигарету на пол и тщательно затоптала. Конечно, ноги замерзли, но не настолько, чтобы устроить ради них персональный пожар.
Я долго стояла под дверью. Прислушивалась, но не могла различить ровным счетом ничего. Я решилась опереться плечом о стену и ждать. Столько, сколько понадобится. А ждать я умею.
