Лиза

– Тебе так дорога эта женщина? – уже не в первый раз, но в разных вариациях пытал ее Миша.

– Не думаю, что она мне слишком уж дорога, – отвечала Лиза.

– Зачем же ехать в тот дом? Рэм Григорьевич ведь обещал пристроить ее в клинику для алкоголиков? Хозяин слово всегда держит. А нужные места он знает, Ульяну лечил.

Они уже четверть часа сидели в машине, но все не могли договориться и двинуться с места. Миша даже руки отвел подальше от любимой баранки и нарочито держал их на коленях. Ехать к прежнему дому Лизы ему очень не хотелось.

– Вот я сейчас вылезу и поймаю частника! – пригрозила ему Лиза. – Нет, правда, я хочу там побывать. То есть нет, не хочу – но чувствую, придется. Мне не нравится, что эта девчонка там ошивается.

– Но ведь это вполне закономерно, – очень серьезно произнес Миша. – Если допустить, что эта женщина – ее мать, которую она никогда в жизни не видела.

Лизу от этих слов словно холодок продрал, все тело покрылось гусиной кожей. Она заговорила горячо:

– Миша, ну неужели ты не понимаешь: эта женщина по определению никому быть матерью уже не может. Ее теперь и человеком-то нужно называть с большими оговорками. У меня с ней за всю мою жизнь не было ни одной хорошей минутки. А что уж говорить об Уле!

– Просто ты непьющая, – возразил Миша. – А они сейчас, может, квасят на пару и совершенно довольны друг дружкой.

– Вот этого-то я и боюсь, – сказала Лиза и вздохнула с облегчением, обнаружив, наконец, причину собственного беспокойства. – Вдруг об этом узнает Рэм Григорьевич? Ему будет неприятно, он Ульяну все-таки вырастил. Нет, я поеду и вытолкаю эту девчонку оттуда в шею. В конце концов, я до сих пор там прописана!

Видимо, ей удалось найти веский довод – через мгновение они уже мчали по шоссе.

Но у подъезда молодые люди снова заспорили. Лиза вдруг объявила, что пойдет в дом одна, а Мишу очень просит подождать ее в машине. Тот поначалу и слушать не желал и твердил, трагически сведя брови, что обязательно пойдет с ней вместе, что это его работа и долг, в конце концов.

– Ну что тут опасного – зайти в собственный дом? – чуть не плакала Лиза. – Пойми, я за всю жизнь туда ни одну школьную подружку не привела. Потому что было стыдно! Я не хочу, чтобы ты видел, в каком дерьме я жила! Мне потом глаз на тебя будет не поднять!

Миша растерялся от ее слов – и снова уступил.

– Я буду стоять у подъезда, – сердито сказал он.

Подъезд встретил привычной полутьмой и вонью. Но Лиза и с закрытыми глазами могла бы пробежать по выщербленным ступеням до дверей квартиры. Своим ключом она открыла дверь, ступила в коридор, прислушалась. В квартире было что-то чересчур тихо. Наверное, потому, что исчез отчим, именно он производил больше всего шума.

Девушка быстро прошла до своей комнаты, распахнула дверь, ожидая увидеть там Улю и ломая голову, чем именно та может здесь заниматься. Но там была только мать – она беззвучно лежала в ворохе смятых тряпок. Ничто в ее позе не выдавало признаков жизни. Лиза подошла к ней, взяла безвольную руку и с облегчением нащупала пульс. Подумала с досадой, что мать нужно вывозить отсюда как можно скорее. Потребуется только набраться смелости и напомнить о ней Рэму Григорьевичу.

После Лиза занялась осмотром комнаты. Здесь ничего не изменилось, за исключением ее угла. Ширма была брошена на пол, кровать разворочена, матрас наполовину съехал на пол.

«Чем эта девка тут занималась?» – подумала Лиза с таким раздражением, как будто ей предстояло сюда вернуться. И повернулась, собираясь выйти из комнаты. И вдруг страшно вскрикнула и метнулась к окну. Потому что за ее спиной стоял Генка.

– Что, попалась, лапа? – тихим голосом спросил он.

– Пусти меня, – сказала Лиза, приказывая себе отклеиться от подоконника и идти к выходу. Приказ не подействовал.

– А то что? – расплылось в отвратительной гримасе огромное Генкино лицо. – Позовешь на помощь своих телохранителей? И где же они?

– Что тебе нужно? Я очень спешу.

– Вот как ты заговорила? – продолжал глумиться мужчина. – Заимела папочку-миллионера? Забыла, как в ногах у меня ползала, чтобы не бил и объедки бросал? А папочка твой уже знает, что я ему теперь сродник, то есть внуку его родной папаша? Нас с тобой, лапа, многое связывает.

– Нет никакого внука! – отчаянным голосом крикнула Лиза. – Нас с тобой ничего не связывает! Пожалеешь, если тронешь меня хоть пальцем!

– Да что ты?! – Генка помотал головой, потом вдруг выбросил обе руки по направлению к девушке. – А теперь ему об этом скажи!

Только тут Лиза поняла, что в руках он держит пистолет, и в отчаянии крикнула:

– Ой, мамочка!

К лежащей на кровати женщине этот призыв не имел никакого отношения. Она, впрочем, даже и не шевельнулась.

Генка пошел на нее, цедя на одной ноте: – Говори, сука, куда ребенка дела, живо говори, пока пополам не переломил.

Лиза сползла по батарее на пол, сжалась и закрыла глаза, в любой момент ожидая выстрела. Но мужчина заломил ей руку, повалил на пол, затем последовал страшный удар ниже затылка – и все исчезло.

Очнулась она в кромешной тьме. Голова, казалось, превратилась в кровавый пузырь, готовый вот-вот лопнуть. Лиза боялась даже пошевелиться и не думала о том, где оказалась. Все это не имело смысла по сравнению с той болью, которая жила в ее теле. Она просто лежала и слушала странные звуки, которые неслись из темноты. Как будто кто-то подвывал тихонечко, перебивая вой короткими всхлипами и звукам типа «ва-ва-ва».

Минут через пять Лиза все-таки поднесла к лицу руку и осторожно сунула палец в рот, проверяя, верно ли ощущение, что рот полон кровью. Но на руку ничего не полилось, и девушка немного успокоилась. Попробовала пошевелиться. Подвывания сразу прекратились, и Лиза услышала дрожащий голос:

– Ты жива, да?

Кто-то быстро подполз к ней, в темноте возник огонек зажигалки – и она узнала Улю. Лицо девушки распухло от слез, маленький рот отчаянно дергался.

– Где мы? – спросила ее Лиза.

– Не знаю, – дрожа и заикаясь, зашептала та. – Это какой-то недостроенный дом, без окон, а на дверь Гена огромный засов вчера повесил. Я этот дом только из машины видела. А вокруг него пустырь, нас тут никто не найдет…

– Зачем он нас сюда притащил?

– У него был план, – с лихорадочной готовностью выкладывала Уля. – Он собирался послать отцу два сообщения, как будто от разных людей, с требованием выкупа, за тебя и за меня. Сумма была разная, и места тоже были разные, ну, куда следовало деньги нести. Гена говорил, что за которую заплатят – та и есть настоящая дочь, и только так мы узнаем правду. А он в любом случае получил бы деньги. На самом деле похитить должны были только тебя одну…

– Почему же ты здесь?

– Он мне не поверил! – заломила руки Уля. – Он подумал, что я все равно с ним не останусь! Ты ему ближе, потому что у вас ребенок и… вы из одного круга. Но это тупо, это ты с ним ради кормежки жила! А я искренне, я по-настоящему!

Голос ее истончился и перешел в тонкий жалобный визг.

– Дура ты, Уля, – сказала ей Лиза. – Генка не такой идиот, чтобы хоть в самых сумасшедших мечтах вообразить себя зятем олигарха. С его-то биографией! Да он с самого начала собирался получить выкуп и убить нас обеих.

– Неправда! – закричала Уля. – Я бы могла с ним встречаться тайно… Отец бы даже не знал! Почему он мне не поверил?..

– Уля! – попыталась перекричать ее Лиза. – А как мы тут оказались? Ведь у Генки нет машины.

– Господи, как?! Договорился с другом, тут сидел внизу в машине. Взял тебя на руки и снес вниз, а я сама за ним следом бежала…

– Там, внизу, человек один был, – замирая, произнесла Лиза. – Он не попытался ему помешать?

– Миша, шофер? – шмыгнула носом Уля. – Генка его убил. Миша бросился ему под ноги, хотел повалить и тебя вырвать, а Генка сразу выстрелил. Господи, ты думаешь, он и нас?.. Ведь мы теперь получаемся свидетельницы. Хотя ты ничего не видела…

Лиза, не отвечая, закрыла глаза. В душе словно умерло что-то. Она вдруг осознала, что до этого мига все происшествие казалось ей каким-то ненастоящим, словно продолжением того странного сна, в котором она жила все последние дни. Ей казалось, что все вот-вот закончится, спасать ее прибегут десятки одинаковых мужчин в строгих костюмах с Рэмом Григорьевичем во главе, и все снова будет хорошо. А вот теперь уже ничего не закончится хорошо. Она молча вытянулась на холодном камне.

– Лиза, не молчи, говори что-нибудь, – теребила ее за плечо Уля. – Мне очень страшно.

– А мне – нет, – еле ворочая языком, пробормотала Лиза. – Оставь меня в покое.

– Лиза!

– Хорошо, хочешь болтать, тогда ответь мне на один вопрос, – вдруг с усилием припомнила Лиза то, что так волновало ее еще вчера. – Ты помнишь себя маленькой?

– Н-не очень, – протянула Уля. – Зачем тебе?

– Просто ответь. Скажи, ты не помнишь такого, чтобы в вашей с мамой старой квартире жила еще какая-то девочка твоих лет? Или, может, просто приходила в гости?

– Что? Еще одна дочка? – с неподдельным ужасом проговорила Уля.

– Помнишь или нет?

– Не помню! И не было там никакой девочки! Мама рассказывала, что я в детстве вообще никого, кроме нее, не признавала. У меня даже был диагноз, не помню какой, но врачи говорили матери, что я никогда не буду нормально общаться и не смогу учиться в обычной школе, – со странным воодушевлением принялась рассказывать Ульяна. – Я до четырех лет вообще не разговаривала. В детском саду все время сидела в коридоре рядом со своим шкафчиком и рыдала, если кто-нибудь ко мне приближался. А дома я сразу забиралась под стол и играла там в своем кукольном домике. Если кто-нибудь приходил к маме, я затаивалась и сидела тихо-тихо. Умирала от страха, даже если знала, что это просто соседка пришла. Мне все казалось, что сейчас кто-то страшный вытащит меня из-под стола, засунет в мешок и унесет!

Выложив все это, Уля почему-то притихла и оставила Лизу в покое.

Так в темноте они пролежали еще несколько часов. А потом неожиданно все закончилось. Несколько одиночных выстрелов грянуло за самой дверью, и не успели оглушенные девушки вцепиться друг в дружку, как дверь уже распахнулась. Люди не в костюмах, а одетые очень разномастно, кто в бронежилете, а кто в белом халате, сперва осветили фонариками лежащих на полу девушек, потом ловко уложили их на носилки и понесли прочь из бетонной коробки. Пока несли от здания к машине, Лиза успела заметить у самой стены распростертую на земле фигуру, тщательно прикрытую окровавленной тряпкой. Но Лиза успела понять, кто это был.

Их поместили в отдельную палату. Улю осмотрели и поставили ей капельницу, а вот Лизу полночи возили на рентген и какие-то процедуры. В конце концов оставили в покое, сказав, что перелома основания черепа нет, только сильный ушиб. Ее вернули в палату. Уля, которая поначалу чувствовала себя неплохо и даже порывалась среди ночи покинуть больницу, после укола успокоительного притихла и лежала без движения в странной позе с закинутой головой и полуоткрытыми глазами. Такой ее и обнаружил Рэм Григорьевич, навестив девушек рано утром.

– Как она? – спросил Рэм Григорьевич у Лизы, испугавшись странного вида Ульяны.

– Не знаю, – вяло ответила Лиза. – Рэм Григорьевич, Миша?..

– Парнишка в больнице, – сказал мужчина. – Ничего, оклемается.

Лиза глубоко вздохнула, словно сбрасывая с плеч невероятный груз.

– Второго деятеля тоже поймали, – почему-то шепотом сообщил ей Гриневич. – Уже дает показания. Впрочем, тут и так все ясно.

– Не все, – возразила Лиза.

– Что бы ты хотела узнать, Лиза?

Она подтянула под себя подушку, постаралась распрямить спину.

– Скажите, Рэм Григорьевич, если бы этим вашим людям не удалось выследить Генку, за кого из нас вы заплатили бы выкуп?

Рэм Григорьевич застыл на месте, потом опустился на больничный стул и произнес:

– Как нормальный человек, я до конца боролся бы за вас обеих. Но я понимаю, девочка, тебя интересует не это. Учти, рассказ будет не слишком короткий. Готова слушать?

Лиза кивнула, а с Улиной койки раздался какой-то неопределенный звук.