Рэм, 1995 год

Рэм уже час сидел в ресторане и в нетерпении поглядывал на стеклянную вращающуюся дверь в зал. Он ждал клиента. Клиент оказался какой-то пуганый, в офис по неизвестной причине прийти отказался, предложил для начала встретиться «где-нибудь в городе». Рэм не очень понимал причину такой недоверчивости, но его принцип был: всегда идти навстречу клиенту. Поэтому сейчас сидел и ждал. Как ни хотелось ему оказаться дома и перевести дух после тяжелого дня.

Он задумался о чем-то и даже вздрогнул, когда крупная фигура с шумом опустилась за столик. Рэм поднял глаза – и ему захотелось зажмуриться. Напротив него сидел Серый, слегка похудевший, чуть осунувшийся, но лучащийся улыбкой.

– Что, Рэмик, не ожидал меня увидеть? – спросил он. – Ты, наверное, думал, я еще долго не появлюсь? Ан нет, везде люди, всем Серый нужен.

Рэм подумал о том, что его охранник сейчас сидит в машине вместе с водителем и охраняет ближние подступы к ресторану. Возможно, он смотрит сейчас на хозяина через стеклянную витрину ресторана – и думает, что все в порядке, клиент пришел, скоро по домам. Подать ему знак? Но что мальчишка может сделать в такой ситуации? Да и Серый едва ли откроет стрельбу в ресторане, не его это стиль.

– Да ты не дрейфь, Рэмик, – ободряюще заговорил Серый. – Я – не ты, у меня фиги в кармане не припасено. Хотя трудно забыть твое странное гостеприимство, когда сначала зовешь к себе на день рождения, а потом на выходе нас всех волокут в каталажку. Но это на твоей совести.

– Чего ты хочешь? – нетерпеливо спросил его Рэм.

– Да расслабься, говорю. Посмотреть на тебя хочу, какой ты стал. Был ведь совсем мальчишка, сосунок. Вижу, раскрутился в мое отсутствие, набрал силушки. Знаешь, я ведь тебе даже благодарен, что ты меня тогда сдал. Я же, не поверишь, первоходкой оказался. Это я-то, которого вся районная шантрапа чуть ли не вором в законе почитала! Откуда им знать, что я при советской власти в Спорткомитете подвизался. Знал ведь, что рано или поздно загремлю, не набрал еще достаточно связей в этой сфере, соломки не подстелил. Так что даже вроде как облегчение испытал, когда руки крутили. Оно ведь только поначалу страшно, пока не грянуло… Так что не дрожи, я тебя слишком уж наказывать не буду…

Серый, откинувшись на спинку стула, облизывал тонкие губы и плотоядно рассматривая Рэма. Тот старался, чтобы ни один мускул не выдал его страстного желания знать, какое именно наказание придумал ему этот тип. А что придумал – в этом можно было даже не сомневаться.

– Ты меня засадил, – с видимым удовольствием продолжал Серый, – а я у тебя за это только одну вещь возьму. А ты уж как хочешь: можешь выкупить ее у меня, а можешь и не заморачиваться. Я тебя больше не трону. Богатей себе на здоровье, вливайся в новую элиту. России нужны богатые и принципиальные, как ты.

– Какую вещь? – не выдержал Рэм.

– Зачем я буду тебе говорить? Скажу – ты переживать начнешь, а так, может, и не заметишь.

– Какую вещь, Серый? – повторил Рэм. И начал медленно привставать из-за столика.

– Уходишь уже? – спросил Серый, растекаясь по стулу. – Ну, ты иди, а я еще немного посижу. Прикинь, уже месяц на свободе, а наесться досыта никак не могу. Съем самое заковыристое блюдо, домой приеду, притащу из кухни хлеба – и жру, пока живот не раздует. Может, хоть тут отведу душеньку.

Рэм пошел к выходу. Он понимал, что иначе Серый будет глумиться над ним до ночи. Если есть у старика что сказать – он скажет об этом сейчас. Так и случилось.

– Что же, так и уйдешь? – крикнул ему вслед Серый. – Вот я тебе на прощание загадку задам: я у тебя такую вещь взял, которую ты сам у себя дома не знаешь. Подумай на досуге. И прощай, друг.

Рэм выскочил из ресторана, стараясь не бежать, приблизился к машине и скомандовал шоферу:

– Домой, быстро!

Домчали за десять минут. Жил Рэм тогда в пентхаусе в центре города. Встречать его в прихожую выбежала юная особа по имени Анечка, которая изначально присматривала за хозяйством, но в последнее время имела большие виды на хозяина всей этой роскоши.

– Рэм! – Девушка рванула к нему так, что мужчина испугался, сжал ее в объятиях, начал даже ощупывать на всякий случай.

– Аня, что случилось?!

– Ничего. – Девушка еще крепче прижалась к нему подрагивающим горячим телом, закинула голову и удивленно заглянула в глаза. – Просто тебя так долго не было дома! По телевизору рассказывают всякие ужасы про то, как убивают бизнесменов. Я ужасно боюсь за тебя.

– А больше ничего не случилось? – допытывался Рэм. – Никто в мое отсутствие не приходил?

– Нет, а что? У тебя неприятности? – всерьез занервничала Анечка. – Нам кто-нибудь угрожает?

– Да нет же, успокойся!

Рэм прошелся по квартире, заглянул во все углы, осмотрел ванную. О чем таком говорил Серый, какую вещь угрожал взять или уже взял?

«Возможно, он просто запугивал меня, психолог хренов, – рассуждал сам с собой Рэм. – Человек больше всего боится неведомой опасности. В ближайшее время нужно быть очень осторожным. Аньку куда-нибудь убрать. И… Надю, наверное, тоже придется предупредить»

Спина вдруг сделалась мокрой от страха. Вдруг Серый в самом деле имел в виду Надежду? Знает ли он, что они давно не живут вместе? А ведь по паспорту они до сих пор муж и жена, и прописан он в Надиной однокомнатной квартире. А что, если там находится эта самая вещь, о которой он не знает?

Анечка подобралась неслышно, обхватила сзади за шею, жарко зашептала в ухо:

– Ну, что же ты меня не успокоишь, гадкий, я вся измучилась, пока тебя ждала!

– Подожди, Ань. – Он перехватил ее руки, повернулся, посадил девушку на край ванны. – Слушай, что это значит, когда у человека берут вещь, о которой он не знает? Это вроде что-то из сказки или загадка детская…

– Ты что, не знаешь? – захихикала Анечка. – Сказок не читал? Представь, какой-то тип долго путешествовал, потом собрался домой, а по пути попал в беду. Кто-то там ему помогает, типа черта, но говорит, за это отдашь мне то, что ты у себя дома не знаешь. Тип соглашается, а когда попадает домой, узнает, что у него родился ребенок.

– Ребенок? – шепотом повторил Рэм. – Черт!

– Да что с тобой?! – в отчаянии завопила Анечка, вцепилась в рукав.

– Пусти! – Он дернулся так, что едва не спихнул девушку в ванну. Но сумел взять себя в руки, придержал за плечи и проговорил торопливо: – Я должен уйти, Аня. Это… очень важно…

И бросился к двери, не обращая внимания на вопли потрясенной девушки.

Ровно через час Рэм сидел на кухне в их с Надеждой прежней квартире и разговаривал по телефону со своим начальником службы безопасности. Вернее, шипел в трубку, стараясь не побеспокоить притихшую в комнате жену и как-то справиться с собственным лихорадочным возбуждением. Начальник службы до пенсии отработал в уголовном розыске, был уже сильно в годах, но разрешал называть себя просто по отчеству.

– Михалыч, у меня дочку украли, – отчаянно шептал Рэм. – Прошу вас, делайте все, что положено в таких случаях, только милицию пока не привлекайте. Сюда ко мне пришлите знающего человека. Я в любой момент жду требование о выкупе. Михалыч, да что там – вы не знали! Я сам только что узнал, что у меня есть дочь. Да, так бывает, когда супруги неожиданно расстаются. Главное, я знаю, в чьих она руках. Серый досрочно вышел на свободу, и я сегодня встретил его. Нет, конечно, не случайно. Он и намекнул мне насчет ребенка. Я помчался домой и нашел жену в шоке, в комнате все раскидано, тряпка с эфиром валяется на полу. Девочку только-только унесли. В общем, подымайте все свои связи, обещайте любые деньги. Как выглядит? – Рэм сжал трубку с такой силой, что она захрустела. – Черт, не знаю я, как она выглядит. Наверное, в доме есть фотографии, но жене медсестра укол сделала, она только уснула, боюсь заходить в комнату. Я вам утром перезвоню.

Рэм отшвырнул трубку, закурил и начал мерить кухню шагами от окна до двери, стараясь не скрипеть половицами. Иногда он подходил к двери и прислушивался, стараясь уловить дыхание жены. Но в комнате стояла мертвая тишина, горела в изголовье дивана настольная лампа. Когда стало совсем невыносимо, он все-таки вошел в комнату, на цыпочках приблизился к дивану, склонился над Надей. Она лежала на боку, прикрыв ладонью лицо, на которое падал свет, и дышала тихо-тихо, словно с натугой. На лице застыли потеки слез. Видно было, что Надя забылась тяжелым неестественным сном.

Он накрыл лампу газетой, но не рискнул погасить совсем. Кто-то поскребся во входную дверь: это прибыл командированный Михалычем специалист по телефонным переговорам с похитителями. Рэм усадил его у телефона, приготовил крепкий кофе, бутерброды на двоих. Но сам не смог запихнуть в себя ни крошки. Он сел на табуретку напротив специалиста, положил голову на сцепленные замком руки. В таком положении он и заснул через несколько часов ожидания.

А утром проснулся оттого, что специалист тряс его за плечо, а второй рукой протягивал телефонную трубку. Рэм схватил ее, мало что соображая со сна. В трубке как-то отдаленно звучал сердитый женский голос. Рэм притиснул трубку к самому уху и рявкнул:

– Говорите громче, не слышу!

– Это квартира Гриневичей? – быстро, проглатывая слоги, проговорила женщина.

– Да!

– И что вы там себе думаете? Почему не забираете ребенка? Вас ждали еще вчера.

– Что? – заорал Рэм. – Откуда вы звоните? Что происходит?

– Мужчина, я звоню из детской инфекционной больницы. У нас находится на излечении Ульяна Гриневич, которую мы еще вчера подготовили к выписке. Нам новеньких класть некуда. Так вы забираете ребенка или нет?

– Забираю! – крикнул Рэм. – Говорите ваш адрес!

Положив трубку, он заметался по квартире. Будить ли жену или сперва привезти девочку? Одновременно звонил по телефону, вызывал к дому водителя. Специалист остался приглядывать за спящей Надей.

Когда прибыли в клинику, в приемном покое уже сидела на банкетке, сжавшись в комочек, крохотная девочка, закутанная по самый нос. Сунув Рэму на подпись какие-то бумажки, медсестра небрежно кивнула в ее сторону:

– Забирайте.

Рэм оцепенело глянул на ребенка. Дочка показалась ему какой-то слишком маленькой, гораздо мельче трех лет, худенькая, тщедушная. Он нерешительно приблизился, склонился над девочкой, потом подхватил ее на руки. Девочка в первый миг вроде как оцепенела, а потом вдруг завизжала и стала отчаянно вырываться. Но Рэм уже бежал по дорожке прочь от корпуса.

В машине он старался утешить рыдающее дитя, всю дорогу твердил, стараясь перекричать ее вопли:

– Я твой папа, Уля, не бойся, я самый настоящий папа, муж твоей мамы, у всех детей есть папы…

И удивлялся, почему ребенок никак не реагирует на такие веские аргументы. Попутно старался думать: если с ребенком, слава богу, все в порядке, то что же произошло вчера в квартире? Чего так испугалась жена, кому предназначалась тряпка с эфиром? Детский крик не давал сосредоточиться.

Надя встретила их в дверях, молча прижала к себе девочку, которая, судорожно обвив мать руками и ногами, сразу перестала орать. Вернулась в комнату. Рэм шел за ней, полный решимости не оставлять этих двоих без присмотра больше никогда в жизни. Ему хватило вчерашнего потрясения. В комнате Надя села на диван, посмотрела на него снизу вверх измученными глазами и тихо сказала:

– Это не твоя дочка, Рэм.

– Что? – Он дернулся как от удара током, отшатнулся, потемнел лицом. Но тут же взял себя в руки: – А впрочем, не важно. Главное, все позади.

И пошел прочь из комнаты.

– Подожди! – окликнула его Надя. – Я не то, не то хотела сказать! Просто это не Уля. Еще ничего не кончилось. Сядь на стул, я постараюсь все тебе объяснить.

Рэм машинально опустился на стул.

– Понимаешь, у меня была подруга, очень близкая, это случилось уже после того, как мы с тобой расстались. Наши дочки родились в один день. Но Света умерла при родах. Я пыталась удочерить девочку, но у меня ничего не получалось. Все, что я могла, – это навещать ее в детском доме, иногда брать сюда, домой, чтобы накормить и вымыть. В том учреждении никому до детей нет дела. Она заболела гриппом, сейчас ведь в городе эпидемия детского гриппа. А потом я пришла и увидела ее на площадке, она сидела вся желтая, держалась за бок. Какое-то осложнение после гриппа. У меня не было сил и времени ругаться с персоналом, я просто схватила ее в охапку, поймала частника и повезла в больницу. Оформила по Улиной медкарте. Вчера мне позвонили, я побежала за ней и оставила Улю с чужим человеком. Я думала, что это наш сосед, доверяла ему. Мне нет прощения. Остальное ты знаешь.

– Я понял, – тусклым голосом произнес Рэм. И почувствовал себя внутри ночного кошмара, который никак не желает кончаться. Тоскливо покосился на девочку.

Жена еще крепче прижала ребенка к себе:

– Я ее не отдам.

– Конечно, – сказал Рэм. – Не волнуйся, я все устрою.

Вышел на кухню, набрал номер.

– Михалыч, – сказал тускло. – Вышла ошибка, поиски девочки продолжаются.

– Значит, будем искать, – не стал лезть в душу стреляный воробей Михалыч. – Рэм Григорьевич, если требования о выкупе не поступит в ближайшие часы, лучше все-таки связаться с милицией. Вы же понимаете: больницы, спецприемники… морги. Им проще все это контролировать.

– Да, я понял, – согласился Рэм. – Связывайтесь. Только вот что, Михалыч, нужно будет заявить, что похищена детдомовская девочка, которую мы с женой собирались удочерить. Но простимулировать это так, чтобы поняли, что искать нужно всерьез, по-настоящему. Сделаете?

– Сделаю, – подтвердил Михалыч. – Наверное, надо съездить в этот детдом, взять фотографии, узнать, кому она могла понадобиться?

– Нет, Михалыч, ничего не надо, – перебил его Рэм. – Похищена моя настоящая, родная дочь. Просто это позволит избежать лишней шумихи. А с детским домом я сам все решу.

– Поиски ни к чему не привели, – подобрался к концу рассказа Рэм Григорьевич. – Ровно через две недели после похищения Серый взорвался в своей машине. Возможно, он планировал выждать, хорошенько потянуть из меня жилы, а потом потребовать выкуп или, скорее, выдвинуть какие-то условия. Но об этом мы никогда уже не узнаем. Искали мы тебя, – он глянул в сторону Лизы, – в общем-то все эти годы непрерывно. Перелопатили всех ребят Серого, этих… спортсменов. А потом вдруг совершенно случайно я узнал, что один из тех ребятишек на момент похищения уже год как сидел в тюрьме, за банальную кражу. Поэтому он и не попадал в нашу разработку. Но вдруг оказалось, что у его жены четырнадцать лет назад откуда-то появилась трехлетняя дочка. Фамилия и имя другие, а вот дата рождения совпадает. Мои люди все проверили: девочка возникла как будто из небытия, документы фальшивые. Так все и выяснилось.

Несколько минут в палате было тихо. Потом заворочалась на своей койке Уля, которая во все время рассказа не подавала признаков жизни и казалась глубоко спящей. Теперь она вдруг спросила тягучим, словно одурманенным голосом:

– Значит, моя настоящая мать умерла, когда меня рожала, а папа погиб в армии, да?

– Тебе лучше, Уля? – склонился над ней Рэм Григорьевич.

– Ага, намного. Все-таки не алкаши…

– Уля, теперь я могу сказать, что вовсе не собирался отлучать тебя от нашего дома. Просто надеялся, что эта история заставит тебя, наконец, серьезно задуматься о своей жизни.

– А где же все-таки Надежда Сергеевна? – в лихорадочном нетерпении воскликнула Лиза. – Она знает, что произошло? Почему вы держите это в тайне от нее?

– Я был бы рад рассказать Наде все. Но пока это невозможно, к сожалению. Во-первых, нужно было все хорошенько перепроверить. Во-вторых, пока мне строго-настрого запрещено ее волновать.

– Она больна, да? – внезапно догадалась Лиза. – То есть вы говорили, что она в больнице, но мне почему-то не приходило в голову. Она больна… очень серьезно, да?

– Мама больна?! – подскочила и Уля. – Ну, то есть Надежда… Сергеевна.

– Да, Надя больна, – не стал кривить душой Рэм Григорьевич. – Но надежда есть. Ей сделали операцию, завтра я лечу к ней. Уля, если я возьму тебя с собой, готова ты пообещать, что не сорвешься и не станешь там с горя напиваться? Матери сейчас это совершенно ни к чему.

– Конечно, папа, – машинально ответила Уля. И тут же спохватилась: – Но как же, если я вам не родная? Пусть Лиза летит!

– Что ж, давайте внесем окончательную ясность, – сказал Рэм Григорьевич. – Наша родная дочка – это ты, Ульяна. Когда экспертиза показала, что Лиза никак не может быть нашим ребенком, я, честно скажу, растерялся, понять ничего не мог. Ведь все так замечательно сходилось. А потом догадался: сама Надя меня обманула. Назвала родного ребенка – приемным.

– Зачем? – чуть ли не хором воскликнули девушки.

– Знаете, мы с Надей об этом еще не говорили, но, кажется, я понимаю, почему она так поступила. Во-первых, боялась за свое дитя, боялась новой попытки похищения и хотела, чтобы все думали, будто ребенок уже похищен. Во-вторых, понимала, что не стану я ради чужого ребенка жилы рвать, город на уши ставить. А она очень любила тебя, Лиза, и пыталась спасти любой ценой. Она знала, что поиски все еще продолжаются, и не хотела меня… расхолаживать, что ли.

– Или просто стеснялась признаться, что я – родная, – прошелестела со своей койки Уля.

– Самокритично, – одобрил ее отец. – Что ж, я счастлив, что все закончилось, хотя бы через столько лет. Так что, Лиза, бери своего ребенка и перевози в загородный дом. Любовь Петровна будет счастлива, она детей любит. Кто там у тебя: сынок, дочка?

– Дочка, – прошептала Лиза. – Рэм Григорьевич, откуда вы знаете?

– А откуда все всё знают? В Интернет заглянул.

– Только я лучше пока сама у них поживу. Мне сейчас в городе быть нужно.

– Ну, как знаешь, – кивнул Рэм Григорьевич. – Но к возвращению Нади ты должна быть готова. Зря ли я столько старался?

– Я буду готова. А почему вы сказали, будто нас перепутали в роддоме?

– А надо было сказать, что тебя из-за моей дурацкой самонадеянности похитили бандиты? Считал, что те времена канули безвозвратно. Разве мог я подумать, что из-за небольшого обмана история снова повторится!..

В этот момент вошла медсестра, покосилась на разгоряченные лица присутствующих, убрала капельницу Ульяны. И сказала:

– Ну, эту барышню можете забирать. Только дома пусть сразу ложится в постель. А вот вторую мы пока попридержим.

– Жду в машине, Уля.

Рэм Григорьевич, ни на кого не глядя, торопливо вышел из палаты. Пока Уля возилась, натягивая одежду, Лиза смотрела в окно и улыбалась своим мыслям. Она думала о том, как будет пересказывать эту удивительную историю Мише и Андреевне. А потом когда-нибудь, через много лет – Соне.

– Лиза. – Уля нерешительно коснулась ее руки. – Ты можешь кое-что сделать для меня?

– Для тебя – могу, – усмехнулась Лиза.

– Слушай, ты ведь понимаешь, мне к маме надо лететь. Ты сможешь его похоронить?

– Кого? – содрогнулась Лиза.

– Генку, – с трудом выговорила Уля, и лицо ее болезненно скривилось. – Я ведь видела, как он там мертвый лежал. Я не хочу, чтобы его зарыли как собаку. Ну, узнай хотя бы, где его похоронят, если сама не хочешь возиться.

– Ты с ума сошла? Кто мне отдаст его хоронить?

– Ну, я умоляю тебя! – заломила руки Уля. – Я попрошу отца, он все устроит. Тебе разрешат. Он же все-таки отец твоей дочки. А вдруг она когда-нибудь спросит тебя, где ее отец похоронен?

– Я надеюсь, – медленно проговорила Лиза, – я очень надеюсь, что моя дочка будет называть отцом совсем другого человека. И что она никогда не узнает, от какого мерзавца родилась на свет. Но для тебя я это сделаю. Поезжай спокойно и отца успокой, а то он совсем из-за нас измучился. Обними за меня свою маму. Скажи, что я ее… помню и очень ее жду. Скажи, что я ее благодарю… Впрочем, ладно, сама все скажу.

После ухода Ульяны Лиза еще немного посидела на кровати, ощупала повязки на своих ранах – и начала потихоньку готовиться к побегу из больницы. Ей некогда было залеживаться из-за пустяков – впереди ее ждало слишком много разных дел.