Глава 11

Лариса была совершенно права, когда пожалела Сашу. Столько неприятных минут, а точнее – часов, как за последние дни, девушке редко доводилось переживать. Но зато до чего ей было хорошо сейчас, когда она сбросила с плеч эту обузу! Ее уже не пугали мысли об алиментах, о том, что работу найти почти невозможно, что муж становится все неразговорчивее, все больше отдаляется… Все это сейчас казалось ей детским лепетом, сущими пустяками. Она только смеялась в ответ на упреки матери. Та утверждала, что Саша выбросила свою молодость и талант под ноги ничтожеству, то есть Федору.

– Прекрасно вы устроились! – восклицала она. – Он, значит, будет работать себе на водку, а ты – оплачивать еду, квартиру, даже еще алименты за него платить! Очень приятно, замечательная перспектива!

Ну уж теперь, когда ты стала зарабатывать в долларах, он ни за что с тобой не расстанется! У этого паренька цепкая хватка!

– Мама, – улыбалась Саша, едва успевая вставить словечко. – Это был разовый заработок. А сейчас у меня осталось совсем немного денег. Ты лучше порадуйся тому, что твой телевизор останется на месте. Уж теперь я буду следить, чтобы алименты платились вовремя. И Федор будет их платить из своей зарплаты. Уж на это хватит!

Но мать не радовалась. Ее прогнозы становились все мрачнее и мрачнее. Она уже знала о том, что дочь выступает свидетельницей по уголовному делу.

Об этом сообщила ей сама Саша. После того как она ввела в курс дела Федора, казалось нелепым скрывать случившееся от родителей. Отец отнесся к ее рассказу довольно спокойно. Он только поинтересовался, не грозит ли это чем-то самой Саше. Нет? Ну и прекрасно, пусть свидетельствует на здоровье! Но мать, услышав слова «дача показаний», затрепетала.

– И о чем он тебя спрашивал? – испуганно спросила она, когда Саша вернулась от следователя.

Это было на другой день после того, как незнакомый мужчина забрал у Саши картину Корзухина. На душе у нее было так легко, что даже визит к следователю не испортил ей настроения.

– Спрашивал о Корзухине.

– О ком?

– Ну, о человеке, у которого всю родню убили, – со вздохом пояснила Саша.

Мать обладала очень плохой памятью на фамилии и никак не могла усвоить, чью именно картину реставрировала Саша. Она поинтересовалась также, не обвиняют ли в чем-нибудь саму Сашу.

– Ну, мама, в чем меня могут обвинять? – вздохнула девушка. – Эта несчастная женщина, тетка Кати, была убита около пяти часов вечера, как сказал следователь. А я зашла в ЖЭК куда раньше.

Тут ей пришлось объяснять, зачем она ходила в ЖЭК. Мать желала знать все до мельчайших деталей. Правда, чего ради дочь предприняла поиски художника, она все-таки не понимала и считала это причудой, какие бывают у художников.

А Саша не стала рассказывать и объяснять, что испортила картину. Ей было тошно вспоминать об этом. Она даже с мужем на эту тему не разговаривала.

Собираясь к следователю, девушка еще раз обдумала свое поведение. Она понимала, что довольно туманно объясняет, почему заинтересовалась картинами Корзухина, а также его личностью. Требовалось какое-то веское основание, но придумать его Саша не могла. Сказать всю правду? Этого ей хотелось больше всего. Но она понимала, что попала в ловушку, которую сама соорудила. Девушка напрасно ломала голову в поисках выхода: "Если я сейчас скажу, что некая дама принесла мне картину Корзухина, что я узнала эту даму по описанию соседки, а также узнала с ее слов картину… Бог ты мой, как же я объясню, почему молчала столько времени?!

С тех пор как меня допрашивали в первый раз, прошло уже четыре дня! Получается, что я столько времени соображала? Или покрывала воровку? Вот уж этого я нипочем не объясню! Надо было не раздумывать, а брать картину и идти вместе с ней и все рассказать…"

Но от этого шага ее удерживали мысли о договоре, о страховке в десять тысяч долларов… И что уж греха таить – о деньгах, которые следовали ей за работу! Ведь как ни крути, а эти деньги очень ее выручили. Саша все эти дни боялась, что следователь конфискует даже ее гонорар, не говоря уже о картине.

"Я ведь хотела сперва поговорить с заказчицей… Вот и поговорила! Я уверена, что это ее ищут, да только мне, кажется, больше не придется с ней встретиться.

Что же делать? Если вообще о ней не упоминать, получится, что я и в самом деле ее покрываю…"

Но следователь быстро разрешил все эти сомнения. Саша снова рассказала про свой визит к Нине Дмитриевне, подтвердила, что ушла позже Альбины, и едва успела собраться с духом, чтобы рассказать о своей таинственной заказчице, как следователь ее огорошил сообщением:

– Кстати, ваш любимый Корзухин вернулся. Вы же вроде его искали?

– Как… – протянула девушка, не совсем уяснив смысл этих слов. – В каком смысле вернулся?

– В прямом. Сорвал печати с дверей и живет в квартире. Кажется, один. Никак не могу его застать дома, все время он где-то бегает.

Саша смотрела на следователя такими большими глазами, что тот даже улыбнулся:

– Да уж, хорошо живется художникам и артистам… Вечно за ними бегают молоденькие поклонницы.

– Ну, что вы… – смущенно пробормотала Саша. – Я его и не видела ни разу.

Про то, что она видела Ивана на фотографиях, а также про визит к его родителям она не сказала. Да и к чему это было говорить? Куда важнее было упомянуть про свою заказчицу… Саша сделала еще одно усилие, открыла было рот, но тут следователь опять ее удивил:

– Вы знаете, что на картины Корзухина сейчас резко подскочили цены?

– Да? А где же они подскочили? – Саша чувствовала, что вся ее решимость быстро улетучивается. – Их же нигде и не продавали.

– Ну, например, у вашей знакомой они продаются. – Он назвал адрес магазинчика Альбины. – Она, представьте, нашла свидетелей, трех человек, и они показали, что видели приобретенные ею у Нины Дмитриевны картины. Причем в тот самый день, когда они были куплены. И еще до того, как Альбина Рафаэлевна отправилась за картинами во второй раз и нашла труп. Так что картины мы оставили в полном ее распоряжении. Она тут меня со слезами благодарила и клялась, что за всю жизнь спички горелой не украла. Теперь она их пустила в продажу. Не знали? Так сходите поинтересуйтесь новыми ценами. Вы ведь тоже, кажется, что-то купили?

– Да. Портрет молодой девушки. Я думала, что вы его тоже захотите приобщить к делу…

Но следователь только рукой махнул:

– Оставьте его себе, не в портрете дело. Вы же можете доказать, что купили его? И Альбина Рафаэлевна это подтверждает. – Тут он перешел на лирический тон и признался:

– Честно говоря, я в живописи совсем не разбираюсь. Вы мне можете серьезно сказать – неужто этот Корзухин такой ценный кадр?

Саша пожала плечами и сказала, что не может выступить в качестве беспристрастного эксперта.

Кое-что ей нравится, а от некоторых картин Корзухина просто с души воротит.

– Ладно, будем разговаривать с ним самим, – вздохнул следователь и подписал Саше пропуск.

Оказавшись на улице, Саша сперва обругала себя – уж в другой раз точно будет поздно рассказывать о заказчице! Но потом девушка немного успокоилась. Как ни рассчитывай, выходило одно: когда та женщина покинула квартиру Корзухиных, унося с собой картину. Катя и Артем были живы. И они еще долго были живы, если верить соседке. «Так, может, не она убила… – Саша застегнула куртку и намотала на шею испачканный краской, еще питерский шарф. – А что украла… Что же ей было делать, если пейзаж не продавался? Я и сама, когда ходила по Эрмитажу, обдумывала кражу… Как окажусь в пустом зале – ни охранника, ни посетителей, одна я – обязательно захочу что-нибудь украсть. Ей-богу, просто руки чесались. Многие картины там вовсе без сигнализации висят…» Она знала, что пытается усыпить этими рассуждениями свою совесть. Но особого выбора у нее не было.

Прямо от следователя Саша поехала в художественный салон. Но не к Альбине – она очень сомневалась, что там ее ждет теплый прием. Она решила навестить Ирину. Саша думала, что та тоже должна быть в курсе событий, и не ошиблась.

– Знаменитость явилась! – приветствовала ее Ирина, подходя к ней так быстро, как только позволял ее вес. За эти дни она ничуть не похудела.

Зато Саша, и раньше не отличавшаяся полнотой, от переживаний стала похожа на спичку.

– Знаменитость? – удивилась Саша. – В каком смысле? Ты хочешь купить у меня картины? Наконец-то!

Она говорила шутливым тоном. Конечно, Саша вовсе не думала, что ее собственные произведения вдруг поднялись в цене. Ирина ее успокоила:

– Нет, Сашенька, если я у тебя что-то и куплю, то разве что Корзухина. Ты же обзавелась картинкой? Мудро поступила. Мудрее меня. Паша говорит. на фига он нам нужен? А я думаю, нужен. Чем мы хуже Альбинки? Она сейчас на нем такие бабки наваривает…

Так Саша узнала, что следователь сказал ей правду. Те картины, которые Альбине удалось отстоять у следствия, теперь продавались за бешеные деньги.

– Какой-то паршивый натюрморт, самый заурядный, на моих глазах ушел за семьсот… – еле слышно шепнула Ирина. – Шестьсот баксов! А купила-то она их за копейки! Мне, правда, не сказала, за сколько именно, но я же Альбинку знаю! Она себе во вред не купит. Если распродается в таком роде – сможет съездить на курорт отдохнуть. И что это люди вдруг с цепи сорвались? Подавайте им Корзухина. Раньше имени даже не слышали. Говорят, про это убийство в газетах было. Ну, у нас любят, когда кровью пахнет, сразу сбегаются… И тут Альбинка оказалась умнее меня! – Ирина с досадой хлопнула в ладоши. – А я, чистюля, проморгала!

– В самом деле, куда вы все раньше смотрели? – мрачно сказала Саша. – Эти деньги очень бы пригодились его семье. Они и в самом деле дошли до нищеты. Кстати, сам Корзухин, наконец, объявился.

Ирина не знала, что он где-то пропадал, и приняла новость спокойно. Она провела Сашу к себе в кабинетик, поставила чайник и остервенело начала поедать курабье. Саша смотрела, как та жует, и понимала, что Ирина просто не может справиться с собой. Она в очередной раз сорвалась со своей жесткой диеты, и это грозило ей стремительным набором веса. Расправившись с десятком печений, Ирина подняла на гостью влажные, жалобные глаза:

– Да, не могу удержаться. Вот понервничала из-за Альбинки и жру, жру… Всегда у меня так. Другие, наоборот, теряют аппетит, а я как свинья… На меня уже смотреть противно? Верно? Паша пока ничего не говорит, но к вижу, что ему неприятно ко мне прикасаться…

– Ну что ты! – попробовала успокоить ее Саша. – Ты очень симпатичная. А что полновата – так это мужчинам даже нравится.

– «Полновата»… – трагически повторила хозяйка магазина. – Мои сто два килограмма ты называешь полноватостью? Нет, мне, кажется, кранты.

Если я что-то с собой не сделаю – Пашка меня бросит, а я попаду в больницу. Ну, что, продашь мне своего Корзухина? Кстати, он сам ничего не продает?

Саша объяснила, что, кажется, все картины Ивана украдены. А рисует ли он сейчас, едва опомнившись после потери семьи, трудно сказать. С портретом девушки в белом сарафане она пока расставаться не собиралась. Эта картина часто задерживала ее взгляд. Саша смотрела на нее и, как ни странно, ощущала что-то очень похожее на счастье. Она и сама не знала, почему у нее возникло такое чувство. Ведь она выяснила, кто изображен на этой картине. Воровка – как минимум.

Ее отказ продать картину совсем расстроил Иру.

Та запихала в рот сразу два печенья и застыла, пережевывая их и глядя в стол. Проглотив курабье и запив его чаем, Ирина с трудом выбралась из-за стола:

– Жаль, жаль… Я бы тебе хорошие деньги дала, и сразу. Или ты хочешь отнести ее к Альбинке? Та все равно даст меньше.

Саша пообещала, что, как только решит продать картину, – сразу подумает о салоне Ирины. Напоследок хозяйка магазина записала телефон и адрес Корзухина. Она объяснила, что Альбина наотрез отказалась дать ей координаты художника.

– Дура страшная, – пробурчала Ирина. – Можно подумать, если я захочу – не найду. Да и покупать там уже нечего, ты же сама сказала. Но я бы сделала ему заказ на парочку натюрмортов…

И уже у самых дверей магазина Ирина еще раз напомнила Саше:

– Гляди же, будешь продавать картину – неси мне! У тебя я куплю без проблем. А вообще-то ко мне тут уже являлся неприятный молодой человек в штатском и говорил; что, если мне принесут картины Корзухина, чтобы я их взяла на реализацию и переписала данные паспорта у сдатчика. И конечно, чтобы сразу сообщила о нем милиции.

– Слушай, как же так? – Саша изумленно взглянула на нее. – Неужели они думают, что вор понесет картины в худсалоны? Да никогда так не делается!

– Не знаю, о чем они думают, – фыркнула Ирина. – Наверное, за дуру меня приняли. Я ведь могу и не знать, что взяла Корзухина. Верно?

И она лукаво подмигнула, давая понять, как ошибается милиция, принимая ее за дуру. Саша поняла, что следствие особой пользы от Ирины не дождется, и попрощалась.

Еще один день прошел спокойно – так спокойно, как давно не бывало. Это было воскресенье, и у Федора как раз выдался выходной – он отдыхал один раз в две недели. Саша занималась домашним хозяйством и никаких серьезных вопросов не обсуждала. Она стирала, перестилала постель, убирала квартиру, наводила порядок среди своих старых картин. Портрет девушки, который она про себя называла «Лариса на бревне», Саша повесила на почетное место – над рабочим столом. Федор покосился на картину, но не спросил, чья она и как она появилась у Саши. Он вообще редко стал чем-то интересоваться. Иногда девушке даже казалось, что он живет с ней только в силу необходимости – потому что некуда деться. Но она успокаивала себя мыслью, что скоро все изменится. Достаточно одного откровенного разговора. Ведь раньше они так легко понимали друг друга, так разве что-то изменилось сейчас?

У них просто стало мало времени для общения – Федор все время где-то пропадает.

А шестнадцатого ноября, когда муж снова отправился на работу, Сашу навестил уже знакомый ей человек.

Саша еще спала, когда в дверь настойчиво позвонили. Она вскочила, шатаясь с недосыпа, запахнулась в халат и побежала к двери. Посмотрела в глазок и разом пришла в себя, будто холодной водой умылась. На лестничной площадке переминался с ногу на ногу представительного вида мужчина в широком синем пальто. Мужчину этого она знала. Это он забрал у нее пейзаж Корзухина и дал за работу сто долларов.

– Откройте, пожалуйста, – вежливо и терпеливо произнес он. – Я же слышал, как вы подошли.

Можно Александру Юрьевну?

Саша не откликнулась.

– Я вам еще работу принес… – убедительно произнес он. – Посмотрите, пожалуйста. Не возьметесь сделать на прежних условиях?

Девушка углядела у него в руках небольшой бумажный сверток, в котором легко угадывалась небольшая картина. «Ну, не убивать же он меня пришел… – подумала она. – Странно, почему его жена не является?» Девушка понимала, что надо выбирать – или отказаться принимать такого гостя, или не стоять столбом и все-таки открыть ему дверь. Но сделать выбор было очень трудно. Ей ужасно не хотелось пускать его в квартиру. Она-то надеялась, что с картиной и всеми проблемами уже покончено!

И тут визитер со вздохом, который был слышен даже сквозь закрытую дверь, стал разворачивать сверток. Сняв бумагу, он показал дверному глазку картину. Что это был не Корзухин – тут Саша была совершенно уверена. «Что-то знакомое… – подумала она. – Неужели им понравилось, как я отреставрировала тот пейзаж?»

– Ну, девушка, дорогая, – уже со скукой в голосе произнес гость. – Я же не могу тут весь день стоять. Работа вам нужна или нет?

За его спиной неожиданно приоткрылась соседская дверь. Там жила «бабка Верка» – так Саша прозвала еще не старую женщину, обитавшую в квартире напротив. Бабка Верка следила за жильцами по поручению их квартирной хозяйки. Платили ей за это хоть что-то или бабка Верка следила бескорыстно – молодые люди так и не узнали.

Но это создание очень отравляло им жизнь. Соседка постоянно заходила к ним за спичками, за солью, приносила бесплатные газеты, якобы выпавшие у них из ящика, спрашивала, как у них топятся батареи, есть ли горячая вода. При этих визитах она внимательно оглядывала квартиру, оценивая состояние обоев, мебели, – словом, наличие и сохранность хозяйского добра. Сашу это возмущало. «Нас что – за воров принимают?!» – говорила она каждый раз, когда бабка Верка уходила. Федор утешал ее, говорил, что соседка – женщина одинокая, жить ей скучно, она просто страдает от любопытства. И действительно, это любопытство было безмерно. Бабка Верка всегда высовывалась на площадку, когда в дверь напротив кто-то звонил. Она мотивировала это тем, что у соседей должна быть взаимовыручка. Время страшное. Если что случится – пусть хотя бы свидетели останутся… Саша на словах соглашалась с этими страшноватыми прогнозами, а сама думала, что если «останется» только бабка Верка – то пусть уж лучше не будет никаких свидетелей.

Но на этот раз она даже обрадовалась, углядев в дверной щели серую тень соседки. Тем более, что визитер испуганно обернулся к ней и тут же снова уставился в Сашин глазок, решив не замечать соседку. «Открою, – решила девушка. – Он теперь знает, что его заметили. Во всяком случае, не убьет». Саша плотнее запахнула полы халата, пригладила волосы и решительно отперла дверь.

– Наконец-то, – уже вовсе не любезно буркнул мужчина, бесцеремонно отпихивая девушку и проходя в комнату. – Это невежливо, в конце концов!

Получили за работу шестьсот долларов, а теперь не пускаете меня на порог. И сработали-то паршиво!

Саша прикрыла входную дверь, но запирать ее на замок не стала. Она уже видела, что посетитель злится, и это ее вовсе не радовало. «Если что, бабка Верка вызовет милицию, – подумала она, оставляя щель между дверью и косяком. – А то, что она сейчас прилипнет к моей двери и будет подслушивать – это сто процентов».

– У вас какие-то претензии? – довольно твердым голосом спросила она, входя в комнату.

– Да! И большие. Но давайте все-таки познакомимся. – Гость бросил принесенную с собой картину на постель и протянул руку:

– Денис Григорьевич.

Саша не сказала «очень приятно», потому что не знала, сумеет ли правдоподобно соврать. Она только кивнула и спросила, нельзя ли заодно узнать, как зовут его жену. Та ведь тоже не представилась.

– Лариса Николаевна ее зовут, – буркнул Денис, располагаясь в продавленном кресле и брезгливо подбирая полы пальто. – Но для вас это уже не имеет значения. Говорить будете со мной. Как же вам не стыдно, девушка? Обманули доверчивую женщину! Нет, я знаю – моя жена сама виновата. Чересчур беспечна, чересчур наивна. Пора бы ей уже поумнеть. Но вот такая она у меня!.. Но вы-то, в вашем нежном возрасте! Такие, извините, уголовные замашки!

– Но что случилось? Не понимаю! – Саша робко смотрела на его покрасневшее от гнева лицо. – Вы же были довольны…

– Я9 Я-то конечно, – буркнул он, доставая сигареты. – Курите? Не хотите? И не надо.

Он закурил и пояснил, что сам курит редко – только если очень расстроится. А Саша его расстроила. Не думал он, что такая ясноглазая девушка, да еще окончившая такое заведение, как Академия художеств, способна на подлое мошенничество!

Тут Саша не выдержала. Она умоляюще воскликнула:

– Бога ради, скажите прямо – что случилось?

Ваша жена чем-то недовольна? Картиной?

– А как вы догадались? – грубо спросил он. – Конечно недовольна! Вы испохабили произведение искусства, а теперь спрашиваете, в чем дело. Я-то картину в первый раз видел. А она как только увидела ее – в обморок. Пришла в себя, спрашиваю, что случилось. А Лариса говорит, что нет колодца.

Был, понимаете, в левом нижнем углу колодец. А его теперь нет.

Саша никогда так ясно не ощущала, в каком месте находится сердце. Зато сейчас оно заявило о себе и так заколотилось в груди, что резкие болезненные пульсы отозвались по всему телу – в ямке на шее, в запястьях, под коленями. «Колодец… – Сашу слегка затошнило от волнения. – Значит, там все-таки что-то было. Колодец… Откуда же мне было знать! Как я радовалась, и все напрасно!»

А Денис Григорьевич, зло посматривая на нее, продолжал:

– Договор вы подписывали? Подписывали. Могли бы быть повнимательнее. Нет, вам бы все тяп-ляп и деньги содрать. Не думал я, что такая девушка… – Тут он неожиданно замолчал. Саша проследила за тем, куда направлен его водянистый, немигающий взгляд. И с ужасом убедилась, что он смотрит на портрет жены.

– Интере… – Денис не договорил и вылез из кресла. Подошел к картине, уставился на нее.

Саша слабо пискнула – от волнения у нее перехватило горло. Денис резко обернулся:

– А? Что? Что говорите?

– Я говорю, что это тоже Корзухин… – прошептала девушка. – Может, возьмете эту картину?

– Зачем она мне?

– В качестве.., компенсации.

И тут он рассмеялся. Немного успокоившись, резко потер щеку ладонью, будто проверяя, не отросла ли щетина. И заявил, что картина испоганена, безвозвратно испорчена и никакой компенсации, кроме денег, ему не нужно. Тем более он не примет в качестве компенсации такую мазню, как та, что висит на стене. И что Саша подписывала договор и, конечно, должна полностью ответить перед владельцами полотна.

– Но у меня нет денег. – Голос у девушки совсем сел. Ее охватил страх. Если этот тип не соблазнился даже портретом собственной жены… А ведь он узнал Ларису – она это видела.

– У меня тоже нет денег, – бросил тот, продолжая рассматривать портрет жены. – Интересно.

Интересно. Корзухин, говорите? Наш пострел везде поспел. Я его помню совсем мальчишкой. Забавный был парень, пока не спился.

Отвернувшись от портрета, он подошел к Саше и остановился в шаге от девушки. Он стоял так близко, что она ощущала запах его дыхания – запах табака, какого-то лекарства и нездорового желудка. Вблизи он показался ей совсем пожилым – несмотря на загар, ухоженную кожу и элегантную одежду. «А жена-то, наверное, намного его моложе…» – машинально подумала Саша. Особенно выдавали возраст этою человека его глаза. Они были тускловатые, будто запыленные, и начисто лишенные всякой выразительности. То ли усталые, то ли больные, что называется, рыбьи.

Саша первая не выдержала и опустила глаза. Она пробормотала, что денег у нее и вправду нет. Если Денис Григорьевич согласен взять вместо денег ее картины…

– Слушайте, я макулатуру не покупаю, – бросил он, и в его дыхании еще отчетливее послышался запах лекарств. – Квартира ваша?

Саша мотнула головой.

– Что значит – нет?

– Мы с мужем ее снимаем. Послушайте, если вы мне скажете, как выглядел колодец и в каком именно месте – я сразу вам его нарисую. Идет? Вы даже не заметите разницы, я уже научилась работать в манере Корзухина. Договорились?

Но он будто не услышал ее заманчивого предложения и продолжал гнуть свое:

– А, так еще и муж имеется! Ну, так вообще хорошо! Кем же он работает?

– Сторожем… Поймите… – Глаза у девушки мгновенно наполнились слезами. – У нас совсем денег нет.

– А прописаны вы где? – Денис все больше хмурился. – И не пытайтесь на жалость бить!

Деньги брали, картину испортили, что ж теперь плакать? Платить нужно. Значит, эта квартира не ваша?

И тут прозвучал ангельский, сладкий, тягучий голос бабки Верки:

– А в чем дело, можно узнать? Квартира правда не их. Саша, что случилось?

Денис явно не ожидал, что в квартире находится еще кто-то. Саша заметила, что он как будто испугался. Во всяком случае, вздрогнул, и его лицо быстро утратило угрожающее, наглое выражение. Саше сразу стало легче, и она на миг подумала, что он ее просто пугал. Но мужчина тут же взял себя в руки и насмешливо бросил:

– Мамаша ваша?

– Соседка, – сладко представилась бабка Верка. – Сашенька, у тебя глазки хорошие, выйди на секундочку, посмотри, какие у меня цифры на счетчике. Ничего не вижу!

Последние слова были обращены к Денису. Он не посмел остановить Сашу, которая весьма охотно выскочила из комнаты. Бабка Верка прикрывала ее отступление с тыла. Выведя девушку на лестницу, она сразу потянула ее дальше и затащила в свою квартиру. Конечно, показания счетчика, как и предполагала Саша, были простой уловкой.

– Это кто такой? – прошептала соседка, делая страшные глаза и показывая пальцем на дверь.

Саша быстро вытерла слезы и ответила, что это заказчик, которому она не угодила, и теперь он требует денег. Она совсем забыла про свою неприязнь к бабке Верке, в эту минуту она была рада любой защите. Бабка Верка всполошилась:

– Он что же – на квартиру нацелился? Может, милицию позвать? Паспорт-то у тебя где? При себе?

А зачем ты его там оставила, дурочка?!

– Паспорт в сумке, – снова всхлипнула Саша.

Никогда она не чувствовала себя такой глупой и беспомощной.

– А сколько ты ему должна?

Саша только рукой махнула. Если бы она назвала сумму, соседку просто хватил бы удар. И чем она тут поможет? Девушка уже стала понемногу собираться с мыслями и вспомнила о своем намерении рассказать все следователю. "Кажется, наступил такой момент…

Какое мне теперь дело, что обо мне подумает следователь? Что бы ни подумал – все равно это лучше, чем платить такие деньги… А картина-то краденая!"

Эта мысль ее подбодрила. Она глубоко вздохнула и попросила соседку быть начеку.

– Я пойду поговорю с ним, – сказала Саша. – А вы все-таки послушайте на площадке. Если поднимется шум… Тогда вызывайте милицию.

– Главное – ничего не подписывай! – зашептала бабка Верка. – А если он паспорт заберет – отдавай, ничего страшного! Скажешь в милиции, что потеряла, тебе новый дадут…

Она шептала еще что-то, но Саша уже отправилась на «казнь». Бабка Верка проследовала за ней до самой двери квартиры, но дальше не пошла. Девушка чувствовала, что у нее внутри дрожит какая-то натянутая до предела струна. Еще немного – и она порвется. "Сколько же можно мучиться?!

Сколько можно возиться с этой проклятой картиной?! Я больше не могу…" Как она ни храбрилась, в комнату вошла в полуобморочном состоянии.

Денис все еще рассматривал портрет жены. Он казался спокойным. Девушка вошла и первым делом бросила взгляд на свою сумку. Сумка спокойно висела на гвозде за дверью. «Молния» осталась задернутой, и было не похоже на то, что гость там порылся.

– Ну, и сколько там на счетчике? – любезно спросил Денис.

– Не знаю. Мы обсуждали – вызывать милицию сейчас или подождать, – честно ответила Саша.

– И что решили? – равнодушно спросил он.

– Решили подождать. Сперва надо кое-что прояснить.

Саша решительно перешла в наступление:

– Скажите, вы в самом деле думаете, что картина стоит десять тысяч долларов?

– В самом деле, – усмехнулся он. – А вы разве так не думаете? Зачем же тогда подписали договор?

Кто вас заставлял?

– Никто, – согласилась девушка. – Я знаю, что картина хорошая. Я знаю, что действительно испортила ее. Я вам больше скажу – картина была испорчена настолько, что мне пришлось заново ее переписать. Вы этого не знали?

Денис удивленно посмотрел на нее. Казалось, он не ожидал такой откровенности и пытался понять, что это случилось с художницей. Но Саша сумела выдержать его взгляд. Губы у нее дрожали, но она все-таки продолжала:

– Вы мне только одно скажите: как у вас хватает смелости предъявлять ко мне какие-то претензии?

– Смелости? Смелости у меня вообще нет, – засмеялся он. – А вот договор у меня есть.

– И ваша жена тоже поступила очень смело, когда подсунула мне этот договор.

– Почему это?

– Да картина-то ворованная!

Денис смотрел на нее как-то странно, будто ждал продолжения. И Саша выложила ему все, что знала.

Она рассказала, как случайно уничтожила подлинник, как напрасно пыталась узнать содержание темного пятна, как наткнулась на Катину тетку и чем все это кончилось…

– Вот портрет вашей жены. – Саша указала на стену. – Даже если я предъявлю соседям Корзухиных этот портрет вашей жены в молодости – они узнают ее! Вы тоже узнали ее, хоть и не сразу, и даже я узнала – а я-то видела ее один раз, как и соседи Корзухиных. Это она украла пейзаж, ясно как день!

– Ничего не ясно, – нервно перебил ее Денис.

С его губ слетали мелкие брызги слюны, он говорил быстро и лихорадочно. Саша видела, как он взволнован. – Вы что хотите сказать – у нее не было денег купить эту жалкую мазню?!

– Деньги у нее были, да только жена Корзухина не взяла этих денег! Эта картина не продавалась!

– С чего бы это?

– А ваша жена объяснила, как картина оказалась у нее?

Денис промолчал. Он смотрел то на Сашу, то на портрет жены. Глаза у него забегали, они будто очистились от пыли, заблестели. Саша дрожала, но отступать не собиралась. Она с трудом выдавила:

– Ваша жена… Она воровка, при всех своих бриллиантах и соболях. А вы знаете, что ее могут обвинить в двойном убийстве и поджоге квартиры?!

Внезапно гость охнул, согнулся, будто его ударили в живот, и прижал ладони к своему объемному пузу. Саша смотрела на него, ничего не понимая, а он зажмурился. По его лицу струился пот. Денис с трудом выпрямился, нашарил рукой спинку стула и оперся на него. Другой рукой он продолжал нежно поглаживать свой живот.

– Что с вами? – отрывисто и без всякого сочувствия спросила Саша. Ей казалось, что гость пытается разыграть какую-то комедию.

– Ничего… – процедил он. – Воды кипяченой дайте… Ну, что смотрите?! Мне таблетку надо принять.

Саша двинулась было к двери, но буквально через мгновение там показалась рука соседки со стаканом воды. Бабка Верка была не в силах устоять перед искушением и давно проникла в квартиру.

Саша взяла у нее стакан и подала Денису. Тот пошарил в кармане, достал красно-белую коробочку, вытряхнул капсулу и запил ее водой. Но боль, казалось, не проходила. Поймав недоумевающий взгляд Саши, он сдавленно пояснил:

– Минут через двадцать подействует… Господи, что ж меня так… Это все правда?

– Правда, – уже мягче сказала Саша. Она видела, что мужчина и в самом деле болен и очень страдает. – А вы ничего не знали?

– Откуда же… Я думал… Да мало ли что я думал.

Денис тяжело опустился на стул и начал отирать с лица пот. Он тяжело дышал, и Саша видела, он сдерживает стон.

Бабка Верка просунулась в дверь и шепотом предложила вызвать «скорую». Денис, увидев ее, ничего не сказал. Сейчас его уже ничто не волновало. Он ожидал, когда подействует таблетка, и старался поменьше двигаться, дышал часто и неглубоко. Наконец он выпрямился на стуле, недоверчиво прислушался к своим ощущениям и глубоко вздохнул.

Последний раз провел по лбу и шее носовым платком и сунул его в карман.

– Мне пора, – слабым голосом произнес он. – Да… Что же я хотел…

Его взгляд упал на портрет жены. Секунду он смотрел на него, потом повернулся к Саше:

– Продайте мне его.

– Нет, не могу, – покачала головой девушка.

– Почему не можете? Он ничего не стоит.

– Ошибаетесь. После всех этих трагических событий картины Корзухина очень поднялись в цене!

Вы, что, не знаете? Странно! Вы же сами оценили маленький пейзаж в десять тысяч долларов!

Бабка Верка охнула и дернула Сашу за рукав:

– Правда, что ли? А где эта картина? Хоть посмотреть…

Но Денис быстро проговорил:

– Чепуха! Вы продайте! Ну, предположим, за двести? Двести долларов!

Саша рассмеялась:

– Ваша таблетка, наверное, действует не только на желудок? Вы оценили свою картину в десять тысяч, а мою – всего в двести долларов?! Для меня, – она подчеркнула эти слова, – для меня портрет вашей жены стоит очень дорого!

– Ну, сколько? – поморщился Денис.

– Отдайте мне договор, – просто ответила она.

Бабка Верка ничего не понимала. О договоре она слышала впервые. Она продолжала дергать Сашу за рукав и шепотом советовала содрать с нового русского побольше и пригрозить милицией, если он что-то украл. Денис Григорьевич, как ни странно, услышал этот шепот и натянуто улыбнулся:

– Я ничего не крал, дорогая… Как вас там? Да не волнует меня ваше имя! – раздраженно закричал он, увидев, что бабка Верка открыла рот и собралась представиться по всей форме. – Саша, скажите этой бабе, чтобы убиралась!

– Уйдите, – тихо попросила соседку девушка. – Кажется, он согласится. Не бойтесь, он меня не тронет.

Бабка Верка ушла не далеко – только до входной двери. Саша слышала, как она там топчется, и была ей за это очень благодарна. Денис Григорьевич подумал недолго, секунду – не больше. И вынул из кармана договор:

– Берите, читайте. Хотите – порвите, хотите – оставьте себе на память.

Саша, убедившись, что договор тот самый, который она подписала, порвала его на мелкие клочки.

Денис тем временем залез на стул и снял со стены картину. Оглянулся, поднял с пола брошенную им оберточную бумагу и наскоро обернул ею портрет.

– Забыли вашу картину, – презрительно сказала Саша. Она видела, что картина, которую Денис демонстрировал ей в глазок, была всего-навсего дешевой копией «Княжны Таракановой». – И чего ради вы ее принесли?

– Чтобы вы мне дверь открыли, – буркнул Денис, возясь с бумагой. – Слушайте, Саша!

Он смотрел ей прямо в лицо, и девушка удивилась, увидев неподдельную боль в его глазах. И вряд ли эта боль была желудочного происхождения – Моя жена – женщина психически нездоровая, – выразительно сказал он – Но она никого не убивала. Украсть она могла… Тем более, вы говорите, что есть свидетели. А вот убить никогда. И запомните это, милая… Сначала запомните, а потом вообще забудьте о ней. Молчали ведь до сих пор?

Он задохнулся, будто воздух встал ему комком в горле. Саша многое хотела ему сказать. И прежде всего то, что в таких обстоятельствах глупо обращаться к ее состраданию. Ведь всего несколько минут назад он сам запугал ее до смерти! И что ей все равно – больная у него жена или здоровая.

Что милиция ищет эту женщину и покрывать ее по крайней мере опасно. Но она не сказала ничего. Денис посопел ей в лицо, повернулся и ушел.

В прихожей слабо пискнула бабка Верка. Дверь за ним захлопнулась.

Любопытство соседки так и осталось неудовлетворенным. Но Саша, горячо поблагодарив ее, быстро выставила ее за дверь, сказав, что у нее дико разболелась голова и она сейчас ляжет спать. Единственным, что бабка Верка уважала, был чужой сон.

Особенно она следила за тишиной по ночам. Стоило кому-то включить музыку после одиннадцати – бабка Верка грозилась вызвать милицию.

Спровадив соседку, девушка подобрала с пола клочки бумаги – все до единого, отнесла их на кухню и сожгла в пепельнице. Пока они горели, девушка не сводила с них глаз. Перед ней все время возникало страдальческое лицо визитера, его искаженные от боли черты, остановившиеся глаза…

И его взгляд, когда он просил не выдавать жену.

«Он ее, наверное, любит, – подумала Саша, глядя, как корчится в огне почерневшая бумага. – Конечно, эта Лариса такая красивая… И моложе его. Неужели она сумасшедшая? Мне так не показалось… А может, тут вовсе не в любви дело? Какой он противный! Какие уж там чувства… – Саша поморщилась. – Хапуга, сразу видно! Может, и он замешан в эту историю, просто не ожидал, что я дам такой отпор? Господи, что же делать? Теперь уже получается, что я покрываю целую банду?! Но он и в самом деле был потрясен, когда я сказала, что картина краденая…»

Она уже не радовалась, что покончено с проклятым пейзажем и со всеми обязательствами. Саша понимала: даже если сама картина будет окончательно уничтожена, пепел от договора выброшен в форточку, развеян по ветру, – с этой историей с картиной покончено не будет. Она все чаще вспоминала другую картину. Портрет Кати Корзухиной. Ее голубые, пронзительно голубые глаза и выражение какого-то животного терпения на лице. Терпения животного или ангельского. Какими глазами она смотрела на убийцу? Кто погиб раньше – мать или сын? Стоило подумать об этом, и Саше стало трудно дышать, будто она сама погибала в горящей квартире.

"Нет, я не могу больше их покрывать! Если они ни в чем не виноваты – пусть сами докажут это следователю! Не так уж это трудно! Черт, но как же их найдут?! Как, он сказал, зовут жену? Лариса… Николаевна, да, точно! А он сам – Денис Григорьевич.

Хорошо… Уж вряд ли он соврал. Да, у меня ведь есть еще и телефон!"

Саша принесла в кухню блокнот и раскрыла на странице, куда записала продиктованные Люсей телефоны. Она хорошо помнила, что один из телефонов был помечен именем Ларисы. Но вот на имя Денис она раньше никакого внимания не обращала. Теперь же это сразу бросилось в глаза. "Ну и прекрасно! – обрадовалась девушка. – Это он и есть – сам сказал, что в молодости знал Ивана Корзухина! Значит, у Ивана мог быть его телефон!

Сразу две зацепки! Уж милиция сможет их найти…

Если, конечно, они до сих пор там живут". Она еще раз просмотрела номера и сняла трубку. Набрала телефон, который был записан под именем Ларисы, и переждала несколько долгих гудков.

– Слушаю, – сказал низкий мужской голос.

– Извините, можно позвать Ларису?

Задавая этот вопрос, Саша прекрасно отдавала себе отчет, что Лариса вовсе не обязательно живет по прежнему адресу. Тем более, что она вышла замуж и, скорее всего, нужно было звонить по телефону ее мужа. Но мужчина, ответивший ей, очень спокойно сказал, что Лариса как раз только что вернулась из города и сейчас подойдет. Саша облизала губы – от волнения они пересохли. Девушка уже сказала себе, что это, в конце концов, может быть простое совпадение… Но в следующий миг в трубке раздался женский голос, который весело и немного удивленно спросил, кто это говорит. И Саша сказала кто.