Книга: Когда взорвется газ?
Назад: Глава 6 Журналистское расследование
Дальше: Глава 8 Газовая война

Глава 7
Игры Инги Шерер

Тридцатитрехэтажное здание российского концерна «Трансгаз» напоминало то ли четырехгранную иглу, щекочущую острием мягкое подбрюшье планетарной атмосферы, то ли сверкающий алмазный утес из детской сказки. В ослепительно отблескивающих на солнце гранях громадной пирамиды отражалось непривычно голубое московское небо с лениво плывущими белыми облаками. Казалось, что внутри, за синеватыми зеркальными стеклами лежит волшебный, фантастически прекрасный и богатый мир, где беспечно и празднично живут красивые, нарядные люди. Но в небольших, а иногда даже откровенно маленьких комнатах буднично и напряженно работали клерки. Призрачный свет, исходящий от больших плоских мониторов, стирал с молодых лиц жизненные краски и делал их похожими на серийных биороботов из малобюджетных фантастических фильмов.
Чем дальше от грешной земли, тем просторней кабинеты, тем лучше мебель, тем значимей должности обитателей: безгласных клерков сменяют управленцы среднего звена, потом верхнего, потом высшего… С тридцатого этажа начиналось царство владельцев и топ-менеджеров. А в заостренной вершине зеркальной пирамиды располагался VIP-зал для особо важных переговоров и встреч на наивысшем уровне — не только в переносном, но и в самом прямом смысле: светлый, наполненный солнечным светом зал буквально парил в воздухе и, казалось, не имел никакого отношения к матушке-земле.
Сквозь легкую дымку тонированных стекол открывался панорамный вид Москвы: музейное величие Кремля, старые «сталинские» и новые «лужковские» высотки, дороги, по которым словно бесконечные потоки муравьев двигались дорогие автомобили, каркасы бесконечных новостроек, несметное количество подъемных кранов… Совсем рядом летали птицы, садились на чуть выступающие края стальных рам, и их блестящие глаза-бусинки как будто пытались рассмотреть, что происходит за слегка притемненными стеклами.
Привычные к высоте «трансгазовцы» ощущали себя в этом зале настоящими небожителями, а гости вели себя по-разному: мало кто сразу мог адаптироваться к такой высоте и стеклянным стенам.
Вот и сейчас Валентин Скорин не обращал никакого внимания на птиц и проплывающие мимо облака: все его внимание было обращено к поликарбонатной лифтовой шахте, в которой со скоростью три метра в секунду поднимался важный деловой партнер. Сегодня глава «Трансгаза» не напоминал мультяшного бегемотика из мультфильма. Сановного вида руководитель был в скрывающем дефекты фигуры костюме «Бриони» цвета мокрого асфальта, черных блестящих туфлях того же бренда, светло-сиреневой сорочке и темно-сиреневом галстуке с серебряными нитями — специально подобранными по цветовой гамме фирмой «Ланвин». Конечно, не Валентин Леонидович занимался всей этой ерундой: подбором фирм и расцветок, а его помощник — похожий на согнутую удочку Никита Сердюк, который стоял чуть сзади с черной папкой под мышкой и тоже гипнотизировал взглядом шахту лифта. Директор по безопасности Станислав Белянчиков тоже стоял чуть сзади генерального, только с другой стороны, и тоже смотрел в сдвижную полупрозрачную дверь шахты. Крупнолицый, с близко посаженными цепкими глазами, щеткой коротко стриженных седых волос и массивным выступающим подбородком, делавшим голову почти квадратной, он лучше других представлял, что происходит внутри движущегося вверх лифта.
Тридцать секунд истекли, звякнул сигнал прибытия, бесшумно отъехала дверь, и из прозрачного цилиндра вывалился глава фирмы «Бундес Инвест Гэз» Гюнтер Краус. Могущественный миллионер, влияющий на экономику и политику нескольких стран, имел простецкое лицо типичного баварского бюргера, а сейчас и вовсе выглядел довольно жалко: бледный, потный, он затравленно оглядывался вокруг и утирал лоб смятым в комок белоснежным платком. Его секретарша твердой рукой заботливо поддерживала шефа под локоть.
Даже не очень искушенный в психологических тонкостях Сердюк понял, что могущественный бизнесмен боится высоты, а прозрачные стены, да летающие вокруг птицы просто вгоняют его в панику. Белянчиков же, собравший на Крауса целое досье, достоверно знал, что тот страдает акрофобией, и заранее поделился этим знанием со Скориным. С учетом столь важной информации генеральный директор «Трансгаза» деликатно отклонил предложение гостя провести переговоры в президентском люксе «Ритц Карлтона» и пригласил в свой офис, где якобы легче обеспечить конфиденциальность переговоров. Довод был внешне безукоризненным, и хотя при желании полную конфиденциальность можно обеспечить даже в центре Красной площади, с учетом суммы предстоящего контракта Краус согласился подвергнуть свой организм грубому насилию. Сейчас ему было совсем худо: колотилось сердце, кружилась голова, а самое главное — из самых потаенных глубин уравновешенной бюргерской души поднимался животный страх, который в любой момент мог превратить герра Крауса в безвольное, воющее и бьющееся головой об стену животное…
— Здравствуйте, господин Краус, — широко улыбаясь, приветствовал гостя Скорин и повел рукой вокруг. — Посмотрите, какой чудесный вид открывается из наших окон! Ведь Москва сейчас — центр деловой активности. И это очень символично для наших переговоров!
Секретарша незаметно сунула в руку своего патрона маленькую зеленую таблетку, и Краус незаметно положил ее в рот. Все это было проделано настолько незаметно, насколько позволяла обстановка и три пары посторонних глаз, которые, впрочем, как по команде обратились к виду за окнами.
Далеко внизу строительные краны, словно инопланетные монстры, крутили стрелами в поисках свободных островков самой дорогой в мире земли и опускали туда свои яйца, из которых вскоре вылупятся многоэтажные урбанистические чудовища, неотвратимо пожирающие невосполнимые ресурсы российской столицы.
— Да, инвестирования в Москве очень высоки, — кисло улыбаясь, ответил Гюнтер Краус и, пока секретарша переводила фразу, с видимым облегчением опустился в кресло и крепко вцепился в подлокотники, так что побелели костяшки пальцев.
Акрофобия — это болезнь, а перспективные переговоры лучше вести со здоровыми и полностью удовлетворенными людьми, поэтому Скорин покрутил указательным пальцем: стены тут же утратили прозрачность, вспыхнул яркий свет, и VIP-зал перестал парить в поднебесье, опустившись на твердую землю.
Конечно, объективно ничего не изменилось, но все фобии основаны именно на субъективном восприятии действительности. Пол перестал качаться, конструкции здания обрели надежность, страх спрятался глубоко в подсознание — Краус перевел дух и благодарно улыбнулся.
— Мы можем начать, господа! — с сильным акцентом сказал он по-русски, и все заулыбались.
Замысел Скорина удался: партнер получил положительные эмоции еще до начала переговоров, а это много значит…
Секретарша вручила боссу несколько бумаг и привычно заняла место за его спиной. Она сразу обращала на себя внимание: рост под сто восемьдесят, широкие плечи, черный брючный костюм мужского кроя с белой рубашкой и черным шелковым галстуком, черные туфли на невысоком широком каблуке, короткие черные волосы, узкие очки в золотой оправе на длинном с горбинкой носу, тонкий кейс с ноутбуком в левой руке. Косметикой она не пользовалась. И никаких броских деталей внешности или украшений, если не относить к таковым большой, ярко-красный, идеальной формы рот, на котором практически всегда останавливались взгляды мужчин. Этот сексуальный атрибут резко выделялся на бледном, ничем не примечательном лице, и настолько не вязался со всем ее обликом, что казалось, будто он принадлежит другой женщине. Так иногда по нелепой ошибке природы шикарная грудь или точеные ножки достаются какой-нибудь уродине. Хотя шикарность, точеность и уродливость тоже основаны на субъективном восприятии.
«Инга Шерер, прозвище „Лошадь“, тридцать один год, незамужем, магистр физико-математических наук, свободно говорит на английском и французском, первый дан по карате, чемпионка Европы по практической стрельбе, любимое оружие „Глок“ калибра 9 Пар, хорошо владеет ножом…» — вспомнил Стас Белянчиков строчки из ее досье. Очень разносторонняя личность! Даже странно, чтобы не сказать — подозрительно… — Никогда не расстается с пистолетом и, хотя в Россию приехала безоружной, в первый же день в оружейном магазине „Кольчуга“ купила автоматический нож с обоюдоострым клинком длиной двенадцать сантиметров…»
«На каких, интересно, курсах телохранителей учат работать ножом? И вырабатывают привычку всегда ходить с пистолетом? — подумал директор по безопасности. — И зачем этому Краусу еще три смены круглосуточной вооруженной охраны?»
Сам Белянчиков не носил оружия, да в этом и не было необходимости: когда-то он всерьез занимался боксом, привык получать и наносить удары, а человек, который не боится, что его ударят, ведет себя очень уверенно. Эту уверенность безошибочно чувствуют другие люди и понимают, что собеседник вооружен — неважно чем: пистолетом, ножом или нокаутирующим ударом.
Когда-то тяжеловес Стас Белянчиков, чуть не стал чемпионом Европы, но в третьем раунде из-за рассечения брови проиграл «техническим нокаутом». И самым обидным для Стаса стал не факт поражения, а издевательская усмешка соперника, польского чемпиона Казимира Халецкого, который изобразил, будто качает обиженного Стасика на руках, как беспомощного младенца. Ох, как же он хотел еще встретиться с Млотом в бою, как представлял молниеносную атаку, свинг правой, большое тело Казамира, с глухим стуком падающее на ринг…
Не пришлось. Не свиделись. Но не забылось. Хотя судьба плетет свои причудливые кружева, и о том, что осуществление предстоящего проекта отправит давно исчезнувшего из поля зрения Халецкого в глубокий пожизненный нокаут, он сейчас не мог и подумать.
— Вы в курсе нашего проекта, господин Краус, — доброжелательно улыбаясь, сказал Скорин. — Это строительство нового газопровода…
— «Синий поток», — невозмутимо произнес Краус по-русски.
«Черт побери, откуда он знает?» — изумился Валентин Леонидович. Они с Белянчиковым обменялись многозначительными взглядами. Проект обсуждался только на уровне правительства, все, с ним связанное, носило гриф «сов. секретно», включая название! Впрочем, ничего удивительного: не только «Трансгаз» собирает информацию о партнерах…
Успешно скрыв изумление, Скорин невозмутимо продолжил:
— Три тысячи километров труб, тридцать газоизмерительных станций, насосы, задвижки, измерительное оборудование… И компьютерная программа перекачки газа, которая синхронизирует взаимодействие всего этого хозяйства! Вот что мы хотим заказать вашей фирме, господин Краус. Закупка, разработка, монтаж, приемные испытания. Короче, реализация проекта «под ключ».
— И цена контракта пять с половиной миллиардов евро, — то ли спросил, то ли сообщил Краус, заглядывая в свои бумаги.
Станислав Белянчиков переступил с ноги на ногу, Сердюк тоже напрягся. Запахло жареным. Точнее, большими деньгами. Что, впрочем, одно и то же.
— Таков был один из нескольких предварительных вариантов цены, — спокойно произнес Скорин. — Но имеются и другие расчеты. Мне кажется, пять миллиардов наиболее оптимально учитывают интересы каждой стороны…
Когда речь зашла о деньгах, Краус перестал полагаться на свое знание русского. Теперь фройлян Шерер переводила каждое слово.
Белянчиков внимательно смотрел, как шевелятся ее губы. Крупная немка больше подходила на роль спортсменки — метательницы диска, толкательницы ядра или, на худой конец, байдарочницы. А она одновременно и помощник, и переводчик, и специалист, и телохранитель… На первый взгляд это представляется довольно странным: такую роль у топ-менеджеров во всем мире выполняют подтянутые широкоплечие молодые мужчины с накачанными бицепсами. Но осведомленные люди знали, что герр Краус отличался «нетрадиционной ориентацией», как устарело выражаются в России, хотя благодаря усилиям правозащитников, либералов всех мастей, а главное, самих заинтересованных лиц педерастия распространилась настолько, что «нетрадиционными» скоро станут гетеросексуальные отношения. Как бы то ни было, ревнивый «супруг» Гюнтера Крауса настоял, чтобы главу «Бундес Инвест Гэз» в многочисленных деловых поездках сопровождала исключительно женщина.
Многие, в том числе и сам герр Краус, были уверены, что личной жизни у Инги Шерер нет, а прелести красивых губ «Лошади» так и пропадут втуне, не познав ничего более эротичного, чем сигареты с фильтром. Но они здорово ошибались.
Фройлян Шерер закончила перевод. Герр Краус задумался, сгреб в горсть вяловатый рот. Наступила такая тишина, что можно было бы услышать полет комара, если бы его пропустила сюда охрана. Молчание затягивалось, напряжение нарастало. Сердюк покрылся красными пятнами, Белянчиков промокнул платком взопревший лоб, даже Скорину было тяжело удерживать на лице маску вежливого безразличия.
Наконец добродушный бюргер чуть заметно улыбнулся и заговорил.
— Думаю, цифра «пять» в большей степени отвечает интересам обеих сторон, — перевела Инга Шерер.
Никита шумно перевел дух, Станислав облегченно улыбнулся, Валентин Леонидович корректно кивнул:
— Я рад, что мы пришли к соглашению. Контракт готов, осталось внести цифру. Через несколько минут мы сможем его подписать. А пока предлагаю выпить по рюмочке коньяку. Это из кремлевской коллекции 1924 года. А потом поедем в один очень хороший ресторан. Там будут и баварские колбаски, и пиво. Но черная икра и ледяная водка там тоже будут…
— Это есть карашо! — улыбнулся Гюнтер Краус.
Материализовавшийся ниоткуда официант разлил в два пузатых бокала густой коньяк из хрустальной бутылки в форме кремлевской башни. Скорин и Краус, учтиво улыбаясь друг другу, чокнулись и пригубили. Скорин вопросительно изогнул бровь.
— О, да! — подкатил глаза немец.
Белянчиков и Сердюк с умилением смотрели, как первые лица смакуют коллекционный коньяк. Они не обижались, что им не досталось драгоценной жидкости. У каждого свой уровень. Ведь именно Скорин придумал, как сыграть на акрофобии Крауса. И эта игра принесла миллиард евро! И хотя помощнику и заместителю светили только двойные-тройные бонусы, они были счастливы. Основная часть достанется Генеральному директору, хотя ему придется поделиться с одним-двумя людьми. Таков закон жизни!
Через пять минут контракт был подписан.
* * *
Кевина Марча, третьего секретаря американского посольства в Берлине, даже в банном халате нельзя было принять за штатского. Сухощавый, высокий, прямая спина, широкие плечи, орлиный профиль, жесткие царапающие глаза. Именно так когда-то карикатуры в советском журнале «Крокодил» изображали представителей «американской военщины». Как потом выяснилось, они примерно так и выглядели. «Военная косточка» в четвертом поколении, академия ВестПойнт, за спиной Вьетнам, армейская разведка, ранение в провинции Фуоклонг, штабная работа в знаменитом пятиугольнике Пентагона… Потом приглашение заняться стратегической разведкой, недалекий переезд в Лэнгли, в не менее знаменитое здание, построенное по проекту нью-йоркской фирмы «Harrison and Abramovitz», но получившее одиозную славу не вследствие архитектурных достижений, а благодаря располагающемуся внутри учреждению, известному во всем мире — Центральному разведывательному управлению США.
Блестящее знание немецкого языка (отец, бригадный генерал, участник Второй мировой войны, всегда говорил: «Язык врага надо знать отлично!») определило страны дипломатического пребывания: Швейцария, Австрия и, последние шесть лет, Германия. Но то, что «третий секретарь посольства» официальная должность прикрытия резидента ЦРУ — это уже давно секрет полишинеля. И даже если бы Кевин Марч в махровом халате сидел в «подводной лодке» посольства США в Берлине, ни за кого, кроме резидента ЦРУ, принять его было бы невозможно.
Но, несмотря на субботний день, Кевин, разумеется, был не в халате. Отглаженные брюки, свежая белая сорочка с распахнутым воротом, легкая полотняная куртка повешена на спинку стула, ибо в «подводной лодке» душновато, гладко выбритые щеки, легкий запах горьковатого одеколона — он полностью оправдывал свою характеристику: «Аккуратен, обязателен, педантичен, спиртные напитки не употребляет…» Хотя Марч не отличался способностями агентуриста и не снискал лавров в оперативных разработках, как аналитику ему не было равных.
Сейчас он как раз использовал свой талант, составляя меморандум для центрального офиса. Документ имел особую важность и высший гриф секретности, поэтому набирал он его на кодирующем устройстве, по внешнему виду напоминающему обычный ноутбук.
«В рамках утвержденного Россией проекта „Синий поток“, предполагающего строительство нового газопровода в Европу, минуя территорию Украины, концерн „Трансгаз“ провел плодотворные переговоры с немецкой фирмой „Бундес Инвест Гэз“ о поставках необходимого оборудования и разработке компьютерной программы по управлению прокачкой газа.
Проект „Синий поток“ объективно противоречит экономико-политическим и военным интересам США в данном регионе, особенно с учетом стратегического значения химического комбината Билла Фингли в Купавах, изготавливающего радоновое топливо „газовый керосин“. Прекращение подачи газа в газотранспортную систему Украины вызовет остановку данного комбината со всеми вытекающими неблагоприятными последствиями.
К тому же существующая ныне ситуация нестабильности поставок российского газа в Европу через Украину препятствует интеграции России в Евросоюз и ослабляет ее позиции как на европейском экономическом рынке, так и в политической сфере, что соответствует геополитической стратегии США и отвечает интересам Украины как потенциального союзника по НАТО.
В связи с изложенным считаю целесообразным проведение „острой акции“, направленной на противодействие реализации проекта „Синий поток“. В случае санкционирования Центром такой акции берлинская резидентура немедленно приступит к ее разработке и осуществлению.
Резидент К. Марч».
Внимательно перечитав написанное, Марч подправил текст в нескольких местах, убрал одну запятую и две добавил, потом включил систему кодирования. Через несколько секунд буквы на экране запрыгали, меняясь местами и образуя совершеннейшую абракадабру. Но это было еще не все. Кевин задействовал второй уровень кодировки. Теперь изменились сами буквы: некоторые превратились в иероглифы, некоторые — в арабские письмена, некоторые в непонятные значки. В таком виде особо секретная депеша ушла в штабквартиру ЦРУ. Теоретическая вероятность ее перехвата и расшифровки равнялась 0,3 процента. На практике это означало невозможность несанкционированного прочтения.
В середине недели короткий, совершенно бессмысленный текст поступил в берлинскую резидентуру. Когда Марч раскодировал его, на мониторе появилась всего одна фраза: «Острая акция одобрена, ей присвоено кодовое название „Противопоток“. Центр». Через три минуты текст исчез, так же как и все электронные следы его поступления.
* * *
Зал дорогого ресторана «Гостиный двор» на Максимилиан-штрассе был пуст, только в углу, у окна, сидела хорошо одетая пара.
— Ты практически не изменилась, — широкоплечий костистый мужчина с орлиным профилем и холодными прищуренными глазами, улыбаясь, поднял большой шарообразный бокал с густым красным вином на донышке. Улыбка мало смягчала его облик, а взгляд, как наждак, царапал лицо сидящей напротив высокой бесцветной женщины.
Женщина держала перед не знающим косметики лицом бокал другой формы и с белым вином, но большой, как у Джулии Робертс, рот все равно был красным, как будто она злоупотребляла яркой помадой.
— Ты тоже, — произнесла она низким голосом. — Только седины прибавилось…
— Годы идут, — философски произнес Кевин Марч. — Давай выпьем, девочка, за нашу молодость!
Он пригубил вино. Женщина последовала его примеру.
Официанты принесли блюда, синхронно подняли блестящие колпаки. Заказ делал Марч. Себе он выбрал стейк средней прожарки, а Инге полдюжины виноградных улиток. Сердце женщины растаяло: он помнил ее вкусы…
— Ты все так же здорово метаешь нож? — дождавшись, пока официанты отойдут, спросил Кевин.
Инга Шерер поморщилась и пожала плечами.
— Если и хуже, то ненамного. Тренируюсь часто.
— Но объясняешь, что выучилась на курсах восточных единоборств. Зря. Там совсем другая техника броска, чем в Форт-Брэгге. Не жалеешь, что ушла из Фирмы?
— О чем жалеть? Что не успела никого отправить на тот свет? С меня хватило тех восьми недель первоначального курса…
Женщина зажала изогнутыми щипчиками закрученный известковый домик, а узкой вилочкой ловко извлекла и отправила в рот упругое тельце его хозяйки. Сделала глоток вина, так же ловко вылущила следующую улитку.
— Зачем я тебе понадобилась?
— Соскучился. — Кевин отрезал кусочек розового на срезе мяса и с аппетитом проглотил.
— А-а-а… Это все объясняет. Так что от меня требуется?
— Для начала копии документов по русскому проекту, — буднично ответил Марч. И на всякий случай пояснил то, что и так было понятно: — По «Синему потоку».
Инга допила свой бокал, из-под паркетного пола мгновенно появился официант, тут же вновь его наполнил и исчез. Она равнодушно принялась жевать очередную улитку, как будто не расслышала сделанного предложения.
— …Потом ряд консультаций и, возможно, еще какие-нибудь незначительные услуги, — невозмутимо продолжил Кевин. Он хорошо знал свою старую знакомую. — За все это ты получишь гонорар — сто тысяч евро!
Инга усмехнулась.
— Почти столько составил мой бонус за подписание контракта!
Кевин покачал головой.
— Бонус всего десять тысяч, на него не купишь собственный домик. А за сто шестьдесят — вполне можно подобрать что-нибудь приличное. С учетом твоих заслуг и нашего давнего сотрудничества я уговорю начальство на полторы сотни…
Он снова поднял бокал.
— Надеюсь, мы договорились?
Инга Шерер усмехнулась еще раз:
— Ну, с учетом твоих заслуг и давнего сотрудничества…
Они выпили, и разговор пошел по совсем другому руслу. Собственно, теперь говорила только Инга, а Кевин внимательно слушал. В его нагрудном кармане крохотный цифровой диктофон бесшумно фиксировал каждое ее слово. Потому что «Лошадь» рассказывала не о своей личной жизни, а о тонкостях строительства газотранспортных систем.
За десертом Инга приступила к рассказу о самой главной части проекта, его сердцевине.
— В трубопроводе очень важно поддерживать постоянное давление. Если оно снизится — падает объем прокачки, если повышается — возникает опасность взрыва, — со знанием дела объясняла она, ковыряя ложечкой клубничное парфе и смакуя сотерн. — Чтобы обеспечить нормальную работу магистрали, необходимо согласовывать работу сотен насосов, тысяч задвижек, вносить коррективы с учетом температуры окружающей среды, словом, обеспечить оптимальный режим перекачки… Для этого существует специальная компьютерная программа, которая разрабатывается индивидуально для каждого трубопровода. Она — мозг любой газотранспортной системы, интеллектуальный продукт, который, в отличие от тысяч километров труб, фиддингов, вентилей и заслонок, не имеет материального воплощения. Его невозможно увидеть, пощупать, проверить…
— Это очень интересно, девочка, — задумчиво проговорил Кевин Марч. Он курил сигару и пил арабский кофе с портвейном «Черчилль». — Думаю, мы еще не раз поговорим об этом. А теперь я хочу выпить за твой ум… — Поймав ждущий взгляд женщины, он добавил: — За твой ум и красоту…
Щеки Инги раскраснелись от изысканной еды и хорошей выпивки. Она даже опьянела и утратила обычную сдержанность.
— Я хочу у тебя кое-что спросить, Кевин, — отставив рюмку, спросила фройлян Шерер. — Только обещай мне, что ответишь правду!
— Конечно, обещаю! — с предельной искренностью заверил Марч, который, в силу рода деятельности, ежедневно лгал и как минимум раз в неделю совершал клятвопреступление.
— Это правда, что мне дали рабочий псевдоним «Лошадь»?
— Что за глупости?! — убежденно возмутился Кевин, который сам этот псевдоним и придумал. — У тебя красивое личико и великолепная фигура!
— Ты умеешь быть милым, когда захочешь…
«Лошадь» протянула через стол руку и погладила ладонь своего куратора. Марч сдержал тяжелый вздох и изобразил страстную улыбку. Хорошо Джеймсу Бонду — он работает и спит исключительно с сексапильными красавицами. В жизни так не бывает. Личные и служебные интересы, как параллельные прямые, никогда не соприкасаются. Разведчику далеко не всегда приходится делать то, что нравится. Но деваться некуда!
* * *
Центральное разведывательное управление США, как и любая спецслужба мира, является строго засекреченной организацией. Но и внутри «Фирмы» имеются разные уровни секретности, что наглядно проявляется в цвете пропусков сотрудников. Гражданский обслуживающий персонал — уборщики, курьеры, повара — вставляют в прорезь турникета желтый пластиковый прямоугольник. У машинисток, секретарш и референтов оперативных отделов пропуска розовые. У офицеров-оперативников — красные. У агентуристов — зеленые. У военных планировщиков — синие. У стратегических разработчиков — фиолетовые. У шифровальщиков — черные. У старших менеджеров — серебряные. У высшего руководства — золотые…
Напрямую цвет определяет секторы доступа и время допуска. А косвенно — свидетельствует о положении обладателя на должностной лестнице, его зарплате и других возможностях… Но эта широкая цветовая гамма не исчерпывает всех предусмотренных степеней секретности. Потому что существуют подразделения, расположенные вообще за пределами штаб-квартиры, а их сотрудники не имеют не только пропусков, но и личных дел в кадровом департаменте, то есть являются «невидимками». Общение с ними осуществляется через специально закрепленного офицера связи, и лишь в крайнем случае, с разрешения высшего руководства, допускается прямой контакт.
Акция «Противопоток» была отнесена именно к такому случаю. Поэтому когда Кевин Марч, проделав одиннадцатичасовой путь через океан, приземлился в Вашингтоне, его встретили в аэропорту и привезли к небольшому дому в пригороде. Глухая изгородь из высокого кустарника, сторожкие плечистые «садовники», рвущиеся с поводков доберманы, лишенные жилого духа комнаты — не надо было иметь опыт Марча, чтобы понять: это место для конспиративных встреч с агентами глубокого прикрытия.
За много лет работы это была вторая подобная встреча. Первая состоялась на явочной квартире в Нью-Джерси в восемьдесят девятом, тогда инициатором контакта был специалист-ликвидатор. Специалист пришел первым и ждал его, сидя за столом. Складчатая черная накидка скрывала фигуру, черная маска закрывала лицо, темные очки на прорезях маскировали глаза. Когда Кевин вошел, фигура не шевельнулась, на приветствие не ответила, молча выслушала задание, которое уже было передано в письменном виде, но оказалось недостаточно подробным. На миг Марчу показалось, что перед ним не человек, а закутанный в драпировку скелет, мертвец или другой посланец потустороннего мира. У него даже похолодела спина и зашевелились волосы на затылке!
Тут фигура заговорила, искаженный микрофоном преобразователя металлический голос усилил впечатление, но содержание задаваемых вопросов не имело никакого отношения к царству Аида. Каковы рост и вес «объекта»? Размер обуви и перчаток? Какой у него автомобиль? Ездит ли без шофера? Стандартный ли руль в его «Феррари»?
Марч пришел в себя. Смысл вопросов был непонятен, но совершенно очевидно, что они имели вполне практическую направленность и относились к хотя и грешному, но привычному миру людей. И все же на улицу он вышел весь потный в состоянии выжатого лимона. Ждавший в машине офицер связи заметил это и усмехнулся:
— Вижу, наш друг произвел впечатление? Недаром у него еще не было ни одной осечки!
— А к чему этот маскарад? — раздраженно спросил Кевин. — Мы же с ним никогда не встретимся!
Офицер снова усмехнулся.
— Как знать… Вдруг вы окажетесь «объектом»…
Марч не сдержался и послал его к черту. А через две недели «объект» скоропостижно скончался от сердечной недостаточности. Еще раз проанализировав вопросы, Марч понял, что дело не обошлось без точно рассчитанной дозы контактного яда. Но как специалист провел акцию, оставалось непонятным. Да, наверное, таким и останется, потому что вряд ли представится способ задать вопрос ликвидатору… Даже если мрачная шутка офицера связи сбудется, и они встретятся…
«Чур меня, чур», — перекрестился разведчик. Хотя и понимал, что в неудачной шутке только доля шутки…
Марч встряхнул головой и перенесся на двадцать лет вперед. На этот раз он пришел первым, надо было ждать, и он опустился на тонко скрипнувший кожаный диван. Тут же послышался негромкий гул, и в комнату въехала инвалидная коляска. На сиденье скорчился тщедушный подросток в круглых металлических очках с толстыми линзами. Непропорционально большие кисти лежали на подлокотниках, точнее, на кнопках управления.
Это и есть лучший хакер ЦРУ, способный взломать любую компьютерную защиту и разработать любую программу?!
— Я прочел задание, — хрипло сказал хакер, и стало ясно, что первое впечатление обманчиво: это не подросток, а взрослый мужчина лет сорока. — Оно совершенно понятно. Зачем понадобилась эта встреча?
Марч откашлялся.
— Она оказалась даже более необходимой, чем я предполагал. Дело в том, что вы должны работать в Берлине…
— И в чем проблема? — Худые длинные пальцы прошлись по кнопкам, словно по клавишам флейты, включился электромотор, коляска двинулась вперед, назад, развернулась вокруг оси, это что-то напоминало, и через секунду Кевин понял, что именно: хакер танцевал вальс!
— Что ж, хорошо, — несколько смущенно сказал Марч. — Как вы собираетесь решить задачу?
— С помощью программы-паразита, ее называют вирусом. Тип — ленточный червь… Для ваших целей можно назвать ее «Троянский конь». Насколько я понимаю, по смыслу подходит. И звучит красиво…
— Но газовая программа наверняка будет защищена!
— За свою практику я не встречал ни одной незащищенной программы, — слегка обиделся хакер. — На то, чтобы ввести «червя», мне потребуется от трех до пяти часов. Это реально?
Марч кивнул.
— Думаю, да. И как будет действовать ваша программа?
На лице хакера мелькнула тень улыбки.
— Как требуется, так и будет. Только четко сформулируйте задачу, а я соответствующим образом выдрессирую своего «червя». Можно заложить погрешность в работу насосов и задвижек. Крохотную, совершенно незаметную. Но она будет постепенно накапливаться в одну или другую сторону. Или давление в трубе снизится, и транспортировка остановится, причем запустить систему будет весьма сложно, а если запустят, через какое-то время она вновь остановится…
Марч жадно слушал.
— А другой вариант?
— Или давление будет повышаться, — мужчина, похожий на мальчика покачал головой. — Но это способно привести к разрушению фланцевых соединений или даже разрыву трубы…
— Это более предпочтительный вариант, — кивнул Марч. — Трубопровод должен быть полностью выведен из строя. Пол-но-стью!
Хакер недовольно поджал губы.
— Я не понимаю, о чем вы говорите! — резко сказал он. — И не собираюсь ничего выводить из строя! Я решаю математическую задачу и имею дело только с цифрами. Есть множество факторов с вариабельными характеристиками, есть конечный параметр. Моя задача состыковать их определенным образом, и только!
Марч встал, подошел вплотную и наклонился. Чисто физическое превосходство всегда много значит. В бесцветных глазах за толстыми стеклами колыхнулось беспокойство.
— В публичном доме не бывает набожных девственниц! — холодно произнес он. — Я ставлю вам конкретную задачу: уничтожить трубопровод полностью! Вы можете ее решить?
Загудел мотор, коляска отъехала назад, развернулась к окну. Марч смотрел в узкую, перекошенную спину инвалида и испытывал неловкость. Он знал свойства своего взгляда, но сейчас явно перегнул палку. Не стоит так давить. Парень хочет сохранить лицо, и это его право… В конце концов, многие шлюхи выдают себя за набожных девственниц, и если это не сказывается на качестве обслуживания клиентов, то их никто не наказывает!
— Извините за грубость. — Марч вернулся на скрипучий диван. — Вы можете решить поставленную задачу?
С легким гудением кресло развернулось в прежнее положение.
— Почему нет? — пожал плечами хакер. — «Червя» можно выдрессировать как угодно. На определенной стадии, когда давление поднимется до критического, задействуем короткое замыкание в электросети насоса, тогда произойдет не просто локальное механическое разрушение, но мощный тепловой взрыв!
Хакер вошел в азарт и взмахнул зажатой в костлявой руке ручкой, как дирижер своей палочкой.
— Что ж, это вполне подходит, — задумчиво произнес Марч. — А можно обнаружить этого вашего «червя» в основной программе?
Ответом была широкая улыбка.
— Я смогу это сделать. Кобо Уэбо из Токио — тоже. Пожалуй, Саймон Локк справится, но он живет далеко, в Сиднее… Вот и все. Для всех остальных мой «червь» невидим… Еще вопросы?
— Как тебя зовут?
— Робин.
— Мне кажется, мы подружимся, Робин. — Марч извлек из заднего кармана плоскую фляжку с виски. — Хотите выпить?
— Почему бы нет? — кивнул Робин. — Где-то здесь должны быть стаканы…
Через полчаса виски кончился, и Марч уехал первым. Они с Робином остались довольны друг другом.
* * *
Если выехать из Берлина на северо-восток по автобану М120 и через 30 километров свернуть на местное шоссе Е5, то через двадцать минут справа, на лесной опушке, откроется полутораэтажный дом из потемневших от времени досок, стоящий на берегу заросшего водорослями и кувшинками пруда. В просторном, огороженном легкой изгородью дворе стоит новенькая, блестящая черным лаком «Ауди Q-7» и неброский, видавший виды серый «Фольксваген».
Их владельцы, голые, лежат в полутемной гостиной и негромко переговариваются.
— Я правда не похожа на лошадь?
— Да что за ерунда? Такое могли придумать только завистники! Ты настоящая немецкая женщина! Если бы я был скульптором, я бы вырубил тебя в полный рост из мрамора или гранита. Опирающейся на весло…
Человек, который сменил много имен, а последние пять лет звался Куртом, потрогал щегольские усики, усмехнулся, но тут же поспешно стер улыбку, хотя Инга не могла ее видеть: она растянулась поперек широченного дивана, уткнувшись лицом ему в колени.
— Какой ты романтичный, Курт… Почему на весло?
— В России во всех парках стояли скульптуры «Женщина с веслом», — снова усмехнулся мужчина. — Правда, из гипса и с отбитыми носами…
— Ты бывал в России?
— Нет. Дедушка Макс был в русском плену, он много рассказывал…
— Наверное, это было раньше. Я только вернулась из Москвы, но «Женщин с веслом» не видела. Правда, и по паркам не ходила. Переговоры, консультации, протокольный банкет…
— И как прошли переговоры? — Осторожно повернувшись, Курт пытался нащупать на резной тумбочке сигареты, но безуспешно. Тогда он дотянулся до выключателя, щелкнул кнопкой — мягкий голубоватый свет из-под стеклянного колпака торшера осветил просторную комнату со старой, но добротной мебелью, вышедшими из моды коврами и тяжелыми шторами на оконных проемах. Пахло пылью, нежилой запах еще не выветрился.
— Закончились они лучше, чем начинались, — засмеялась Инга и перевернулась на спину, согнув ноги в коленях. — Нас принимали в небоскребе «Трансгаза» — последний этаж, прозрачные стены, прозрачный лифт. Красиво. Но шеф панически боится высоты и открытого пространства. Я думала, у него начнется истерика, и все полетит в тартарары…
— И что?
Курт наконец нашел сигареты, прикурил, дал затянуться женщине. Та, вытянув губы трубочкой, пустила к потолку несколько расширяющихся колец.
— Хорошо, что я дала ему успокаивающую таблетку, — она вернула сигарету и улыбнулась. — Да и русские догадались зашторить окна, так что все прошло гладко. Подписан контракт на пять миллиардов евро!
— На сколько?! — Курт дернулся.
— Пять — миллиардов — евро, — с расстановкой повторила она.
— Да, вижу мне надо переходить в газовую сферу! — с досадой произнес мужчина. — На недвижимости таких денег не заработаешь, даже если продашь «Бурдж аль Араб»! Или пирамиду Хеопса!
— У нас тоже нечасто бывают такие контракты. — Инга встала, подошла к столу, налила и жадно выпила стакан колы. — В этот раз фирма взяла полное обеспечение нового газопровода. Оборудование, монтаж, разработка компьютерной программы управления перекачкой… Такие объемы бывают раз в десять лет…
— На этой сделке ты и разбогатела?
Фройлян Шерер взяла с подноса стакан с виски, добавила лед, подошла к окну, раздернула шторы и задумчиво уставилась на морщинистый от ветра пруд, голые ветки деревьев, желтую листву на еще зеленом газоне. Курт внимательно осмотрел ее с головы до пят. Нескладной костистой фигурой она и вправду напоминала лошадь. Развитый плечевой пояс, ноги и руки мускулистые, как у мужчины, откровенно торчащие ребра…
«Худая корова еще не газель!» — вспомнил он поговорку, способную разорить все фитнес-салоны. Но тут же устыдился столь неджентльменских мыслей. Надо найти Инге объективное, но более мягкое прозвище!
— Гюнтер Краус станет еще богаче, — наконец ответила женщина. — Его московский партнер тоже. Все остальные останутся при своих…
— Да ну?! — хмыкнул мужчина. — А как же последние приобретения? Хороший домик, дорогой автомобиль…
Инга залпом выпила соломенного цвета жидкость.
— Моего бонуса на это бы не хватило. Помогло наследство родителей.
— Да ну?! — повторно хмыкнул Курт. — А может, это подарки твоего шефа? Разумеется, абсолютно бескорыстные…
— Перестань! Все знают, что он «Синий»! Выпить хочешь?
Инга побулькала квадратной бутылкой «Джонни Уокера», со стаканами в руках подошла к дивану.
— Ты знаешь, что в России пьют залпом и до дна?
— Знаю. Дедушка Макс научился так пить.
— Давай по-русски!
— Давай!
Они выпили.
За окном смеркалось. Курт встал и разжег камин. Красно-рыжие блики заплясали по комнате, по устаревшей, но еще крепкой мебели, по белому телу Инги со слегка отвисшими грудями и лохматым треугольником внизу живота.
— А может, это подарки другого мужчины? — неожиданно спросил Курт.
Инга вздрогнула.
— Какого мужчины? У меня есть только ты…
— Того, с которым ты месяц назад выходила из «Гостинного двора». Я как раз проезжал мимо, когда вы садились в машину. Случай! Ты была настолько увлечена, что меня даже не заметила…
Фройлян Шерер густо покраснела и поблагодарила Бога за то, что в сумраке этого видно не было.
— Это не то, что ты думаешь… — хрипло проговорила она.
— Да ну?! — хмыкнул Курт в третий раз. — А что же?
Инга молчала. Курт налил себе и ей, потерянно отошел в сторону и опустился в кресло. Потертая кожа неприятно холодила разгоряченное костром тело. Он поежился.
— Я думал, у нас серьезные отношения… Я даже купил обручальные кольца…
Голос его был насыщен горем.
«Курт» блестяще вел разведопрос, мастерски играл на чувствах и прекрасно «дожимал» объект разработки, подталкивая к всплеску искренности, которая категорически противопоказана любому агенту. Когда-то Ингу Шерер учили разгадывать такие «постановки», но это было довольно давно, к тому же она находилась во власти эмоций, что для оперативного работника вообще недопустимо.
— Это был деловой обед и ничего больше!
— Да, конечно…
Голос дрогнул, глаза предательски заблестели — он провел по ним рукой и отвернулся.
— Поверь мне, Курт! — Инга подбежала, опустилась на ковер и обхватила его колени. — Это господин Гофман, он просил отдать его фирме разработку компьютерной программы по нашему контракту! Только и всего, клянусь тебе!
Она тоже хорошо играла, и мизансцена выходила довольно искренней. Оба актера, несомненно, могли добиться успеха на бродвейских подмостках.
— Это правда? — В голосе ревнивого влюбленного зародилась надежда.
— Ну конечно, дурачок, ну конечно!
Инга принялась покрывать поцелуями его бедра, и организм мужчины отреагировал соответствующим образом. Так магистральная труба напрягается и вибрирует, когда компьютерная программа прокачивает через нее нагнетаемый под оптимальным давлением газ. Слова стали не нужны. Курт погладил Ингу по волосам, она наклонилась вперед, и ее красивые губы привычно поглотили модель трубы, как делает это очередная контрольно-измерительная станция на маршруте газопровода. Голова девушки совершала ритмичные колебательные движения, словно шток насоса, разрушающий представление окружающих об Инге Шерер, как бесполом сухаре, способном выполнять только мужские функции. Но в загородном домике не было никого, кого следовало в чем-то разубеждать. В большой уютной комнате царили искренность и любовь, любовь и искренность. Так они и процарили здесь до самого утра.
«Москва, Центр.
Мною зафиксирован контакт фигуранта проекта „Синий поток“ „Пони“ с резидентом ЦРУ в Берлине Кевином Марчем. В ходе разведопроса „Пони“ объяснила, что якобы содействовала „бизнесмену Гофману“ в получении заказа на разработку компьютерной программы для „Синего потока“. За последнее время „Пони“ приобрела в собственность дом и дорогостоящий автомобиль. Ее объяснения об источниках дохода, позволивших сделать эти покупки, объективного подтверждения не нашли. Полагаю, что „Пони“, являясь агентом в фирме „Бундес Инвест Гэз“, передала ЦРУ важную, высокооплаченную информацию о параметрах компьютерной программы, обеспечивающей работу газотранспортной системы „Синий поток“.
Корнет».
* * *
— Казимир, ты в Варшаве? Я часа через четыре прилечу. Есть проблема. Да, весьма серьезная!
Баданец отключился, а Млот нервно вскочил и прошелся по кабинету взад-вперед. Остановился у шкафа с застекленными дверцами. За ними — внушительная коллекция кубков и медалей, заработанных не в кабинетных боях, а на жестком ринге. И каждый о чем-то напоминает… Вот этот кубок он получил за победу на товарищеской встрече со сборной СССР. Русские тогда были фаворитами и в футболе, и в хоккее, и в боксе. Если бы не он, поляки проиграли бы «всухую». Да и вообще выигрыш был не очень убедительным: технический нокаут, пустячное рассечение брови. Русские не захотели рисковать Белянчиковым перед чемпионатом Европы и выбросили на ринг полотенце. А Млот еще и поиздевался: изобразил с шутовской улыбочкой, будто убаюкивает на руках младенца. Стас был взбешен. Но мудрое решение тренера оправдалось: Белянчиков выиграл «Европу» на одном дыхании, все бои закончив досрочно.
Млот поставил приз на место.
«Почему на кубках всегда изображают стройных поджарых „мухачей“? Все-таки боксерская „элита“ — тяжеловесы и супертяжи…»
Отвлечься не удалось. В подсознании занозой сидела другая мысль: «Что произошло? Какое ЧП так взбудоражило всегда невозмутимого русского компаньона?»
Это раньше все было просто и ясно: бои по правилам, боковые рефери, главный судья, публика, все на виду. А сейчас жизнь другая, по «понятиям». Бои невидимые, подлые, все игры под ковром. И тут грозит не удар перчаткой в морду, а пуля в лоб или бомба под задницу… Можно, конечно, бросить все — денег на три жизни хватит, но ведь выйти из дела еще сложнее, чем войти в него. Бойцы привыкли получать еду из его рук, партнеры верят именно его слову, а возможный преемник не оставит за спиной бывшего «папу». Нет, просто так уйти не дадут… Но может, ничего страшного и не произошло?
Баданец прилетел через пять часов, и все это время пана Халецкого мучали нехорошие предчувствия. Как только «Фалькон» Баданца закатился на стояночное место и выключил двигатель, к откидному трапу подкатил «Хаммер» Халецкого. Два «Гелендвагена» охраны взяли самолет в полукольцо, а пограничники и таможенники были пропущены только с разрешения пана Млота. Но поскольку у Баданца имелся дипломатический паспорт, формальности заняли еще меньше времени, чем было на них отведено. И наконец, партнеры встретились.
Ладонь Баданца утонула в громадной руке Млота, а чтобы соблюсти «этикет» и обняться, Виктору Потаповичу пришлось приподняться на носки, но дотянулся он, как всегда, только до плеча.
— Здравствуй, Казимир! Извини, мне срочно в Москву нужно. Давай в самолете поговорим. Или в машине. Лады?
— Не, так не можно. — Млот покрутил головой. — Так гостей не встречают. Поехали, тут недалеко…
Кортеж сорвался с места, отъехав пару километров от аэропорта, свернул в зону отдыха и остановился у маленького ресторанчика, похожего на двухэтажную деревянную избу. Хозяин — невысокий пожилой поляк с покрытым шрамами лицом и перебитым носом, уже стоял на крыльце, под вывеской «У боксера», улыбаясь и приветственно кивая головой.
Стены «избы» украшали фотографии боксеров с автографами, и на львиной доле снимков был запечатлен Казимир Халецкий. Несмотря на спешку, Баданец скользнул взглядом по документальной хронике бокса и вдруг остановился около снимка, на котором рефери поднял Млоту руку, а проигравший здоровяк-блондин в бешенстве смотрел на победителя.
— Ты выиграл у Станислава Белянчикова?
— Ну, — хмуро буркнул Казимир. Неприятные предчувствия усилились. Сегодня утром он уже рассматривал кубок, полученный за тот бой, и воспоминания его не обрадовали. — А что такое?
— Похоже, теперь он отыграется… Знаешь, кто он сейчас?
— Нет, — так же угрюмо буркнул тяжеловес.
— Директор по безопасности «Трансгаза»!
Стол был уже накрыт. Холодные закуски, водка, вино. Но Баданец оставил угощение без внимания.
— Ситуация херовая, Казимир. Русские все-таки утвердили проект «Синий поток». Уже через год газ пойдет в обход Украины.
Млот молча потер челюсть, будто пропустил удар в подбородок.
— А что Скорин? Это ведь и его касается?
Баданец зло усмехнулся.
— Ему один хер с кем дружить и от кого получать «капусту». Он наладит ту же схему на любом направлении. Сейчас полечу к нему, переговорю, но все уже ясно и так: в России олигархов поприжали, и он на рожон не полезет. Во всяком случае, против нового проекта он не возражал и, насколько я знаю, активно его разрабатывает.
Наступила тяжелая пауза. Наконец киевлянин обратился к Млоту:
— Как у тебя связи с правительством? Если Польша попросит Россию продолжать поставки, это может изменить ситуацию… Или отложить проект на несколько лет.
Теперь Млот покачал тяжелой головой.
— Наши давно недовольны перебоями с газом. И с удовольствием откажутся от транзита через Украину. Я знаю, что сейчас ведутся секретные альтернативные переговоры с другими странами. По одному плану, сжиженный газ будут возить танкерами из Катара. По-другому будут сотрудничать с русскими по «Синему потоку» — и магистраль не будет проходить через Украину…
— Тогда всему конец! — глухо проговорил Баданец. — И тут дело не в деньгах. Можно потерять положение! А затем — бизнес, свободу и жизнь!
— Но месторождение-то радона под тобой?
— Пока Тучка на месте, да! Пока он дружит с американцами — да! Но если русский газ не пойдет по нашей магистрали, как транспортировать радон? Дуть в трубу? Провалим поставки американцам, Тучка потеряет их поддержку… А если придет новый Президент, все поменяется! Да новый и так может прийти… У Константина Марковича положение шаткое. Хотел с ним обсудить проблему, так он меня уже три дня не принимает. Даже по телефону не стал разговаривать!
Млот задумался, опять потирая кулаком подбородок.
— Короче, — наконец глухим басом заговорил он. Очень уверенно, как всегда подводил итог самой сложной «стрелки». Даже если после его слов начиналась стрельба. — Короче, слюни распускать нечего! Если с русского конца трубы нам ловить нечего, то надо что-то делать здесь, в Европе. Кто задействован с этой стороны, знаешь?
— Конечно. — Баданец с интересом и появившейся надеждой посмотрел на квадратный подбородок и огромный кулак Халецкого.
Физическая сила и безоглядная решимость способна принести успех в самой безнадежной ситуации. А сейчас от Млота исходила такая волна бешеной энергии, что Баданец вдруг поверил: неукротимый тяжеловес способен решить и эту проблему!
— Реализует проект немецкая фирма «Бундес Инвест Гэз», — старательно доложил Баданец, как школьник, наконец-то выучивший урок.
— Не кричи, — поморщился Млот. — Меня конкретные люди интересуют. Кто там рулит? Что о нем известно?
— Доктор Гюнтер Краус, живет один в центре Берлина. Компромата на него нет, налоги платит исправно, ориентация нормальная, страдает какой-то хитрой болезнью… В общем, страх высоты, самолетами летать боится. Секретарша ему все время пилюли дает… У него сильная охрана, дома и в фирме сигнализация. Подходов никаких нет.
— Дети, родители, друзья, любовницы?
— Да нет, один он, как сыч. Хотя есть мнение, что спит с секретаршей. Во всяком случае — это самый близкий к нему человек.
— Кто такая? — заинтересовался Млот.
— Инга Шерер, секретарь-референт, медсестра. Говорят, и охранник по совместительству. Она от него не отходит, пылинки сдувает, пользуется полным доверием, имеет доступ ко всей документации.
— Красивая?
Баданец криво усмехнулся.
— На лошадь похожа. Я их видел раз на конгрессе газовиков. Крепкая такая баба, и как он с ней справляется?
— На лошадь, это хорошо, — кивнул Млот. — Где живет, с кем? Связи, окружение, привычки?
— Одинокая. Ни мужа, ни любовника. Недавно купила дом под Берлином. На какие шиши — неизвестно. Живет одна, приходящая прислуга…
— Хорошо, хорошо, — сосредоточенно повторил Халецкий и потер руки. — Может, перекусим все-таки?
— А-а! — Киевлянин махнул рукой. — Давай по соточке, а то нервы напряжены, как член после виагры…
Поляк покачал головой и разлил водку.
— Тогда я тебя в баню не приглашаю.
Они рассмеялись. Обстановка разрядилась.
— Давай, за успех нашего безнадежного дела! — предложил Баданец.
— Безнадежных дел не бывает. Давай просто за успех! У меня есть план…
Они выпили.
— Какой план? — жадно спросил Баданец, закусывая острой кровяной колбаской.
Млот взял рукой и высыпал в рот горсть оливок, неторопливо прожевал, выплюнул и бросил в пепельницу косточки.
— Очень простой. Пошлем ребят, и они расспросят фройляйн, как там ее, о слабых местах проекта «Синий поток». Попросим ее помочь остановить работу. Есть много способов: финансовых, юридических, технических… Например, можно разорить эту долбаную фирму! Или лишить ее лицензии! Или переманить ведущих специалистов…
Наблюдавший издалека хозяин сделал знак, и молодой худощавый официант быстро принес горячее. Пока он выставлял на стол тарелки с дымящимся бигосом, повеселевший Баданец сказал Казимиру:
— А ты знаешь, не полечу я сегодня в Москву. Все равно там толку не будет. Давай выпьем. За твою голову и стратегическое мышление. — И, опрокинув очередную стопку, спросил: — А если она не согласится?
Казимир пожал плечами.
— Тогда придется ее ликвидировать. А Краусу станет очень печально, и с ним станет проще разговаривать.
Баданец задумался, а потом разлил водку в два фужера и, пододвинув один Млоту, поднял свой:
— Давай, Казимир! За успех твоего плана!
* * *
Фразу «преступник не имеет национальности» придумал лукавый политик, политкорректный демагог-правозащитник или просто невежда. Потому что национальность — один из социально-демографических признаков личности преступника, и отказаться от него — все равно что заявить, будто преступник не имеет возраста, пола, профессии и образования. Это знает даже студент третьего курса юридического факультета. Больше того, национальность в генезисе преступности значит куда больше, чем возраст или пол, потому что существует этническая преступность, основанная на национальной основе. Европейцу закрыт путь в китайскую триаду или японскую якудзу, а ирландец Том Хейген, несмотря на преданность Семье и знание дела, не смог заменить итальянца Вито Корлеоне на посту дона Коза Ностры. Это прекрасно знает любой, кто прочел «Крестного отца» или, на худой конец, просмотрел одноименный фильм.
А вот то, что преступность интернациональна, это, как говорится, факт медицинский. Когда азербайджанцы и армяне стреляли друг в друга в Нагорном Карабахе, а осетины и ингуши резались в Тарском ущелье, их земляки успешно сотрудничали в разбойных группах где-нибудь в Москве, Питере или Ростове-на-Дону. И на вопрос, как такое возможно, отводили глаза и махали рукой: «А-а-а, там — дело одно, а здесь — совсем другое…» Так что, если вопрос о пролетарском интернационализме вновь встанет на повестку дня, то очень убедительно будет выглядеть переброшенный через улицу кумачовый плакат с белой надписью: «Ничто так не объединяет представителей разных национальностей, как преступная деятельность!»
По автобану М120 с приличной скоростью шла довольно свежая бордовая «пятерка» БMВ, в которой сидели четыре славянина: поляк Хенрик, русский Юра и два украинца, более далекие между собой, чем русский и поляк. Один из них — Миха, был родом из-под Ужгорода, второй — Олесь — из Донецкой области. А это, по большому счету, разные страны на территории «незалежной» Украины.
Возглавлял бригаду порученец Млота — крупногабаритный Хенрик, развалившийся на сдвинутом назад правом переднем сиденье. За рулем сидел сухощавый «умник» Юрок, бывший преподаватель немецкого языка из Череповца, выброшенный после развала Союза дикой «рыночной» волной из средней школы в автоперегонный бизнес, да так и осевший в Германии на много лет. Повезло парню, что и говорить — более удачного места для совершенствования языка было не сыскать. Парни на заднем сиденье были столь невзрачны, что если бы они надумали поменяться местами, то никто бы и не заметил. Острые носы, острые лица, настороженные злые взгляды, выступающие вперед острые зубы — они походили на хорьков. На опасных хорьков.
— Далеко еще? — проскрипел голос с заднего сиденья.
— Близко, — ответил Юрок. Он уже выезжал сюда на разведку и два дня наблюдал за «объектом», а потому был самым осведомленным в бригаде.
— У нее дом прям в лесу стоит, на отшибе, до ближайшего поселка километра два, так что все будет в норме…
Сзади раздалось веселое похрюкивание.
— Это ты сам себя успокаиваешь? Я только одно спросил: далеко или близко? А ты, видно, уже в штаны напустил!
Юрок промолчал. Ему действительно было не по себе. Раньше в прямых налетах он не участвовал: дело ограничивалось угонами машин, перебиванием номеров да сбытом «темных» тачек русским покупателям. Бывало, доставлял в Польшу какие-то пакеты, а назад привозил деньги, пару раз выезжал на «стрелки», но не выходил, так и сидел за рулем, да и обходилось все спокойно, только раз толстому Пашке прострелили ногу… А как обойдется в этот раз, неизвестно…
Та, которую он для важности называет «объектом», — обычная баба, живет одна, в шесть тридцать уезжает на работу в своей черной «Ауди Q-7», возвращается около восьми вечера, ночует одна. Однажды в десять утра пришла пожилая женщина с продуктовой сумкой на колесиках, открыла дверь своим ключом, очевидно, убирала и готовила еду, а в час ушла. Чего они от нее хотят? Уж наверное, не с выходным днем поздравить и не подарок вручить… Удастся ли отсидеться в машине? Хотя если по грязи ходишь, рано или поздно испачкаешься… Юрок вздохнул и свернул на узкое шоссе Е5. Всем стало ясно, что они подъезжают.
Хенрик пошевелился. Миха и Олесь тут же прекратили разговаривать, и в машине наступила напряженная тишина.
— Значит так, — неторопливым баском произнес Хенрик, явно кому-то подражая. — Юрок, ты идешь с нами, поможешь мне с бабой побазарить. Я спрашиваю, ты переводишь. Ясно?
«Ну, хорошо хоть так», — подумал водитель и, тяжело вздохнув, сказал:
— Ясно.
— Миха стоит «на стреме» у входа, — продолжил инструктаж главарь. — Олесь у меня на подхвате. Если договоримся — уходим…
— Ты с любым договоришься, не только с бабой! — явно заискивая, сказал Миха.
Действительно, один только вид Хенрика делал покорными любых отморозков, поэтому осложнений от сегодняшней акции никто не ожидал.
— Если не договоримся, я ее вырубаю, — монотонно продолжил Хенрик. — Миха и Олесь грузят тело в багажник, и везем, куда я скажу. Это вариант номер два.
Юрок снова тяжело вздохнул. Вариант номер два ему активно не нравился. Зато Миха заметно оживился. В зеркальце заднего вида было видно, что он даже улыбается. Но инструктаж еще не закончился.
— Вариант номер три, — по-прежнему бесцветным голосом проговорил главарь. — Миха и Олесь месят ее на месте, пока не разговорится. Потом мы ее валим, труп оставляем, дом поджигаем…
— А трахнуть ее можно? — спросил то ли Миха, то ли Олесь.
— При третьем варианте — можно, — буднично отозвался Хенрик.
— Только я пойду в машину! — поспешно сказал Юрок. Внутри все захолодело. Третий вариант он вообще не воспринял.
— Не нужен будешь — пойдешь! — отрезал старший. — Когда я разрешу!
— Хенрик, а если кто-то придет, что делать будем? — поинтересовался Олесь.
— При первом варианте связываем. При втором и третьем — валим!
На лесной опушке открылся одинокий дом из темных досок, во дворе стоял черный джип.
— Она одна, — дрожащим голосом пояснил Юрок.
— Тачка классная, надо забрать, — подал голос сзади кто-то из хорьков.
— Забудь! — рыкнул Хенрик. — Мы не за этим приехали! Проезжай мимо, в лесок, нечего здесь светиться!
Юрок загнал машину в лес, остановился за кустами. Сзади зловеще щелкнули пистолетные затворы. Все четверо вылезли наружу. После прокуренного дешевыми сигаретами салона чистый европейский воздух пьянил, как затяжка хорошего гашиша. Да и предстоящее дело действовало на всех возбуждающе. На всех, кроме Юрка. Он еле передвигал ноги. Миха и Олесь нетерпеливо предвкушали «третий вариант». Дисциплинированный Хенрик, которому было совершенно все равно — мужика или женщину «вырубать», «месить» или «валить», пошел первым. Он тупо шел на привычную работу.
* * *
Инга Шерер, истинная арийка тридцати двух лет, обладала многими достоинствами, но умение готовить не входило в их число. Между тем сегодня вечером она пригласила на барбекю Ганса Бромбаха — добропорядочного сорокалетнего бюргера, живущего по соседству и давно уже оказывающего ей знаки внимания. Причем не ради работы либо каких-то иных своекорыстных интересов, а исключительно ради нее самой — ради ее улыбки, ее глаз, ее запахов, ее рук и ног… Инга это чувствовала очень отчетливо, и ей нравилось совершенно новое ощущение желанной женщины. К тому же Бромбах вполне состоявшийся, обеспеченный человек, созревший для того, чтобы создать семью. Так что сегодняшний ужин Инга рассматривала как очень важный экзамен и отнеслась к нему со всей мерой присущей ей ответственности.
С утра она съездила за семь километров в Айхен и накупила в огромном универсаме все необходимое: бараньи котлетки, свиные медальоны, говяжьи стейки, баварские и мюнхенские колбаски, приправы, мягкий хлеб, густое рейнское вино, древесные угли, сухой спирт и каминные спички. Вернувшись, она снарядила жаровню топливом, так что теперь ее можно было зажечь с одной спички. Оставалось самое трудное, но, в конце концов, не боги горшки обжигают!
Инга разложила мясо по сортам в эмалированные миски, поперчила, посолила, обильно смазала сладкой немецкой горчицей. Потом из кладовки достала набор для барбекю, который ей подарили сослуживцы в день рождения, но который до сих пор не покидал коробки, и разложила его содержимое на столе: невероятно острый с широким двадцатисантиметровым клинком нож из золингеровской стали, щипчики для мяса, огромная «умная» двузубая вилка, каждый зубец которой напоминал толстое сапожное шило. «Ум» нового прибора она тут же решила опробовать и по очереди воткнула вилку в каждый вид мяса. На маленьком дисплее в рукоятке появлялись надписи: «Свинина, 10°, сырое», «Баранина, 12°, сырое», «Говядина, 9°, сырое»…
Инга была в восторге: действительно умный прибор! Он точно покажет степень прожарки: появится надпись «средняя» — и можно снимать сочащееся розовым соком мясцо. А если Ганс любит без сока, надо дождаться надписи: «выше средней», — и никакой ошибки не будет!
Инга Шерер положила мясо в холодильник дожидаться своего часа, а набор вымыла и принялась насухо протирать белым, с красными полосками, полотенцем.
* * *
Замок черного хода, выходящего на задний двор дома, Хенрик открыл практически бесшумно, и все четверо вошли в тускло освещенный коридор, из которого крутая лестница вела в подвал, а вторая поднималась в мансарду. Здесь надели черные маски с круглыми прорезями для глаз и рта. Прислушавшись, гигант определил, что в кухне льется вода и раздается какое-то позвякивание. Ткнув железным пальцев в грудь Михе, который хотел идти дальше, он оставил его у двери, а сам осторожно двинулся вперед. Старые половицы поскрипывали под его тяжелым телом. Олесь и Юрок тихо шли следом.
Свернув налево и миновав дверь в гостиную, они подошли к просторной кухне-столовой, ярко освещенной галогеновыми светильниками. Возле мойки стояла высокая женщина с короткой стрижкой, в голубой, расписанной легким серебряным узором шелковой пижаме и босая. Она перетирала полотенцем кухонную утварь и что-то напевала.
— Молодец, хозяйственная! — похвалил Хенрик.
— Ой!
Вздрогнув, Инга повернулась и, увидев три фигуры в масках, остолбенела.
— Только в обморок не падай, — добродушно произнес Хенрик и шагнул вперед. — Побазарим, и все. Юрок, переведи…
— Не бойся, мы только поговорить хотим, — механически перевел тот. Он тоже находился в ступоре и был напуган не меньше, чем Инга. Как выяснилось через несколько секунд — даже больше.
— Давай я ее подержу на всякий случай! — нервным фальцетом выкрикнул Олесь и, опередив главаря, подскочил к хозяйке и схватил ее за руку.
И тут же с воплем боли и ужаса отскочил назад, а в правом подреберье у него торчала сорокасантиметровая «умная» вилка. На дисплее появилась надпись: «Печень, 37°, сырая», но ее никто не читал. Ни сам Олесь, ни его подельники не поняли, что произошло. Хенрик решил, что невзрачный хомяк напоролся сам, но виновата все равно эта сучка, и за свою вину она ответит полной мерой!
А хозяйка тем временем бросилась вперед, как будто хотела обнять и расцеловать дорогих гостей, чтобы загладить свою невольную небрежность. Но свой шикарный нож серии «Кулинар» положить на стол забыла, и блестящая высокоуглеродистая сталь, будто «шикнув», чтобы никто не шумел, рассекла Хенрику горло. Струя артериальной крови цвиркнула наружу, испачкав белый кафель, кухонную стенку и дощатый пол. Огромное тело, хрипя, опрокинулось назад, с грохотом ударившись головой о журнальный столик. Стеклянная крышка разлетелась вдребезги.
Нештатные звуки привлекли внимание Михи, и он, оставив пост, быстро прошел по коридору и заглянул в кухню. Возможно, он ожидал увидеть распластанную на полу хозяйку, с которой распаленные товарищи срывают остатки одежды, или другую, столь же приятную картину. Но вместо этого обнаружил залитого кровью, агонизирующего Хенрика, скрючившегося в углу Олеся, загипнотизированно рассматривающего торчащую из живота черную пластиковую рукоятку, бледного, как мел Юрка, лихорадочно вытирающего сорванной маской потное лицо, и высокую женщину в легком домашнем наряде, сильно перепачканном чем-то красным. У нее был гневный лик богини возмездия Немезиды, а вместо меча — большой красный нож. Издав утробный звук, Миха попятился, протянув руки, чтобы объяснить Немезиде свою полную непричастность ко всему происходящему, но на свою беду он забыл про зажатый в правом кулаке «ПМ» с глушителем. Красный нож, кувыркаясь, полетел вперед и больно клюнул его под левую ключицу, ноги подогнулись, он гулко ударился коленями об пол и завалился на бок. Подскочив, Инга быстро завладела пистолетом, умелой подсечкой сбила Юрка с ног, уперла цилиндр глушителя ему прямо в середину лба и мелодично заговорила на языке Шиллера и Ницше, что было совершенно естественно для этой страны. Только вопросы были специфическими.
— Кто такие? Кто послал? С какой целью? Живо!
— Не знаю! — искренне пролепетал он, и это была чистая правда. — Я только переводчик.
И потом добавил первое, что пришло в голову:
— Кажется, машину забрать хотели…
Ответ прозвучал правдоподобно, и Инга перевела дух:
— Ну, раз машину, тогда ладно…
Тренированное колено врезалось в лицо Юрка, и тот потерял сознание.
С момента нападения прошло не больше двух минут, а оно уже завершилось, причем совсем не так, как планировал Млот.
Инга звонила в полицию.
Ужин с Гансом Бромбахом, ясное дело, сорвался. Весь вечер заняли полицейские формальности, хотя особых проблем у Инги не возникло: если хозяин расправился с проникшими в дом вооруженными незнакомцами, то власти цивилизованной страны не предъявляют ему претензий. Зато на следующий день фройлян Шерер проснулась знаменитой. Все газеты Германии расписали, как скромная берлинская секретарша отразила нападение банды славянских грабителей: «Один преступник убит, двое ранены, четвертый обезврежен. Все они разыскивались полицией. Слава бесстрашной немецкой женщине!»
Но романтическим отношениям с Бромбахом приобретенная слава почему-то не способствовала. Напротив, он стал избегать встреч, и Инга поняла, что он ее просто боится.
А полицейские здорово удивлялись двум вещам: во-первых, с чего это вдруг преступный авторитет Хенрик Краевский по кличке «Бита» пошел на ограбление простой секретарши в далеком от Варшавы Берлине, а во-вторых, тому умению, с каким эта самая секретарша разделалась с четырьмя опытными преступниками. На каких курсах телохранителей могут научить такому? Ни на один из этих вопросов полиция ответов не получила.
* * *
— Ну, и зачем им компьютерная программа? — настороженно спросил генерал Иванников, дважды просмотрев досье «Синий поток», но так и не вникнув в суть враждебных замыслов Главного противника.
То есть ясно было, что раз в этой истории вылезли уши ЦРУ, то следует ожидать каких-то козней. Но вот каких именно? Этого он понять не мог. А поскольку всегда скрывал свое непонимание от подчиненных, то старался замаскировать его уточняющими вопросами, дожидаясь, пока те разжуют сложную проблему и положат ответ в начальственный рот, которым он сможет донести истину до вышестоящего руководства, проявив свою полную профессиональную пригодность и полезность для российской разведки.
— Программа, по мнению экспертов, наиболее уязвимое место проекта, — объяснил Дмитрий Полянский. Это он держал на связи агента «Корнет». — Особенно для диверсионных целей. Трубы, насосы и все остальное — из чугуна и железа, если трещина, или свищ, то сразу выявят. А в программу так просто не влезешь. И если в нее загнали какой-то вирус, то Бог его знает, когда и как он проявится…
Иван, прищурившись, смотрел на бывшего однокашника по спецшколе. Не прячется ли в уголках губ саркастическая улыбка, не кичится ли он своим интеллектуальным превосходством? Впрочем, какое превосходство может быть у подполковника над генералом? Ну, давал курсант Полянский списывать курсанту Иванникову аналитические справки и планы оперативных комбинаций, так когда это было? К тому же жизнь все расставила по своим местам и определила: кто ведущий, а кто ведомый, кто старший, а кто подчиненный… И никакой интеллект тут ни при чем! Хотя именно Полянский через свою агентуру получил информацию о подходах американцев… И костюмы на нем сидят лучше, и одеколоны подбирает со вкусом…
Генерал Иванников отогнал неприятные мысли и резко спросил:
— И что ты предлагаешь?
— Предлагаю отказаться от этой программы. Пусть «Трансгаз» найдет других разработчиков. Например, в Китае.
— Но у них же контракт! — насупился Иван. — Нас за такие предложения по головке не погладят!
Полянский кивнул.
— Не погладят. Но и не отрубят, ни голову, ни головку. А если весь трубопровод сгорит, тогда поотрывают бошки всем разгильдяям, кто проморгал опасность. Хотя это не мой уровень компетенции.
Он шагнул вперед и положил перед генералом лист бумаги с печатным текстом и размашистой подписью.
— Вот рапорт с моими предложениями. А решать вам.
Генерал нахмурился и подпер голову руками. Если «Трансгаз» понесет убытки — ну и хрен с ним! Это проблемы газовиков, тем более что им деньги в карманы льются сами собой, да они наверняка придумают и какие-нибудь юридические уловки! А вот если Полянский прав и произойдет диверсия, то спрос будет с него, генерала Иванникова. Может и должность потерять, и погон лишиться…
Он резко придвинул рапорт и гелевой ручкой с черной пастой наложил резолюцию:
«Согласен с необходимостью подготовить докладную записку в Правительство. Иванников».
* * *
В компании «Бундес Инвест Гэз» царил переполох. Сотрудники старались не попадаться шефу на глаза. Гюнтер Краус был взбешен, и первую волну его гнева приняла на себя референт фройлян Шерер.
— Эта программа обошлась нам в полтора миллиарда долларов! — кричал шеф, и его обычно бледное лицо покрылось красными пятнами. В косых лучах пробивающегося сквозь большие стеклопакеты негреющего зимнего солнца было видно, что из вялого рта Гюнтера летят брызги слюны. — И вдруг русские от нее отказываются!
Стоящая навытяжку перед столом босса Инга Шерер окаменела. Сейчас она испугалась больше, чем во время нападения на свой дом.
«Вот оно, разоблачение!»
Именно она позавчера, поздним вечером, извлекла из опечатанного сейфа и передала Марчу жесткий диск со злополучной программой. А утром он вернул плоский черный прямоугольник, и она положила его на место еще до начала рабочего дня.
На лишенном косметики лице не дрогнул ни один мускул. Оно только сильно побледнело, отчего напоминающие лук красные губы стали выделяться сильнее. Но Краус не обращал внимания на такие нюансы.
— Они ссылаются на новое решение своего Правительства, запрещающее приобретать интеллектуальный продукт за рубежом! Но такое решение не должно иметь обратной силы! Почему мы должны нести неоправданные убытки?
«За два дня ничего такого не могло произойти, — с облегчением подумала фройлян Шерер. — Это простое совпадение! К тому же Марч объяснил, что только скопирует программу для сектора экономической разведки и об этом никто никогда не узнает…»
И хотя ее учили не верить в совпадения и проверять самые правдоподобные объяснения, она сразу успокоилась.
Чиркнув золотым карандашиком в маленьком черном блокноте, Инга произнесла своим обычным спокойным тоном:
— В контракте заложена стопроцентная неустойка. Поручить юридическому отделу подготовить иск?
— Конечно! — Краус ударил сухоньким кулачком по столу. — Но раз есть решение Правительства, значит, вступает в силу пункт о форс-мажоре. Поэтому мы останемся с носом! И с никому не нужной полуторамиллиардной программой!
— Но, может быть, найдется другой заказчик? — успокаивающим тоном произнесла она.
Шеф обмяк и откинулся на спинку кресла. Вспышка гнева высосала из него все силы.
— Трубопроводы такой протяженности строятся не каждый год, — тихо произнес он. — И даже не каждое десятилетие… Можете быть свободной, фройлян Шерер.
Выходя, Инга осторожно прикрыла дверь.
Назад: Глава 6 Журналистское расследование
Дальше: Глава 8 Газовая война

Эд
Отличная книга