Глава 5
Дичь и охотники
Наши дни. Украина
Черепахин выбежал из оврага и оказался на берегу реки. Вытоптанная трава была усеяна коровьими лепешками. Сердце колотилось где-то под горлом, изо рта вырывалось сиплое дыхание. Его никто не преследовал. Неужели еще не хватились? Да, головотяпство и похеризм — не всегда зло! Надо пользоваться случаем и быстрей уносить ноги куда подальше… Он осмотрелся.
Ниже по течению, метрах в пятистах, несколько мужиков ловили «пауками» то ли раков, то ли рыбу. Вдали слева одинокая бабушка пасла белую козу. Если объявятся конвоиры, мужики будут представлять большую опасность. Сил уже не было, и он вяло побежал налево. В небольшом поселке есть остановка рейсового автобуса…
— Что с тобой, милок? — всплеснула руками старушка, когда он пробегал мимо. — С пожара, что ли? Так пожар давно был. А глянь на себя, вся рожа черная, как у негра…
Черепахин провел рукой по лицу — на ладони осталась жирная копоть. Одежда изодрана в клочья и перепачкана сажей, руки исцарапаны в кровь… Какой автобус! В таком виде вообще невозможно показаться на людях! А старуха теперь его наверняка запомнит… Впрочем, деваться все равно некуда…
Он выругался. Бывают моменты, когда кажется, что весь мир восстал против тебя. Но что плохого он сделал этой старушке в бесформенной кофте и застиранном платке? Ничего. Чем обидел рыболовов, у которых даже лиц не разглядел? Ничем. Но почему тогда он их боится? А если не кажется и действительно весь мир объявил ему войну? Но почему? Должна же быть какая-то причина!
— С пожарища, бабуля, — хрипло произнес Черепахин. — Это моя дача сгорела. Хотел украшения найти, вот и извозился, как черт. У вас какой-нибудь одежды не найдется? Я заплачу.
Старушка пожевала губами. Лицо ее напоминало печеное яблоко. Востренький взгляд внимательно корябал Черепахина. Неужели запоминает? А может…
От внезапно пришедшей мысли он вздрогнул. Может быть, это подставные? И «рыбаки», и старушка, и коза… Тогда понятно, почему за ним никто не гонится… Тайная слежка — вот как это называется! Значит, внутри какого-то тайного и непонятного враждебного плана скрывается второй, еще более тайный и непонятный план!
— От мужа покойного костюм остался… Висит в шкафу, ждет неизвестно чего, — сказала старушка и, как ему показалось, со значением указала сухонькой ладошкой в сторону вросшего в землю домика с белеными стенами.
Она дернула козу за веревку.
— Вертаемся домой, Муська, хватит гулять!
И снова внимательно посмотрела на погорельца.
— Пойдем, глянешь одежку. Може, сгодится.
Неужели заманивает в засаду?
Но в крохотном, пропахшем бедностью домишке никакой засады не было. Хозяйка достала из древнего шифоньера коричневый, звенящий орденами и медалями, допотопного покроя костюм. Судя по невыношенному шевиоту, надевали его очень редко.
Старушка приложила костюм к Черепахину, одобрительно кивнула.
— В самый раз. Пятьсот гривен найдешь? За электричество платить нечем, хотела Муську продавать, да жалко…
— Заплачу, заплачу…
Черепахин осторожно отстегнул награды, выкупался под слабыми холодными струйками щелястого дворового душа, вытерся больше похожим на простыню полотенцем и переоделся. Брюки оказались коротковаты, а пиджак узок в плечах, зато теперь Иван Сергеевич не привлекал внимания. Правда отмытые от сажи туфли были мокрыми, но это не бросалось в глаза.
В пятьсот гривен неожиданно оказалось включенным и угощение: жаренная на сале картошка и штоф крепкого хлебного самогона, который для перемерзшего и перенервничавшего Черепахина оказался очень кстати. Семидесятиградусный мутноватый напиток быстро согрел, расслабил и растворил тревогу, не оставлявшую его несколько дней.
Старушка уже не казалась соглядатаем, и рыбаки не были врагами, да и весь окружающий мир заметно подобрел. Жизнь постепенно налаживалась. Даже то, что его не преследовали, уже не казалось странным: за что его преследовать? Не за что. Вот потому и не преследуют!
Если следовать логике детективных фильмов, то Черепахин должен был заночевать у доброй старушки, на следующий день познакомиться с ее красавицей-внучкой, закрутить с ней роман, найти справедливость и разбогатеть. Но ночевать было негде: в маленькой спальне с трудом помещалась одна кровать, а в сенях спала Муська, которая хотя и была молодой и симпатичной, но вряд ли подходила для романтической связи. Да и запах от нее исходил довольно специфический…
Поэтому Черепахин распрощался с хозяйкой, вышел на улицу и отправился на остановку автобуса. Его попрежнему никто не преследовал.
На изрезанной перочинными ножами и отполированной сотнями задниц скамейке томились шесть женщин с ведрами и корзинами, наполненными яблоками, банками с консервированными огурцами, завернутыми в марлю шматками сала. Бойкая молодуха в цветастом платке везла двух живых уток. В сторонке лениво курили несколько мужиков. Иван Сергеевич незаметно осмотрелся, ища настороженный или хотя бы заинтересованный взгляд. Но другие пассажиры имели такой же замызганный вид и потому не обращали на него никакого внимания. Минут через сорок подкатил раздолбанный, скрипучий ЛАЗ.
Забившись в угол на заднее сиденье, он благополучно доехал до Лугани, потом, «проверяясь», как опытный шпион, из первого же телефона-автомата позвонил домой.
Жена сразу же сняла трубку.
— Алло! Алло! — нервно закричала она.
— Привет, Оля! Говори коротко. Меня не искали?
— Как не искали?! Обыск делали, весь дом перевернули! Два часа про какую-то пленку допрашивали! Что это за пленка такая?
— Когда это было? — перебил Черепахин.
— Да сразу, как ты в командировку уехал! — Ольга почти кричала.
— А сегодня? Сегодня меня искали?
— Нет… Сегодня нет. А что? Ты в командировке? Точно в командировке? — переспрашивала она. — Может, пока не стоит возвращаться?
— У меня все в порядке, — с трудом выговаривая слова, успокоил жену Черепахин. — Тебе лучше уехать. К кому-нибудь из братьев или к маме. Скоро все утрясется!
— Что у тебя с голосом? — вдруг закричала Ольга. — Ты что, пьяный?!
Черепахин положил трубку. Кто-то из знакомых оперативников как-то рассказал, что звонок из автомата отслеживается за полторы минуты разговора. И хотя Иван не думал, что домашний телефон прослушивается, лучше было не рисковать, объясняя бдительной супруге, что он не пьяный, точнее, пьяный, но не это сейчас главное…
Пропустив на всякий случай два автомата, из третьего он позвонил на работу. В офисе никто не отвечал. Тогда он набрал номер оператора Комова — ближайшего друга Пашки Савина.
— Расскажи, что происходит, Олег, только быстро!
— Ой, Иван Сергеевич! Вас выпустили? — изумился Комов. — Тут такие дела творятся! Савина убили, у нас обыск делали, всех допрашивали, офис опечатали!
— Кто убил, за что?
— Говорят — хулиганы. Но я думаю, это из-за денег. Он же как раз машину хотел покупать — «бэху» подержанную…
— Подожди, а откуда у него деньги?
— Сам не знаю! Мне долг отдал, костюм прикупил. Спрашиваю, а он все шуточками отделывался, говорил — уметь надо камерой зарабатывать! А вы где?
— Далеко. Уехал я, Олег. Сегодня меня не искали?
— Да нет…
— Будь здоров. Ребятам привет!
— А когда…
Но Черепахин уже положил трубку.
* * *
— Что на тебе за костюм?! — ужаснулась Вероника, открыв дверь. — И почему ты такой грязный?
— Сейчас я чистый, — с трудом ворочая языком, ответил Иван Сергеевич, тяжело вваливаясь в квартиру. — А недавно был как поросенок… Ты бы сознание потеряла…
Прямо в прихожей он сел на пол и принялся раздеваться. Каждое движение давалось с трудом. Стресс помогал ему держаться в форме, но сейчас, когда он почувствовал себя в безопасности и расслабился, семидесятиградусный самогон конкретно долбил мозги.
— Меня никто не спрашивал?
— Да нет… Эту квартиру ведь никто не знает…
Будущая телезвезда Вероника Подтыко была растеряна. Она никогда не видела своего наставника в таком виде.
— А где ты был?
— Потом… Беги, набирай ванну!
Значит, не спрашивали… А дома и на работе очень даже спрашивали… Выходит, до конспиративного уютного гнездышка пока не добрались… Но это только вопрос времени…
— Все готово, Иван Сергеевич! — перекрывая шум льющейся воды, крикнула старательная ученица. — Иди, я тебя вымою!
— Не надо! — строго осадил ее учитель. — Сейчас не до глупостей!
Запершись, он лежал в горячей ванне с плотной высокой пеной, постепенно приходил в себя и лихорадочно обдумывал ситуацию. Пока ему сказочно везло. Но сколько это может продолжаться? Черепахин не разделял иллюзий Вероники насчет того, что про ее квартиру никто не знает. Водитель Василий Павлович и экспедитор Витек привозили сюда телевизор, ноутбук, журнальный столик, пару раз Василий Павлович завозил продукты… Как говорил Папа Мюллер: «Знают двое — знает свинья!» Если будут искать всерьез, то найдут и здесь… Но, похоже, что его никто не ищет… Может быть, Крайко понял, что перегнул палку, и решил спустить дело на тормозах?
Когда он вышел из ванной, гражданка Подтыко лежала на диване без одежды, в позе, не оставляющей сомнений в низменности ее намерений.
— Не время, Виагра, не время! — снова пресек идущий от души порыв Иван Сергеевич и включил ноутбук. — Есть более важные дела! Где наша учебная карта?
— Опять твой знаменитый фильм?
Поджав губы, Вероника встала, нашла флешку, протянула с недовольным видом.
— Но мы его смотрели сто раз! Сколько можно? Даже Феллини столько не смотрят!
— Не дерзи, Вероника!
Черепахин быстро вставил прямоугольную карту в маленькую прорезь на передней панели.
— Маслом кашу не испортишь, — сквозь зубы процедил он, включая просмотр.
Он много раз видел материал, но сейчас уставился на монитор с жадным интересом, как будто впервые знакомился с очень важной информацией, значимой лично для него. Собственно, так оно и было — Иван Сергеевич надеялся найти отгадку происходящих в последние дни событий.
Но чуда не произошло, все то же самое: большой, огороженный бетонным забором и изрядно захламленный двор, толстая труба, изогнутая буквой «П», чтобы погасить внезапный скачок давления, женский голос за кадром:
— После ремонта вновь вышла на полную мощность Луганская газовая станция, которой сегодня исполняется ровно двадцать пять лет…
Вентили, манометры, насосы, компьютерный монитор, крупным планом лицо пожилого оператора с окладистой бородой на пол-лица…
— Совсем молодым пришел на станцию оператор Скворцов, двадцать пять лет пробежали незаметно, и теперь он старейший сотрудник, щедро передающий свой опыт молодежи, — бодро вещает за кадром дикторша.
— Василий Иванович, расскажите, пожалуйста, зрителям — что самое сложное в вашей работе?
Лицо оператора. Он морщит лоб.
— Поддерживать постоянный уровень рабочего давления…
Камера крупным планом показывает шкалу манометра с подрагивающей черной стрелкой.
— …и своевременно реагировать на нештатные ситуации, чтобы избежать аварий. Динамический удар может порвать трубу и даже вызвать газовый взрыв. А это самое опасное в нашем деле…
Крупно: лицо оператора, его глаза. Крупно: монитор контрольного компьютера с графиками параметров перекачки. Снова глаза. Снова монитор.
— Пожелаем уважаемому Василию Ивановичу перекачать еще не один миллион кубометров газа и следующий юбилей встретить на своем рабочем месте в добром здравии и таком же хорошем настроении! — трещит за кадром дикторша.
Седой и бородатый Василий Иванович с застывшей улыбкой смотрит на свой монитор и щелкает тумблерами. Все. Конец сюжета, титры.
Черепахин запускает материал с начала. Смотрит еще и еще. Но не может ничего понять. Никакой тайны в банальном сюжете нет. Избитые приемы чередования крупных планов, затянутая съемка, смысловые повторы — ничего необычного, довольно сырой материал. Общий вид магистральной трубы и пункта перекачки, бородатая рожа оператора, который, сразу видно, не дурак выпить, его натужное умствование… Чистого времени в готовом, смонтированном виде — три минуты.
Из-за чего же разгорелся весь сыр-бор?! Из-за чего убили Пашку, арестовывали его самого? Непонятно… Но главное, что все закончилось…
— Ну, сколько ты еще будешь смотреть одно и то же? — обиженно спросила Вероника. — Неужели эта ерунда тебе интересней, чем я?
Иван Сергеевич выключил компьютер и опрокинулся на диван. Молодое дарование на этот раз говорило вполне разумные вещи. И делало то, что не могло вызвать возражений. Поэтому нервный тяжелый день завершился расслабляющим приятным вечером и бурной горячей ночью.
* * *
«Все тайное становится явным». В справедливости этой пословицы неоднократно убеждались шаловливые дети и неверные жены, воры и политики, милиционеры и бандиты, разведчики и контрразведчики, государственные мужи и рядовые обыватели, отпетые злодеи и законопослушные граждане. Конечно, это высказывание, как и любое другое, имеет исключения, но они только подтверждают сформулированное выше правило.
Одна загадка разрешилась сама собой, когда Черепахин перед включенным телевизором завтракал вареными яйцами и гренками, которые сам же и приготовил, ибо кулинарные способности не входили в число достоинств Вероники, да от нее и не требовались.
— В поселке «Зеленая Гора» сгорела дача, хозяин которой подозревался в совершении ряда должностных преступлений, — истерической скороговоркой затараторил репортер утренних новостей.
На экране появились останки черепахинской дачи, которые выглядели совсем не так, как накануне. От обгорелых конструкций второго этажа ничего не осталось. Из каменной коробки передвижной кран вычерпывал замызганным ковшом черный мусор пожарища.
— Во время производства следственного эксперимента сгоревшие руины обрушились и завалили подозреваемого, — радостно сообщил репортер и извиняющимся тоном добавил: — По счастью, никто из сотрудников правоохранительных органов не пострадал…
Его «по счастью» прозвучало как «к сожалению», и тут же последовало привычное нагнетание обстановки.
— В этой истории много странного. Отчего сгорела дача? Что искали в развалинах? Случайна ли гибель подозреваемого? В настоящее время Служба спасения ведет раскопки на месте происшествия. Скоро мы получим ответы на все эти волнующие вопросы. Следите за нашими информационными выпусками!
Яйца и кофе сразу утратили вкус. Черепахин отодвинул тарелку. Вот почему его никто не преследовал: Крайко считает, что тело арестованного завалено в подвале… И как только поймет, что тот сбежал, травля тут же возобновится! Причем, может быть, отсутствие трупа уже обнаружено!
Он вскочил, пробежался по комнате, зачем-то выглянул в окно и целенаправленно заглянул в шкаф. Здесь у него хранилось немного одежды, в которую он переодевался, снимая повседневный официальный костюм с галстуком.
— Что случилось? — насторожилась вышедшая из ванной Вероника. Она была завернута в полотенце и вид имела довольный, хотя и немного усталый.
— Мне надо срочно уехать!
Прыгая на одной ноге, Иван натянул джинсы, надел синюю клетчатую шведку и новую кожаную курточку, которую они с Вероникой купили в Турции. Рассовал по многочисленным карманам деньги — доллары отдельно, гривны и рубли отдельно. Расстегнув «молнию», в потайном отделении за подкладкой он с удивлением и радостью обнаружил свой загранпаспорт. Здорово! Обулся в легкие кроссовки, побросал в дорожную сумку белье, несколько рубашек, джемпер, новые турецкие туфли, спрятал рядом с паспортом злополучную флэш-карту.
— В командировку? — спросила догадливая Виагра.
— Да, что-то вроде того… Тебе лучше тоже уехать домой на какое-то время…
— Домой?! — У девушки был такой вид, будто он с маху ударил ее в солнечное сплетение. — Как домой?!
— На время… У меня проблемы… Потом я тебя заберу…
Вероника заплакала.
— Так я и знала! Ты меня бросаешь! Мне даже сон приснился про разбитую кринку…
Черепахин вспылил.
— Да не бросаю я никого! Просто из-за меня у тебя могут быть неприятности!
— Никуда я не поеду! Я буду здесь жить! — агрессивно кричала девушка. — Ты же обещал!
— Смотри, как хочешь, — махнул рукой Иван. — Квартира оплачена на три месяца вперед. Только будь осторожна. А если будут расспрашивать, то ты меня неделю не видела и ничего не знаешь. Поняла?
— Поняла, — кивнула несколько повеселевшая девушка. — Я и взаправду ничего не знаю!
Непроизвольно хлопнув дверью, Черепахин выскочил из квартиры, сбежал по лестнице и выбежал во двор. Прохладный ветерок заставил поежиться. Что делать? Куда идти?
На всякий случай он отошел от подъезда подальше и сел на скамейку, чтобы собраться с мыслями. Но мысли не хотели собираться — крутились в бессмысленном хороводе вокруг всего, на что падал нервно бегающий взгляд. По небу плыли кучерявые облачка, похожие на готовых к стрижке баранов. В песочнице возились три малыша, похожие на взъерошенных воробьев. На вытоптанном газоне наскакивали друг на друга взъерошенные воробьи, похожие на неразумных малышей. А на кого сейчас похож преуспевающий журналист Черепахин? На бомжа — вот на кого! На кого похожа молодая женщина, устало толкающая по разбитому тротуару неновую детскую коляску? На задрюченную жизнью мать-одиночку… На кого похож вон тот парень, выскочивший из неприметной замызганной машиненки и проворно нырнувший в первый подъезд?
Черепахина будто молнией ударило: да это один из его конвоиров, только коричневую куртку сменил на короткий светлый плащ! Волна животного страха снесла его со скамейки, пронесла по пыльным улицам, забросила в автобус… Он медленно покатился от остановки к остановке.
— «Изобильный», приехали, конечная! — недоброжелательно прокаркал водитель, и Иван очнулся.
Он оказался в шахтерском поселке пригорода, который после банкротства шахты «Глубокая» медленно умирал. Впрочем, даже в свои лучшие времена поселок не жил, а агонизировал и никогда не оправдывал своего официального названия: местные жители более обоснованно именовали его «Шанхаем». Скученный шлакоблочный самозастрой, перекошенные, как рты дебилов, окна, латаные крыши, выгребные ямы у прогнивших заборов, водоразборная колонка в конце квартала, печное отопление с бесплатным когда-то углем, ветхое белье на веревках, магнитофоны и салат «оливье» в получки да праздники, заземленные электросчетчики, силикозный кашель, беспробудное пьянство, поножовщины, бытовые самоподрывы вынесенным из забоя аммоналом…
Сейчас шахта остановилась, праздники кончились, уголь не завозили, электричество отключили, остались нищета, безысходность, разложение и тлен… Дома рушились и сгорали, не потерявшие себя жильцы перебирались — кто куда мог, но большинству деваться было некуда, и они доживали свои дни здесь, продавая нехитрый скарб, оставшийся от лучших времен аммонал, а когда совсем припечет — и копеечное жилье…
По узкой кривой улочке Иван шел куда глаза глядят, впереди мрачно чернели два террикона, на склонах которых несколько женщин выбирали из пустой породы куски антрацита. Дело это было столь же малопродуктивным, сколь и опасным, ибо внутри гигантских черных конусов тут и там происходят самовозгорания — иногда проступающие красным пятном или едва заметным дымком, а иногда ничем себя не выдающие, но готовые в любой момент заглотнуть в огненное чрево неосторожно ступившего человека.
Справа располагался покосившийся спортивно-оздоровительный комплекс, в который, как оказалось, и вели Черепахина то ли ноги, то ли спинной мозг, то ли подсознательные воспоминания.
У входа стояли три «убитых» иномарки. За скрипучей дверью, в гулком, выложенном кафелем сыром вестибюле играли в карты два азартных типа явно неблагородного происхождения. Они выжидающе уставились на вошедшего.
— Мне Семиног нужен, — сказал Черепахин.
— А ты кто? — поинтересовался тот, что постарше.
— Журналист, — ответил Иван. И, преодолевая неловкость, добавил: — Черепок. Я про него телевизионный сюжет снимал…
Игроки оживились.
— А-а, кинуху с дня рожденья! Клево! Давай, проходи, попарься… Он скоро нарисуется!
Услужливый востроносый банщик, получив пятьсот гривен, провел его в «номер». Иван прогрелся в жаркой парной с сухим дровяным паром, но лезть в бассейн с явно несвежей водой побрезговал, ограничившись прохладным душем.
За это время в примыкающем помещении банщик накрыл немудреный стол. Собственно, здесь все было просто и примитивно. Махровый халат знал и лучшие времена, простыни не хрустели от крахмала и чистоты, а стены покрывала растрескавшаяся плитка советской поры; шкаф для одежды или хотя бы вешалку заменяли несколько больших строительных гвоздей, вбитых в выкрошившиеся швы. Но крепкий «первач» и подкопченное сало с квашеной капустой и черным хлебом быстро сделали свое дело: Иван опять расслабился и приободрился.
В конце концов, Семиног сам предложил обращаться в случае необходимости. Он был в восторге, когда пьянка по случаю его дня рождения в сильно отредактированном виде была показана в новостях, как элемент светской жизни города.
— Классно показал, Черепок, уважительно! — высказался он. — Братва в отпаде! Если чо надо будет — подваливай без вопросов!
Вот он и подвалил. Уж кто-кто, а Семиног знает, как разрешить его проблемы!
В дверь осторожно постучали.
— Кто?
— Та не усирайся, Черепок, раз топорами дверь не вынесли, значит, свои! — раздался знакомый блатной баритон.
С чувством человека, осознающего, что допустил ошибку, Иван отодвинул задвижку. На пороге, засунув руки в карманы, покачивался с пятки на носок «король Шанхая» Слава Семиног. Круглое лицо с обвисшими щеками, круглые бесцветные глазки, нос картошкой, редкие светлые волосы, — вид у него был плебейский, и «крутой», с обязательными лейблами «прикид» не мог этого исправить. Слава был заметно пьян и широко улыбался. За спиной маячили фигуры то ли дружбанов, то ли телохранителей.
— Здоров, Черепок!
Дыша перегаром, Семиног обнял его, прижал, похлопал по спине, послюнявил щеку.
— Скоро у моего шефа праздник, как раз хотел тебя искать! Можно ему такое же кино сделать?
— Можно… — Черепахин пожал плечами. — Только у меня проблемы…
Семиног больно хлопнул его по плечу и гаркнул во всю глотку:
— Какие проблемы, братан? Ты же мой кент! Значит, никаких проблем у тебя нету!
Черепахин скривился и потер ушибленное место.
— Как нету… Ищут меня по всему городу…
— Та то фигня! — Семиног махнул рукой. — Щас выпьем, телок пощекотим, отдохнем, а завтра все твои проблемы порешаем…
Он вошел в «номер», привычно повесил куртку на гвоздь, оставшись в синей рубахе, черных джинсах и плечевой кобуре, из которой торчала пистолетная рукоятка.
— Чо зыришь? — довольно рассмеялся он, перехватив настороженный взгляд Ивана. — Хочешь, ствол подгоню? За штуку баков — «ТТ», любой бронежилет пробивает! Или пару гранат. Да что хочешь… Рынок, бля!
— А разрешение? — спросил Иван и понял, что сморозил глупость.
Семиног оскалился:
— Я все сам себе разрешаю. И ты разрешай, не бзди. Напишешь заяву: так, мол, и так, нашел пушку, хочу сдать… Хлопнут тебя, а ты им бумагу — вот, мол, шел в милицию…
Черепахин вздохнул.
— Не все так просто…
Семиног плеснул себе самогона, выпил, аппетитно закусил салом.
— Эт-точно… Смотря на кого нарвешься. Патрульные или участковый схавают, а опера или «беркутовцы» бумагу порвут да рожу начистят… Беспредельщики… Так чо там у тебя за вопросы?
Опуская второстепенные подробности, Черепахин рассказал о событиях последних дней. Семиног слушал внимательно и даже не прикасался к наполненному стакану.
— Так ты из-под конвоя сбежал, Черепок? — захохотал наконец он. — Значит, ты наш, блатной! Ну ладно, звякну сейчас одному человечку, пробью твой вопрос! Только давай выпьем вначале!
Они выпили. Точнее, выпил только бандит, а журналист помочил губы, изображая, что пьет.
Отрыгнув и достав телефон, Семиног татуированными пальцами принялся набирать номер.
— Здорово, Вован! Дело есть. У моего знакомца непонятки возникли. В прокуратуру вызвали, арестовали, дело шьют, а он не при делах совсем. Когда на выводку повели, он и сделал ноги… Да вроде того… Точно, журналист… Ага…
Семиног перестал улыбаться и бросил быстрый взгляд на Черепахина.
— А с чего его объявлять? Мы разве на мусоров работаем? Кто сказал? Да ты что?! Точно? Тогда другое дело. Ну, да… Здесь он у меня. Где, где… В Караганде! В бане у меня…
«Король Шанхая» нахмурился и, стараясь не встречаться взглядом с Черепахиным, допил остатки самогона. Молчание затягивалось.
— Попал ты в блудную, братан, — наконец проговорил Семиног. — Кому-то дорогу перешел по-серьезному…
Иван почувствовал, что дело приобретает плохой оборот.
— Да я вообще ничего не делал! — Для убедительности он прижал руки к груди. — Какая-то съемка, какая-то пленка…
Семиног махнул рукой.
— Это все херня. Главное то, что тебя наши ищут. Такую команду дал большой босс. Скоро он всю эту слободку скупит вместе с шахтой… С ним никто не может ссориться. Потому я тебя объявил.
— Как же так, — растерянно сказал Черепахин. — Ты же сказал — обращайся, если понадобится… А сам меня сдаешь?
— Я же тебе расклад кинул! — холодно ответил Семиног и пожал плечами. — Ты мне кино снял, я тебе лавэ проплатил. И все. Какие у нас дела? Ты не наш, ты лох! Если я тебя не объявлю, мне наши предъяву сделают. Зачем мне это надо? Каждый баран висит за свою ногу!
«Из огня, да в полымя!» — кстати или некстати вспомнил Черепахин. Он встал, оделся, тяжело вздохнул, сложил руки за спиной и стал ждать.
Семиног выпил еще полстакана, осмотрел своего недавнего кента с головы до ног, усмехнулся:
— Да не бери в голову, Черепок! Чего задергался? Пока приедут, повеселись от души, по полной программе! Я тебе даже Томку отдам… Знаешь, как она строчит!
Но Черепахину было не до Томки.
— Пойду в сортир, что-то плохо мне, — выдавил он и, пошатываясь, вышел в коридор.
Семиног проводил его внимательным взглядом и подмигнул заглянувшему охраннику — высокому, с узкими плечами и маленькой пулевидной головой.
— Слышь, Уж, ты это, присмотри аккуратно за ним…
Иван быстро двинулся в конец длинного коридора, свернул за угол, но не пошел на отчетливый запах туалета, а открыл окно и вылез в прохладную темноту. Он оказался в захламленном дворе, совершенно не представляя, как отсюда выбраться. Почти наощупь двинулся вперед. Глаза постепенно привыкали к темноте. Может, и удастся унести ноги…
— Эй, ты, куды? — заорал кто-то сзади страшным голосом. — Назад, сука!
Черепахин шарахнулся в сторону, споткнулся, звякнуло и перевернулось ведро. Вскарабкавшись по куче пустых ящиков, он оказался на ветхой крыше какого-то сарая.
— Куды полез, зараза! Пымаю, кишки выну! Вертайся взад! — послышался другой голос — расхлябанный и наглый.
Рубероид опасно прогибался под ногами. Сарай примыкал к деревянному забору. За ним тянулась узкая темная улочка, как канава без дна — только черная непроницаемая тень. Что там, внизу? Может, торчит ржавая арматура, так и повиснешь, как жук на иголке… Черепахин замешкался.
— Лови его, Михайло, уйдет! — орал страшный голос.
Тяжелое тело спрыгнуло на землю.
Не дожидаясь дальнейшего развития событий, Иван перелез через забор, повис на вытянутых руках и разжал пальцы. Ему повезло — внизу не было ни ямы, ни канавы, ни торчащих кольев, ни битого стекла. Пригнувшись, он осторожно побежал по улице. Сзади, матерясь, ломились через забор преследователи. Под ногами то пружинил слой мусора, то разлетались зловонными брызгами лужи нечистот, то скрипели битые кирпичи…
На миг Иван увидел себя со стороны: словно кадры из триллера — обреченный человек, волею судьбы выброшенный из цивилизованного мира и бегущий по диким джунглям. Справа и слева чернели выбитые оконные проемы, кое-где еще теплилась жизнь, о чем свидетельствовал тусклый огонек свечи или керосиновой лампы. Но это были низшие формы жизни, которые ничем не могли ему помочь. Хорошо еще, если не швырнут кирпич в голову или не пальнут из обреза…
«Шанхай» закончился, теперь он бежал по неровной утоптанной земле пустыря, сзади раздавался топот — преследователи не настигали его, но и не отставали.
— Стой, щас шмалять буду!
Но оружия у них скорей всего не было, иначе уже давно бы раздались выстрелы…
Выглянула круглая луна, рассеяв тьму, как неожиданно включенный ночник. Прямо перед собой Черепахин увидел черную громаду террикона. Черт! Огибать ее — значит упустить темп, расстояние сократится, и уйти точно не удастся! Остается только рваться наверх…
Не сбавляя скорости, он взбежал по крутому склону на десяток метров, но потом потерял инерцию, упал на четвереньки и продолжал карабкаться вперед, как большая, обезумевшая от страха обезьяна. Куски жужелки летели из-под ботинок, острые края золы царапали ладони.
— Ну все, сучара, я тебя на куски порежу! — орал снизу страшный голос. Второй преследователь только сдавленно матерился.
Иван не обращал на это внимания. У него сейчас была только одна цель: выжить! Вскарабкаться наверх, скатиться вниз с другой стороны, нырнуть в рощу или остановить машину на дороге… А может, они выдохнутся и отстанут… Или потеряют равновесие и скатятся назад! Должна же какая-то высшая сила помочь ни в чем не повинному человеку, которого судьба запустила в беличье колесо непонятных событий и опасных проблем! «Господи, помоги!» — неожиданно для себя взмолился убежденный атеист Черепахин.
Сил как будто прибавилось, или он привык передвигаться на четырех конечностях. Внезапно руки ощутили приятное тепло, через несколько метров нагретый воздух обволок все тело, захотелось вытянуться, прижаться к ласковому теплу щекой, закрыть глаза и расслабиться, погружаясь в блаженный покой… Но в голове будто щелкнуло какое-то реле и тревожно замигала красная лампочка опасности!
Иван резко изменил направление, карабкаясь вдоль крутого склона и с трудом удерживая равновесие. Через десяток метров порода утратила ласковость, и опять стала холодной и колючей. Он вновь пополз вверх. Сил уже не было, он сел перевести дух. Сердце колотилось под горлом, грозя выскочить через рот. Черепахин поднялся уже довольно высоко, внизу переливались огнями улицы Лугани. Или Парижа? Разве может в Лугани быть так много фонарей? А он, дурак, делал передачу о плохом освещении города! Сколько совершено ошибок, сколько допущено просчетов…
Преследователи тяжело пыхтели в нескольких десятках метров внизу. Похоже, они тоже были на последнем издыхании. Так и оказалось. Причем в самом буквальном смысле…
Иван повернул голову и посмотрел вперед. На фоне звездного неба виднелась закругленная голова террикона. Казалось, до нее осталось совсем немного. Собравшись с силами, Черепахин полез вверх. Так вконец измотавшийся альпинист обретает второе дыхание, приближаясь к заветной вершине.
Подручные Семинога тянулись за ним, будто на цепочке. Михайло отстал, блаженно грея руки о внезапно потеплевший склон. Уж, оправдывая свое прозвище, обогнал его метра на четыре и довольно легко заползал на крутизну. И вдруг, прямо из-под белой кроссовки Ужа, зазмеилась вниз узкая, курящаяся дымом, красноватая трещина, она пробежала прямо под Михайлой, ошпарив струей нестерпимого жара, от которого лопнула кожа живота и задымилась одежда. Боль и испуг породили крик, до отказа разодравший рот и одновременно разверзший края трещины. Открылась раскаленная до бела бездна, в которую и провалился Михайло. Брови, волосы, одежда и кожа с хрустом сгорели, когда он еще падал. Потом его плоть зашипела и превратилась в облачко отвратительно чадящего дыма.
Уж, у которого земля ушла из-под ног, рванулся вперед, вскочил, но пышущая адским жаром дыра не собиралась его отпускать: порода осыпалась и, как конвейер, тянула его в огонь…
Иван уже приближался к вершине, когда снизу послышался треск и адские красные отблески разорвали темноту. Тут же раздался отчаянный, животный крик ужаса и боли.
— А-а-а-й-й-я-я-я!!
Человек не может так кричать. Разве что сгорая заживо…
Иван резко развернулся, в лицо ударила волна теплого воздуха. Из черного бока террикона вырывался язык огня — будто кто-то запалил пионерский костер или включил гигантскую паяльную лампу.
— Помоги! Держи меня!
На фоне красно-желтых сполохов, отчаянно размахивая руками, балансировала беспомощная черная фигура. Но она не могла победить закон всемирного тяготения — через мгновенье животный крик ужаса повторился, и черная тень сорвалась в преисподнюю… Взметнулся сноп искр, повеяло жаром и запахло то ли серой, то ли обычным углем, и еще — горелым мясом. Ивана замутило, сознание будто заволокла пелена, и он пришел в себя уже сидящим на вершине.
Сколько прошло времени, он не знал. Но опасность исчезла, его никто не преследовал… Снова сгустилась темнота: вспыхнувший было от притока воздуха костер погас — склон осыпался, засыпав коварный огненный мешок. А Михайло с напарником, чьих лиц он не запомнил, успели провалиться в огненную каверну и превратились в обугленные кости… Это случайность, или… Или за него заступилась та высшая сила, которую он призывал на помощь?
Ответа на этот вопрос Иван не знал. Да и никогда не узнает. Больше того — он и не хотел его узнавать.
* * *
Коренастый флегматичный водитель спокойно и уверенно вел КамАЗ по пустынным проселочным дорогам. Уверенность эта основывалась не только на изрядной физической силе и многолетнем опыте перевозок, но и на двуствольном обрезе, спрятанном под сиденьем. Обрез этот Олександр невзначай «засветил» перепачканному мужчине, который на рассвете попросился в попутчики. Но вид наличных денег полностью подтвердил благочинность пассажира и снял настороженность шофера. Поэтому пожелание избегать людных мест он воспринял как руководство к действию. Грузовик шел по убранным полям, вдоль осыпающихся лесополос и рощиц, легко преодолевал мелкие речушки вброд, ловко вписывался в неожиданные повороты, сокращающие путь и экономящие время.
— Границу проходить будешь или как? — наконец нарушил молчание Олександр.
— Гм… — задумался Черепахин. — Ну, а что, паспорт есть…
Водитель усмехнулся.
— Знаешь анекдот: бьют не по паспорту, а по морде? Ты на себя посмотри… И потом: ты ж от кого-то хоронишься. Вон мы как зайцы петляем. А на посту тебя легче всего перестреть…
Иван помрачнел. Преследующий его рок повторялся: одежда вновь перепачкана сажей и провонялась горькой угольной вонью, снова по пятам идет погоня…
— Куда же мне деваться?
Водитель бросил на него косой взгляд.
— Да перейти через поле пешком, и все дела… Пока еще строгостей нет: ни проволоку не натянули, ни автоматчиков с собаками не поставили… Иногда граница через усадьбу проходит: дом в Украине, а сортир — в России… Я знаю удобное местечко…
— Спасибо. И еще — дайте мне телефон позвонить. Я заплачу.
* * *
Угловатый черный «Гелендваген» с дочерна затонированными стеклами, подскакивая на многочисленных выбоинах, несся по шоссе международного значения. Вокруг мелькали такие же пустые поля и облетающие желтыми листьями рощи, но это уже была другая страна, в которую Иван Черепахин попал нелегально, незаконно перейдя границу. Но как ни странно, ему было спокойно. Может, потому, что впереди маячили широкие спины, толстые шеи и бритые затылки молчаливых парней, а рядом, в распахнутой до пупка рубахе и со стаканом виски в руке, сидел давний дружбан Игорь Переверзев и, откинувшись на мягкую спинку сиденья, расслабленно горланил залихватскую песню:
То с севера, то с юга
Приносит ветер друга,
То мачта, то труба торчит в порту…
На берег сходят хмурые ребята-ростовчане,
А через час они уже в хмелю…
Действительно, оба успели изрядно набраться, хотя Иван сел в джип всего час назад. И то, что с корабля он не сходил, а опасливо вышел из придорожных кустов, никакого значения не имело.
Мы ростовчане — веселый народ,
Пусть шумный город пляшет и поет,
В Ростове так много огней,
Здесь можно встретить знакомых и друзей…
— А ты что, Игорек, уже ростовчанин? — спросил Иван.
Он тоже развалился на сиденье и умиротворенно покачивал широкий стакан, звеня кусочками льда, плавающими в соломенного цвета жидкости. Переверзев, сын бывшего председателя колхоза под Луганью, в первые университетские годы был ярым патриотом Украины и говорил, что москали объедают и опивают республику. Но потом постепенно националистический азарт пропал, он остался в Ростове и сейчас думал совсем по-другому.
— Конечно! Ростов — свободный город. Не жлобский, не занудный, не скупой. Здесь даже сала больше, чем в Лугани! Земляки приезжают и закупают пудами… А батя как-то повез друзьям в Москву три кило, так на границе отобрали!
Игорь залпом допил свой виски, пролив несколько капель на волосатую грудь. Он был высоким, широкоплечим, с бритым затылком и отличался от сидящих впереди «горилл» только одеждой. Если заменить куртку из тонкой кожи, клетчатую рубаху и джинсы на черный костюм с белой сорочкой и галстуком, а в ухо вставить крохотный микрофон на незаметном витом шнуре телесного цвета, то сходство было бы полным.
А когда-то он был высоким и худым, не в родню. Может, потому и слали ему каждую неделю тяжелые посылки с рассыпчатым салом, домашней колбасой, копчеными курами и утками, а через раз отец, втайне от жены, докладывал литровую бутылку семидесятиградусной горилки, которую Игорек разбавлял дистиллированной водой. Он был единственным студентом в общежитии, у которого всегда была выпивка и закуска. Надо сказать, что Игорь никогда не жадничал, так что друзей и подруг у него было много. Ему писали курсовые, готовили конспекты, строгий комендант выделил уютную двухместную комнату и был вполне лоялен к приходящим в гости девушкам. Да и девушки были лояльны к Игорьку… Постепенно кости обросли мясом, он стал набирать килограммы, начал заниматься штангой, потом боксировать в полутяже. Сейчас он вполне мог выступать в тяжелом весе. Или петь в одном из многочисленных ростовских ресторанов.
Пускай кричат газеты,
Что плохо мы одеты,
Зато у нас ростовская душа!
В любом укромном месте
Пьем пиво с водкой вместе,
Хоть денег не имеем не гроша!
— Эта песня уже устарела, — перебил Игорь сам себя. — Тут на каждом шагу бутики мировых брендов, на распродажах там давятся: набирают шмотья на пятьсот тысяч, миллион… Да и ресторанов хороших — море!
«Так шиковать можно только на ворованные деньги», — подумал Черепахин, но продолжал улыбаться и внимательно слушать.
— А какие бабки здесь крутятся! Я нормально «поднялся», в Лугани так не заработаешь…
Он осмотрел приятеля: мятая одежда с остатками не поддающейся чистке золы, осунувшееся лицо — вид явно не процветающего человека.
— Это у меня сейчас полоса такая пошла, — вроде как оправдываясь, сказал Черепахин, и сам устыдился своей реакции.
— Ничего, отдохнешь, — тут у нас раки, рыба, пиво, — бодро сказал Игорь и налил себе еще виски. — Чего так слабо пьешь?
— Да я вчера самогонки с салом набрался…
— Так это тоже самогонка, только шотландская, — хохотнул Переверзев. — Только сало под нее почему-то не идет…
— Наверное, потому, что у нас из пшеницы гонят, а у них из ячменя, — пошутил Черепахин.
— Гляди, и точно! — Дружбан принял его слова всерьез. — Ты всегда был головастым, в самую суть вникал. Только вижу, тебе это не очень помогло в жизни…
Черепахину стало неприятно, но он не подал виду.
— А ты на чем «поднялся»-то?
— А чего, не видно? — усмехнулся Переверзев. — На кого похожи мои орлы?
Он указал твердым пальцем на каменные спины водителя и переднего пассажира.
Иван замешкался. Честно говоря, «орлы» были похожи на бандитов. Но говорить это вслух было неловко. И он только пожал плечами.
— Даже не знаю. Я мало понимаю в таких вещах…
— В каких — «таких»? — слегка обиделся Игорь. — У меня легальная охранная фирма, оружие на законных основаниях! А ты сразу — «таких»!
— Вот в охранных делах я как раз мало и понимаю, — постарался исправиться Черепахин.
— А-а-а… Просто все часто принимают нас за бандитов… — бурчал дружбан. — Конечно, с криминалом контактировать приходится, но я достаточно зарабатываю, чтобы не иметь с ним общих дел! Давай лучше выпьем за старую дружбу!
Стаканы звонко ударились друг о друга.
Черный «Гелендваген» въехал в Ростов-на-Дону. Водители других автомобилей и прохожие не могли видеть, что происходит за тонированными стеклами.
* * *
В отличие от десятков других людей, Юрист зашел в прокуратуру Лугани уверенно и спокойно. За время адвокатской практики он привык к страшноватым казенным учреждениям — тюрьмам, ИВС, судам, милицейским отделам. Тем более сейчас он был не обычным защитником, которого, в принципе, любой служитель Фемиды мог послать на хер, а влиятельным советником руководителя газового концерна, и пришел не с улицы, сжимая в потных от волнения пальцах ордер на защиту, а по прогремевшему с самого верха — из республиканской прокуратуры, звонку, который должен был переполошить местных прокурорских муравьишек. Коротко постучав для проформы в высокую дверь, он по-хозяйски вошел во второй кабинет, где Петр Васильевич Крайко, в официальном костюме с галстуком, строго допрашивал бедно одетую заплаканную женщину средних лет.
«Важняк» вначале зыркнул грозно: «Кто, мол, там рвется посреди допроса?» Но тут же на полном личике проявилось понимание — он уже и посмотрел по-другому, и спросил уважительно:
— Петр Сергеевич, если не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь, тезка, не ошибаетесь. — Юрист снисходительно протянул руку, которую хозяин кабинета, встав, принял уважительно и пожал мягко, делая другой рукой знак женщине, будто стряхивал пылинку с отворота пиджака. Та мигом вылетела из кабинета.
— Что же это, тезка, от вас арестованные убегают? — неодобрительно начал Юрист, как будто он прибыл с инспекционной проверкой.
— Арестованные пока не убегали, а вот задержанный — было дело, — покаялся следователь и пояснил: — Хорошо, что мы его арестовать не успели, он у нас задержанным проходил. А то бы точно головы полетели…
Тезка скорбно развел руками.
— Я прокурору все подробно доложил. Решили без скандала обойтись. Я его задним числом вроде из камеры освободил, а куда он делся — не ведаю. Вроде уладилось все, а поверите — сердце болит: вот ведь как обмишурился! Хитрый оказался этот жук, ушлый… Я думаю, он нарочно дом обрушил… Мы-то вначале решили — завалило его под развалинами… А раскопали — нет, ошибка, убег!
Крайко кашлянул и поправился:
— В смысле, совершил побег…
Опять поправился:
— Если официально считать — убыл в неизвестном направлении.
И кашлянув еще раз, добавил:
— Честно говоря, судебной перспективы по этому делу никакой и не было. Так что ни арестовать его мы не могли, ни розыск объявить… Прекратили дело — и все на этом закончилось.
— Обставились, значит, грамотно? — по-волчьи оскалился Юрист. — Оформили все, чтобы никто не подкопался? Дело просрали, свои жопы прикрыли и довольны? А ведь вам поручение серьезные люди давали!
— Так что мы можем-то? — виновато склонил голову Крайко. — По закону и так перегнули палку, когда его в камеру бросили!
Юрист махнул рукой.
— Ладно! Мне нужны все зацепки на него. Где он может прятаться? Может, есть дальние родственники, может, зазноба где-нибудь далеко имеется…
«Важняк» задумался.
— А ведь имеется одна ниточка! Дед Микола такой есть, бывший «лесной брат»!
Он полез в сейф, вынул тонкое дело, полистал, извлек криво оторванный лист бумаги с карандашной записью.
— Вот он! Проховыч фамилия. И живет в глуши — деревня Чернолесье, Чекулдаевского района…
Юрист подробно переписал информацию в небольшой блокнот.
— Что ж, будем сами искать, ваши огрехи исправлять! Бывайте здоровы!
Сделав вид, что не заметил протянутой руки, Юрист вышел из кабинета.
На улице ожидал черный «Рейнджровер» с его личной бригадой.
— Значит так, Бобон с Коляшей, берете тачку и гоните вот сюда! — Он вырвал из блокнота листок и протянул Бобону. — Находите этого деда и трясете: где журналист Черепахин? Заезжал ли, куда дальше собирался? Скорей всего он там у него и прячется!
— Достанем! — мрачно сказал Коляша. Бобон кивнул. Оба не были расположены к пустопорожним разговорам.
— Если он там — везете ко мне! — закончил инструктаж советник «Потока». И скомандовал водителю: — Примус, вылазь. Пойдешь к Семиногу, попросишь приличные «колеса». Потом кто-нибудь обратно пригонит.
Примус неохотно покинул свое место.
— Да у них здесь все тачки убитые. Одно старье…
— Ничего, разберемся! — сказал Юрист.
Бобон сел за руль, Коляша устроился рядом, и огромный внедорожник, набрав скорость, скрылся за поворотом. Примус проводил его печальным взглядом.
* * *
— Ваня, ты извини, конечно, но на хер кому сдался этот сраный репортаж? — сказал Переверзев после второго просмотра и выключил монитор. — Ему цена — три копейки в базарный день! За него никто не будет арестовывать, сжигать дома, убивать… Тут какая-то пурга…
В просторном кабинете остро пахло свежим ремонтом и новой мебелью. Офис занимал отдельный домик, с гостиничным номером «люкс», в котором и поселили Черепахина. Очевидно, дела у Игорька действительно шли неплохо.
— Если и пурга, то не я ее мету! — хрипло отозвался Иван. В его голосе вибрировало раздражение. — Но охота на меня началась именно из-за этого «сраного репортажа»! Значит, в нем есть что-то важное…
— Но где эта важность? Может, по глазам бородатого старикана видно, что накануне он нажрался до поросячего визга, как мы с тобой вчера? Грубое нарушение трудовой дисциплины и техники безопасности! И руководство этой гребаной станции, боясь, что их бардак выплывет наружу, протянуло свои длинные руки, чтобы уничтожить все экземпляры компрометирующей записи? Так, да? По-моему, чушь полная!
Игорь протянул толстую волосатую руку, взял со стола длинный узкий стакан и жадно выпил. Там был томатный сок с солью, острым соусом «Тобаско», черным молотым перцем, яичным желтком и водкой. По его мнению, эта смесь полностью снимала похмелье и возвращала к жизни даже запойного алкоголика.
Иван тоже выпил волшебный напиток, только без водки. Действительно, муть в голове и желудке стала осаживаться.
— Видел фильм «Разговор»? — спросил он и откашлялся.
Хрипота в голосе исчезла.
— Нет.
— Частный детектив записал невинную уличную беседу, а потом началась охота за магнитофонной пленкой, убили помощницу, и сам он едва спасся…
— И что?
— Еще был фильмец — «Крупным планом». То же самое: фотограф, невинные снимки в парке, и вдруг опасная круговерть вокруг…
— И что? — повторил Переверзев.
— А «Прокол» видел?
— Не видел. К чему ты клонишь?
— Там какой-то чудак записывает голоса птичек в лесу — что может быть невинней и безобидней?
— А его начинают колбасить, верно? — усмехнулся хозяин кабинета. — Так к чему ты клонишь?
— Да к тому, что во всех трех случаях на пленках случайно оказались улики серьезных преступлений! — вскочил Иван. — Только их нельзя было сразу увидеть или услышать! Но они там были! И специалист мог их распознать!
— Вон ты о чем! Но это же кинушки. Там такого наплетут!
— В моей жизни наплетено не меньше!
Черепахин нервно подошел к окну, выглянул в небольшой чистый дворик с высоким забором и глухими железными воротами. Над ними медленно шевелилась телекамера. Значит, Игорю есть чего опасаться…
Он обернулся. Товарищ задумчиво тер виски. Пауза затягивалась.
— Есть у меня один человечек, — наконец произнес Переверзев. — Он лет пятнадцать пахал на газопроводе в Уренгое. Покажешь ему свое кино, пусть растолкует — что к чему.
* * *
«Человечек» пришел в офис в середине дня и оказался невысоким пухленьким мужчиной лет пятидесяти. Одутловатое круглое лицо, выпуклый лоб, нос картошкой, идиотские круглые очки в железной оправе, редкие волосы, засыпанные перхотью плечи дешевого пиджака. Мятый плащ он небрежно бросил на кожаный диван, и Переверзев, брезгливо поморщившись, повесил его на вешалку. Но специалист не обратил на это внимания.
— Здравствуйте, я Попов, Евгений Степанович, — представился он и робко протянул вялую ладошку. — Доцент филиала Института нефти и газа.
«Никчемный человечек, — подумал Черепахин. — Какая от него польза?»
Но он ошибся. Попов очень внимательно просмотрел репортаж раз, другой, третий. Он подобрался, стал внимательным и сосредоточенным.
— Так, стоп! Перемотайте назад… Вперед… Пауза…
На экране крупным планом застыл манометр.
— Н-да, странно…
Он поскреб подбородок.
— Что именно? — не удержался Иван.
— Давление в магистрали. Оно повышено против нормы в полтора раза… Даже больше… В один и семь десятых раза…
— И что это значит?
Попов пожал плечами.
— Не знаю. Но похоже, что перекачивают не один газовый поток, а почти два…
— Что это значит? — повторил журналист.
— Значит, гонят вдвое больший объем!
— И что это значит? — в третий раз спросил Черепахин.
Попов повторил жест.
— Возможно, речь идет о банальном воровстве газа… А возможно — о чем-то другом… Надо поговорить со специалистами… Мой киевский коллега Андрюша Губарев много занимался вопросами перекачки, но в последнее время перестал публиковаться, на конференции не ездит, говорят — спился. Ну, да найду кого-нибудь, поспрашиваю…
Фамилию «Губарев» Черепахин записал в свой блокнот. А Переверзев хмыкнул.
— Смотрите, аккуратно спрашивайте, чтобы не нарваться…
Евгений Семенович снял очки и протер залапанные стекла.
— На что тут можно нарваться? — удивленно спросил он. — Я же не про номера наворованных счетов расспрашивать буду! Обычные вопросы газовика-теоретика к газовику-практику! Думаю, уже к вечеру позвоню. Или завтра с утра.
Потом Иван пошел гулять по городу. Светило солнце, но дул холодный ветер, и он под самое горло застегнул «молнию» на плохо очистившейся куртке. Нашел знаменитую Богатяновку, побродил по столетнему булыжнику, исковеркованному кое-где разрытиями последнего времени, поглазел на старинные домишки, в которых паспортный режим проверял еще царский городовой… Когда-то здесь жили знаменитые ростовские бандиты, а известный налетчик Ванька Медик, обложенный угрозыском на очередной «малине», спрятался в обитый железом сундук и, подложив под крышку тяжелый медный пятак, через щель отстреливался до последнего патрона из длинноствольного маузера.
Здесь почти ничего не изменилось, и на миг ему показалось, что он бродит по Ростову начала прошлого века… Только телевизионные антенны на хлипких крышах сбивали впечатление и возвращали журналиста в неухоженный район третьего тысячелетия.
Улица с трамвайными рельсами была разбита до непотребного состояния, но машины обреченно тянулись по ней, медленно перекатываясь через выбоины и рытвины. Через темные подворотни он заходил в убогие дворы с железными лестницами, ведущими на проржавевшие железные галереи. Ему надо было подыскать сьемную квартиру, но обстановка, в особенности дворовые колонки и дощатые сортиры в углах, не располагали к поселению…
Внезапно он вышел на «блошиный» рынок, где вдоль рельсов, прямо на проезжей части, явно бедствующий люд разложил всякое старье. Как ни странно, здесь было много соотечественников-украинцев, которых он узнавал безошибочно, хотя почти все говорили по-русски. Когда проходил редкий трамвай, продавцы шарахались в сторону, потом возвращались на свои места. Иван подумал, что если кто-то увлечется торгом, то дело может кончиться трагически…
Через несколько кварталов начался ростовский рынок, у входа продавали ножи: складные, охотничьи, метательные — всякие. Черепахин походил по продовольственным рядам: полюбовался рыбными, овощными, фруктовыми развалами, на втором этаже мясного павильона напробовался домашних копченостей и сыров, выпил стакан кислого молока под запеченной палево-золотистой корочкой. Пройдя рынок насквозь, он по крутому спуску дошел до набережной и, присев на лавочку, стал наблюдать за буксирами и баржами, неспешно плывущими по широкому в этом месте Дону. И расслабленно размышлял.
Город нравился своей неспешностью и основательностью, но еще неделю назад он не собирался перебираться сюда на жительство. А теперь у него не оставалось другого выхода.
Замерзнув, он перекусил в шашлычной над темной холодной водой, вернулся на Большую Садовую, купил в киоске газету объявлений и без труда выбрал несколько подходящих вариантов съемных квартир. Оставалось позвонить и договориться конкретно.
Но Переверзев посоветовал не спешить с переездом:
— Живи пока у меня: и охрана, и защита, и еда — все бесплатно! Осмотришься, обживешься, привыкнешь к городу, а там посмотришь… Мы же старые друзья! Расслабься и отдыхай. Хочешь, я телок подгоню? Домашние, чистые…
— Спасибо, дружище, но мне сейчас не до телок…
— Ну, тогда просто отдыхай. В холодильнике пиво, рыбчик, тарашка, водка нашенская — «Белая березка»… Не стесняйся — ешь, пей, чувствуй себя, как дома…
* * *
Попов не позвонил ни вечером, ни утром следующего дня, ни днем. Ивана это начинало тревожить.
— По моему вопросу вестей не было? — на всякий случай поинтересовался он, хотя знал, что Переверзев сразу бы сообщил ему любую новость.
Игорь озадаченно покачал головой.
— Нет. Что-то и я ему не могу дозвониться. На работе его нет, домашний не отвечает, мобильник отключен… Может, в запое? Так вроде он этим не увлекается…
Иван насторожился.
— А может…
Но Переверзев даже слушать не стал.
— Не может! У тебя мания преследования! Я уже дал ребятам задание, они его найдут. Расслабься! Сегодня погуляем от души.
Вечером Переверзев повел гостя в ресторан «Фишка». Черепахин достаточно знал английский, чтобы оценить филигранность названия: «Фиш» — рыба, а «фишка» — нечто необычное, затейливое, привлекающее внимание… Что необычного можно придумать в рыбном краю? Экзотическую рыбу, вот что!
Небольшое помещение, прилавок со льдом, на котором лежали омары, креветки и незнакомые морские рыбы, каждую из которых приветливая официантка назвала по имени.
— Рекомендую сибас в соли, или дораду на гриле, а можно тюрбо в винном соусе, — улыбаясь, представляла девушка. — Есть барабулька — морская, а вот черноморская, она мельче, но очень вкусная… Кстати, только сейчас привезли свежайшие устрицы…
— Барабульку только утром доставили из Анапы, — с акцентом пояснил хозяин, он же шеф-повар: склонный к полноте симпатичный хорват с профессорской бородкой. — И черноморскую камбалу сегодня, так что рекомендую…
Не привыкший к кулинарным изыскам Черепахин предоставил выбор Игорю, а тот, хотя и изображал знатока, тоже слабо ориентировался в высокой кухне и сделал заказ явно вслепую. Но не ошибся, поскольку ошибки в этом заведении были явно исключены: все было свежим, вкусным и сытным. Хотя официант рекомендовал хорошее хорватское вино: «Обычно к рыбе берут это, белое…», Переверзев выбрал водку.
«Мало ли что пьют обычно, мы глотаем что привычно!» — сказал он и громко захохотал.
— Что там у вас с выборами? — поинтересовался Переверзев, когда они, пропустив по рюмке, ели суп из мидий. — Шумят, спорят, палаточные городки выставляют… А толку что? Какая народу разница — Фокин, Тучка или этот, как его… Семенович?
— У «вас»? — усмехнулся Иван. — Или все-таки «у нас»? У тебя же родители, вся родня в Украине!
— Родня там, а я здесь, — ничуть не смутившись, ответил тот. — Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше… Так кто возьмет верх, как думаешь?
Иван сбросил очередную раковину в глубокую тарелку, вытер салфеткой губы.
— Кто его знает… У Тучки за последнее время рейтинг попер вверх, так что сейчас шансы равны… Хотя он представитель старой школы, а Фокин из новых конюшен… Бодаются пока… За одного народ митингует, за второго… Думаю, все в последний момент решится. Когда начнут компромат сливать…
В «Фишку» зашли три крепких бритоголовых парня, явно бандитского вида. Когда-то такие маскировались, теперь наоборот — бравировали своей внешностью. Двое прошли к дальнему столику, один остановился рядом с Переверзевым.
— Здорово, Шериф! Нам надо очередную перевозку обеспечить. В четверг или в пятницу. Скорее в четверг…
— Обеспечим, — кивнул Игорь. — По прежней схеме?
— Да, — кивнул бритоголовый.
Его лицо, с нависающими надбровными дугами, расплющенным носом, выступающими скулами и торчащим вперед массивным подбородком, напоминало череп.
— Твоя машина идет следом, две наши страхуют спереди и сзади.
— Нет вопросов! Знакомься, Борец, это мой товарищ, из Лугани приехал… Давай по рюмке за знакомство!
— Скорей всего в четверг, — повторил бритоголовый, не обращая внимания ни на предложение, ни на Ивана. — Готовься!
И, не прощаясь, пошел к своим приятелям.
— Это наши клиенты, — пояснил Игорь, хотя Черепахин ни о чем не спрашивал. И снова наполнил рюмки.
— Деньги возят. А мы обеспечиваем охрану.
— По-моему, к ним и так никто не сунется. С такими рожами они и сами обеспечат что угодно.
— Тихо, тихо. — Игорь втянул голову в плечи и покосился назад. — Это верно. Только у нас лицензия, у нас официальное оружие…
— Так вы, выходит, вроде ширмы? Чтобы все по закону? А они на двух машинах с автоматами, чтобы реально отбиваться?
Переверзев хотел что-то ответить, но тут его телефон заиграл песню «Про зайцев».
— Слушаю, Сеня! — взглянув на номер, отозвался он. И дернулся, будто у него выстрелили над ухом.
— Как?! Где? Когда?
Рюмка упала, по белой скатерти расползалось мокрое пятно. Он слушал, машинально полоща пальцы свободной руки в вазочке с лимонной водой. От нехорошего предчувствия у Черепахина похолодело под ложечкой.
— Я тебя понял, — глухо сказал он. — Да ничего не делать. Работай по своей программе!
И отключившись, повернулся к Ивану. Лицо его было мертвенно-бледным.
— Убили Попова. Застрелили с глушаком возле подъезда. Вот дела! Неужели это из-за твоей истории?! Да больше не из-за чего… Вот дела-а-а!
Иван положил ложку на скатерть. Есть сразу расхотелось. Больше того, мидии просились наружу, он с трудом удерживал их внутри.
— Что же делать?
— Что, что, — раздраженно ответил товарищ. — Дергать тебе надо из Ростова… Прямо сейчас! Раз такие расклады, то может сегодня-завтра и ко мне нагрянут…
Прервав обед, они заехали в офис, Иван забрал свои вещи и попрощался с хозяином.
— Давай, брат, — не глядя в глаза, Переверзев сунул руку. Он явно был озабочен, чтобы не сказать — напуган.
— Куда поедешь?
— Не знаю, — интуитивно соврал Иван. — Мне все равно, где отсиживаться. В Сочи или в Туапсе, там потеплее…
— Водитель тебя отвезет на вокзал, поезда идут через каждый час, выберешь. А мне тут надо посоветоваться, как все уладить…
— Спасибо, Игорь. Извини, что так вышло. Я сам не знаю, что происходит.
Переверзев молча повернулся и ушел к себе.
До вокзала было недалеко, и через сорок минут Иван Сергеевич уже устраивался в купе синего с желтой полосой фирменного экспресса «Ростов — Москва». Когда перрон и недавно отремонтированное здание вокзала поплыли назад, Черепахин облегченно перевел дух.
* * *
В Москве было холодно, моросил мелкий колючий дождик. Сквозь большое зеркальное стекло Иван смотрел, как по Тверской катились лавины невиданных заморских машин, по тротуарам ломились плотные толпы разномастных пешеходов. По сравнению с этим гигантским муравейником даже Киев выглядел тихим городским парком, а уж Лугань — просто затянутым ряской провинциальным болотом… Хотя для Вероники Подтыко это болото казалось центром мировой культуры… Все относительно!
Черепахин усмехнулся. Как там поживает сельская красавица Виагра? Ждет ли его, проливая безутешные слезы перед фотографией? Хранит ли верность и бережет ли девичью честь? Впрочем, сейчас эти вопросы волновали его гораздо меньше, чем предстоящая встреча с Антоном Шишловым. Да и вообще, придет ли знаменитый телеведущий на встречу? Хотя на телефонный звонок он отозвался заинтересованно но, как говорится: первые порывы идут от души, а не от разума. Может, подумал, подумал да решил не ввязываться в это гнилое дело…
В столице Черепахин жил уже три дня и не тратил времени зря. В первый же день он начал свое расследование: вошел в Интернет и просмотрел сайты — электронной библиотеки технической литературы «Нефть и газ», Большой Энциклопедии Нефти и Газа и даже Библиотеки Негосударственного образовательного учреждения «Институт повышения квалификации и профессиональной переподготовки руководящих кадров» открытого акционерного общества «Трансгаз». Но… это никак не приблизило Ивана к разгадке тайны своего украинского репортажа. Тогда, как опытный сыщик, он начал раскручивать единственную зацепку: имя специалиста по газу — Андрей Губарев. На него нашлось около двадцати ссылок.
Иван посетил диссертационный зал Российской государственной библиотеки и внимательно прочел диссертацию и статьи Губарева. Все разработки ученого касались технологии добычи и перекачки слабо-радиоактивного радона. Какую связь радон может иметь с природным пропаном, он так и не понял. Первые статьи Губарева появились десять лет назад, диссертацию он защитил через три года, потом направленность работ изменилась: две последние публикации посвящались возможности переработки радона в принципиально новое топливо… И все. На этом следы научной деятельности Губарева обрывались. Зато на научном горизонте засияла звезда Степана Тарасовича Михайлюка: многочисленные статьи, монография, докторская диссертация… Михайлюк замахнулся на изготовление из радона ракетного топлива! За это его награждали и прославляли, количество упроминаний имени профессора превышало восемь сотен!
«Наверное, это какая-то афера, — подумал Черепахин. — Уж больно быстро надулся этот прыщ…»
С этими мыслями он позвонил в Киев, Перепечаю. Лаврентий Николаевич был для него крестным отцом. В хорошем смысле этого слова, оттесненном на второй план многочисленными фильмами про мафию. У Перепечая Черепахин стажировался, Перепечай в свое время протолкнул скандальную статью про деда Миколу, Перепечай учил Ивана Сергеевича сути журналистики и правде жизни. Поэтому он стал первым человеком, с которым Черепахин связался из Москвы.
— Что там у тебя происходит? — сразу отозвался наставник. — Мне Оля звонила, что-то невероятное рассказала: какой-то репортаж, арест, побег — полный бред! Начал выяснять по своим каналам, ты же знаешь, у меня есть кого спросить — тишина, как будто и не было тебя никогда в Лугани. Что случилось, где ты?
— Я попал в темную историю, Лаврентий Николаевич. Все закрутилось вокруг газа… Мне нужно найти двух человек, специалистов в этой сфере. Записывайте: Губарев Андрей — химик, кандидат наук, и Михайлюк Степан Тарасович — доктор наук, профессор. На них много ссылок в Интернете…
— Найдем, — невозмутимо отозвался старый журналист.
— Только очень осторожно, — предупредил Черепахин. — Недавно один человек стал интересоваться Губаревым и на следующий день его убили.
— Даже так? — удивился Перепечай. — Ладно, учту. Я ведь стреляный лис, даже про закулисье выборных компаний пишу, и ничего… Тьфу-тьфу, конечно…
Иван не любил суетливую, перенаселенную и дорогую Москву, хотя как россияне, так и многие земляки считают жизнь здесь показателем успеха и преуспевания. И сейчас он не по привычке к комфорту сидел в дорогом кафе рядом с шикарным «Мариотт Гранд отелем», а для того, чтобы респектабельностью и солидностью произвести впечатление на Шишлова. Положив на столик ноутбук с мобильным модемом, он в который раз шарил по интернетовским адресам, связанным с проблемами нефти и газа.
Ноутбук пришлось купить, так же как мобильный телефон, несколько сим-карт, электробритву, одежду… Деньги таяли на глазах — недаром Москву называют пылесосом. Основную брешь в финансовом состоянии пробила аренда однокомнатной квартиры в панельной девятиэтажке на Поклонной горе и новый гардероб. Зато теперь в оконном стекле отражался стильный импозантный мужчина: темно-синий костюм «Уомо Босс», голубая сорочка, полосатый красно-синий галстук, «подмороженные» сединой виски… На вешалке в углу висел черный плащ с клетчатой утепленной подкладкой.
«И чего бы так не щеголять в Лугани?» — подумал он.
И тут же ответил сам себе:
«Да потому, что там тебя не по одежке встречали! Каждая собака в лицо знала, и никто отродясь документов не проверял!»
Черепахин вздохнул. Тут на улицах полно милиции, у станций метро высматривают террористов плечистые омоновцы, возле посольств шныряют востроглазые штатские… Так что нелегально въехавший в страну и проживающий без прописки иностранец не должен вызывать подозрений.
Официант принес вторую чашечку кофе по цене бутылки шампанского. Но ждать без заказа неудобно, поэтому приходилось мириться. Московский пылесос работал на полную мощность.
Пригубив кофе, Иван почмокал губами.
«Ну какое из газа ракетное топливо? Да и где оно? Кроме словоблудия ничего и нет!»
Черепахин все глубже погружался в мир нефти и газа. Это был очень большой и многогранный мир. В нем пересекались экономические, политические, финансовые интересы, конструктивные и технологические новинки, но за всем этим стояли деньги. Очень большие деньги…
«Украина подписала с Евросоюзом по итогам международной конференции в Брюсселе совместную декларацию, рассчитывая на миллиарды евро инвестиций и обещая создать „прозрачный“ газовый рынок. Россию, выступающую за трехстороннее соглашение о модернизации украинской газотранспортной системы, практически исключили из обсуждения вопроса. Украинско-европейские договоренности без полноценного участия России как основного поставщика газа вызвали довольно резкую реакцию российских властей. Российская делегация, которая также принимала участие в конференции, покинула ее в знак протеста, что РФ была практически исключена из процесса обсуждения, а премьер-министр России пригрозил пересмотром отношений с ЕС, если интересы Москвы будут игнорировать, МИД РФ предупредил, что декларация может привести к подорожанию газа для Европы и Украины…»
Черепахин хмыкнул. Что ж, Тучка набирает очки. Демонстрация самостоятельности и ориентация на Европу способна привлечь избирателей… Так что Фокин скорее всего будет делать то же самое… Ну и дураки!
«Самолет авиакомпании Qatar Airways в понедельник совершил первый в истории коммерческий рейс на новом топливе, частично произведенном из сжиженного природного газа. Коммерческое производство газового керосина в Катаре начнется в конце 2012 г., а ожидаемая прибыль от перехода на новое топливо составит $4 млрд в год. Эксперты отмечают, что теоретические разработки производства GTL-керосина давно ведутся в Украине Губаревым и Михайлюком, однако внедрению их в практику мешает отсутствие надлежащего финансирования и отсталые технологии».
«Вот тебе на! — чуть не присвистнул Иван. — Значит, ракетное топливо из газа не туфта… И за этими разработками стоят миллиарды долларов!»
— Здравствуйте! — раздался мягкий голос сверху. — Иван Сергеевич?
Черепахин поднял голову.
Рядом стоял высокий вальяжный человек в темносинем кашемировом пальто и броском сине-белом шарфе. Но не яркий шарф привлекал внимание окружающих, а хорошо знакомое «телевизионное» лицо. На него завороженно уставился бармен, улыбнулся и шагнул навстречу официант, перестали болтать и начали строить глазки девушки из-за соседнего столика. Это был известный всей стране руководитель программы «Скандальные расследования» Антон Шишлов.
— Да, это я. — Черепахин встал, и они со знаменитым коллегой пожали друг другу руки.
* * *
От живописного соснового леса под Купавами остался только треугольный клочок площадью в несколько гектаров, на опушке которого расположились пятнадцать добротных двухэтажных коттеджей с открытыми верандами, на которых хорошо пить чай в вечерней тиши, глядя сквозь легкую туманную дымку на залитые огнями корпуса нового химического комбината. За ними возвышались два огромных вертикальных цилиндра с полусферическими торцами, которые днем отблескивали не успевшим потускнеть алюминием, а в сумерках обозначались гирляндами белых, желтых и красных лампочек, которые придавали им праздничный вид и предостерегали пилотов легкомоторных аэропланов и воздушных шаров.
Комбинат работал уже месяц, и хотя производство резинотехнических изделий связано с загрязнением окружающей среды, воздух вокруг оставался свежим и чистым, да и вообще природа сохранялась в девственном состоянии. Точное соблюдение технологии обошлось в несколько лишних миллионов долларов, однако Билл Фингли был не только законопослушным гражданином, но и верующим человеком, поэтому не экономил на экологии. И сейчас, завернувшись в плед и покачиваясь в кресле-качалке со стаканом чистого бурбона в руке, наслаждался плодами собственной щепетильности. Он был в своей неизменной шляпе и необычных очках. Его экзотическая борода вымокла и пропахла спиртным.
Андрей Губарев сидел напротив и пил действительно чай. Он являлся техническим директором и лучше других знал, что никаких прокладок или автомобильных шин комбинат не производит, хотя несколько грузовиков создают видимость завоза сырья и вывоза готовой продукции. Но это маскировка, камуфляж.
Все дело в проходящей неподалеку газовой магистрали, на которой стоит запатентованный им электромагнитный сепаратор, среди специалистов именуемый «сепаратором Губарева». Именно это углеродно-молекулярное сито отделяет радон от общего газового потока и направляет по специальной трубе в приемный коллектор комбината. Он проходит всю технологическую цепочку и превращается в GTL-керосин.
«Радосин» — как называл его Андрей, ввернув в название радон как основу нового топлива. На выходе сжиженный GTL-керосин закачивали в автоцистерны из алюминиевого сплава и под видом отходов производства вывозили вроде бы на свалку. А на самом деле отправляли в гдыньский порт, где перекачивали в танкеры, доставляющие драгоценный груз в США.
— Ваш продукт успешно проходит испытания, — сказал Фингли.
За прошедшее время он сносно выучил русский, а Андрей освоил английский, поэтому они общались без переводчика, хотя Маргарита всегда находилась неподалеку и была в полной боевой готовности. Причем не только к переводу.
По голосу можно было судить, что Билл улыбается, хотя через диковинную растительность на лице рассмотреть это было нельзя.
— НАСА провело на нем космический запуск и уже готовит заявку в Конгресс о финансировании экспедиции на Марс в 2015 году, — продолжил он. — По предварительным расчетам, масса топлива уменьшится в два раза, а тяговая мощность, наоборот, — увеличится в полтора. Это снимает все проблемы, связанные с перелетом…
Технический директор довольно улыбнулся.
— А военные приступают к испытанию радосина в крылатых и баллистических ракетах…
— Они тоже получат однозначно положительный результат, можете не сомневаться, — сказал Губарев и отхлебнул чаю. — Хороший, китайский…
Марч пригладил свою замечательную бороду, причем не сверху вниз, как делают все бородачи, а снизу вверх.
— Корпорация «Боинг» ждет варианта авиационного топлива — это значительно расширит рынок!
Губарев кивнул.
— Я практически нашел решение. Окончательная доработка — вопрос месяца-двух…
— Ну и отлично! — кивнул Фингли и выпил. Точнее, влил в себя светло-соломенную жидкость через бороду, подобно тому, как кит пропускает планктон через свой знаменитый ус. На белых волосах расплылось желтое пятно, и он аккуратно промокнул его платком.
— Надеюсь, с производством не возникает проблем? И мы сможем расширить объем продукции?
Губарев допил свой чай.
— Н-нет, — не очень уверенно сказал он. И поправившись, повторил более уверенно: — Нет, особых проблем не возникает… Так, текущие вопросы…
Он непроизвольно вздохнул.
Вчера два каких-то бандита остановили выехавшую с комбината автоцистерну с GTL-керосином и потребовали «налог дороги», после чего, согласно инструкции, были расстреляны водителем и охранником. Как пояснил начальник службы безопасности комбината, ранее к нему приходили представители мафии, предлагая «поставить крышу» новому производству. Так что вряд ли можно было сказать, что особых проблем не возникает. Другое дело, что американцу о них лучше не знать.
Но особенностью серьезных проблем является то, что они имеют обыкновение вылазить в самые неподходящие моменты.
На гаревой дорожке неожиданно показался огромный черный джип, почти не различимый в сумерках, тем более что ни фары, ни подфарники, ни даже габаритные огни не горели. Джип остановился у веранды, и из него вышли четыре шкафообразных мужчины, которые молча принялись подниматься по лестнице.
Такого просто не могло быть. Поселок, в котором проживало руководство нового комбината, был огорожен забором с сигнализацией, а на въезде, у шлагбаума, дежурила вооруженная охрана, не пропускающая посторонних.
Тем не менее невероятное происходило. Незнакомцы уже были на веранде, и выражение их лиц, а в особенности манеры, не сулили ничего хорошего. Тем более что под одеждой у них без особого труда угадывалось оружие.
— Ты — Губарин? — спросил по-русски молодой парень в черной куртке, с мясистыми щеками и круглыми совиными глазами. Говорил он без акцента, и было ясно — земляк.
— Губарев, — поправил Андрей.
— Без разницы! — махнул рукой тот и, повернувшись к мужчине постарше, в длинном черном плаще, что-то сказал по-польски.
Тот кивнул и отдал короткий приказ.
— Поедешь с нами, козел! — сплюнул круглолицый землячок. — Мы тебе покажем, как лезть на чужую землю и наших ребят валить!
— Какую чужую?! — возмутился Андрей. — Мы с паном Казимиром Халецким работаем!
Если он думал, что громкое имя произведет впечатление на незваных гостей, то ошибся. Двое чужаков обошли стол, рывком подняли создателя GTL-керосина и, намертво зажав его между собой, потащили к выходу с веранды.
— Что происходит?! Кто вы такие?! Немедленно прекратить! — возмутился Билл Фингли. Американский миллиардер явно не привык к таким «наездам».
Но в заросшее волосами лицо ткнулся ствол пистолета, и он замолчал.
— Позвоните нашей «крыше»! — потребовал Губарев.
Он понял, что дело принимает плохой оборот. Зря он поселил личную охрану отдельно от себя!
Но в изощренном мозгу сами собой всплыли нужные фразы и обороты.
— Позвоните «крыше»! Это беспредел! За него ответить придется!
Земляк перевел и старший кивнул.
— Пусть звонит! — разрешил переводчик.
Андрея отпустили. И он сразу нажал цифру «1» на своем телефоне. Только бы Халецкий был на связи!
Казимир отозвался сразу и мгновенно «въехал» в ситуацию.
— Дай им трубу! — сурово прогудел он.
Губарев протянул телефон человеку в плаще. Тот с высокомерным выражением поднес его к уху. Но высокомерие тут же стерлось, как губкой. Он еще пытался что-то объяснить, но голос становился все тише. Массивная голова опускалась, потом подогнулись ноги, и он… опустился на колени! Тройка подчиненных потеряла дар речи. Но он что-то рявкнул, и они тоже упали на колени. Старший вытер вспотевшее лицо, что-то сказал и поклонился, уткнувшись лицом в ровный дощатый пол. Подчиненные последовали его примеру.
— Мы извиняемся, — сдавленно перевел земляк. — Ошибка вышла… Можете делать с нами, что хотите…
Губарев неловко ткнул его ногой в бок.
— Вон отсюда! — закричал он противным бабьим голосом. — Пошли вон!
Все четверо вскочили, развернулись, гурьбой сбежали с веранды и погрузились в джип. Через минуту о внезапном визите напоминал только запах бензина в чистом прохладном воздухе. Но и тот постепенно рассеивался.
— Что это было? — растерянно спросил Фингли, пытаясь пригладить взъерошенную бороду.
— Так мы решаем возникающие проблемы! — с трудом выговорил Губарев и, налив в чайную чашку виски, залпом выпил.
Зубы его стучали. Он выпил еще. Холод в груди растаял, и руки перестали дрожать.
— Все под контролем! — уже тверже проговорил он.
На веранду взбежали четыре охранника с автоматами «узи» наперевес.
— Все в порядке, шеф? — спросил старший. — Маргарита Викторовна позвонила и приказала прибыть…
«Молодец, Рита!» — подумал Андрей. А вслух сказал:
— С этого момента круглосуточная готовность номер один! Штат охраны мы увеличим!
Старший кивнул и занял пост у лестницы. Его подчиненные охватили веранду полукольцом и растворились в сумерках. Инцидент был исчерпан.
Фингли успокоился, извлек из внутреннего кармана большую расческу и принялся приводить свою необычную бороду в порядок.
