Глава 9
Тайны тайного департамента
Золтан Зупп
Все вроде шло, как обычно, но вместе с тем и совсем не так, как к этому привыкли. В зале, как всегда, собрались руководители и ведущие специалисты Тайного департамента: отглаженные черные костюмы с серебристым отливом, грубые, с жестким выражением лица, мощные шеи и могучие фигуры. Каждый сидел на привычном месте, почти все стулья были заняты, Стротер Нон занимал свое место за столом на небольшом возвышении, так чтобы подчиненные могли его хорошо видеть. Да, вроде все шло так, как проходило изо дня в день уже много лет. И все же нет – не так!
Обычно оперативные совещания проходили однотипно, как хорошо отработанный спектакль, в котором талантливый режиссер одновременно играл и главную роль. Короткие отчеты сотрудников, пространная и критическая их оценка начальником, затем постановка задач на ближайшие сутки, надо сказать, довольно скудная и неконкретная – что делать: актер играет в меру своих способностей и не может прыгнуть выше собственной головы даже с помощью режиссера, который поддерживает за задницу.
Но на этот раз и сценарий, и режиссура были скомканы: Золтан Зупп с удивлением заметил, что шеф действительно весьма взволнован и не лицедействует – просто выступает от своего имени, а потому чувствует себя очень неловко. Да и тема была необычной: сегодня он публично и громогласно произносил вслух то, о чем дознаватели и оперативники избегали даже шептаться друг с другом: эту информацию они обычно выколачивали из подследственных и заносили в протоколы с грифом «строго секретно».
– Мне поручено довести до вас информацию исключительно конфиденциального характера, – без обычного пафоса произносил Стротер Нон. – Она одобрена самим Мудрейшим, разглашение или даже упоминание о ней будет караться немедленной ликвидацией виновного…
Оперативники, занимающие ключевые посты в Тайном департаменте, напряженно переглянулись.
– В связи с исполняемой работой вам приходилось слышать множество противоречивых фактов, которые чаще всего официально опровергались или оставались без комментариев, но никогда не признавались. Сейчас всем нам придется поверить в невероятное.
Он всмотрелся в подчиненных, выбирая, потом вытянул палец.
– Гели Вог, что такое Специальное Бюро?
Массивный начальник секретного отдела медленно поднялся, огляделся по сторонам, будто в поисках поддержки коллег, но не встретил ни одного дружеского взгляда: все с каменными лицами смотрели строго перед собой. Тогда он потер выбритую наголо голову, будто это могло стимулировать его умственную деятельность.
– Вымышленный суперсекретный орган, стоящий будто бы над Тайным департаментом, – хрипло заговорил он. – Говорят, что его сотрудники замаскированно работают под нашим или даже более высоким прикрытием… Они якобы обладают неограниченными полномочиями и охотятся за шпионами с далеких звезд.
Фраза далась Гели Вогу с трудом, он вытер вспотевший лоб и, беспокойно глянув на шефа, уверенно добавил:
– Провокационная выдумка Агрегании!
Стротер Нон махнул рукой.
– Агрегания тут ни при чем! И никакая это не выдумка – то, что вы сказали про Специальное Бюро, чистая правда!
По залу пробежало оживление. Многие слышали эту байку и относились к ней, как к проискам врагов. Да и как еще к ней можно было относиться?
– Просто обстановка вынудила Специальное Бюро рассекретить факт своего существования, хотя руководители высокого ранга догадывались об этом и раньше. – Стротер Нон многозначительно похлопал себя по груди и посмотрел на Золтана Зуппа. Тоже многозначительно, как тому показалось. – А что вы думаете о странном поведении Тора? – спросил начальник, внимательно осматривая подчиненных. – Скажите вы, соратник Зупп!
– С Тором все в порядке! – четко отчеканил тот. – Агрегания сеет панические слухи, и иногда они падают на благодатную почву… Тогда вмешиваемся мы и арестовываем паникеров…
– Но Астрономическое общество подтвердило опасность взрыва нашей звезды! – перебил начальник. – Хотя эта опасность многократно преувеличена!
Золтан Зупп развел руками:
– Боюсь, что я не специалист в астрономии… И по степеням преувеличений.
Черные костюмы зашумели.
– Мы тоже не астрономы… Мы привыкли к четким и ясным директивам! Сейчас нам вообще ничего непонятно!
– Но у меня сегодня нет никаких директив, – с явной растерянностью сказал Стротер Нон.
– Тогда как же нам работать?! – Шум в зале усилился.
– Прошу тишины! – Мощный голос Гели Вога заглушил беспорядочные разговоры и отдельные выкрики. Он поднял руку и встал, выпрямившись во весь свой богатырский рост. – Гражданин старший соратник, мы привыкли исполнять приказы, – начал он так напористо, как всегда вел допросы. – Если Специального Бюро не существует, то мы хватаем тех, кто утверждает обратное. Если Тор не угрожает взрывом, то мы караем паникеров. Мы знаем, что никаких шпионов, кроме засланных Агреганией, не существует, и ведем себя соответственно. Мы устанавливаем случаи бесследной пропажи людей, но в связи с директивой делаем вид, что ничего не происходит, сдаем материалы вам и забываем о них…
– Да, соратник Вог, я ценю вашу верность и преданность, – несколько растерянно сказал начальник. В волнении он встал со своего места и принялся ходить вдоль стола взад-вперед, заложив руки за спину и глядя себе под ноги.
– Но теперь вообще невозможно понять, что происходит! – продолжал Гели Вог. Сейчас он напоминал идущего в атаку халера, которого нельзя остановить. – Тщательно охраняемые секреты попали в газеты, причем они пишут то одно, то другое! Оказывается, огромный искусственный объект действительно приблизился к Навое! Взрыв Тора вовсе не злостная выдумка, а настоящая угроза, пусть и преувеличенная! Так как нам себя вести? Кто поставит нам цели и определит задачи?! И где допустимые степени этих преувеличений?
Начальник секретного отдела безнадежно махнул рукой и опустился на свое место. Его соратники еще переговаривались некоторое время, но потом смолкли и выжидающе уставились на Стротера Нона. Именно он должен был понятно объяснить непонятное и разъяснить все странности происходящих событий. Но чтобы сделать это, начальник должен был иметь четкую и ясную директиву, которой у него не было. Взяв себя в руки, он вернулся в свое кресло, перебрал бумаги в нетолстой папке.
– Четких директив сейчас нет, потому что наверху еще не выработано единое решение! Поэтому, будем опираться на факты! – Стротер Нон постучал твердым пальцем по картонной обложке с красной полосой высшего грифа секретности поперек.
Сейчас он играл уверенного в себе руководителя, который умеет брать на себя ответственность за сложные решения. Значит, дело плохо и у него просто нет другого выхода!
– А факты таковы: Тор действительно угрожает взрывом, рядом с Навоей появилось неизвестное искусственное тело, наблюдаются факты пропажи наших граждан, в том числе известных ученых, население охвачено паникой, в некоторых местах вспыхивали бунты…
Черные костюмы слушали внимательно: ни слова, ни скрипа, ни поворота головы, ни движения.
– Но что стоит за этими фактами? – Начальник пролистнул несколько страниц, нашел подчеркнутые строки, и сам себе ответил: – А вот что! Шпионы Агрегании втираются в доверие к недостаточно патриотичным и неустойчивым гражданам, уверяют, что дни Навои сочтены, и предлагают переселить их на другую планету!
По залу вновь прошел шумок, послышались смешки.
– Конечно, это несусветный бред, но у некоторых он находит отклик, и они дают согласие! – продолжал Стротер. – К счастью, находятся истинные патриоты, которые сообщают о готовящейся провокации. По инструкции, такие вопросы выходят за пределы нашей компетенции, вся информация стекается в Специальное Бюро, которое и проводит оперативно-боевые операции! Но… Ни одна операция, проведенная нашими старшими соратниками, не дала положительного результата…
– Это еще почему? – недовольно зашевелился Гели Вог.
Стротер Нон воздел руки к небу, как хороший актер в кульминационной сцене.
– Один шпион загипнотизировал всю боевую группу и спокойно ушел, пока они вязали преданного нам патриота! – трагическим тоном воскликнул он. – Во втором случае боевая группа надела специально изготовленную ментальную защиту, но негодяй спокойно выпрыгнул из окна седьмого этажа, плавно опустился на землю и скрылся!
– С седьмого этажа?! – послышались удивленные возгласы. – Как он мог уцелеть?!
– Третий просто вылетел из окна и улетел, – с прискорбием сообщил Стротер Нон, оставив первый вопрос без ответа.
– Как?! – зарычал Гели Вог.
– Как птица. Просто взлетел и скрылся в небе! Есть информация, что их не берут пули, что они могут становиться невидимыми…
– Но Агреганцы этого не умеют! – снова рыкнул Гели Вог. – Значит, это действительно шпионы со звезд!
Начальник строго покачал головой.
– Вряд ли мы знаем все про Агреганцев! Не делайте поспешных выводов, соратник. Просто мы имеем ряд фактов, которые пока не истолкованы…
Гели Вог замолчал и принялся громко чесать свою лысину, что выражало несогласие. Хотя к чему это несогласие относилось, он сам не понимал.
– Обращаю ваше внимание, что совершенно нелепая идея переселения на другую планету очень хорошо накладывается на последнюю истерическую кампанию в средствах народной информации, – продолжил Стротер Нон. – Все это представляется хорошо спланированной и продуманной акцией, призванной посеять панику в народе и недоверие к Комитету, а может, и к самому…
Черные костюмы вскочили.
– Слава Мудрейшему! – привычно грянула сотня глоток.
– Садитесь, мои верные соратники, – успокаивающе провел рукой Нон над головами головорезов тайного ведомства. И когда те уселись, продолжил: – Вы все получите ориентировки Специального Бюро. Кто бы ни были эти шпионы, учитывая их исключительную подготовку и техническую оснащенность, я разрешаю вам стрелять без предупреждения! В нынешней сумятице и неразберихе очень трудно избежать ошибок! Но застрелить не того, кого следует, будет гораздо меньшей бедой, чем промахнуться в того, в кого надо попасть! И вы можете надеяться на мою поддержку и защиту!
– Слава Мудрейшему! – снова грянула обязательная мантра.
Ощутив столь мощную поддержку, Стротер Нон заметно приободрился.
– Четкая директива придет с часу на час! А пока разработайте тщательные планы поиска врагов! Особых врагов! Тех, кто умеет гипнотизировать, прыгать с большой высоты, возможно – летать! Они прельщают наших граждан небылицами о перелете в далекие миры и тем выдают себя! Пока каждый не разработает такой план, из здания не выходить! А потом прочесать страну, густым гребешком, чтобы ни один враг не ушел!
Черные костюмы разошлись по кабинетам. Стас Малко упал в глубокое кресло, машинально придвинул телефон. Хотя никаких больших эвакуационных операций на ближайшие дни не планировалось, надо предупредить товарищей. Но как? Марк скрылся от группы захвата и обитает неизвестно где. Лобову теперь звонить опасно даже из таксофона: все звонки высших руководителей пеленгуются охраной. Горик Таланов постоянно мотается по территории, и быстро найти его тоже непросто! Он отодвинул телефон на место. Нет, надо посылать к чертям все инструкции! Постоянно носить левитры, включать защитные поля хотя бы на минимум, пользоваться рациями неограниченного радиуса действия… И менять тактику! Ясно, что методы, которые годились еще год назад, сейчас устарели и никуда не годятся!
Вздохнув, он принялся писать план обнаружения и задержания земной четверки, который должен был, с одной стороны, быть безупречным, а с другой – совершенно неэффективным.
* * *
Горик Таланов подъехал к «Мазку маэстро» вскоре после обеда. Оставив машину за углом, он тщательно осмотрелся, прогулялся вдоль солидного, отделанного диким камнем фасада, незаметно заглянул в окна и убедился, что зал пуст. Обошел здание кругом, вернулся по параллельной улице, прошел мимо машины и вновь вышел в ту же точку, откуда начал осмотр.
Он был недоволен заданием. Как, собственно, и всем происходящим. Сколько споров было насчет того, кого спасать, – и вот к чему пришли… Конечно, им удалось отобрать и ученых, и военных, и нескольких изобретателей, хотя одного убили раньше, чем его удалось эвакуировать. Но в основном в спасательные паромы набивали обычных, ничем не примечательных навойцев – таких можно просто забирать с улицы и сажать в автобус: они с удовольствием убегут от страшного Тора… Впрочем, нет – соглашаются не все: некоторые принимали их за шпионов, либо провокаторов, либо просто пугались и вели себя черт знает как, даже заявляли в полицию… Про пришельцев узнали, на них стали охотиться, несколько раз ребята едва унесли ноги, вот Марк только вчера вырвался из засады. Активность Тора усиливается, общая обстановка накаляется, кое-где вспыхивают народные волнения, и, возможно, скоро придется уносить отсюда ноги. Поэтому сейчас работа должна быть особенно эффективной, надо расставлять сети на крупную дичь! А кого набирают они?! Какие-то сомнительные женщины из третьей категории, какой-то мальчишка, а теперь вот еще самая обычная продавщица…
Двери салона мягко распахнулись, Горик вошел в пустой зал и, как почти все посетители, сразу подошел к массивной скульптуре «На четвереньках». Он стал обходить ее, причмокивая губами и восхищенно покачивая головой, а сам незаметно осмотрелся по сторонам. От висящей на стене картины к нему поспешила симпатичная молодая женщина в строгом костюме: широкие синие брюки, белая кофточка с синей отделкой на груди и синими манжетами. От нее веяло тревогой, сложенные на груди руки дрожали. С одной стороны, это вполне объяснимо: хозяин пропал, а с утра ее наверняка допрашивали полицейские. А с другой – есть еще кабинет Марка с запасным выходом, там вполне могут прятаться полицейские… Впрочем, он сможет уйти от любой засады…
– Что вас заинтересовало, гражданин? – И улыбка была напряженной. – Что бы вы хотели купить?
– Мони?
Она кивнула и непроизвольно оглянулась.
– У меня есть записка от Глостера Чи. – Горик шагнул к двери и положил руку на пряжку – пульт управления левитром.
И тут же раздался грохот, сильные удары в голову и грудь отбросили его на холодное мраморное тело скульптуры. Он потерял ориентировку в пространстве и с трудом удержался на ногах. Грохот не прекращался, в стороны полетели крошки мрамора, белая блузка Мони расцвела красными цветами, и она ничком повалилась на пол. Залитому кровью Горику удавалось удерживать вертикальное положение, пальцы бессильно скользили по завиткам пряжки. Ему казалось, что он включил защитное поле и беспощадные удары прекратятся, но тяжелые молоты продолжали молотить по самым уязвимым частям его тела. Но он этого не чувствовал: левитр уже поднял его в воздух и нес вдаль – туда, где спокойно и безопасно…
На самом деле до безопасности было далеко: цепляясь за шею мраморной женщины, он беспомощно крутился вокруг скульптуры, и пули по-прежнему рвали незащищенное тело. Сознание мутилось, он уже ничего не соображал. Очередная серия выстрелов бросила его на пол рядом с Мони, и свет для него погас навсегда.
В тот же миг сигнал тревоги высшего уровня известил всех разведчиков на планете и на орбитальном спутнике, что Горик Таланов умер в определенной точке Навои, координаты…
Марк Джордан получил сигнал на улице, идя на встречу с информатором. Не заботясь о конспирации, он одновременно включил невидимость, защитное поле и взмыл в воздух. Лобов отдыхал после обеда, запершись в своем кабинете. Наплевав на охранников в приемной и на прямой телефон руководителя Администрации, он распахнул окно и мутным вихрем вылетел на улицу. Стас Малко, выполняя приказ, «прочесывал густым гребешком» территорию в поисках особо опасных преступников. Почему-то делал он это в районе бывшего проживания Соли Бел: что-то подсказывало, что эта вертихвостка может вернуться за вещами или выкинуть еще какую-нибудь глупость – например, поболтать с соседями и рассказать, как здорово она устроилась на новом месте. Он сделал то же самое, что и его товарищи. Три гарпии, невидимые, неуязвимые и беспощадные, мчались по воздуху в одну и ту же точку – художественный салон «Мазок маэстро». Туда же спускался посадочный блок с орбитального спутника.
В салоне столпилось много народа. В черных боевых комбинезонах, с оружием наизготовку, четверо бойцов Тайного департамента обступили убитых, внимательно осматривали их и обменивались профессиональными репликами.
– Кучно отработали…
– Главное, не меньше двадцати пяти пуль, а на ногах стоял до последнего!
– А девчонке двух хватило… Ясно, что она не из этих…
– Зато он – точно тот, кто нам нужен! Девчонке просто не повезло…
– Ничего, шеф сказал, что лучше перестараться…
Несколько дознавателей в обычных костюмах внимательно осматривали салон и фотографировали обстановку.
– Жалко девчонку… Красивая!
– Ребята работали по приказу! Глянь лучше, какие тут скульптуры…
Снаружи здание было огорожено яркими запрещающими лентами, которые для убедительности дублировали четыре охранника с автоматами поперек груди. Машины начальства уже выехали к салону. Но тут гарпии достигли цели.
Толстые стекла окон брызнули сотнями искрящихся осколков, в проемы ворвался порыв ураганного ветра, черные фигуры разлетелись в разные стороны, как кегли, сбитые мастерски запущенным шаром… Ураган впечатал их в стены, колонны, скульптуры – во все, что попадалось на пути, причем с такой силой, что они так и остались лежать без чувств. В салон вторглось нечто – невидимое и неслышимое, но несомненно ощущаемое: три довольно объемных мутноватых сгустка заполнили свободное пространство от пола до потолка. Мелкие статуэтки с жалобным звоном упали и разбились, слетели со стен несколько картин, самая большая покосилась и теперь висела на одном гвозде…
Вокруг изрешеченного тела Горика воздух стал мутнеть, вроде как сгущаться, и через мгновение оно исчезло, изумив лежащего неподалеку дознавателя, который пострадал меньше других и теперь наблюдал за происходящим через полуприкрытые веки. В следующий миг дознаватель изумился еще больше: прямо из воздуха появилась рука, провела ладонью по лицу девушки, закрыв ей глаза, и вновь пропала. С треском раскололась мраморная скульптура «На четвереньках», которая и так была изрядно исковыряна пулями. Порыв ветра рванулся в обратном направлении, и мутные коконы вылетели в разбитые окна, выбивая из рам уцелевшие осколки стекла, неожиданно зазвеневшие на плитах тротуара. Охранники шарахнулись в стороны, вскидывая автоматы, но стрелять было не в кого, разве что в подъехавшего Стротера Нона и его заместителей.
– Что это? – строго спросил начальник Тайного департамента, осматривая красные пятна на тротуарной плитке.
– Н-н-не знаю, гражданин соратник, – растерянно ответил старший охранник. – Только что этого не было…
Руководители вошли в салон. Оглушенные бойцы постепенно приходили в себя и поднимались на ноги. Стротер Нон уставился на труп Мони, потом перевел взгляд на большую лужу крови, обошел разбитую скульптуру «На четвереньках», зачем-то заглянул за уцелевший шедевр «Зарядка»… Лицо его постепенно покрывалось красными пятнами.
– Где он?! – рявкнул Стротер Нон. – Где изощренный враг, о ликвидации которого мне доложили?!
– Вот он, старший соратник! – морщась и растирая затылок, сообщил командир снайперской группы.
– Где звездный шпион?! Покажи где?!
Палец в черной обрезанной перчатке указал на кровь.
– То есть он здесь лежал…
– Теперь! Где он теперь?! – орал начальник Тайного департамента.
Подчиненные, понурившись, молчали. Даже дознаватель, который мог поделиться кое-какими наблюдениями, не спешил этого делать: рассказать сейчас о руке, появившейся ниоткуда, значило прослыть сумасшедшим. К тому же у него исчезла фотокамера, и этот вполне материальный факт сулил неприятности даже без каких-то бредовых дополнений.
– Не могу знать! – выдохнул наконец командир снайперской группы и опустил голову.
* * *
– Я над точкой, зависаю, высота три километра, – передал Джордж – пилот посадочного блока.
– Идем к тебе, – ответил Марк.
Посадочный блок напоминал диск, он тоже был в режиме невидимости, только включенном на половинную мощность, поэтому его контуры были расплывчатыми и время от времени изменяли форму, а иногда он целиком или частично вообще пропадал из виду. Открытый аварийный люк чернел, как хищная пасть халера. Джордан и Малко осторожно занесли капающий кровью «кокон» Горика, осторожно уложили на решетчатый стальной пол и отключили левитр.
– Да… – только и смог сказать Джордж. – Все, мы пошли… Хорошо, что здесь «Гектор»…
Но, судя по виду Горика, даже стационарная медицинская аппаратура звездолета вряд ли могла ему помочь…
– Передай им там, что надо собраться поговорить! – сказал Марк. – Все идет не так, необходимо менять и стратегию, и тактику!
Не прощаясь, он выпрыгнул наружу. За ним последовали Стас и Артур. Теперь это были не разъяренные звездные гарпии, а убитые горем люди. Некоторое время они снижались рядом по пологой глиссаде, будто собирались приземлиться в одном месте.
– Ты испачкался кровью, когда включал левитр Горика, – сказал Стас.
– Знаю, – безразлично ответил Марк. – Полечу на Серп, там вымоюсь и заночую. На тебя тоже попало…
– Да. Я вернусь в твой салон, там много крови, никто не удивится.
– Сообщай все подробности, – сказал Артур. – Я думаю, в Администрации тоже будут новости.
– Главная придет с «Гектора», – буркнул Марк.
Поскольку никто не верил, что новость окажется хорошей, некоторое время они летели молча. До определенной точки, где их дороги расходились.
– Удачи. Теперь рации дальней связи не выключаем.
Три силовых кокона разлетелись по расходящимся траекториям. На фоне легкой облачности они не казались замутненными, и их совершенно не было видно. Как и меняющий форму диск, который стремительно набрал высоту и исчез из глаз.
* * *
Народный защитник Клив Ир имел третий класс службы, а значит, командовал отделением из пяти полицейских. А ведь когда он познакомился с «этими людьми», то был обычным рядовым, да и то в такой ситуации, после которой его ожидало разжалование и предание суду специального трибунала. Тогда он патрулировал «зеленый» район, как принято, никогда не заходил в него глубоко, особенно в одиночку. Врагов у него не было, и он до сих пор не мог понять, почему какая-то пьяная гугла вдруг напала на него средь бела дня, почему они наскоро избили его и, забрав пистолет, скрылись… За нападение на полицейского положена утилизация, за хранение пистолета – тоже. Да и не нужен обычным гуглякам пистолет. Зачем они это сделали? Тем более что ни раньше, ни позже таких случаев не случалось!
Но тогда было не до размышлений: он лежал в каком-то подвале на битых сырых кирпичах, постепенно приходил в себя и гадал: утилизируют ли его самого за утерю оружия или сошлют лет на двадцать в подземные рудники, добывать отделочный камень… И вдруг появился тот, кого впоследствии он стал называть «гражданин № 1», – расспросил, что произошло, приказал ждать и быстро ушел. А через некоторое время вернулся и принес его пистолет, возвратив к жизни, свободе, службе и карьерному росту. Клив как-то сразу расположился к нему, а потом и к его друзьям – «гражданам № 2 и № 3». И завязалась между ними дружба.
Странная, конечно, дружба, но благодаря ей он и продвинулся по службе. Показал «номеру первому» своего начальника, и с тех пор тот относился к нему как к родному сыну: и первый класс присвоил, и второй, и третий… Как это получалось, Клив не задумывался. «Гражданин № один» давал ему разные поручения, взамен подбрасывал деньги, когда жена заболела, какие-то чудодейственные таблетки принес – мигом выздоровела! А кто он такой – Клив понятия не имел! Конечно, похоже, что агреганский шпион, только когда Клив про это думал, у него такая головная боль начиналась, что мысли сразу переключались на другой лад. Ведь может, «гражданин № 1» со своими соратниками работают на Тайный департамент? Эти ребята часто пользуются услугами общей полиции, причем все делают чужими руками, не выдавая истинных целей! А что, вполне может быть! Правда, «тайники» никогда не оплачивают своих поручений… Ну да ладно! Главное, что, когда Клив так думал, голова у него не болела. А деньги – дело десятое…
Третий поселок располагался на холме, между «зелеными» и «черными» кварталами. Не прямо посередке, а в стороне, на возвышении, и территориально не относился ни к тем, ни к другим. Несколько лет назад Мудрейший сказал речь по какому-то поводу, а толкователи разъяснили одну из ее фраз так, что «черные» районы надо снести, а их обитателей переселить в поселки, подобные тем, в которых живут граждане высшей и первой категорий, потому что все навойцы равны между собой, а следовательно, и жить должны одинаково. В смысле, одинаково хорошо.
Такая директива вначале переполошила более мелкое начальство своей невыполнимостью, но потом была исполнена обычным порядком, то есть с искажением до неузнаваемости. «Черные» районы, конечно, не снесли, но поблизости от них возвели три поселка – один в Стакке и два в пригородах. В каждом было по двадцать-тридцать домиков, из негорючей фанеры, и хотя, конечно, им было далеко до комфортабельных особняков «красных» и «синих» поселков, для отчета этого хватило. Газеты расписали об очередном выполнении указания Мудрейшего и разместили фотографии счастливых новоселов, которых набрали откуда угодно, но не из «черных» кварталов, от жителей которых радостных улыбок ждать не приходилось даже на сиюминутном снимке.
Поскольку поселки были мало приспособлены для жизни, «новоселы» вскоре съехали оттуда, не рискуя жить в опасной близости от «черных» районов и устав ждать полного подключения коммуникаций. А чтобы декорации окончательно не растащили, Клив со своим отделением регулярно патрулировали пустынные улицы и ловили «черных», пытающихся тут чем-нибудь поживиться. Вскоре они отбили у мародеров охоту лазать в запретную зону, а потом «гражданин № 1» приспособил декоративный поселок для временного жилья каких-то переселенцев. Куда и откуда они переселялись, Клив не знал, но и он, и его подчиненные получали доплату за охрану временных жителей и за сопровождение автобусов с ними куда-то в район Зеленых гор. Это их вполне устраивало, а поскольку обсуждение переселенцев тоже вызывало у всех головную боль, то болтать на эту тему желающих не находилось.
Сегодня Клив должен был заехать в третий поселок для обычного патрулирования да вдобавок предостеречь одну из переселенок от попыток связаться со своими знакомыми по телефону. Правда, его мучило нехорошее предчувствие: возможно, оттого, что днем в центре «тайники» провели операцию со стрельбой и убитыми, а скорей всего потому, что он уже дважды возил эту самую переселенку к довольно далеко находящемуся таксофону и не только не препятствовал ей в запрещенных контактах, но и охранял во время длительных разговоров с подружками. Болтали, смеялись, что тут плохого? Тем более что самому ему было хорошо, ибо эта переселенка расплачивалась с ним за услуги тем, чем может расплатиться каждая женщина, и оба всегда оставались довольными.
Полицейская «Виктория» осторожно прокатилась по окраине «зеленого» района и, минуя раскинувшийся слева «черный», въехала на пригорок, на котором и возвышался третий поселок. Это не были прочные и просторные коттеджи граждан высших категорий, скорей домики для кукол или зверушек в зоопарке.
Он проехал по единственной улице, у предпоследнего домика остановился, вышел размять ноги, прошелся взад-вперед, по-хозяйски осматриваясь. Несколько любопытных прижали лица к стеклам, и он погрозил им пальцем: «Мол, сидите тихо!» «Гражданин № 1» приказывал, чтобы здесь был порядок: никто днем не показывался на улице, из поселка не уходил и вообще не привлекал внимания. Соли Бел с радостной улыбкой выпорхнула к машине. Она была в легком красном плаще и, как всегда, хорошо выглядела, а потому считала, что на нее всякие строгости не распространяются. До сегодняшнего дня Клив и сам так считал. Но сейчас строго нахмурился:
– Зайдите в дом, гражданка! Покидать поселок запрещено, звонить по телефону – тем более!
Соли будто наткнулась на прозрачную стену и больно ударилась: у нее стало такое лицо, будто она сейчас заплачет. Но интуиция у женщины была хорошей, и она поняла, что сегодня просить обычно податливого полицейского бесполезно.
– Но тебе же все это не запрещено, Клив! – быстро сориентировалась она. – Позвони Сели Де и скажи, что у меня все хорошо, каждый день едим мясо и птицу! Запомнишь телефон?
– Запомню, – сурово кивнул Клив. – Как у вас тут обстановка? Все в порядке?
– Да. Ну, вот только…
Соли потупилась, демонстрируя девичью скромность, которая мешает ей сказать этому простому мужественному парню о чувствах, которые она к нему испытывает. У полицейских тоже не каменные сердца, голос Клива подобрел.
– Сейчас начались строгости… Как будет можно – подъеду…
– Спасибо! – улыбнулась Соли.
Клив приложил руку к груди, сел в машину и двинулся в обратном направлении. Выехав из поселка и спустившись с холма, он попетлял по грунтовой дороге, въехал в «зеленый» район и через полтора квартала остановился возле таксофона, накрепко прикрепленного к толстой кирпичной стене. Тщательно осмотрелся по сторонам, но ничего подозрительного или опасного не обнаружил и стал нажимать кнопки, не подозревая, что его самого изучают через бинокль с чердака противоположного дома.
– По приметам это тот, который был с ней в прошлый раз, в форме «защитника», – не отрываясь от бинокля, доложил старший снайперской группы в микрофон небольшой рации. – Женщины с ним нет.
– Точно тот? – спросил руководитель операции из дежурной части.
– Из этого аппарата обычно никто не звонит. А он тоже в форме, как тот… Слишком много совпадений…
– Что делает?
– Набирает номер…
– Отлично! Мы прослушиваем квартиру, если он соединится с ней, все будет ясно…
– Соли, это ты? – раздался из зарешеченного динамика возбужденный женский голос. – А я жду, жду…
– Нет, – ответил Клив. – Но я звоню по ее просьбе. Она просила передать, что у нее все хорошо…
– Есть, это тот же номер! – услышал руководитель снайперов. – Значит, он в деле. Действуйте!
– Огонь! – скомандовал человек с биноклем.
– Когда она уезжает в свои райские края?
– Больше она ничего не ска… – Фраза оборвалась на полуслове.
Бах! Бах! Бах! – град пуль обрушился на человека в полицейской форме. Стреляли четыре снайпера с разных точек, причем все они находились на возвышении: чердаки, крыши домов, верхние этажи, – поэтому цель была как на ладони. Клив ничком упал под таксофон, фуражка слетела с головы и покатилась по грязному асфальту, но стрельбу это не остановило. Для верности следовало поразить неизвестного двадцатью пятью пулями и потом тщательно охранять тело, чтобы оно не исчезло, как в прошлый раз… Обе эти директивы были выполнены.
Марк Джордан
И основная и запасная квартиры были провалены. Для того чтобы найти новую, требовалось время. К тому же следовало привести себя в порядок. Поэтому, расставшись со Стасом и Артуром, я сразу взял курс на Серп. С учетом обострившейся обстановки, силовые поля мы решили по возможности не выключать, постоянно оставляя их в слабом режиме защиты. С невидимостью решили поступить точно так же: в условиях постоянной опасности лучше перестараться… Очевидно, из-за пережитого стресса я недостаточно погасил скорость, пришлось пробежаться по розовому песку, вздымая фонтаны песчинок и оставляя довольно длинную цепочку следов. Если бы кто-то сидел на выступе золотой скалы, он бы удивился, откуда на пустом берегу берутся отпечатки подошв и кто поднимает здесь вихри розовой пыли. Но здесь никого не было.
Я осмотрелся, просканировал обстановку вокруг и, только убедившись, что все спокойно, выключил защиту, разделся и зашел в океан, смывая с тела свой пот и чужую кровь.
Потом долго сидел на берегу у самой линии прибоя, смотрел на деловито роющих норы рачков и ни о чем не думал. Впрочем, вряд ли можно было назвать это «ни о чем». Я думал, что собирался послать в свой салон Тери, и тогда она лежала бы мертвой рядом с Мони… Думал о том, что сама Мони вообще ни о чем не знала, и если бы не внезапная идея «спасти ей жизнь», она была бы жива и здорова. По крайней мере, еще несколько лет…
«Благими намерениями вымощена дорога в ад», – эту старинную поговорку я вычитал в одной из злых книг и тогда ее не понял, а понял только сейчас.
Мои мысли прервал знакомый звук, исходящий от вороха лежащей в розовом песке грязной и пропотевшей одежды. Общий вызов вмонтированной в левитр рации дальней связи, и я сразу понял, что нам хотят сообщить. Так и оказалось: принятыми мерами с использованием всей имеющейся медицинской аппаратуры Горика вернуть к жизни не удалось.
Я валился с ног от усталости, но спать не хотел, я был голоден, но есть не мог, мне надо было чем-то заняться, и я нашел занятие: запечатал в пакет грязную одежду и засунул ее в утилизатор жилого блока, поднятого метров на десять в горы и работающего в режиме «хамелеон». Потом приготовил новый комплект одежды: чистый и выглаженный рабочий комбинезон – ничего другого здесь не оказалось.
Быстро смеркалось, Тор ушел за водный горизонт и постепенно втянул за собой свои щупальца, появились звезды.
И снова сигнал общего вызова. На этот раз вызывал Стас Малко:
– Клив изрешечен пулями у таксофона на окраине «зеленого» района.
– Что он там делал? – спросил я, сдерживая эмоции. – И почему в него стреляли?
– Кандидатка Соли Бел звонила своей подружке из этого таксофона, – после короткой паузы отозвался Стас. – «Тайники» засекли разговор по ключевым словам, потом опросили обитателей района и установили приметы ее и Клива, поставили снайперскую засаду. А сегодня пришел только Клив и набрал тот же номер. Они посчитали, что это и есть звездный шпион…
– Кажется, это ты подобрал кандидатку Соли Бел? – безразлично спросил я.
– Да, – виновато вздохнул Стас. – Это была вынужденная мера.
Он ждал еще каких-то слов, возможно, упреков, но я молчал.
– Мы же говорили – надо менять всю стратегию, – вроде оправдываясь, произнес Стас.
– Надо, – чужим голосом сказал я. – Но в первую очередь надо сейчас же эвакуировать третий поселок.
– Каким образом? – вмешался вахтенный командир «Гектора». – Зона «Z» не готова, надо выводить корабль на новую точку, проводить юстировку… До утра не успеем…
– Там тридцать пять человек. Пусть их заберет посадочный диск.
– Почему такая спешка? – поинтересовался «Гектор».
– Да потому, что они прочешут этот район, найдут жителей поселка, который должен быть пустым, пропустят их через фильтр допросов и уничтожат! – заорал я.
– Так и будет, – подключился Артур.
– Обязательно! – подтвердил Стас.
– Мы же работаем здесь, чтобы спасать навойцев, а не губить их! – продолжал орать я.
– Спокойно, ребята, раз так, диск спустится по команде, – сказал «Гектор».
– И это еще не все! – не успокаивался я. – Мы требуем общую встречу. С участием Координатора, который в курсе того, как идет процесс переселения! Нам надо менять все: стратегию, тактику, логику отбора…
– Я доложу руководству, – сказал вахтенный начальник. – А сейчас готовим диск.
– Пусть зависнет над объектом на высоте двух километров в режиме невидимости и защиты! – скомандовал я, хотя в общем-то руководить должен был старший по занимаемой на планете должности Артур Лобов.
– Все правильно! – сказал он, как бы утвердив мой приказ.
Я быстро надел левитр, включил защиту и невидимость и резко взлетел навстречу черному, усыпанному звездами небосводу. Я знал, что еще две невидимые ракеты стартовали одновременно со мной. Нас было трое, но втроем, даже без земного оружия, мы стоили целой армии. Во всяком случае, каждый, разогнавшись, мог опрокинуть… нет, не танк, танков здесь не было. Но халера – точно! Хотя я надеялся, что нам не придется вступать в боевое столкновение ни с халерами, ни с навойцами.
К третьему поселку мы прибыли почти одновременно, только Лобов несколько задержался. Стас облетел окрестности, чтобы убедиться, что все благополучно, а мы с Артуром двинулись с двух сторон, заходя во все дома поселка с сообщением, что эвакуация начинается. Люди уже ложились спать, и это известие застало их врасплох и выбило из колеи. Важное событие, которое ждешь и к наступлению которого вроде бы привык, при своем внезапном приближении кажется уже не таким притягательным и даже несколько пугает.
– Это так неожиданно…
– Может быть, отложим на завтра?
– Да, лучше завтра, когда будет светло…
Я и Артур монотонно повторяли одно и то же:
– Ночью сюда явится тайная полиция, поэтому надо срочно улетать. Все уже готово, вас ждут…
– А на чем мы полетим?
– А что мы будем там делать?
Переселенцы отнюдь не были монолитны. Некоторые быстро собрали вещи и вышли на улицу поселка, некоторые были растерянны и испуганны, а некоторые явно жалели о принятом решении и были не против остаться на Навое, пусть даже и со взбесившимся Тором. Если следовать инструкции, то нам требовалось всех в очередной раз тщательно опросить, колеблющихся отпустить по домам, даже не стирая им память, а предупредив о необходимости сохранить контакты с нами в тайне. Это было совершенно невозможно, потому что еще по дороге или уже дома их задержали бы «тайники» и предали суду за контакты со шпионами и государственную измену. А приговоры за такие преступления даже не снились составителям гуманных инструкций. Поэтому мы с Артуром гипнотически «подталкивали» тех, кто утратил боевой дух, и они переставали ныть и присоединялись к остальным. Меня порадовала Тери: она быстро собрала Борка и одной из первых вышла на улицу, подбадривая нерешительных и поднимая моральный дух остальных.
– Мы увидимся когда-нибудь? – улучив момент, спросила она.
– Думаю, да! – Я уверенно потрепал ее по плечу.
– А где та девушка из салона, за которой ты хотел меня послать? Ее не привезли…
– Она в другом месте. Скоро она вас догонит.
Сонный Борк заплакал, и Тери стала заниматься ребенком.
Подошли еще несколько человек – троих отбирал я, и они посчитали необходимым пожать мне руку на прощанье, четвертой была женщина в красном плаще и довольно легкомысленного вида.
– Ой, а Клив знает, что я сегодня уеду? – спросила она, улыбаясь мне как хорошему знакомому. Очень хорошему.
Я понял, что это и есть Соли Бел.
– Да, конечно.
– Он позвонил Сели Де?
– Разумеется.
– И он рассказал ей все, что я просила?
– Несомненно. Кстати, уже началась посадка, прошу вас пройти вперед…
Действительно, по команде Артура спасательный диск сел на площадку у въезда в поселок и убрал невидимость. Таких аппаратов никто из навойцев никогда не видел, и необходимость посадки в него могла вызвать панику, поэтому переселенцам мы показали диск в виде симпатичного домика из детских сказок, а аварийный люк теперь не напоминал пасть халера – он был похож на украшенный цветами вход в сказочный дворец.
Погрузка прошла довольно быстро, люк закрылся. И диск исчез из виду. Только по кратковременно исчезающим звездам можно было отследить его движение на околопланетную орбиту, где ждал «Гектор» с его огромными пространствами, сказочными садами, озерами и водопадами.
* * *
На городском пляже встречаться с агентами очень удобно. Здесь всегда много отдыхающих, среди них легко затеряться, тем более что, когда люди в одних купальных костюмах, приметы и фотороботы – плохие помощники. Я любил проводить здесь встречи с Кливом. Он первым бросался в теплую воду, а я плыл следом, причем совсем не так, как плавал на родине, чтобы не выделяться из сотен пловцов. Клив доплывал до буйка, обхватывал его руками и некоторое время неподвижно висел, отдыхая. Он врал и притворялся точно так же, как я. Но он был гораздо более уязвим, поэтому ему надо было делать это гораздо изощренней. Изобразив, что достаточно отдохнул, он плыл назад, к берегу, причем наискосок, так, чтобы наши пути не пересеклись. А когда наблюдатели – если за ним, мной или обоими наблюдали – убеждались, что контакта между нами не было, тогда и я подплывал к большому бело-красному конусу, обхватывал его, прижимался к шершавой поверхности и блаженно закрывал глаза. Но руки тщательно ощупывали каждый сантиметр задней поверхности, как будто это была спина или ягодицы любимой женщины, прижавшейся ко мне в пароксизме страсти. Находил и отрывал кубик информационного накопителя, зажимал его в ладони и медленно возвращался к берегу.
Сегодня эта схема не работала, потому что Клив лежал в морге Тайного департамента под усиленной охраной и больше не мог исполнять функции моего осведомителя. Прийти должен был его дублер, но я не был уверен, что он тоже рискнет жизнью.
Я лежал на солнце, в черных очках, и с трудом боролся со сном. Здесь все отдыхали: купались, загорали, клеили девушек, летали на разноцветных воздушных шарах, над отсверкивающей тысячами зайчиков изумрудной гладью теплой солоноватой воды. И я делал вид, что просто загораю в удобном пластиковом лежаке. Но бесконечно загорать нельзя, да и действительно было очень жарко. Я поднялся, бросился в воду и поплыл к буйку, как всегда, как будто плыл за Кливом. Но Клива не было, я доплыл до разноцветного конуса, коснулся рукой его шершавой поверхности и вернулся обратно.
Красно-желтое солнце было ярким и вроде бы обычным – пугающие протуберанцы растворялись на фоне раскаленного неба и становились видимыми только утром и вечером. Белый песок, как всегда, горячий, а плотный синеватый воздух раскален, и пока я пробирался между бросающими мяч коричневыми девушками в открытых купальниках к своему месту, кожа почти совсем высохла. Одежда лежала так же, как я ее оставил, а портфель – шикарный черный, богатого вида «дипломат» – исчез. Я опустился на красный пластиковый лежак и закрыл глаза. Если бы похититель смог удержать «дипломат» у себя, да еще сумел бы его открыть…
Сосредоточиваться не хотелось: купание и солнце оказывали расслабляющее воздействие, и мне пришлось напрячься, превозмогая себя. Вор появился через пять минут – здоровенный парень с наглым лицом, на котором застыла гримаса испуга. Он не понимал, что с ним происходит и почему он вернулся, но инстинкт и прошлый опыт подсказывали – ничего хорошего ждать сейчас не приходится. Когда он поставил портфель и я его отпустил, он на секунду замешкался, ошалело тряся головой, а потом сорвался с места и, опрокидывая ничего не понимающих людей, бросился бежать.
– Чего это он? – удивился сосед справа – средних лет мужчина с могучим торсом. – Псих, что ли?
– Скорее всего. – У меня было еще много свободного времени, и я, установив тент, задремал в тени.
– Еще одно загадочное похищение! – пронзительный мальчишеский голос вернул меня к действительности. – Бесследно пропал из своей квартиры профессор Кристопер! Кто следующий?!
Я купил газету. Первая полоса пестрела броскими заголовками: «Зловещая загадка века!», «Куда исчезают известные ученые?», «Кому выгодна утечка мозгов?»
– Что вы думаете по этому поводу? – Сосед уже несколько минут заглядывал через плечо и наконец не выдержал.
– Что тут думать – как всегда, одни враки, чтобы поднять тираж.
– Вот как? – Он облизнул сухие губы. – А куда же, по-вашему, делся Кристопер?
Кристопером занимался Стас Малко, сейчас он находился во втором поселке и ждал эвакуации.
– Мало ли! Закатился с любовницей в Роганду или растратил казенные деньги, купил паспорт и живет припеваючи под чужой фамилией, а может…
– Бросьте, бросьте! – Собеседник протестующе поднял руку. – А остальные? Два физика, генетик, молекулярный биолог, химик – да вот здесь список… – Он ткнул пальцем в страницу. – Двадцать шесть человек! Они что, тоже в Роганде? Может, у них у всех любовная лихорадка?
– Ну, этого я не знаю. В мире ежедневно происходит столько событий, что, если сделать выборку по совпадающим признакам, у нас появится не меньше сотни необъяснимых загадок.
– Вот именно, – вмешался сосед слева – рыхлый толстяк, кожа которого обгорела до шелушения. – Обычное совпадение, на которое не стоило бы обращать внимания, да оно оказалось кое-кому на руку. Как же – наживка для дураков! Заглотнул – и пережевывай, а все остальное само собой отойдет на второй план! Вот, смотрите! – Он выхватил у меня из рук газету. – На последней странице мелким шрифтом, скромно: «Сообщение государственного астрономического общества. Необычный цвет солнца и его радужная оболочка не объяснены, но никакой опасности это явление представлять не может…» – Толстяк сардонически захохотал. – И это после месячной истерии: дурное предзнаменование, вселенская катастрофа, конец света! Как вам это нравится? Ясное дело – правительственный запрет! А чтобы отвлечь людей, сфабриковали сенсацию: исчезновение знаменитых ученых! А те небось сейчас на министерских дачах прохлаждаются!
– Не знаю, не знаю, – покачал головой сосед справа. – Только вот что. – Он наклонился поближе и понизил голос: – На моей улице тоже пропали двое – муж и жена. Про них-то, понятно, в газетах не пишут: люди маленькие, никому не интересные, не то что Кристопер! Но мы, соседи, знаем: жили – и нет их, а дом не заперт и вещи все на местах. Что вы на это скажете?
– А то, что мне наплевать! – брызнул слюной толстяк. – Я хочу знать: почему на этом чертовом солнце появилась эта чертовая корона?! И самое главное, что меня интересует, – буду я жить или сыграю в ящик?! Кто может мне ответить?!
Ответ знал только я и еще три человека. По крайней мере, в этом полушарии. По повышенной аффектации и надрыву в голосе чувствовалось, что толстяк пьян. Он смотрел жалкими глазами и явно ждал утешения. Его не волновала судьба цивилизации, да и вообще ничего, кроме собственной шкуры. Свинья. Терпеть не могу животных в человеческом обличье, и мне совершенно не хотелось его утешать. Да и вряд ли бы мой ответ его утешил.
– Обратитесь в астрологическое общество, – посоветовал я, собирая вещи. – И меньше пейте в жару, тогда не будет мерещиться всякое…
Дублер, как я и ожидал, не появился, оставаться на пляже больше не было смысла. Песок начал остывать, косые лучи солнца почти не давали загара, занятых лежаков заметно поубавилось – многие расходились по домам.
Четыре девушки продолжали перебрасываться ярким желто-зеленым мячом у самого края волнореза. Почти обнаженные, тонкие, гибкие, длинноногие. Если бы они вдруг свалились в море… Не здесь, где полно народа и сколько угодно спортивных парней, способных мигом превратить пустячную неприятность в повод для знакомства.
Мрачный пустынный берег, зловещие блики на днище перевернутой шлюпки, вода, безжалостно захлестывающая легкие, отчетливое ощущение неминуемой смерти, отчаяние последних мгновений…
Возникшая картина была плоской, двухцветной и, как всегда, дьявольски правдоподобной. Конечно, я бы вытащил всех четверых, но есть жестокое дополнительное условие: спасти можно только одну, больше не успеть, даже превратив кровь в пар и перервав мышцы. И твоя жизнь не козырь в этой игре – самопожертвование ничего не изменит. Они все одинаково далеко от берега, иначе все было бы просто – решал случай, слепой рок, судьба. Только одну! Которую? Ту, что громче кричит? Или ту, что сильнее колотит по воде? А может, ту, которую уже накрывают волны? Решай, и спасенная будет жить – молодая, красивая, привлекательная, – а остальные… Девушки смеялись, дурачились, не подозревая, что через секунду обольстительные тела трех из них начнут синеть и раздуваться, превращаясь в бесформенные резиноподобные трупы утопленников, погибших по моей вине.
Видеть этого я уже не мог и быстро пошел прочь, инстинктивно тряся головой, чтобы отогнать наваждение.
Но в чем состоит вина человека, поставленного обстоятельствами перед убийственной в своей простоте дилеммой: одна или никто? Останови я сейчас любого прохожего, растолкуй ему суть вопроса, он скажет: ерунда, шуточки подсознания, бросай пить, парень, и не увлекайся зеленым дымом, а в жизни такого не бывает! И останется только улыбнуться в ответ, если бы я еще умел улыбаться.
Дублер на связь не явился: может, струсил, а может, его нейтрализовали. Вопреки всем правилам, я три часа ждал его в кафе на набережной, чувствуя, что из меня вынули позвоночник, но все же на что-то надеясь. Сидел, как ни в чем не бывало, потягивал тягучую феру – отвратительное пойло типа пива, к которому за два года так и не смог привыкнуть.
– Вот ты где! – раздался за спиной женский голос. – Наконец-то я тебя нашла!
Я резко обернулся. Сзади стояла Клайда. В зеленом платье, туго облегающем ее стройную фигуру, она была похожа на ящерицу. Ящерица улыбалась и явно собиралась броситься мне на шею. Кто с ней – «тайники» или «спецы»? Сколько их? Да и где они?!
В полупустом зале явно никого из них не было. Да и тревоги я не чувствовал. Неужели это чистое совпадение?
– Как ты меня нашла? – Легким движением руки я остановил Клайду, которая уже распахнула объятия.
– …Я искала тебя по всему городу, ходила на старую квартиру, в магазин… Что там произошло? Все стекла выбиты, ленты, охрана… Это не из-за того урода в золотой маске?
– Я не знаю никакого урода. Тем более в маске…
Она бросила пронизывающий взгляд, кивнула.
– Я тоже. Потом стала обходить все места, где ты любишь бывать… «Золотой круг», «Купол», «Фиалка»… Все, откуда открывается красивый вид. Вот и сюда зашла уже третий раз…
От нее пахло предательством, но не тем предательством, которое меня сейчас интересовало, – личным предательством. Я убрал руку и позволил ей себя обнять. Гибкое теплое тело прижалось ко мне вплотную, ласковые руки обхватили шею.
– Куда ты пропал? Я измучилась, потеряла покой… А тут еще этот Тор лезет в окно своими щупальцами. Я три ночи не сплю, схожу с ума, без порции браски не могу заснуть…
Каменное сердце дальнего разведчика дрогнуло и размягчилось. Мне было приятно на нее смотреть, низкий чувственный голос обволакивал сознание и трогал затаенные в глубине души струнки, вызывая щемящую грусть.
– Ты же знаешь, как я тебя люблю, мне никто не нужен, я не могу жить без тебя…
Если бы это было правдой, все обстояло бы по-другому. Легче бы переносились оторванность от дома, иссушающие мозг нагрузки, тяжкое бремя решений, колоссальное нервное напряжение каждого дня. И я рассказал бы ей, что у меня убили товарища, даже двух, и меня могут убить в любой момент… Что рушится грандиозная программа спасения обитаемого разумного мира, в которой оказалась какая-то непонятная ошибка. Когда делишься проблемами с близким другом, они уменьшаются в размерах и переносить их становится легче. В старину это называлось «поплакаться в жилетку». Но я мог не только жаловаться Клайде на жизнь. Я мог сделать для нее больше, чем кто-нибудь на этой планете!
Клайда заказала две рюмки браски и опрокинула их одну за другой. Потом повторила и заказ и процедуру. Раньше она столько не пила!
– Я привязалась к тебе за это время…
Если бы это даже было полуправдой… Плевать бы мне было на многочисленных ищеек, филеров, агентов, сыщиков разных мастей и на все Специальное Бюро в целом. Конечно, я не смог бы полностью открыться ей, но знаю наверняка – было бы легче. Я перестал бы терзаться, метаться в кошмарных снах, исчезли бы эти проклятые, безжалостно обвиняющие двухцветные плоские картины. Я бы мог продуктивнее работать, прошла бы изнуряющая усталость, да и энергетический ресурс организма не снизился бы до предела…
– Я думал, что тебя арестовали, я ждал тебя возле работы и ходил домой, но это я не мог тебя найти, а не ты меня…
– Маргис Ку взял меня в Цветочные горы. В делегации. Мы жили там двое суток… Но между нами ничего не было…
– Конечно, конечно. – Я не смог сдержать саркастическую улыбку.
– А если даже и было?! – Спиртное оказало свое действие, и Клайда пошла в атаку. – Маргис Ку мой начальник, от него многое зависит. И он пообещал мне продвижение. И маленький домик в Безмолвной Роще!
Голос стал резким, напористым, требовательным. Она никогда так раньше не разговаривала. Может, оттого, что не напивалась при мне, может, потому, что поняла: по сравнению с могущественным начальником, неведомым мне Маргисом Ку, я казался ей совершенно малозначительным эпизодом в жизни, который уже подходит к концу.
– А ты даешь мне несколько монет, и все!
Мне стало жаль ее. Ей хуже, чем мне. Она опиралась только на браску. И была полностью зависима от обстоятельств.
– Правда, ты свозил меня в Роганду! Я очень довольна! – Клайда засмеялась. – Но что ты еще можешь?
– Защитить тебя от Тора, вот что! – рявкнул я.
Я знал, что этого говорить нельзя, и все же сказал.
– От Тора никто не спасет, – пьяно усмехнулась Клайда.
– Разве? А ты слышала про пропавших людей? Их как раз спасли я и мои товарищи!
– И где они теперь? – Клайда испытующе прищурилась, будто целилась.
– Большинство очень далеко, на другой планете, которой ничего не угрожает!
Женщина закатила глаза и жестом опять подозвала официанта.
– И что они там делают? Вот я тут сижу и пью! А что я буду делать там?
– Жить. Колонизировать и обживать другую планету. Практически такую же, как Навоя, но населенную лишь животными, которые не намного отличаются от ваших…
Официант принес заказ, и Клайда снова выпила, на этот раз одну порцию и медленно.
– Ты с ума сошел! Предлагаешь мне, вместо того, чтобы жить в свое удовольствие, как я привыкла – пахать на дикой планете? Мерзнуть в пещере у костра и носить шкуру какого-то неведомого зверя?!
– Да нет… Там есть поселки, есть дороги, словом, островок цивилизации создан. Его надо развивать. И там замечательный воздух и нет тех опасностей, которые подстерегают тебя здесь на каждом шагу.
Я чувствовал, что говорю ерунду: обреченные навойцы рвутся просто к жизни, а Клайда требует комфортабельную жизнь – с гардеробом одежды и запасом браски. И я ее еще уговариваю…
– Жизнь в свое удовольствие скоро закончится! Начнут гореть поля и леса, раскалится воздух, а потом все сгорит. Все сгорит, ты понимаешь?! И все сгорят! И ты в том числе!
– Через сколько это произойдет? – Презрительно сощурившись, она медленно отпила из второго стакана.
– Два, три года. По-вашему: пять-семь.
– Ого! А может, и все десять-пятнадцать… А может, все еще изменится к лучшему и Тор выздоровеет…
Я вздохнул и встал.
– Такое предложение делают один раз в жизни. И получает его один из миллиона. Тот, который чем-то заслужил это…
Я осекся. Вряд ли Соли Бел заслужила жизнь больше, чем Клайда…
– Решай сама. Или тебе нужно то, что я предложил, или нет!
Она сделала еще глоток, задумалась и вдруг радостно улыбнулась, как философ, опровергнувший, наконец, классический софизм.
– А знаешь, что я придумала? Лет через семь, если тут действительно станет совсем плохо, я, пожалуй, соглашусь! К тому времени на новом месте все обустроится, а ты станешь начальником и сможешь подобрать для меня теплое местечко… А сейчас поедем к тебе, я хочу поиграть! Ты знаешь, это у тебя прекрасно получается…
– Что ж, действительно хорошая мысль. – Я погладил ее за ухом, подозвал официанта и расплатился.
– Кажется, я напилась… Глостер, когда ты повезешь меня в Роганду? – спросила Клайда. – Ты же обещал!
Стало ясно, что последний наш разговор она забыла начисто, а скорей всего, и последнюю неделю своей жизни тоже. Но не больше.
– Знаешь что, а приходи ко мне, когда освободишься! – призывно улыбнулась она. – Я буду тебя ждать!
– Обязательно! – сказал я тоном, которым обычно говорят: «Не дождешься!» И быстро вышел на улицу. Больше всего мне сейчас хотелось оказаться где-то далеко-далеко отсюда. Может, даже на Земле… Хотя вряд ли там нас ждут.
– Сколько времени? – Дорогу заступил плюгавый человечек с незапоминающимся лицом. Кажется, пьяный.
– Пять.
До главной встречи целых три часа.
– Спасибо.
Мне не понравился его взгляд – слишком пристальный для случайного прохожего. Если пойдет следом…
Он ввалился в бар. Ничего не значит, мог передать меня напарнику. Вот подтянутый мужчина в строгой одежде. Почему он здесь стоит?
Я свернул за угол, вышел на прямой широкий проспект, смешался с толпой, незаметно огляделся. Так-так, ага, вот оно! Два парня, студенты в одинаковых спортивных маечках, кажется, я их уже видел… Кольцо сжимается? На подобный случай у меня обширный арсенал всяких приемов, но… Я прислушался к себе. Сейчас я не в состоянии воспользоваться ни одним из них. Остается самое примитивное.
Высокая арка, вымощенный кирпичом двор, узкая задняя калитка, глухая улочка, еще один проходняк, низкий деревянный штакетник… За мной никто не гнался. Это тоже ничего не значит: при квадратно-сетевом наблюдении исключена всякая беготня, крики, суматоха. Правда, метод сложный, дорогой, требующий большого количества высококвалифицированных сотрудников и потому применяется редко, только при охоте на очень крупную дичь. Но я, несомненно, считаюсь такой дичью.
Переулок круто поворачивал направо. Безлюдно, только в середине квартала, возле уютного старинного особняка, прогуливается женщина. Интересная, высокая, в глухом, отливающем красной медью шелковом балахоне от горла до щиколоток – последний крик моды. Что делать такой даме на пустынной окраине? Нет, это неспроста!
Поворачивать назад не имеет смысла, я только подобрался, прикидывая расстояние до массивной двустворчатой двери в чисто выбеленном фасаде. Сколько человек стоит за ней?
Когда мы поравнялись, дама ослепительно улыбнулась и резко распахнула балахон. Под ним ничего не было. Только тут я заметил у входа стыдный флажок – желтый треугольник на голубом фоне.
Это тоже могло быть инсценировкой, тщательно, до деталей продуманной и надлежаще обеспеченной…
Хватит, черт побери! Ты же сходишь с ума! Напуганный загнанный человечек, отчаянно спасающийся от воображаемых врагов, бесследно исчез. Я медленно приходил в себя. Эка куда меня занесло! Совершенно незнакомый район. Проклятье! Я повернул обратно.
Женщина неправильно расценила мои намерения и, призывно улыбаясь, пошла навстречу. Вполне приличный вид, гордая посадка головы, царственная походка. Никогда не подумаешь! Я вспомнил Клайду, и внутри все похолодело. Она опять раскрыла балахон, я выругался и перешел на другую сторону улицы. Пресса называет таких постельными животными, сетует, что их становится все больше и больше. Ничего удивительного – подобный промысел гораздо выгоднее серой, скучной, малооплачиваемой работы. К тому же позволяет обзавестись полезными связями, нужными знакомствами. А что касается этической стороны… Я обернулся.
По улице неторопливо шла блестящая дама, модная, строгая и неприступная. Одежда, конечно, в полном порядке, высокомерно вздернутый подбородок, безукоризненные манеры. На меня она взглянула холодно и презрительно, давая понять, что только невежда может бесцеремонно пялиться на незнакомую женщину. Именно такой знают ее родственники, соседи, друзья, поклонники, муж… Счастливцы, не гуляющие по окраинам и не умеющие читать чужие мысли! Двойная и тройная мораль – повседневная, парадно-выходная, для особых случаев – всегда представлялась мне самым отвратительным на свете, гораздо более мерзким, чем явный, неприкрытый порок. Особенно теперь…
Нет, так продолжаться не может! Сейчас опять навалятся тяжелые мысли, воспоминания, нахлынет тоска, апатия… Я привык чувствовать себя предателем, недаром за квартал обхожу детей: стоит зазеваться, и мигом появляется плоская картина с языками пламени, пенистыми волнами, паровозными колесами и отчаянно-умоляющим взглядом ребенка, в помощи которому ты отказываешь. Но, оказывается, быть преданным не менее тяжело.
Плюнуть и рвануть в Роганду, разом решив все проблемы! Все? Увы, только одну – ничего не опасаться: я невидимка, когда не делаю свое дело. А что до остального… Ни браска, ни зеленый дым не помогут, так уж по-дурацки я устроен. Вот если бы вытравить из себя разную чепуху – принципы, убеждения, долг, совесть. Но чем тогда я буду отличаться от несчастных постельных животных?
Смеркается. Время. Я направился к центру. Черное небо расцвечивали сполохи от протуберанцев обреченной звезды. Противоестественное зрелище внушало парализующий биологический ужас, возникающий где-то на клеточном уровне. Недаром так скакнуло количество потребляемого алкоголя, наркотиков. И самоубийств.
Душно, люди вокруг нервные и взвинченные, много пьяных. Самочувствие отвратительное, и, что самое скверное, нет уверенности в себе.
Поведение Т. в предстоящей ситуации моделировалось компьютерами по всем правилам теории игр. Это была особая фигура, чрезвычайной важности. Следовало нащупать варианты, дающие положительный эффект при любом, даже самом неблагоприятном раскладе. Но сделать это не удалось. Все зависело от меня, а я совершенно не готов к разговору.
Т. жил в старом многоквартирном доме, и, с трудом поднимаясь по пахнущей мочой крутой лестнице, я вспомнил те веселенькие коттеджи, которые строили в самых заповедных и живописных местах для высшей и первой категорий. Впрочем, иногда туда попадали и особо отличившиеся граждане второй категории. Такие, как, например, Клайда… Может, лечь на площадке и поспать пару часов? Да, мысли приходят одна глупей другой…
Перед высокой резной дверью с облупившейся краской я на секунду остановился и попытался настроиться нужным образом, на минуту мне даже показалось, что это удалось. Звонок тренькнул едва слышно, и тут же щелкнул замок. В дверном проеме стоял крупнейший философ планеты, специалист по логическим системам, автор сотен статей, десятков монографий и фундаментальных учебников, основоположник официально признанной доктрины о принципах этической допустимости. Когда-то он мог повести за собой весь народ, и тогда история Таго, а может, и всей Навои была бы совсем другой. Но он не стал ввязываться в политические игры и потому остался жив и продолжил заниматься наукой. А социальное развитие пошло не по широкой асфальтированной дороге, а по узкой, кривой, заросшей репейником тропинке. Впрочем, и дорога, и тропинка сошлись в одном месте: на пороге планетарной катастрофы…
И вот легендарный Т. передо мной. Маленький лысый человечек с нездоровым лицом обезьянки, в мешковатом, не очень свежем домашнем халате. Часто встречающееся несоответствие облика масштабу внутреннего мира творца всегда меня поражало, но сейчас поразило другое: Тобольган знал, кто я и зачем пришел.
– Вот вы какие, – медленно проговорил он, внимательно рассматривая меня холодным, пронизывающим взглядом. – Внешность истинная или результат трансформации?
Держался Тобольган очень уверенно и чувствовал себя хозяином положения: в кармане он тискал маленький, но достаточно мощный пистолет, из которого собирался, когда подойдет момент, выстрелить себе в голову.
– Что с вами? Неужели нервы? Не ожидал! Я представлял прищельцев начисто лишенными эмоций!
Пот у меня на лбу выступил от напряжения: удалив патрон из патронника, я так и не смог разрядить обойму. В подобном состоянии не следовало сюда приходить – дело могло принять скверный оборот.
– И неправильно. – Хорошо хоть голос оставался спокойным. – Эмоции у нас обычные. Можно войти?
Тобольган отступил в сторону. Любопытство в нем пересиливало страх. В первую очередь он оставался ученым, исследователем.
– И в другом вы ошибаетесь, – стараясь держаться как можно непринужденнее, я сел в кресло. – Нет у нас ни захватнических планов, ни своекорыстных устремлений. Про «мозговые лагеря» тоже чушь. Если бы не эта солнечная корона, мы бы вообще не появились – тут вы правы.
– Однако! Вы читаете мысли? Впрочем, чему удивляться – высшая цивилизация!
Я и не подозревал, что Великий Тобольган так пропитан сарказмом.
– Это трудно?
– Не очень, но требует колоссальных затрат нервной энергии. И по моральным соображениям допустимо только в строго ограниченных случаях.
– Сейчас как раз такой случай? – съязвил Тобольган.
– Да. Но чтобы это вас не угнетало, я предоставлю вам возможность заглянуть и под мою черепную коробку. Тогда вы быстрей все поймете и поверите, наконец, что никто не собирается вас похищать. И может быть, оставите в покое свой пистолет. Расслабьтесь!
Когда я окончил ментальную передачу, то ощутил, что иссяк окончательно. Тобольган сидел молча, не открывая глаз. Предстояло переварить очень многое, но раз он сумел вычислить даже мой приход, значит, подготовлен больше других, и ему будет легче понять все и сделать правильный вывод.
– Как называется ЭТО? – Последнее слово он выделил.
– Нарушение устойчивости ядерных реакций плазменного ядра звезды ЕН-17.
– Последствия?
– Вспышка сверхновой. Звезда взорвется, и вся ваша планетная система превратится в огненный шар с температурой в шесть миллионов градусов…
Тобольган мгновенно усваивал информацию.
– Сколько времени у нас в запасе?
– Это определяется многими факторами. От трех до пяти лет, может, чуть больше. Может, чуть меньше…
– И тут вмешиваетесь вы. Идея сама по себе прекрасна… Вы подыскали подходящую звездную систему и прекрасную планету, кстати, назвали вы ее, скорей всего, «Навоя-2»… Точно?!
Когда я кивнул, он несколько раз хлопнул в ладоши, аплодируя самому себе.
– Что ж, все это очень благородно… Но есть одна маленькая загвоздка…
Тобольган поднял указательный палец:
– Сколько человек вы успеете эвакуировать?
– Около пятидесяти тысяч.
Я уже понял, куда он клонит.
– Всего-то?! Но население Навои составляет полтора миллиарда!
– Лучше спасти часть, чем потерять целое. Я говорил уверенно, как будто этот вопрос не был самым больным в навойской проблеме.
– Часть! Целое! – раздраженно воскликнул он, подняв руки к небу, точнее, к высокому потолку, покрытому трещинами и желтыми пятнами. – Что вообще вы знаете о части и целом?
Тобольган быстро вышел на кухню и тут же вернулся, неся в руках два стакана, наполовину наполненных водой. Он со стуком поставил их на стол, так, что вода выплеснулась, и на старой выцветшей скатерти растеклись два неравных по размеру пятна.
– Этот стакан наполовину пуст, так?
Я машинально кивнул.
– А этот – наполовину полон, так?
Я снова кивнул. Мне очень хотелось спать. А еще сильнее хотелось закончить это дело. И не хотелось превращаться в подопытное лабораторное животное или бестолкового ученика.
– То есть стаканы равны?! – напористо спросил Тобольган.
И поскольку я промолчал, продолжил:
– А если равны части, значит, равны и целые…
Он перелил воду из одного стакана в другой, наполнив его до краев.
– Смотрите: пустое есть то же, что и полное! Так?!
На этот раз я молчал еще и потому, что был сбит с толку.
– Отвечайте! Ведь здесь все очевидно, и вещи простые: стаканы и вода. А вы беретесь судить о людях! И отбирать тех, кто взойдет на эшафот, а кто останется жить…
– Не мы этот эшафот построили. И палач не из нашей компании.
– Остроумно, – кивнул Тобольган. – Но не очень. Примитивная шутка. Как вы будете отбирать свои пятьдесят тысяч?
– Честно говоря, четкой методики у нас нет. Предложения были разные. Например, пропорционально численности отдельных групп населения, чтобы сохранить социальную структуру общества. Но так не вышло. Оказалось, что все отобранные – в основном второй категории, есть один первой, две третьей и ни одного четвертой…
– Должен сказать, что это единственное, что вы сделали относительно правильно, – сказал Тобольган. – Вторая категория – самые разумные, обучаемые и умеющие работать граждане. К «красной» подобраться практически невозможно, к «синей» тоже довольно проблематично. «Зеленые» не представляют ценности и не имеют перспектив в новом мире. А с «черными» ничего хорошего вообще не получится…
– А я считаю это ошибкой и собираюсь ее исправлять. Иначе нарушается структура общества.
– Какого общества? – Тобольган привстал, как сеттер, почуявший дичь.
– Не понимаю. – Я постарался произнести это как можно естественнее.
– Сейчас поймете! – Он встал и заходил по комнате. – Почему вы пришли за мной? Тут неподалеку живет мой коллега – Мейзон. Он бездарность, тупица, его труды – сплошная компиляция и плагиат, но он не меньше меня хочет жить. К тому же у него жена и трое детей. Кстати, ваши благодеяния распространяются на близких? Вот, видите! А я одинок! Почему же вы не хотите сохранить пропорции социальной структуры за счет этого бедняги?
– Вы знаете, что никто на Навое не может объяснить «феномен звездной короны»? – Я перешел в контратаку. – Потому что астрономия находится в зачаточном состоянии, об астрофизике и космогонии вы вообще не имеете понятия. В свое время Акоф начинал работу в этом направлении, но его объявили шарлатаном и бездарностью, лжеученым! А кто объявил? Шарлатаны, бездарности и лжеученые, занимающие в науке ключевые посты! На Навое-2 такое не должно повториться!
– Вот и ответ, – печально улыбнулся Тобольган. – Вы ставите целью не спасение навойской цивилизации, а создание новой. Улучшенной модели, преломленной через призму вашего понимания…
Об этом мы до хрипоты спорили со Стасом, Артуром и Гориком: дескать, нельзя менять курс развития навойской цивилизации, а тем более подменять его элементами земной. Но сейчас я не стал об этом вспоминать.
– А это плохо? Или нечего улучшать? Может, вы никогда не заглядывали под лакированные маски, скрывающие неравенство, разложение, упадок? А под золотые маски чудовищ, прячась под которыми чиновники высшего ранга пьют кровь своих рабов?
Он помолчал, наморщив огромный и без того морщинистый лоб.
– Что ж, к улучшению породы прибегают давно, правда, до сих пор ограничивались животноводством… Скажите, а там, у себя, вы уже преодолели все трудности, достигли вершин мудрости и знаете, какой должна быть Навоя-2? Словом, вы готовы к селекционной деятельности?
Я не удержался и вздохнул:
– Как вам сказать… Проблем хватает. И до вершин далеко: ведь с каждой достигнутой открывается следующая, еще более высокая. Но надо ли обладать абсолютом знаний, чтобы выбрать – дать сгореть разумной жизни или пересадить ее в безопасное место?
– Весь вопрос – как «пересадить»? Из ничтожной части кирпичей разрушаемого дома нельзя выстроить точно такое же здание! В лучшем случае – уменьшенную копию!
– Человеческое общество, в отличие от неживой природы, способно к разумному воспроизводству…
– А у вас есть право определять пути его развития?
– Боюсь, что нет!
Мне не хотелось тягаться с автором известных философских концепций, но выбора не было.
– Однако не всегда правильное решение – панацея. Безукоризненные построения могут быть полностью нежизнеспособными. У нас есть притча про осла, то есть скалера, который, оказавшись между одинаковыми стогами сена, логически обдумывал, с какого начать. Бедняга умер от голода! Извините за мрачную аналогию, но, надеюсь, вы не хотите, чтобы Навою постигла та же судьба?
– Гм! Скалер между равными стогами сена…
И разумеется, на одинаковом расстоянии… Интересно! Здесь, конечно, есть изъян, и сейчас я его найду…
Можно только удивляться быстроте, с которой переключался ход мыслей Тобольгана. Он оживился, порозовел, схватил карандаш и придвинул блокнот, но сработало какое-то невидимое реле, он опомнился и пришел в себя.
– Ладно, потом… – Он махнул рукой. – Но вы подменили тезис: бесспорно, цель у вас самая благородная, глупо спорить! Но каковы средства? Вы соберете талантливых ученых – и создадите элитарное общество! Впрочем, здесь еще есть объективные критерии. Конечно, чины, степени, звания и прочую мишуру в расчет принимать нельзя, но остаются способности, труды, достижения. А как быть с так называемыми «простыми людьми»? Рабочими, крестьянами, плотниками…
– Здесь тоже есть критерии. Общечеловеческие. Честность. Порядочность…
– Это довольно расплывчатые понятия, к тому же они постоянно меняются. Но, предположим, что выбрали их. Почему? Должна же быть какая-то логика отбора?
– Вы замечали, что благородные люди уязвимее трусов и приспособленцев? Ну-ка, ответьте: кто скорее бросится в пожар спасать ребенка или уступит место женщине в последней шлюпке? Вот то-то и оно! По-вашему, это логично? А на мой взгляд – жесточайшая несправедливость! Естественный отбор наоборот! Кому он на руку? Дуракам и иждивенцам. Лично мне не нравится, когда торжествуют такие особи. Логика отбора в том и состоит, чтобы поправить порочную закономерность!
– А вы не задумывались, что, если бы не способность к самопожертвованию, то герой ничем бы не отличался от труса? Лишить его этого свойства – значит уничтожить и нравственное превосходство!
– Странный взгляд на вещи.
– Отнюдь. Просто взгляд с другой стороны, и это естественно: любая жизненная позиция имеет две грани. Вопрос в том, какую выбрать.
– Мы снова вернулись к логике выбора?
– Не только. Скажите, кто принимает решение об эвакуации конкретного навойца? Я имею в виду окончательное решение.
– К великому сожалению, я.
– Вот даже как? – Тобольган развел руками. – Единолично?
Я промолчал. Он бил в самые уязвимые точки.
– Не слишком ли велика ответственность? И не боитесь ли вы ошибиться? Ведь как мы только что выяснили, четких представлений о том, кого спасать, а кого оставлять на погибель, у вас нет. Так, личные ощущения – симпатии, антипатии. Они годятся, чтобы выбрать себе подругу, и то вы оцените большую совокупность параметров: рост, цвет глаз и волос, объем груди, талии, бедер, овал лица, форму ног. А тут…
И грудь, и ноги тоже учитывались при отборе. По крайней мере, в двух случаях и одной попытке. Но я не стал говорить об этом.
Тобольган снова развел руками.
– Такой дилетантский подход к судьбам людей и будущему цивилизации мне, уж извините, непонятен!
Да. В таком состоянии не следовало сюда приходить. Впрочем, даже находясь в отличной форме, я бы не смог переиграть Тобольгана. Мы оба правы, каждый по-своему. И с точки зрения логики он прав более, чем я. На Земле тоже многие считали, что этичнее оставаться в стороне: в конце концов, мы не отвечаем за космические катаклизмы, а за вмешательство в развитие чужой цивилизации отвечать придется. Хотя бы перед собой. Но я не признаю такой логики. Да и остальные участники операции тоже. Хотя после последних событий я не могу с уверенностью сказать, что признают Артур и Стас, а чего они не признают.
Хозяин прошелся взад-вперед, привычно глянул в окно, зевнул.
– Да и вообще все это ерунда. И зачем я влез с вами в детскую дискуссию… У вас ко мне нет других дел?
Я был ошарашен. Философ вел себя так, будто пришельцы с других планет с предложениями жизни и смерти появляются у него каждую неделю. Ну, в крайнем случае, раз в месяц!
– Я вас не понимаю… Почему «ерунда»?
– Вы еще спрашиваете почему?
Тобольган мгновенно переключился, нагнулся, упершись кулаками в стол, как раз на мокрую скатерть, и уставил на меня прямой, как клинок, взгляд.
– Вы хоть интересовались, а что происходит на этой вашей… ферме? Как себя чувствует выращиваемое поголовье? Довольно ли оно? Не возникает ли трудностей в связи с разочарованиями некоторой части новоселов? Ведь разочарования и изменения намерений свойственны разумным существам. А ваши методы…
Он брезгливо вытер мокрые руки.
– Разве можно вот так, без всякой подготовки бросить инженера, электрика или ученого в дикий мир, где надо не жить, а выживать… Не хотят ли некоторые взять обратный билет? И как вы думаете с ними поступать?
– Гм… У нас нет таких сведений…
Я снова вспомнил Мони, которую хотел спасти, но вместо этого подставил под пули. Вспомнил Тери, которая волей случая осталась в живых. Вспомнил Горика и Клива, которые, выполняя спасательную миссию, совершенно неожиданно погибли… Благими намерениями вымощена дорога, ведущая в ад!
Может быть, так же обстоит дело и с остальными навойцами, которых мы вроде бы спасаем? Каково это – оказаться в чуждом, непривычном мире, в окружении незнакомых людей, оторванными от комфортного круга общения и привычных занятий? Да еще с задачей колонизировать эту чужую планету: строить поселки, дороги, энергетические станции, больницы, причем задача эта не на год или два, а на всю оставшуюся жизнь!
– Неужели вы даже не интересуетесь отобранным материалом?! – изумился Тобольган. – Для естествоиспытателя это крайне странно! Тем более в данном случае лабораторный материал – разумные существа!
– Да никакой я не естествоиспытатель! Я спасатель! Разве пожарники, вытаскивающие жильцов из горящего дома, интересуются их дальнейшими судьбами? – попытался слабо защититься я, чувствуя, что защита не убедительна. – Мы же предварительно беседуем с кандидатами, получаем их добровольное согласие…
– Чушь! – Философ выпрямился и махнул рукой. – Ведь когда испуганные люди, под зловещими лучами взбесившегося Тора, дают согласие на переселение, ими движет только одно сиюминутное желание – убраться отсюда! Но испытывают ли они действительное желание перебраться туда? И жить там всю жизнь?! Как они приживаются на новом месте? Ведь им приходится изменять привычный уклад, образ жизни, на них обрушивается психологический стресс, они сходят с ума…
– Откуда вы знаете то, что не знаю я, хотя именно я занимаюсь этой работой?
– Да оттуда, что я примеряю ситуацию на себя! Вот мой мир!
Он обвел рукой высокие стеллажи с книгами, занимавшие почти все пространство квартиры, потертый кожаный диван, стоящий у окна письменный стол.
– Я читаю эти книги, размышляю, сравниваю, сопоставляю, что-то додумываю, нахожу ошибки своих предшественников, прихожу к новым выводам, пишу и публикую статьи и книги… И все это происходит здесь, в четырех стенах: я валяюсь на диване, сижу за столом, иногда выхожу прогуляться – тогда и куда мне захочется. Это случается нечасто – я домосед. Продукты мне доставляют прямо домой, как члену Общественного совета при Комитете народной власти, мне даже разрешено иметь оружие! И у меня старинная княжеская фамилия, отличающаяся от нынешних кличек! Вся моя жизнь проходит в этой квартире! Но мои идеи выходят далеко за ее пределы: их обсуждает научная общественность, с ними соглашаются или спорят, обсуждают на научных конференциях и в политических дебатах. Когда-то раньше, довольно давно, я докладывал их на заседаниях Комитета… И вдруг завтра я должен буду преодолеть космические расстояния и оказаться в новом мире – огромном и пугающем! Там нельзя валяться на диване и просиживать дни за написанием научных трудов, там надо пилить лес и выкорчевывать пни для того, чтобы проложить нужную и важную дорогу…
– Ну почему обязательно корчевать пни…
Он махнул рукой.
– Неважно, это просто пример! Взрывать валуны, что-то там бетонировать, строить дома, делать что угодно, но только не то, что я делал десятки лет, к чему привык и от чего получаю удовлетворение! Возможно ли так резко и страшно изменить свою жизнь? Справлюсь ли я с этим? Хватит ли у меня физических и моральных сил? А главное: понравится ли мне новая работа? Могу с уверенностью сказать: нет, не понравится, я ее просто не вынесу! И скорей всего, запрошусь обратно – к своему уютному дивану и своим книгам. Но путь назад, естественно, закрыт. Значит, остается надорваться и умереть от непосильного труда и постоянного стресса!
– Но разве ежедневно видеть протуберанцы обреченной на взрыв звезды не есть постоянный стресс?
– Нет! Достаточно задернуть шторы, не выходить на улицу и оставаться в моей привычной и такой безопасной квартире!
– Позиция страуса…
– Что?
– У нас есть такая птица. Заметив опасность, она прячет голову в песок, и опасность для нее исчезает.
Тобольган хмыкнул, плюхнулся в свое кресло, свободно закинул ногу на ногу.
– Раз такая птица существует, значит, эта позиция не мешает ей выжить! – Он придвинул карандаш с блокнотом, открыл его и принялся что-то черкать.
– Просто страусов больше, чем опасностей. У вас все обстоит ровно наоборот…
Но философа уже не интересовали ни страусы, ни опасности, ни этот никчемный разговор. Он перенесся в свой мир, вернулся к любимой работе, окунувшись в нее с головой. И даже лицо его изменилось: он уже не был похож на обезьянку, – передо мной сидел мыслитель, со скоростью компьютера пропускающий через мозг тысячи мыслей в минуту.
– Скалер, одинаковое сено, одинаковое расстояние… – Он захлопнул блокнот, отбросил вместе с карандашом в сторону. – И задачка детская! Скалеру наплевать на логику – он начнет жрать из любого стога, как ему придет в голову, тут нет никаких закономерностей…
– Значит, вы отказываетесь? – На этот раз мой голос был хриплым и усталым.
– А что будет, если откажусь? – Тобольган снова сунул руку в карман.
– Ничего. Я встану и уйду. А вы забудете, о чем мы говорили.
– Забуду? Это, конечно, унизительно. Но с другой стороны – что интересного вы мне рассказали? Или просто такого, что следовало бы запомнить? Детские алогичные задачки, – забивать этим мусором голову просто глупо… Поймите, ваш принцип отбора никуда не годится!
– Почему?
– Да потому, что «талантливые ученые», извлеченные из привычной обстановки, вовсе не создадут элитарное общество в условиях освоения дикой планеты. Они просто вымрут! А те, кто жертвует собой ради других, ведь они неспособны бороться с дикими зверями или врагами! Вы взялись выполнять сложную задачу, не потрудившись даже составить хотя бы приблизительный план!
– Но почему?! – искренне возмутился я.
– Да потому, что люди не скалеры и не стаканы, в которые можно переливать воду! Вы сделали условно правильный отбор, но условность состоит в том, что вторая категория граждан должна будет выполнять грязную и тяжелую работу во имя туманного будущего…
– Я сам понял нашу ошибку. Мы отберем достаточное количество граждан четвертой категории.
– А это только усугубит вашу ошибку. – Тобольган безнадежно махнул рукой. – Потому что «черные», освободившись от строгой и жесткой государственной узды, уже не удовольствуются привычной ролью подсобных рабочих! Они сильнее, упорнее, с неразвитым сознанием, к тому же им нечего терять, поэтому они займут более теплые места, а рыть канавы и валить лес отправят тщательно отобранных вами ученых, врачей, изобретателей. Причем отобранных по лучшим душевным качествам: порядочных, с развитым чувством долга, способностью к самопожертвованию! Скорей всего, они даже не станут этому противиться. Хотя возможны некоторые эксцессы: массовые драки, убийства… Вы ведь не предусмотрели на этот случай армейские подразделения? Вот видите! А кто будет наводить порядок?
– Пожалуй, вы правы, спасибо. Я учту опасность четвертой категории…
– Они все опасны, – усмехнулся Тобольган. – На Навое жизнь идет по устоявшемуся порядку, за любые нарушения карает общая или тайная полиция. Но этот порядок невозможно перенести на Навою-2! А следовательно, некому пресекать кражи, грабежи, насилия и убийства! Вы уверены, что все, кого вы отобрали, будут добровольно соблюдать то, к чему никто не принуждает? Молчите? Вот то-то! Благостная картина, которую вы нарисовали, существует только в вашем воображении! А хотите, я расскажу, что в действительности сейчас происходит на этой вашей ферме?
– Ферма – не лучший термин для планеты, населяемой разумными существами.
– Готов за него извиниться! – Тобольган вежливо поклонился. – Извините великодушно!
– Ладно. Так что там, по-вашему, происходит?
Философ печально покивал.
– При отсутствии там «четвертой» категории, серьезных эксцессов, возможно, удастся избежать. Но! Между переселенцами возникают постоянные конфликты. Спорят из-за лучшего жилья, из-за более легкой работы, из-за общего раздражения и неудовлетворенности новыми условиями, – это раз! – Он загнул свой, лишенный ногтя, палец. – Многие передумали и хотят вернуться на Навою, некоторые обозлены и считают, что вы их умышленно обманули… Из-за этого возникают стрессы, депрессии, возможные последствия – драки и самоубийства… Это два! – Он загнул второй палец. – Так что никакого нового общества там нет – сплошной разброд и шатания, напряженная обстановка, неудовлетворенность… Это три! Ну, и очень много других подобных нюансов…
«А ведь, может, именно так и обстоит дело!» – подумал я.
– И конечно, я отклоняю ваше предложение! – подвел итог Тобольган. – Но если вам понадобится какая-либо помощь или совет – обращайтесь! Я всегда готов вам помочь!
– Большое спасибо, профессор. – Я провел ладонью перед морщинистым лицом Великого Логика. – Я обязательно воспользуюсь вашим любезным предложением!
– К сожалению, я не даю частных уроков, – покачал головой он. – Читайте мои труды, приходите на лекции в Философское общество…
– Обязательно! – заверил я.
И мы расстались, довольные друг другом.
Впрочем, я только делал вид, что доволен. Похоже, Тобольган был прав: тот новый мир, который мы так старательно строили, выстроен в детской песочнице!
Пошатываясь, я спустился с лестницы, за спиной хлопнула расшатанная дверь, и я с облегчением вдохнул свежий воздух. До Серпа было далеко, и, с учетом крайней усталости, я решил отправиться к Клайде. А может, так я обосновал свое глубоко запрятанное желание. Ночная улица была пустынной, и вряд ли кто-то мог увидеть, как вышедший из подъезда поздний прохожий вдруг исчез. Тем более никто не мог рассмотреть, как я взлетел и полетел к хорошо знакомому дому.