Глава 4
ИНЦИДЕНТ В ПУСТЫНЕ
Исламская Республика Иран. Пустыня Деште-Кевир
Центральный Иран — это сплошные бэдлэнды — «дурные земли». Полупустынные нагорья как-то незаметно переходят в совсем гиблое место — пустыню Деште-Кевир. Первые безжизненные «кевиры» — солончаки — появляются уже в полусотне километров от Тегерана, и несведущему человеку трудно бывает понять: он уже в преисподней или только на подступах к ней. Считается, что из всех разновидностей пустынь самые жуткие — солончаковые. Тысячекилометровое безжизненное и бессмысленное пространство. Если волею случая человек оказывается здесь, то очень скоро начинает ощущать себя незначительной песчинкой, точнее, крупинкой, потому что классические барханы встречаются здесь редко: пропеченная солнцем истрескавшаяся белесая глиняная корка или раскаленная черная галька с выпирающими из земли скалами — таков здешний основной инфернальный ландшафт.
Здесь постоянно дует ветер, гоняя песок то в одну, то в другую сторону. Если задуматься, то пустыни — это самые большие песочные часы в мире. Только отсчитывают они не секунды, не минуты, и не часы, а века… Деште-Кевир и не заметила, сколько вековых страниц перевернули ее песчинки, но богатый дворец успел превратиться в руины, некогда оживленные аулы давно занесло песком, пересохли соляные реки. Полная безжизненность, песок переходит в растрескавшуюся желтую, красную, коричневую землю, белые, как снег, пересохшие русла — если сфотографировать, то можно принять за суровый российский зимник.
Американский спутник видовой разведки «Лакросс» регулярно отсылает в Центр фотографии, и у дежурного оператора всегда возникает такая ассоциация. А каменистые горы серого и красного цветов напоминают лунный или марсианский пейзаж. Но уже несколько дней, как общий алгоритм безжизненности нарушен: в пустыне появились два огромных грузовика, джип, несколько палаток, буровая вышка… Радиолокационная антенна пятнадцатиметрового диаметра даже с трехсоткилометровой высоты различает десять человеческих фигурок.
Бурение идет в штатном режиме. Гудит дизель, вращая скрипящую колонну бурильных труб, на глубине со скрежетом вгрызается в почву алмазная коронка. Камран что-то поет внизу, у оборудования, а Махди озабоченно смотрит, как уходит вниз труба: скоро надо вынимать керн и ставить очередное звено… Он не думает ни о зимней России, ни тем более о Луне или Марсе. Для него все это одинаково далеко и неинтересно. Он думает о заработке и о следующей работе. Тут им обещали по пять миллионов риалов, такие деньги редко удается срубить… Правда, и работа тяжелая, особенно на невыносимой жаре… Солнцу еще далеко до зенита — только десять утра, а столбик термометра достиг сорока градусов по Цельсию и продолжает ползти вверх. В комбинезоне на раскаленной железной площадке очень трудно переносить жару…
А профессор Нилофер сидит в шезлонге, под тентом, в одних шортах и, почесывая волосатую грудь, пьет чай из армуды. Его помощники там же, и тоже пьют чай. Хотя, по большому счету, непонятно, кто чей помощник. Парвиз как-то накричал на профессора, да и Сохраб держится с ним… как с равным он держится, а не как со своим начальником!
Жару, конечно, можно перетерпеть, за такие деньги он готов поехать с профессором и в следующую точку — все лучше, чем опять идти на биржу труда… Но эти псы Реза и Аббас, вот они, стоят возле тента со своими автоматами, выслуживаются… У Резы вид благопристойный — худощавый, с аккуратно подстриженной остроконечной бородкой и узкими усиками — как в кино про мушкетеров. А Аббас похож на Кинг-Конга. Какая зверская рожа! Но, несмотря на внешние различия, звериная суть их одинакова. От обоих исходит отчетливо ощущаемая угроза — как от тигров, уже отведавших человечины… Аббас — значит жестокий, и его поведение полностью оправдывает имя. Вчера он пнул ногой тихого безответного Эхсана, который случайно оказался на пути, а затрещины раздает направо и налево. И Камрана хотел ударить, но тот парень тертый, даже в тюрьме сидел, схватился за нож, и Кинг-Конг опустил руку. Эта скотина боится только Парвиза с Сохрабом! И что интересно: самого профессора не боится, а его помощников опасается… Ничего не понятно!
Махди включил кернорватель. В двухстах метрах под землей из буровой головки выдвинулись острые ножи, теперь с каждым оборотом бурильных труб они подрезают цилиндрический столбик спрессованного грунта, набившегося в колонковую трубу. Через пять минут подрезка была закончена, Махди перегнулся через перила, скрестил руки и крикнул:
— Стоп!
Камран кивнул и выключил буровой станок. Наступила тишина. Махди закрепил подъемный крюк и снова махнул рукой, Камран запустил двигатель лебедки. Он работал гораздо тише, но труба медленно поползла из скважины вверх. Теперь начнется самая трудоемкая работа, всем пятерым придется вкалывать изо всех сил! Сивуш и Эхсан уже несут очередную трубу, а Масуд… Где Масуд? А, вот он — с лопатой и кувшином идет в сторону выгоревшего рыжего, усыпанного колючками, кустарника — там у них туалет. Неудачно выбрал время! Махди скривился.
— Смотри, остановились, значит, еще двадцать метров прошли, — сказал сидящий под тентом Парвиз. На самом деле его звали Абдулла уль-Хак, но очень ограниченный круг людей знал его под этим именем. Он был худощав, молод — моложе тридцати, с крючковатым носом и лихорадочным взглядом фанатика. В щетине на лице отблескивали седые волоски. На обнаженном торсе мягко обозначались мускулы.
— Хорошо, — кивнул Сохраб. Он был такого же возраста, такого же сложения и с такой же щетиной, только иссиня-черной. Настоящее имя у него тоже было другим — Амин Азам.
— Пойдем, посмотрим. А профессор изучит керн.
Нилофер пожал плечами.
— Я говорил и говорю: ценных минералов в нем не будет! И воду вы тоже не найдете!
Нилоферу под шестьдесят, он грузен, лыс, лицо окружает аккуратная седая бородка, на мясистом лице очки в тонкой металлической оправе и застывшее чувство неуверенности и дискомфорта: за письменным столом и справочниками он чувствует себя гораздо лучше, чем под палящим солнцем пустыни.
— Помогите! На помощь! — отчаянные крики неслись со стороны зарослей рыжей пустынной колючки.
Кричал Масуд. Он со всех ног бежал к вышке, и вначале было непонятно — что его гонит. Но через несколько секунд причина разъяснилась: из кустов вырвалось стремительное двухметровое серо-зеленое чудовище, которое явно преследовало несчастного рабочего. Огромный варан! Масуду надо было преодолеть метров сто пятьдесят, и он мчался со скоростью спринтера на олимпийских играх, но распластавшаяся по земле ящерица явно собиралась прийти к финишу первой. Дистанция быстро сокращалась, на половине пути серо-зеленая торпеда настигла цель. Огромные челюсти щелкнули, вырвав из ноги бегущего кусок мяса, Масуд издал вопль боли и ужаса, но продолжил бег, хотя сильно прихрамывал и оставлял сзади кровавый след. По логике развития событий, следующая атака должна была его прикончить. Но варан остановился, быстро выпуская из окровавленного рта раздвоенный змеиный язык, будто облизывался.
— Прогоните эту тварь! — приказал Парвиз.
Аббас уже держал автомат наготове и сразу же дал короткую очередь. Пули взметнули фонтанчики песка перед мордой рептилии, она нехотя развернулась и нехотя скрылась в зарослях.
— Почему же вы раньше не стреляли?! — с ужасом и негодованием спросил профессор.
— Охота на варанов запрещена, — спокойно пояснил Парвиз.
— Но он ранил нашего рабочего!
Парвиз развел руками.
— Что делать, животные не соблюдают законов!
В горячке Масуд почти добежал до вышки, но сил не хватило, и он упал метрах в тридцати. К нему бросились Эхсан и Сивуш, подошел Камран с аптечкой в руках, потом подоспел спустившийся с вышки Махди.
— Ничего страшного, сейчас мы его перевяжем, сделаем укол, и завтра он будет в полном порядке, — успокаивающе сказал Сохраб.
— Ничего подобного, уже к вечеру он будет мертв! — повысил голос профессор Нилофер. — В зубах у варана трупный яд съеденных животных. Он кусает жертву и ждет, пока она умрет. Несчастного надо срочно отправить в больницу!
Рабочие перевязали раненого и отнесли в тень, потом, сгрудившись, принялись что-то громко обсуждать, жестикулируя и бросая недобрые взгляды в сторону своих работодателей.
— В больницу? — переспросил Парвиз и перевел взгляд на своего напарника.
Потом оба посмотрели на возмущенных рабочих.
— Да, я этого требую! — гордо вскинул голову Нилофер.
— Так мы и сделаем! — кивнул Парвиз. И приказал: — Аббас, отвези беднягу в больницу и быстро возвращайся! Только застели салон, чтобы не запачкать!
— Хорошо, хозяин, — кивнул охранник.
Аббас сел за руль, раненого погрузили на заднее сиденье. Через несколько минут джип уже мчался в сторону шоссе.
— Все в порядке, ребята, его быстро поставят на ноги, — дружеским тоном обратился Парвиз к рабочим. — А теперь продолжайте трудиться — время не ждет, да и деньги тоже…
Инцидент был исчерпан.
Аббас вернулся уже через час. Рассказал, что на шоссе удачно встретил санитарную машину и перегрузил Масуда туда. Раненый чувствует себя хорошо и передал всем привет.
Чтобы освободить колонковую трубу от керна, приходится поднимать всю колонну труб, разбирать ее, а потом опускать обратно. Они провозились почти до вечера. Тем временем ветерок стих, воздух сгустился, навалилась непереносимая духота… Вместе с ветром пропали все шорохи и звуки. На горизонте появилось бурое облако. Оно быстро увеличивалось и превращалось в черно-багровую тучу. Профессор и специалисты сели в джип и захлопнули дверцы, туда же залез и Аббас.
— Песчаная буря, надо спрятаться! — крикнул Махди. — В палатку, быстро! Нет, в машину лучше!
Рабочие быстро спустились с вышки и направились к грузовикам, но путь им преградил Реза — худощавый охранник с мушкетерской бородкой и усами.
— Куда? Назад! За оборудование я отвечать буду?
— Да что с ним случится? — спросил Махди. — Вышка закреплена… Можно подумать — мы ее удержим…
— Тогда закройте моторы и все, что может забиться песком! — приказал Реза. — Ну, живо!
Эхсан и Сивуш бросились укутывать тентами моторы, лебедку, редукторы… А Махди и Камран, не обращая внимания на окрики, направились к грузовикам. Но кабины оказались заперты. Хотели залезть в крытый кузов, но сообразили, что открытая сторона развернута навстречу буре. Значит, туда беспрепятственно набьется песок, да и тент, скорее всего, сорвет…
Мимо них пробежал Реза, он отпер кабину, забрался внутрь, захлопнул за собой дверь и заперся. Махди постучал по гулкому железу, но тот показал через стекло автомат.
— Скотина! Давай, за мной! — Камран потащил товарища за собой. Они залезли под машину, спрятались за колесами, прижались спинами друг к другу, укутали лица рубашками. Махди видел, что Эхсан и Сивуш просто упали на землю, пытаясь руками поглубже вкопаться в песок. Ветер налетал резкими порывами, забивая острые песчинки в глаза, уши, нос и рот. Температура резко понизилась. От мельчайших частиц пыли, наполнивших воздух, стало темно…
«Плохо дело!» — подумал Махди. Он знал, что буря может насыпать над ними бархан, похоронив заживо, да так, что только вершина буровой вышки останется торчать наружу. И то не факт…
Но на этот раз им повезло. Тысячи тонн песка не засыпали их стоянку, ветер не опрокинул вышку, даже тент не сорвало и оборудование не вышло из строя. Основной удар бури прошел рядом, только краем зацепив людей, осмелившихся нарушить покой пустыни. Словно некто, огромный и могущественный, погрозил пальцем, предупреждая жалких людишек: знайте свое место! Ветер стих.
— Не пойму, — сказал Камран, сплевывая хрустящий на зубах песок и протирая глаза рукавом рубашки. — Эти охранники должны оберегать оборудование и нас защищать, а они как конвоиры в тюрьме… Масуда не спасли от варана, нас не пустили в машину, только следят, угрожают да бьют тех, кто не может дать отпор… И специалисты какие-то странные… С нами не разговаривают, не поймешь — то ли они профессору помогают, то ли он им… И что они ищут на такой глубине? Какую воду, для каких промышленных нужд? Разве тут где-нибудь есть вода? А если и есть, выкачивать ее как? Электроснабжения постоянного нет, а на моторы топлива не напасешься… Да и какие здесь нужды — нет же ничего в округе…
— Не знаю, — пожал плечами Махди. — Ко мне на бирже вот тот, горбоносый, Парвиз, подошел. А я сразу тебя позвал. Аванс-то они дали — по тысяче риалов… Может, для космодрома Семнан что-то ищут, оттого и все странности…
— Махди, где Семнан и где мы?! До него километров триста. А аванс… Что такое тысяча? Посмотрим, как остальное отдадут. Думаю, что Масуд ничего не получит!
— Почему?
— Да потому, что они с ним уже расплатились!
— Что ты имеешь в виду?
— Они сразу не хотели его никуда везти. А потом этот гад Аббас очень быстро вернулся. До шоссе десять километров, по песку надо полчаса ехать. И обратно полчаса. Когда он успел и санитарную машину найти, и перегрузить Масуда, и назад приехать?
— Ты думаешь…
— Убил он его и закопал! А может, так прямо и бросил. Шакалы да орлы обглодают, или тот же варан его найдет… Как бы и с нами так же не поступили!
— Смотри ты, действительно… — Махди помрачнел.
Над ними хлопнула дверь кабины, между колесами появились ноги охранника.
— Ну, чего разлеглись? Вам здесь не за отдых платят! — рявкнул Реза.
Они вылезли из-под машины. Эхсан и Сивуш раскопались — их все-таки присыпало песком, и теперь вытряхивали одежду. Аббас и хозяева вышли из джипа.
— За работу! А то брошу варану, он остался голодным! — рявкнул Аббас. И зловеще захохотал.
Через некоторое время снова ровно загудел мотор бурильного станка, а выключить его разрешили только поздним вечером. Измотанные до предела рабочие засыпали за ужином, правда, профессор сказал, что осталось уже немного. На ночлег устроились, как всегда — профессор с помощником в палатке, а рабочие в кузовах грузовиков.
Около двух часов ночи их разбудил Реза:
— Вставайте, надо разгрузить машину! — кричал он, расталкивая спящих.
— Какую машину?
— Что случилось?
— До утра потерпеть не можете?
В лагерь действительно въехал еще один грузовик с военными номерами и камуфлированным тентом. Он стоял у большой армейской палатки, которая все это время пустовала. Водитель оставался в кабине.
Подчиняясь командам и недовольно бурча, сонные рабочие принялись выгружать деревянные зеленые ящики, весом килограммов по двадцать каждый, и штабелем складывать их в палатке.
Стоящий в кузове Сивуш неловко подал очередной ящик, и Эхсан уронил его. Внимательно наблюдающие за процессом разгрузки Парвиз и Сохраб, как подкошенные, упали наземь, закрывая головы руками. Но тут же пришли в себя и вскочили.
— Ты, сын собаки, у тебя дырявые руки! — закричал Парвиз и принялся яростно избивать Эхсана. Обычно он был сдержан и никогда не позволял себе даже грубых слов. Вспышка гнева угасла так же внезапно, как и вспыхнула. Сплюнув, Парвиз отошел метров на сорок и сел на песок. Рядом сел Сохраб, и они начали озабоченно перешептываться.
Улучив момент, когда в палатке он остался один, Камран отщелкнул черные замки-«лягушки», приоткрыл крышку и, подсвечивая маленьким фонариком, который использовал, чтобы не наступить в темноте на змею, заглянул в очередной ящик… Он был набит чем-то, отдаленно похожим на мыло, каждый кусок в хрустящей влагонепроницаемой упаковке с крупной черной маркировкой: «С-4».
Сразу после разгрузки машина уехала, Махди так и не увидел, кто сидел в кабине. У входа в палатку устроился Реза с автоматом на коленях, а рабочие пошли досматривать свои сны. Но Камран не полез в кузов, а придержал товарища за руку:
— В ящиках взрывчатка! — возбужденно зашептал он. — Я сидел с одним парнем, он мне рассказывал про «С-4»… Ее здесь столько, что можно взорвать город!
— Шайтан! Но зачем она им нужна? — озаботился Махди.
— Не знаю зачем, — нервно озираясь, сказал Камран. — Но твердо знаю одно — мы попали в темную историю! И надо немедленно уносить ноги, если хотим выжить!
Махди понял, что товарищ прав: ждать больше нечего…
Деньги друзья всегда носили при себе, а небогатый скарб оставили — пусть Эхсан с Сивушем порадуются… Бесшумно отойдя от грузовиков, они растворились в темноте и быстрым шагом направились в сторону шоссе. Потом побежали. Песок подавался под ногами, они часто оскальзывались, иногда падали, оставляя за собой взрыхленную линию следов. С угольно-черного купола небес ярко светили крупные звезды и бледный, перевернутый рожками вверх, месяц. И хотя их призрачный свет не исключал опасности наступить на змею или повстречаться с оставшимся без ужина вараном, но этот риск казался меньшим, чем продолжение работы на буровой. Устав бежать, они остановились передохнуть. Махди обернулся. В сплошной темноте слабо мерцал далекий огонек — это аккумуляторный фонарь у палатки со взрывчаткой. Если повезет, то скоро и воспоминания о Парвизе и Аббасе станут такими же далекими, как эта лампочка…
Они снова побежали. Когда устали, перешли на шаг, то и дело оглядываясь. Но сзади расстилалась только беспросветно-черная южная ночь. Отдохнув, опять побежали. Такой марш-бросок длился два часа, впереди стали изредка промелькивать фары идущих по шоссе машин — значит, до цели остается не так много…
— Смотри! — обернувшись в очередной раз, воскликнул Махди. — За нами погоня!
Действительно, далеко в ночи появился свет фар и рыщущий луч ручного прожектора.
— Как же они нас хватились? — Махди выругался.
— Эхсан или Сивуш «стукнули», — сплюнул опытный Камран. — Бежим, шоссе уже рядом!
— Давай лучше спрячемся! — тяжело дыша, возразил Махди. — Я уже выдохся…
— Куда здесь спрячешься? Они же по следам идут! Видишь, прожектором светят…
— Да, точно…
Они снова бежали, но фары джипа быстро приближались. Впрочем, до шоссе тоже было рукой подать, когда проходила очередная машина, слышался шум мотора. Но ночью транспорта на этой трассе было немного, может, никто и не сможет прийти на помощь…
— Давай, давай, быстрее! — торопил Камран.
— Не могу, сил нет, — прохрипел Махди, с трудом переставляя ноги.
В этот момент их осветил прожектор преследователей. Сноп яркого света выхватил из темноты две неровные тени и тут же ударили автоматы. Трассы автоматных очередей красными штрихами потянулись от джипа к беглецам, как будто щупальца беспощадного чудовища.
Фьюить, фьюить, — негромко и вроде безобидно просвистели пули, подняв фонтанчики песка в метре от беглецов. Фьюить, фьюить!
Махди вскрикнул и упал.
— Что с тобой? — Камран кинулся к другу и попытался приподнять запрокинутую голову… Затылок Махди оказался мокрым, липким и горячим, на месте правого глаза зияла кровавая рана. Ясно было, что он мертв.
Снова безобидные посвисты, снова фонтанчики песка совсем рядом… «По мне, что ли?» — отстраненно удивился Камран, хотя понимал глупость промелькнувшего вопроса — естественно по нему!
Он отполз в сторону, вскочил на ноги и рывком бросился к шоссе, до которого оставалось не более двухсот метров. Стрельба прекратилась — то ли преследователи потеряли его из виду, то ли перезаряжались, то ли решили подъехать поближе…
Вот и спасительное шоссе! Перебежав асфальтовую ленту, Карим упал на щебеночный откос. Сердце колотилось, пытаясь выскочить из грудной клетки, он со свистом хватал ртом прохладный ночной воздух.
— Подними руки! — вдруг раздался окрик совсем рядом. — Встань на колени!
Кто это может быть?!
— Не стреляйте! Мне нужна помощь! — на одном дыхании выкрикнул Камран, выполняя команду. И только теперь заметил стоящий на обочине неподалеку автобус. Фары выпускали узкие ленточки света, которые практически не видны со стороны, зато нормально освещают дорогу. Такую светомаскировку применяет КСИР.
— Это ты в нас стрелял? — Из темноты вышли два человека с автоматами наперевес.
Различив в неверном свете луны повязки на лбу и черную форму, Камран понял, что его догадка оказалась верной.
— Нет, что вы! Это в меня стреляли! Моего товарища убили, он там лежит! — как можно искренней зачастил Камран: со «стражами» шутки плохи!
— Обыщи его! Если найдем оружие, расстреляем на месте! — жестко приказал тот, кто задал вопрос. Судя по властным интонациям, это был командир.
Передвинув автомат за спину, боец отработанными движениями ощупал задержанного, командир в это время держал его под прицелом. Потом оба посветили фонарями вокруг.
— Ничего нет! — разочарованно сказал боец. — Вот, только нож…
— Это ничего не значит! — возразил командир. — Мог выбросить на той стороне…
И тут, очевидно на свет фонарей, с джипа вновь начали стрелять. Как бы подтверждая правоту задержанного, над головами «стражей» засвистели пули.
— Огонь! — крикнул командир в темноту.
И тут же ночную темноту разорвали вспышки автоматов. Оказалось, что не меньше отделения «стражей» заняли позиции вдоль шоссе и сейчас обрушили всю свою огневую мощь на нападающих. Десятки огненных трасс протянулись в пустыню, стараясь нащупать цель. Огни фар мгновенно погасли.
«Может быть, накрыли?» — с надеждой подумал Камран.
Но нет!
— Уходят! — доложил командиру «страж», наблюдавший за боем в прибор ночного видения. — Кажется, одного достали…
Командир не очень любезно толкнул Камрана ногой.
— Кто там, в джипе? Почему они за тобой гнались?
— Похоже, бандиты… Они наняли нас бурить, вроде, воду искать…
— Почему «вроде»? — перебил командир. — Это официальная экспедиция, исламский университет прислал нам заявку и получил разрешение… Возглавляет поиски известный профессор!
— Нет, все не так! — замотал головой Камран. — Откуда у геологов автоматы? А сегодня им привезли целую машину взрывчатки «С-4»… Они убили Махди и, наверное, Масуда…
— «С-4»? — насторожился командир. — Это точно? Ты что, разбираешься во взрывчатке?
— Точно. Я видел маркировку!
От избытка адреналина Камрана била дрожь. Вокруг собрались «стражи» — человек десять или двенадцать.
— Ушли! Преследуем?
Командир взмахнул рукой.
— Никуда они от нас не денутся, утром возьмем. Через час рассветет. Али, вызывай подкрепление!
* * *
В ночной пустыне звуки разносятся далеко. Звуки перестрелки на шоссе донеслись до буровой. Приглушенные стокатто автоматных очередей не потревожили сон уставших рабочих и профессора, но для напряженно вслушивающихся в тишину «специалистов» прозвучали сиреной тревоги.
— Что будем делать? — напряженным тоном спросил Сохраб.
— А что остается, — наморщил лоб Парвиз. — Все уберем, заложим заряды, замаскируем скважину и уедем в другую сторону. Ну, и конечно, всех зачистим!
— Двое вышку не разберут, — покачал головой Сохраб.
— Почему двое? Заставим работать эту старую свинью. Может, ребята вернутся… Да и мы поможем, если понадобится… Главное, выполнить задачу!
В кабине грузовика они взяли автоматы, после чего пинками подняли рабочих.
— Вставайте, собаки, братья предателей! Живо поднять трубы! Мы уезжаем!
Эхсан и Сивуш были настолько шокированы столь ужасной трансформацией всегда корректных «специалистов», что безропотно залезли на вышку и при свете аккумуляторного фонаря запустили лебедку. Через несколько минут к ним присоединился профессор Нилофер, которого разбудили так же, как наемных рабочих, пригрозили автоматом и вдобавок разбили лицо, чтобы он лучше осознал изменение обстановки.
Через полчаса вернулся изрешеченный пулями джип. Реза лежал на сиденье с простреленной грудью, за рулем сидел Аббас, который не получил ни единой царапины.
— Там была засада! — возбужденно сообщил он. — Целый взвод, не меньше! Еле ушли…
— А что с этими? — нахмурился Парвиз.
— Одного прикончили, второй ушел…
— Это плохо…
— Так получилось.
— Это плохо, — повторил Парвиз. — Положи автомат и лезь на вышку, вынимай трубы!
— Что?!
— Не понял?!
Аббас привык бить других людей, пугать оружием и даже стрелять в них. Но сейчас, когда всегда сдержанный «специалист» прицелился в него самого и он ясно осознал, что через секунду прозвучат выстрелы, он понял, каково это — находиться по другую сторону автоматного ствола.
— Надо перевязать Резу, — сказал он, бросая оружие на песок.
— Это не твоя забота! Полезай на вышку! И помни — ты такой же, как они! Если что — получишь пулю!
Когда рассвело, скважина уже была освобождена и наемные рабочие, среди которых один имел докторскую степень, а другой — большой боевой опыт, сбитыми в кровь руками грузили буровые трубы в кузов грузовика.
— Успеем? — Сохраб посмотрел на часы.
— Другого выхода у нас нет, — без всяких эмоций ответил Парвиз, хотя оба они знали, что такой выход есть. Единственный выход, который существует для людей их профессии, когда они оказываются в тупике.
Почти все оборудование уже было погружено в грузовик, когда вдали показались клубы пыли. Поглядев в бинокль, Парвиз рассмотрел три бронетранспортера, несколько джипов и два грузовика, набитых вооруженными людьми.
— Ну, вот и все! — сказал он. — Нам не хватило нескольких часов, чтобы замести следы. И как всегда, из-за предательства.
— Ты прав, брат! — спокойно сказал Сохраб.
— Пойди, приготовь все, что надо, — Парвиз кивнул в сторону палатки, а сам направился к грузовику.
Четверо «наемных рабочих» с трудом затаскивали в кузов тяжеленный буровой станок. Метров с шести Парвиз дал короткую очередь. По тактике ближнего боя первой выводится из строя самая опасная цель, поэтому он прицелился в Аббаса. Кинг-Конг вскрикнул, но, в отличие от своего экранного собрата, сразу повалился на спину. Станок сорвался на него с края кузова и в лепешку раздробил грудную клетку.
Вторая очередь из трех пуль угодила в профессора — не потому, что он был опасней других, просто Парвизу так было удобней. Профессор не доставил хлопот и, не издав ни звука, послушно опустился на песок и тихо умер.
Третья очередь была пуль на десять и поразила Эхсана и Сивуша. Длина очереди обратно пропорциональна ее эффективности, поэтому оба были только ранены. Эхсан упал и жалобно заверещал, как заяц, а Сивуш развернулся и бросился бежать. Следуя тактике, Парвиз вначале дострелил в спину бегущего, потом закончил с кричащим. Аккуратно сделал четыре контрольных выстрела, потом заглянул в джип. Реза пришел в себя и встретился с ним глазами.
— Не обижайся, Реза, скоро встретимся, — сказал Парвиз и выстрелил ему в лоб. С сожалением осмотрел забрызганный кровью салон и захлопнул дверцу. Он не любил беспорядка. Огляделся по сторонам. Кажется, все. Машины приблизились, до них оставалось метров четыреста. Значит, несколько минут у них есть.
Он неспешно зашел в палатку. От штабеля зеленых ящиков три шнура вели к конденсаторной подрывной машинке. Возле нее сидел на коленях Сохраб с закрытыми глазами, методично раскачивался и что-то бормотал. Парвиз опустился рядом и тоже принялся молиться.
Бронетраспортеры, джипы и грузовики приблизились и взяли лагерь в кольцо. Крупнокалиберные пулеметы и десятки автоматных стволов тщательно искали цели, но не находили их — буровая как будто вымерла. Взвод «стражей» спешился и принялся прочесывать лагерь. Распластанные возле грузовика трупы ввели их в заблуждение, а труп в джипе опасное заблуждение укрепил.
Но через несколько минут Парвиз это заблуждение развеял в пыль, причем в буквальном смысле этого слова. Он нажал кнопку, и крик «Аллаху Акбар!» слился с грохотом взрыва колоссальной силы.
Спутник «Лакросс» с высоты двухсоткилометровой орбиты зафиксировал яркую вспышку и разлетающиеся в стороны броневики. Поисковые группы «Стражей исламской революции», выдвинувшиеся на розыск пропавших подразделений, обнаружили огромную воронку, искореженную буровую вышку, перевернутые броневики, сгоревшие джипы и много-много трупов. В сети Интернет появились фотографии и сообщение, что американский спутник зафиксировал взрыв на территории Ирана, по предположению экспертов, возможно, явившийся следствием чрезвычайного происшествия при транспортировке ракеты к космодрому Семнан. Власти Ирана данное сообщение никак не прокомментировали и факт взрыва не подтвердили. Но журналисты принялись проводить свои расследования и публиковать статьи о том, что произошло в пустыне Деште-Кевир.
* * *
Узергиль, Камры
Можно ли профессию журналиста приравнять к профессии официанта? Об этом Джавад никогда не задумывался. Он знал наиболее расхожее сравнение: дескать, первая древнейшая профессия — проституция, а вторая журналистика. Кроме обычной констатации, в таком сопоставлении проглядывались и некоторые параллели между этими занятиями, что конечно же не способствовало восхвалению пишущей братии.
Те, кто обучался не за деньги, знали и польский афоризм на эту тему: «Журналисты вовсе не интересуются известиями, которые сообщают, как официанты не имеют аппетита к блюдам, которые приносят…» Но Джавад, которого родственники собирались выучить на ветеринара, второго афоризма не знал. Да он бы ему и не понравился, ибо надо было ломать голову над смыслом. Ну да, официант пищу не готовит и подсунуть клиенту лапшу вместо жареного барашка у него вряд ли получится… Но при чем здесь журналист? Конечно, более развитый коллега мог бы объяснить: журналист накормит лапшой и убедит в том, что это седло барашка, но Джавада не интересовали чужие разъяснения, да и польские высказывания тоже. В Дагестане достаточно своих афоризмов. Джавад любил один из них: «Вовремя сделанный подхалимаж стоит двух высших образований». На восхваление заслуг начальства он и был заточен с самого начала, и это всегда окупалось.
В местный телеканал «Брульон» Джавада приняли год назад через двоюродного дядю по отцовской линии. Работа чистая, культурная и почетная: все время мелькаешь на экране, все тебя знают, здороваются на улице, хотят дружить. Это не разъезды по окотам овец или кастрациям баранов! В числе знакомых постепенно появляются всевозможные начальники, богатые и влиятельные люди, самолюбие которых приятно щекочет даже короткое появление в новостной программе… А потом стали поступать и специфические, но хорошо оплаченные заказы. Теперь Джавад регулярно снимал репортажи, гневно осуждающие жестокость правоохранительных органов, ущемляющих конституционные права мирных жителей.
Очередной заказ обрадовал: предстояло снять репортажи в трех населенных пунктах, где местные жители протестовали против беспредела федеральных сил. Немногословный, внушительного вида человек, пришедший в редакцию, вручил ему плотный конверт со стодолларовыми купюрами и пообещал, что Джавада пропустят по перекрытым для всех остальных дорогам. Какой куш незнакомец занес генеральному директору телеканала, Джаваду не известно. Да это его и не интересовало.
Уже в первой точке съемок, в Узергиле, Джавад заметил конкурентов — Русика с телеканала «Кавказ-Оригинал» и неизвестных ему операторов, похоже, из самой Москвы. Все они, по очереди, сняли воронку от взрыва на местном кладбище, нескольких мужчин с разбитыми лицами, матерей, возмущавшихся незаконным арестом молодых сыновей… Но главным героем репортажа, несомненно, стал глава Узергиля господин Гасанов. Вот он пытается успокоить жителей села, возмущенных беспределом силовиков, и призывает их разойтись по домам. Вот сокрушенно разводит руками:
— Что я могу сказать жителям? Они правы! — доверительно говорит он. И откровенно поясняет: — Весной приезжие войска как гусеницы уничтожают урожай абрикосов в наших садах, не давая им даже созреть. Летом ходят по пояс голыми, смущая наших женщин. Осенью оставляют селян без урожая хурмы. Зимой рубят плодовые деревья на дрова. Они здесь живут, здесь же гадят, да еще и людей терроризируют. На последней «зачистке» увезли скромного, хорошего парня — Дадаша Насруллаева — только потому, что их начальнику приглянулся компьютер Дадаша, а он не захотел его отдать. Так и увезли вместе с компьютером. Я обращаюсь к руководству республики и прошу защитить мирное население от произвола силовиков!
Господин Гасанов проникновенно посмотрел в телекамеру.
Отлично! Просто великолепно! Джавад подмигнул оператору, и они заспешили к ожидающей их машине: надо было поспеть на сельский сход в Камрах.
* * *
«Может, отменят этот проклятый сход?» — с тоской думал Саидбек, въезжая на своей «пятерке» в Камры по верхней дороге. Форменная полицейская фуражка давила сегодня не только на голову, но и на мозги — словно мишень на лбу нарисовали. Саидбек снял ее и бросил на заднее сиденье.
«Еще бы и китель этот снять… А лучше вообще сюда не ездить!»
Парадокс состоял в том, что начальник полиции его никогда бы не послал на столь рискованное задание. А если бы и послал, то он бы не поехал… Но отказать Наби Адамовичу — это одно, а Оловянному — совсем другое!
Белобрысый омоновец на посту у дороги приветственно кивнул. Этот отряд стоял здесь третий месяц, и многие бойцы знали участкового в лицо. Иногда, правда, машину все равно досматривали, но он не в обиде — служба есть служба. Вот и сейчас остановился, ожидая — не захотят ли проверить багажник?
— Ты куда собрался, да еще в форме? — удивленно спросил боец. — Жить надоело? Там сход сегодня. Лучше разворачивайся!
— Да мне на сход и надо, — тяжело вздохнул Саидбек.
— Ничего себе! — Боец присвистнул и махнул рукой. — Ну, проезжай… Удачи!
Белая «пятерка» заехала в Камры, проехала по пустой улице и решительно свернула в направлении магазина «Привет», возле которого обычно и проходили сходы жителей. Припарковав машину метров за триста, Саидбек взял с заднего сиденья фуражку и, не надевая ее, пошел дальше пешком. Отсюда было видно, что на дороге возле магазина уже собираются люди.
Саидбек подходил все ближе и ближе, невольно замедляя шаги. Когда он приблизился к толпе, на человека в форме стали обращать внимание. Вначале к нему повернулись несколько лиц, потом еще и еще… Саидбек ловил на себе изумленные и, мягко говоря, не очень доброжелательные взгляды. Ноги будто налились свинцом, и он с трудом их переставлял. Четверо, сидевших на корточках у стены дома, слева от дороги, парней поднялись и направились навстречу, расходясь и охватывая его полукольцом, словно волки добычу. Брюки заправлены в носки, под длинными куртками висели не очень старательно скрываемые автоматы. На угрюмых бородатых лицах было написано изумление: будто они увидели жирафа. Но изумление недоброе — судьба жирафа предрешена: сейчас его разорвут на куски! Двоих Саидбек узнал: их фотографии висели возле дежурной части на стенде разыскиваемых участников НВФ. У Саидбека спина покрылась холодным потом, он не знал, что же ему теперь делать. Бежать было поздно, и он просто остановился.
Неожиданно, откуда-то с противоположной стороны улицы, вынырнул невзрачный худощавый человечек и направился наперерез четверке «лесных». Он был в серой рубахе, черном жилете-безрукавке, черных вельветовых штанах и зеленой тюбетейке. Лица его Саидбек не рассмотрел. Человечек подошел к «лесным», что-то им сказал, и те, мгновенно потеряв интерес к участковому, развернулись и пошли обратно. Поравнявшись со своим спасителем, участковый узнал в нем муэдзина — помощника нового муллы. Саидбек видел его пару раз, когда тот призывал верующих на молитву, но как его зовут, не знал. Муэдзин поздоровался первым. Саидбек ответил.
— Я Сулейман, — представился он. — Хорошо, что наконец-то власть обратила на нас внимание!
— Здесь, в Камрах, власть в руках мечети, — ответил Саидбек, давая понять, что знает, с кем разговаривает.
— Истинная власть лишь у Аллаха! А полицейский — представитель законной власти. За полицией стоит закон, а за мечетью — мораль…
Саидбек ничего не ответил, лишь отвел глаза от пронизывающего взгляда собеседника. А тот сделал приглашающий жест в сторону забитой людьми площади, и Саидбеку ничего не оставалось, как продолжить свой путь. Они пошли рядом, разговаривая на ходу. Точнее — говорил один Сулейман:
— …и хорошо, когда человеку, на чьей стороне закон, не чужды и понятия морали, ибо вся власть от Аллаха, если, конечно, это настоящая власть…
Саидбек внимательно слушал. Что-то было в этом худом невысоком человеке такое, что заставляло слушать. Наверное, сила характера и искренняя вера в свою правоту.
— Старейшины Камров надеются, что ты именно такой человек, и хотят поговорить с тобой…
С краю толпы стояла небольшая группа стариков в папахах, их было человек пять-шесть.
— Это наш участковый, Саидбек, — представил Сулейман полицейского.
— Ассаляму алейкум! — растерянно поздоровался Саидбек, думая о том, откуда муэдзин знает его имя?
Метрах в двадцати справа, на склоне холма, Саидбек заметил корреспондентов — мужчину с телевизионной камерой на штативе и женщину в платке, с микрофоном в руке. Объектив телекамеры был направлен как раз в их сторону, красная лампочка индикатора записи тлела крохотным угольком. С другой стороны спешно подошла еще одна пара тележурналистов — Джавад с оператором. Они снимали крупные планы.
— То, что он пришел на наш сход, — хороший сигнал, — сказал об участковом в третьем лице один из старейшин. — До сих пор с нами никто даже разговаривать не хотел, теперь за столом переговоров каждый выскажется о своей болячке. Будем надеяться, что мы найдем общий язык…
— Местная власть советуется со старейшинами, а старейшины с местной властью, — надиктовывал в микрофон Джавад звуковой ряд к картинке. — Похоже, они хорошо понимают друг друга…
— Твое место в президиуме, — сказал Сулейман и повел участкового за собой. Толпа расступалась, и Саидбеку только и оставалось, что идти за муэдзином. Не оставаться же рядом со старейшинами застывшим истуканом в форме!
Импровизированная трибуна, на которой расположился президиум, представляла собой бетонную площадку для выезда из гаражей, возвышающуюся метра на полтора над дорогой. Смущенный Саидбек зашел на площадку и встал рядом с главой села — ему специально освободили там место. Отсюда был хорошо виден весь сход — человек пятьсот — семьсот. Мужчины стояли отдельной толпой, женщины — отдельной. Молодежь облюбовала крыши гаражей. Участковый осмотрелся. Вместе с ним на трибуне оказалось десять человек, среди которых была одна пожилая женщина в черном платке. Открыл сход глава муниципалитета — кряжистый мужчина лет сорока пяти в костюме с галстуком и золотистой каракулевой папахе.
— Сегодня в Узергильском районе проходит контртеррористическая операция, а завтра она придет к нам, — начал он. — Вы помните предыдущие КТО, которые нанесли жителям огромный ущерб. Были срублены плодовые деревья, растоптаны поля, бесконечные обыски, избиения наших братьев, уничтожение имущества и другие грубейшие нарушения закона. Никто нам тогда не помог, власть на наши просьбы тоже внимания не обратила. Чтобы завтра не повторилось то, что было тогда, мы требуем прекратить КТО! Мы требуем вывести войска и полицию из других областей! Убрать федеральные силы! У нас вполне достаточно своих полицейских сил!
Глава протянул руку и торжественно указал на Саидбека, как на сказочного богатыря. Участковый потупился.
Следующей выступила женщина в черном платке.
— Силовики придираются к бородам односельчан, — заявила она. — Где в законе написано, что мужчина должен ходить, как женщина, бритым? Нет такого закона! Наших мужчин просто провоцируют на конфликты, мы не должны на них поддаваться и должны защищать свои интересы в рамках закона!
Оператор записывал выигрышные кадры, а Джавад комментировал их:
— Несмотря на накал страстей и наболевшие проблемы, жители рассуждают здраво и главное — законопослушно! Никто не призывает нарушать закон, наоборот, все хотят его соблюдения! Однако эмоции никуда не денешь — слишком настрадались наши люди за долгие годы беспредела…
Действительно, выступающие говорили все громче, с надрывом, эмоции передавались толпе, постепенно разжигая страсти и накаляя атмосферу схода.
— Правильно! Долой федералов! — раздавались крики. — Долой чужих военных!
Саидбек тоже попал под гипнотическое влияние схода.
«Правильно говорят! — думал он. — Зачем нам прикомандированные ОМОНы? Зачем федеральные силы? Мы что, сами порядок не наведем?»
Он чувствовал себя частью толпы и готов был идти вместе с ней, если кто-то поведет их за собой. На какие-либо индивидуальные действия он не был настроен, тем неожиданнее прозвучали слова главы муниципалитета:
— Слово предоставляется нашему участковому, младшему лейтенанту Саидбеку Бекбулатову!
Его снова бросило в пот. Сотни пар глаз смотрели на Саидбека и десятки объективов: журналисты подошли ближе, телекамеры снимали в упор, защелкали фотоаппараты и камеры мобильных телефонов. Саидбек никогда не был публичным человеком и теперь вконец растерялся. Но назад пути не было. Для солидности он надел фуражку, которую до этого держал в руках.
— Мы, местная полиция… Мы знаем местный менталитет, традиции и сами хорошо справляемся со своей работой. Нам помощники не нужны! — Он с трудом выдавливал из себя слова, и они казались ему убогими и неловкими. И голос был словно чужой.
Но толпа одобрительно загудела. Раздались крики:
— Молодец, участковый! Правду сказал, не побоялся!
Саидбек находился в столь сильном душевном волнении, что с трудом воспринимал происходящее. Как будто это была не явь, а сон. Вокруг выступали другие ораторы, подходили какие-то люди, жали ему руку, хвалили…
— Предлагаю принять резолюцию в адрес Законодательного собрания республики с просьбой остановить беспредел военных! — предложил, наконец, сельский глава. — Кто «за»?
Взметнулся лес рук.
— Правильно! Верно! Так и надо! Давно пора!
— А чтобы лучше услышали — перекрыть дорогу! — выкрикнул кто-то. И этот призыв мгновенно подхватили в разных местах площади.
— Правильно, дорогу перекроем! Пошли на дорогу!
Застоявшаяся толпа стронулась с места. Кое-кто шел домой, но основная масса двинулась к трассе на Шамилькалу.
Саидбек вернулся к своей машине, по привычке заглянул под днище и сел за руль. Только теперь, отойдя от общего психоза толпы и несколько остыв от происходящего, он понял, что вслепую исполнил роль по тщательно разработанному кем-то сценарию. По верхней дороге он выехал на трассу и успел проскочить до ее перекрытия.
Вернувшись в отдел, Саидбек сразу направился к начальнику:
— Наби Адамович, я сейчас был на сходе в Камрах! — с порога сообщил он. — Выступал, призывал толпу к порядку… Только они все равно пошли трассу перекрывать… И письмо руководству напишут…
— На сход ходил? В форме?! Выступал?! Ну, ты отчаянный! — изумился Наби Адамович. — Я сейчас в МВД доложу, а ты здесь сиди — вдруг они уточнить захотят!
Майор набрал номер заместителя начальника МВД республики.
— Здравия желаю, товарищ полковник, это Османов! — бодро доложил он. — Мы провели спецмероприятие на сходе в Камрах и установили, что жители будут писать письмо руководству республики с требованием снять режим КТО. А пока перекроют дорогу! Да. Так точно! Мой участковый лично там был, выступал, призывал к порядку… Есть поощрить! Спасибо, товарищ полковник!
Закончив разговор, начальник положил трубку и довольно взглянул на Саидбека:
— Хвалят нас с тобой! За смелость, принципиальность и инициативу… Я тебя поощрю своими правами, да и меня, сказали, не забудут…
— Спасибо, товарищ майор, — не по уставу ответил Саидбек. Он так устал и перенервничал, что плохо соображал. Майор это заметил.
— Иди домой, Саидбек, отдохни! — по-отечески сказал он и снова взялся за телефон.
* * *
Дагестан. Камры
В этот раз Оловянный приехал в Камры специально к матери. В Махачкале он купил рахат-лукум — ее излюбленное лакомство, которое в сельский магазин не завозили. Черный джип «Чероки» остановился возле школы. У младших классов занятия уже закончились, и ватага ребятни с криками носилась по футбольному полю, поднимая клубы пыли…
Эта пыль, как пелена времени, застелила прищуренные волчьи глаза. Это он, босоногий двенадцатилетний Руслан, упоенно гоняет мяч вместе с шумными пацанами, и выжженная трава колет огрубелые подошвы. Здесь интересней, чем на скучном уроке… Ни он, ни другие игроки домой не торопятся, да и что дома интересного? Пас, Аваз! Бей по воротам, Бейбут! Пока у них еще нет кличек, нет оружия, нет денег, на руках нет крови… Морщит и подрагивает пелена времени, перескакивают года, меняются картинки… Вот пятнадцатилетний Руслан носит воду и колет дрова бездетному дедушке Казбеку, а тот улыбается ему грустной благодарной улыбкой… Шестнадцатилетний Руслан на первой тренировке, старшие бьют по мешку, и гулкие хлесткие удары разносятся под низким, в многочисленных пятнах потолком, а он мечтает, что когда-нибудь так же ловко научится бить врагов… А вот семнадцатилетний Руслан едет на свою первую «стрелку», лаская рукой старенький «Вальтер» под рубашкой…
Амир Камринского джамаата недовольно потряс головой и провел рукой по глазам, разгоняя пелену воспоминаний: что толку в них — это следы былого, а жить надо будущим, только слабаки купаются в волнах прошлой жизни…
— Я недолго, ждите здесь, — сказал он Мусе. Тот кивнул. Абрикос и Сапер тоже кивнули, хотя к ним командир не обращался.
Оловянный неспешно двинулся вверх по узкой, пыльной, но родной, пахнущей детством, улочке. К дому матери он всегда подходил пешком. Не потому, что опасался засады — он точно знал, что в селе нет ни одного чужака, да и в окрестностях не замечено ничего подозрительного. И не потому, что на изогнутой улочке машине невозможно развернуться и она полностью закупорит проезд — Муса и задом выедет из любого лабиринта, а кому очень нужно, обойдут, прижавшись к забору. Просто такая привычка выработалась с давних времен. Тогда он еще не был амиром и не носил громкое прозвище, а бегал в бригаде Большого Камала под рядовым погонялом «Шустрый», и его, конечно, никто не предупредил об участковом, поджидавшим в доме матери.
Кто знает, как бы сложилась судьба «Шустрого», если бы тогда он загремел в тюрьму… Но спасла звериная интуиция: он перескочил через низенький штакетник дедушки Казбека, перелез через глинобитный забор Казихана, выскочил на околицу, нырнул в заросший овраг и скрылся. Конечно, когда спасаешься бегством, то теряешь лицо, но позже Оловянный смыл свой позор кровью. Не своей, конечно, — того участкового: подкараулил возле дома и убил выстрелом в голову. Это был один из первых его трупов…
Сейчас, неспешно проходя двести метров немощеной дороги, он снимал шкуру Оловянного, отрешался от джихада, от задач джамаата, от планов налетов, взрывов и убийств, превращаясь в послушного сына Руслана, который возвращается в мир своего детства.
— Руслан, Русланчик! — кинулась к забору полная женщина с выбившимися из-под платка седыми волосами. — Салям алейкум, Руслан! Храни тебя Аллах! Без твоего зерна мои куры бы передохли!
— Алейкум салям, Гулизар Камаловна! Как я мог допустить такой грех! Мы должны помогать друг другу!
Женщина улыбалась во весь рот, показывая золотые зубы. Она тоже помогала ему: как-то в ее погребе три недели держали заложника — подвалы у Абрикоса и Сапера были заняты, а мать категорически запрещала привозить похищенных к себе. Вот тетушка Гулизар и выручила!
Вежливо здороваясь с соседями, он подошел к родительскому дому, толкнул нижнюю калитку и сразу увидел вешающую белье Зарему. Молодец, хорошо помогает матери, и он ей щедро платит — на зарплату уборщицы участковой больницы не проживешь, тем более без мужа. Но Магомед уже заканчивает подготовку, и после первого боевого испытания сможет ее навещать. Если, конечно, джихад не возьмет его жизнь… Но на то есть воля Аллаха!
Увидев Оловянного, Зарема забежала в дом, спешно попрощалась с хозяйкой и почти сразу же выскочила обратно, держа на руках спящего сына. После пропажи мужа она избегала Оловянного, понимая, что это он все и подстроил: познакомил Магомеда с Абрикосом и втравил его в свой джихад! Правда, деньги, которые он регулярно оставлял для нее, брала. А куда деваться?
Оловянный делал вид, что ничего не происходит: улыбнулся, кивнул… Но Зарема не хотела слушать его лживые слова и лицемерные вопросы о житье-бытье. Поэтому быстро вышла через верхнюю калитку. Руслан, прищурившись, смотрел ей вслед. «Люди неблагодарны и не ценят добра, — думал он. — Ну, и шайтан с тобой!»
Мать медленно вышла навстречу. Руки у нее дрожали, казалось, что она стала быстро стариться, и тоски в выцветших глазах прибавилось, но улыбка омолаживала морщинистое лицо. Руслан подошел, обнял, прижал к себе сухонькое легкое тело.
— Наконец я тебя дождалась, Русланчик! Рада, что ты жив и здоров. По телевизору тебя показывали, говорили, что ищут…
— Не верь, баба, это враги придумывают…
Она отстранилась, посмотрела внимательно в глаза.
— Сегодня Забия приходила, привет от Меседу принесла, сказала, у нее все хорошо… Только скажи, Руслан, почему твоя жена у чужих людей живет? То у одной подруги, то у другой?
— От врагов прячется, баба. Мои враги — это и ее враги!
Саида Омаровна горестно вздохнула.
— Забия сказала, у них на въезде в поселок милицию поставили… Не нашу, приезжую…
— Знаю. Постоянный пост кафиров.
— Зачем делить людей на хороших и плохих? Этот новый имам призывает убивать муртадов и кафиров, но ведь раньше никогда такого не было! И молитвы были другими, и люди все одинаковые… И никто не стрелял и не взрывал друг друга…
— Были другие времена и другая жизнь, баба. А сейчас все изменилось. Мы установим другой порядок, и все будут счастливы!
— Я счастлива, когда вижу тебя, и никакой другой порядок мне не нужен! Мне нужно спокойствие в семье… Когда же вы меня внуками порадуете?
— Порадуешь здесь внуками… Сама же говоришь — пост там выставили, как я пройду к Меседу? — улыбнулся Руслан.
— Все шутишь… Береги себя, сынок… Чувствую я, добром все это не кончится! — как-то особенно сказала мать, и в ее глазах заблестели слезы.
— Все будет хорошо, баба. Что тебе прислать?
— Ничего не надо, все есть… Тут тебя уже неделю Расул дожидается, хочет просьбу сделать. Ты ему помоги…
— Конечно, баба! Пусть хранит тебя Аллах!
Выйдя на улицу, Оловянный увидел, что Расул — его двадцатилетний троюродный брат по линии матери — терпеливо ожидает у калитки.
«Не знаю, чей он посланник, но уж точно не Аллаха!» — подумал Оловянный. Расул был тщедушным и с задержкой в умственном развитии, что, впрочем, не мешало ему исполнять мелкие поручения джамаата. Тем более что ко всем поручениям он относился очень ответственно.
Дальше по улице, метрах в двадцати в сторону кладбища, переминался с ноги на ногу незнакомый молодой человек. Оловянный привычно просветил его сканирующим взглядом. Худощавый, с усами и небольшой черной бородкой, сросшейся с бакенбардами. Одет в белую футболку, синее спортивное трико с надписью «Адидас», кроссовки, на голове синяя кепка с длинным козырьком. Он явно пришел вместе с Расулом.
— Что привело тебя ко мне, брат мой? — подчеркнуто вежливо спросил Оловянный родственника после традиционного мусульманского приветствия.
— Хороший человек хочет с тобой разговаривать, — ответил Расул.
— Хороший, говоришь?
— Да, — закивал троюродный брат. — Он родом из Ашильты, помогал нам, груши приносил… Отец сказал: можно его к тебе привести. Его Махмудом зовут.
— Хорошо, Расул, иди домой! — Оловянный поощрительно похлопал родственника по плечу, дал сторублевку, и тот, счастливый, вприпрыжку убежал.
— Махмуд! — Оловянный махнул рукой.
Незнакомец подошел быстрым шагом и почтительно поприветствовал Руслана.
— Зачем пожаловал, Махмуд? — спросил Оловянный. — У меня мало времени, люди ждут… Так что говорить будем прямо здесь.
— Я от имени отца своего просить пришел… Он с дядей твоим в хороших отношениях. Отец в районе Ахульго, возле трассы сеть магазинов построил, станцию техобслуживания…
— А, это недалеко от зиярата? Знаю это место, и отца твоего, Вагаба, знаю…
— Да, — кивнул Махмуд. — Но приезжали люди из треста дорожного строительства, с проверкой… Оказывается, слишком близко к дороге построили, оказывается, по закону так нельзя. Отец очень грубо с ними говорил, тогда те представились, что они люди Абдулазиза Абубакарова…
— «Бульдозера»? — усмехнулся Оловянный. Вся республика знала неукротимого директора Доршосстроя, не зря у него такое прозвище. Да и Вагаб — человек дерзкий и упертый. — Ну, и что дальше было?
Махмуд печально развел руками.
— Отец их послал. Потом нам люди передали: «Бульдозер» пошел на принцип, сказал, что все разрушит принципиально. И никаких подходов не примет: ни денег, ни подарков, ничего…
«Два бульдозера сошлись на ровном месте, — подумал Оловянный. — Или два дурака…»
— Отец подошел к твоему дяде, попросил помощи в замирении. Мэр два-три раза обращался к «Бульдозеру». Тот отвечал, что, при всем уважении, любой вопрос поможет, кроме этого. Потому что тут его честь задета, отец к нему неуважение проявил, а это принципиально для него. А вчера нам домой судебное решение из Москвы принесли о сносе всех строений…
— Дяде, говоришь, «Бульдозер» отказал? — Лицо Оловянного стало металлическим.
— Несколько раз отказал, — подтвердил Махмуд и выжидающе посмотрел на Оловянного. Взгляд этот выражал последнюю надежду.
— Хорошо, Махмуд… Можешь передать своему отцу — я решу этот вопрос! Но не из-за него, ему не надо дерзить людям и оскорблять их. Из-за дяди! Никто не смеет отказывать Великому Гаруну!
— Я все передам. — Махмуд почтительно склонил голову. — Очень благодарны будем!
— Конечно, будете! — сказал Оловянный и, не прощаясь, пошел к ожидающей его машине.
— Русланчик! — Тетушка Гулизар, делая руками какие-то знаки, подбежала к забору. — Тут участковый ходил, — прошептала она, оглядываясь. — Остерегись, мой мальчик!
— Спасибо. Только мне бояться нечего, у меня совесть чиста, — ответил он.
Когда Оловянный уже почти спустился к школе, его окликнул запыхавшийся Расул.
— Отец сказал, тебя участковый спрашивал! — возбужденно сообщил троюродный брат. — И он до сих пор не уехал…
— Спасибо, брат, — Оловянный пожал ему руку.
Саидбек действительно никуда не уехал из села. Он ходил у школьного стадиона, описывая круг за кругом вокруг черного джипа. Увидев Руслана, лейтенант бросился навстречу, как будто встретил долгожданного родственника. Он был в штатской одежде: белая соломенная шляпа, желтая шведка, черные штаны, черные босоножки, черные запыленные носки.
— Я разговор начальника подслушал! — наскоро поздоровавшись, выпалил он. — Кажется, сегодня по селу рейд будет… Точно не знаю, но скорей всего… Если ошибся, то я не виноват… Лучше зря крикнуть: «Волки!», чем они сожрут отару…
— Хорошо, Бек, не волнуйся, — улыбнулся Оловянный. — К тебе претензий нет! Ты молодец, на сходе хорошо выступил!
— Эй… М-мм… — В багажнике джипа раздались сдавленные крики и удары по железу…
— Что это? — насторожился Саидбек.
— Ничего, — Оловянный успокаивающе похлопал его по плечу. — Барашка везем.
И хотя барашки не издают человеческих звуков и не бьют в стенки, Саидбек сделал вид, что поверил. Спешно попрощавшись, он пошел прочь.
— Чего хотел этот муртад? — презрительно спросил Абрикос, когда командир сел в машину.
— Сказал, что сегодня рейд будет.
— А то мы не знали! — засмеялся Муса. — Мне позвонили, как только кафиры в тоннель заехали!
— Мы все знали, но от этого услуга не потеряла ценность, — сказал Руслан. — Давай, поехали! Да успокойте там этого козла!
Сапер повернулся к багажнику и рявкнул что-то угрожающее. Звуки смолкли.
— Куда его повезем? — спросил Муса.
— К Депутату, — сказал Руслан. — У него все свободно. А выкуп на днях пришлют.
Джип развернулся и через полсотни метров обогнал участкового. Тот медленно шел по пыльной дороге, глядя себе под ноги и тяжело задумавшись. Он чувствовал себя так, будто его изваляли в бараньем говне. В голове стоял шум: будто в сознании спорили два разных человека.
«Как же так, Саидбек, ты власть, а бандиты тебя используют как хотят… У тебя на глазах заложника везут и даже не скрываются… А ты их слушаешь и под козырек берешь… Не надо было брать их проклятые доллары… Но деньги-то нужны. И потом, если с ними не дружить, то в живых не останешься…»
Оба они были правы, но легче от этого не становилось.
— Не нравится мне что-то этот муртад, — сказал Абрикос. — Ты с ним по-хорошему, денег дал, а он вместо того, чтобы радоваться, рожу кривит…
— Зачем нам его радость? — пожал плечами Оловянный. — Пока полезен — пусть живет и с хмурой рожей… А будет мешать, так и хохот его не спасет…
— Тоже правильно, — кивнул Абрикос.
Из Камров можно было выехать по двум дорогам. Верхняя вела к тоннелю и дальше, на Махачкалу, но они поехали по нижней и вскоре увидели двухэтажный, из красного итальянского кирпича дом Депутата. Он стоял обособленно, на склоне, между рекой и селом, возвышаясь над абрикосовыми садами на террасах, как неприступный замок какого-нибудь средневекового феодала. Собственно, так оно и было — по нынешним меркам, Магомедали Магомедов имел не меньше власти и денег, чем какой-то князек прошедших веков. Скорее, больше, тем более что он обладал депутатской неприкосновенностью и пользовался авторитетом не только среди республиканских руководителей, но и среди «лесных», что было не менее важно: начальники правили только днем и в городах, а «муджахеды» — ночью и на всей территории республики.
«Чероки» подкатил к кованым воротам в высоченном кирпичном заборе, над которым торчали камеры системы наблюдения. Муса три раза посигналил, видеокамеры медленно повернулись в их сторону.
Магомедали лично вышел встретить уважаемого гостя. Он был в спортивном костюме «Босс Грин», который его накачанное тело распирало так, что казалось, он вот-вот лопнет по швам.
— Заходи, Руслан, как раз обедать собираемся, — сказал хозяин, когда они обменялись теплыми приветствиями.
— Не могу, дорогой, извини, важные дела ждут, отложить невозможно… Что там по нашему вопросу?
— По какому? — наморщил лоб Депутат.
— Насчет просьбы Абрека… Сходы провели, все, что от нас зависело, сделали…
Депутат кивнул.
— Послезавтра вопрос слушается на Законодательном собрании. Гарун выступит, я выступлю, я даже Мытаря подтянул — и он выступит!
— Сразу согласился? — быстро спросил Руслан.
— Да нет, не сразу… Не хотел в один голос с Гаруном петь! Но я объяснил — когда общая беда, личные счеты в сторону! Так что, думаю, все правильно будет!
Оловянный улыбнулся.
— Спасибо, брат! И еще маленькая просьба есть. Я у тебя оставлю одного человечка? Ненадолго, насчет него уже все договорено…
— Конечно, дорогой, сейчас все подвалы свободны! — радушно улыбнулся хозяин. И тут же озабоченным, деловым тоном спросил: — Ты не знаешь, у кого строитель из Ставрополя? Он на тоннель приезжал? А то ко мне уважаемые люди обратились, вопрос задали…
Руслан задумчиво почесал затылок.
— Может, из Краснодара?
— Да нет, точно из Ставрополя!
— Ты знаешь, в районе такого нет. Если хочешь, я узнаю у Гюрзы или Носатого…
— Не беспокойся, — махнул рукой Депутат. — У меня перед ними обязательств нет. Они меня спросили, я — тебя, этого достаточно!
Абрикос тем временем завел избитого мужчину средних лет во двор дома и, отряхивая руки, вернулся к машине.
— Все, дорогой, мы поехали! — Оловянный обнял своего друга. — В следующий раз пообедаем!
Расстались они вполне довольные друг другом.
