Глава 3
РАЗМИНКА «МЕЧЕЙ»
Подмосковье. Стрельбище
Интерактивный тир — вещь, несомненно, хорошая, но навыков стрельбы на дальние дистанции в нем не выработаешь. И из пулемета тут не постреляешь, не говоря о гранатометах и огнеметах, да и гранаты не пометаешь… Для всего этого надо выезжать на стрельбище.
На полигоне учебного центра внутренних войск, который «мечи» использовали для проведения практических стрельб, в этот день было, как обычно, ветрено. Ветер здесь всегда. С одной стороны — он затрудняет стрельбу, с другой — это реальная обстановка, в которой всегда и приходится действовать.
Сергей Ратников и Виктор Котин вышли на позиции. Слева от каждого были кирпичные кладки, имитирующие ступенчатую стену, приблизительно метр высотой и два шириной, старательно раскрашенные солдатами обслуги в черно-зеленый камуфляж. Стены позволяли стрелять из-за укрытия — с колена, лежа и даже из окна, которое имитировал квадратный проем в средней ступеньке. Позиции разделяла дорожка от исходного к огневому рубежу, которая по армейскому пониманию порядка была посыпана желтым песком и по тому же армейскому пониманию порядка обрывалась через двадцать метров. Дальше начиналось поле, заросшее травой и сорняками.
— Ну, что, начинаем? — спросил оружейный техник Горев. Если прицелы сбиты, именно ему придется с ними возиться.
— Начинаем, начинаем…
Снайперы привычно расчехляли оружие. Сегодня это были винтовки «Rangemaster.338», утопленные в поролоне легких и надежных алюминиевых кейсов. Немудрено — каждая являлась сложным, особо точным прибором и стоила около миллиона рублей. Рядом лежали стойки для крепления мишеней, большой молоток, карематы, стояли зеленые металлические контейнеры для транспортировки ночных прицелов, коробки с патронами, пустой патронный ящик для сбора стреляных гильз, деревянные колышки, пакет с разноцветными надувными шарами и две ростовые мишени на заостренных древках.
— Сегодня ветер меньше, чем в прошлый раз, — сказал Ратников.
— Угу, — ответил Котин.
— Ну что, проверим сначала по пристрелочной, на сотку?
— Угу.
— Сегодня ты красноречив, как никогда. О чем задумался?
— О главном вопросе физики: почему у тех, кто побывал на войне, крыша едет?
— Ничего себе! Не знаю, как насчет «едет», но у тебя под крышей все перемешалось. Физику с философией путаешь, — усмехнулся Ратников. — А чего ты вообще над этим вдруг заморочился?
Белый фонарь на вышке оператора показывал, что вести огонь запрещено. Они взяли металлические стойки, мишени и пошли в поле, продолжая разговор на ходу.
— По телеку фильм про Криса Кайла показывали… Его бывший морпех застрелил на стрельбище. Сказали — из-за посттравматического стресса. Мне Лариска и говорит: «Мол, видишь, что после твоих командировок случается. И этот Кайл был снайпером, и ты, оба воевали в горячих точках… И тот морпех такой же! И твои друзья такие!»
«А мне ты это к чему говоришь?» — спрашиваю.
А она: «Да к тому, что ты вчера водителя автобуса чуть не убил! Ни с того ни с сего… Мне за тебя иногда страшно бывает». Сергей, а эти дятлы совсем обнаглели — наперегонки друг с другом гоняются, остановки проезжают, по сотовым телефонам за рулем болтают, еще и курят! А в салоне же дети есть, женщины… Вот я и завелся…
— Не переживай, я тебя не застрелю, — успокоил товарища Ратников. — Да и никаких синдромов у нас нет, каждые полгода медосмотр проходим…
— Да я не к тому… Мы с ней уже пять лет вместе. Два года как официально женаты. А она мне говорит такое…
Они шли по полю, заросшему бурьяном, репьи цеплялись к камуфляжным штанам. Здесь шла своя жизнь: шныряли под ногами шустрые суслики, стрекотали кузнечики, не глядя на цвет сигнального фонаря летали стрекозы, не опасаясь пуль, жужжали пчелы…
— Не бери в голову! — Ратников махнул рукой. — Переживает — значит любит. Объясни ей, что сами по себе командировки человека не меняют: если есть внутренний стержень, то война его только закалит. А если стержня нет или он слабый — тогда да, возникают проблемы…
Котин не ответил, и Ратников продолжил:
— Ты мне лучше скажи… Как ты думаешь: правда, что этот Крис Кайл с двух километров повстанца в Ираке завалил?
— С тысячи девятьсот двадцати метров, — уточнил Котин. — Не знаю, если честно. Есть много легенд на эту тему. В восемнадцатом веке прицельная дальность была семьдесят метров, а какой-то парень угодил в глаз вражескому командиру со ста пятидесяти… Век спустя кавалерист Билл Диксон из «Шарпса» пятидесятого калибра вроде бы подстрелил воина-индейца с дистанции около тысячи четырехсот метров… Оружие совершенствуется, я читал, что в Афгане были сделаны три самых дальних зарегистрированных выстрела в мире. На первом месте англичанин с дистанции 2475 метров, за ним два канадца — 2430 и 2310 метров.
— А я думаю, это вранье! — сплюнул Ратников.
— Как вранье? А в ТТХ что написано? Для нашей «Т-5000» дальность тысяча шестьсот метров! Для «Rangemaster» прицельная — тысяча пятьсот, максимальная — до двух тысяч… Раз пишут и регистрируют, наверное, правда!
— Знаешь, как бабушка через забор лезла? — спросил Ратников. — Ободралась вся, испачкалась… Ее спрашивают: «Зачем?» А она обижается: «На заборе написано „фер“, а там только дрова лежат…»
— Старый анекдот!
— Но к нашему спору подходит! Я бы еще поверил, что в спортивном снайпинге, и то — вряд ли, а в боевых условиях… Думаю — на тысячу метров всего человек пять — семь в мире могут работать. А свыше тысячи пятьсот — вообще фантастика…
— Частично соглашусь! При серьезной работе, когда есть приказ на конкретную цель, на дальнее расстояние выходить смысла нет. Если с первого выстрела промажешь — придется второй делать, больше шансов, что обнаружат и убьют. Да и цель после промаха может укрыться. Лучше подойти метров на четыреста, уложить наверняка и уйти…
— Вот тут-то и закавыка! — Ратников поднял палец, как будто хотел определить таким примитивным способом направление ветра. — В боевых условиях близко подобраться трудно. Да и уйти потом… Противнику-то тоже легче нас достать с четырехсот, чем с тысячи…
— Да у нас и нет тысячных дистанций! — кивнул Котин. — Ты тогда, в Минводах, с какого расстояния сработал?
— А, Иса Асламбеков! — сразу вспомнил Ратников. — С двухсот. Наши хитростью заставили его выглянуть из автобуса, он прикрывался заложницей, пришлось стрелять по ногам… И я, и Петр попали, он выпал, а вторая пара с пятисот метров угодила в грудь и в голову. Он так и не успел нажать кнопку…
— Ну, вот… Я сколько разговаривал с пацанами, никто дальше семисот не стрелял…
— И я ж про то! Ведь выстрел — он из двух частей состоит. Первая — личностная: мастерство стрелка, опыт. Это умение рассчитать поправки, навести, прицелиться, задержать дыхание, выжать спуск, ну и все такое… Вторая — чистая баллистика! Сила тяжести, деривация, ветер, сопротивление воздуха, воздействие давления и температуры… Когда стреляешь с пятидесяти — ста метров, все зависит от стрелка. На пятьсот — шестьсот — пятьдесят на пятьдесят… А на тысячу — бóльшая часть успеха определяется внешними факторами, законами физики… Уж не говорю про две с лишним тысячи… Тут личность определяет только одну десятую успеха. Если не одну сотую…
— И что ты хочешь сказать?
— То, что «тысячников» в мире единицы, а «двухтысячников» и быть не может!
— Ладно, хватит болтать про две тысячи, а то рубеж пропустим. Пришли уже!
Любое оружие, в том числе и снайперское, приводят к нормальному бою на сто метров, и снайперы уже подошли к первой отметке. Прикрепили к щитам черные пристрелочные мишени, для бóльшего контраста наклеенные на белый лист ватмана: целиться под прямой нижний срез гораздо удобней, чем выискивать центр грудной или ростовой мишени.
Установив стойки с мишенями, двинулись дальше. На рубежах 300, 400 и 500 метров вбили деревянные колышки, к ним привязали шары, надутые до диаметра порядка десяти сантиметров. На 600 метрах шары надули полностью. Дальше стрельбище не размечалось, поэтому пришлось воспользоваться двухметровым шагомером и самим определить тысячеметровый рубеж, на котором установили две ростовые мишени — по одной на каждом направлении стрельбы.
Сделав дело, они пошли обратно.
— По поводу «двухтысячников»… — вернулся к недавнему разговору Ратников. — Все эти «максимальные дальности» в паспортных ТТХ винтовок — обычная реклама.
— Думаешь?
— А чего тут думать? Это так же, как и с кучностью. Если десять выстрелов произвести двумя сериями по пять каждая, то поперечник рассеивания получится лучше, чем при одной десятипульной серии! Так и улучшают кучность! Только на бумаге, а не на мишени…
Переговариваясь, они вернулись на огневой рубеж. Горев уже приготовил патроны и терпеливо ждал.
На вышке загорелся красный фонарь. В данном случае он не был связан с теми ассоциациями, которые вызывает у большинства обычных штатских. Это был знак: людей в поле нет, разрешено открытие огня.
«Мечи» легли на карематы, припали к винтовкам. Первые четыре выстрела показали, что с момента последних стрельб прицелы не сбились. Среднюю точку попадания по четырем пробоинам вымерять ни Ратникову, ни Котину не пришлось — настолько кучно легли пули. Превышение средней точки попадания над точкой прицеливания соответствовало табличному значению, по горизонтали отклонений не было.
— А давай на пари: кто на бóльшей дистанции в рубль попадет?! — предложил Котин. — На пиво!
— А давай, — отозвался напарник.
Но монет нашли только две. Когда вновь вывесили белый шар, Горев отнес их и установил на двухстах метрах.
В монеты оба попали с первых выстрелов: в цейсовский прицел было хорошо видно, как пули сшибли серебряные кружки. На этом спор и закончился, не выявив победителей.
Шары до пятисот метров расстреляли тоже первыми выстрелами, почти одновременно.
На шестьсот стреляли поочередно, не торопясь. Первым — Ратников, вторым — Котин. У обоих первые пули прошли мимо цели. Желтый и красный шары продолжали вызывающе торчать среди бурьяна, как гигантские, явно несъедобные грибы. Они были так плотно привязаны к колышкам, что почти не шевелились ветром, который усилился, достигнув шести метров в секунду. Соперники, ни говоря ни слова, сделали поправки и расстреляли шары вторыми выстрелами.
Только после этого, не поднимаясь, Ратников повернул голову к лежащему справа товарищу:
— Вот и представь, Виктор, что шар — голова… Хотя он в два раза больше! И то со второго захода. А ты говоришь — две тысячи!
— Я не про две говорю, хотя бы тысячу одолеть…
— Хотя бы… Тысяча — это, однако, почти в два раза дальше, чем сейчас стреляем…
— Я имею в виду — не в голову, а в ростовую мишень!
— Вот и попробуем. Ну, что, кто первый?
— Давай, теперь я!
— Давай.
— По сколько серия?
— Заряжай по полному магазину — по пять.
Теперь они тщательно рассчитали поправки, распластались на ковриках, срастаясь с землей, внимательно целились.
Бах! Бах!
Бах! Бах! Бах!
Опустошив магазины, они отложили винтовки, медленно поднялись, разминая ноги.
Звук горна известил, что до обеда стрельб больше не будет, на вышке вновь загорелся белый фонарь.
— Пошли, что ли?
— Пошли…
Обычно стреляющие снайперы к мишеням сами не ходят — это сбивает с ритма огня, учащает дыхание, повышает давление… К тому же все, что нужно, видно в оптику. Но сейчас они двинулись в поле: каждому не терпелось своими глазами, вблизи, увидеть результат, потрогать пальцами пробоины. Так лучше уясняются сложные выстрелы и приходит понимание их закономерностей, которое откладывается в подсознании и непостижимым образом сказывается на последующих сериях.
До ростовых мишеней пришлось идти долго: как-никак, а целый километр — на мотоцикле несколько минут ехать. Черные силуэты медленно увеличивались. Наконец, до них можно дотронуться рукой…
В мишени Ратникова оказались три пробоины — одна почти в центре середины корпуса, и две — правее и ниже, сантиметрах в пятнадцати одна над другой: крестец и поясница… Живого человека любое из попаданий перевело бы в мертвое состояние.
Котин попал лишь один раз: влево-вниз — район ног.
— Выходит, мы с тобой тоже входим в семерку «тысячников»? — спросил он.
Напарник усмехнулся.
— Ты — да. Я — нет.
— Но почему?!
— Настоящий «тысячник» все пять пуль положит куда надо, — отозвался Ратников.
— Подначиваешь? — укоризненно спросил Котин, и они пошли обратно.
* * *
Узергиль
Теракты расследуются не так, как все обычные преступления: убийства, грабежи, разбои, а тем более — многомиллионные хищения и взятки. Здесь отсутствуют волокита, межведомственная и территориальная несогласованность, лень и недобросовестность исполнителей, а тем более — упаси Боже! — личная заинтересованность в выгораживании виновных! Поэтому уже утром следующего дня в Узергиль вошла колонна из четырех бронетранспортеров «БТР-80», трех «Уралов» с камуфлированными кузовами-фургонами и нескольких «уазиков» защитного цвета.
На подходе к селу головной БТР обстреляли, хорошо, что обычными, а не бронебойными, и с предельной дистанции — пули прощелкали по наклонным броневым листам и с визгом срикошетировали, оставив только вмятины и царапины. Башенный стрелок засек, откуда велся огонь, и расстрелял ленту из КПВТ в заросший лесом склон соседней горы. Командир машины видел в бинокль, как крупнокалиберный смерч рубил ветви и сбивал листву, изрядно оголив участок, откуда раздались выстрелы. Неизвестно, удалось ли накрыть стрелков, но больше они себя не проявляли, и дальнейшее продвижение прошло без всяких эксцессов. Хотя бойцам стало ясно: об их приближении узнали, и все, кто находится в розыске, скрылись в горах, послав им прощальный привет…
Но кратковременный огневой контакт не смог сорвать спецоперацию, которая началась в десять — поздновато для мероприятий подобного рода, но если учесть, что повлекший ее взрыв прозвучал только вчера, адрес фигуранта установили в полночь, после чего бойцов подняли по тревоге и они по горным дорогам преодолели расстояние от Махачкалы, то вполне своевременно.
Бойцы внутренних войск блокировали въезды и выезды, взяв село в достаточно плотное кольцо. Кто не успел уйти по предательской наводке, тому уже не выбраться!
Полковник Нижегородцев, одетый в спецформу «Ночь», стоял на площади села, возле выполняющего роль «пункта разбора» омоновского «Урала» с зарешеченными окнами. Все остальные были в «Горках», только спецназ ФСБ — в однотипной и практически новой форме, а у омоновцев «Горки» были разного покроя и оттенков — от светло-коричневого до почти зеленого, потому что снабжались полицейские хуже, лазили по горам больше и чаще заменяли порванную или износившуюся форму самостоятельно, за собственные деньги. «Тяжелые», кроме всего прочего, были в бронежилетах, шлемах, масках и «разгрузках» с усиленным боекомплектом. Так что Нижегородцев выделялся среди остальных, и это было плохо, так как снайпер всегда выбирает цель, которая отличается от основной массы. И, как правило, не ошибается, не ошибся бы и в этом случае, так как именно Нижегородцев командовал специальной операцией. Но сейчас ничего поделать с этим было уже нельзя, поэтому свои каплевидные очки «хамелеон» он уже снимать не стал — хуже не будет!
Рядом с полковником стояли следователь майор Алиев и оперативники — капитан Соколов и старлей Мамедов из республиканского УФСБ. Они находились на годекане села, прямо у положенных друг на друга длинных толстых бревен, до блеска отполированных задами старейшин. Над бревнами, на кирпичной стене было косо написано зеленой краской: «Ремонт сотовых телефонов и компьютеров — 8 926 744 398». Но офицеры прибыли сюда не для того, чтобы болтать или чинить сотовые телефоны. Они наблюдали за разворачивающимся вокруг действием, обозначаемым в официальных документах как «контртеррористическая операция (КТО)», а в обыденной речи именуемым «зачисткой».
Спецназ ФСБ работал адресно — оперативные группы направились одновременно к «Эмилю», предположительной «Тамаре» — Фатиме Дадаевой, проходящей по оперативным учетам как связь боевиков и активный компьютерный пользователь, и в несколько дворов, в которых, по агентурной информации, могли находиться участники НВФ. Сплошную «зачистку» проводили омоновцы — они заходили в каждый двор, в каждый дом, в каждый сарай…
Это был Махачкалинский ОМОН, который силовики между собой называли «местным», выделяя его из большого количества отрядов, приехавших в республику в командировку. «Местные» работали больше других, им доверяли самые опасные операции, они хорошо знали горскую специфику, обычаи, язык, но все равно потерь у них было немало…
— Держи, Али! — Нижегородцев протянул Мамедову несколько фотографий, пришедших из Москвы. На них были запечатлены в разных ракурсах четыре женщины — в глухих черных платьях до пола и платках, закрывающих контур лица. Вначале у них полицейские проверяли документы, потом одна ушла, а оставшиеся что-то горячо доказывали стражам порядка. Потом вся троица шла обратно. Вот лица крупным планом, правда, качество не очень хорошее…
— Покажи это жителям, покажи властям, поспрашивай всех, кого можно. Если они местные, надо их задержать. Возьми с собой двух «тяжелых» и держи оружие наготове…
— Ясно, товарищ полковник! — Старлей развернулся и исчез.
Двое «тяжелых» в быстром темпе подвели к «Уралу» первого задержанного. Его майка была задрана снизу на голову, оголив не успевший налиться силой торс молодого человека, руки скованы над головой, будто его захватили в тот момент, когда он только начал одеваться. Молодой человек неловко бежал вслепую на полусогнутых ногах, наклоненный под прямым углом с торчащими вперед руками. Передний конвоир тащил его за наручники, а задний держал за пояс сзади. В такие минуты человек думает только о том, чтобы сохранить равновесие и не упасть, а не о возможном сопротивлении или побеге.
«Спецы» привычно сдали задержанного на «пункт разбора» под охрану ОМОНа.
— Это кого вы доставили, Амирхан? — спросил Нижегородцев, глядя, как задержанного забрасывают в салон «Урала». Вампир знал многих из «тяжелых». Некоторых узнавал даже в масках. И они его знали — работать вместе приходилось нередко.
— Дадаш Насруллаев, брат Абрека, — ответил один из «спецов» и закатал наверх маску, явив миру суровое лицо и сверкающую позолоченными фиксами улыбку капитана Амирхана Курбанмагомедова. — Оружия, взрывчатки в адресе не нашли, сто процентов, предупредили сучар… А компьютер есть… Вы же ориентировали насчет компьютеров?! Я там двух бойцов оставил. Давайте своих «хакеров», отведем на место.
Нижегородцев жестом подозвал старлея Керимова и, когда худощавый компьютерщик с черным портфелем подбежал вплотную, распорядился:
— Иди вот с капитаном, посмотришь машину!
— Есть, товарищ полковник!
— Пойдем-ка и мы, — предложил Вампир Алиеву. И приказал Соколову: — А ты, капитан, займись нашими фигурантами, пока горячие!
Четыре человека в форме без знаков различия двинулись по пустынной улице. Со всех сторон к пункту разбора вели задержанных, как правило, одним и тем же универсальным способом: на голову натянута рубашка или пиджак, передний спец тащит за наручники, второй толкает в спину, держа за пояс. Единственным исключением стала худощавая молодая женщина в строгом деловом костюме и с распущенными волосами: она шла сама, держа впереди скованные руки, а «тяжелые» поддерживали ее с двух сторон за предплечья. На общем фоне такой способ сопровождения казался не силовым захватом, а почетным эскортированием.
— Фатима Казбековна? — поинтересовался Вампир.
Задержанная одарила его тяжелым взглядом больших черных глаз.
— Это грубое нарушение прав человека! — надменно сказала она. — Я медсестра, меня все знают! Сколько было «зачисток», ко мне никогда претензий не было!
— Кое-что изменилось, гражданка Дадаева! И сильно изменилось!
Не сводя взгляда с задержанной, Вампир обратился к конвоирам:
— Компьютер у нее был?
Черные глаза беспокойно метнулись.
— Был, сейчас принесут. — «Спец» поднял руку и показал прозрачный пакет с каким-то растительным содержимым. — А вот это на дурь похоже…
— Это чай, успокаивающий чай! — возмутилась Фатима.
— Разберемся! — бросил Вампир, и они пошли дальше.
Во дворах слышался шум, крики, хлопали двери, отчаянно кудахча, всполошенно взлетали куры.
— У кого вы там, в сарае, паспорта собрались проверять, у овец, что ли? — возмущались хозяева.
— У баранов! — с юмором отвечали омоновцы.
Но никто не смеялся.
Навстречу вели все новых и новых задержанных. У некоторых были разбиты лица, некоторые еле переставляли ноги. За ними с криками и причитаниями тащились родственники, в основном престарелые родители.
— За что забрали? — громко причитали женщины. — За что?! Разве сейчас война, а вы фашисты?!
— Языки прикусите! — рявкнул рослый омоновец. — Не знаете, за что?!
«„Тяжелые“ аккуратней отработали», — подумал Вампир. И еще подумал, что все в мире взаимосвязано. Волна насилия, захлестнувшая Узергиль, — это докатившиеся из далекой Москвы круги от вчерашнего московского взрыва. Который был направлен на столицу именно отсюда!
— Не знаем… Ничего мы не знаем! — кричали женщины.
Мужчины вели себя тихо: те, кто помоложе, вообще не выходили на улицу, те, кто постарше, держались поодаль и в конфронтацию с представителями власти не вступали.
В Узергиле это была далеко не первая «зачистка», поэтому селяне знали, что сейчас лучше не попадать под горячую руку силовиков. Вот потом, когда глава села пригласит журналистов, проплатит их работу, тогда можно будет и дорогу перекрыть, и помитинговать. А сейчас лучше помолчать, иначе увезут, и ищи потом ветра в поле, как хромого Ису.
Иса, конечно, охромел не от падения швеллера на стройке, как в один голос подтверждали все соседи. Он вообще не знал, что такое швеллер. Но пулю, выпущенную контрактником внутренних войск и пойманную Исой, когда он с братьями-муджахедами уходил после нападения на пост, вынул краснолицый и пышноусый даргинец Абдулатип из Камринской больницы. А значит, можно было смело врать про травму на стройке. Один раз его отпустили, но полоумного Ису это не спасло. При очередной «зачистке» он принялся ругать омоновцев, угрожать им расправой, и где он сейчас, никто не знает. Кто-то говорил, что ему дали пять лет, кто-то — что десять, а были слухи, что его застрелили и бросили в хуптенскую яму. Впрочем, его все равно готовили на шахида…
Дом родителей амира Узергильского джамаата находился неблизко от годекана и был по местным меркам богатым — во-первых, не из самана или песчаника, а из тесаного горного камня, во-вторых, просторным — восемь комнат на двух этажах. Хорошие железные ворота, большой двор с навесом…
Поднявшись в сопровождении двух «спецов» на второй этаж, Вампир с Алиевым и Керимовым прошли в угловую комнату. Здесь, на столе из красного дерева, стоял компьютер с большим плоским монитором. Керимов придвинул резной мягкий стул, больше похожий на трон, включил системный блок, достал из портфеля какой-то прибор, подключил его к компьютеру, сел за клавиатуру и быстро защелкал клавишами.
Вампир и Алиев смотрели в открытое окно, как по узким петляющим улочкам двигались досмотровые группы ОМОНа. Они шли одновременно по обеим сторонам. Тройка бойцов с автоматами входила во двор, пара с пулеметом и СВД оставалась у входа — пулеметчик подстраховывал вошедших, а снайпер, присев у забора, контролировал улицу в направлении движения. Группа прикрытия шла метрах в тридцати позади поисковиков, отсекая движение посторонних людей и машин. В поле зрения были две такие группы, которые шли одновременно по двум параллельным улицам. По левой, более-менее широкой, с группой прикрытия продвигался и БТР, для убедительности поворачивающий башню с пулеметами то в одну, то в другую сторону.
Керимов выругался:
— Предусмотрительный гад — стер записи!
— Да ну! — огорчился Вампир.
— Гну — не гну, я все разогну… Он по-детски стер… На жестком-то диске все осталось… Сейчас все и восстановим…
Он снова стал колдовать с компьютером, а Вампир с Алиевым продолжили смотреть в окно.
Из радиостанций бойцов слышались короткие реплики переговоров:
— Семьдесят первый — тридцатому!
— На связи!
— Прошел «Радугу-2»!
— Притормози малеха!
— Принял, ждем!
— Третий — первому! Коровник — чисто, выходим!
— Принял!
Керимов радостно вскрикнул.
— Вот и все! Тут у него целая переписка! «Какая ты красивая… Приезжай, мы поженимся…» — припав к монитору, он читал наиболее броские фразы. — Да, хозяин компа и есть Эмиль! Или Абрек, если он здесь бывает, или этот… брат его, который в «Урале» омоновском сейчас сидит…
— На Абрека не похоже, у него другие инструменты, — покачал головой Алиев. — Автомат и взрывчатка ему привычней.
— Да чего тут гадать? — Нижегородцев вынул из нагрудного кармана несколько фотографий молодого человека: на коне с ружьем, в черкеске с кинжалом, в задумчивой позе на фоне гор.
— Это Дадаш, — сразу узнал его следователь. — Ну и гусь! У нас на него никогда ничего не было!
— Теперь будет, — кивнул Нижегородцев. — Оформляй изъятие, потом допросишь мать, соседей. Я тебе оставлю прикрытие!
— Понял, изымаем! — ответил Алиев и привычно достал из папки бланк протокола.
Внимательно осматриваясь, Вампир в одиночку вернулся на годекан. Хотя он шел по «зачищенным» улицам, но полностью исключать внезапного выстрела в спину было нельзя.
«Пункт разбора» был забит задержанными, вокруг, по периметру площади, развернувшись черными лицами наружу, к бледным лицам толпы родственников, неподвижно застыли «тяжелые» с оружием наизготовку. Их начальники, без масок, стояли возле «Урала» и переговаривались между собой. Соколов стоял с ними, но, увидев полковника, быстро пошел навстречу.
— Они все отрицают, внаглую, — понизив голос, сказал капитан. — И Дадаш, и эта… Фатима. «Знать ничего не знаем, ведать не ведаем»…
— Ничего, уликами припрем, никуда не денутся. Срок и тем дают, кто не признается. Особенно по таким делам…
— Ладно, я с ребятами проеду, а то засиделся с бумагами, — сказал Соколов и с несколькими бойцами сел в «уазик». Машина резко тронулась с места.
Вампир подошел к «тяжелым», пожал руку их командиру — подполковнику с позывным «Седой», который мощной фигурой напоминал игрока в регби.
— Как дела?
— Нормально, идет фильтрация. Человек десять уже отпустили, с остальными разбираемся.
— Отсадите брата Абрека и Фатиму Дадаеву отдельно, в разные машины, лучше в БТРы, — дал команду Вампир. — Я их забираю.
— Принял! — по инерции ответил «спец». — В смысле — исполним!
— Еще серьезные есть?
— Радиолюбителя одного омоновцы притащили…
— В каком смысле — радиолюбителя?
— Во-оо-он… — по многолетней привычке Седой не показал рукой, а только повел глазами в нужном направлении. — Видите, над забором? Третий двор во втором квартале от мечети.
— Я и кварталов-то в этом муравейнике не вижу. Что там?
— Проволока. Антенна. Направленная радиоантенна протянута через весь двор между вышками из жердей. А в доме мощная радиоаппаратура — хоть с Америкой связывайся. У командира ОМОНа есть блокнот из того дома, с позывными и частотами, он не отдает: сказал, своему начальству передаст с рапортом. Ну что ж — правильно, это его «палка»… А вот шифроблокнот, похоже, этот гад успел в туалете утопить. Омоновцы его самого в огороде догнали, с паспортом младшего брата…
— С их начальством я вопрос решу. Этого радиолюбителя тоже забираю! Еще что?
— Да больше, пожалуй, ничего интересного. Счастливые обладатели персональных компьютеров и ноутбуков… Таких голов пять набралось. Малолетки с половинками лезвий «Спутник», вложенными в паспорт… Это у них вроде пароля, что лесным сочувствуют. И крест на паспортном гербе лезвием стерт. Западло, мол, им, истинным правоверным мусульманам, крест при себе носить! Детский сад, в общем! — сделал заключение командир «спецов». — Хотя, как посмотреть…
— Подожди, а где там крест на гербе? — удивился Нижегородцев.
— На державе, которую орел в левой лапе держит.
— Никогда не обращал внимания…
— А они обращают!
— Достойная смена братьям-ваххабитам растет, — покрутил головой Вампир.
И вздохнул.
— Пусть ими полиция занимается…
— Так что, отпускать?
— Подожди, не так быстро. Пусть прочувствуют, осознают…
Седой пожал плечами.
— Отдай их моим ребятам на профилактику, тогда осознают. А так…
Нижегородцев усмехнулся.
— Профилактику они еще не заслужили. Что еще у тебя есть?
— Да, тут глава села крутится, Гасанов… Все ему старшего подавай. Надоел уже.
— Веди, потолкуем!
Седой махнул рукой, и бойцы охранения пропустили представителя местной власти. Гасанов оказался тучным мужиком лет пятидесяти, поросшим безобразной, наполовину седой щетиной, которую трудно было назвать бородой.
— На каком основании весь этот беспредел? — с ходу начал наезжать он, вытаращив круглые дерзкие глаза. — Зачем ваши люди изымают компьютеры? Разве это гранатометы? Разве иметь дома компьютер теперь запрещено? Или вам своих компьютеров не хватает, так решили у людей отобрать?
— Не нужно дерзить, уважаемый! — холодно ответил Вампир. — Компьютеры проверят и вернут, их хозяев отпустят. А беспредела никакого нет! Решением Оперативного штаба на территории Узергиля введен режим КТО. Если вы считаете решение неправильным — можете жаловаться.
В это время подошли Алиев с Керимовым. Последний нес системный блок дадашевского компьютера.
— Вот! Вот! — завопил толстяк, тыча своим пухлым пальцем. — Конечно, будем жаловаться, конечно… Не сомневайтесь!
— Этот блок мы не отдадим. И еще один, как минимум, тоже. Включите это в жалобу!
— Включим, все включим! Адвоката наймем, он так красиво напишет! Мы за деньгами не постоим, честь дороже…
— Проводите его, — устало попросил Вампир Седого.
— Не нужно меня никуда провожать! — насторожился Гасанов. — Я на своей земле…
При этом он предусмотрительно пятился к месту, где его пропустили, а отойдя метров на пять, развернулся и почти бегом выскочил за оцепление.
— Мамашу, соседей опросили? — Нижегородцев повернулся к следователю. — Была здесь Вика?
Алиев хмыкнул.
— Опросили, конечно… Все, как обычно, — никто ничего не видел, ничего не знает…
Нижегородцев похлопал майора по плечу.
— Да, я бы удивился, если бы было иначе… Ладно, поставьте дадашевский блок отдельно, а ты, Хасан, посмотри комп этой Фатимы, его уже должны были принести. Думаю, там найдется переписка с Викой Воробьевой. Только Фатима там должна представляться Тамарой.
— Хорошо, сделаем, — кивнул компьютерщик и пошел к «Уралу».
Через некоторое время вернулся недовольный Мамедов, протянул фотографии из вестибюля московского метро и отрицательно покачал головой.
— Все отказываются, — сказал старлей. — И этот Гасанов, и участковый, и жители… Хотя по лицам некоторых видел: врут! Узергиль маленький, все друг друга знают… Только зачем им нам помогать? Выгоды никакой, а односельчанина можно обидеть, или вред принести… А у них с этим строго!
Вампир с трудом сдержал улыбку: Мамедов сам местный, но говорит не «у нас», а «у них»… Дистанцируется от земляков, однако! Старший лейтенант, очевидно, заметил, как дернулись уголки его губ.
— Здесь, в горах, все строже, чем на равнине, — произнес он, как бы поясняя, что дистанцируется не от земляков, а от горцев. — Хотя… Своя рубашка ближе к телу, как и везде!
— И в горах тоже?
— Люди везде одинаковы, — философски сказал Мамедов.
— Да, да, да, — задумчиво произнес Нижегородцев. В мозгу складывалась несложная оперативная комбинация. — Ну-ка, сбегай к старшему группы разбора, возьми у него фамилии малолеток с подчистками в паспортах! — приказал он старлею. — А потом приведи ко мне их мамаш, они наверняка за оцеплением стоят. Только по одной! Я буду в той машине…
Через несколько минут перед полковником Нижегородцевым сидела Патимат Сулейманова, мать задержанного Тимура Сулейманова двадцати трех лет. Выглядела она лет на шестьдесят, но по металлической лестнице в высокий кузов «Урала» вскарабкалась довольно ловко. На вид это была сухонькая старушка в кофте неопределенного цвета, длинной черной юбке, выношенных туфлях, похожих на мужские, и в обязательном платке. Сморщенное, как печеное яблоко, лицо, маленькие, глубоко посаженные настороженные глаза — она была похожа на пойманную в силки птицу.
— Тимурчик хороший мальчик, он ничего плохого не делает, — в который раз повторяла она, будто снова и снова заводила одну и ту же пластинку.
— А зачем он бритву в паспорте носил? — Полковник снял свои знаменитые очки и впился в Патимат высасывающим «вампирским» взглядом. Он знал, что горские матери, как и любые другие, никогда не признают вину сына, но пасуют перед очевидными уликами. — Вот его паспорт, а вот эта бритва! — Он поднял оба предмета с таким видом, как будто это были доказательства вины Тимура во всех смертных грехах.
— Ею же не зарежешь, маленькая, — резонно заметила Патимат, хотя глаза ее беспокойно бегали. — Это же не кинжал…
— Бывает, и маленькой режут, — строго возразил Вампир. — При проверке документов паспорт вынул, а сам лезвие незаметно достал и полоснул по горлу…
— Нет, нет, Тимурчик не такой! — Мамаша замахала руками. — Он против власти не выступает…
— А зачем тогда в паспорте, на государственном гербе, крест срезал?
Патимат опустила голову. Видно, она знала о проделке сыночка и думала, что это государственное преступление или, как минимум, подделка документа.
— Он не знал… Пошалил по глупости…
— Ничего себе «шалости»! — делано возмутился Вампир и снова надел очки. — Это признание идеологии «лесных»!
— Нет, нет, мы никогда в их сторону не смотрели!
— Сейчас проверим, — полковник протянул женщине фотографии. — Знаете кого-нибудь?
Патимат, прищурившись, вгляделась.
— Вот эту не знаю… А это наши — Роза и Гулизар. Они на улице Шамиля живут, недалеко от мечети. Дом с зелеными воротами…
— Ну, ладно, верю, что вы не заодно с «лесными»… Забирайте своего Тимура и больше пусть не попадается! Держите его паспорт!
— Спасибо, начальник, спасибо! Да продлит Аллах твои дни!
Счастливая Патимат увела здоровенного парня с редкой черной бородой вокруг чистого полудетского лица. А Мамедов привел следующую мамашу, потом еще одну. С ними тоже были проведены профилактические беседы, и каждая, счастливая, увела своего сына, обогатив Вампира кое-какой информацией.
Довольный полковник выпрыгнул на пыльную землю, прошелся, разминая ноги, подошел к Седому.
— Получена новая информация, даже две. На старом кладбище тайник заложен. И вот этот адрес проверить надо, если Роза и Гулизар дома, привезти сюда! На кладбище направь омоновцев, а в адрес — своих!
Потом подозвал Алиева и Мамедова.
— Поехали, нужно тайник посмотреть. Вдруг там взрывчатка подходящая, тогда ее нам забирать придется…
К старому кладбищу поехали на бронированном «уазике», именуемом также «братской могилой» и «консервной банкой». За рулем сидел водитель местного ОМОНа, Мамедов сел на переднее пассажирское сиденье, Вампир и Алиев устроились сзади. Не успели доехать, как Седой сообщил по рации: прошла информация, что в здании школы заложено СВУ.
— Сначала туда! — скомандовал Вампир.
Когда подъехали к школе, там уже стояли «УАЗ» и БТР, несколько омоновцев оцепили здание, двое «спецов» прикрывали вход. Рядом ожидал Седой. Непонятно каким образом, но он всегда оказывался в гуще событий. Может быть, благодаря этому качеству его и назначили командиром «тяжелых».
— Омоновские взрывотехники с собачкой внутри, — доложил Седой.
— Посмотрим, — сказал Вампир, выходя из машины.
Навстречу им из здания вышел рослый омоновец без маски, с ротвейлером на поводке.
— Ну, что случилось? — спросил Алиев.
— Глава села Гасанов прибежал к нашему командиру, сообщил, что в школе бомбу нашли, — проводник кивнул на своего пса. — Брайн понюхал — ВВ не нашел…
— Может, он ошибся?
— Кто? Брайн, что ли? Мы пять лет вместе, с самого его рождения. Ни разу не подводил. Поэтому мы с ним и живы, — улыбнулся омоновец и направился к свежевыкрашенному БТРу, в расцветке которого преобладал черный колер.
Оперативники прошли по школьному коридору и у раздевалки увидели двоих омоновцев. Перед ними стояло пустое оцинкованное ведро. Рядом, на желтом, под паркет, линолеуме лежал выкрашенный в черный цвет деревянный брусок с примотанным к нему синей изолентой куском черного коаксиального кабеля. Издали это изделие напоминало носимую радиостанцию. От нее к ведру тянулась пара белых проводов.
— Муляж! — пояснил один из омоновцев.
— А смысл? — удивился Алиев.
— Непонятно, — сказал второй боец. — Какой-то смысл должен быть. Они просто так ничего не делают…
— Ладно, поехали на кладбище! — сказал Вампир, и они зашагали обратно.
Старое кладбище находилось на окраине села и заканчивалось поросшим деревьями обрывом. БТР разминирования был уже там, пятеро омоновцев готовились к прочесыванию.
— Ну, где ваш тайник? — спросил уже знакомый кинолог.
— Там, в конце. — Вампир достал пистолет и осторожно пошел вперед. Это могла быть ловушка, поэтому омоновцы приготовили оружие, рассыпались цепью и двигались в готовности к бою.
Они прошли насквозь через довольно большую территорию, со стоящими вертикально плитами, на каждой был выбит полумесяц и арабская вязь. Метрах в двадцати начинался обрыв.
А между могилами и обрывом были аккуратно сложены в три стопки, метра по полтора высотой, плоские камни, из которых обычно выкладывают дорожки.
Нижегородцев указал на среднюю.
— Здесь должно быть…
Проводник пустил пса, и Брайн, обнюхав все камни, сел у средней стопки.
— Есть, — сказал проводник.
Все отошли, в действие вступили саперы. Соблюдая крайнюю осторожность, они, по одному снимая камни, разобрали среднюю стопку и вскрыли схрон. Там оказались две бомбы из десятилитровых оцинкованных ведер, залитых монтажной пеной, с выведенными проводами; бомба из трехлитровой банки из-под краски с выведенными проводами; восемнадцать электродетонаторов; двадцать килограммов взрывчатой смеси аммиачной селитры и алюминиевой пудры; полтора килограмма пластида; пятилитровый баллон из-под огнетушителя со срезанным верхом.
— Пластид есть, — печально вздохнул Алиев. — Придется нам изымать. В Москве ведь тоже пластид был…
И тут же, спохватившись, пояснил:
— Нет, это, конечно, хорошо, что нашли… Еще бы хозяина этого добра захватить. Местные опять скажут: «Федералы сами на кладбище бомбы подкинули». Да и полицейские следаки могли бы сами изъять, а потом нам передать.
Почувствовав недобрый взгляд Вампира, Алиев замолчал и принялся заполнять протокол осмотра места происшествия.
— Товарищи офицеры! — окликнул их сапер. — Прошу отойти на безопасное расстояние, будем уничтожать схрон накладным зарядом.
Отличительной чертой взрывотехников было то, что вместо АКС-74М у них были малогабаритные 9А91, а на поясе прицеплено множество специальных коробочек и кобурок. Ну и, конечно, неизменные «кошка» с веревкой для сдергивания предметов и катушка с проводом для электроподрыва были тоже всегда при них.
— Подождите, подождите, — вмешался Вампир. — Насколько опасно изъять пластид без подрыва на месте?
— Да в общем-то не очень опасно, — пожал плечами омоновец. — Но на фига?
— Для сравнительной экспертизы. Нам надо проверить, не он ли взорвался в Москве, — пояснил Вампир и предъявил свое удостоверение.
— Желательно изъять вместе с укупоркой, в которую он упакован…
— Да не вопрос! Нужно — сделаем!
На кладбище провозились минут сорок. Когда они уезжали, сзади раздался мощный взрыв, и за кладбищем поднялся столб дыма.
На обратном пути им снова повстречался БТР разминирования, он стоял возле районной больницы. Рядом с ним толпились несколько омоновцев, а на броне, по правому борту лежало нечто, накрытое синим солдатским одеялом, по-видимому, взятым с больничной койки.
— Останови! — скомандовал Вампир.
Недоброе предчувствие овладело им. Это нечто, накрытое одеялом, могло быть лишь одним — мертвым телом. Но выстрелов вроде не было…
— Что случилось? — спросил он у ближайшего омоновца.
— Да, видно, гадости какой-то подсыпали специально для собачки. Понюхал пес, и за полчаса буквально «сгорел» на глазах, ничего сделать не смогли. Нужно теперь Сашку нашего отсюда убирать срочно, пока он весь этот кильдым за своего Брайна не разнес на хрен…
Только теперь Вампир заметил одиноко сидящего на ступеньках больницы рослого омоновца. Он обхватил голову руками и сидел в прострации, неподвижно, как памятник.
«Ну, слава Богу, что хоть человек не погиб, — подумал Вампир. — Хотя Сашке он такой же друг, как человек…»
— Вот тебе и смысл муляжа, — сказал он Алиеву. — Собачку из строя вывели, надо и саперам врачу показаться, мало ли что…
Они вернулись к «пункту разбора». Вездесущий Седой уже был там.
— Скрылись эти сучки, — доложил он. — Всегда на зачистках сидели дома, а сегодня скрылись! Вот, я их установочные данные переписал…
— Скрылись — значит чуют, что рыльце в пушку. — Нижегородцев взял листок. — Вы еще остаетесь?
— Да нет. «Вованы» останутся и ОМОН. А мы обратно двинем.
— Хорошо, мы с вами.
Перед выездом Керимов доложил:
— Все точно, товарищ полковник, эта Фатима переписывалась с Воробьевой, только подписывалась именем «Тамара». И со всякими психологическими подходами!
Вампир устало кивнул.
— Разберемся с ними, никуда не денутся! И Розу с Гулизар в розыск объявим и возьмем! Скажу тебе, что сегодня по Узергильскому джамаату нанесен сокрушительный удар!
Солнце клонилось к закату, когда часть утренней колонны выехала из Узергиля. Сегодняшняя «зачистка» закончилась, но КТО продолжалась.
* * *
Горный Дагестан
Гору Ахульго почитают как зиярат — святое место. Во время Кавказской войны аул Ахульго прославился упорной защитой от царских войск и с тех пор считается символом героической борьбы горцев за свою независимость. И хотя сам аул не сохранился, праздник День Ахульго отмечают и сейчас, причем не только местные жители — весь Дагестан приезжает на зиярат.
Ахульго по-аварски — гора призывов. Только со времен Шамиля находилось мало начальников, которые добирались в высокогорное селение, чтобы выступать перед народом и призывать к новым трудовым победам. Дороги в этих краях разбитые, узкие, опасно нависающие над обрывом, пока доедешь — все внутренности растрясет, и даже железные нервы превратятся в разлохмаченные веревки… К тому же — «лесные»: здесь они в силе, им ничего не стоит устроить смертельную засаду, изрешетить пулями машину и сбросить в пропасть. Потому руководители и не ездят.
А Гарун Джебраилов приехал! Выступил на митинге в Ашильты с пламенной речью, посвященной памяти героев, отдавших свои жизни в борьбе за независимость родного края, выразил надежду, что скоро Дагестан обретет подлинную свободу, даже стихи Расула Гамзатова прочел:
В селениях, что выше гнезд орлиных,
Частенько слышал я от стариков,
Что тот Горец наполовину,
Кто ни разу не был на Ахульго.
Съехавшиеся со всей республики слушатели так аплодировали, что все ладони отбили! Вот это и требовалось: пусть видят, что Великий Гарун не прячется от людей, как некоторые, наоборот — доступен и открыт… А потом народ вокруг столпился, вопросы задавали, просили дорогу хорошую провести, водоснабжение наладить — источник далеко, зимой трубы замерзают, регулярно свежие продукты в магазин завозить, связь наладить, докторов прислать… Он понимающе кивал: мол, конечно, все это надо делать, но я начальник пока только в Махачкале, вот если власти больше будет, я первым делом вашим селом займусь… Завтра по всей республике разойдется слух об истинно народном руководителе!
Его проводили до машины, старейшины жали руки, мальчишки долго бежали следом, а остальные махали руками. Не зря он съездил, не зря!
Белый бронированный «БМВ» осторожно спускался по крутой дороге, то и дело проваливаясь в выбоины и скрежеща брюхом по кочкам. Гарун, сняв пиджак и ослабив галстук, чутко дремал, развалившись на заднем сиденье. Ему даже привиделся отрывочный сон: как он босоногим мальчишкой бегает по школьному футбольному полю в Камрах. Сон получился цветной, и он отчетливо чувствовал жесткость выгоревшей травы и упругость хорошо накачанного мяча…
Дорога стала получше, машина прошла малый тоннель и вновь выскочила на белый свет.
— Слева белая «Нива» за нами стартанула! — прорвался сквозь дрему хриплый голос из радиостанции сидящего на переднем сиденье начальника охраны. Это докладывал Али из замыкающего джипа сопровождения.
— Приготовьтесь! — гортанно распорядился Зубаир. — Пойдет на обгон, отжимайте в кювет! А если что — сразу огонь!
Джебраилов открыл глаза, выглянул в окошко. Они только что миновали верхнюю дорогу на Камры.
— Успокой своих людей, Зубаир! Это Руслан. Он за нами пойдет, пусть сильно не гонят. И пусть перед въездом в большой тоннель налево сворачивают.
— Так и сделаем, хозяин!
Вскоре, свернув с асфальтированной дороги, кортеж — белый «БМВ», зажатый спереди и сзади двумя «Лендкрузерами-200», проехал с километр по укатанному проселку и остановился на живописной площадке за скалой — дальше по узкому наклонному серпантину ехать было опасно. Сзади подъехала и остановилась в нескольких десятках метров «Нива» Оловянного.
Гарун Джебраилов подтянул галстук, накинул пиджак и неспешно вышел из машины. Он был большим человеком — не только в переносном, но и в прямом смысле: рост метр восемьдесят три, вес — девяносто пять килограммов, прямая осанка, широкие плечи, уверенная походка. С удовольствием разминая затекшие ноги, он направился к «Ниве». Руслан шел навстречу. Оружия при нем видно не было, только рация в руке. Из-за тонированных стекол за своим амиром внимательно наблюдали Абрикос и Сапер.
Вооруженная автоматами охрана мэра осталась у джипов: пятеро следили за каждым шагом своего шефа, а двое достали из багажника складной стол, стулья и принялись расставлять их на ровной площадке у обрыва.
Дядя и племянник сердечно обнялись и соприкоснулись щеками.
— Давно не виделись, Руслан! — сказал Гарун и, взяв под руку, подвел его к обрыву. — Посмотри — какая природа, какая дикая красота! Может, мне здесь после выборов пятизвездочную гостиницу построить? Или туристический центр?
Он протянул руку вперед и обвел рукой открывающийся пейзаж. Напротив площадки, почти на их уровне, раскинув крылья, парили в восходящих потоках несколько орлов. Слева, на зеленом склоне, раскинулись Камры, внизу, под обрывом, цвели сады, справа возвышался хребет с острыми вершинами, похожий на огромную крепостную стену, скалящуюся на врага сторожевыми башнями. Оттуда сползали сплошным одеялом белые облака и спускались к заброшенной дороге, на которой остановился кортеж.
— Природа как природа, ничего особенного, — пожал плечами Оловянный. — У нас здесь полно такой красоты, уже надоела… Мне в Махачкале больше нравится. Там свет, рекламы, жизнь кипит…
— Видишь эти облака? Они идут со стороны Махачкалы. — Гарун положил руку Оловянному на плечо. — Это знак! Хороший знак…
— И облака обычные… У нас каждый день то облака, то тучи… Иногда вообще все заволакивает. Какой тут знак? — Оловянный плюнул в пропасть.
— Как эти облака из Махачкалы покрывают все вокруг, так и я накрою своей властью весь Дагестан! — возбужденно сказал Гарун. — А может, и не только Дагестан… Знаешь, Руслан, Ахульго — действительно святое место с особой аурой. Говорят, все высказанные там желания исполняются. И я чувствую — мои тоже исполнятся!
«А платочек ты повязал, дядя?» — хотел спросить Руслан, но сдержался.
— Иншалла, — он сделал жест, как будто омыл лицо. — А не виделись мы действительно долго. И если бы не твое выступление в Ашильтах, наверное, еще столько бы не увиделись. Зачем вообще Великому Гаруну приезжать в забытое Аллахом село? Тебя и так все знают…
— Знать мало. Надо, чтобы народ уважал. А уважения сидя в кабинете не заработаешь… Про мой приезд через неделю будут говорить везде — и в горах, и на равнине… Так что это лишние баллы против моего лучшего друга Навруза…
Оловянный виновато вздохнул. Главный налоговик Курбангалиев был давним врагом и соперником Великого Гаруна. И, пожалуй, единственным реальным конкурентом в борьбе за высший пост республики. А в словах дяди чувствовался скрытый упрек в его адрес.
— Я пока не смог подобраться к Мытарю, — тихо сказал он. — В охране — только родственники. У него три бронированных «Мерседеса» с одинаковыми номерами. И машины сопровождения одинаковые. В какой из них он едет, определить невозможно. Бывает, что все машины разъезжаются одновременно по разным дорогам… Сильно страхуется. Да и… — Оловянный замялся. — Род у него большой… И людей за ним много — под тысячу стволов… И связи с чеченскими муджахедами. Не хотелось бы им дорогу перейти…
Они прогуливались вдоль обрыва и мирно беседовали, как будто отец делился с сыном жизненными премудростями и наставлял на путь истинный.
— Светиться нам, конечно, не стоит, — говорил Гарун, а Руслан внимательно слушал и иногда кивал. — Нужно замаскировать под обычный терроризм, вроде это не против Мытаря, а против всех. А что трудно подобраться…
Гарун поднял голову и еще раз взглянул на облака.
— Он все время в Москву летает, деньги возит, чтоб поддержку ему оттуда делали. Надо «Стингером» или «Стрелой» самолет сбить…
Слова улетели в пропасть и растворились в чистом горном воздухе.
— Хорошая тема, — Руслан кивнул. — Ракету я достану, каналы есть.
— Снимешь квартиру неподалеку от Уйташа. Когда он соберется, мне сообщат. Денег я дам. Как у тебя с деньгами, кстати?
— Пока, слава Аллаху, есть. Правда, теперь меньше будет, теперь придется в джамаат не пятую часть отдавать, а половину суммы с каждого дела. Я, чтобы поддержку тебе делать, собираюсь задействовать всех муджахедов Дагестана. Чтобы все поняли, что с нами надо считаться. Люди ждут моего сигнала: кого убить, кого взорвать, — они без разговора готовы все это сделать. Но их надо хорошо кормить. Амиры всех секторов договорились: с полученных денег от любого дела половину дать амиру Дагестана, чтобы он по всем секторам раздал их. Я согласился. Поэтому надо, чтобы эти деньги всем достались. Но бо?льшая часть все равно нам должна остаться. Я тебе говорю, чтобы ты в курсе был, дядя.
Теперь кивнул Гарун:
— Я тебе верю, Руслан. Как подготовка к выборам?
— Все нормально. Ненужные люди кандидатуры сняли… Судья, правда, тоже до конца идет, в прошлую пятницу приходил в Камры и людям говорил, чтобы его поддержали. Я думал что-нибудь предпринять, но ты сам сказал, что до выборов категорически нельзя — своими силами выиграем. Другим кандидатам я обращение сделал, только ему осталось.
— С судьей не заморачивайся, пусть будет, типа — конкуренты тоже нужны. А с Мытарем не затягивай. Я на тебя надеюсь. По деньгам, если не будет хватать, тебе привезут от меня. Ты пока узнай, сколько стоит. Аллах нам поможет!
— Сегодня же этим займусь…
— Пойдем, разделим хлеб-соль, мои люди все приготовили…
Они сели за стол, сервированный так, как привык Гарун: белая скатерть, фарфоровые тарелки, серебряные приборы, хрустальные бокалы, бутылка коньяка «Нарын-Кала»… В остальном угощение было достаточно скромным: завернутый в лаваш и не успевший остыть шашлык из Ахульго, чуду с картофелем, помидоры, огурцы, редис. Это ведь не банкет и не широкое кавказское застолье — это просто дружеский стол. Ведь поговорить дяде с племянником на ходу, по пути из Ахульго в Махачкалу — это одно, а сесть и покушать — это совсем другое. Это уважение, это гостеприимство, это дружба! В Москве, Питере, Саратове такого нет: поговорили — и поговорили. Но на Кавказе многое совсем по-другому, и беседа за дружеским столом совсем не то же самое, что просто беседа! Даже когда вокруг стоит охрана с автоматами наперевес. Охранники были как на подбор — здоровенные парни с бычьими шеями, бывшие борцы, все в черных костюмах с галстуками: мэр любил официальный стиль. Только их начальник Зубаир ходил всегда, как хотел. Сейчас он был в спортивном костюме «Адидас» и таких же кроссовках, на плече висел чешский пистолет-пулемет «Скорпион», а в руке перочинный нож, которым он принялся привычно открывать бутылку «Нарын-Калы».
Гарун и Руслан сели так, что перед ними открывался чудесный вид на скалистые и зеленые горы, цветущую долину и парящих орлов.
Зубаир налил коньяк хозяину, а Оловянный закрыл свой бокал ладонью.
— Правильно делаешь, Русланчик, — улыбнулся Джебраилов. — А у меня не получается по-другому. Во власти все пьют, а если кто не пьет — сразу подозрение: почему так? Может, думает о тебе плохо, дружить не хочет? Или замышляет что-то недоброе? Или подставить собирается?
Он высоко поднял бокал:
— Пусть Аллах благословит наши планы!
— Аллах запрещает пить, — глядя в сторону, буркнул Оловянный.
Гарун со вкусом опустошил бокал, игнорируя серебряную вилку, взял кусочек мяса рукой, отправил в рот.
— Не совсем точно, племянник! Аллах запрещает пить вино! А насчет водки и коньяка запретов нету!
— А если бы были? — испытующе глянул Оловянный. — Тогда бы не пил?
— Конечно, нет! Но тогда можно было бы пить виски. — Гарун засмеялся. — Всего не предусмотришь! Как политик и хозяйственник я это хорошо знаю. Попробуй шашлык. Он приготовлен по всем правилам, из левого бока молодого черного барашка…
Оловянный считал, что между левым и правым боком никакой разницы нет, да и от цвета шкуры вкус мяса не зависит, но высказывать свое мнение не стал: слишком много возражений — признак неуважения. Он был голоден и с удовольствием набросился на мясо, лаваш, овощи…
— Как здоровье тети Патимат? — осведомился он, несколько утолив голод.
— Слава Аллаху! Только за детьми скучает. Особенно за Саидой.
Дети мэра учились в Англии, да там же и остались на постоянное жительство. Может быть, поэтому Гарун так хорошо относился к племяннику, который не только находился рядом с ним, но и вел борьбу за правое дело.
— Попробуй чуду…
— Спасибо, обязательно, — кивнул Руслан. — У вас на рынке хорошую самсу делают.
— У нас? Никогда не пробовал. Где именно?
— Как идти от конторы к заднему выходу, по левой стороне. Там старик-ногаец, его сразу видно…
— Надо будет послать кого-то, или самому заехать… Заодно нового директора навещу, Казбека Османова… Пусть знает, в чью сторону смотреть! Дибир и Ризван, собачьи дети, только Мытаря слушались, ему деньги отстегивали, думали, он их всегда выручит, от всех защитит…
— И чуду хорошие, — похвалил Руслан. — Есть один вопрос, дядя.
— Какой вопрос? — насторожился Великий Гарун. Он не очень любил неожиданные вопросы.
— Ко мне обратился Исраил Насруллаев из Узергиля. Знаешь его?
— Кто же не знает Абрека? — улыбнулся мэр. Настороженность прошла — то, что связано с рядовым амиром, не могло его взволновать.
Оловянный удовлетворенно кивнул.
— У них «зачистку» сделали, все село перевернули, людей арестовали, компьютеры забрали, на кладбище взрыв устроили… Беспредел, короче!
— Разве в нашей республике кого-нибудь удивишь беспределом? — Великий Гарун горько вздохнул. — В Дагестане должен быть твердый хозяин, который не будет плясать под дудку Москвы! А этот, нынешний… Он и нашим, и вашим… Но мы с ним друзья, а если вдруг пришлют нового, то неизвестно, как все обернется… Хотя не думаю, что там пойдут на такой шаг!
Великий Гарун многозначительно ткнул указательным пальцем в небо и выпил.
— Они блокировали село, забрали брата Абрека, его специалистов и нескольких бойцов, — неторопливо продолжил Руслан. Он знал, что дядя при каждом удобном случае не прочь намекнуть, что именно он должен возглавить республику. Но сбить его с мысли было трудно. — Исраил попросил меня ему помочь. Но оружием тут не поможешь. Поэтому я прошу тебя. Это поддержит мой авторитет, да и Абрек будет нам обязан…
— Наверное, это связано с московским взрывом? — нахмурился Великий Гарун.
— Наверное.
— Тогда мне лучше не вмешиваться, чтобы не привлекать к себе внимания… Это слишком громкое дело!
— Но что же делать? Абрек обратился ко мне, если я ничего не сделаю, мой авторитет упадет…
Великий Гарун надолго задумался.
— Я вижу только один путь, — наконец сказал он. — Инициатива должна идти снизу. Народные сходы в нескольких районах, волнения… Только без крови!
Он внимательно посмотрел на племянника, и тот кивнул.
— Письма в Махачкалу и в Москву, статьи в газетах… Я не могу поддерживать боевиков, но я не могу не поддерживать свой народ! На возмущение простых людей я смогу отозваться и выступить против беспредела федеральных сил, в защиту земляков! Ты сможешь организовать народное возмущение?
— Хорошая мысль, дядя! — широко улыбнулся Оловянный. — Конечно, смогу!
— Ну и хорошо, — кивнул Великий Гарун. — Кушай шашлык! А я еще немного выпью…
— Спасибо, дядя. — Оловянный взял еще кусок мяса. Он был доволен разговором. — Ты выбрал самое красивое место!
— У нас самая красивая республика, — согласился Великий Гарун. — Только в ней надо навести порядок!
— Это точно…
Зубаир в очередной раз наполнил бокал и, наклонившись к уху хозяина, что-то прошептал. Тот добродушно засмеялся.
— Руслан, про тебя и твоих людей уже легенды ходят. Вот мои орлы хотят на них посмотреть. Можешь им сказать, чтобы вышли из машины?
Оловянный исподлобья взглянул на Зубаира. От этого взгляда видавший виды аварец поежился.
— Они что, обезьяны, чтобы на них смотреть? — тихо спросил он. Но слова прозвучали громко, как выстрелы. Тем более что выстрелы могли последовать сразу же за сказанным таким тоном. — Это неуважение к моим друзьям…
Гарун насторожился и примиряюще поднял руку — он знал, чем может закончиться этот разговор.
— Да нет, Руслан, мы со всем уважением, — начал оправдываться Зубаир, но его никто не слушал.
Оловянный перевел взгляд на дядю.
— Вот если сам Великий Гарун позовет их разделить хлеб-соль, это будет для них большая честь, — так же тихо закончил он.
— Конечно, Руслан! — обрадовался Гарун. — Позови их, я приглашаю!
Зубаир перевел дух и жестом показал, чтобы принесли еще два стула. Оловянный отдал короткий приказ в рацию. Двери «Нивы» открылись, наружу выпрыгнули Сапер и Абрикос. Развинченными походками бойцы направились к столу, явно не понимая, зачем они там понадобились. Но чем ближе они подходили к Великому Гаруну, тем больше подтягивались и четче ставили ногу — как солдаты, вдруг увидевшие командира дивизии. Гориллообразные охранники в строгих дорогих костюмах пренебрежительно рассматривали небрежно одетых селян, явно не отличающихся накачанной мускулатурой.
— Неужели это они Икрама и Халика положили? И еще двоих? — перешептывались бывшие борцы. — Да их мизинцем переломить можно!
Недоверие охранников передалось их шефу.
— Эти, что ли, были на базаре? — негромко спросил Гарун.
— Эти, — кивнул Руслан. — Они вдвоем всех твоих завалят…
— Вряд ли, — покачал головой Гарун.
— Можем проверить, — совсем тихо сказал Оловянный, и его губа дернулась, обнажая волчий оскал.
Гарун улыбнулся было, но, внимательно посмотрев на племянника, наткнулся на холодный и острый, как лезвие кинжала, взгляд. Улыбка сошла с его лица.
— Нет, Руслан, проверять не будем… Я доверяю твоим словам.
Он приподнялся, пожал подошедшим руки, пригласил садиться, сказал добрые слова, предложил угощаться. Аваз и Бейбут смущались, держались скованно и съели только по кусочку лаваша, чтобы выполнить обряд разделения хлеба-соли.
— Как живете, герои? — ободряющим тоном спросил Великий Гарун.
— Не жалуемся, — ответил Абрикос.
А Сапер невпопад сказал:
— Магу Камринского с тремя нашими парнями вчера завалили. В Семендаре, в доме его друга Вахи…
— Знаю, знаю, читал в сводке, — скорбно кивнул Гарун Бек. — Как это было?
— Как обычно. Кто-то стуканул, окружили дом, предложили сдаться, они не вышли, стали стрелять… Ну, там все с землей и сравняли, ни одного целого кирпича не осталось…
— Это настоящие мюриды веры, — сказал Гарун. — Они подобны героям Ахульго, имена которых навечно высечены на камнях… Прошли века, а народ помнит их до сих пор…
— У каждого из нас будет свой «дом Вахи», — сказал Абрикос. — Последний дом, который завалит наши трупы. И у меня, и у Бейбута, и у Руслана, и у…
— Кто думает о последствиях, тот не герой! — перебил его Руслан.
Абрикос понял, что чуть не сказал лишнего, тут же прикусил язык и перевел разговор на другую тему.
— Кафиры приезжие ребят взорвали… Когда их уже уберут?
— Скоро, скоро, парни! Потерпите, — прочувствованно сказал Гарун и даже вроде бы смахнул слезу.
Облака спускались все ниже и сгущались. Упали первые капли дождя. Руслан попрощался с дядей, и все разошлись по машинам. Вернувшись на шоссе, машины разъехались в разные стороны — Оловянный возвращался в Камры, а кортеж Гаруна Джебраилова в Махачкалу.
Полил дождь, Абрикос включил стеклоочистители.
— Ну, что? — не удержавшись, спросил он. — Поможет дядя Абреку?
— Абреку нет, — сказал Оловянный. И, выдержав паузу, добавил: — А мне, конечно, поможет!
— Здорово! — радостно засмеялся Абрикос.
— Хороший мужик, — сказал Сапер. — Простой, нос не задирает, как другие начальники…
— Хороший, — согласился Абрикос.
И Оловянный подумал, что у дяди надо многому научиться, и в первую очередь располагать к себе людей.
— Только у него свой дом. И к нему никто не придет, — добавил Абрикос.
Дождь превратился в ливень, стеклоочистители не справлялись, вода заливала лобовое стекло, и «Нива» сбавила скорость.
* * *
Московская область. Полигон
— А эти изделия еще не поступали в Россию, это последняя новинка немецких конструкторов-оружейников, — рассказывал широкоплечий инструктор, раскладывая на брезенте небольшие плоские коробочки размером со спичечные. Брезент лежал на траве, впереди сидели бойцы первого и третьего отделений «Меча», сзади виднелись искореженные остовы машин, корпус БТРа и даже фюзеляж самолета «Ту-104» без крыльев. Дело происходило на войсковом полигоне. Шло очередное занятие по минно-взрывной подготовке. У инструктора было грубое лицо много повидавшего человека. А судя по характерному ожогу на щеке — и много испытавшего. Его пригласили на разовое занятие, и он не знал, со «спецами» какого ведомства занимается.
— Как видите, они двух цветов: красные и зеленые. На торце кнопка предохранителя, на боковой грани ползунок, который имеет три положения. Ползунок сдвигается только после того, как нажат предохранитель. Положение ползунка определяет время замедления: десять минут, тридцать, час. Повторное нажатие кнопки переводит мину в боевой режим и через выбранное время она срабатывает. Вот эта зажигательная…
Человек со шрамом поднял над головой красную коробочку.
— Она воспламеняется, создает на три минуты пламя температурой около тысячи градусов Цельсия и полностью сгорает, не оставляя от себя ничего, кроме пожара. Может быть эффективной при закладке в бензобак любого транспортного средства. Да и в любые пожароуязвимые места. Определить причину возгорания практически невозможно.
Он положил зажигательную мину на брезент. И взял зеленую коробочку.
— А это фугасная. При срабатывании производит направленный микровзрыв. Эффективна для разрушения рулевых и тормозных систем транспортных средств, замков, узлов электронного управления… Спектр действия достаточно широкий, ибо фугасный эффект сочетается с зажигательным. При накладке на сейф можно уничтожить хранящиеся там документы. Если вопросов нет, перейдем к практическим занятиям.
— Только небольшое уточнение, — сказал Шаура. — Такие штуки уже поступили в Россию. Правда, того, кто их принес, застрелили!
* * *
Дагестан. Камры
Раньше полицейский в Дагестане значил куда больше, чем сейчас. Он — высшая власть, царь и бог, вершитель судеб. В советские времена, когда отец Саидбека — Бекбулатов-старший был начальником паспортного стола, он пугал жителей района:
— Будете плохо вести, отберу у всех паспорта! Живите, как беспаспортные обезьяны! Ни в город поехать, ни на базаре место получить, ни мясо в кооператив сдать…
Те верили и боялись.
А участковый считался как бы членом каждой семьи. Его первым приглашали на свадьбу, он был почетным гостем на днях рождения, стоило зайти на рынок, и со всех сторон торговцы приглашали попробовать свой товар…
Но с тех пор многое изменилось. Какое там уважение! Теперь полицейские стараются в форме на людях не показываться и «корочки» не «светить»… На них специально стали охотиться вахи, имаратыши и прочие «лесные»… Министра внутренних дел убили, начальника криминальной милиции убили, командира ОМОНа убили, начальников скольких райотделов постреляли да взорвали… Саид Амирханов — начальник районной милиции, железной рукой держал бандитов за горло, так они мало того, что самого застрелили… Через год его сестра и жена с дочерью пришли на могилу, начали молиться, и их всех убило взрывом замаскированной мины… А еще через пять лет средь бела дня прямо в центре села убили подросшего сына… Что там говорить о рядовых сотрудниках!
Поэтому служба у Саидбека была невеселой, тем более на его территории находилось село Камры, а Камринский джамаат — один из самых сильных и влиятельных в дагестанском подполье. Его возглавляет Руслан Джебраилов по прозвищу Оловянный, он контролирует весь район, да и не только район. Это он убил и министра МВД, и других больших начальников, даже советника президента Сулейманова и несколько глав администраций!
Ни для кого не секрет, что силовики боятся камринских. Ни один участковый не только в Камры или Балахани, но и в любое село района без подкрепления никогда не сунется, солдаты предпочитают носить здесь маски, а полковники — ходить в штатском. Но это мало помогало: стреляли и в грудь, и в спину, на улицах подкарауливали, домой ночью приходили… После того как из сорока восьми сотрудников отдела погибло двенадцать, в том числе — два начальника в течение года, штат отдела был увеличен до ста восьми человек. Потому и офицерская должность здесь вакантной оказалась. А для Саидбека Бекбулатова — это единственный способ продвинуться по службе. Не всю же жизнь сержантом баранку крутить. Пусть пока младший лейтенант, но это только начало… Через полтора-два года можно будет перевестись в ГИБДД. Выходы на кадровиков имеются, денег только нет. А тут еще у дочурки, Заидат, порок сердца обнаружили, нужно срочно в Москву везти на операцию…
Саидбек вздохнул и осмотрелся. Центральная улица Камров покрыта пылью, но достаточно многолюдна. Вот прошли мимо три женщины в длинных черных платьях, с закрытыми лицами — так ходят жены объявленных в розыск боевиков. Протрусил на подводе с сеном средних лет мужчина, с треском пронесся молодой парень на мотоцикле, важно прокатил на стареньком «Москвиче» толстяк с черной окладистой бородой… Симпатичный ишачок тащит груженную яблоками повозку на двух стертых до корда жигулевских колесах, рядом идет худой морщинистый человек неопределенного возраста. У дома Вагаба стоят четверо стариков — в галифе, сапогах, пиджаках, надетых на черные рубашки, и папахах. Повернулись, рассматривают участкового, переговариваются, кивают головами… Кто знает, что у них на уме?
Саидбек подходит, почтительно здоровается и идет дальше. Конечно, он должен был расспросить: кого из «лесных» видели в Камрах, да кто их может у себя прятать, или в лес еду носить? Но…
Деньги деньгами, должность должностью, и офицерское звание — это очень хорошо, но как бы голову не потерять! Поэтому ведет он себя здесь тише воды, ниже травы, в штатской одежде ходит, к тому же с Оловянным Саидбек знаком — он тоже аварец, когда-то они вместе занимались борьбой Ушу-саньда. Саидбек бросил спорт раньше Руслана: научился за себя постоять, и хватит — от ударов по голове ума не прибавится, а в саньде — все время по голове колотят. Это жесткое единоборство — бьются в контакт, чтобы выиграть, надо нокаутировать противника или четырежды послать в нокдаун! И Оловянный жесткий парень, так что рассчитывать на его расположение из-за общих занятий спортом было бы просто глупо… Люди болтали, что якобы он сказал: «Участковый на этом свете не заживется!» Может, врут, а может — и нет…
Вообще-то он должен был стариков и о самом Оловянном расспросить. На планерке начальник довел информацию, что утром в Махачкале были убиты большие люди — Ризван Рахманов — «Купец» и директор центрального рынка, и что за это разыскивается именно Руслан с тремя своими людьми. «Ну, уж эти-то сволочи не искали бы, где на операцию ребенку денег взять!» — подумал Саидбек. Убитых ему было совсем не жаль: он считал врагами всех этих ловкачей, которые обворовывают простых людей и жируют на их костях.
После планерки он подошел к начальнику — майору Османову:
— Наби Адамович, можете мне премию выписать? Дочь нужно в Москву везти, на операцию…
— Да, Саидбек, конечно, выпишу… Пару тысяч найдется, я думаю… Только не сейчас, а в конце месяца. А что, в Махачкале не делают?
— Да делают, только стоит столько же, как и в Москве, — уныло ответил младший лейтенант. Пара тысяч рублей ему погоды не сделает, там десятью тысячами долларов пахнет… Придется всю родню обходить, и то неизвестно, что получится…
— Ну, тогда, конечно, лучше в Москву, — кивнул Наби Адамович. — Ты сейчас куда?
— На участок, в Камры поеду.
— Ну, давай! — Майор сделал вид, что поверил участковому. Так было принято: подчиненные делали вид, что работают, начальники — что их контролируют. И всем было хорошо. Нет, иногда, конечно, они проводили крупномасштабные операции с приданными силами: ОМОНом, специальными огневыми группами, спецами из внутренних войск… Но ехать одному в рассадник ваххабизма… Не совсем же этот Саидбек голову потерял!
В Камры Саидбек приехал на своих белых «Жигулях»-пятерке, купленной два года назад у чабана из Узергиля.
«За сколько можно продать эту „тачку“? — думал по дороге Саидбек. — Ну, максимум, шестьдесят тысяч рублей дадут, и то вряд ли. Хотя копеечка к копеечке, а в рубль складывается…» Машину он оставил на въезде в село, дальше пошел пешком.
Местные жители проходили мимо, проезжали по своим делам на машинах и мотоциклах, выглядывали из-за заборов и из калиток. Некоторые здоровались с участковым, некоторые демонстративно отворачивались. Даже местные ишаки недобро косились на чужака. Атмосфера была лишена обычного дагестанского дружелюбия, когда стемнеет, лучше здесь не оставаться. Он даже снял пиджак на всякий случай, чтобы видели — оружия у него нет. А то, неровен час, могут и по голове дать, чтобы забрать «ПМ»…
Мимо пронеслась черная «Лада Приора» с сильно тонированными стеклами. Здесь она, как «Мерседес» на равнине… Метров через пятьдесят «Приора» резко затормозила, дала задний ход и остановилась рядом с участковым. Из передней двери вышел Оловянный. Саидбек вздрогнул: о волке речь — а он навстречь!
— Ассаляму алейкум, Бек! — приветливо поздоровался Руслан, протягивая руку. — Как жизнь, как семья? Когда лейтенантом станешь? А то младшим ходить как-то несолидно!
— Ва-алейкум салам, Руслан! Дома так, тихо-тихо… — Он сделал неопределенное движение рукой. — Тебя сегодня в розыск объявили!
— Ну, ты же меня не будешь арестовывать? — улыбнулся Руслан, хотя глаза смотрели настороженно, по-волчьи.
— Что ты говоришь, Руслан, как можно! — всплеснул руками участковый. — Семьей клянусь, у меня и в мыслях нет ничего плохого!
Оловянный внимательно его рассматривал и улыбался не очень хорошей улыбкой. Саидбек набрался смелости и спросил:
— А правда, что ты меня убить хочешь?
Оловянный обиженно развел руками.
— Ну, почему все считают, что я хочу их убить?! Разве я убиваю друзей?!
Саидбек молчал. Он знал много таких случаев. Очень много.
— Если они меня не огорчают, — добавил Руслан.
Участковый продолжал молчать.
— Ты, лучше, вот что скажи: по мне мероприятия не намечаются? Облавы там, рейды, засады?
— Да нет пока, — почесал в затылке младший лейтенант. — Нам ведь заранее не сообщают… Подтягивают приданные силы — и вперед!
— Ладно… Тогда запиши телефон… — Оловянный замялся.
С тех пор как Дудаева убили ракетой, наведенной на радиосигнал его телефона, серьезные подпольщики «мобилами» не пользовались. У него был незасвеченный аппарат с новой симкой, но включал Руслан его крайне редко, для связи с несколькими людьми, которые знали его номер. По мобильнику можно отследить его передвижения и контакты, тому, кто находится в розыске, это ни к чему. Поэтому Оловянный пользовался портативной рацией, которую засечь гораздо труднее.
— Телефон Мусы запиши. — Он постучал в темное стекло водителя, оно опустилось, и показалась улыбающаяся физиономия ближайшего сподвижника Оловянного. — Если что разузнаешь, обязательно ему сообщи. Сразу же!
— Конечно, Руслан, конечно!
— Я слышал, что у тебя дочь больна и ей операция требуется… Возьми вот…
Оловянный достал из кармана пачку долларов США, перехваченную бандеролькой, и буднично протянул Саидбеку.
— Здесь как раз десять тысяч!
— Откуда ты все знаешь? — изумился Саидбек.
— Я же амир района, я все должен знать.
Подрагивающей рукой младший лейтенант взял пачку. Он никогда не держал такую сумму. И даже не видел никогда столько долларов.
— Спасибо, Руслан! Я отдам, — ошеломленно прошептал он, даже не представляя — откуда можно взять десять тысяч долларов.
— Не надо отдавать, мы же друзья, — Оловянный внимательно посмотрел в глаза Саидбеку и похлопал его по плечу. От этого взгляда у младшего лейтенанта душа ушла в пятки. Он понял, что продал душу шайтану.
— Спасибо, — сказал участковый упавшим голосом.
— Кстати, тут наши жители сход провести хотят, — сказал Руслан. — Протестовать против пришлых ОМОНов, против режима КТО, против имамов, которые потакают кафирам… Так ты приди, проследи за порядком. В форме, как положено…
— Как в форме? И вообще… Мне же все ребра переломают, а то и совсем убьют!
— Да что ты, Бек! — засмеялся Оловянный. — Кто же посмеет тебя тронуть? Ведь ты же власть!
И, перестав смеяться, вполне серьезно сказал:
— Не бойся ничего! Я отвечаю!
Такое обещание гарантировало безопасность лучше, чем взвод внутренних войск.
Пожав ему руку, Оловянный сел в машину и уехал. На прощанье участковому доброжелательно помахали рукой Муса и еще двое, сидящих на заднем сиденье…
Саидбек стоял, словно окаменевший, и смотрел вслед черной машине.
«Это они сегодня грохнули тех, на рынке, забрали у них деньги, отдали их мне и дружески улыбаются…»
Он испытывал противоречивые чувства. С одной стороны — Руслан вроде бы все сделал хорошо и правильно. Но с другой, вспомнилась поговорка: «Если волк съел твоего врага, то это не значит, что он стал твоим другом!» Изменится настроение — и он недрогнувшей рукой застрелит его, Саидбека, так же, как сегодня застрелил тех толстосумов! И всю семью вырежет, недаром проявил такую осведомленность о его семейных делах!
— О чем задумался, Бек? — участливо спросил незнакомый прохожий. — Заходи в дом, чаю выпьем, свежей лепешкой угощу!
— Спасибо, уважаемый! Извините, домой спешу!
Крайне удивленный таким дружелюбием, Саидбек пошел к своей «пятерке», которую теперь не надо было продавать. И что интересно: все с ним здоровались, никто не отворачивался, даже ишаки смотрели добрее. И он знал, в чем причина подобной перемены.
* * *
Москва. Дивизион «Меч Немезиды»
На следующий день состоялся «разбор полетов». Утром спешным приказом был создан суд офицерской чести. А уже после обеда состоялось его первое заседание.
Мальцев с Назаровым стояли перед пятью старшими офицерами дивизиона, как проштрафившиеся школьники. Вид невыспавшегося и хмурого командира не сулил им ничего хорошего. И действительно, Анисимов метал громы и молнии.
— Мальцев командир группы, на нем особая ответственность, а он сам оказался замешанным в некрасивой истории! Назарову только присвоено звание майора, и в тот же день он «отличился»! К чему было вообще кичиться, что вы майоры?
— Мы не кич… — толчок локтем в бок оборвал на полуслове фразу Назарова.
— Молчи лучше, — прошептал Мальцев.
— Правильно, — сказал Анисимов. — Молчи и думай! Да, эти… полицейские вели себя по-хамски! Но они же не террористы, чтобы их калечить и убивать…
— Да мы и не кале… А что нам было делать?! — снова не удержался Назаров.
— Вы должны были подавить их морально, а не физически. Моральное превосходство — уже пятьдесят процентов победы. Или все сто! И вчера вы могли в этом убедиться!
Проступок провинившихся разбирали минут сорок. Впрочем, осуждали их не очень искренне, так — для порядка. В конце концов, решили ходатайствовать перед командиром об их порицании, без применения мер дисциплинарного характера.
Полковник решение строгого суда утвердил.
