Глава 14
Четвертый спутник

Вы когда-нибудь искали клады? С риском для жизни опередить конкурентов и раздобыть карту с заветным крестиком, обойдя змеиные гнезда, перейти пустыню, перестрелять напавших койотов, несколько раз безрезультатно рыть ямы и, измучившись до полусмерти, снова и снова уточнять координаты и повторять попытки – и вот наконец истлевший, но еще крепкий сундук… Оправдает ли его содержимое потерянные силы, сожженные нервы, огромные надежды? В общем, вы меня понимаете.

Вернувшись в отель, я вывесил на дверь номера табличку с просьбой не беспокоить. Заперся на ключ. Выключил из розетки телефон. Закрыл жалюзи. Принял прохладный душ. Побрился. Свежее белье. Шелковый халат от Бруно Банани. Немного светлого рому. Включил компьютер, сел за стол. Стакан справа, нетбук слева. Перед собой положил блокнот и ручку с логотипом отеля, а также купленную по дороге пятикратную лупу.

Потом вынул скомканную ресторанную салфетку, благоговейно развернул и с душевным трепетом извлек значок.

Я впервые мог рассмотреть его во всех деталях.

Итак. Круг диаметром в полтора дюйма из серебристо-белого металла с черненой лицевой поверхностью. По краю окантовка светлого платинового цвета, по ней идут две надписи на английском: вверху – «Космическое агентство США», внизу – «Видим сквозь ночь». Внутренняя часть значка темного, почти черного цвета. Из точки «11 часов» (по аналогии с циферблатом часов) в точку «5 часов» спускается желтоватая дуга, обозначающая край земного шара. Слева из-за дуги выглядывает такое же желтоватое солнце с короной из пяти лучей. В правой верхней части проглядывает серый контур Африканского континента. Выше виден Гибралтарский пролив и южная оконечность Испании, слева – восточный край Южной Америки. Земной шар по линии «6 ч. – 2 ч.» пересекают две серебристые параболы, изображающие околоземные орбиты. На каждой из них по два спутника, изображенные в виде космических ракет…

«А мы летим орбитами, путями неизбитыми, пробит метеоритами простор…» – вспомнил я давнюю космическую песню. Хорошая была песня. Жалко, теперь таких не поют. Ну а какими орбитами летят эти ракеты? Кто и куда их нацелил? Ответ дан здесь же: космическое агентство США – вот кто! В верхней части значка – два круглых недобрых глаза, окруженных сеткой, очертаниями напоминающей голову совы… Это глаза космической разведки…

Я перевернул эмблему и рассмотрел ее с обратной стороны – вначале невооруженным глазом, потом через лупу. Гладкая белая поверхность без полировки, при увеличении отчетливо видны штрихи фрезерования, крепежная булавка приварена довольно грубо… Значит, этот кругляш не готовили специально под значок – очевидно, он действительно первоначально являлся какой-то деталью… Конечно, наши эксперты из КБ космических аппаратов исследуют химический состав металла, подтвердят или опровергнут его новизну и перспективность. В первом случае химикам и металлургам дадут задание на разработку технологий производства нового вида титана, а вся космическая отрасль получит возможность сделать очередной шаг вперед. Но это, так сказать, побочный эффект… Я не химик и тем более не металлург, не руководитель, слава богу, конструкторского бюро. Я… Как бы это ловчей и толерантней сказать… Хотя ладно, назовем вещи своими именами – я шпион. И меня интересует информация, запечатленная на этом кружке.

Сдается мне, что кто-то из наших военно-политических соперников (слова «враги» или даже «противники» в наше время торжества пресловутой толерантности не употребляются, хотя от этого враги и противники не перестали существовать), так вот, кто-то из наших дружественных конкурентов словил измену от собственной… если не глупости, то неосмотрительности. Графически отразив на памятном знаке некое важное событие, они поставили на нем свою подпись, в смысле указали название организации, которое имеет право появляться только на документах с грифом «совершенно секретно». Это откровенный сигнал: «Мы лопухнулись! Мы были уверены, что эта штучка не выйдет за пределы круга сотрудников космического агентства, которые и так знают, где они работают и каких успехов добились. А потому мы нарисовали и написали здесь все, что есть на самом деле. Мы не подумали, что какой-то Боб или Джон может подарить ее какому-то Фицжеральду или Тому. И уж тем более не подумали, что какой-то Бонд или Полянский могут найти разведывательный подход к ничего не подозревающему Тому и выманить у него носитель секретной информации!»

Если, конечно, это действительно носитель такой информации. А может, это просто значок с рисунком. И не отражает он подлинные события, а является вольной импровизацией художника на космическую тему. Тогда, кроме секретного названия, которое и так известно всем заинтересованным ведомствам мира, ничего секретного в этой картинке нет… Короче – или в откопанном сундуке действительно сокровища, или там старые кости и истлевшие тряпки. Но узнать это, не открыв сундук, невозможно.

Итак, начинаем анализировать. Начнем со спутников. Я задал в Интернете поиск о космических запусках по линии Национального космического агентства. Как и следовало ожидать, в официальных источниках правительства США – молчание. В независимой прессе тема поднималась, но чаще всего в связи с финансовыми затратами – деньги налогоплательщиков, знаете ли… В конце концов в архиве «The Denver Post» я нашел серию публикаций, посвященных космическим «разведчикам» в XXI веке, и проекты космического агентства в этой области упоминались трижды. Два запуска были произведены с морской платформы «Одиссей» и один – с базы «Патрик» на мысе Канаверал. Три спутника. А на значке их – четыре. Почему?

Я вооружился лупой, еще раз осмотрел значок. Да, четвертый спутник отличался от остальных. В самом деле. Он очерчен легким серебристым контуром, в то время как три его собрата были «полнотелыми», то есть залиты внутри такой же серебристой краской.

Сперва я подумал, что это технический брак или случайное механическое повреждение. Но сейчас понял, что это не так. Линии контура ровные, без сколов. Различие намеренное.

Что это могло значить?

Скорее всего, то, что настоящий четвертый спутник тоже чем-то отличается от своих предшественников. Чем? Если продолжать аналогию с изображением, то он…

Я убрал лупу, вытянул руку со значком.

Да, пожалуй. Он менее заметен. Он почти не заметен на расстоянии вытянутой руки. Невидимый спутник.

Новые технологии? Антирадарное покрытие? Что-то еще? Мне трудно об этом судить, я не специалист. Кстати, насчет радаров. «Видим сквозь ночь»… Если уж исходить из того, что на значке нет ни одного случайного штриха, сие выражение тоже может нести вполне определенный смысл. А именно, что спутник оснащен радарной системой слежения, для которой (в отличие от оптической) нет понятия дня и ночи, – она «видит» даже сквозь завесу дыма, не только сквозь ночь. Кстати, решетки-морщинки вокруг глаз, внимательно взирающих с высоты на грешную землю, очень похожи на радарную антенну. А если еще вспомнить слова «отличника» на похоронах Сазерленда о том, что можно незаметно подойти вплотную и проникнуть взглядом под одежду, то можно сделать вывод: значок отражает действительные события! И посвящен запуску спутника-невидимки, обладающего более широкими способностями, чем все предыдущие! Правда, какое отношение он имеет к нашим ракетам? Ладно, разберемся…

Прежде чем двигаться дальше, я решил проверить информацию о пусках космического агентства. Публикация в «The Denver Post» показалась мне вполне заслуживающей доверия (там упоминалось и несколько российских секретных проектов в области космической разведки, упоминания были точными и по делу). Но элементарная добросовестность требовала искать подтверждение и в других источниках.

Я нашел. Где-то с десяток американских и европейских Интернет-ресурсов, а также почтенные «Houston Chronicle», «Chicago Tribune» и провинциальная «The Berkshire Eagle» (городок Питтсфилд в Массачусетсе) в том или ином контексте упоминали о трех запусках носителей с военными спутниками космического агентства на борту. Да здравствуют свобода слова и независимая американская пресса! В этот раз я обратил внимание на даты. Первый из спутников был запущен 22 октября 2005 года с платформы «Одиссей» в Тихом океане. Второй – 6 декабря 2007 года с той же платформы. Третий – 14 января 2009 года со стартовой площадки авиабазы «Патрик» на мысе Канаверал во Флориде.

Разница между каждым из трех запусков составляла два года. Случайная цифра? Вряд ли. Скорей всего, это связано с графиком финансирования программы.

Итак, интервал – два года. Значит, четвертый спутник-«невидимка» полетел в 2011 году. Ну-ка, посмотрим, что у нас, точнее у них (у нас ты хрен найдешь такую информацию в свободном доступе), запускалось в этом году с площадок во Флориде и Тихом океане… Есть! В феврале стартовал «Сатурн» с экипажем и научным грузом, включающим 12 контейнеров с сумчатыми мышами… Это официальная информация. Проверяю ее по комментариям на специализированных форумах: астрономы-любители, профессиональные журналисты, специализирующиеся на скандалах, – «стрингеры», всякого рода фанаты – от космического оружия до фантастических и реальных «Звездных войн». Они никаких сенсаций не раскопали. Похоже, все так и есть: обычный экипаж и рядовой груз с мышами… Попутно формирую список наиболее толковых и вызывающих доверие блогеров и серьезных форумов, чтобы в поисках фактов не просеивать явную хрень.

В мае в космос ушел еще один «Сатурн» – грузовой. Топливо, кислород, научная аппаратура. Все чисто. Народ на форумах в основном обсуждал проблему с теплоизоляцией, которая едва не стала причиной отмены старта.

10 июля с космодрома на мысе Канаверал стартовал шаттл «Атлантис». Это был завершающий старт всей 30-летней программы космических челноков, историческое событие. На форумах шум, треск и рыдания. На сайте НАСА вскользь отмечено, что в подготовке старта принимало участие министерство обороны США. О грузе – ни слова. Но груз-то был, это ясно. Только какой? Ни «стрингеры», ни астрономы помочь мне ничем не смогли. Высказывались разные предположения (спутник-разведчик в числе первых), но фактами, как я понял, никто не располагал.

Думай, Зигфрид, думай, недаром ты писатель-фантаст! Вон, Жюль Верн сколько всякого напридумывал, и почти все исполнилось!

«Утверждают космонавты и мечтатели, что на Марсе будут яблони цвести», – включилась в мозгу еще одна старая космическая песня. А ведь, пожалуй, действительно будут! Но вырастят их китайцы, которых доставят туда американцы. Зато продавать марсианские яблоки будут на наших рынках таджики, причем втридорога!

Я встал, умылся, подлил себе еще рому. Приоткрыл жалюзи. В Вашингтоне было уже утро, шесть тридцать. На пересечении Шестнадцатой и С-стрит успела образоваться пробка. Из южного окна виднелся белый купол Капитолия. Ни к селу ни к городу вспомнилась вдруг толкиеновская сага о хоббитах и Кольце, как его там… Всевластья. Как эти несчастные коротышки карабкались на какую-то гору, чтобы уничтожить Кольцо, средоточие всей силы главного злодея Саурона, – и все это в двух шагах от его главной резиденции. Смелая операция! Как говорят разведчики, «взяли на парадоксе»… Но я не был коротышкой (рост 179 см, вес 87 кг, красив и строен, как элитный эльфийский воин). А мой противник, положа руку на сердце, не был сказочным злодеем. В этом-то вся и сложность… А еще у меня уже плохо работала голова. Но это мой единственный инструмент…

Я вернулся к столу. Итак, «Атлантис», 10 июля… И тут меня как шарахнет: десятое июля! А пятнадцатого был учебный пуск «Молнии» с АПЛ «Москва», закончившийся катастрофой! Первый в ряду аварийных пусков, с которого берет отсчет «стратегический паралич»! Именно после запуска «Атлантиса» все пошло наперекосяк! Значит, он и вывел на орбиту четвертый спутник! Значит, этот самый «невидимка» и есть разыскиваемый мною вредитель! Который может незамеченным подкрасться к девушке, заглянуть ей под одежду, а потом еще и грубо трахнуть! Хотя последнего ему никто не поручал… Или все-таки поручали?

Солнце поднималось все выше над Вашингтоном, в номере стало душно, пришлось включить кондиционер. Рому больше не хотелось, хотелось только спать. Но я чувствовал себя кем-то сродни астроному Ловеллу, который по возмущениям орбит Урана и Нептуна вычислил существование невидимой планеты Плутон! Ай да Зигфрид, ай да сукин сын! Адреналин выплеснулся в кровь, и я с новыми силами принимаюсь перекапывать все, что касается запуска 10 июля. Что же они везли? Косвенная информация может просочиться самым неожиданным образом. Как в анекдоте: «Сколько в роте солдат? Военная тайна! А сколько порций каши на ужин сготовили? Двести двадцать!»

Но и командиры молчат, и кашевары не помогают. Историческая составляющая этого старта буквально заслонила все остальное. Специалисты и дилетанты обсуждали следующий проект НАСА, вспоминали отлетавшие свое «челноки», спорили о том, рано ли закрыли программу или, наоборот, поздно. В общем, просидев за компьютером до одиннадцати утра, я никаких новых сведений не почерпнул.

Зато нашел в сети великое множество фото и видеороликов этого запуска. В каком угодно виде – с мобильного телефона, бытовой «мыльницы», профессиональной камеры, с эффектным монтажом, музыкой и комментариями и прочими делами… Белый корабль с короткими, словно подрезанными, крыльями застыл на стартовом столе, прикрепленный к двум ракетам-ускорителям и огромному рыжему баку с топливом. На отсчете «семь» включаются маршевые двигатели. Пламя из желтого превращается в красное, затем в малиновое… Включаются боковые ускорители – старт! Шаттл отрывается от стола, поднимается вверх, одновременно разворачиваясь вокруг оси и корректируя угол полета. В конце концов он уходит в небо в слегка «опрокинутом» положении, хвостовым оперением вниз. Камера следит за полетом, наращивая «зум», и через какое-то время видно, как отстреливаются и летят вниз боковые ракеты-ускорители…

Впечатляющая картина. Но прояснить, какой именно груз несет с собой шаттл, мне это не помогло.

«А собственно, зачем мне это? – спросил я себя в какой-то момент, когда солнце уже вовсю било сквозь щели в жалюзи, кондиционер в номере работал на полную мощность, а у меня перед глазами плыли розовые и желтые круги. – Ну вывели американцы на орбиту секретный груз. Во внутреннем отсеке шаттла, находится новейший спутник-«невидимка», способный не только “видеть сквозь ночь”, но и выводить из строя ракетную технику моей страны… Так зачем мне искать этому документальное подтверждение? Надо искать в космосе самого вредителя и “решать с ним вопрос”, используя многозначный эвфемизм последнего времени…»

Я быстро составил рапорт-шифрограмму, приложил фото значка в высоком разрешении, добавил несколько ссылок на сайты, откуда черпал информацию, а также на видеоматериалы о старте «Атлантиса». Разбил все это на четыре закодированных архива, сбросил на флешку, вышел на улицу, отойдя на приличное расстояние, взял такси и поехал в одно из заранее присмотренных интернет-кафе. Затем, через меняющийся каждый день по специальному графику подставной сайт, отправил послание по е-мейлу, открытому на острове Большой Кайман.

После чего вернулся и наконец лег спать. Могу поклясться, что во сне я проник на борт «Атлантиса» и нашел злополучного вредителя. Он и в самом деле оказался невидимым, опознать его удалось только по круглым совиным глазам, которые таращились на меня в темноте, а также по железному загнутому клюву, который то и дело пытался долбануть меня в лоб, пока я, обливаясь потом, катил спутник к люку грузового отсека. И все-таки я ухитрился открыть тяжеленную крышку и пинком выбросил зловредного «невидимку» наружу…

«Опять все надо делать самому!» – пожаловался я невесть откуда взявшейся волейболистке в белом бикини. «Бедный Зигфрид!» – сказала она, показывая куда-то вдаль. Я посмотрел и увидел птицу в ночи, летящую к звездам на огромных мощных крыльях.

Традиционная трапеза после ночного дежурства проходила в молчании. Катерина сидела, уложив на столик отмытые с лимоном (чтобы кухней не пахли) руки, и смотрела, как Синицын равнодушно поглощает ее пшенную кашу с поджаркой. Самые лучшие кусочки для него приберегла – ни жилок, ни сала, все по ГОСТу, даже самому Гнетову такая поджарка не снилась, не говоря уже о простых солдатиках. А он хоть бы слово сказал.

– Наши барана подстрелили, – сообщила она радостную весть. – Здоровенного – с трудом волокут. Так что я тебе на обед свежайших отбивных нажарю.

Но Синицын будто не услышал.

– У тебя все в порядке-то? А? – не выдержала.

Он мотнул головой, промычал что-то типа «угу».

– А чего смурной-то?

– Спать хочу.

– Так сейчас отоспишься. У меня. Я тебе и снотворное приготовила.

Он поднял глаза.

– Какое еще снотворное?

Катерина улыбнулась, глядя на его вытянувшееся лицо.

– Сто грамм, вот какое! – победным тоном объявила она. – Специально с вертолетчиками договаривалась. И пиво, и водку заказала! Вон, только что домой сбегала, в морозильник положила. А колбаску с помидорчиком, наоборот, – достала. Помидор-то холодный нельзя, невкусно…

– Выключусь и без твоих ста грамм, – отмахнулся он.

– Да ты и так выключенный!

– Тебе хлопот меньше.

Она не обиделась. Фигушки, не дождется. Не на ту напал.

– А мне, может, нравится хлопотать, – промурлыкала Катерина. – Ты вон совсем черный стал, похудел – не высыпаешься, поди. Потому что ночью дежуришь, а потом думаешь, о чем не положено. А у меня ты ни о чем думать не будешь. Ляжешь и уснешь, а к обеду встанешь, как огурчик…

– Ну да. У тебя все встают, как огурцы. Это я знаю, – сказал Синицын.

Она выпрямилась.

– Ну чисто старый дед! – Посмотрела на него, усмехнулась. – А вот и не все! А только те, кого приглашаю!

Капитан ничего не сказал, молча отставил тарелку. Вид у него и в самом деле неважнецкий. Сдал как-то за последнее время. На днях, говорят, к фельдшеру ходил, тот ему порошок какой-то выдал – от головной боли, что ли. А может, снотворное. Но Катерина-то баба опытная, знала, что лучшего лекарства, чем стопка водки и горячий секс, еще не придумали.

– Так что, точно придешь или как в прошлый раз?

Синицын усмехнулся.

– Конечно, точно, – отхлебнул чай из стакана, поставил на место. – А то кого-нибудь пригласишь на свободное место. А меня жаба потом задушит. Я ведь жадный, ты знаешь…

– И ни разу ты не жадный, брось.

Синицын встал, одернул форменную рубашку.

– Мне ведь и в самом деле выспаться не помешает. А такой мягкой и свежей постели, как у тебя, на нашей высоте больше не найдешь.

Катерина тоже поднялась из-за стола – налитая, ладная, что грудь, что бедра, что попа – все на месте, а еще по талии фартуком туго-натуго перетянута, чтобы подчеркнуть все достоинства.

– Постель у меня свежая, это верно! – хмыкнула она и потянулась. – И не только постель!

Выспаться… Что-то в последние недели с ним произошло, какая-то дрянь приключилась, из-за чего сон превратился в настоящую проблему.

Две недели? Или все три? Когда это началось?

Синицын не помнил.

Сперва стремительное погружение, провал, темнота – и тут же он вскакивает, весь в поту, с колотящимся сердцем. Ощущение угрозы. Взгляд. Пустой, бездушный, металлический, свинцовый… но тем не менее осмысленный. Опасный. Так мог бы смотреть нацеленный на него автомат с компьютерными мозгами.

Вот и все. На этом ночной отдых заканчивался. Синицын мог лежать, мог сидеть, мог считать верблюдов или смотреть в потолок. Заснуть после такой встряски ему удавалось редко, да и то спустя короткое время он снова просыпался, едва сдерживая крик.

Иногда ощущение взгляда преследовало его во время работы, в столовой или на спортплощадке, где они с Зуевым в свободную минуту перекидываются в мячик. Ни с того ни с сего вдруг – как будто кто-то посторонний пришел и встал за спиной, сверлит темя. Темная фигура с мертвыми глазами. Но здесь другое дело: когда занят чем-то, перенести взгляд легче.

Синицын догадывался, что это не просто бессонница или усталость. Проблема серьезнее. Только обращаться к врачам он не хотел. Стыдно. К тому же до пенсии осталось всего ничего, а тут в запас по состоянию здоровья… Да еще с психиатрическим диагнозом. Нет. Уж лучше сифилис какой-нибудь, чем «дурка»…

Сегодня опять было, прямо во время дежурства. Он даже время запомнил – 06:38. Пятьдесят две минуты до окончания вахты. Он снимал данные с шестого телескопа, паковал в архив, чтобы потом отправить на узел связи. Один, никого в пультовой нет. Стальная дверь заперта, как положено по инструкции. Но что-то бесплотное, как темный газ, все равно просачивается в комнату, скапливается в дальнем углу за спиной, формирует расплывчатую фигуру с длинными колышущимися руками и остроконечной, как пуля, головой… Что тебе надо? Зачем смотришь на меня? Откуда ты взялся вообще?

Синицын приучил себя не оглядываться. Все равно ничего не увидит. Он отправил все данные на УС, перевел аппаратуру в автоматический режим, затем сдал вахту Шевченко. Закончил работу. Когда выходил из пультовой, все-таки не выдержал, глянул в дальний от окна угол. Нет там никого. «Тебе, капитан, лечиться надо!» Вот-вот.

…У Катерины уснул легко, сам не заметил. Лежал на боку, рука у нее на груди, она ему в ухо щебечет про какой-то бидон с «левой» сметаной, чушь всякую… Потом приподнялась на локте, посмотрела. «Спишь уже, Сереж? А? Ну спи, спи…» Грудь у Катерины пышная. И вообще она баба ничего. Вон, уходила его только что, как катком асфальтным…

Синицын уснул и видел, как они с Катериной сидят в пультовой и она просит его достать во-он ту звездочку с орбиты 790. Он отнекивается, мол, звездочка-то не моя, говорит, и все такое. Катерина только пуще разохотилась: достань, и все. Халат накрахмаленный снимает, руками гладит себя по голым бедрам, брови шалашиком – колдует опять. Синицын на нее прикрикнул: молчать! смирно! Она вскочила голая, стоит и плачет. Жалко ее стало. Он взял вахтенный журнал, взял каталог объектов, скрепленный полковой печатью, стал проверять. Нет на орбите 790 никакой такой звездочки, не числится! Значит, ничья она, значит, ничего за нее не будет! Ладно, говорит он Катерине, сейчас достану, вот только телеметрию проверю… Отвернулся к компьютеру данные загрузить – и снова почувствовал это. Смотрит кто-то. В спину смотрит. И волосы дыбом становятся… «Катерина, это ты? – крикнул. – Опять колдуешь?» А оглянуться боится. И тут вдруг грохот, шум, кутерьма, осколки какие-то в стороны летят…

– Да я это! Чего всполошился-то так?

Синицын сидел на кровати и ничего не понимал.

– Чуть стену не пробил, бешеный! Ты что? – слышался рядом голос Катерины. – Вставай, говорю! Там тебя Гнетов ищет чего-то!

В окна било яркое солнце. Катерина, набросив домашний халат, прибиралась на столе, убирала в холодильник водку и остатки закуски.

– Зуев твой прибегал: начальство Синицына срочно требует! – говорила она, проворно сметая хлебные крошки в ведро. – Я сказала, нету тебя здесь, не приходил. Он и дальше побежал. Так что давай, вставай скоренько, пока они там всю часть не обегали…

Он встал, надел брюки, застегнул часы, глянул. Сорок минут каких-то спал, чтоб им пусто было!

– Что ему надо? – хмуро проговорил Синицын.

– Не знаю! Больно-то со мной обсуждают ваши дела!

Синицын уже стоял одетый перед дверью. Голова кружилась. Катерина, не обращая на него внимания, сбросила халат, застегнула лифчик, надела платье, стала причесываться перед зеркалом.

– Ладно. Я пошел. Гнетову привет передать?

Катерина, зажимая губами заколки, промычала что-то неразборчиво. Синицын махнул рукой и вышел.

Возле метеостанции стоит беседка с табличкой «Место для курения» и огнетушителем на красном щите. Там сидел Зуев в своей любимой позе «зю», задумчиво смотрел на крохотный окурок в своей руке и что-то насвистывал. Услышав шаги, он поднял глаза, прикрыв их ладонью от солнца, сморщился. Лицо у него коричневое и вытянутое, как у таксы, а брови выгорели, будто их и нет.

– А-а, Синицын. Сразу объявился, конспиратор хренов! Я так и знал, что у Катерины зависаешь!

– С чего это ты решил? – сказал Синицын.

Зуев оскалился.

– А с чего это она среди белого рабочего дня будет у себя в комнате торчать в одном халате на голое тело?

– Под халат, что ли, заглядывал? Или пощупать успел?

– Ну нет… Да брось! Конечно, нет! – Зуев перестал скалиться. – Оно и так видно… Я только зашел и сразу вышел! Мне чужого не надо, если хочешь знать!

– Знаю, – сказал Синицын. – В общем-то потому и пришел. Отмажешь меня перед Гнетовым?

Зуев посмотрел на него и снова уставился на свой окурок.

– Как я тебя отмажу? Я все обошел, доложил дежурному: нигде нету. Теперь сам выпутывайся. Скажи – в горы гулять ходил, снежного человека искал. А еще лучше – охотников встречал. Мол, очень свежатинки захотелось!

– После ночного дежурства? – скривился Синицын. – В это только снежный человек поверит. Лучше скажи, что я в каптерке спал.

– Так я ж уже доложил… – неуверенно протянул Зуев.

– Мало ли что доложил! Вначале не увидел, а потом второй раз заглянул – и нашел!

Зуев молчал. Это обнадеживало.

– Короче, скажешь, что спал я там. В каптерке. На топчане. Я тебе за это бутылку пива выставлю. Усек?

Зуев вздохнул.

– Где ты его возьмешь, пиво-то?

– Две бутылки, – сказал Синицын. – У Катерины есть. Она, кстати, сказала, что у тебя лицо интеллигентное.

– Ладно, – сказал Зуев. – Пиво тут редкость, а звездюлины все равно каждый день сыпятся.

– Вот и договорились. Чего он хотел-то?

– Гнетов? Да из Генштаба вроде как звонили. Говорят, проворонили какой-то важный объект. Чуть ли не вражеский КА. Ну, он тебя сразу «на разбор», ты ж у нас главный по тарелочкам.

– Ерунда, – уверенно сказал Синицын. – Если мы проворонили, то другие тем более не каркнули бы… Тогда откуда они знают?

Зуев пожал плечами.

– Позвони в Генштаб и спроси. Они тебе подробней объяснят.

– Ладно… Где он сам?

– Гнетов-то? – опять переспросил Зуев. – Да где ж ему быть. В дежурке торчит, журналы наблюдений смотрит, в затылке чешет.

– Чего смотреть, он же ничего не понимает в нашей науке! – Синицын усмехнулся. – Ладно. Я пошел свою звездюлину ловить. Ты все понял, Зуев? В каптерке я был, как договорились.

– Да понял, понял! Топай, не боись! – Зуев замахал руками. – Так у вас с Катериной получилось хоть что-нибудь? Ну, я в смысле… Уж больно недовольный вид у нее был!

– Это потому, что не вовремя явился! Соображать надо, Зуев!

В штабе Гнетова не оказалось. Дежурный сказал, что полковник устроил всем разгон, а потом куда-то ушел.

– Наверное, к себе, больше некуда.

Действительно, не на ледник же он поперся…

Кабинет начальника был заперт. Синицын постучал, изнутри послышался окрик:

– Кто там? Чего надо?

– Капитан Синицын явился по вашему приказанию!

– Б…дь! Наконец-то! Да неужели ты еще приказы выполняешь?

Что-то громыхнуло, послышался звук приближающихся шагов. Дверь распахнулась. На пороге стоял Гнетов – красный, без кителя, форменная рубашка без погон, ворот расстегнут, зеленый галстук висит на заколке, болтая белыми резинками.

– Боевой пост, Синицын!!! – взревел он. – Ты знаешь, что такое твой боевой пост?! Это место!!! Где тебя в любую минуту!!! Может найти начальство!!!

Полковник качнулся вперед, намереваясь ухватить Синицына за ворот рубашки. Тот отступил в сторону, Гнетов нырнул в пустоту и едва не упал, но ухватился за дверной косяк.

– Ты где был, Синицын?! Почему оставил боевой пост? Под трибунал захотел?!

– Никак нет, товарищ полковник, – спокойно сказал Синицын. – Ничего я не оставлял. Пост сдал, находился в расположении части, отдыхал после дежурства.

– Врешь, Синицын! В общежитии тебя не было! Опять, б…дь, повариху свою жарил, курву эту!!! Я знаю! Моральное разложение, б…дь, вот как это называется! Я тебе суд офицерской чести устрою!

– Я в каптерке спал, товарищ полковник.

– Молчать!!! Не вешай лапшу на уши!

– Точно говорю. Зуев меня там видел.

– Зуев тоже п…ит!!! – орал Гнетов. – Зуева тоже под трибунал!

Синицын пожал плечами: под трибунал так под трибунал. Тем более что трибуналов давно нет, они в военные суды преобразованы!

Гнетов исподлобья посмотрел на него, вытер рукавом рот, мотнул головой из стороны в сторону, как боксер во время разминки.

– А почему в каптерке спал, а не на своем месте?

Он выглянул в коридор, затащил Синицына в кабинет и запер за ним дверь.

– Чтоб не мешали, – сказал Синицын. – В общаге то орут, то смеются, то ногами топают, то музыку слушают. Я там никогда не высыпаюсь.

Гнетов встал посередине комнаты, широко расставив ноги, с хрустом потер ладонью мощный загривок. Зевнул.

– Не надо мне только, понимаешь… басни всякие…

Он наклонился, достал из-под стола початую бутылку водки, пристально посмотрел на нее, потом на Синицына.

– Выпьешь? – спросил почти примирительно.

– Спасибо, товарищ полковник, – ответил Синицын. – На боевом посту не употребляю.

Гнетов покачал головой, осклабился. Молча плеснул в стакан, выпил.

– Вот за это я тебя и не люблю, Синицын. Мутный ты человек. Ненашенский… И чего в тебе Катерина нашла? А? Только что неженатый? Так все равно не женишься…

Синицын смотрел в окно. Несколько рядовых катили к котельной бочки с соляркой, под ногами у них путался лохматый пес Апогей, прикормленный здесь еще при предыдущем начальстве.

– А на начальство ты зря залупаешься. Ты ведь против меня никто. Ты – клоп. Я мог бы сделать так, что ты бы уже завтра сидел в каком-нибудь сраном Оленегорске, крутил бы турнели на допотопной РЛС, а после дежурства дрючил не Катьку, а тюленей. А вот я этого не делаю. Хотя могу. Очень даже легко. А ты хорошего отношения не ценишь, подставляешь своего командира!

Полковник выдвинул стул, сел на него верхом, облокотившись на спинку, и смотрел на Синицына снизу вверх красными глазками.

– Вот сам посуди. Звонят мне сегодня из Москвы. Из Генерального штаба звонят. Есть у них информация о каком-то неотслеженном КА, хотя я не знаю, откуда она у них. Может, по агентурной линии, может, еще откуда. Они спрашивают: как же так, Гнетов, вот мы про этот спутник знаем, а вы – нет. И куда это годится? Что бы ты на моем месте ответил, Синицын?

– Я бы запросил данные по спутнику и проверил.

– На, проверяй! Они и официальную шифрограмму прислали!

Командир части дотянулся до стола и протянул подчиненному бланк с красной полосой наискосок.

– …По имеющимся данным, слабовидимый КА выведен на орбиту 10.07. 2011 года шаттлом «Атлантис». Анализ видеозаписи позволил прийти к выводу, что разворот «Атлантиса» после старта на 140 градусов соответствует азимуту выхода на орбиту наклонением 57 градусов. С учетом полученных данных приказываю провести целевой поиск неизвестного космического аппарата и об обнаружении доложить в Генеральный штаб… – вслух прочел Синицын и растерянно развел руками.

– Так для целевого поиска одного наклонения орбиты мало, товарищ полковник. Надо и другие координаты знать. Апогей, перигей, эксцентриситет… Раз он слабовидимый, то какое антирадарное покрытие используется… Если титановое, то инфракрасный лазер не поможет, нужен ультрафиолетовый… А если…

– Ты мне голову не морочь! – загремел Гнетов. – Читай шифровку! Там все написано: провести поиск и об обнаружении доложить! И все параметры, какие нужны, там есть! Иди, обнаруживай! Это твоя работа! А если ты про чужие КА от начальства узнаёшь, то какого, б…дь, рожна ты здесь делаешь?!

– Для целевого поиска нужны развернутые координаты, товарищ полковник, – упрямо повторил оператор. – По одному наклонению это все равно что общий поиск! Та же иголка в сене, только указали, с какой стороны стога…

Гнетов встал, с грохотом отшвырнул стул ногой.

– Это ты генералу Воробьеву расскажешь! Быстро к пульту и веди радарный поиск! А стемнеет – расчехляй оптику! Что хочешь делай – чтобы нашел этот гребаный спутник!

– Да я не спал после ночи! У меня глаза слипаются!

– Больше у тебя ничего не слипается? Надо было отдыхать, а не Катьку топтать! Иди и ищи! Не выйдешь, пока не найдешь!

– Что искать-то?! Я же сказал: комплекс координат нужен!

– Тебе Москва прислала все, что нужно! Координаты Северного полюса знаешь? Если не понимаешь ничего, то я тебя туда и отправлю, тюлени уже заждались! Понял меня?!

По сравнению с разбушевавшимся Гнетовым собственные фобии – взгляды из ниоткуда, темные фигуры в углу – показались какой-то детской чепухой, они съежились и бесследно исчезли. «Ему бы психотерапевтом работать!» – подумал Синицын. А вслух выпалил:

– Тюлени тут ни при чем, товарищ полковник. Как можно обнаружить аппарат по одному параметру орбиты? Коли в Москве этого не понимают, вы им и должны объяснить! Вы-то уже четвертый год на станции, а тоже, выходит, не понимаете!

Гнетов слушал его, повесив челюсть на грудь.

– Что-о?! Это ты мне?! Это я не понимаю?! Я ж тебя, б…дь, об стену размажу!

Он схватил стул, грохнул им об пол, – обломки полетели во все стороны, в волосатой руке осталась ножка с угрожающим острым концом.

– Ты меня учить будешь?!

Он двинулся на Синицына. Тот понял, что перед ним и в самом деле стоит выбор: или военный суд, или проломленная голова. Первый вариант казался предпочтительней. Синицын отступил к двери, оглянулся в поисках чего-нибудь увесистого.

К счастью, Гнетов в драку не полез – то ли побоялся, то ли просто сообразил, что, оставив комплекс без старшего оператора, он и сам, скорее всего, отправится к заждавшимся тюленям. Он отшвырнул в сторону импровизированную дубинку, застегнул ворот рубашки, привел галстук в надлежащее положение, надел китель, стал по стойке «смирно» и скомандовал:

– Капитан Синицын, приступить к выполнению приказа Генерального штаба! Об исполнении доложить!

– Есть! – Оператор повернулся через левое плечо и вышел из кабинета.

Запустить космическую ракету не так просто, как отправить в полет воздушный лайнер. Потому как соперничающие страны внимательно следят друг за другом: а вдруг супостат надумает подвесить над их головой контейнер с бациллами чумы, боевой лазер или самую обычную ядерную бомбу! А процедура запуска настолько масштабна, что ее не скроешь от посторонних глаз: тут и оживление на полигоне, и вывоз ракеты на стартовый стол, и подобный кратковременному землетрясению грохот двигателей, и инверсионный след в атмосфере, и сам выход в космическое пространство – все это фиксируется сейсмографами, спутниками-шпионами, радарами, центрами контроля околоземного пространства, другими техническими средствами, не говоря уже об агентурной разведке…

Поэтому в специальном журнале на оптико-электронном комплексе «Окно» были зафиксированы не только официальные старты с космодромов США, которые широко освещались американской и мировой прессой, но и секретные – с Центра космических полетов на острове Уоллопс, со специальной морской платформы «Одиссей» в акватории Тихого океана, с подводных лодок «Посейдон» и «Калифорния» в Атлантике и Индийском океане – словом, все запуски вообще. И запуск шаттла «Атлантис» 10 июля 2011 года был отражен в этом документе. Но к какому из средств доставки на орбиту привязать вредоносного «невидимку»? И как его обнаружить? Это гораздо более трудная задача! Потому что есть спутники двойного назначения, которые месяцами и годами могут отрабатывать мирную программу, а потом, по специальному сигналу, перепрофилироваться в «шпиона». Или незаявленные штуковины, которые могут в удобный момент выбросить на орбиту из того же «Атлантиса»… Лазейки для коварного супостата, конечно, есть. Их должна «затыкать» автоматика комплекса, которая отслеживает изменения в привычной картине неба. Но на самом деле автоматика далеко не всемогуща.

Синицын еще раз просмотрел журналы наблюдений за последние шесть месяцев. И за весь последний год. Сверил с каталогами обнаруженных КА. Все вроде сходится. Не должно быть никакого неучтенного КА. А с другой стороны, он есть, даже наклонение орбиты известно… Как они все это разузнали, интересно…

Система обнаружения работала в автоматическом режиме, у пультов дежурила бригада операторов в полном, «чрезвычайном» составе.

– Отрабатываем орбиту наклонением 57 градусов! – скомандовал Синицын. – Второй телескоп на ручной режим!

А у него вторая бессонная ночь. Но чем черт не шутит! Он сел за пульт и, хотя глаза слипались, до самого утра скрупулезно просеивал небо, пока по сетчатке не стали ползать серые и черные мухи. Бесполезная трата времени. Пространство глубиной сорок тысяч километров, бездна. С таким же успехом можно искать в океане оброненную запонку… Хотя движение запонки, идущей ко дну, описывается куда более простыми параметрами, чем движение спутника. Да и никакой океан не сравнится по размеру с космосом, пусть даже ограниченным гравитационным полем Земли.

Он вышел из пультовой, сел на скамейку под навесом, закурил.

Опять утро. Начинало светать. В Ходжарках, Каришах и других горных кишлаках, расположенных ниже по склону Санглокских гор, еще темно, в домах жгут свет. Здесь же, на самой верхотуре, солнце уже поливает комплекс косыми лучами, как снайпер, притаившийся за черной восточной грядой.

«Интересно, есть ли в Каришах электричество? – лениво подумал Синицын. – Или там до сих пор жгут допотопные керосиновые лампы?»

Сто процентов за лампы. Хотя и двадцать первый век, и все такое… Высокоточные астрономические установки, напичканные новейшей электроникой, одной ногой в космосе, можно сказать… А тут – керосиновые лампы. Экономика. Никто не станет тащить в горы линии электропередачи! Или не экономика, а дикость?

– Ну что, Синицын? Чем порадуешь?

Темная фигура на фоне восходящего солнца. Синицын вздрогнул и в первое мгновение едва не выронил окурок. Но это оказался всего лишь Гнетов.

– Автоматика новых объектов не обнаружила!

Капитан встал с места.

– Поиск в ручном режиме результатов не дал. Необходимы более точные координаты!

Как ни странно, Гнетов не стал орать и размахивать руками. Он молчал, что-то соображая. Наверное, протрезвел и понимал, что криком спутник не запеленгуешь. Надо докладывать обстановку в Москву, запрашивать дополнительные параметры. Но где они их возьмут?!

– А чего тогда ты здесь сидишь, прохлаждаешься? – недовольно спросил он. – Почему не за пультом?

– Остохренело потому что! – неожиданно для себя сказал Синицын чистую правду.

– Что?!

– Рапорт подаю. На перевод или на увольнение – мне все равно!

Он не собирался этого говорить, а сейчас сказал и почувствовал облегчение.

– Вот так, значит? Крысы бегут с корабля?

– Крысы как раз остаются.

– Ну-ну…

Гнетов шумно прочистил горло и сплюнул под ноги.

– Ну смотри, Синицын. Вольному воля, как говорится…

– Спасенному рай, – закончил Синицын.

Полковник с сомнением посмотрел на него, будто недослышал. Буркнул что-то под нос и ушел.

Над восточными скалами поднималось рыжее, как апельсин, утреннее солнце.

Бедный Зигфрид, бедный Зигфрид…

Я долго не мог сообразить, где я и откуда взялся этот назойливый пискливый звук.

Это был сигнал почтового ящика, оповещающий о новом сообщении. Ноутбук стоял на полу у моего изголовья. Не вставая с дивана, я кое-как дотянулся до клавиатуры, включил экран. Письмо из Вены, от благодарного читателя. Значит, надо опять ехать уже в другое Интернет-кафе и проверять Берлинский почтовый ящик. Новый, разумеется. Что Центр мог мне прислать, ведь работа завершена? Неужели благодарность? Или копию Указа о присвоении звания Герой России? Эх, вряд ли… Опыт показывает, что с хорошими сообщениями никогда не торопятся!

И точно!

«Для обнаружения “Невидимого глаза” необходимо располагать точными координатами его орбиты. В настоящее время известно только наклонение орбиты, которое составляет 57 градусов. Крайне желательно установить также апогей, перигей, эксцентриситет, фокальный параметр, тип антирадарного покрытия и т. д…»

Особенно меня умилило это «и т. д.». Как будто по первому желанию Центра я могу из разведчика превратиться в астронома, астрофизика, Нобелевского лауреата, друга Директора НАСА и еще черт знает в кого! Потом еще раз вчитался в строчки сообщения. Признаться, я понятия не имею, что такое фокальный параметр. Тем более какой-то эксцентриситет.

«Бедный Зигфрид», – подумал я. Сон оказался пророческим. Похоже, мне и в самом деле придется лететь в космос и своими руками уничтожать этот треклятый спутник…

Может, мне в качестве приза хотя бы достанется прекрасная волейболистка? Все-таки я умный и прозорливый, я заранее назначил встречу осведомленным людям!

С самого начала все шло лучше некуда. Мы болтали и шутили, как старые знакомые. Ни тени напряжения, ни тени неловкости. Тощую супругу Бэнкса Элси я очаровал с ходу, что называется, одной левой. Том Бэнкс немилосердно мешал выдержанный «Сент-Эмильон» с коньяком, и с лица его не сходило восторженное выражение типа «а не накатить ли нам еще?».

Чопорный Джон и красотка Барбара, которые представились как сотрудники «одной космической компании», смотрели на меня как на богатенького чудаковатого дядю-фрица, швыряющегося деньгами; они смеялись, снисходительно подшучивали надо мной, но при этом легко и непринужденно прикончили две бутылки «Шатонеф дю Пап». Лучшего и желать не стоило. Ко всему прочему, старина Ришар (он лично обслуживал наш столик) разошелся не на шутку. Черные трюфели были выше всяких похвал, а во фрикандо из телятины он, похоже, вложил свою трепетную, сочную и в меру прожаренную французскую душу.

Но главным блюдом, конечно, был я сам – приятный собеседник, гурман, сердцеед, блистательный писатель, остроумец, весельчак… Хотя, честно говоря, поводов веселиться было не так и много. Точнее, совсем не было. Мне много раз приходилось подпаивать людей и выведывать у них секреты – в этом и состоит моя работа. Но обычно следовало выведать нечто, облаченное в слова и легко вписывающееся в застольную болтовню, – имя, место, какой-то факт или даже просто его наличие: «да – нет», и тому подобную, понятную и соответствующую обстановке информацию. Когда беседа льется рекой, а сознание расслаблено алкоголем, даже его секретные отделы приоткрываются и нужное слово обычно рано или поздно вылетает, недаром даже поговорка есть: «Слово не воробей…»

Сейчас следовало вытянуть из собеседников не слова, а математические формулы и цифры, которыми даже подпившие, но вполне умственно полноценные и далеко не наивные государственные служащие, да и просто нормальные люди, будь они даже учителями математики, не оперируют во время приятного обеда. Как этого добиться? Предложить: «А давайте поиграем в числа»? Подмешать в вино пентотал натрия? Затащить их в подвал и мучить, пока не сознаются? Глупости…

В конце концов, я, как бы между прочим, выложил на стол 650-страничную «Марсианскую схватку», свой единственный козырь.

– Ого! – поразилась Элси Бэнкс. – И вы все это придумали сами? Из головы?!

– Здесь осталось еще на десяток-другой романов, – скромно заметил я, приложив ладонь ко лбу. – И на парочку увесистых сборников новелл.

– У вас, должно быть, три головы как минимум, мистер Майер! – воскликнул Джон с плохо скрытым сарказмом.

– О да. У меня три головы. Сегодня я решил надеть вот эту…

– Она вам очень идет! – Это, конечно, Элси.

Пора было ковать железо, пока горячо.

– На самом деле никакой писательской головы не хватит, если рядом нет толкового научного консультанта, – сказал я. – Здесь успех во многом зависит от того, насколько повезет встретить нужного человека.

– Вы имеете в виду Тома? – спросила Барбара.

– Конечно. Обязательно упомяну его в предисловии. – Я продекламировал: «Эта книга никогда не была бы написана без помощи Томаса Бэнкса, специалиста самой креативной компании мира – НАСА».

– Круто, – улыбнулся Джон.

– Но мне нужны еще консультанты, – сказал я. – Хорошего не бывает много, вы понимаете.

– Смотря в какой области, – сказал Джон. – Мы с Барбарой довольно узкие специалисты.

– Я исследую проблему «Фаррской аномалии», или, как ее еще называют, «Зоны “М”». Но, если шире, меня интересует Контакт в целом. Во всех возможных проявлениях…

– Простите, но «Зона “М”» – это обычный технологический миф, сказка, – перебила меня Барбара. – Разве он имеет какое-то отношение к космическим исследованиям?

– Мистер Майер связывает «Зону “М”» с последней высадкой на Луне, – вставил Том, рассматривая на свет свой бокал с «Камю Кюве». – Миссия «Аполлон-17», если помните.

– Высадка в кратере Нансена? Декабрь семьдесят второго? – Барбара скосила на меня прекрасные зеленые глаза. – По-моему, заурядная миссия. Эксперимент по гравитации, по космическому излучению, исследования лунного грунта… Или я чего-то не знаю?

– Участники миссии имели контакт с представителями негуманоидной цивилизации, – сказал я, внутренне содрогаясь от собственных слов. Вообще, самое противное в моей профессии (на самом деле горячо мною любимой), что иногда приходится выдавать себя за умалишенного.

На какое-то время все замолчали.

– Ва-ау! – протянула Элси.

Джон расхохотался.

– Нет, вы это серьезно?

– Вполне, – с достоинством ответил я.

– Минераловидная цивилизация, – авторитетно заявил Бэнкс. Его язык заметно заплетался. – Камни, короче. Типа живые. Они еще питаются этим… Не помню. Кажется, статическим электричеством.

Элси вперила в меня пылающий взор.

– А как они размножаются, мистер Майер?

– Дроблением, конечно! – сострил Джон.

– Это не важно, – сказал я. – Важно, что они контролируют нашу жизнь! По крайней мере, пытаются. Они используют «пространственный лифт», который соединяет Море Ясности с окраиной Фарра в Техасе…

– Помилуйте! Да это какой-то трэш! – не выдержал Джон.

Я сделал вид, будто не расслышал.

– А еще они наблюдают за нами с орбиты. Вот так-то, господа…

Я собственноручно наполнил всем бокалы. Мне в самом деле захотелось выпить. Даже напиться. Чтобы пережить подобные минуты, необходим алкоголь, и чем крепче, чем больше, тем лучше.

– Камни летают на орбите? Наблюдают за нами? – вежливо уточнила Барбара.

– Да. Они выглядят как камни. А некоторые вообще никак не выглядят. Они невидимы.

– Хм, интересно… Значит, у них тоже иридиевое напыление? – Барбара посмотрела на Джона.

– А может, и золотое! – захохотал тот. – С бриллиантовой крошкой! И сотни авантюристов принимаются охотиться на несчастных пришельцев! Как вам сюжет, мистер Майер? Дарю!

– Сюжет неплохой! – благосклонно киваю я. – Особенно если написать сценарий! Может получиться очень зрелищный фильм…

Бэнкс едва не расплескал коньяк себе на брюки.

– У тебя, оказывается, тоже есть творческие способности, Джон! – воскликнул он.

– А как ты думал? – гордо сказала Барбара. – Дорогой, почему бы тебе самому не написать сценарий? Невидимые камни с орбиты заглядывают в земные дома, лаборатории, военные штабы – сквозь железо, кирпич, бетон! А в качестве побочного эффекта – люди сходят с ума…

– И никто не может установить причину! – продолжал веселиться Джон. – Даже сами камни ее не знают…

– Так не бывает, – с видом знатока говорю я.

– Все бывает в этой жизни, мистер Майер, все бывает! – Джон хлопает меня по плечу.

– Это только у вас, в НРА, все бывает, – кривит губки Элси. – Вы же еще не окончательно стряхнули с себя пыль «фирмы»… А у нас пока ничего сверхъестественного не происходило…

Лицо Джона сразу стало серьезным.

– Хватит, Элси, – с нажимом сказал он. – Давай сменим тему!

– Предлагай! – капризно ответила она и допила свой бокал. – Только чтобы мне было интересно!

– Тогда о гладиолусах! – вмешался Том Бэнкс. – О твоих любимых цветах!

– Георгинах! – обиделась Элси. – Я выращиваю георгины! Ты даже не знаешь, какие у меня любимые цветы! Муж называется!

Обстановка осложнялась. Вечер может испортиться и перейти в обычные семейные разборки. Такого допустить нельзя!

– Георгины! Какое совпадение! – воскликнул я с самым восторженным видом. – Элси, я ведь тоже большой поклонник георгин!

Она окинула гостей победным взглядом.

– Я в вас и не сомневалась, мистер Майер! Человек с тонкой душевной организацией не может не любить эти цветы! – Элси вперила в меня пылающий взор. – Вам больше нравятся шаровидные или нимфейные?

– Разумеется, шаровидные! – уверенно ответил я.

– А какой у вас любимый сорт? У меня, например, «Грейсленд»! А вы видели «Розовый закат»? Просто фантастика, правда?

На самом деле я понятия не имел, как эти георгины вообще выглядят. Из цветов я знал только розы, которые обычно дарил женщинам. Но в данный момент это не было важно.

– Я не видел «Розовый закат», – сказал я честно. – Зато видел кое-что другое. У нас в Германии вывели совершенно новый сорт георгина, который назвали в честь последнего полета «Атлантиса»… Угадайте – как?

– «НАСА»! – важно изрек Том. – Или «Закат».

– Нет, – сказал я. – Его так и назвали – «Атлантис». Красивейший бутон. Просто роскошный. Причем, как я слышал, у него очень длинный стебель…

– Мексиканские георгины бывают до шести метров! – вставила Элси.

– Может, еще выше. Как мне объяснили, это было сделано специально. Высота стебля сорта «Атлантис» подчеркивает тот факт, что последний шаттл работал на чрезвычайно высокой орбите…

Я посмотрел на Элси. «Надежда – мой компас земной, а удача – награда за смелость…»

– Да полная ерунда! – возмутилась она. – «Атлантис» работал на обычных 225 километрах! Это низкая орбита! Что это они выдумают там, у вас в Германии?

Я только развел руками: «Мол, знать не знаю, что эти дураки там себе думают, и никакого отношения к этим глупым мыслям не имею».

– Хотя нет, стоп! – перебила она. – Он же еще спутник должен был доставить на 788-й километр!

– Ого! Это гораздо выше! – обрадованно воскликнул я. – Очень высоко! Это в апогее, как я понимаю? Видите ли, чтобы читатель поверил в достоверность описанного, надо все время использовать специальные термины: научные, профессиональные… Апогей, перигей, этот, как его… Эксцентриситет!

– Вы очень добросовестный писатель, мистер Майер! – умилился Том. – Я хочу выпить за вашу скрупулезность и обстоятельность! И за успех ваших книг!

– Спасибо, спасибо! – Я со светской улыбкой тренькнул своим бокалом о бокал Тома, потом чокнулся с остальными. – Давайте выпьем, и я расскажу смешной анекдот…

Вечер снова вошел в правильную колею дружеского застолья. Немец и четверо американцев веселились, говорили друг другу добрые слова, смеялись – словом, отдыхали на полную катушку, почти как русские. Если верить словам незабвенного Штирлица о том, что запоминается только последняя фраза, то сегодняшний вечер должен был запомниться моим гостям лишь анекдотами и довольно двусмысленными шутками, но никак не разговорами на космическую тему.

Потом к нам подошел озабоченный Ришар.

– Как вам понравилось мое фрикандо? – затаив дыхание, спросил он.

– Фрикандо было выше всяких похвал, – сказал я.

Ришар перевел дух и просиял.

– Я очень рад, месье Майер! На десерт могу предложить черничный мусс, мраморный сорбе, двенадцать видов мороженого… – Он принялся терпеливо перечислять длинный список всяких вкусностей. И за столом вспыхнула оживленная дискуссия, что именно лучше выбрать.

Через полтора часа Джон и Барбара стали собираться. Я проводил довольную пару до выхода. Прощались мы не как друзья – как близкие родственники.

– Спасибо, мистер Майер, все было просто великолепно, – широко улыбаясь, Джон долго тряс мне руку, а красотка Барбара даже чмокнула в обе щеки.

– Я никогда не ела таких вкусностей! – восторженно воскликнула она. – А вкус этих вин запомню на всю жизнь!

Я чуть не прослезился и, глядя вслед уходящим молодым людям, мысленно махал безупречно-белоснежным платком.

Вернувшись к столу, я обнаружил Тома Бэнкса сильно пьяным. Элси пошла в туалет, а он, навалившись на стол, смотрел на меня бессмысленными глазами.

– Что ж, м-м… Все было очень м-мило… Оч-чень дружеская атмосфера, дорогое угощение…

Момент был подходящий.

– Это только малая толика моей признательности вам, – достав из внутреннего кармана пухлый конверт, я положил его на белую скатерть перед Томом. – Ваши консультации оказали мне неоценимую помощь…

– Что это?

Пиар-менеджер открыл конверт, перебрал плотную пачку новеньких стодолларовых купюр и, немного протрезвев, повторил:

– Что это?

– Пять тысяч долларов, – беспечно ответил Зигфрид Майер. – Ваш гонорар за литературное консультирование.

От следующей минуты многое зависело. Том Бэнкс на миг задумался и быстро спрятал конверт в карман.

– С удовлетворением принимается! – важно объявил он. – Вы честный и порядочный человек, мистер Майер.

– Это только аванс в счет нашей дальнейшей дружбы, – я похлопал Тома по руке, которая только что взяла деньги. – Надеюсь, вы не откажете мне в дальнейших консультациях?

– Никогда! – решительно потряс головой он.

– А скажите, мой компетентный друг, как мне лучше описать схватку в космосе? – спросил честный и порядочный немецкий писатель. – Ну, например, земляне хотят сбить боевой спутник пришельцев. Как описать это правдоподобно, чтобы надо мной не смеялись знающие люди?

Том Бэнкс снисходительно и довольно улыбнулся.

– Это простая задача. Ракета с Земли без труда уничтожит угрожающий объект. Даже самолет-истребитель может подняться в стратосферу и поразить низкоорбитальный аппарат крылатой ракетой. Можно использовать боевой лазер. В жизни они еще слишком громоздки, но в книге вы можете использовать усовершенствованный вариант: компактный, легкий, запитывающий энергию импульса от Солнца…

– Прекрасно, прекрасно, – писатель поспешно записывал на салфетке.

– А можно использовать старый, но сохранивший способность к маневру спутник, – продолжил вдохновленный таким вниманием Том. – Подставить его под аппарат пришельцев – на космических скоростях они превратятся в пар…

– Просто замечательно! – Я спрятал ручку, засунул салфетку в карман. – Вижу, мы прекрасно сработаемся! Если я буду занят и вместо меня придет мой друг, можете полностью доверять ему. И проконсультируйте его с таким же желанием и той же компетентностью, с которой консультировали меня. Впрочем, мы еще это обсудим.

– Хорошо, – тяжело кивнул Том. – Только лучше не говорить ничего моим друзьям. Ни Джону, ни Барбаре. Да и Элси, пожалуй, тоже.

Похоже, он начал кое-что понимать.

А Джон с Барбарой доехали домой на такси, разделись, приняли душ и, повалившись в постель, занялись акробатическими упражнениями. Через полчаса они перестали кувыркаться и обменялись впечатлениями о прошедшем вечере.

– Великолепная еда, отличное вино, – сказала Барбара. – Да и этот немец забавный. Смешной такой…

– Он вовсе не показался мне смешным, – покачал головой Джон. – И его вопросы не показались смешными. Скорей наоборот…

– Да он ничего такого и не спрашивал!

– Тогда зачем накрывать такой дорогой стол? Чтобы иметь удовольствие просто пообщаться с секретоносителями высшей категории?

– Откуда он знает, что мы секретоносители?

– Это тоже загадка.

– Не забивай себе голову, милый, – сказала Барбара и чмокнула Джона в плечо. – Позвони завтра в ФБР, пусть они все проверят. Это ведь их компетенция.

– Я так и сделаю. А сейчас давай спать.

Через несколько минут обнаженные молодые люди спали здоровым крепким сном.

А в московский Центр кружным конспиративным путем через Сеть мировой паутины Интернета этой же ночью ушла электронная шифровка:

«Высота орбиты 778 километров, антирадарное покрытие, предположительно – иридиевое напыление. Других конкретизирующих данных получить не удалось. Писатель».

В столовой пахло капустой и немытой посудой. Народу мало, обед почти закончился. В окошке раздаточной торчал «срочник» в грязно-белом фартуке. Завидев приближающегося Синицына, он вытянул шею.

– Товарищ капитан, прошу прощения, но вас велено не кормить… Вы сняты с довольствия. Как убывший со станции…

– Да знаю! Я не есть пришел, – отмахнулся Синицын. – Катерина на кухне?

– Так точно.

– Позови.

Солдат с сомнением покосился на стоящий рядом таз с нарезанным хлебом (а вдруг стырит?), но убрать не решился. Когда он ушел, Синицын все же взял из таза несколько кусков и растолкал по карманам. Продукты у него закончились еще вчера, а до вертолета неделя, не меньше.

– Ну, и чего пришел?

Катерина остановилась в шаге от окошка. Впервые Синицын видел ее такой: холодный взгляд исподлобья, губы поджаты, руки шлагбаумом сложены на груди.

– Вот тебе раз! – сказал он. – Ты что, не выспалась?

– Не твое дело. Говори, чего надо.

– Ничего мне не надо. Вот, повидать хотел.

– И чего?

– И больше ничего.

Катерина зло сощурила глаза.

– Ишь, чувствительный стал! Соскучился! Может, просто пожрать захотелось? Или там каких других развлечений?

Она громко, с какими-то базарными интонациями выкрикивала слова, словно призывая в свидетели всех присутствующих. Публики в столовой было негусто, но два лейтенанта, заканчивавшие обед за дальним столиком, оглянулись на них.

– Странная ты какая-то сегодня, – сказал он. – Что случилось, говори прямо?

– Он еще спрашивает! Поматросил и бросил – так получается? Рапорт подал, и всем пока, счастливо оставаться? Молодец, ловко! Только больше тебе здесь ничего не обломится! Иди, откель пришел!

Лейтенанты зашевелились, обмениваясь мнениями.

– А-а, вот в чем дело, – сказал Синицын. – Ладно, тогда пардон. Думал, хоть один здесь человек нормальный есть…

Он повернулся, чтобы уйти.

– Тут все нормальные… – сказала вслед Катерина. – Ты вон, из Гнетова дурака делал, а я тебя слушала…

Синицын остановился, развернулся на каблуке.

– Я думал, у тебя чувства…

– Ах, ты думал?! Ты в каком-то своем мире живешь, я толком и не знаю, чего от тебя ждать и чего ты хочешь на самом деле-то… Работа, работа, телескопы эти, звезды и все прочее… Я думала, ты жениться хочешь, а ты как все остальные… Тогда уж лучше с Гнетовым, с ним все просто и понятно, к тому же он тут всем заправляет, его слово – закон…

Катерина опять кричала, лейтенанты с явным интересом наблюдали за развитием конфликта.

Но капитан не успел ответить. С улицы донесся шум, характерный механический стрекот, дружный топот сапог. И чей-то далекий крик: «Вертушка!» Лейтенанты рванули на крыльцо. Синицын выбежал за ними.

На бетонную площадку перед командно-вычислительным центром садился вертолет. Завис почти над самой крышей КВЦ, затем развернулся, сдал в сторону и опустился, тяжело припав на шасси. Из здания штаба выскочил Гнетов, на ходу что-то дожевывая и негнущимися пальцами застегивая пуговицы кителя. Следом вылетел замнач Клебанов, заметался по плацу, чем-то неуловимо напоминая подстреленное животное, к нему с разных сторон стягивались офицеры, запыхавшиеся «срочники», техобслуга комплекса. У всех был обалделый и встревоженный вид.

– Е-мое! – завопил над самым ухом Синицына лейтенантик. – Что там творится такое? Транспортник ведь только через неделю должен был прилететь!

– Это не транспортник… Глянь, бортовые номера желтые, – ответил второй. Стоящего рядом с ними капитана они словно не замечали. – Начальство какое-то прибыло… П…ц полный. Пошли лучше, пока полкан головы не поснимал…

Лейтенанты куда-то исчезли. Гнетов с замначем легкой рысью подбежали к вертолету, остановились, ожидая, когда остановятся лопасти. У Гнетова потоком воздуха сорвало фуражку, она покатилась обратно к штабу. Кто-то из солдат поймал ее и вручил ему.

Дверь вертолета распахнулась, выбросили стальной трап. Из темных недр машины появился тучный человек в генеральской полевой форме.

– С-стройсь!!! – отчаянно завопил замнач.

Те, кто успел стянуться к плацу, торопливо занимали свои места в развернутом строю. Приложив руку к фуражке, Гнетов громко рапортовал.

Еще один генерал. Еще… Двое в штатском. Четыре спецназовца в бело-синем камуфляже «Снег» с укороченными «АКС-74У».

Последним вышел сам командующий Космическими войсками генерал-лейтенант Зыкин. Его Синицын узнал сразу – фото товарища Зыкина украшало стенд в «красном уголке» штаба. Только там его лицо было более… благожелательным, что ли. Менее недовольным.

Гнетов стоял бледный, как полотно. В воздухе пахло большой головомойкой.

Да, подумал Синицын, эти люди явно прилетели не за мной. И очень хорошо. Но лучше все-таки уносить отсюда ноги, пока не поздно.

Он оглянулся. В раздаточной Катерины уже не было, ушла…

Пойти, что ли, к себе, да завалиться спать назло всем?

Из рабочего блокнота майора ФСБ Евсеева:

«Западный Памир, гора Санглок, комплекс оптико-электронного наблюдения “Окно”. 2200 метров над уровнем моря.

Местное время 15:25.

Мы в кабинете начальника комплекса полковника Гнетова. Только мы и Гнетов (чтобы, как я понимаю, не подрывать его авторитет перед подчиненными). Генералам надо выпустить пар. Утром они получили нагоняй от министра обороны, теперь сами должны вломить кому-нибудь по первое число. Это снижает риск инфарктов.

Гнетов это чувствует. Он напуган и как-то нездоров. О нашем визите его никто, естественно, не предупреждал.

– Не хочу никого пугать, товарищи, – рокочет Зыкин зловещим голосом. – Но просрать это задание нельзя! Если кто-то не понял, я повторю: нельзя!

Он из-под густых бровей сверлит Гнетова.

– Да, я понимаю, товарищ генерал-лейтенант…

– Плохо понимаешь! Никуда не годится! Если бы понимал, ты бы этого долбаного “невидимку” давно мне на блюдечке принес!

Гнетов хлопает глазами.

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант…

– Не надо мне такточкать! – Зыкин совсем выходит из себя. – Если и сейчас обосрешься – вон, я и конвой с собой привез, сразу в “Лефортово” на нары отправлю!

– Мы приложим…

– Юрий Яковлевич, отдайте этому чучелу конверт с новыми данными! – Зыкин повернул пылающее лицо к главному эксперту. – И пусть начинают работу!

Юрий Яковлевич передает конверт. Гнетов вскрывает его трясущимися руками.

– Здесь только высота орбиты, период обращения и напыление… – проговорил он. – А остальное?

– Что тебе еще надо?! – Зыкин с размаху хватил кулаком по столу. – Иди, работай, не выводи меня!

Гнетов решительно направляется к двери. Останавливается. Мнется.

– Товарищ генерал-лейтенант…

– Что еще?!

– Световой день еще не кончился… – бормочет он. – Расчехлять приборы нельзя… Оптика на свету теряет характеристики, портится…

– Работай!!! – орет Зыкин.

Гнетов пулей вылетает из кабинета.

Я смотрю на Юрия Яковлевича. Обычно даже в самой трудной ситуации он находит в себе силы шутить, как-то разряжает обстановку. Сейчас главный эксперт молчит.

Н-да…

А еще каких-то пять часов назад я стоял в пробке на Ленинградском шоссе, подумать только. Позвонил адъютант Министра обороны:

– Есть новые данные, Юрий Петрович. Надо немедленно лететь в Таджикистан. Это команда Самого.

– Зачем лететь? Почему Таджикистан? Почему именно мне?

– Вы курируете техническую часть проекта «Сеть». Сейчас все зависит от технической части. Нужен результат. Во что бы то ни стало. И срочно. Осмотритесь, за вами вылетел вертолет. Не задерживайте.

Куда “за вами”?! Откуда они могут знать, где я нахожусь? Дурацкий вопрос. Запеленговать мобильный телефон ничего не стоит. Особенно когда задействованы такие силы…

Я съехал на обочину перед МКАД, сразу за речным мостом. Справа поле, небольшой прямоугольный клочок земли, окруженный строительными площадками. И на него уже опускался зеленый военный вертолет. Все водилы и пассажиры сотен машин таращились, как он с ювелирной точностью опустился в центре покрытого жухлой травой прямоугольника.

Не успел я закрыть машину, как люк открылся, наружу выбросили короткую решетчатую лестницу. А ведь еще и лопасти не успели остановиться… Да, намек понял: “Поторапливайтесь, Юрий Петрович! Время не ждет!”

Земля успела раскиснуть, все туфли заляпал, пока добежал. Только заскочил в салон, как они вновь включили двигатели, машину потащило в неприветливое осеннее небо. Так стремительно события в моей жизни еще никогда не развивались. Надо же предупредить Марину! Позвонил по сотовому, но из-за гула двигателей ничего не было слышно.

Сели в Ступино. Военный аэродром, белоснежный “Ан-72” на взлетной полосе с разогретыми двигателями. Опять бегом.

В салоне 8 человек. Из знакомых только Юрий Яковлевич. Остальные – военные, в больших чинах. И охрана.

– Похоже, последняя командировка! – устало улыбнулся Юрий Яковлевич.

Знакомимся. Три генерала – Воробьев, Зыкин, Березин. Зыкин возглавляет Космические войска, Березин – начальник Службы космического наблюдения, Воробьев курирует их в Генштабе… Большие шишки! Но очень озабочены…

По дороге мне все объяснили. Буквально несколько часов назад были получены новые данные по вражескому спутнику-“невидимке”. Высота орбиты и тип антирадарного покрытия. Интересно, как их получили? И кто это сделал? Наверное, наш безымянный нелегал, который действует в самом логове врага… Представляю, как рискует этот парень… Но теперь, когда параметры орбиты получены, на самом верху ждут немедленного результата. Правда, параметр только один, и один был известен ранее. Один плюс один – два. На самом деле их должно быть около десятка, а то и больше.

– А можно засечь спутник по двум параметрам? – спрашиваю Юрия Петровича.

Тот пожимает плечами.

– Известно время и координаты старта, известен носитель, известно наклонение орбиты, теперь вот – ее высота. Если наши баллистики-аналитики хорошо напрягут мозги, то могут и засечь. Правда, если бы его запустили вчера, было бы проще. Земля ведь вращается, происходит “межвитковый сдвиг”, за два месяца первоначальное положение КА относительно точки наблюдения существенно изменилось…

– Засекут, во что бы то ни стало! – громко отчеканил Зыкин, вращая глазами. – В лепешку расшибутся, а засекут! Другого выхода нет!

Под Оренбургом дозаправка. Мы с Юрием Яковлевичем немного прогулялись по полосе, он мне рассказал, что был сегодня с Зыкиным и Воробьевым на приеме у министра обороны. Все очень приватно, кабинет незнакомый, едва ли не через черный ход пускали. Севрюгин высказался очень эмоционально. Дескать, не могли засечь вражеский спутник, все дополнительных данных просили? Вот вам данные! Теперь ловите супостата это единственный шанс восстановить стратегический потенциал. Если сработаете, как надо, отыщете вражеский КА, наши ракеты будут летать. Ну а если нет, то, понятно, не будут. Но едрить вашу мать! На кой хрен тогда стране нужны Космические войска и Центр космического контроля, в частности?! И на кой хрен нужны генерал Зыкин, генерал Воробьев и профессор главный эксперт? Так что в случае неудачи с генералов он лично сорвет погоны и арестует, а гражданскому просто набьет морду, и пусть отправляется к себе на дачу и ждет повестку… Так что некакого хрена в Москве прохлаждаться и ждать у моря погоды, надо самим отправляться в “Окно”. В хвост, говорит, и в гриву, пока не достанут они этого вредителя…

Хотя Юрий Яковлевич храбрился и говорил, что он погон не носит и ничего ему министр не сделает, но чувствовалось, что и он весьма озабочен. Потому что отсутствие погон не гарантирует от мордобития…

– Ну а шанс у нас хотя бы есть? – спрашиваю.

– По двум параметрам? – Юрий Яковлевич поморщился. – Теоретически есть. А практически… Все от специалиста зависит. Это все равно что искать лежбище тигра в сотнях гектаров тайги. Если просто так бродить, ни в жизнь не найдешь. И вертолет не поможет, и бинокль… А если за дело возьмется опытный егерь, который и тайгу хорошо знает, и повадки звериные, и места, в которых тигр может лежку сделать, – тогда совсем другое дело…

В стороне Зыков размахивал руками, двое других генералов стояли, опустив головы. Над всеми моими спутниками навис дамоклов меч неминуемой расправы. Я почувствовал себя виноватым. И, очевидно, чтобы хоть в чем-то сравняться с ними, пожаловался:

– А мы вон с женой вечером собирались в “Табакерку” на премьеру…

– И что дают в “Табакерке”? – поинтересовался Юрий Яковлевич.

– “Женитьбу Фигаро”.

– Это с Безруковым, что ли?

– Да.

Эксперт улыбнулся.

– Ничего страшного, Юрий Петрович. Вы ничего не потеряли.

Пролетели через весь Казахстан с севера на юг. Узкая полоска Узбекистана – Ташкент, Фергана… Посадка на военном аэродроме “Айни” под Душанбе. Жара под тридцать градусов. В воздухе колышатся гигантские желтые столбы – пылевая буря. Пересели на вертолет. Болтанка…

“Зачем?” – еще раз спрашиваю себя».

Из рабочего блокнота майора ФСБ Евсеева:

«Местное время 19–00.

Купола башен открыты. Бесшумно вращаются гидростатические опоры. Идет работа по поиску спутника-“невидимки”.

Мы торчим в пультовой, следим за экранами, хотя лично я мало понимаю, что там происходит. Да это и не требуется – все делает автоматика.

Но Юрий Яковлевич, как это ему свойственно, вникает в детали. Спустя полтора часа он уже советует дежурному оператору внести какие-то изменения в алгоритм обработки информации. Тот не хочет, Юрий Яковлевич настаивает, завязывается спор, в конце концов изменения вносятся – и о чудо! – в каком-то из секторов сразу обнаруживается два незарегистрированных ранее объекта. У пульта собираются все, включая Зыкина. Идет сверка по каталогу, уточнение некоординатных параметров. Ожидание, надежда… Ну? Неужели все-таки получилось?

И – разочарование. Новые объекты оказались техническим мусором. Какие-то обломки.

Все молча расходятся.

Через десять часов Зыкину докладываться министру обороны. Гнетов ходит неслышно, щеки трясутся. Мне кажется, он просто не знает, куда себя деть.

Честно говоря, я тоже.

Пытаюсь разговорить одного из операторов по фамилии Зуев. Расспрашиваю о комплексе, о системе распознания объектов. Он объясняет. Вникаю. Кое-что даже становится понятно.

Программа сканирует пространство, «нарезая» его на определенные участки. Идет обработка. Например, для наблюдателя изображение спутника на тысячекилометровой высоте ничем не будет отличаться от изображения, скажем, какой-нибудь Альфа Кассиопеи. Для программы же это, как говорят одесситы, две большие разницы. Она сразу отсекает сигналы, выходящие за пределы “технички” (т. е. техногенной деятельности). Совершить какое-нибудь астрономическое открытие здесь абсолютно нереально. Вспышку сверхновой, возникновение гигантского протуберанца на Солнце или даже приближение огромного астероида, к примеру, зафиксируют даже любители-астрономы, – “Окно” же удалит это событие из памяти как не представляющее интереса. Зато оно способно уловить блеск металлической гайки на орбите… А также куда более мелких предметов (и не обязательно металлических)… Хотя, как я понял, программа в режиме поиска спутника отсекает и слишком слабые сигналы, чтобы не “забивать” картинку.

В результате мы получаем изображение с “техническими” сигналами определенной световой силы. Программа сверяет их с данными, хранящимися в базе, – “накладывает кальку”, чтобы определить, какой из сигналов уже регистрировался ранее, а какой появился только во время этого сеанса…

Примерно так.

Но у нас все равно ничего не получается.

– Вот это пятно – швейцарский телекоммуникатор “Свисс-Куб”… А это “иранец”, зондирующий аппарат… А вот наш “старичок-разбойник” – “Космос-2251”. Его еще в 90-е вывели из эксплуатации, все равно что груда железного хлама…

Оператор показывает мне распечатку участка неба. Размытая белая сыпь на темном фоне. Каждое белое пятнышко снабжено подписью, состоящей из набора цифр и букв английского алфавита.

– Это значит, что объект опознан. Здесь указывается его номер в каталоге. Видите? “Калька” пока что идет один в один.

– То есть “невидимку” вы пока не видите? – уточняю.

– Его здесь нет, – уверенно говорит Зуев. – Или он замаскирован так, что мать родная не узнает.

– А как же параметры, которые вам сегодня доставили?

Он пытается мне что-то объяснить, рисует схемы на бумажке. Есть апогей, понимаете, и есть перигей, между ними может быть разница в несколько сот километров… И так далее.

Короче, параметров недостаточно. То, о чем предупреждал Юрий Яковлевич. Как же поймать тигра?

– Но ведь безвыходных ситуаций не бывает, – подбадриваю я оператора. – Просто надо постараться…

У нас в конторе это называется «гнать позитив».

– Так стараемся… Мы третий раз сканируем этот участок, и все одно и то же! Нужно выключать автоматику и переходить в ручной режим, ничего другого не остается…

– Так в чем дело? Переходите!

– Легко сказать. – Зуев отвернулся. – Здесь класс нужен. Чутье особое. Как бы второе видение… Я не потяну.

– Что за глупости! Юрий Яковлевич! Товарищ генерал-майор!

Собралось начальство. Обсуждаем целесообразность включения ручного режима поиска. Зыкин смотрит на часы: до доклада министру осталось восемь часов.

– Хоть в ручном, едрить вашу, хоть в ножном… Да хоть через жопу! Достаньте мне его быстро! Ничего больше знать не хочу!

Отключили автоматику. Усадили моего оператора за пульт. Человек десять дышат ему в спину.

– Веду захват произвольной плоскости орбиты 788, – докладывает Зуев чуть дребезжащим голосом.

– Веду сканирование… Распознание… Сверка…

Напряженное молчание.

– Новых объектов не обнаружено… Повторить попытку?

– Повторяйте! – рычит Зыкин.

– Есть. Веду захват произвольной плоскости орбиты 790.

Через полчаса Зыкин не выдерживает:

– Пусть попробует кто-то другой! Так мы до второго пришествия будем мудохаться! Давайте другого оператора!

– Шевченко, за пульт! – крикнул Гнетов.

Сел Шевченко – молодой капитан. Гнетов говорит, он лучший оператор на комплексе, “сам Синицын его натаскивал”.

– Кто такой Синицын? – спрашиваю.

– Он здесь уже не работает, – Гнетов смотрит в сторону. – Давай, Шевченко, не подведи!

Еще полчаса бесплодных блужданий по пространству. Шевченко производит захват по какой-то своей схеме, но у него пока что не клеится. Зыкин посопел, посопел, в конце концов, вышел из пультовой, хлопнув дверью. Я отвел в сторону оператора Зуева.

– Объясните мне толком, о каком Синицыне шла речь?

– Бывший старший оператор комплекса, настоящий ас, – поясняет он.

– Почему бывший? Где он сейчас?

– Да с Гнетовым рассорился, сейчас транспорт на Большую землю ждет.

– То есть как это – ждет? Он здесь?

Договорить мы не успеваем. Возвращается Зыкин – с грохотом, топотом и матом.

– Все! Хватит! Гнетов, сам садись за пульт! Садись, кому сказал! Ты здесь за все отвечаешь! А ты саботируешь задание особой государственной важности!

Гнетов белеет.

– Товарищ генерал, я кое-что придумал! Разрешите отлучиться на десять минут! Я найду оператора! Десять минут…

Не дожидаясь ответа, он вылетел из операторской так, что воздух вокруг него закрутился в кокон…»

Катерина привалилась спиной к стене и стонала сквозь сжатые зубы. Припав на одно колено, Синицын уткнулся лицом в ее грудь. Нет, поцелуем это назвать было нельзя. Нежность? Влечение? Нет, не то. Что же это было? Голод. Банальный голод. На Катерине из одежды только фартук, туго обхватывающий ее талию, почти разрезающий надвое. Из-за этого грудь и зад раздулись до каких-то неестественных размеров – как воздушный шарик, перетянутый посередине.

Да и с самим Синицыным что-то было не то. Он опустился на колено, но все равно почему-то был гораздо выше ее; ему пришлось низко склонить голову, чтобы добраться до ее груди. Поза была очень неудобной, шея болела…

А где-то за его спиной стоял Гнетов. Он размахнулся для удара, рука уже описала короткую дугу и вот-вот должна была опуститься на голову Синицына. Возможно, в руке был зажат нож или топор. Этого Синицын не знал. И не особо беспокоился по этому поводу. Потому что время замедлилось до полной остановки. Три фигуры застыли неподвижно на самом краю катастрофы, которая, возможно, так никогда и не произойдет. Еще целую вечность Синицыну предстоит ощущать во рту солоновато-терпкий вкус Катерининой кожи, вдыхать запах борща, к которому он и стремился и который исходил от ее фартука, слышать непрерывный стон на одной высокой ноте, больше похожий на механический гул… И целую вечность Гнетов будет обрушивать свой удар на его затылок. Но так никогда и не обрушит.

Почему?

Что случилось со всеми ними?

Ответ очевиден и в то же время как-то неуловим. Абсурден.

Они – объект наблюдения. В этом, похоже, все дело.

Они – это то, что видит Нечто, обитающее среди вечного мрака и холода, вращающееся в бездне за много-много километров отсюда. Темный силуэт с острыми фосфоресцирующими глазами. Для него не существует времени – ни секунд, ни месяцев, ни лет. Нечто накололо их на тонкую булавку вечности и бесстрастно изучает, проникая сквозь кожные покровы и оболочку разума. Оно – не человек и не имеет с ним ничего общего. Чтобы понять человека, ему необходимо разложить его на цифры. Этим оно, собственно, и занято в настоящий момент.

Синицыну становится страшно. Каждая клетка организма сопротивляется, пытается уйти из-под пристального взгляда, который превращает их в числовые множества. И ему кажется, что он разваливается на миллиард частиц.

Но в то же время он прикован к своему месту. Не может ни крикнуть, ни пошевелиться. И даже проснуться не в силах… (да-да, краешком сознания он понимает, что все это только сон, кошмарный сон).

Неужели Катерина с Гнетовым ничего не замечают?

Нет. Катерина уже превратилась в полную разухабистую цифру 8, похожую на снежную бабу. Гнетов с вытянутой вперед рукой и отклоненным назад корпусом стал цифрой 7. Между ними припала на колено двойка с выгнутой дугой шеей… Это он сам, Синицын.

Восемьсот двадцать семь. 827.

«Это очень важно», – подумал он.

Что важно?

Только теперь ему стало ясно: катастрофа уже произошла. Только что. Двойка склонила голову не потому, что хочет приникнуть к чьей-то груди, а потому, что получила страшный удар в затылок. Потому что она – помеха, преграда. Преграда между семеркой, застывшей в позе дровосека, и восьмеркой в поварском фартуке.

Восемь – два – семь.

Восемьсот двадцать семь.

Стук топора, хруст костей. Холодный взгляд из темноты.

Ужас перед вечностью.

…В конце концов остался только стук.

Тук!

Синицын вскочил с кровати. Голова раскалывалась, будто ее и в самом деле отходили острым тяжелым предметом. И сонное чувство безысходности еще не улетучилось.

Тук! Тук!

– Эй, ты живой там?

Он встал, прошел несколько шагов, массируя затылок. Открыл дверь.

– Отсыпаешься?

Это был Гнетов. Трезвый. Бледный. Одну руку он держал за спиной. На влажных волосах остался примятый круг от фуражки.

– Дождь, что ли? – спросил Синицын. Он думал, что сон продолжается.

– Какой еще дождь? – буркнул Гнетов. – Он пригладил волосы, посмотрел на ладонь, вытер ее о брюки. – Можно войти?

Удивленный такой вежливостью, Синицын молча посторонился. Полковник вошел, прикрыл за собой дверь и остался стоять, хмуря брови.

– Я, это… – Он прокашлялся. – В общем, тут начальство к нам пожаловало, ты в курсе, наверное… Так вот, дело одно есть к тебе, капитан…

– Я больше не при делах, – перебил его Синицын. – Я здесь человек посторонний. Меня даже не кормят уже три дня.

– Да эти долбачи все перепутали! Вот, поешь, – Гнетов вынул руку из-за спины и положил на стол сверток, поспешно развернул.

Хлеб, банка печеночного паштета, кольцо краковской колбасы, которая пахла так вкусно, что Синицын сглотнул слюну. Но заботящийся о нем Гнетов являл собой столь невероятное зрелище, что он подумал, будто еще спит. Может, поэтому он отломил кусок колбасы, отщипнул хлеба и принялся жадно жевать.

– Тебя обратно на довольствие поставили. Да и вообще, забудь, что было!

Полковник нервно прошелся по небольшой, скудно обставленной комнате.

– Этот спутник хренов, который мы искали… Короче, там новые параметры пришли по нему. Надо постараться его засечь, Синицын. Дело государственной важности, понимаешь…

Воротник его форменной рубашки тоже мокрый. И под мышками расплывались густые темные пятна пота. «Будто лес валил», – подумал Синицын. В голове вдруг мелькнуло смутное узнавание, какой-то образ из недавнего сна. Мелькнуло и тут же пропало. Сон успел выветриться из памяти.

– Так и засекайте на здоровье! – сказал Синицын. Он мгновенно проглотил колбасу, налил воды из графина, жадно выпил. Жить стало веселее. И уже не хотелось Катерининого борща. Кстати, где он у нее был под фартуком-то? Во фляжке? Или она как-то кастрюлю привязала? Тьфу ты, это же сон! – У вас три смены операторов, засекайте! Я-то при чем?

– Да ты чего, Синицын? – вытаращился Гнетов. – Я тебя не узнаю! Ты ж всегда мечтал о такой охоте! Там – супостатовский шпион-гадюка, здесь – ты за пультом!

– Я уже не за пультом, – решительно сказал Синицын. – Я рапорт подал. Вертолет придет – и до свиданья!

Он не удержался, отломил еще колбасы с хлебом, стал увлеченно есть.

– И куда? С чем? Тебе сейчас орден реальный светит! – сказал Гнетов, сдерживаясь. – И квартира! «Двушка» в Нуреке с видом на памятник Ленину! И майорские погоны, должность хорошая… Все, о чем можно мечтать!

– Я только о вертолете мечтаю. А вы зарабатывайте себе орден, квартиру, должность! – с полным ртом пробурчал Синицын. – Чего от меня надо-то? Оставьте меня в покое!

– Да как ты не поймешь, – Гнетов прижал руки к груди. – Меня из армии попрут, если мы этот спутник не засечем!

– Давно пора! – Синицын снова выпил воды. Теперь он был сыт и хотел только одного – снова лечь спать.

– Под суд отдать грозятся, – жалобно сказал Гнетов. – Помоги мне по-дружески!

Синицын зевнул, направился к кровати, сел. Сетка противно скрипнула.

– Я тебя прошу, Синицын. Как солдат солдата. Не за себя. По-человечески прошу, честное слово. – Гнетов провел растопыренной ладонью по лицу. – Оказывается, наши ракеты летать не могут, потому что эта дрянь там, наверху, зависла… Автоматика ее не видит. Вручную хлопцы пробовали, без толку. Мы все в говне, получается. Не только я, весь комплекс… Шевченко, Зуев, Клебанов. И вся страна в говне…

– При чем здесь страна?! Вы здесь пьянствуете, аппаратуры не знаете, профессионалов не бережете. А сейчас вы в говне и оказались…

– Ну хочешь, я на колени стану?

Синицын смотрел на своего начальника. Сейчас это был совсем другой Гнетов. Как могут столь разные личности умещаться в одном человеке?

– Да зачем мне ваши колени? Я никогда самодуром не был, никогда людей не гнобил. И сейчас пойду не из-за вас…

– Что? Пойдешь?

Гнетов на глазах возвращался к жизни. Он радостно смотрел, как Синицын вталкивает ноги в форменные коричневые туфли, как застегивает пуговицы на зеленой рубашке.

– Пойду! – буркнул он. – У меня с этой невидимой гадюкой и личные счеты есть!

И вот капитан Синицын за пультом. Опытный тигролов начал поиск зверя в огромной тайге. Так, исключаем болота и их окрестности: тигры сырость не любят… Районы свежих и давних пожарищ тоже обходят стороной… Площадь поиска уменьшилась, но не намного…

– Проверь еще раз на орбите 788! – командует генерал Зыкин. – У нас была по ней информация!

Глупая команда. По этой орбите уже «отстрелялись» все предыдущие операторы и ничего не обнаружили. Возможно, когда-то спутник и летел по ней, но с каждым витком орбита меняется. «Межвитковый сдвиг» – вот как это называется. И от того, что 788-ю будут прочесывать круглые сутки, КА на ней не появится. Если тигр покидает район лежки, то больше сюда не возвращается…

Нет, надо рассчитать его возможное положение… Итак, запуск с космодрома на мысе Канаверал, координаты 28°28´30˝ северной широты 80°33´10˝ западной долготы, наклонение орбиты 57 градусов, первоначальная орбита 788, периодичность обращения 93 минуты… Теперь попробуем определить, где он может быть сейчас… Трудное дело. Слишком много пустого пространства. Оно на самом деле далеко не пустое – и белки, и медведи, и волки, и лисы, но тигра там нет…

Семьсот восемьдесят восемь километров… Гравитация на таких высотах агрессивная, спутник должен «сползать» вниз, к Земле, со скоростью приблизительно…

Синицын принялся щелкать клавишами компьютера. КА может корректировать свое местоположение, чтобы замедлить снижение к плотным слоям и огненной смерти… Теоретически можно подождать, когда он включит маневровые двигатели и обнаружит себя. Короткая вспышка химического двигателя. Мгновенная фиксация. Победа. Только не будут супостаты проводить корректировку в зоне нашей видимости. Скорее, где-нибудь над своим Западным полушарием. Да чего скорее… Точно. Они не идиоты все-таки…

– Уже почти час прошел! – недовольно прогромыхал сзади Зыкин, обращаясь к кому-то из генералов. – Раньше эти ваши операторы хотя бы сканировали космос и каждые пять минут докладывали что да как. А Синицын, этот ваш ас, только щелкает, будто на машинке печатает… Чего печатать-то? Искать надо!

Час прошел, вот как… Синицыну казалось, что он только что занял место за пультом. Непривычное скопление людей (во время дежурства в пультовой больше трех-четырех человек никогда не бывает), и – тишина, нарушаемая осторожным покашливанием и скрипом грубой армейской обуви. Нервный, взвинченный Зыкин, изрядно озабоченные московские генералы, тихий, похожий на побитого пса Гнетов… Какой-то штатский, наверняка «фейс», с умными, пронзительными глазами… Лица промелькнули и исчезли. С того момента, когда Синицын сел за пульт, окружающий мир перестал существовать для него.

И – правильно. Не отвлекаться.

– Лоцирую орбиту 786! – доложил он, демонстрируя, что исправляется.

Кто-то за спиной шумно перевел дыхание. Зыкин, скорее всего. Нервничает. Но сейчас не до него.

Два телескопа – шестой и седьмой – сканируют орбиту, просеивают черноту космоса. Орбита у «невидимки», скорее всего, эллиптическая, сильно вытянутая, как у большинства разведчиков. С перепадом высот километров так в… Ну, не меньше шестисот. Не меньше. А наверняка и гораздо больше. В перигее, на минимальных высотах, он «бреет» Восточное полушарие, снимает информацию, отключает «мозги» нашим ракетам, а потом отдаляется, уходит, уходит… Надо знать тигриные повадки: ареал обитания медведей он обходит, да и кабанов не любит, старается себе район освободить…

Та-ак. Кстати, с самого начала абсолютно не ясно, о чем идет речь – об апогее или перигее. И почему здесь фигурирует только один параметр? Почему назван именно он?

Надо попытаться представить, как это происходило. Информацию могли выхватить где-то в частной переписке… Нет, маловероятно. В разговоре, а? Наш парень, разведчик, завел непринужденный разговор… Или принужденный? С утюгом, что ли?.. Или с этой, как ее… «Сывороткой правды»…

Орбита 786 похожа на черную с зеленоватым оттенком пустыню. Зеленоватый оттенок – это не цвет жизни, а результат случайного цветового смещения матрицы экрана. Правдоподобные цвета здесь никому не нужны. Солнце здесь голубое. По пустыне гуляют лиловатые облачка мусора и утыканные антеннами аппараты, вспыхивающие в отраженном солнечном свете, как елочные лампочки в новогоднюю ночь.

Синицын сверился с каталогом. Все КА, которые должны проходить в эти минуты над Памиром на низких орбитах в зоне прямой видимости, – все на месте. Вот они, купаются в пойманных панелями лучах Солнца, которое светит сейчас над Рио-де-Жанейро, Кингстоном и Майами… И где-то рядом с ними притаился «невидимка». Он ничего не отражает, только поглощает, как «черная дыра». Темный силуэт в ночи.

– Орбита 786 – пусто! – объявил Синицын. – Иду на орбиту 760!

Голоса за спиной.

…Нет, все-таки не так. Закладывать перигей над российскими военными объектами рискованно. Чем ниже спутник, тем больше шансов его обнаружить. Тогда перигей логично переместить западнее, к Литве, Польше, Германии… Ну. И высота орбиты в нашей точке уж никак не будет равняться 788 километрам. Вот никак, хоть ты зарежься…

И к человеческому жилью тигр не приближается, даже если от заимки дымок учует, – тут же уберется подальше. И если лесорубы топорами стучат – тот же расклад…

На какой же орбите его искать?

О, да, да…

Перестань. Это гадание на кофейной гуще, сказал себе Синицын. Вычислить траекторию спутника, имея из всей колоды на руках лишь одно из значений высоты орбиты и предполагаемое значение ее наклонения, невозможно. Слишком много вариантов.

«Значит, включай свою хваленую интуицию! – раздался бодрый (слишком бодрый) голос. – Включайте свое знаменитое «чувство пеленга», капитан Синицын! Черная кошка в темной комнате… Шип-сёрчинг! И так далее!..»

«ЭТО НЕВОЗМОЖНО!» – высветилось на экране монитора.

Почему?

«ПОТОМУ ЧТО ЭТО НЕВОЗМОЖНО, И ВСЕ!»

Он прикрыл глаза. Приступ страха не имел ничего общего с тем болезненным чувством, которое преследовало его в последнее время. Сейчас он, наверное, просто боялся провалить задание. Люди, обступившие его со всех сторон, пугали больше, чем…

Пристальный взгляд из холодной пустоты. Ломота в затылке. Угроза. Тигр подкрадывается сзади. Он не видит его, но чувствует. Звериный запах, бесшумный звериный шаг…

Восемь. Два. Семь.

Восемьсот двадцать семь.

Чувство узнавания было пугающе сильным, как будто он на мгновение опять провалился в сон, а реальность подернулась мутной рябью.

Синицын встряхнул головой. Черт. С чего вдруг «невидимка» пойдет вверх? Но он почему-то уверен, что именно так и произошло. Мало ли у зверей обманных маневров…

Поиск в ручном режиме выматывает, обычно следопыты сменяют друг друга… А иногда тигр наводит на них морок – и с дороги сбивает, и в болото направляет… Может, это и сейчас происходит? Но зачем зверю на самого себя направлять? Нет, скорей это все-таки интуиция…

– Орбита 760 – пусто! Перехожу на орбиту 827! Продолжаю поиск!

Прежде чем механизмы телескопов успели отреагировали на команду, он подумал: «С какого хрена ты это взял?! Почему 827? Откуда?!»

От верблюда. Он не знал. Что-то приснилось. Бр-р-р… Все! Надо сворачиваться, смываться, объявлять, что он сдается… Он действительно вымотался и чертовски устал. Сделать последние сканы с этой чертовой высоты, и ходу отсюда. Пусть Зыкин со своей компанией клянут его, пусть Гнетова отправляют в отставку, да хоть на нары, ему все равно…

И тут он увидел тигра.

В поясе Ориона пропала одна звезда. Его главное украшение – голубой сверхгигант Альнилам, Эпсилон Ориона, звезда 1,69 звездной величины – исчезло с экрана монитора.

Сперва Синицын подумал, что ему мерещится.

Да, он с самого начала отключил фильтры, реагирующие на технические всплески, и экран был похож на московский проспект в новогоднюю ночь. Да, от долгого вглядывания в яркое ночное небо у наблюдателя иногда случается «звездная слепота»… Но ведь остальные звезды пояса – Минтака и Альнитак – вот они, на месте!

Руки автоматически забегали по клавишам пульта. Лазерная подсветка – раз. Иридиевое покрытие отражает ультрафиолетовый луч, значит, включаем УФ-лазер! Максимальное увеличение – два…

Альнилам окружает светлая туманность, молекулярное облако NGC 1990. На его фоне была видна черная угловатая тень. Объект не отражал свет, не отражал радиоволны, но ультрафиолетовый лазер его высветил! Тень двигалась с большой скоростью, вгрызаясь в голубоватый ореол. Секунда, другая, третья…

Синицын затаил дыхание.

Объект полностью накрыл собой Альнилам и молекулярное облако вокруг. Он был виден как на ладони. Это шестиугольник почти идеальной формы. Черный зрачок посередине голубоватой радужки. Нечеловеческий пристальный взгляд из темноты…

– Вижу неопознанный объект на орбите 827, – неожиданно спокойно проговорил Синицын. – Фиксирую и начинаю сопровождение.

В пультовой стало тихо.

– Какой объект? – полушепотом переспросил кто-то.

– Неопознанный, – повторил Синицын. – И невидимый. Но я его веду. Передаю координаты на центральный пульт, подключаю все телескопы. Теперь он от нас никуда не денется. Готово – тигр на мушке!

В пультовой поднялся шум. Говорили все. Гремел, грохотал, раскатывался во все стороны голос Зыкина.

– Если и вправду поймал, я этого капитана в Москву, в штаб заберу, на полковничью должность! И ты, Гнетов, награду получишь!

– Служу России, товарищ генерал! – бодрым голосом отрапортовал полковник. Похоже, командир стал прежним Гнетовым.

Синицына кто-то ободряюще похлопал по плечу, кажется «фейс» в штатском. Но он не обернулся, продолжая смотреть в экран. Тут главное – не облажаться… Все проверить, на сто процентов! Он выключил лазерную подсветку.

Левый, западный край тени вышел за пределы молекулярного облака и пропал в темноте. И тут же обозначился ее восточный край – там ярко вспыхнул Альнилам, скрытый до этого тенью спутника. Экран заметно посветлел. Теперь ничего не напоминало о присутствии «невидимки», который двигался дальше по своей орбите, скрытый от чужих глаз, опасный и недосягаемый… Недосягаемый ли?

Синицын снова включил подсветку. Ультрафиолетовый лазер чуть передвинул луч в соответствии с траекторией движения засеченного объекта и сразу нащупал «невидимку».

Впрочем, он уже не невидимка. Темный шестиугольник, которому будет присвоен свой номер в каталоге «Окна». Теперь он каталогизированный «объект AAP 72210/12». Основные параметры его движения уже прописаны, команда операторов фиксировала второстепенные. Вплоть до эксцентриситета. И ему никуда теперь не деться, можно быть уверенным. На тигра надели ошейник с GPS-маячком…

– Ну что, капитан? – нетерпеливо спросил Зыкин. – Это он?

– Говори, Синицын, не тяни кота за хвост! – вписался в разговор Гнетов.

– Так точно, товарищ генерал, – устало ответил Синицын. – Слабовидимый космический аппарат противника обнаружен и зафиксирован.

– Давай, Гнетов, быстро мне связь с Москвой! – рявкнул Зыкин.

– У меня все готово, товарищ генерал! – с готовностью отозвался тот.

Возбужденно переговариваясь и облегченно посмеиваясь, московские гости и командир части вышли из операторской, которая стала коротким эпизодом в их насыщенных событиями жизнях.

Синицын тоже встал. В конце концов, он уже не в штате. У него тоже было хорошее настроение. До вертолета еще несколько дней, даже если кормить не будут – колбаса и консервы остались, продержится… И чужой нечеловеческий взгляд уже не будет его мучить – он победил в их поединке… Выйдя на улицу, капитан глубоко вдохнул студеный горный воздух и улыбнулся.

Из рабочего блокнота майора Евсеева:

«Зыкин связался с самим Севрюгиным, доложился: дескать, в сложной географической и погодной обстановке добрались до высокогорной точки, организовали космический поиск, мобилизовали личный состав, активизировали резервы – в общем, обнаружили вредоносный КА и зафиксировали его координаты. Министр его похвалил, генерал, сияя, как начищенный пятак, вытянулся, отрапортовал: «Служу России!» Севрюгин захотел говорить с командиром. Зыков передал трубку, включил громкую связь. Гнетов ни жив ни мертв, рта раскрыть не может. Севрюгин ему благодарность от Министерства обороны, правительства и лично от Президента, с модернизацией комплекса обещает помочь, то да се. А Гнетов едва в обморок не падает, еле выдавил: “Служу… Советскому… то есть России!”

И смех и грех.

Гнетов затевает большое застолье с таджикским пловом и манпаром (какое-то местное варево с лапшой). Местная повариха Катя, говорят, большой специалист по этой части. Правда, при этом усмехаются и подмигивают. Что за “эта часть” такая, интересно? Послали вертолет в Нурек за коньяком, мы – “московское начальство” – в роли почетных гостей. Синицына не звали. О нем вообще ни слова. Правда, слышал, что Зыкин вроде бы предложил ему место оператора в Ногинске-9, под Москвой. Может, так, а может, и не так… Генералы довольны, возбуждены, каждый хочет хвалиться, докладывать об успехах, только кому докладывать? Над Березиным начальник Воробьев, над ним Зыкин, все тут – кому докладывать? Ну, понятно, министру доложили, а кровь-то играет, адреналин выплеснуть хочется, поэтому звонят подчиненным, устраивают разносы: мол, вы там совсем мышей не ловите, вот я тут шпионский спутник выявил…

Ну а мы с Юрием Яковлевичем – пас. Потому что не любители пьянок. Отговариваемся крайней усталостью, генералы усмехаются. Им наши отговорки по барабану. Хотите отдыхать – идите, комната выделена. Так что наш бонус – здоровый восьмичасовый сон. Отоспались, погрузились в вертолет, взлетели. Генералы помятые, “с бодуна”, но держатся хорошо, стойко, сказывается привычка. Синицын вроде тоже должен был лететь с нами, но не полетел. Наверное, про него уже все забыли. Начальники нынче сами блестящие победители, на фиг им какой-то капитан!

На аэродроме снова загрузились в белый “Ан-72”, генералы спят, мы бодрствуем, пять часов перелета. На подлете к Москве пришла радиограмма с новым указанием. С аэродрома в Ступино сразу помчались на Знаменку, в Министерство обороны, – там заседание комиссии по ракетным ЧП, специально подогнали под наше возвращение. Домой заскочить не успел.

Заседание вел секретарь Совбеза Бровин. Торжественно объявил:

– Слово предоставляется командующему Космическими войсками генералу Зыкину, который только что прибыл из Центра космических наблюдений!

Зыкин когда-то успел побриться, привести себя в порядок и вид имел довольно бодрый. Доложил суть: спутник-“невидимка” обнаружен, сопровождается всеми доступными средствами наблюдения, мы свою задачу выполнили!

Все покивали: “Хорошо! Очень хорошо! Молодцы!”

– И что теперь с ним делать? – мрачно спросил Бровин. – От того, что его обнаружили, помехи ракетам не исчезнут…

Зыкин потерял победительный вид и развел руками.

– А это надо обсудить! Какие будут мнения, товарищи?

– Что тут обсуждать? Это враг, надо сбить его к чертовой матери! – сказал замдиректора ФСБ Никонов. – Пусть военные предложат конкретные варианты.

Бровин повернул голову в сторону “зеленой” группы комиссии. “Зеленой” в смысле мундиров. Представители Вооруженных сил занимали места в правой части зала. Они одобрительно зашумели. А генерал Козьмин, командующий противоракетной обороной, встал:

– Вариантов несколько. Номер один – сбить “изделием” “земля-космос”. Номер два – поднять “Лебедя” и использовать “Бриз”. Номер три – химический лазер воздушного базирования! На “Ту-160” смонтирована опытная установка, испытания прошла успешно, вот и опробуем в боевых условиях!

– Правильно! – “Зеленая” группа одобрительно зашумела.

– Секунду, товарищи! А историю с китайцами в 2007-м все помнят? – поднялся с места элегантный молодой мужчина в безукоризненном костюме. – Со спутником “FY”?

На груди – бейджик с триколором. Очень уверенные манеры. Это представитель администрации президента. Как то бишь его фамилия… Искрин!

– Тогда напомню, – продолжил он. – В 2007-м китайцы сбили собственный метеоспутник, вышедший из строя, применив твердотопливную баллистическую ракету. Не американский и не японский спутник, подчеркиваю. Собственный, китайский. В результате получили гигантское облако из двадцати тысяч обломков. Ну, и международный скандал соответственно. Их обвинили в милитаризации космического пространства…

Зеленые мундиры озадаченно молчат. Устами президентского представителя говорит сами знаете кто.

– Американцы тоже в лужу сели! – раздался чей-то голос. – Со своим “Сто девяносто третьим”!

– Да, – сказал Искрин. – Сели. Я знаю. Они сбили старый разведывательный спутник “USA-193” и тоже получили облако обломков. Правда, несколько меньшее, поскольку часть фрагментов переместились на низкие неустойчивые орбиты и сгорели в атмосфере. Их тоже обвиняли в милитаризации космоса. И догадываетесь, чей голос звучал громче всех? А ведь это был их собственный, американский спутник. Вот такая картина! А вы предлагаете прямую агрессию! Уничтожение иностранного космического аппарата в открытом космосе – это не шутки! Это все равно что взять и потопить американское судно в нейтральных водах!

– Не мы эту бучу затеяли! – нахмурил брови командующий ПРО. – Они первыми нанесли удар!

– А кто об этом знает? – спросил представитель. – Это для нас с вами очевидно, что “невидимка” выводил из строя наши ракеты. А вот мировая общественность об этом не подозревает, ибо его воздействие было скрытым. Ответ же, который вы предлагаете, будет явным.

В зале воцарилось озабоченное молчание.

– Простите, но я не совсем понимаю задачу, – поднялся Никонов. – Спутник надо уничтожить, но при этом сбивать его нельзя. Так, что ли?

– Спутник надо обезвредить максимально безопасным способом, – сухо сказал Искрин. – Не нужно утрировать.

– Тогда это вопрос не к нам! – буркнул с места командующий ПРО. – Мы военные люди! Мы ракеты запускаем!

– Кстати, – Искрин развернулся к нему. – Вы можете гарантировать, что ракета долетит до спутника, а не развернется и не ударит по какому-нибудь из наших городов? Ведь его дестабилизирующее излучение никуда не делось!

Ответа не было.

– Вот то-то и оно! – продолжил представитель. – И должен напомнить, что пока еще действует “президентский мораторий” на пуски и испытания стратегических ракет. Состояние ЧП никто не отменял…

– Тогда каков выход из ситуации? – спросил Козьмин. – Во всяком случае, у нас никаких других вариантов нет!

Снова наступила тишина.

Честно говоря, я устал. По дороге сюда успел позвонить Марине, заказал ей крепкий рассольник со сметаной и – обязательно! – с хорошим куском свиной грудинки. Сейчас я больше думал об этом, чем о неких военно-политических задачах, которые перед нами (почему перед нашей службой?) ставил президентский представитель. Стыдиться мне нечего. В конце концов, для таких дел есть МИД, есть Служба внешней разведки, есть куча советников, которые пусть себе ломают голову. Политическая задача подразумевает политическое решение. Ноты протеста, переговоры, организация информационного фона… Я все больше склонялся к мысли, что заседание является не более чем формальным поводом распустить комиссию за ее очевидной бесполезностью. Ну и на здоровье! Вот только зачем для этого было срывать меня прямо с Серпуховского аэродрома?

Так и подмывало встать и озвучить свою точку зрения на проблему. Как называет это моя жена, “хроническое недержание инициативы”. Не раз и не два я попадал из-за этого в разные истории, но всегда умудрялся выкручиваться и даже чего-то добивался (по крайней мере, уважения к самому себе)… Но сегодня я твердо решил молчать.

– Что думает главный эксперт?

– Мне нечего вам предложить, – нехотя признался Юрий Яковлевич.

И тут прозвучал голос из “зеленой” группы. Принадлежал он командующему ПРО, от которого, собственно, и ждали неких универсальных и устраивающих всех предложений.

– Раз боевой вариант не проходит, значит, необходима тайная операция, для которой у нас есть специальные службы, – Козьмин сделал широкий жест в сторону левой части зала, где сидели я и мои коллеги. Здесь, в отличие от группы зеленых мундиров, преобладали обычные штатские костюмы-двойки фабричного кроя (качеством, естественно, похуже, чем у Искрина).

Козьмин блестяще “перевел стрелки”. Все взгляды теперь были направлены на нас.

– Мы – контрразведка, и мы рады бы как-то исправить ситуацию, но у нас ни полномочий, ни возможностей таких нет, – сказал замдиректора Никонов. – Думаю, нужно подключать Службу внешней разведки. Тайные действия за рубежом – это их прерогатива!

– За рубежом, но не в космосе! – с раздражением заметил директор СВР. – К тому же мы занимаемся ракетными ЧП с того момента, когда “Молния” потерпела крушение в Баренцевом море. И именно мы вывели наших военных на “невидимку”, именно мы разведали параметры его орбиты!

– Вот и отлично! – сказал Никонов. – Сделайте еще один шаг. Это ведь игра на вашем поле! Раз вы сумели сказать “а”, скажете и “б”…

– Резонно! – кивнул Искрин. И обратился к секретарю Совбеза:

– Как вы считаете, Николай Николаевич?

Бровин закивал.

– Очень правильное решение.

– Какая игра на “нашем поле”? – тщетно взывал к окружающим директор СВР. – Разве космос – это наше поле?

Но его уже никто не слушал. В зале благодушно переговаривались, расслабленно смеялись. Жертва была выбрана, обсуждение закончено, заседание объявили закрытым.

На выходе меня догнал празднично возбужденный Гуляев:

– Между прочим, наверху уже наградные списки готовят! Информация из надежных источников! Ты там под восемнадцатым номером!

Я сказал, что ни о чем таком не слышал.

– Так, может, заскочим, в “Шеш-беш”, по соточке? Обмыть полагается!

Я отказался. Гуляев тут же переключился на какого-то моложавого подполковника РВСН, а я поспешил домой.

На улице лил настоящий тропический ливень. Пришлось вызвать такси. Ехали долго. Пробки, пробки. Воздух в Москве мутный, сероватый, как будто в нем мыли половую тряпку. А я вспоминал убийственную жару Дичково, чистые, холодные, прорисованные тонкой кистью ландшафты Памира и комариные тучи Мурманска. Как-то вдруг дошло, что перевернута еще одна страница жизни.

Я достал блокнот и, пока мы стояли в очереди на Крымском мосту, пролистал свои записи. Интересная штука получается: дело о ракетных ЧП, начинавшееся довольно нелепо и бывшее для меня, можно сказать, чем-то вроде общественной нагрузки, на самом деле зацепило сильнее, чем я мог предположить. Это вам не поимка шпиона, пусть даже такого архиважного и законспирированного, как Мигунов, это – безопасность всей страны в ее самом буквальном значении. Ее стратегический щит, ее способность постоять за себя. Способность, которую, надеюсь, мы помогли ей вернуть. Надеюсь, что так.

Вот было только обидно, что последняя точка в этом деле будет поставлена не мной, а неизвестным парнем, который сидит в самом логове противника и каждый миг рискует своей шкурой. Которого никто не знает и которого я никогда не увижу…»