Глава третья
ЭКЗАМЕН НА ГРУЗЧИКА
Они пришли в половине одиннадцатого, когда Сергей уже начал волноваться. Оба пришли: и отец, и мать. Немного навеселе, шумные, даже какие-то помолодевшие.
— И где вы, интересно, нашли друг друга? — спросил Сергей.
Игорь Матвеевич, не разуваясь, прошел в ванную, включил воду и крикнул оттуда:
— Угадай!..
— Наверное, у Шварца в подвале.
— Ну-у, так неинтересно, — протянула мама, с интересом разглядывая себя в зеркало. — Теперь я поняла, Игорь, где ты все эти годы спаивал сына.
— Я его только учил пить, не пьянея.
— Из тебя учитель…
Отец вышел из ванной с полотенцем в руках, волосы у него мокрые и взъерошенные, губы — синие.
— А ты знаешь, дорогая, сколько важных бумаг было подписано людьми, которые лыка не вязали? Знаешь?.. И сколько этих самых людей, похмелившись наутро, принимались натирать мылом шнурки?
Мама махнула рукой: отстань. Сергей внимательно смотрел на отца.
— Тебе что, плохо было? — спросил он.
Родители молча недоуменно переглянулись. И вдруг оба прыснули со смеху, как школьники — у них это, честно говоря, по-дурацки получилось.
— С чего ты взял?..
Сергей пожал плечами.
— Так. Ничего.
Он заперся у себя в комнате, уселся на кровать. Здесь очень тихо, дверь обита ровными брусами пенопласта — отец принес, когда еще работал главным инженером на базе. Голубым призрачным ночником на письменном столе мерцала видеодвойка.
Маленькая ступня вынырнула из-под одеяла, сонный голос прошептал:
— Кто-то пришел?..
— Спи, — сказал Сергей.
— Родители, да?
— Спи, говорю.
Он вставил какую-то пленку, включил видак. Потом сидел, тупо уставясь в мерцающий экран, на котором жили обычной жизнью красивые герои: ели, пили, трахались, гоняли на автомобилях, стреляли друг в друга. Если отбросить стрельбу, то ситуация была стопроцентно узнаваемой. Все так живут. Хотя и не так красиво. В конце ленты была дописана какая-то порнуха. Сергей выключил двойку, открыл настежь окно, чтобы вышел сигаретный дым. Разделся и лег в постель.
Дыхание, щекочущее кожу на его щеке, уже не отдавало «Колгейтом».
В дверь постучали.
— Это я, Сергей, — негромко сказал отец. — Выходи, разговор есть.
Сергей вспомнил, в котором часу его просили явиться завтра в контору, шумно втянул в себя воздух.
— Иду.
Игорь Матвеевич сидел за кухонным столом. В нем мало осталось от того шумного, говорливого мужчины, который совсем недавно вернулся из своего любимого кабачка; кожа на шее собралась складками, сквозь волосы на макушке проглядывал бледный череп. И губы — синие, как у мертвеца. С недавних пор Сергей знал: так бывает, когда отец пьет несколько дней подряд. На столе стояла откупоренная бутылка водки и две рюмки.
— Я не буду, папа, — сказал Сергей, — щурясь от яркого света. — Что случилось?
— Садись… Я, пожалуй, тоже воздержусь на этот раз.
Он встал и поспешно убрал водку в холодильник. На нем серые спортивные брюки, ноги в них кажутся совсем худыми.
— Светлана Бернадская — она твоя подружка? — спросил отец. — Ты встречаешься с ней?
— А что?..
— Ну, просто хочу знать. Я ведь не часто спрашиваю тебя о подобных вещах, правда?
Еще на втором курсе, когда Светка объявила, что летите каким-то недоношенным рэпманом в Балтимор, Сергей избил ее. Не так чтобы сильно… Честно говоря, просто ударил в живот. Рэпман улетел в свой Балтимор, забыв даже попрощаться.
Это понятно. Месяц Сергей со Светкой дулись друг на друга, а потом снова стали встречаться. Думали, что, наверное, поженятся. Целую неделю, когда отец с матерью уезжали на Кипр, Светка жила у него. За все это время Сергей только два раза выходил на улицу, чтобы купить хлеб и кофе. Он был весь в засохшей сперме, у Светки от трения началась какая-то экзема. На исходе той недели они снова здорово поругались и… ну, во всяком случае, жениться Сергею расхотелось.
— Так у вас еще есть какие-то отношения? — повторил отец.
— Никаких, — сказал Сергей. — Откуда ты знаешь Светку? Я вас даже не знакомил, кажется.
— Эту девочку я встретил вчера в офисе одного моего хорошего друга, она пыталась устроиться к нему менеджером на пятьсот долларов. Потом мы вместе вышли, и я пригласил ее выпить холодного шампанского в «Уюте».
Сергей хмыкнул. На отца это было похоже. Но Светка не говорила ему ни о трудоустройстве, ни о шампанском.
— Лярва. Отметить прием на работу?
— Нет, ее не взяли.
— А зря. Девчонка она вообще-то старательная. Не просила, чтобы ты ей помог?
Отец привстал, заглянул в холодильник, закрыл его. Прокашлялся.
— Она не знала, что я твой отец, — сказал он. — Но поняла, что мы друзья с ее потенциальным шефом. И предложила мне трахнуться по-быстрому. В машине.
— Светка?!
— Открытым текстом. Правда — шепотком, на ухо. Это делает ей честь.
— Брось. Она, видно, хотела разыграть тебя.
— Да? Может быть. Но…
Игорь Матвеевич достал из буфета черную цилиндрическую коробку с вензелем JSP, вынул сигарету и, зажав фильтр в зубах, щелкнул массивной настольной зажигалкой.
— Но я ее действительно трахнул. Только не в машине, а на базе отдыха, — он с силой выпустил дым из ноздрей. — По-быстрому. Есть хорошее английское слово: куикли. Очень точное. Двадцать секунд, не больше.
— Ты с ума сошел.
— Так и было, я облажался. Облажался! С Зоей никогда такого не было. И с другими тоже. Я целый день не мог прийти в себя, я думал, что все вокруг меня обманывали, а эта молоденькая сучка, она… она просто поставила меня на место.
— Правильно сделала. Будешь знать.
Сергей не заметил, как у него в руках тоже оказалась сигарета. Во рту было горько — не столько от дыма, сколько от колыхнувшейся где-то глубоко обиды. Одно дело, когда отец делал это с белобрысой добродушной Зоей, а тут… Светка.
Светка Бернадская, с которой они однажды целый день напролет листали «Малый атлас мира», на полном серьезе прикидывая, где провести медовый месяц… Умора.
Неожиданно для самого себя Сергей улыбнулся.
— Ничего смешного, — поднял бровь Игорь Матвеевич.
— Теперь, я так понимаю, с работой у нее все в порядке?
— Черта с два. Есть дела и есть развлечения, солидные люди не смешивают эти понятия. А те, кто смешивает, плохо кончают. Какой из нее менеджер? Ни опыта, ни способностей… Свободный трах за пятьсот баксов в месяц — это она может. Но тогда глубокая депрессия Борьке обеспечена, он даже налоговую декларацию заполнить не сможет… Обычная сука. Зашел разговор об однокурсниках, она рассказала, что есть у них Сергей Курлов — здоровенный лоб с куриными мозгами, который мылится в какую-то шикарную контору…
— А про это дело что-нибудь говорила? В пример не поставила?
Игорь Матвеевич чуть не подавился дымом.
— Я лучше промолчу, знаешь.
— А ты не думал, что она попробует тебя шантажировать? — внезапно спросил Сергей, сам не зная почему.
— Не думал. Даже имел глупость при ней позвонить на работу матери. А она запомнила номер и… Девочка посчитала себя оскорбленной: ее использовали и ничего не дали взамен. Очевидно, она твердо знает, что взамен должны давать то, что она просит.
— И что?
— Ничего особенного. Через полчаса позвонила матери и рассказала ей про все. И про двадцать секунд тоже.
— Да брось!
Белобрысая Зоя почему-то вдруг показалась Сергею доброй, ласковой тетушкой, почти родственницей.
— Совершенно серьезно. Знаешь, какого рожна мы с твоей матерью допоздна сидели у Шварца?.. — проговорил тихо Игорь Матвеевич. — Обсуждали дальнейшую жизнь. Чуть не дошло до развода. Уже прикидывали, как делиться… Квартира, мебель, то-се.
— Перестань, — выдавил Сергей. — Из-за какой-то Светки?
— Кроме шуток. Светка, понятное дело, только повод.
Сергей подумал: выпить все-таки придется. Но едва он приподнялся, отец все понял, сказал: сиди, мне ближе. Он наполнил рюмки, нарезал лимон большими неуклюжими ломтями — как докторскую колбасу. Выпили молча, каждый сам за себя.
— И что ж вы такие веселые вернулись? — сказал Сергей.
— Оказалось, у нас у обоих еще осталось чувство юмора. И к чему ломать привычный уклад, если можно и так жить в свое удовольствие?
Когда отец затянулся, под глазом у него дрогнула жилка. Сергею показалось, за этот вечер он сдал не меньше, чем за весь прошедший тяжелый год, — когда его работа, все эти заботливо смазанные колесики, пружинки и маховички стали рассыпаться прямо под руками, а он по шестнадцатьвосемнадцать часов в сутки бегал как угорелый, ловил их и ставил на место. Теперь он хозяин, как хотел когда-то. Огромные трейлеры, асфальтовые катки, бульдозеры, самосвалы, экскаваторы — все это теперь принадлежит ему. Да и рабочие — тоже.
— Просто имей это в виду, Сережа. Чтобы не наколоться, как я.
— Буду иметь в виду.
Отец с рассеянным видом кивнул и переменил тему:
— Как у тебя с работой? Что это за «шикарная контора»?
Сергей глянул на часы: начало второго. В шесть утра его будут ждать в «Визире».
Вот елки, они там коров, что ли, доят в такую рань?..
— Да вот, наклевывается одно местечко. Завтра собеседование.
— Странно, — задумчиво сказал Игорь Матвеевич. — Я могу взять тебя к себе, устроить менеджером к Борису или еще в десяток хороших мест. Эта девочка готова спать с каждым, кто ее трудоустроит, а от тебя не требуется ровным счетом ничего. Но ты от всего отказываешься и идешь своим путем. Почему так?
— По одной очень простой причине: все люди разные. И по второй, более сложной — из чувства долга. — Сергей встал и потянулся. — Я пошел спать.
— Спокойной ночи, — сказал отец. И вдруг добавил:
— У тебя в комнате кто-то есть?
Сергей ничего не сказал и вышел.
Чтобы лечь, ему пришлось подвинуть к стене разморенное сном тело. Оно выгнулось, выставив голый зад под задравшейся рубашкой — как кукушонок, выталкивающий названого братца из гнезда.
— Уже утро?..
— Еще нет, — сказал Сергей. — Я хочу спать.
— Так ложись.
— Убери жопу!
— Что ты, что ты, что ты…
Она выгнулась еще больше, покачала небольшим круглым задом. Сергей наклонился над ней: Светка не спала, улыбалась в стену.
— Ты выпивал, что ли?
— Да, — сказал он.
— Почему не ложишься? Боишься?..
— Да. Боюсь подцепить какую-нибудь заразу.
Сергей накрыл широкой влажной ладонью ее рот. Губы раскрылись, между ними щекотно скользнул язык. Когда кулак врезался ей под почки, Светка хотела закричать, рот судорожно раскрылся, тело напряглось. Но наружу вышло только приглушенное мычание.
— Я тебя придушу, сука!
Он бил не глядя, потом перевернул ее на спину, уселся сверху и закрыл руками все лицо, оставив только огромные, мечущиеся, наполненные ужасом глаза.
— Придушу…
Ее таз вздымался под ним и опадал, как в самый разгар сексуальной схватки.
Быстрее и быстрее. Но сексом тут не пахло. Светкины глаза вылезали из орбит.
Между пальцами наружу проступила белая пена.
— Сука…
Задохнуться ей Сергей не дал. Когда лицо уже начало синеть, он убрал руки.
Светка выгнулась еще раз, едва не став на мостик, воздух с громким свистом вошел в легкие. Он несколько раз хлестнул ее по щекам.
— Тише, родителей разбудишь.
— Се… режа… ты… ты что… — выкатилось между трясущихся губ.
— Встанешь ровно в пять, меня тоже толкнешь. И чтобы когда я умылся и почистил зубы, твоей ноги здесь уже не было.
Сергей оттолкнул ее к стене, лег и отвернулся. Светка рыдала — жалобно и безнадежно. Он закрыл глаза. Трудный день начался.
* * *
Это был директорский рубиновый стретч «ЛинкольнБумтаун». Огромный капот, за которым водителю, наверное, за пять метров ни хрена не видать. Уродливая лилипутская баранка. Спутниковый навигатор, который сто лет никому не нужен на российских дорогах. Светло-серый кожаный салон. Рядом с «Бумтауном» на стоянке не было ни одной машины. Они приехали первыми.
— Мой служебный авто, — предположил Сергей Курлов.
Управляющий даже не улыбнулся. Здоровенный лбина в широких ярких подтяжках, который сопровождал его, — тот вообще смотрел куда-то мимо.
— Служебная машина вам не положена, — серьезно сказал управляющий. Он был чисто выбрит, пах хорошим одеколоном, легкий летний костюм отутюжен и прекрасно подогнан. Звали его Вал Валыч (Иван Иваныч? Пал Палыч? — что-то в этом роде;
Сергей толком не расслышал, когда они представлялись друг другу).
— Тогда зачем мы сюда пришли? — спросил Сергей. — У вас в кабинете было гораздо уютнее.
Вал Валыч зачем-то достал свой бумажник, повертел его в руках, словно осматривая со всех сторон. Ему было лет под сорок. Холеное лицо уже начинало расплываться книзу, уравновешивая крупный, тяжелый на конце нос. В юности его обязательно называли Носатым. Или Дятлом. Что он хочет? Похвастать бабками? Подходящее время и место!
Бумажник полетел под машину.
— Достань, — властно сказал Носатый.
— Зачем?
Сергей мог бы взять этого хорька и сложить вчетверо, как лист картона. Лбина в подтяжках особой проблемы не представлял — если только он без оружия. Но Сергей слишком хорошо помнил лицо майора Агеева, когда тот говорил: «Визирь» — это твоя индульгенция за все прошлые грехи. Зацепишься там, продержишься годик-два, и распрощаемся по-хорошему. Ты нам не должен, мы к тебе претензий не имеем".
— Это какой-то важный тест, да?
— Да, — сказал Вал Валыч.
— В самом деле, что это за пресс-секретарь, мать его, который не может проползти под брюхом у броневика с низкой посадкой.
— У нас ценится дело, а не болтовня. Время пошло.
— Наверное, я слишком толстый для вашей фирмы, правда…
Вал Валыч молчал. Охранник достал из кармана «барбариску» и отправил в рот.
Сергей подошел к машине спереди. «Бумтаун» пялился на него холодными миндалевидными фарами. Между пластинами радиатора выглядывали осыпавшиеся крылья ночной бабочки-бражника.
Он и не думал лезть под этого монстра. Присел, пошарил руками под бампером, нащупал края. Слава Богу, там, за бугром, никто не ленится снимать фаски с деталей… Ухватился.
И медленно выпрямился, удерживая в руках капот. «Бумтаун» с бешеной силой тянул вниз, вытягивая в струнку мышцы и кости; будто пасть распахиваешь дракону. Внизу на асфальте лежал этот чертов бумажник.
Сергей переставил правую ногу вперед, шаркнул. Не достал. Пришлось поднять капот выше, а ногу выдвинуть дальше. Глубже — в пасть. Еще немного. Только удержать…
Елки, знал бы, специально купил бы туфли сорок седьмого размера.
Фыр-р-р. Бумажник улетел далеко, почти к самым ногам Вал Валыча. Сергей подумал:
«Фал Фалыч». Чуть не рассмеялся и не уронил машину себе на ноги. Когда опускал ее, слышал, как противно скрипят хрящи в позвоночнике. Пасть захлопнулась и еще некоторое время бесшумно клацала, подпрыгивая на рессорах. Ремни безопасности покачивались на крючках в салоне.
— Но если это дело надо будет остановить на скаку, я пас, — сказал Сергей, осторожно разгибая спину.
Вал Валыч покопался в бумажнике, достал оттуда пачечку «зеленых», протянул ему.
— Твой аванс. Ты принят на работу.
Сергей взял деньги, развернул веером. Полтинники, десятки… Больше трехсот пятидесяти, но меньше четырехсот. Светка метила в полтонны, а принимала на себя куда меньший вес.
— Я буду поднимать штангу? — спросил он.
— Нет. Ты будешь работать грузчиком-сопроводителем. Бочки, ящики, свиные и говяжьи туши. Бригада — три человека: ты, еще один грузчик и шофер на «уазике».
Пятьшесть ходок в день. Девятьсот долларов.
— Нет, погодите… — Сергей помотал головой. — Я — дипломированный журналист. Я думал, вам нужен толковый пресс-секретарь или специалист по рекламе. Я могу…
— Вот он, — перебил его Вал Валыч, показывая на лба в цветных подтяжках, — бесподобно выпиливает лобзиком. В свободное от работы время. Еще вопросы есть?
«Нам бы год простоять да ночь продержаться», — подумал Сергей.
— Вопросов нет.
— Тогда идем, покажу наши владения.
* * *
На журфаке свободное распределение, каждый устраивается как может. Примерно треть курса отправилась работать по специальности, остальные достали свои кейсы с визитками, скопившимися после пресс-конференций, «круглых столов» и посиделок в редакционных барах, — сели на телефон и стали забивать себе места в полезных конторах с просторными светлыми офисами.
Лариса Щенько устроилась в фирму, перепродающую макулатуру на Кондопожский комбинат и в Финляндию. У нее лапа в государственной типографии, она вывозит оттуда горы вторсырья за бесценок.
Марина Пшеничник работает в ассоциации молодежных предприятий, это одно из самых теплых мест в Тиходонске: специальный фонд и льготное налогообложение.
Салманова вышла замуж за редактора «Донского вестника» с четырехкомнатной квартирой, работает в секретариате.
Коля Лукашко давно плюнул на все, пьет горькую и возит кожаные куртки из Абу-Даби.
Зеньков, который во время вступительных экзаменов представил на творческий конкурс подборку стихов «Степная ростань», собирался открыть собственную риэлтерскую фирму; к этому моменту он уже удачно разменял кому-то две квартиры в центре, заработав свои шестнадцать тысяч долларов. Говорили, тут не обошлось без помощи Родика Байдака и его папаши. Сам Родик, по слухам, участвовал в каких-то полулегальных коммерческих проектах в качестве «менеджера по связям».
Сергей Курлов, наверное, был единственным, для кого свободного распределения не существовало. Место работы ему подыскал майор Агеев. Спасибо, дружище!
Честно говоря, сам бы он и не знал, куда идти. Последние три года учебы как прокаженный сторонился всех друзей, чтобы не входить в искушение. Агеев требовал: давайдавай! А травку курили практически все. Или жевали, или кололись.
Южный город; отрыжка арабской, мать ее, культуры. Кто не курил, тот был знаком с теми, кто курит.
На какое-то время Сергей сблизился с Чумаченко. Чума наркоту на дух не переносил. Но с ним другая история вышла. Однажды — это еще на втором курсе было — он всем в общаге объявил, что сегодня ему пригонят фургон муската из Кабарды.
Никто не поверил, конечно. А фургон приехал. Не в тот день, правда, и даже не на той неделе, — но приехал. Двенадцать ящиков вина, плюс здоровенный короб с персиками и полбарана. Из фургона выскочили абреки, все это молча перетаскали на двенадцатый этаж, в комнату Чумаченко, а что там не поместилось — в читальной оставили. Общага два дня со стакана не слезала.
Потом приезжала «Татра» с дынной водкой. Потом было нашествие ворошиловских шоколадок и копченой форели. У Чумаченко спрашивали: «Как это так? Откуда?..» Он скромно отвечал: "Попросили написать об одной фирме, я и написал. Понравилось.
Теперь благодарят". На новогоднюю ночь в 1995-м общагу оккупировали девицы из агентства «Тихое дно», которые давали всем, включая Гестапо — совершенно бесплатно. Иногда у Чумы появлялись деньги, много денег. Доллары. Он давал в долг, давал просто так, мусорил ими в общажных коридорах. Самое удивительное, что деньги не были фальшивыми. Наверное, председатель федерального банка США тоже заказал Чумаченко статью.
И вот настал день, когда Чума зазвал Сергея к себе в комнату и сказал: «Знаешь, Серый, мне все равно одному эту глыбу не одолеть — давай по куску разделим». — «Какую глыбу?» — не понял Сергей. Чума залез в стол, достал какой-то блокнот, вырвал оттуда листок, протянул его Сергею. На листке квадратным чумаченковским почерком были записаны два телефона. И две фамилии. «Это урки, Серега, — сказал Чумаченко. — У них, гадов, все есть, они теперь во власть лезут. Напиши, как Борис Семеныч начинал обычным продавцом и сколько натерпелся оттого, что воровать не хотел, — он тебе квартиру купит и мощный сервер в придачу, чтобы следующий материал ты ему по „Интернету“ скинуть мог». Вот тогда только до Сергея дошло, что это за «колхозы» были, что за «фирмы», о которых писал Чумаченко. «И много у тебя таких знакомых?» — спросил он. "Глыба, я ж сказал.
Море. А для нормальной жизни четырех-пяти за глаза хватит — но это я только сейчас понял. Так что давай…"
Сергей отказался. Больше он к Чуме не подходил, даже нарочно здороваться перестал, чтобы тот обиделся. Чума в конце концов позвонил ему домой, сказал:
«Старик, да все это была шутка, ты че?»
«Все нормально, Чума, — ответил Сергей. — Разговор останется между нами. Только ты меня заколебал, извини».
Это была не правда — насчет «заколебал». Единственный серьезный недостаток Чумы заключался в том, что ему нравилась Светка Бернадская. И в том, что рано или поздно на него выйдет Управление. Да оно уже вышло, считай — в лице Сергея Курлова, однокурсника, собутыльника и стукача по совместительству. Сергей был просто обязан сдать Чуму или не иметь с ним вообще никаких дел.
Стук-стук-стук.
Стук-стук.
Да ладно, будь Чума жмотом или занудой, вкладывай он свои деньги в недвижимость или акции «Еврозолота» — хрен с ним. Сдал бы. Наверное.
Но Чума жмотом не был. Вот в чем фокус.
И гхэ фрикативное как было при нем, так и осталось.
Поэтому Сергей просто вычеркнул его из списка своих знакомых, а когда Чума однажды захотел объясниться в курилке — морду ему разбил до кровавых пузырей, чтобы не приставал больше.
…Он и в самом деле не знал, куда бы пошел работать. Отец звал к себе — отказался. В любой городской газете есть знакомые или бывшие друзья. В любой конторе есть шанс нарваться на хороших людей…
С подонками всегда легче. Свое совместительство Сергей отрабатывал, шляясь по вокзалам или привокзальным кафе: там даже сам воздух — как в неприбранном обезьяннике, там много сволочи, которая сначала попытается всучить тебе вместо порошка обычный картофельный крахмал и вдобавок помочиться тебе в ухо, а потом, когда почувствует силу, — раком встанет. Сергей обозлился на всех: и на подонков, и на бывших друзей. Он остался один. И ему по-прежнему хронически не везло с бабами.
Так что когда Агеев сообщил, что есть в Тиходонске одно заведение, за которым требуется присмотреть, — он даже что-то вроде облегчения почувствовал.
Контора под названием «Визирь». Ящики, бочки, поддоны, свиные и говяжьи туши, усатый ебарь-шофер Гога на «уазике», неразговорчивый напарник по имени Паша.
Около десятка ходок в день (соврал-таки Вал Валыч): на базу и с базы, на тароремонтный завод, по продуктовым точкам, раскиданным по всей городской окраине. И заслуженные трудовые пятьсот долларов в месяц.
— Журналист, е-мое. Тебя, коня, в угольную тачку впрягать надо, и — пошел, пошел…
Это были едва ли не первые слова, которые несколько лет назад сказали в Управлении КГБ Сергею Курлову — тогда еще обычному сопливому студенту.
Как накаркали, гады.