Глава двадцать четвертая

Все-таки место ночлега получилось довольно комфортное и теплое. Сравнительно, конечно. Но ночная прохлада и сырость внутрь так и не пробрались. Никто не замерз и не простудился, чего ожидали с опаской после такого экстремального купания в болоте. Другое дело, что подстеленный лапник вместо привычных матрасов доставлял более чем значительные неудобства. Каждый раз при попытке перевернуться на другой бок возникали проблемы то с онемевшей рукой, то с затекшим боком. Кожа царапалась мелкими веточками, чесалась, зудела, прокушенная накануне во многих местах злобными комарами. Вдобавок смущала и нервировала теснота, но больше всего доставали усиливающиеся ощущения жажды и голода. Несколько раз Сергей, когда просыпался ночью, единственный, кто видел в полной темноте слабые отблески аур, замечал, что Колобок с каждым разом становится все несчастней от одолевающего ее голода. Если мужчины еще как-то терпели и старались гасить свои желания, то женщина уже ничего не могла с собой поделать. Увы, помочь ей товарищи по несчастью были не в силах, в данный момент никакие слова утешения не подействовали бы.

Ну и главное, что в третьем часу ночи разбудило всех четверых одновременно, – это тяжелый, надрывный рокот моторов и шелест лопастей вертолета. Причем вертолета не одного, а парочки, а то и трех. Как оказалось, над лесом идет планомерное прочесывание в ночное время! Да еще и с использованием прожекторов!

Пока вынули две ветки лапника вверху да осмотрелись, отблески прожекторов пропали окончательно, а чуть позже и гул вертолетов стих в отдалении. Выходить наружу из шалаша и впускать внутрь ночную прохладу не было ни малейшего резона. В любом случае подать спасателям хоть какой-то сигнал было нечем. Поэтому ветки уложили на место, а проснувшееся возбуждение потребовало немедленного обсуждения события.

– Очень странно выглядит сама попытка производить поиски среди ночи, – поражался Сергей Николаевич. – В любом случае прожекторы в тайге бесполезны. Гораздо предпочтительнее просто летать и высматривать отблески костра.

– Значит, где-то рядом с нами есть небольшие полянки, – стал размышлять Чарли Бокед, – которые и просматривали спасатели. Логично, что любой человек, оставшийся в живых, вышел бы на гул вертолета на открытое пространство. И уже там… – Англичанин замолчал, а потом выдал обеспокоенно: – Как по мне, то выйти на поляну – смерти подобно.

Тотчас подал голос и Евгений:

– Может, это совсем и не спасатели?

– Скорее всего.

– Чарли, ты на что намекаешь? – возмутилась Лилия. – Что нас даже ночью пытаются убить?

– Мне так кажется.

– А что бы случилось, устрой мы тут яркую иллюминацию в виде костра?

– Ничего хорошего, – печально вздохнул сыщик. – На нас могли сбросить бомбы или напалм. Может, и еще чего более неприятное.

В голосе Монро послышались истерические нотки:

– Не скажу, что в Америке меня не пытались убить, но Россия в этом деле явно лидирует! Тут все делается с каким-то невероятным размахом, не считаясь с гигантскими просторами и количеством невинных жертв. Кошмар! Мы даже костер разжечь не имеем права! А нас запросто могут сжечь вместе с морем тайги, сбросив на головы напалм!

Академик попытался женщину успокоить:

– По большому счету мы живы и нам пока ничего страшного не грозит.

– Ха! Ты шутишь, Сергей? Какое выживание? Да я уже до утра умру и от голода и от жажды одновременно! А если и выживу, то меня после рассвета сожрут окончательно проклятые комары!

– Мы так и не успели поговорить на тему вашего похудения, – деликатно вмешался в спор голос Евгения. – Но я хочу заверить вас, Лилия, что энергетические запасы вашего тела помогут безболезненно пережить не просто десятидневное голодание, но и пятидневное отсутствие воды. Надо произвести определенный моральный настрой, и тогда вы будете поражены способностями собственного организма к выживанию.

– Во-первых, Евгений, давай обращаться на «ты», – послышался в ответ строгий женский голос. – А во-вторых, как произвести этот твой настрой? У меня от голода уже начинают руки и ноги трястись, желудок давно сам себя переваривает, скоро вообще соображать перестану!..

Громкое восхищенное хмыканье академика заставило ее заинтересованно примолкнуть. И тому ничего не оставалось сделать, как пояснить:

– Мне и глаза закрывать не надо, чтобы видеть, как прекрасная женщина моего образа красиво, хоть и несколько жеманно строит глазки и пытается наговорить на себя разные напраслины. Тогда как в ее ауре просматриваются достаточные силы для чего угодно: хоть для голодания, хоть для дальнейшего похода через всю тайгу! – Сказал, присмотрелся и тут же сдал назад в своих комментариях увиденного: – Нет, через всю тайгу прекрасная женщина идти не собирается. Нахмурилась, озабоченно кусает губы. Вот сейчас высматривает кого-то для очередной ссоры.

– Сергей! Прекрати на меня ябедничать! – досадовала Лилия. – Если уж сам без разрешения за мной подсматриваешь, то это не значит, что имеешь право кричать об этом на весь лес!

– Да ладно тебе, Лилия! – попытался приструнить коллегу Бокед. – Нам ведь тоже интересно знать, что скрывается за твоими словами. Вон ты, оказывается, какая притворщица. Кто бы мог подумать!

– А сам какой?..

– Тсс! – зашипел Евгений. – Кажется, опять летят.

Все на время затихли.

– Нет, улетели в другую сторону. Вроде как к болоту.

Так как у иностранцев в ауре просматривалось удивление, Чернов-старший в охотку пояснил:

– У моего сводного братца феноменальный слух. Может при желании услышать, как блоха перебирает по потолку копытцами.

– Ну вот, – капризно надул губки женский образ на мысленной картинке у Сергея Николаевича, – совсем мой сон перебили. Так что давай, Евгений, колись: что ты еще умеешь и какими уникальными свойствами обладаешь?

Найденыш примолк, но так как возражения ни от кого не последовало, то решил пересказать свою земную биографию. Тем более что и сам, взбудораженный прилетевшими вертолетами, сонливости не чувствовал. Все-таки пять часов сна значительно восстановили силы.

– Трудно выбрать момент, с которого следовало бы мне начать свое повествование. Но я, пожалуй, начну со своего второго дня рождения, с того, как меня спас Сергей. И представлялось мне это все таким образом…

Девятнадцать лет назад Найденыш и в самом деле родился повторно. Вначале он вообще ничего не мог вспомнить и себя не осознавал. Полные провалы сознания чередовались с какими-то туманными проблесками света и ударами по слуху бессмысленного гула голосов. И только где-то на периферии сознания маячило понимание, что ему вкалывают страшную, жутко вредную для организма дрянь. Но ни сил, ни желания воспротивиться этому так и не возникло. Потом колоть перестали, и проблески света стали растягиваться, увеличиваясь по времени. Чуть позже и чье-то лицо стало всплывать перед глазами все чаще и чаще. Лицо выражало заботу, сочувствие и жалость, губы исторгали незнакомые звуки, глаза лучились теплотой, состраданием и заботой. Наверное, точно так же воспринимает младенец появление возле себя родной матери, все больше и больше привыкая к ней, и в попытках повторить слышимые звуки начинает осваивать речь, самое мощное и доступное средство общения.

Потом Евгений стал понимать и реагировать на свое имя. Чуть позже с усердием и жутким, непонятным самому себе желанием попытался повторять звуки и слова. И затем, как-то очень быстро, неизмеримыми рывками стал осваивать разговорную речь. Причем каждое впитываемое сознанием слово не требовало повторных объяснений. Оно тут же ассоциировалось с какими-то понятиями, укладывалось в определенный ряд и уже навсегда соответствовало нужному образу.

– Мне вначале казалось, что я ребенок, – с чувством припоминал Евгений. – И когда я осознал себя большим и взрослым, это был настоящий удар по моей психике. У меня начали пробиваться странные картинки воспоминаний из моей прежней жизни.

Вначале он принял эти картинки за сон, за кошмары, за плод больного воображения. Но чем больше учился и осознавал самого себя, тем больше осознавал, что подобного воображения у него не могло быть по умолчанию. Следовательно, это не что иное, как все-таки воспоминания.

Ну и очень много в этих вопросах осознания самого себя помогал Сергей. И знаний у него хватало, и выдержки с терпением. Благодаря своим знаниям медицины он постарался как можно быстрей аннулировать воздействие введенных в тело Найденыша лекарств, промыть все системы жизнедеятельности вначале нужными растворами, потом наладить усиленное питание фруктами и свежими овощами. Вернувшееся здоровье оказалось весьма важным подспорьем в освоении программы образования и тотальной адаптации в обществе. Но в то же время, когда стали возвращаться первые обрывочные воспоминания, Евгений стал ощущать себя все более и более неполноценным именно в физическом плане. И он уже тогда стал жаловаться на эти ощущения своему опекуну и спасителю.

То ему хотелось подхватить взглядом падающую вещь. То он тупо пялился в стену, чувствуя, что обязан видеть все, происходящее за деревянной преградой. То бессмысленно и долго размахивал руками, пытаясь хоть немного сдвинуть стоящие перед ним предметы. Бывало, что проводил пальцем над предметом, который пытался разрезать, а потом недоуменно поглядывал на неизменную подушечку. Ему казалось, что оттуда при желании должно возникать нечто острое и полезное. В полной темноте у него чуть глаза не лезли из орбит, потому что он памятью тела знал, что при желании взгляд освещает любую темень. Вдобавок появилась твердая уверенность, что он заблудился и теперь находится в каком-то отсталом, диком закоулке Вселенной. Его раздражала вонь выхлопных газов, он поражался электрическим лампочкам и телевизору, пугался банальной газовой конфорки с открытым огнем. И опять-таки, вся его сущность противилась, бунтовала против увиденного, вопила, что это все неправильно и этого не может существовать в природе.

Ну и потом фрагменты воспоминаний стали более четкими и цельными. Вот благодаря этим фрагментам Найденыш и осознал себя выходцем другой, многократно более развитой, чем земная, цивилизации. Например, он вспомнил, как и по какой такой причине он «потерялся» и оказался неизвестно в какой Галактике. Сценка нереальная для Земли, но красочно правдоподобная.

Силовое поле, отделяющее огромный ангар орбитального завода от открытого космоса. Евгений (с этим именем он свыкся как с родным, поэтому не менял и при воспоминаниях) идет по наклонному пандусу вверх и останавливается возле кабинки дальнего телепорта. Он никуда не собирается телепортироваться, просто осуществляет мелочную перенастройку анализатора внутренней атмосферы, вмонтированного в стену рядом с кабинкой. Он – техник. Причем не простой, а почти элитный, знающий гораздо больше иных техников, младших по рангу. (Вспомнить бы еще – что именно умеющего!) У него на плече сумка с оборудованием для тестирования. Вот он ее снимает, ставит на выдвинувшуюся из стены панель. Затем слышит чей-то тревожный вскрик и резко оглядывается назад. Из черноты космоса медленно выплывает огромная туша швартующегося к орбитальному заводу космического транспорта. Только вот пытающиеся удержать металлического монстра опоры ломаются по нарастающей одна за другой. И выпуклый борт транспорта катастрофически быстро приближается к ангару. Силовое поле не сможет остановить такую массу, тем более что столкновение начинается чуть в стороне, сминая и переборки, и все силовые установки по периметру смотрящего в космос открытого овала. Резко и пронзительно ревет сирена наивысшей опасности. Сквозь этот звук прорывается несколько заполошных вскриков людей, мечущихся по ангару, которые если и пытаются спастись, то уже понимают свою неминуемую гибель. Ни они, ни Евгений не имеют подходящих скафандров. Рутинная работа и сотни лет безаварийной деятельности завода не способствуют слишком большой заботе о собственной безопасности. Но у Евгения рядом спасательная кабинка дальнего телепорта. Он в каком-то бешеном отчаянии заскакивает внутрь и отчаянно колотит по клавишам управления. Куда угодно, хоть на край света – лишь бы спастись! Панель озарилась огнями, устройство приняло приказ и заработало. Осталось подождать одну секунду… И последнее, что Евгений видит в родном мире сквозь прозрачные стены, – это вспухающий шар огненного облака: терпящий катастрофу транспортник еще и взрывается от непоправимых повреждений.

Видимо, телепорт, поврежденный силой взрыва, сработал не лучшим образом. Человека зашвырнуло неведомо куда, лишив при этом одежды и предметов первой необходимости. Но самое страшное, что при этом человек растерял и все свои как врожденные, так и приобретенные за время учебы умения. Те самые умения, которые на Земле считаются паранормальными.

– Воспоминания о них, – печально продолжал рассказчик, – проносятся у меня в голове, словно молнии, но очень редко вырисовываются конкретно. Некоторые вспомнил, некоторые не могу даже правильно интерпретировать, некоторые полностью вне моего понимания. Только и удалось, что контурно припомнить с десяток методик, которые позволяют развивать в человеке способности к совершенствованию в той или иной области. По таким методикам я обучил Сергея видеть ауры людей. – После этого последовало раздраженное восклицание: – Хотя у самого ни грамма не получается! М-да, извините. Научил также своего старшего брата создавать истинный образ человека только по его голосу, ну и самое главное – отличать правду от лжи. Вот это, самое последнее умение проснулось и во мне, после неимоверных усилий. Про мой уникальный слух вы уже знаете, могу пользоваться гипнозом через контакт ладоней, вот и сейчас с успехом пытаюсь восстановить еще парочку своих утраченных умений. Пока они работают с перебоями и довольно редко, так что хвастаться нечем. Ну и пытаюсь связать воедино, разложить по полочкам, классифицировать свои полученные в воспоминаниях знания…

Голос Евгения оборвался, словно он вообще заснул после долгого рассказа.

Все понимали, что рассказывать он еще может часами, но Колобка в данный момент волновал только один вопрос:

– Как ты можешь помочь мне?

– У тебя редчайший дар, который в моей родной цивилизации открыл бы перед тобой все двери. И у меня есть некоторые схемы, по которым мы попытаемся дать толчок к возрождению твоего умения.

– То есть ты думаешь, что оно умерло?

– Скорее атрофировалось ввиду постоянного неиспользования.

– То есть я сейчас даром напрягаюсь? – Голос Лилии задрожал. – У меня все равно не получится вылечиться?

– Не знаю. Все может быть, – рассуждал Евгений. – Твое тело и твой дар взаимосвязаны, да и внутренняя сила воли – это те же самые схемы управления, но только более грубой, стихийной окраски. Но и они могут пробить барьер омертвения или преодолеть омут забвения. Просто если я тебе буду помогать, процесс пойдет значительно быстрей и эффективней.

– Ну так помогай!

Евгений не сдержался от смеха:

– Э-э-э! Какая ты шустрая! Тут масса составляющих. Для внедрения в твое сознание необходимы: лежак под наклоном, специальное цветовое освещение, ритм определенного свойства, гипноз через прикосновение ладоней, разница температур тела и конечностей…

– Кошмар какой! – не выдержала Лилия, перебивая длинное перечисление. – Это еще и ноги поджаривать необходимо?

– Наоборот, охлаждать. Как и руки. К тому же следует вначале на тебе проверить и все остальные, более простые схемы. Возможно, да, скорее всего, так и будет, у тебя есть еще несколько врожденных умений. Слишком уж могущественными становятся целители, подобные тебе. И учти, я еще не упоминаю наработанные способности. Их у тебя может быть до десятка.

Мадемуазель Монро при таких открывшихся перспективах ничего больше не смогла из себя выдавить, кроме длительного, протяжного «о-о-о!».

Некоторое время стояла полная тишина. Все пытались осмыслить и переварить только что услышанное. А затем, зная про врожденную скромность англичанина, по поводу его умения решил поинтересоваться сам Сергей Николаевич:

– Братишка, а вот что ты о нашем друге Бокеде скажешь? На нем что-то еще «висит»?

– Хм! Интересный вопрос! – отозвался приемный родственник академика. – Если судить по силе умения, то и у нашего Чарли обязательно что-то отыщется в запасниках. Опять-таки, я не профессионал по ментальному обучению и не классифицированный педагог по внедрению схем самосовершенствования. Если ничего не вспомню, то так и буду словно сошка, безграмотный техник нижайшего уровня. Вполне возможно, что я и в самом деле тупой, ленивый и ограниченный, как у вас тут говорят: «круглый двоечник». Так, нахватался верхов в свое время. И не забывайте: девять десятых моей памяти о первой жизни так ко мне и не вернулось. Как мне кажется, уже и не вернется. Наверняка выжгло какие-то нейросвязи во время неуправляемого переноса по искривленному, аварийному каналу телепорта.

– А может, вспомнишь все-таки? – посочувствовал знаменитый сыщик.

– Нет, в последние десять лет – ничего нового. Просто натыкаюсь на глухую стену из мрачной пустоты, в которой не просматривается даже искорки жизни.

Заметив, как в ауре Евгения начинает разрастаться печаль, Сергей протянул руку и потрепал того по плечу:

– Ладно, брательник! Жизнь прекрасна и по большому счету не хуже, чем в твоем неизвестно где мире. Теперь у тебя вон сразу два подопечных появилось, а ты ведь любишь над земным хомо сапиенсом поиздеваться!

– Скажешь тоже!

– Теперь вот будешь свои схемы внедрять в головы госпожи Монро и нашего английского пэра, гения сыскного дела мистера Бокеда. Кстати! Чарли! Если ты русского происхождения, то с чего такое неблагозвучное, вернее, непривычное для русского менталитета имя?

Знаменитый сыщик помолчал, его аура полыхнула смехом и грустью одновременно, и только потом заговорил:

– Да мои родители – помешанные фанаты творчества Чарли Чаплина. С детства. Потому и сошлись вместе в супружеской паре. Потом они практически помешались и на всем английском. В США выезжать они категорически не захотели, а вот Англия им показалась вожделенным раем. Правда, для того чтобы попасть в этот рай, им пришлось в семьдесят седьмом году пройти три круга ада. Небось застал еще советскую действительность?

Вопрос задавался академику, родившемуся на семь лет раньше, в семидесятом.

– Смутно, – признался тот. – Школа, начало института, пахал как негр на «скорой»…

– Ха! Странное у тебя выражение, – хихикнула Лилия. – У нас, наоборот, говорят: «Ленивый как негр!» Никак выражение «пахал» к ним не подходит.

– Тоже пережиток советского воспитания сказывается, – признался Сергей, любуясь опять вспыхнувшим в мысленном представлении образом веселящейся красавицы. – Нам их рисовали угнетенным, бесправным классом самого общественного дна, которые только и пахали от зари до зари за корочку хлеба.

– Мои родители тоже много чего про афроамериканцев рассказывали, – продолжил в тему Чарли Бокед. – Особенно их поразила в свое время история с этой бездельницей Анжелой Дэвис. Ей ведь в Союзе работу предложили, так она была в шоке. Мол, я на пособие по безработице живу, как клубника в сметане, зачем же мне работать? Как следствие…

Он еще минут пять что-то рассказывал затихающим голосом, пока не понял, что все уже заснули. Эмоции поутихли, и усталость навалилась с новой силой. Да и по часам до рассвета оставалось еще часа два. Так что знаменитый сыщик смачно зевнул и сам отключился от действительности.

Рассвет квартет экспертов не просто проспал, а старательно проигнорировал в подсознании. Да и чего было вскакивать в туманную рань и метаться по влажному лесу? Не лучше ли дождаться первых, уже более отвесных лучей солнца и начать день с разжигания костра?

Так что проснулись и стали выползать с кряхтением наружу только после десяти утра. Мужчины сбегали налево, единственная женщина, естественно, направо, а потом все трое требовательно уставились на знаменитого сыщика. Дескать, не пора часами с товарищами поделиться? Но сыщик, как истинный английский пэр, делиться с плебсом и не думал, а только уверенно указал рукой на юг:

– Предлагаю продолжить движение дальше от болота. И наверняка отыщем хоть одну достойную для загара полянку.

– А костер?! – возмутилась Монро.

– Тебе что, холодно? Или решила яичницу с беконом поджарить?

От последнего въедливого вопроса Лилия сразу подавилась собственной слюной. Зато не стал скрывать свои сомнения академик:

– Как же твои рассуждения по поводу лжеспасателей?

– Сергей, включай логику. Сегодня с утра нас уже будут искать всем миром те, кому и положено. Сам понимаешь, какой скандал уже разразился по поводу нашей предполагаемой гибели. Лжеспасатели порыскали и успокоились: следов нет. Значит, мешать они истинным поисковикам не станут. Любой вертолет, как я чувствую, – наше спасение. Только ведь надо выйти на открытую полянку вначале. И в любом случае отойти от болота как можно дальше – будет целесообразней. Так что не стоять, на мои часики даром не коситься, а ножками, за мной следом! Ать-два! С песней!

Евгений подхватил с земли свою суковатую палку и без раздумий двинулся за англичанином, на ходу перебрасываясь с тем какими-то вопросами. Оставшиеся в растерянности Сергей Николаевич и Лилия тоскливо взглянули на почти родной шалаш, на кучу собранных с вечера дров, печально вздохнули и поплелись следом за основными проводниками.

Шли долго. Даже не так: шли очень долго. Два раза делали малые привалы. Два раза большие, по десять минут. И когда уже Лилию приходилось чуть ли не подталкивать с двух сторон, между деревьями мелькнул значительный просвет опушки, а потом показался участок, поросший травой. Но самое умопомрачительное глазам путников представилось на дальнем краю маленькой полянки: избушка. Вернее, крепкий сруб из потемневших от времени бревен, который в местных краях охотники использовали как зимовку в крайних случаях.

О какой-то засаде или опасности в избушке никто и не подумал. Тем более что радостно восклицавший Бокед так и пер к цели, не останавливаясь. Прислушавшись к его восклицаниям, остальные тоже ускорили шаг.

– Уверен, никто из наших недоброжелателей сюда уже не нагрянет! – вещал англичанин, наверняка уже допросивший свое предвидение на данную тему. – А что нас здесь больше всего порадует?

Ему в спину выкрикнул больше всех знакомый с сибирскими реалиями Чернов-старший:

– Вполне могут быть запасы самой простейшей еды и спички!

– Правильно, господин академик! – вопил Чарли, не оборачиваясь. – За твою догадливость – с меня три десятка чистейшей английской водки «Стерлинг»!

– Я столько не выпью, – ужаснулся Сергей Николаевич, но тут же добавил: – А водка с собой?

– Обещание выполню дома! В Англии!

Так парочка впередиидущих и скрылась за приоткрытой дверью избушки. Отставшие дотащились туда несколько позже, аккуратно заглянули внутрь и увидели весьма неприглядную картину: все перевернуто вверх ногами и раскидано по полу, а по разбросанным дровам, тюфякам и предметам лесного быта ползает сноровисто Евгений. Он собирал в одну кучу и дрова, и спички, и котелки со сковородами, и какие-то мешочки с чем-то сыпучим. Часть укладывал на стол, часть на идущие вдоль стенок полки. Тогда как сам англичанин уже чиркал спичками и пытался разжечь приготовленные в буржуйке дрова. Легкий дымок уже поднимался вверх, тяга еще нужная не образовалась, а раскомандовавшийся Чарли уже заметил стоящих на пороге коллег.

– Не удивляйтесь, это здесь ночные лжеспасатели побывали.

– Понятно, обычный сибиряк такого вандализма не совершит.

– Сергей, не стоять, не рассуждать! Искать воду! Лиля, разыскивай в мешочках соль и разберись с крупами. Да пошевеливайся! Если сама кушать не хочешь, то хоть для нас постарайся.

В общем, малой группе выживших в катастрофе людей опять повезло.

Первую порцию приготовленной каши они съели полусырой. На втором котелке уже оттянулись со всем возможным удовольствием. А когда стал доспевать третий казанок, самый объемистый, все уже на него посматривали с сомнением. Все-таки постная каша, пусть и с накиданным туда сухим луком, подсоленная и поперченная – вещь не настолько вкусная, чтобы ею наедаться впрок.

Нахлынула леность. За нею появилась апатия.

Зато кровь вскипела моментально, когда блаженно прикрывавший глаза, развалившийся на лавке Бокед вдруг вскочил на ноги и заорал истошным голосом:

– Все в лес! Бегом! Сейчас нас накроют! Хватайте самое ценное, что под рукой!

Если бы не прежние его заслуги в деле спасения родимых тушек, товарищи наверняка бы его зашибли от испуга. А так только и попытались, что схватить первое, и самое ценное, что подвернулось под руку. Задерживаться никто на месте не желал, но ведь можно и на ходу схватить. Сам Чарли сгреб со стола в какое-то подобие котомки все миски с ложками, две найденные жутко помятые временем и перипетиями судьбы фляги, неудобный нож-мачете, мешочек соли и банку с перцем. Оба коробка спичек, как потом оказалось, он положил к себе в карманы, когда еще только отыскал их на полу.

Евгений с чумными глазами подхватил два наиболее широких тюфяка. Видимо, для него нецивилизованный сон на жестких ветках показался наиболее неприемлемым. Сергей Николаевич сгреб под мышку облюбованный брезент в рулоне, на который задрал ноги во время отдыха, и топор. Но самой сообразительной оказалась Лилия: она тряпкой подхватила тяжеленный казанок, а в другую руку для противовеса взяла самый большой мешочек с крупой.

Так все и выскочили на крыльцо, с бушующим адреналином в крови и намереваясь бежать на полянку. Новый резкий оклик сменил направление бега:

– Сразу за дом и в лес! Бежать прямо! У нас минуты три.

И знаменитый сыщик подал личный пример интенсивного передвижения бегом.