Сцена 24
С сидящим по левой стороне земляком, после его доклада, просто коснулся перчатками скафандра. А дальше уже… (привычное, что ли?) двухминутное падение в невесомости. Когда начались удары по корпусу, никто не думал о себе, только о грузе. Если он сорвётся и начнёт летать по внутренностям, на далёкой планете некому будет десантироваться. Только тогда до конца поняли чрезмерное рвение и дотошность сержанта, который во время тренировки требовал идеального размещения и скрупулёзного крепления опасного багажа. И если бы его было всего по одной единице!
Повезло. А, скорей всего, сработали сами на отлично. Ничего не сорвалось. Спёртое от тесноты дыхание – не в счёт.
– Приготовились! – как всегда перед последним ударом, заговорил Эйро Сенато́р. – Выход свободен с обеих сторон! Врагов нет!
Тормознуло жёстко! Дыхание спёрло ещё больше. Но уже и створки раскрыты! Выталкивается мешок, следом всё остальное, что мешает, затем душка бросается к мешку. И только потом затёкшие конечности выволакивают наружу непослушное тело. Смотреть по сторонам некогда, врагов нет, но не успеваешь согнуться обратно к транспорту, как громкость очередной команды переворачивает душу:
– Прошла минута! – надо же! Как быстро!
Зато вынимать из креплений намного легче, чем жёстко в них фиксировать. Вспомогательный груз летит за спину, потом будем разбираться. Напоследок достать батарею и, наплевав на крышку лючка, упавшую под ноги, сделать три шага назад и доложить:
– Десятый – чисто! – удалось отличиться первым. И скорей всего, чтобы не переживал о товарищах и не мешался им под ногами, отличившийся воин получает специальный приказ:
– Десятый, хватай душку и вон к тем камням! Там спуск в долину! Охраняй!
Естественно, всё-таки кругом дикая, вражеская планета. И ничего приятного не будет, если вдруг на десантников ринется толпа аборигенов с дубинами и камнями. Тем более что местные аборигены и так злейшие враги человека по умолчанию и без оного.
Зато промчавшись к камням и вспугнув там пару резвоногих горных козочек, а потом и спустившись чуть ниже по ложбинке, Фредерик первым из всего отряда получил возможность осмотреться с данной стороны и сообразить, куда это они попали.
Если абстрагироваться от довлеющих забот в предстоящие несколько суток и забыть, что перед ними стоит ответственная боевая задача, то место можно было бы назвать райским. Опять-таки если забыть про обитающих где-то там кальвадров. Широкий, пологий спуск, покрытый высокой травой, протянулся километра на полтора вниз, к целому каскаду внушительных долин. И примерно посредине него паслось небольшое стадо в десять косуль. По сторонам спуска взрастал кустарник, покрытый обильными алыми ягодами, чуть выше на склонах теснились деревья с широкими листьями, напоминающими фикус, ну а данное место наблюдения обжимало два скальных отрога, создавая идеальную площадку для скрытого дозора. Да и вообще за спиной наблюдателя можно было весь временный лагерь построить. И роскошествовать прямо здесь: температура чуть ли не под тридцать по Цельсию и влажность, как в субтропиках. Солнце стояло почти в зените, так что время по местным суткам полуденное.
Хорошо просматриваемые долины, покрытые зелёным лесом сразу нескольких ярких оттенков, манили к себе и подсказывали: там жить и приятно, и радостно. Виднелось два больших озера и парочка маленьких, в одном месте просматривался изгиб реки да вкраплениями темнели выступающие над лесом и на берегах озёр скалы. На тех же берегах выделялись отдельно стоящие, можно сказать, что исполинские пальмы. И в сознании возникало мальчишеское желание помчаться туда и узнать, что же на таких гигантах произрастает.
«Нам повезло! – опять в сознании принца проснулась рассудительность. – Окажись мы в том лесу, пришлось бы его выжигать. Иначе из-за каждого ствола дерева можно схлопотать удар дубины по лбу или удар камнем по затылку. Но, с другой стороны – на том берегу того озера – лучшее место для расслабляющего отдыха… Сказка!»
Надеяться на отдых не позволили шаги бегущего сержанта. Кстати, он уже оказался без скафандра, и, замерев на выбранной Фредди позиции, стал внимательно осматривать долины. Лишь коротко поинтересовался:
– Ну как тут?
– Ни единой живой души, господин сержант!
– Брось! На задании можно без обращения… Быстрей получается…
– И вопросы можно задавать?
– Не наглей! Только если по делу…
– Лагерь здесь разобьём?
– Нет. Вон за той горой – поляна и пара изумительных пещер. А чуть дальше в горы – ущелье, идеальное для установки антенны. Фрегаты прямо туда и плюхнутся, потом легче их будет обстреливать со всех сторон…
– А что надо для взрывчатки – отыщем?
– Горы для такого – не совсем идеальное место, но будем стараться… – уже разворачиваясь бежать обратно, Эйро распорядился: – Бди во все глаза. Придётся здесь постоянный дозор держать. Скафандр снимешь через полчаса, если всё будет спокойно. Потом пришлю тебе на смену самого дохлого из вас!
Фредди неожиданно рассмешило подобное определение, и он уже вслед командиру крикнул:
– Так это я, получается, самый слабый?
Тот лишь махнул рукой да скрылся за скалами, возвышающимися за ложбинкой. А оставшийся на посту принц вновь пустился в размышления. Сам факт их попадания в горы значительно упрощал сразу две задачи: удобство дислокации и установка антенны в идеально выгодном месте. Если удастся подкорректировать малый луч телепортации, то появившиеся в ущелье корветы рекалей окажутся там в ловушке. Был бы один летательный объект – имелся бы отличный шанс всех быков уничтожить без потерь со своей стороны. А вот два боевых корабля – это, как ни крути, всё-таки два. Да и на антенну с наложенной вокруг взрывчаткой усядется только один коробок с миссионерами, второй плюхнется где-то рядом с ним. И, скорей всего, при этом он не пострадает вовсе. Вот тогда начнётся самое кровавое побоище!
Но всё равно… в горах лучше. Да и вид прекрасных долин радует глаз. Как-то в такой момент совсем не хочется думать о возможной гибели, которая свалится с неба через несколько дней. А уж дичи здесь – глаза разбегаются! Голодать придётся только ленивому или безрукому. За последние четверть часа наблюдения рядом прошло несколько групп коз, выныривая из-под фикусов одного склона и деловито скрываясь в зарослях противоположного, а возле первого стада косуль появилось ещё несколько более крупных парнокопытных. Да и в высокой траве что-то мелкое передвигалось, вполне возможно, что зайцы. Такое обилие фауны вызывало закономерное удивление. Получалось, что либо дикарей в долинах проживает ничтожно малое количество, либо они совсем обленились и питаются только за счёт падающих им на голову бананов или фиников.
Сзади послышался шорох, и резко развернувшийся принц еле удержался от выстрела из винтовки. Маленький козлёнок из-за своего любопытства приблизился довольно близко к человеку, а теперь улепётывал по ложбине со скоростью вспугнутого зайца. Мелькнула мысль его подстрелить, лучшего мяса для вертела не отыщешь, но нельзя было этого делать по нескольким причинам. И приказа не было, и энергию батарей следовало экономить, в преддверии грядущего боя с рогато-копытными рекалями, да и товарищи, разбивающие лагерь, уже могли набить дичи с запасом.
Судя по дисплею скафандра, полчаса истекло, и землянин поспешно снял с себя всё лишнее, оставив на рабочей одежде только малую разгрузку для холодного оружия. Скафандр сложил чуть ли не под руками, вдруг придётся быстро надевать. Коммуникатор связи из него вынул, прикрепил на плече, если последуют новые команды, услышит, не пропустит их. Немного подумал, и на втором плече разместил снятый со скафандра лингвистический переводчик: бессмысленное действие, но так полагалось на таких вот заданиях. Винтовку с батареей разместил на высоком каменном уступе, чтобы под рукой была и чтобы не мешала под ногами. Если допустить наличие в здешних горах медведей или ещё более крупных хищников, для тех и парализатора хватит или пистолета. Зато теперь уже всем телом можно было чувствовать прелести здешней дивной природы и полной мерой ощущать все запахи многообразной флоры.
Но пока приводил себя в порядок да обустраивался на месте, на покрытом травой спуске в долины произошли изменения. Вначале двинулись вверх косули, потом их более крупные сородичи. Но за пятьдесят метров до человека они, видимо, ощутили по идущему к ним запаху, что узкий перешеек между скальными отрогами кем-то занят, и ломанулись в стороны, по заросшим склонам. Пара мгновений, и вот уже нет никого. И только потом стала понятна причина ухода животных с такого роскошного пастбища: снизу приближалась парочка аборигенов.
«И чего этим уродам под пальмами не сидится! – досадовал принц. – Ведь если сюда доберутся, придётся их устранять, к вечеру противников хватятся, утром начнут разыскивать… Или не начнут? Если тут есть тигры или медведи, то подумают, что пару праздношатающихся придурков сожрали… Ха! Это если ещё эти дикари толком думать умеют и помнят всех, кто рядом с ними бродит! – мысленно похихикал, а потом с досадой вспомнил о приказе, запрещающем вступать в конфликты с дикарями вообще и соразмерно миролюбиво вести себя с ними в частности. – Пута мадре! Это ж что теперь, ещё с этой гадостью раскланиваться да улыбаться?! Да у меня руки сами потянутся им гортани рвать! Хм… или не потянутся?.. В самом деле, чего это я на них так взъелся? Здорово нам на Полигоне в подсознание ненависть к монстрам вколотили… А ведь если разобраться, то убивать их не надо, просто палкой отогнал как крыс, да и хватит с них. Будут драпать быстрей, чем тот козлёнок! Ха-ха! – потом ещё чуток подумал, глядя на две приближающиеся тушки, и решился: – А командиру всё-таки доложить придётся…»
С минуту на спокойный писк запроса никто не отзывался. Неспешно, не тревога ведь. Потом пошла связь спокойного режима:
– Чего там у тебя?
– Тут два аборигена к нам плетутся, что с ними делать?
– Ой! Никак с пулемётами или с пушками?! – делано испугался Эйро Сенато́р.
– Никак нет! Голые… почти…
– Десятый! Ты меня разочаровываешь! Сам разберёшься! Только не вздумай их там на костре жарить, помни о приказе! И больше меня по пустякам не отвлекай, мы тут начинаем собранную антенну устанавливать! Конец связи!
Ну да, товарищи там сейчас все в мыле, делают самое важное и обязательное: установка антенны в ущелье. А он тут прохлаждается, любуясь природой, и сам не может сообразить, что делать с дикарями, которых легко удавит одной левой.
– Да-с! – пробормотал принц себе под нос, присматриваясь к парочке дикарей. – Если бы вопрос стоял в удавлении, не было бы проблем…
Теперь было заметно, что это вообще не взрослые особи. Они скорей дурачились и играли, чем шли куда-то со строго определённой целью. То один абориген, то оба вместе вреза́лись в кусты с ягодами, объедали их чуток с помощью лапок на груди и рудиментарных пальцев, торчащих из центра крыльев, и тут же неслись вприпрыжку дальше. Дети, одним словом, натуральные дети!
А когда до них осталось метров двадцать, то данные на Полигоне знания позволили и пол определить, и примерный возраст: самочки, которые только входят или вошли в период репродуктивного созревания. И если подумать да хорошо проанализировать ситуацию, то определённые выводы напрашивались. Первое: здесь нет никаких хищников. В противном случае подобные прогулки – нонсенс. Даже самые отсталые и глупые дикари не пойдут в заросли, где могут столкнуться с медведем. Второе: живущие в долинах племена – нисколько не воинственные и, скорей всего, даже друг с другом не воюют. По крайней мере, в данное время. Иначе женские особи, пусть инстинктивно и тяготеющие к тому, чтобы их похитили, так далеко не разгуливали бы от родной банановой рощи. Ну и третье, чтобы этих созданий напугать, ни палки не понадобится, ни грозного крика. Достаточно будет только сесть вот на этом открытом валуне и дать себя увидеть. И то сомнения имеются: как бы молодая поросль не умерла от страха, пока порядочную скорость для побега наберут.
Мысль пришла быстро, воплотить её в жизнь оказалось ещё быстрее. Пара движений – и человек восседает на валуне, похлёстывая себя по ботинкам небольшим, тонким прутиком. Это в подсознании всё-таки сработала жуткая неприязнь к монстрам и узловое воспоминание о самой первой встрече. Тогда хороший прут пригодился для уничтожения противника в тестовом тоннеле. Причём вид с валуна открывался прекрасный: никто незаметно не подберётся, и вещи остаются в пределах видимости и быстрой досягаемости.
А за дикарками, тем более иного физиологического вида, наблюдать оказалось невероятно интересно. Они настолько увлеклись своими играми и поеданием ягод, что заметили чужака, чуть ли не наткнувшись на него. Причём, что интересно, у них оказалась вполне разборчивая, довольно разнообразная палитра звуковых сигналов. И судя по начавшему работать в автоматическом режиме лингвистическому переводчику, речь эта вполне поддавалась расшифровке, и её можно было считать сформировавшимся языком. Мало того, ещё до начала самого контакта устройство перевода выдало короткое сообщение:
– Частично искажённый стандартный язык кальвадров, проживающих на просторах отрога Пелвеса из десятой туманности.
«Ничего себе дикари! – мысленно поразился Фредерик, не забывая посматривать на все стороны. – Нормальную речь имеют! Если бы не огрызки одежд, сплетённые из травы, да кошёлки… О! Да это никак сборщицы ягод?!»
Только сейчас он заметил на каждом из сегментных тел по два лукошка с каждой стороны. В них виднелись ягоды, только-только закрывающие донышко. Задание от матерей или от всего племени сборщицы получили, но исполнительностью совсем не отличались. Надрываться не спешили, а просто развлекались. Что, в принципе, как раз детям, да ещё и разбалованным вполне присуще в любом мире и для любого разумного вида. Между собой они тоже почти ничем не отличались, разве что на клюве одной особи имелась глубокая царапина. Наверняка неусидчивая особь куда-то свалилась или попала в иные неприятности.
Но вот развлечение закончилось. Вначале одна клювоносая гусеница замерла в ступоре, тут же и вторая проследила за её взглядом и примолкла. Обе настороженно прижали к телу тонкую пару грудных лапок, сложили вдоль спины кожистые крылья и, кажется, были готовы в самом деле развернуться и убегать что есть мочи. Гигантские глаза раскрыты широко, зрачки сдвинуты сильно вперед; вполне человеческие, но раза в два большие губы приоткрыты в неприятном, уродливом положении. Видны зубы, которые не вызывают сомнения: аборигены питаются не только бананами.
То есть во всём облике, если и было что достойно внимания эстета-человека, так это глаза, в три раза большие, чем у гомо сапиенс. Словно неведомый демиург поиздевался над чудовищами, вставив в них нечто от иного вида и даже улучшив это. Про всё остальное, кроме ушей, можно было говорить только с омерзением и неприятием.
Фредди продолжал оставаться в той же позе, постёгивая прутиком ботинок да поглядывая по сторонам, но неожиданно поймал себя на интересной мысли:
«А каким чудовищем я кажусь в их глазах? Хм! Даже интересно было бы понять их мысли и подобрать должные ассоциации. Глаза?.. Наверное, до смешного маленькие, сравнимые со свинячьими… Ха-ха! Уши?.. А ведь почти похожие у нас с ними! Руки?.. Толстенные отростки, присущие скорей ногам! Ну и сам корпус с нижними конечностями – не иначе как ошибка природы! Да уж!.. Но! Ведь когда они видят первый раз миссионеров рекалей или шоом – они ведь не пугаются! Не убегают в панике! Наверное… А почему? Да потому что к ним относятся очень душевно, с радостью и сразу воспринимают как родственный Монстросоюзу вид. Хм!.. Надо же, до чего додумался, и куда меня завели досужие размышления!.. Но что же ещё роднит эти три таких разных по строению вида?.. Глаза… рот… его строение… ага! Пожалуй, ещё улыбка! Но ведь она у нас тем более имеется!..»
И непроизвольно для самого себя землянин улыбнулся. Тем самым закончился двухминутный ступор молодых самочек кальвадров. И что самое поразительное: они не просто не убежали, а сразу как-то расслабились, стали выше, глубоко вздохнули, наполняя три своих грудных сегмента воздухом, задвигались, топчась на месте, и тоже… заулыбались! Конечно, их улыбки совсем не соответствовали голливудским понятиям утончённости и красоты, но в любом случае они обозначали собой некую доверительность, приветливость и желание диалога.
Наверное, будь на месте молодых самочек кто-то постарше, умудрённый опытом, он бы не стал рисковать, дожидаясь иных действий непонятного создания. А эти улыбку восприняли не иначе как сигнал: «Подходи, будем знакомиться!» И обе несколько несмело двинулись вперёд. Пока они преодолевали расстояние в пять метров, уже тупо улыбающийся принц передумал всего разного и полярного. В калейдоскопе мыслей мелькали воспоминания ожесточённых схваток с подобными, нещадное истребление учёных секретного центра, малое количество ягод в лукошках и неуместная в данный момент красота окружающего мира. Наверное, всё решило воспоминание о собственных дочерях. Те, конечно, не были настолько наивными и везде перемещались в сопровождении телохранителей, но в любом случае жутко было представить, что их кто-то посмел бы обидеть только за то, что они отличаются от него внешне.
Последнее соображение и приказало телу расслабиться, а побелевшим пальцам – разжать готовые к ударам кулаки.
«Да и что они мне сделают? – успокаивал принц сам себя. – Не съедят же!»
В самом деле, юные чудовища его пробовать на вкус не собирались. А вот проворные лапки вначале коснулись его рук, потом пощупали ткань рубахи, погладили сталь оружия и попробовали ноготками поцарапать кожаные ремни разгрузки. И вполне естественно, что при этом послышались вопросы, которые лингвистическое устройство стало переводить почти моментально:
– А ты кто? Мы таких раньше не видели…
– Ты ведь не животное? Или тоже не умеешь разговаривать?
– Или, может, ты глухой и нас не слышишь?
Пришлось прокашляться и попробовать отвечать:
– Слышу… И никакое я не животное…
– Так ты тоже умеешь думать?! – обрадовалась одна особь. – И ты такой же, как мы?!
Трудно было с аборигенкой согласиться, тем более что ещё минуту назад хотелось свернуть ей голову. Но, с другой стороны, как себя в подобной ситуации ведут миссионеры? Наверное, со всем соглашаются. К тому же если рассуждать логически, то имелось в виду отличие от животных, то, что объединяет всех разумных: умение мыслить. Так что в логике дикарке не откажешь.
Осталось только самого себя пересилить.
– Ну да! Мы с вами одинаковые! – хотелось ещё ляпнуть банальное из сказки Киплинга о Маугли «Мы с вами одной крови!», но это был бы уже несомненный перебор. Язык бы не повернулся такое сказать.
Вторая самочка вдруг невероятно обрадовалась, запрыгала на месте от восторга и воскликнула:
– Я знаю! Знаю, кто ты! Ты – Жаарла! – причём устройство так и не перевело последнее, до боли знакомое слово. Точно такое же исторгали из своих глоток те самые монстры в тестовом тоннеле, перед своей смертью.
Совпадение? Или тут это слово имеет совершенно иное значение? Хотя и в первый раз его понять не удалось. Но почему бы не уточнить:
– Я не совсем тебя понимаю… Кто такой Жаарла? – тут уже два монстрёнка затараторили, перебивая друг друга:
– Неужели ты не знаешь?
– Это же всем известно!
– И сказок про это много!..
– И наш вождь рассказывал!.. Это такой волшебник, который одаривает чем-то сказочным и полезным…
– И красивым!..
Тут же, словно сговорившись, обе вытянули свои лапки под самый нос человека:
– А что ты нам подаришь, Жаарла?
– Ты ведь щедрый?
А в голове принца опять образовался сумбур из мыслей:
«Вот что означает это слово – Даритель! И когда мои противники в тоннеле увидали у меня россыпь серёжек, их пробило на воспоминания о сказках и легендах. У этих малявок серёг в ушах нет, и, скорей всего, они даже не знают, что Жаарла им может подарить. Может, и не догадываются про подобные украшения. Но, по логике, ничего лучшего у меня нет, не подарю же я им нож или пакетик с сухой горчицей? Только вот и торопиться не стоит… Ибо только полный идиот и крайний расист не воспользуется уникальной возможностью побеседовать с аборигенами и узнать хотя бы суть их сказок. Да и про их быт не мешало бы хоть немножко выяснить… Как-никак, нам ещё здесь несколько суток торчать, хорошо бы сказаться мирными и неназойливыми соседями…»
Словно созвучно его мыслям о товарищах, в пределах видимости появился Второй. Ну да, самый задохлик, старый пердель, которого сержант отправил отдохнуть немного на посту. Но зато этот любитель женщин ещё и умом отличался конструктивным. Увидев, что Десятый общается с местными аборигенами, стоял на месте только мгновение. Потом тут же развернулся и умчался обратно. Через минуту ожил коммуникатор связи.
– Что у тебя там? – спрашивал Эйро.
– Всё под контролем! – доложил принц, отключая переводное устройство. – Контакт наладил. Знакомлюсь. Собираюсь послушать местные сказки и легенды. Молоденькие самочки попались очень общительные, смелые и любознательные. Сейчас проверю их на знания местной истории…
Странная пауза лучше всяких слов показала недоумение командира. Только после невнятного мычания он распорядился:
– Э-э-э… ладно уж, оставайся на посту. Когда закончишь общение – отзовись!
– Понял! – на том связь закончилась, лингвистический переводчик оказался опять включен и перевёл аборигенкам тщательно сформулированную фразу.
– Несомненно, подарки вы от меня получите. Но вы ведь знаете, что я тоже люблю сказки, поэтому каждая из вас должна мне вначале рассказать сказку или легенду о самом Жаарла, а потом рассказать, как живётся вашему племени. Ну? Кто будет рассказывать первой?
Спора не возникло, видимо, даже в таком маленьком и дружном коллективе некая иерархия всё-таки существовала. Одна из гусениц присела на своих лапках, словно прилежная ученица, отвечающая учителю домашнее задание, и бойко, «всего» лишь минут за сорок, отбарабанила простенькую сказку.
По ней получалось, что Жаарла-Даритель от сотворения этого мира опекает кальвадров и дарит им щедрые подарки. Причём, как он выглядит, ни в одной сказке не указывается, только утверждается, что он может принять форму и подобие кого и чего угодно: камня, червяка, дерева или огромной бабочки. И когда он является перед своими избранниками, то те получают из его лапок то, что помогает народу выживать и радоваться в дальнейшем. Так он подарил роду Огнедышащих умение получать огонь и пользоваться им; роду Укрощающих – умение приручать домашних животных; Цветочный род после встречи с волшебником научился выращивать лечебные травы, исцелять ими от простуд и горячки; знаменитые Кожевники умеют выделывать кожи и шить из них праздничные наряды: род Весёлых славится своим умением делать звучные барабаны, дудки и гусли и без них не обходится ни один праздник; род Лодочников умеет строить вместительные пиро́ги и более мореходные судна; и так далее и тому подобное…
То есть ничего нового дикари не измыслили, только вместо доброго божка придумали себе ещё более толерантного волшебника Жаарлу, который и одаривал их ценными умениями, полезными фруктовыми деревьями, родниками с вкусной водой и даже колесом. Поражало то, что подобный язык уже был известен во вселенной, да и название Дарителя звучало одинаково и практически переводилось как «… сказочный, вымышленный персонаж». После окончания первой сказки Фредерик специально уточнял у переводчика.
Похвалив, как мог, первую рассказчицу, обратился ко второй:
– Ну и ты расскажи самую красивую легенду!
И не удивился, когда в очередные полчаса услышал вполне очевидные, воплощённые в сказку мечты тех, кто имел крылья, видел, как подобными пользуются птицы и бабочки, а вот сам летать не умел. Кальвадры твёрдо верили, что когда-то они могли летать, и самая романтическая легенда звучала в том духе, что однажды в древности предки собрались огромной стаей и полетели к солнцу. А оно их встретило неласково и опалило крылья. С тех пор живут несчастные кальвадры на земле, ожидая своего исцеления и прощения со стороны рассердившегося на них светила.
– Замечательная легенда! – похвалил землянин и эту наивную сказку. – Я вам точно скажу, что настанет время, и вы полетите! Такое моё слово!
Сам почувствовал непроизвольное щекотание в носу, от чрезмерного пафоса произнесённых слов. И тут же пожалел о своих словах, когда услышал восторженный шёпот юной аборигенки:
– Жаарла! Ты даёшь нашему роду имя Летящие?!
– Э-э-э… да как тебе сказать… – попытался он выкрутиться. – Неужели у вашего рода нет имени?
– Нет! Нет у нас имени! – из огромных глаз чуть слёзы не капали. – Безымянные мы! Долина у нас вон та, самая ближняя к горам. И две следующие, чуть ниже. Но нам так далеко до моря! У нас лучшие охотники и самые красивые жёны. Мы можем и умеем всё! И даже лучше, чем остальные! Но имени нет! Это же несправедливо! Поэтому молодые охотники уходят в иные роды, и нас отдают в жёны на побережье…
– Разве вы недовольны своей судьбой? – успел вставить человек вопрос.
– Конечно! Нам даже имена дают только после замужества. Или наш вождь награждает за большие умения… Или Жаарла…
– Точно! Дай нам имена! – перебила вторая самочка свою подружку.
– Ладно, – нисколько не задумываясь, согласился землянин. – Вот ты будешь Кармен, а ты, – он указал пальцем на особь с глубокой царапиной на клюве, – Агнесса.
Почему-то со слезами на глазах обе аборигенки закивали головами, бормоча что-то непонятное:
– Теперь нас отдадут… может, далеко… очень далеко…
– А почему так грустно? – посочувствовал человек. – Или вас обижают в иных поселениях?
– Пусть только попробуют нас обидеть! – вскипела самочка, получившая имя Кармен. Она и пояснила дальше: – Наши девушки – самые лучшие и желанные! Но… нам нечем больше похвастаться… и любая жена из нашего рода вынуждена брать родовое имя мужа, потому что не хочется представляться дочерью Безымянного рода…
Немного подумав, Фредди попытался найти компромисс:
– Но я ведь не могу подарить вам само умение летать… Я только подтверждаю, что летать кальвадры будут обязательно.
И этого оказалось достаточно для наивных дикарок. Они буквально стали подрыгивать от радости, совсем не эстетично для человека извиваясь своими сегментными телами. Да крылья их молотили воздух так, словно и в самом деле полёт вот-вот состоится. Ну и восклицания понеслись соответствующие:
– Ура! Жаарла назначил наш род Обещающими Полёт!
– Мы теперь не безродные!
– И у нас есть отдельные имена!
– Да! Я – Агнесса, а ты – Кармен!
«Ну вот как, оказывается, местным папуасам мало надо, – мысленно порадовался принц. – Они готовы ждать миллионы лет полёта, зато из данного рода по всему миру пойдут философы, которые будут утверждать о великом предназначении каждого кальвадра посмотреть на землю с высоты птичьего полёта. Имена тоже для них оказались экзотическими… А в данный момент, как говорится, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы под ногами не путалось… Ах, да! Надо им ещё и по серьге подарить…»
Достал из кармана внушительную щепоть украшений и под повисшее настороженное молчание выбрал два вполне приличных изделия. Остальные ссыпал в карман, а выбранные экземпляры протянул обеими руками к аборигенкам:
– Вот! Это вам от меня подарки за сказки, легенды и радость общения! Носите… э-э-э… вставив в мочку… – хотел сказать «левого уха», как носили все остальные кальвадры, но внутренне этому возмутился и с убеждением добавил: – В мочке правого уха!
Медленно, словно не веря, дикарки перехватили лапками подарки, внимательно их рассмотрели, потом как-то странно переглянулись между собой и вдруг распластались на земле так, словно их убило ударом тока. Ещё и клювы свои чуть не вонзили в ботинки человека.
Тот отпрыгнул на два шага, резко выдохнул и с минуту округлившимися глазами наблюдал за неподвижными, недышащими гусеницами.
«Вот теперь у них точно сердечки разорвались! Нельзя же такие подарки им дарить! Наверное… Вон как их ошарашило… Или и в самом деле умерли?..»
Ошибся. По прошествии минуты юные представительницы самого опасного, наиболее коварного и хитрого для человека вида вскочили на ноги, лихо развернулись и деловито помчались в сторону долин.
– Уф! – уже совсем успокоенно выдохнул Фредерик Астаахарский. И забормотал, озираясь по сторонам: – Живые, значит… И вроде довольные… Но, с другой стороны, культура у них всё равно на низком уровне. Ни тебе «Спасибо!», ни «До свидания!», ни «Дядя, мы вас больше беспокоить не будем, извините!». Дикари-с! Варвары-с!
Вспомнив о приказе доложить, потянулся к коммуникатору.
– Господин сержант? – когда тот отозвался, отчитался: – Знакомство с аборигенами завершил. Реакция – положительная. Что делать дальше?
– Ну ты хитрец! – донеслось в ответ. – Когда мы здесь буром упирались в землю, ты сказочки слушал, а как кашеварить заканчиваем, то он готов с поста уйти?! А вот фигушки тебе! Торчи там, пока товарищи твои не поедят и не отдохнут. Конец связи!
Принц на это лишь беззлобно хохотнул и вновь пристроился на облюбованной позиции наблюдателя. В самом деле, раз не работал – то можно и последним поесть, без обид.