Книга: Десятый принц
Назад: Сцена 22
Дальше: Сцена 24

Сцена 23

На этот раз никакого длительного «сна» не было, сирена побудки для Десятого прозвучала сразу. И привычного просыпания заблаговременно, как и самой неофициальной беседы с сержантом не произошло. Тот уже плевался пеной, истошным голосом подгоняя подчинённых и заставляя одеваться на ходу по минимуму:
– Только трусы натягивайте! Бегом! Потом вернётесь в казарму! – сам-то он оказался одет, наверняка его так и копировали в повседневной робе. – Не отставать, сонные тетери! Кто видел момент эвакуации?
Ну да, его после смерти никто ни о чём просветить не мог, зато отсутствие на кроватях Второго, Пятого и Шестого – говорило лучше всякого вопля «Три солдата ещё живы!». Другой вопрос, дотянут ли они до Полигона и в каком измочаленном или окровавленном виде находятся?
Так что Фредди не стал сбивать дыхание долгими объяснениями, а только выкрикнул одно слово:
– Ранены! – сам прекрасно помнил, как его умудрились достать чудом, чудом не добив и чудом успев уложить в медицинский модуль.
Оказывается, спешили не зря. Оказавшись в проходе холла, были ослеплены вспышкой завершившейся телепортации. Тут же обе створки транспорта стали открываться. Ожидали увидеть что угодно, только не показавшуюся, пусть и страшно окровавленную физиономию Шестого.
– Принимай раненых! – крикнул он, сам пытаясь выбраться из глубокого сиденья. – Вроде ещё дышат. Но в первую очередь Второго тащите! Ему всю спину разворотило!
Наиболее пострадавшим бойцом занялся сержант вместе с Первым, Третьим и Четвёртым. Оставшемуся квартету приказал:
– Вынимайте Пятого! – у того оказалось сильно раздроблено бедро и левая рука ниже локтя висела на кусочках кожи и на остатках скафандра.
С такими ранами точно не выживают, он должен был загнуться от потери крови! Но тем не менее стонал и дёргался от болей. Не иначе как в самом транспорте всё-таки имелась некая действенная система поддержания жизни в бренном человеческом теле.
Земляне немного отпрянули от вида повреждений и кровавого мяса, но их тут же успокоил Восьмой:
– Десятый не лучше выглядел, когда мы его вынимали… Взяли! Раз!
Разместив обоих раненых в модулях и задвинув их в стену, уже все вместе ринулись к транспорту за Шестым. Тот так и не смог выбраться из кресла, бравада и запал кончились, теперь он пускал губами кровавые пузыри. Когда его несли и укладывали, удалось рассмотреть шесть ранений и практически весь, начисто истерзанный скафандр.
– Как он только двигался?! – поразился Фредерик. – Ведь он ещё Второго в транспорт зашвырнул! А потом дал пинка под зад подтягивающемуся Пятому, никто бы и в страшном сне не додумался до такого! Дико смотрелось… Но это… помогло…
Они всем скопом стояли и задумчиво пялились в стенку со скрытыми в них медицинскими модулями. Даже бессмертный затих, наверное, предавшись своим воспоминаниям о павших и раненых товарищах.
Но священная тишина висела недолго. Её нарушил своим вопросом Седьмой:
– Ну ладно позвоночник или прочие раны, а вот неужели рука новая вырастет? Или старая прирастёт?
Вот тут сержант ожил моментально:
– Что за вид?! Почему одеты не по форме?! Пулями мотнулись в казарму, привели себя в порядок и через два гудка чтобы стояли на плацу для утренней пробежки! – заметив, как начавшие бег подчинённые на него покосились весьма недоброжелательно, заорал ещё громче: – Или вы решили, что пролитая кровь товарищей позволит вам отлынивать от службы?! Ах вы, каракатицы ленивые! Двое последних получают от меня утреннюю порку!
Досталось по «единичке» Третьему и Восьмому. Причём корчащийся от боли в спине Яцек Шердан возопил от возмущения:
– Четвёртый на полшага от меня отставал! Я видел!
– Командиру пожалуйся, – посоветовал тот беззлобно, начиная обуваться. – Тем более что я в последний момент прыжок вперёд сделал…
– Да ладно вам собачиться, – тоже пострадавший от наказания Восьмой выглядел вполне радостно. И одеваясь, пояснил причину такого настроения: – Прямо не верится, что из такого кромешного ада – сразу трое наших выбрались.
– А ты-то чего радуешься? – продолжал брюзжать Третий. – У тебя ещё ни одного возвращения! Да и эти твои побрякушки никакого счастья не приносят! – Он приблизился к своей тумбочке и стал выгребать трофейные серёжки из карманов в верхний ящик. – Вон Второй чуть ли не меньше всех имел этих цацек, а тоже повезло, старому перделю!
Одевшийся Девятый, отправляясь чистить зубы, буркнул на ходу:
– Это с какой стороны посмотреть и как себя самого поставить. Есть такие замечательные строки:
В одно окно смотрели двое:
Один увидел – дождь и грязь,
Другой – весну и небо голубое,
И красочной листвы зеленой вязь…

Яцек Шердан неожиданно для всех остальных свидетелей этой сцены смутился. Хотя и попытался это скрыть под нарочитой грубостью:
– Тоже ещё философ выискался! Мало тебя сержант кулаками учит помалкивать? – а когда все от него отвернулись, делая вид, что не видят и не слышат, у него непроизвольно вырвалось: – Да я тоже вроде как рад за товарищей, вы уж не думайте, что я состою сплошь от зависти… А вот помирать придавленный «шмелём» – ну ничего приятного… я вам признаюсь. Хорошо, что меня «выключили» до того, как начавшие раскапывать трупы река́ли до меня добрались…
Тотчас все переключились на собственные воспоминания о последнем миге там, делясь впечатлениями и теми просчётами, которые каждый за собой и сам прекрасно заметил. То следовало раньше уйти с линии огня, то прыгнуть в сторону, а не вперёд, а то и вообще следовало чаще посматривать на небо. Ведь не раз и не два опасность в виртуальном тире приходила именно сверху, а тут прошляпили атаку таких громадных объектов. Не будь подобного упущения, ещё парочка счастливчиков вполне реально могла бы дотянуть до эвакуации. Хотя, с другой стороны, может, падение «шмеля» в гущу рекалей на трибунах и спровоцировало нужное для появления транспорта количество трупов?
Уже рысью двигаясь на плац, пытались понять, почему всё-таки эвакуация состоялась?
Подобные разговоры-диспуты продолжились и во время завтрака. Причём велись так шумно, что командир не выдержал и предупредил:
– Или вы жрёте, или немедленно отправляетесь дискутировать с тварями в тестовые тоннели!
Но, судя по его дальнейшему, задумчивому виду, он сам многого не понимал и готовился задавать кое-кому не совсем приятные вопросы. Только больше на эту тему не заговаривал и другим не разрешал рта открыть. Пришлось принцам довольствоваться своими догадками и допущениями.
День прошёл в полной рутине, хотя отсутствие трёх человек вызывало дискомфорт, беспокойство. Слишком быстро, если отсчитывать время с первого дня пребывания на Полигоне, привыкли к тому, что их всегда и везде десять. Ну ладно, пусть одиннадцать, если считать злобного горлопана сержанта.
Уже к ужину выпустили из медицинского модуля героя последнего сражения. А про Пятого и Второго было заявлено, что им валяться на излечении до утренней побудки. Там же учинили первое построение, поставив здоровяка в одну шеренгу со всеми. Под благосклонное молчание Эйро Шестой бурно живописал последние минуты боя и то, как он действовал возле транспорта. Не удержался и от сожаления по поводу Фредерика:
– Гляжу, несётся Десятый со скоростью звука. Ну, думаю, сейчас он Пятому поможет запрыгнуть. Потом второй раз оглянулся, а он уже весь… никакой, – уточнять, что там оторвало или как это выглядело, Шестой из деликатности не стал. Но зато додумался до благодарности: – Спасибо! Всё равно нам помог!
– Чем это?! – не удержал в себе «помощник» чистосердечного изумления.
Вместо героя ответил командир:
– Да тем, что сосредоточил на себя огонь пулемётчика. Пока он тебя расстреливал да на транспорт переключался, твои три товарища уже внутри оказались и благополучно домой добрались. Вот как раз такой момент в нашей среде и называется словом «крыша». В этот раз «крышевание» получилось практически спонтанно, но впоследствии придётся многим из вас идти на неё преднамеренно, с расчётом. Я ещё отдельно буду говорить о вариантах использования «крыши», и мы отработаем основные варианты этого действа…
Руку поднял Третий и, дождавшись разрешающего кивка, спросил:
– Как это «спонтанно»? Разве Десятый мог действовать иначе?
– Мог, Яцек, мог, дружище! Если бы он хотел спастись, то двигался бы к транспорту петляя, ныряя между горок с трупами и как минимум пригнувшись. То есть имел бы гораздо больше шансов добежать. А он мчался по прямой, да развернувшись во весь свой немалый рост, вот пулемётчик на него и повёлся… Зато наши товарищи успели спастись. Вот такова есть суть «крышевания» в её высшем, правильном значении. Осознайте это, и будет вам счастье! – чуть постоял, подумал и не упустил возможности завершить наущения философским изречением: – Счастье – это когда душа перестаёт рваться к тому, чего у неё нет, и начинает радоваться тому, что у неё есть! Или, иначе говоря: воздай добром окружающим, и тебе оно вернётся сторицей!
Судя по недоумённым переглядываниям, никто не понял несколько путаных изречений и не оценил их по достоинству. Кого, кого, но принцев сказанное не касалось. Фредерик, хорошо знакомый с подлостями большой политики, чётко и давно осознал: правитель должен быть только строгим и меньше сюсюкать о добре, проводить жёсткую политику во всех вопросах и не заниматься благотворительностью. Иначе такого мягкотелого добряка сразу свергнут, и хорошо ещё, если не с помощью кровавой революции.
Ну и по поводу своего якобы спонтанного «крышевания» размышлял по пути на ужин:
«В самом деле, я поступил опрометчиво: мчался, словно лось во время гона. Следовало поостеречься, двигаясь хотя бы хаотично… Нет, я, конечно же, счастлив, что сразу трое наших спаслось, и даже от чистого сердца радовался за них, но… Если уж так признаваться положа руку на сердце, повторись те моменты последней эвакуации, я бы, скорей всего, старался спастись сам… Да и не факт, что мои нырки в сомнительные укрытия заставили бы пулемётчика искать менее подвижные цели… Тут явно сержант пытается выдать желаемое за действительное…»
Пока ужинали, вроде ничего не происходило. Но на самом деле, прикрытый иллюзиями за своим столом, командир активно общался с кураторами и учёными попечителями Полигона. Причём настолько активно, что трапеза затянулась по всем ощущениям на лишнюю четверть часа. Когда солдатам надоело удивляться и переговариваться на эту тему, образ чинно восседающего за столом и насыщающегося Эйро вдруг сменился иным, вскочившим на ноги и довольно потирающим руки:
– Есть весьма шикарная новость! Но не здесь, а на вечернем построении расскажу! В казарму, бегом… марш!
А сам двинулся неспешно следом, напевая какой-то бравурный марш себе под нос. В таком отличном расположении духа его ещё ни разу не видели. Это было настолько непривычно, что восемь наследников даже встревожились: а ну как горлопан и садист задумал какую-нибудь особенную гадость?
Зайдя в казарму и пару раз пройдясь вдоль строя, сержант заглянул каждому подопечному в глаза, удовлетворённо покивал и только после этого перешёл к изложению вышеупомянутой «шикарной» новости:
– Честно говоря, мне кажется, что вы тут одни везунчики подобрались. Потому что завтра мы с вам, конечно же полным десятком, отправляемся на одно интересное задание. Мало того, что оно будет напоминать отдых, так ещё из подобных боёв возвращается, по статистике, пятьдесят-семьдесят процентов личного состава.
Заметив поднятую руку, благодушно улыбнулся и разрешил Восьмому задать вопрос:
– Только по теме нашего разговора!
– Бывало такое, что никто не возвращался?
– Не было! Один раз только два ловкача вернулось, а один раз было такое, что девять из одиннадцати добрались домой живыми, пусть и не совсем целыми. Как раз тогда я командовал тем рекордным по удаче десятком. Только двоих потеряли… Так что отлично знаю, что нам предстоит делать и как себя вести. Вначале растолкую о сути самой операции. Она такова…
Основные враги человечества всеми силами сплачивают свой союз, который в остальных мирах так и называют без всяких затей или излишней витиеватости: Монстросоюз. До сих пор никто не может понять, почему три настолько разных по внешнему облику разумных вида действуют единым фронтом. Также непонятна древняя история подобных отношений к гомо сапиенс и к их союзникам. Но по этим направлениям денно и нощно ведутся постоянные исследования и изыскания всем человечеством.
Не отстают в этом деле, а во многом опережают остальных учёные Полигона. Их шпионские модули обшаривают лучами информационного считывания самые разнообразные уголки вселенных и порой натыкаются на весьма интересные и перспективные области. Используют полученные сведения для всеобщей истории или личного пользования, порой умудряются применять для удобной диверсии, разрушая при этом далеко идущие планы рекалей, шоом и кальвадров.
Так были найдены некоторые звёздные системы в отрогах и туманностях, на которых тоже обнаружена жизнь и где преобладающим видом на планетах были как раз те самые дикие, проживающие ещё в пещерах кальвадры, рекали или шоом. Естественно, что эти системы упорно разыскивали и враги человечества, желая как можно быстрей поднять уровни цивилизации себе подобных на иной уровень, а потом использовать новые миллионы воинов, а также сырьевой потенциал этих пространств для борьбы против человека.
Когда монстры разыскивали соплеменников, первым делом посылали туда корвет с миссионерами. Причём, что интересно и что заметили только недавно, миссионеры прибывали на планету совсем иного для себя вида. То есть уже этим как бы закладывали первый кирпич в основание грядущего прочного союза. После того как миссионеры обживались на месте посадки, строили там лагерь и возводили приёмную антенну тотального телепорта, и по проторенной дорожке туда наведывались и все остальные представители Монстросоюза. Тогда уже бороться с ними оказывалось сложно.
А вот когда велась изначальная настройка апертурного прицела для малого телепортационного канала, или, как его иначе называли учёные, «луч межпространственного пробоя», удавалось поймать этот луч и по его направлению отыскать точку планируемой высадки миссионеров. Настройка апертурного прицела, а потом и накачка в созданный канал должной энергии дело хлопотное, продолжительное, так что времени для подготовки носителей древней крови хватало. Мало того, уже на месте люди имели ещё несколько дней в запасе для установки особой антенны. Та, в свою очередь, окончательно корректировала последние перемещения корвета монстров в подпространстве, при желании сдвигая эту точку в радиусе нескольких километров. А это позволяло выбрать самую удобную точку для засады, а по прибытии врагов уничтожить их до последнего.
Кроме того, если в том месте были нужные полезные ископаемые, то имелась возможность создания должного количества простейшей взрывчатки. Её закладывали прямо под и вокруг построенной антенны, корвет возникал прямо над ней, и получался большой «бум». Конечно, корабли Монстросоюза так просто было не уничтожить, но при любом взрыве хоть какой-то урон, да наносился. И добивать врага легче, когда он деморализован неласковой встречей и значительной порчей ценнейшего на необжитой планете имущества.
Также считалось, что среди миссионеров преобладают апологеты идеологии непримиримой борьбы с человечеством, лучшие психологи и самые ярые фанатики. Так что уничтожение такого вредного контингента, несомненно, слыло огромнейшим благом. И как только удавалось перехватить и зафиксировать «луч межпространственного пробоя», старались отправить в нужное место одиннадцать воинов, дабы те приготовили врагам «тёплую» встречу.
На следующий день была запланирована неспешная загрузка транспорта деталями антенны, несколькими миниатюрными устройствами добычи полезных минералов и максимально возможного запаса оружия. А он, к сожалению, только и заключался во второй батарее для винтовок.
– Как ни прискорбно, но больше ничегошеньки взять не сможем! – заламывая руки и чуть ли не со слезами на глазах, жаловался Эйро Сенато́р. – Даже из продуктов ничего брать не полагается, грузоподъёмность ограничена. А на месте придётся охотиться на дичь и питаться зажаренным на кострах мясом. Ну, может, там ещё какие съестные корешки найдём, фрукты, ягоды. Анализатор у каждого в скафандр вмонтирован… – заметив, с каким удивлением народ на него смотрит, открыв рты, сержант понял, что допустил нарушение инструкций. Ибо продолжив прохаживаться, он, словно сам с собой рассуждая, пробормотал: – Ну, разве что пару горстей орешков себе в карман заброшу во время обеда…
Все бы и так это сделали, но теперь, после такого прозрачного намёка от командира, можно было не сомневаться: всё жидкое и мягкое будет съедено со стола, а вот что имеет пригодную для транспортировки форму и консистенцию, будет припрятано по карманам и за пазухой. Мясо – мясом, когда прижмёт, его и вегетарианцы лопать будут, а вот печенюшку погрызть да орешком закусить сырую воду – раем покажется.
– Ну, на сегодня – всё! – решил командир. – Всё остальное – завтра. Надо мелкие детали всем объяснять, а двух шлангов не хватает… К отбою, разойдись!
Несомненно, что предстоящее задание всех взволновало не на шутку. Тут же гомон голосов заполонил казарму и комнату для умывания, создавая впечатление, что здесь проживает человек двадцать, не меньше. Настолько много последовало предположений, догадок и хвастливых заявлений. Говорили все одновременно, порой не улавливая, что хочет сказать рядом находящийся товарищ. Причём каждый примерно прикидывал на себя плащ победителя, удачно вернувшегося из предстоящего боя.
При этом увлеклись настолько, что после второго гудка сразу два человека не успели допрыгать до своих кроватей. Им достались «единички», к которым привыкли и почитали за горчичники. Поэтому и дальше продолжали шептаться, непроизвольно повышая голос в дискуссиях. Седьмой, самый молодой из всех да вспыльчивый, заработал уже «двоечку». Только после этого успокоились да уснули.
Много вопросов для земляка заготовил Фредерик Астаахарский, и как только проснулся привычно до подъёма, ещё толком не оторвав голову от подушки, стал вопрошать:
– А какие именно аборигены проживают на той планете?
Но теперь сержант выглядел озлобленным и мрачным, не в пример вчерашнему вечеру. И отвечать явно не торопился. Совсем неожиданно для себя принц обеспокоился личными делами русского:
– Ты извини, если что… но у тебя дома всё в порядке?
Тот глянул на солдата с удивлением, потом скривился и нехотя признался:
– Да нет, тут неприятности грядут иного порядка, нас всех касающиеся… Но! Пока трепаться не буду, всё равно следует всем рассказывать…
– Мм? Ладно, тебе виднее… – Фредди быстро одевался, не замолкая надолго: – Меня сильно поражает тот факт, что люди не попытались воспользоваться древними постулатами для развала Монстросоюза. «Разделяй и властвуй!» – первое правило в таких случаях. Поэтому нельзя ли, допустим, нас закидывать под видом кальвадров к шоом? Или наоборот? Натворили провокаций, и ссора между союзниками разгорелась такая, что только дрова новых конфликтов подбрасывай. А?
– Хм! Это было бы замечательно! Но… не один ты такой умник. Кто только и как только не пробует такое устроить. Но воз, как говорится, и ныне там. В том числе и наши гении стараются в поте лица. Копии иных монстров, как ты с первого дня заметил, им сделать удаётся, а вот вставить в те тела наши мозги – никак. Или хотя бы их перевоспитать в должном духе. Например, чтобы они считали человека лучшим другом, братом и роднёй одновременно. А кого иного из монстров – нашим врагом, которого надо рвать когтями, зубами и выданным нами оружием. Веками над этим работают, да всё без толку…
– Кроме нас – некому? И кроме как не в своём теле – никак?
– Именно! С другой стороны, наша древняя кровь многому препятствует. Например, давно можно разум человека переместить в тело созданного из его клеток клона. Хотя делается это лишь в исключительных случаях, когда основное тело подвержено неизлечимой болезни. Но тем не менее такая пересадка с нами не получится. И вот он, пример, на моём лице…
Пальцами руки он прошёлся по шрамам, и принц задал давно мучивший его вопрос:
– В самом деле: почему тебя не подправят? Хотя бы пластику хирургическую можно ведь сделать?
– Так и не понял? Да потому что я там, дома, имею точно такие же шрамы. И сделать пластическую операцию мне… ну нет никакой возможности.
«Точно каторжанин! – мысленно воскликнул принц. – Прав оказался Джаяппа на все сто! А мне в последнее время уже стало казаться, что он близок по характеру к нормальному человеку…»
Читать мысли русский не умел, но психологом был преотличным. Догадался по глазам подчинённого, что тот о нём думает.
– Э-э-э, дружище! Да ты никак меня уголовником считаешь, которому дан пожизненный срок и который влачит жалкое существование в одиночной камере? – не дождавшись отрицательного мотания головы, рассмеялся: – Ладно, повезёт тебе стать бессмертным, я тебе свой адресок сброшу…
Сирена подъёма запустила начало нового дня, но его привычный распорядок был основательно нарушен. Вначале сбегали к медицинским модулям и достали оттуда слегка потерянных после оживления и суточного одиночества Второго и Пятого, затем отжимались на плацу, ожидая, пока вернувшиеся в строй товарищи не переоденутся и не присоединятся. Затем совсем чуть-чуть побегали, и вот в сэкономленное время Эйро Сенато́р организовал построение, на котором стал объяснять поставленные задачи более подробно.
То есть быстро перечислил всё сказанное вчера, изложил ещё несколько малопонятных научных теорий, оправдывающих учёных да поясняющих, почему им надо так много времени, чтобы подстроиться к финальной точке малого телепортационного канала, и только после этого заявил:
– Теперь вам признаюсь, почему у меня плохое настроение… – помолчал, буравя взглядом тех, кто имел неосторожность скривиться с таким видом, словно воскликнули: «А у тебя оно с момента рождения плохое, просто вчера тебе кальция не хватало!». Больше всего ему своим презрением на смуглом лице не понравился индус, но пока он его оставил в покое. – Учёные успели высчитать, что канал особенный и по нему могут на планету с дикарями перебросить сразу два корвета…
Плохая новость. Это теперь все поняли и серьёзно загрустили.
И только Джаяппа Шинде позволил себе слишком наглую, белозубую улыбку, не только мысленно восклицая, а прошипев, не раскрывая губ: «От тебя, кроме как гадостей, мы ничего иного и не ждём!» И нарвался на очередную неприятность.
– А чего это наш великий философ кривится, – двинулся к подчинённому Эйро, – будто знал всё заранее? Тогда поделись с нами своими знаниями и скажи: кто из монстров и кого полетит приобщать к техническому прогрессу?
Сам-то наверняка знал, но пока даже намёком этой темы не касался. А раджа понял, что наказания ему не избежать, если он не угадает один из шести вариантов. Шанс у него имелся, поэтому он стал рассуждать вслух:
– Самые хитрые и скользкие, господин сержант, это кальвадры и шоом. Но рептилии – самые слабые, поэтому они перемещаются только большими силами. Одного корвета им мало. Значит, на двух – полетят Шоом.
– Да ты не только философ! – как показалось, уважительно воскликнул сержант, уже стоящий напротив смуглого индийца. – Если станешь нищенствовать, то вполне шикарно сможешь подрабатывать на хлеб с маслом оракулом или вещателем. Хм! Ну а кто у нас будет сегодня в роли дикарей?
– Могу и ошибаться, но, вероятнее всего, рекали. По той причине, что они более расселены по вселенной и чаще находятся в диком, первобытном состоянии.
Озадаченно качая головой, командир двинулся к центру строя, не замечая у себя за спиной торжествующей улыбки.
– Надо же! Наш великий умник целых два раза… не угадал! За что и получает наказание, две «двоечки»! А почему? Да потому что истинный солдат должен не умничать, а свято верить в своего командира. И всегда на провокационные вопросы с его стороны отвечать «Не могу знать, господин сержант! Вы ещё не говорили и конкурс гадания на картах не объявляли!». Так что, получите…
И Девятый, заранее набычившийся и скрипящий зубами, рухнул на землю от первой порции наказания. А его мучитель продолжил уже более успокоённым тоном, словно душу отвёл, выместив на ком-то злобу:
– Мы отправляемся на планету, где обитают дикие, живущие ещё стадами клювоносые гусеницы. Они сами по себе противны и неприятны, хотя нам приказано по возможности не вступать с ними в конфликты, коль те к нам нагрянут, а присмотреться к их первому, ещё ничем не замутнённому отношению к людям. Да нам, по сути, и присматриваться будет некогда, пахать придётся, как последним ишакам, за дикарями присмотрят летающие камеры, но бросаться на дикарей и кромсать их до смерти нам запрещено. Только при явном факте крайней агрессии в нашу сторону.
Опять присмотревшись к воинам, которые чуть ли не кивали в ответ с пониманием, он с раздражением ткнул в сторону поднимающегося на ноги Девятого.
– Если этот солдат не расслышал, втолкуете ему отдельно. Потому что при его неправильном поведении наказаны будете за него соответственно все. А если я его казню за невыполнение приказа, то каждый из вас ощутит на себе наказание восьмой степени.
На этом несносное поведение Джаяппы, демонстрируемое в кривых ухмылках и в выражающей презрение мимике, как бы должно было окончиться. Сержанту надоело бороться с ним индивидуально, и он решил, чтобы на умника надавили коллегиально. И ведь никуда не деться! Придётся и давить и перевоспитывать общественным порицанием. Хотя Десятый только тем и занимался, что одёргивал зарывающегося соседа и земляка и шипел на него почище кобры.
– В роли миссионеров выступают наши хорошо знакомые рекали, – продолжил командир. – Один фрегат этих быкообразных монстров уничтожить нам было бы нелегко, а тут сразу целых два! Поэтому вся наша надежда на добычу, и все наши силы будут брошены на создание взрывчатки. Всё, что только возможно из лёгкого по весу лабораторного оборудования, мы постараемся впихнуть в транспорт. Беда только в том, что здесь при нашей загрузке он может стоять не более восьми минут. Вот такие вот глупые ограничения создали сами себе, да и нам тоже, наши… хм, гении!
Он как-то нервно оглянулся, словно почувствовал подбирающегося сзади врага, потом замер перед строем.
– Поэтому распорядок дня меняется. После завтрака только тем и будем заниматься, что подгонкой снаряжения, проверкой оружия, компоновкой и закреплением того груза, который мы потянем с собой. Вернее, будем тренироваться всё это вместе с собственным тельцем быстро и компактно втиснуть на предоставленные нам для учения кресла. Поверьте, ценнейшего оборудования у нас будет очень много, потерять ничего нельзя. В том числе и при высадке на месте. Как по мне, то я бы отправлялся немедленно, каждый час дорог, но оптимальное время зависит от вычислений: через час после обеда. На завтрак, бегом… Стоп! Чуть не забыл. Предупреждаю сразу, и потом не говорите, что не слышали. Я вчера нечаянно ляпнул насчёт орешков, так вот налагаю запрет на любую пищу! Ни крошки! Ни кусочка! Только то, что набьёте в желудки во время обеда… А теперь побежали на завтрак!
Разнообразие в распорядке радовало, а вот новость об удвоившемся количестве врага – лишала аппетита. Неизвестно как кому, но Фредерику приходилось применять силу воли, заталкивая в себя самое калорийное и наиболее полезное для организма. Потому как плохо маринованное, жесткое мясо, приготовленное на костре – органически не переваривал. Уж как его и сколько раз бывало на королевских или президентских охотах пытались потчевать свежеразделанной кабаниной или мясом парнокопытных, не нравилось оно, хоть убей! А хозяева охоты удивлялись: «Так у вас все обожают обгорелые на огне «чулеты» с непрожаренной кровавой сердцевиной!»
И не объяснишь ведь дикарям, что такой метод приготовления не всем нравится. А тебе – в особенности. Принц всегда обожал мясо мягкое и нежное, предварительно хорошо промаринованное, а потом неспешно прожаренное (но ни в коем случае не потерявшее сочности!) над углями. В свою бытность учащимся военной академии, вместе с соучениками и телохранителями (тоже ведь нормальные парни!), любил отдыхать в одной весьма удобной долине между гор возле авиабазы Сан-Хавьер. Там он научился делать быстрый маринад на чём угодно, хоть на пиве, хоть на вине, хоть обволакивая кусочки мяса в майонезе или в горчице.
Сейчас вспомнив об этом, он поискал на столе нужные ингредиенты. Была только горчица, уксус, перец и соль. И всё это в весьма неудобных настольных приборах, с собой такое в карман не прихватишь в любом случае. Повертев их в руках, поставил с сожалением на место, даже герметичных пакетиков отыскать на Полигоне для того же перца – неисполнимая прихоть. А носить в кармане соль россыпью – вообще в голове не укладывалось. И не потому, что грозило обещанное наказание (ведь соль – это не еда, а специи!), а потому что не делается так в приличном обществе.
«О чём это я?! – сам над собой насмехался принц, уже на ходу запихивая в рот подхваченный напоследок кусок сырника. – Где я тут увидел приличное общество?! – мимо пробежал сыто отрыгнувший Шестой. – Да и меня самого увидела бы Луара, не узнала бы: ем руками, сплю без простыней и одеяла, ни разу толком в душевой не успел помыться…»
Сам себя тем и утешил, что донор до такого поведения никогда не опустится. И сам пример хорошего воспитания подаст, и воспитание дочек проконтролирует. Пока бежали трусцой в арсенал, неожиданно в голову пришли совсем иные мысли:
«Как всё сложно: получается, пока я здесь, он там милуется с моей женой?! Мм? Или как? Или я что-то не понимаю? – от неприятной ревности он даже замер на месте. – А как я потом смогу с ней…»
Мысли оборвал вполне дружеский толчок в спину и голос сержанта, который догнал отставшего солдата и теперь поражался:
– Что случилось?
– Да про жену вспомнил! – и не подумал скрытничать Фредди. – Я-то здесь! А кто там с ней спит?
– Ха! Нашёл о чём беспокоиться! Ты и спишь. Потом оно у тебя само в голове уляжется… Бегом!
Ничего не оставалось, как броситься догонять товарищей, недоумевая, почему наказания так и не последовало. А потом и неуместная ревность отошла куда-то на задворки сознания, отталкиваемая совсем иными заботами и тренировками.
Пришлось и в самом деле попариться, потому что в скафандрах, с разгрузкой да с полным комплектом вооружения на плечах надо было совершить целую кучу движений. Хорошо уложить запасную батарею, распихать доверенные тебе упаковки между колен, пристегнуться, вытолкнуть из себя воздух, уменьшая живот, а потом ещё и забросить-втиснуть внушительный мешок-рюкзак себе на колени. Легко это было совершить – только два, максимум три раза. А ведь ещё приходилось всё это быстро выгружать в течение всего лишь двух минут!
Адская работёнка! Через три часа солдаты пожалели, что они сейчас не прохлаждаются в тестовых тоннелях. Потому что уже на четвёртой отработке подряд внутренняя вентиляция начинала давать сбои и становилось жарко. Ко всему ещё и ор сержантский не стихал ни на минуту. Настолько ему желалось, чтобы все действовали слаженно, умело и без единой ошибки.
– Если хоть что-то здесь уроните, я вас потом там живьём закопаю!
Хотя по всем видимым нормативам вполне легко укладывались с загрузкой в семь, а то и в шесть минут. Ещё и запас приличный как бы оставался, но командир не успокаивался:
– Чем раньше нас отправят – тем лучше. Этот транспорт тоже весь чуть ли не из древней крови состоит, поэтому находиться в обычной среде ему вредно для здоровья.
«Оп-па! – внутренне хихикнул Фредди. – Оказывается, этот бронированный трамвайчик – ещё и живое существо? Тогда почему у него нет имени? Надо будет при случае поинтересоваться подробнее… и если вдруг окажется, что там внутри для охлаждения залита наша кровь… то… – и сам себя осадил: – М-да! Кто же мне в таком признается?..»
До обеда вымотались изрядно, и хорошо, что существовали участки, которые вычищали с тела весь пот и отстирывали форму за какие-то несколько секунд. Иначе неприятно было бы прикасаться к пище. Столы, как всегда, радовали глаз разносолами, вызывали аппетит, но, ещё усаживаясь на стул, Десятый ощутил неприятный холодок в сознании. Потому что его взгляд зацепился за комплект обычных специй. Они ничем не изменились от привычного, но вот рядом с ними горкой лежало шесть внушительных по толщине пакетиков. Руки сами потянулись к ним, а глаза жадно всмотрелись в нарисованные на них рисунки. Перец чёрный горошком, цветок растения и хорошо видимые листья. Затем порошок горчицы, и тоже растение, с которого его получают. Затем хмель, лавровый лист, концентрированная лимонная кислота, ну и напоследок соль, рисунок которой был изображён в виде грязноватых, полупрозрачных кристаллов. Полный набор для мечтателя о вкусном, маринованном мясе.
«Так они ещё и наши мысли за столом подслушивают?! – вскипело возмущённое сознание. И хорошо, что расчёт и логика совместными усилиями его сразу успокоили: – А зачем подслушивать? Достаточно просто внимательно присматриваться и анализировать поведение и поступки. Тебе когда-то дали то, что тебе хотя бы раз не понравилось? Нет! Пару раз давали хорошо, до румяной корки прожаренные мясные блюда, ты к ним даже не прикасался. В последнее время тебя просто балуют разносолами, подавая всё самое мягкое, сочное, пусть и в меру поперчённое. Как раз идеально и соответствующе твоим вкусам. Так чего ерепенишься? Вас отправляют на дикие земли, и ты с грустью вертишь емкости со специями, примеряя их к карманам. Что подумает опытный аналитик? Почему бы и не дать воинам сущую мелочь, чтобы они где-то в мрачных лесах или джунглях не ели без соли мясо жареных лягушек. Так что «бери в руки и прячь в брюки»!
А предвидение, успевшее хорошенько осмотреться, ещё и шепнуло вовремя: «Загрузился сам – загрузи товарища! У них ведь тоже на столах пакетики имеются!»
Напуганные предстоящими лишениями, солдаты отъедались впрок, им было не до разговоров. Так что пришлось привлечь внимание близсидящих Девятого и Восьмого привычным шипением. Когда те, косясь на сержанта, глянули на Десятого, тот демонстративно и показательно спрятал пакетики в одном из боковых карманов повседневной формы. Те, хоть и сомневались, долго не думали. Остальным тоже передали по цепочке. И вроде как никто не отказался от неожиданной подачки. Раз уж кто-то взял инициативу на себя по этому вопросу, значит, пусть он и отвечает.
Что это дело рук именно Фредерика, поняли все. Потому что, когда после обеда бежали по коридору к арсеналу, сбоку пристроился самый возрастной, Второй, и стал забрасывать вопросами:
– Ты в курсе, откуда взялись эти пакетики?
– Да. Потом расскажу.
– Но они нам точно нужны?
– Не сомневайся!
– А если накажут? Тем более Третий себя слишком странно вёл… как бы нас не подставил всех.
– Ерунда! Готов за каждого из вас вытерпеть «двоечку».
– А если «троечками» накажут?
– Если боишься – выбрось!
– А что с украшениями делать? Почти у всех в карманах.
– Вот это выкладывать поздно… – запоздало вспомнил Фредди о трофейных серёжках.
Дальше общаться было некогда. Стали готовиться к загрузке, проверяя и перепроверяя доставшуюся каждому часть антенного устройства, остальные пакеты и герметичность самого массивного мешка. Всё это в определённом порядке укладывали на тележку с колёсами и двумя шеренгами выстраивались по сторонам от точки прибытия ожидаемого транспорта. За пять минут до означенного времени стали неспешно и тщательно надевать скафандры, подгонять их и прилаживать поверху разгрузку. Затем закрепили всё остальное оружие на себе, а винтовку оставили на тележке.
Напряжение возросло, когда пришлось отодвигаться метров на пять дальше в стороны. Всё-таки прибывающий транспорт всегда первую минуту отдавал жаром перемещения, да и некая, пусть и малая волна выхлопа от него могла, по утверждениям сержанта, уронить на пол.
Наконец и это ожидание истекло. Трамвайчик доставки прибыл, пахнул жаром тропического солнца и гостеприимно раскрыл створки с обеих сторон. К всеобщему удивлению, сержант не орал, разве что чётко озвучивал истекающие минуты, а все с усердием, но без ненужной суеты грузили оборудование и грузились сами.
Запасную батарею – в углубление под подошвами. Прижать лючком, зафиксировать. Затем большую часть вспомогательного груза, оставляя место для ног. Тоже закрепить. Следом – душка, на привычное место в крепления. Затем втиснуться самому, подтягивая за собой тележку. Усесться, пристегнуться. Закинуть вокруг себя оставшийся груз. Втиснуть, ставший отчего-то более раздутым мешок. (Или это живот так после обеда распух?!) Оттолкнуть тележку подальше. Доложить о готовности:
– Десятый готов! – удалось уложиться чуть ли не лучше всех.
Раньше – только Первый умудрился. И то, кажется, ему командир помогал. А сам Эйро уже начинает нервничать, невероятным образом выворачивая шею и глядя в проход. Самому наклониться из-за мешающего груза довольно сложно, но Фредди делает это, замечает взгляд русского, и про себя отмечает:
«Оглянулся! Хорошая примета! Наверное…»
Назад: Сцена 22
Дальше: Сцена 24