Сцена 18
Принц стал себя ощущать только после волн леденящего холода, которые стали прокатываться по всему телу от пальцев ног до макушки. Хотелось дергаться и кричать, но ни одна мышца, порванная и прожаренная в вулкане, не слушалась. Оставалось ждать возвращения чувствительности, чтобы зайтись в последнем истошном крике.
И когда это всё-таки случилось, горло не смогло ничего из себя выдавить. Пришлось приподнимать голову и осматриваться. Голый. На своей кровати у стены. Но на спине. Значит, не новая копия, а просто старую раздели и положили на матрас приходить в чувство после наказания. Ни сержанта, ни табурета нет, значит, до подъёма далеко. А скорей всего – только полночи прошло. Следовательно, надлежит самому спать, поблажек завтра не будет. Только вот как уснёшь, если тело продолжают пронзать волны остаточной боли? Как можно провалиться в нирвану сна, если в сознании ворочаются тяжёлые и безнадёжные мысли о возможных казнях?
Затем размышления побежали по иному руслу. Всколыхнувшаяся в груди ненависть к сержанту заставила лихорадочно работать затуманенный мозг, измышляя самую жестокую месть, на которую способна человеческая фантазия. Но все они разбивались о незыблемый утёс только одного вопроса: а чем можно досадить бессмертному, да ещё и на Полигоне? Получалось – что ничем. Хотя за саму попытку убить командира он давал болевое наказание меньшее, чем за оскорбление себя любимого.
Оскорбить до глубины души? Даже не смешно! Подобная сволочь и садист любой плевок к нему в душу воспримет как «божью Росу», утрётся и пойдёт казни устраивать.
«М-да… казни… Этого допускать нельзя, – опять направил свои мысли в иное русло землянин. – У меня там дети маленькие, сошедшего с ума папочки им только не хватало… А что мне тогда остаётся? Как отомстить?..»
Как ни мудрил, как ни думал, оставалось только одно: стать самому бессмертным, потом отыскать этого горлопана на Земле и раскатать его там по асфальту самым тонким, кровавым блинчиком.
Что для этого требуется? Затолкать весь свой гонор в дальний угол сознания, наплевать на все понятия о добре и справедливости, осволочиться до крайней степени и делать всё, чтобы, выполняя досконально приказы, добиться ещё двух побед с выживанием. Дальше станет легче, все планы окажутся легки в выполнении… В том числе и месть! О! Это сладкое, томительное слово – «месть»!
«Правда, я ещё ни разу не слышал от сержанта, как будет расформировываться десяток после появления в его составе бессмертных. Почему он про это не рассказал? Или они тоже остаются в общем строю, а подлая казнь опять их превратит в обычную копию? И почему никто из наших над этим вопросом не задумался? Ах, да! Мы ведь ничего толком не знали о последствиях казней…»
В любом случае, следовало бы подобные пробелы знания заполнить как можно скорей. Не ровён час, придёт время и возможность отомстить, а ненужные сомнения все задумки пустят насмарку.
Самое смешное, что мысли о грядущем возмездии за попранную честь себя любимого принесли настолько резкое успокоение телу, что оно согрелось, расслабилось и… уснуло. Но в подсознании крепко укоренилась мысль:
«Всё равно я проснусь раньше всех! И не помешало бы у этого козла хоть что-то ценное выспросить!»
Проснулся на спине, впервые за всё время побудок на Полигоне. Поднял голову и, рассмотрев сидящего на табуретке Эйро, опять почувствовал оживившуюся в душе ненависть. Несколько особо едких вопросов сразу напрашивались на язык, только следовало дождаться первого обращения подлого земляка в неофициальной обстановке. Но тот молчал. Даже головы не повернул! Чем заслужил к себе новую порцию презрения.
Фредерик поднялся с кровати и стал неспешно одеваться. Наказания за преждевременный подъём не полагалось, наоборот, поощрялось в прежних разговорах. Оделся, двинулся в комнату с умывальниками… От сидящего на табуретке командира – ноль эмоций. Пришлось оглянуться, чтобы присмотреться к Сенато́ру внимательней. Вдруг помер, садист проклятый, от угрызений совести? Или местные умники заморозили нечаянно, да так и усадили на обычное место, не вернув в нужное состояние?
«Нет, вроде тёплый… – сообразил принц, еле сдерживая себя, чтобы рукой не потрогать голову с коротким ёжиком волос. – А почему молчит? Обиделся? Или новые издевательства для нас измышляет? Хм! Но с другой стороны, я сам имею право с ним заговорить в неофициальной обстановке, ведь раньше мы говорили, он разрешал… И как там мудрецы утверждают?.. Под лежачий камень вода не течёт…»
Обратился Фредерик вполне нейтральным вопросом:
– Не скучно? – и тут же изогнулся от боли, врезавшей по спине «единички».
– Десятый, это ты кому? – прищурив глаза, уточнил сержант. То есть вначале наказал за неуставное обращение, а потом решил уточнить и добавить в случае особого на то желания. Так уже не раз было, и требовалось сообразить правильный ответ, чтобы не схлопотать «двоечку»:
– Никак не вам, господин сержант! Скорей просто размышления вслух… в крайнем случае обращение к учёным, которые за нами присматривают денно и нощно, не досыпают, лишают себя жизненных радостей и общения с семьёй. Вот как вы, например: только нами и опекаетесь, не щадя живота своего…
– Заткнись! – повысил голос Эйро. – И не паясничай! Шёл зубы чистить, так и топай дальше!
Что принц и сделал. Но при этом пробормотал себе под нос, словно продолжил рассуждения с самим собой:
– Значит, я прав… Нет у него ни детей, ни семьи… Да и откуда они возьмутся у таких злобных, циничных уродов…
Дальше его спасло, наверное, завопившее чувство опасности: что-то скрипнуло за спиной и зашелестело в полёте. Молнией в сознании мелькнула догадка «Табуретка»! А сгруппировавшееся тело уже начало на рефлексах приседать и отклоняться в сторону, как мощный удар между лопаток чуть не спровоцировал перелом шейных позвонков. То есть табуреткой никто не кидался, сержант сам прыгнул, нанося удар то ли ногой, то ли сжатыми кулаками.
Фредерик, словно мяч, докатился до противоположной стенки с душевыми кабинками, проломил сразу две из них, да так и замер под обломками пластика. И правильно сделал: садист уже нависал над ним, готовясь ударами кулаков встретить поднимающегося солдата.
«Неужели лежачего бить станет? С этого русского и не то станется!..»
Сам себе удивляясь, принц понял, что не боится. Как-то стало легко и просто, хотя вставать всё-таки не спешил. А вот пошутить сподобился:
– Мы тренируемся в тестовых тоннелях, а сержанты – на нас?
С минуту обитатели одной планеты с разными эмоциями пялились друг на друга, сами не зная, как развернутся события дальше. Так что сирена побудки рыкнула весьма своевременно. Сержант сразу поспешил в казарму, требуя в своей обычной манере как можно быстрей одеться и в полной боевой готовности встать у изголовья кроватей.
Непроизвольно разминая зашибленные плечи с лопатками, Фредерик встал своевременно в строй, дождался, пока не разрешат совершить утреннюю гигиену и уже вместе со всеми двинулся к умывальникам.
Естественно, что разгром душевых сразу бросился в глаза, и товарищи обступили Астаахарского плотным кольцом:
– Что это тут случилось?
– Ага! Я первый раз проснулся от грохота за минуту до сирены…
– Это он тебя так?
– Ха! Или ты его?
– Неужели решил отомстить за вчерашнее наказание?
Воспоминания о боли восьмой степени заставили тело непроизвольно дёрнуться, негативный адреналин забушевал в нём, а с губ сорвалось ругательство, перешедшее в утверждение:
– Да за такое издевательство – достойной мести в ответ не придумаешь! Не специалист я, но кажется, что по таким болям ни одного палача или пыточных дел мастера не отыщется. Здешние учёные – те ещё садисты!
Напряжённые позы и сочувствующие взгляды сами по себе говорили, что принцы ждут подробностей о «восьмёрке», но не настаивают. А вот у Третьего заблестели глаза, он облизал губы и, не удержавшись, поторопил:
– Рассказывай! – даже голос у него сел от волнения.
На Спесивца с подозрением покосились чуть ли не все, а индус сразу высказал недоумение:
– Да ты никак мастер этого дела?
– Настоящий император должен быть в курсе всего! – с пафосом заявил Яцек Шердан. – И разносторонние знания – залог моего успешного правления!
Стараясь не обращать на Третьего внимания, Фредди признался остальным:
– Чего уж там, господа!.. Неприятно даже вспоминать… Может, потом расскажу… – и поспешил в кабинку санузла.
Когда все трусцой бежали на плац, успел поделиться с товарищами своими ночными рассуждениями по одной из тем.
– Если у кого получится задать вопрос, поинтересуйтесь: что будет с теми, кто станет бессмертными, и как после этого наш десяток переформируют.
Судя по нахмуренным взглядам, задумались над этим вопросом товарищи не на шутку. Потому что и в самом деле возникало много неясностей, несуразностей и противоречий. Во время утренней пробежки как раз появлялась возможность их обдумать. А потом, во время завтрака, хоть кратко их обсудить.
Так как сидели за разными столами, то общение Фредди ограничивалось индусом и сидящим чуточку впереди Восьмым. Причём оговорить некоторые детали очень хотелось, но кушать хотелось ещё больше. Видимо, вчерашнее наказание, да и лечение, занявшее почти весь день, изрядно опустошили внутренние кладовые, теперь организм требовал утроенную порцию. А руки уже сами привычно и естественно прятали лучшие кусочки, не подверженные разрушению от ударов, по самым удобным и защищённым карманам.
Только и удалось спросить у Девятого:
– А как внешне выглядит наказание «восьмёрка»?
– Да никак. Ты свалился, словно из тебя кости вынули, и дышал потом раз через два. Пятый утверждал, что даже твоя внутренняя аура совершенно перестала просматриваться, словно ты умер.
Полный рот мешал говорить, поэтому в подтверждение сказанного приходилось интенсивно кивать, мол, и в самом деле умер!
Джаяппа Шинде тоже старался наесться впрок, но успел ещё нашептать о ругани сержанта и об очередных угрозах, прозвучавших после того, как наказуемый рухнул этаким трупом. Разорялся командир, что так будет с каждым, а то и за казнью дело не задержится. Потом приказал раздеть Десятого догола, уложить на кровать, да и отправился прочь.
Свои окончательные выводы о происшедшем вчера Девятый сделал непосредственно перед входом в тестовые тоннели:
– Мои предположения оправдываются на все сто: этот Эйро – несомненный висельник и маньяк, отбывающий пожизненный срок на каторге. Не веришь? А зря! Сам убедишься в этом, когда мы его достанем для нашего судилища.
Дальше пошли мрачные стены, кусачие твари да мерзкие гады, но они оказались на удивление привычными и обыденными. Словно подобное тестирование стало неотъемлемой частью повседневной жизни. Фредди бежал, полз, прыгал и продвигался вполне размеренно, без остановок, своевременно ускоряясь, избегая тем самым болевых наказаний. То есть вёл себя так, словно выполняет рутинную и, самое главное – необременительную работу. Даже омерзение от прикосновений к обильной паутине, слизи и прочей наличествующей здесь гадости куда-то исчезло начисто. А почему это случилось? Неужели по вине пережитых вчера чувств?
Неспешным рассуждениям не мешали даже жестокие сражения с монстрами.
«Неужели меня настолько «заморозило» болевыми ощущениями? И не этого ли специально добиваются местные умники и находящийся у них в подчинении сержант? Если это так, то у них почти получилось… Осталось только выжечь во мне ненависть и жажду мести, и я стану точно таким циничным и бессердечным уродом, как этот Эйро! Хотя… что-то тут не то… Слишком уж он бурно отреагировал на моё провокационное бормотание. Не удивлюсь, если у него воспоминания о семье и детях связаны с некоей трагедией… Но может всё быть и до банальности просто: урода упекли на каторгу, а жена вздохнула с облегчением, обретая свободу. Да и дети теперь счастливы, что не видят такого папашу. Домыслы Джаяппы могут оказаться вполне реальными… Кстати, планы мести командиру наверняка ворочаются в головах у каждого, даже у «любимчика» Третьего. Да только реальные шансы существуют у меня и у Девятого. И мне кажется, сержант это должен понимать прекрасно, не дурак ведь он? Следовательно, в его интересах сделать всё, чтобы не допустить нас к категории бессмертных!.. Точно! И уж он постарается для этого применить все рычаги своей власти. И что делать? Индуса и остальных я предупрежу, но какой с этого толк? И не подслушает ли сержант все наши «невинные» разговоры?.. Придётся помалкивать… Разве что Девятому всё-таки надо как-то нашептать незаметно о самом главном: всеми силами делать вид, что мы на командира зла не держим, почитаем его, любим больше, чем всех остальных на свете…»
Решение принц принял верное, да только сам сомневался в реальности его выполнения. Уж настолько перевоплощаться, врать в глаза, юлить, унижаться и льстить он не сможет никогда. Да и смог бы – желаемого это не принесёт. Русский – хоть и оголтелый мучитель, горлопан и циник, но настроение и подспудные мысли человека улавливает даже по искоса брошенному, неосторожному взгляду. Такого мамонта на мякине обмана и притворном подобострастии не проведёшь.
А тестовый тоннель заканчивался, и как раз на последнем отрезке впервые против человека появилось сразу две клювоносые гусеницы. Теперь уже взгляд заметил существенные отличия во внешности. Эти два представителя разумного вида сильно отличались от тех, вчерашних, худобой, невзрачностью, отсутствием одежд и массы аксессуаров из кожи. А вот серёжка в левом ухе имелась у каждого, наверняка что-то обозначая и о чём-то свидетельствуя.
Успела жалость мелькнуть по поводу полного отсутствия знаний о враге как о существе вообще. А потом пришлось отчаянно сражаться за собственную жизнь.
Вернее, не столько отчаянно он действовал, как жёстко и безжалостно, с каким-то бешеным остервенением и с максимальным всплеском физической активности. Наверное, всё-таки силы за последние дни возросли, и в медицинском модуле во время лечения однозначно некоторые мышцы усилили. Потому что бой с тварями оказался более скоротечен, чем самый первый, проведённый на Полигоне. И трофеи в виде серёжек не забыл подобрать, замечая на ходу, что в кармане их собралось уже слишком много, более трёх десятков. С таким количеством не мешало бы отыскать удобное место для хранения.
«Тоже загадка, почему тумбочек прикроватных нет? – уже подумалось в последнем белом цилиндре. – Какими бесправными мы бы ни были, всё равно наличие личного, пусть миниатюрного пространства нам необходимо. Те же серьги сложить, иные какие находки… А то рвём жилы, сражаемся, устаём, изнашиваемся… Мм?! Однако…»
И принц Фредерик Астаахарский с превеликим недоумением вдруг осознал, что он совершенно не устал! Словно и не было за плечами полудневного забега с изнуряющими схватками. И зверского голода не было! Ведь ни разу сегодня за все посещения белых цилиндров руки не потянулись за припрятанной в карманах пищей.
«Что это со мной? Хорошо это? Вроде неплохо… А по какой причине? Непонятно… Зато иной резонный вопрос возникает: к чему бы это? Ведь не всякое улучшение к добру!..»