Глава 18. Морока
Из всех приближающихся личностей только одна веддана являлась фантомом, поэтому и могла воспользоваться внутренней связью. Что она и не преминула сделать, ещё будучи вдалеке:
«Фёдорович! Почему меня не слушал? Никак дозваться не могла из-за этой глупой дискуссии. А мне пора! Тут дальше и без меня справятся. Отправляй меня немедленно в особняк с детьми».
Стараясь не кривиться от подобного панибратства (хотя оно и звучало совершенно по-родственному), Иван тем не менее вздохнул с облегчением. Уходит – да и ладно. Он подспудно продолжал ожидать от Авиловой какой-нибудь гадости, финта ушами, а то и открытого непослушания. Причём в сознании в последние часы проскакивала странная мысль о невероятной, чуть ли не интимной близости с ведданой. Эти раздумья появились после того момента, как они, смешавшись в единое целое, прорвались в центр буферной зоны Адама и отрезали испуганному обладателю руку. Видимо, подобное совмещение сознаний имеет и свои негативные последствия. Какие конкретно, пока трудно понять и осмыслить, но на подспудном уровне они ощущались. Что только добавляло лишней настороженности и неопределённости в отношениях.
Но сейчас её следовало быстрей убрать с глаз долой. Причём не одну, а вместе с родителями, которым предстояло в самые ближайшие часы стать приёмными мамой и папой сразу пяти девочек в возрасте от четырнадцати до семнадцати лет.
Поэтому Загралов стремительно шагнул навстречу к отцу и быстро проговорил:
– Папа, мама! Сейчас отправляйтесь с Заришей в тот самый особняк с детьми. Там представитесь людям Юрия Петровича как хозяева и усыновители. Все остальные документы веддана будет получать практически по мере необходимости.
Заметив, что мать что-то хочет сказать, тут же с извинением добавил:
– Если ничего не задерживает, конечно, или иных, срочных дел нет. А?
Татьяна Яковлевна успокаивающе погладила сына по руке:
– Да нет, всё нормально… Просто хотела с тобой посидеть рядышком, соскучилась. Да и про Ольгу словечком переброситься…
– Вечером устроим опять совместный ужин и посидим чисто по-семейному.
Эти слова услышала энергично подошедшая Зариша, которая неслышно добавила:
«Вряд ли у тебя получится, Фёдорович. Вечером я хочу своих предков на ритуале призыва собрать, так что твоё присутствие обязательно».
«До вечера ещё далеко, будем решать по мере выполнения иных дел, – оставил за собой последнее слово Иван. – Забирай моих, и топайте в безлюдное место. Я вас постараюсь перебросить в особняк скачками. Сестри-2 тебе поможет…»
Веддана мило улыбнулась Заграловым-старшим, тут же без слов вслух развернулась и пошла с ними к административному корпусу. Получилось со стороны несколько странно: так спешила деловито, подошла, обменялась с администратором только взглядом и тут же уходит. Тем более что начальнику по режиму она показалась совершенно посторонним человеком:
– Кто такая? – покосился он ей вслед.
– Позже поясню, – проигнорировал строгость в тоне тестя Иван, обращаясь к генералам. – Вижу, что вас знакомить не надо?
Тратов и Захаров, глядя друг на друга исподлобья, сдержанно обменялись кивками и коротко пожали руки. Всё-таки оба были неоднозначными фигурами в силовых структурах государства, хотя встречались раньше только пару раз, да и то мельком. Зато один командовал федеральными службами в огромном сибирском крае, а второй занимал совсем не парадную должность в гигантском человеческом муравейнике под названием Москва.
Несколько особняком оказался генерал в отставке Фаншель. Он про Тратова до этого только слышал. Пришлось их представлять отдельно. Хотя тесть тут же не удержался от прямого вопроса:
– Всеволод Кондратьевич, а вы какими судьбами в наш шумный город?
– Да разве это шум? – лукаво прищурился Тратов. – Сплошные сосны кругом, ещё немного кедров добавить вперемешку, и полное ощущение, что я в Сибири. В хорошем месте старина Хоч устроился.
– Ага, значит, вы тут по его приглашению?
– Да, можно и так сказать, – бесхитростно согласился сибиряк и с явной наглецой перевёл разговор на Захарова: – А вы, Борис Иванович, какими делами тут занимаетесь? В Москве-то, поговаривают, совсем делать нечего, какие-то «чистильщики-привидения» всех врагов народа подчистили. Правда, что ли?
– Хм! Да и в вашем крае нечто подобное случилось, – старый зубр неожиданно ухватил главный силлогизм состоявшейся встречи. – Странное совпадение, не находите?
Пришлось Ивану вмешиваться с максимальной бесцеремонностью в разговор, делая себе зарубку в памяти, что следует с Тратовым основательно переговорить на тему «Болтун – находка для шпиона!». Да и разобраться, чего это он вообще заикнулся о неуместной сейчас теме.
– Генерал привёз на лечение к господину Хочу своего боевого товарища, ну и сам, находясь в отпуске по ранению, решил посмотреть, как мы здесь устроились. На правах хорошего знакомого нашего легендарного целителя, он у нас погостит несколько дней. – После чего подпустил в голос официальности, обращаясь только к тестю и «дяде Боре»: – Господа, у вас что-то срочное ко мне?
Оба многозначительно покосились на Романова, Кравитца да и на Тратова, но потом всё-таки тесть не выдержал, плюнул на присутствие посторонних (кои посторонними-то и не являлись) и стал расспрашивать с пристрастием:
– Почему так странно получается? Мы, живота своего не щадя, батальон десантников доставили, помогли. Хочу заключить контракт с ними, а он нас даже на парадное построение не пустил? Да и в сам зал, где основные пояснения давались, нас тоже не допустили? А вот он (кивок на сибиряка) там присутствовал. С какой стати? Или в наших услугах уже не нуждаются? Мы пытались сейчас переговорить с Игнатом Ипатьевичем, но он совершенно проигнорировал наши требования о немедленном разговоре. Почему?
– Ну что за вопросы такие, Карл Гансович! – перевоплощаясь в миротворца, воскликнул Загралов, надевая заодно на себя маску истинного администратора. – А то вы не знаете, как ведут себя учёные. Они ведь словно не от мира сего, да и занятость у них невероятная. И все события рассматривают с высоты своего гения. Поэтому они порой и не понимают, что нам, простым смертным, нужны более подробные объяснения того или иного поступка…
– Вот я и требую этих самых объяснений! – попытался начальник по режиму перебить своего зятя.
– …которые даже мне, увы, не всегда своевременно даются, – закончил тот свою мысль, разведя с сожалением руками. – Но как только я выясню, в чём дело, сразу поделюсь объяснениями с вами. А пока могу высказать только предположение… – которое, кстати, ему посоветовали высказать фантомы во главе с тем же Хочем: – Скорей всего Игнат Ипатьевич решил проверить лояльность нанятых военных и их умение хранить доверенные им тайны. Возвёл некие простенькие моменты истины в куб и выдал им как величайший секрет. А теперь будет следить: проговорится кто-нибудь об этом – или нет. Тем более что сиё действо для великого колдуна ничего сложного не представляет.
Оба друга-генерала между собой многозначительно переглянулись. Это напоминание о колдовстве и ведьмачестве им уже в печёнки въелось. Чуть что какая неувязка или недоразумение, Иван ссылается на волшебство. Чуть какой секрет – то же самое. Этак можно и здравый смысл похоронить под лавиной подобных отговорок и потерять рычаги управления ситуацией.
Поэтому «дядя Боря» состроил самую зверскую и угрожающую физиономию, на которую был способен, и многозначительно склонился в сторону тщедушного против него администратора:
– Иван Фёдорович! Всему есть предел! Наше сотрудничество было начато с условием полного взаимного доверия. А что творится в данный момент?
– Я перед вами чист как слеза! – клятвенно заверил Загралов. – Ну а что владелец комплекса недоговаривает, так он имеет на это полное право. Как работодатель он это оговаривал, и как учёный, блюдущий свои научные секреты.
– Но мы в таких условиях явного недоверия работать не можем! – рыкнул Захаров.
– Не можете или отказываетесь? – раздалось уточнение самым невинным тоном.
Как раз в этот момент основные консультанты команды требовали от обладателя твёрдости и неуступчивости: «Пожёстче с ним! Если что, пригрози тестю увольнением. И не тушуйся, мы с тобой!»
– Можем и отказаться, – перешёл к прямым угрозам действующий генерал силовых структур. – Но тогда мы здесь будем уже находиться совсем в ином качестве. А именно: как представители правовых органов, расследующие не совсем понятную деятельность.
Конфронтация нарастала, но Иван держался бодрячком, да ещё решился на упоминание должного места спорщика. Хотя и сделал это весьма деликатно:
– Борис Иванович, вы здесь пока в качестве гостя и приглашённого консультанта. О нашей деятельности вы и так знаете всё, и она уж никак не может быть противозаконной. Ну а Карл Гансович, – он демонстративно повернулся к тестю, – как начальник по режиму попросту обязан блюсти интересы своего работодателя и в случае необходимости выдворить с подведомственной ему территории всех посторонних. В особенности тех, кто будет неугоден Игнату Ипатьевичу.
Последняя фраза звучала как дань вежливости. Главный намёк поняли все без исключения: если администратору будут надоедать всякие консультанты со своими требованиями поделиться сокровенными секретами, то их на объект попросту не впустят. А если он всё-таки прорвётся, то и начальник по режиму, именно таковой как есть, больше не понадобится. Тем более что ничего страшного пока не произошло, и повода для конфронтации особого не было. Не считать же за оный запрет поучаствовать в общем построении батальона? Или тот факт, что на то же собрание после построения пустили совсем иного генерала? Профессиональная ревность, что ли?
Да и сами боевые друзья-приятели это прекрасно понимали.
– Ладно, тогда подожду твоих разъяснений, – согласился Фаншель, оттирая боком Захарова, который, играя желваками, грозно хмурясь и сжимая кулаки, собирался разразиться скандальными речами. – Сейчас уезжаю по делам, если что – тормоши моего зама, Каршакова! Пока!
И, жёстко глянув на Бориса, увёл того к воротам. Отошли они метров на двадцать, не подозревая, что их легко подслушать на любом расстоянии с помощью находящегося возле них духа, стали между собой переругиваться.
– Да что он себе позволяет?! – кипятился Захаров. – Пацан!
– Чего ты лютуешь? Он вполне правильно защищает интересы работодателя…
– Ой ли?! У меня такое впечатление, что он сам принимает все решения и нисколечко мнением этого древнего колдуна не интересуется!
– Тоже зряшное утверждение, – уже совсем спокойным голосом вёл свою линию Карл Гансович. – Парень встал крепко на ноги и действует очень правильно, с уверенностью.
– Вот это меня больше всего и удивляет! Ты его сравни, каким он был до поездки в Сибирь и каким стал сейчас? Небо и земля! Да и вообще меня вся эта возня просто толкает к самым разным подозрениям. То неизвестный вал смертей уголовников и оборотней в погонах в том самом сибирском краю, то нечто подобное в Москве… И везде этот Игнат и твой зятёк отираются поблизости. Ух, неспроста это всё! Сегодня же даю задачу своим аналитикам, и пусть просчитывают всю ситуацию в плане моих сложившихся подозрений. Вот увидишь, какую грандиозную сенсацию мы откопаем!
– Дружище! А может, не стоит в этом копаться?
– О-о! Ещё как сто́ит! – сердито заверил Захаров.
Услышанный диалог не на шутку взволновал обладателя. События начинали принимать слишком необратимый характер. Такие честные и принципиальные люди, как тесть и его товарищ, имели полное доверие, и в будущем их следовало обязательно привлекать в команду, создавая с них матрицы бытия, делая из них вездесущих фантомов. Но вся основная причина откладывания на потом заключалась в Ольге Фаншель. В том конкретно, что её родители, и в частности отец, не знали, что основное тело дочери не просто умерщвлено, а ещё и неизвестно где находится. Только тот факт, что оно не захоронено по-человечески, бередил душу Ивану с Ольгой и всем остальным членам команды. Моральный фактор такого признания ближайшим родственникам вообще не поддавался определениям по своей значимости, возможным последствиям и угрозе душевной, неизлечимой травмы.
Между собой супруги давно уговорились, что раскроют тайну Карлу Гансовичу, а потом (может быть!) и самой Ларисе Андреевне только после рождения ребёнка. Потому что тот, по утверждениям инструкции к сигвигатору, станет полноправным, полноценным человеком, и тогда Ольга (как она сама заверяла) сможет открыто, смело заявить родителям о своём втором возрождении.
Что интересно, ещё при первых обсуждениях молодые супруги сомневались даже обсуждать возможность создания фантомов с родителей Ольги. И чем больше времени утекало, тем нежелательней и страшней становилось раскрывать печальную истину. Даже введение в команду духов и копий собственных родителей вызывало теперь у Ивана сердечное раскаяние. Уж слишком печально на него посматривала мать, да и отец как-то странно осунулся после получения новых, не всегда радостных знаний. Даже недавно хотели побыть с ним наедине, обсудить трагедию, да не получилось…
Но сейчас грустить и сомневаться было некогда. Следовало срочно предпринимать некие шаги, должные перекрыть ненужные кривотолки среди сотрудников и подчинённых Захарова. Анализ ситуации они сделают правильный, в этом сомневаться не приходилось, а вот как им потом подобное из памяти вырезать? Всё-таки лишние свидетели и знатоки происходящего – дело нежелательное. Итак, множество секретов и чуть ли не главная тайна может стать достоянием всеобщей гласности. Да ещё и эта глупая, никому не нужная конфронтация с Волохом и Адамом подливает масла в опасно кипящий котёл.
Поэтому после экспресс-совещания по внутренней линии связи было принято решение звонить Карлу Гансовичу и всеми возможными средствами заставить его угомонить резвость своего приятеля, запретить ему вообще делиться своими подозрениями с кем бы то ни было. Пусть даже все его сотрудники и подчинённые – люди проверенные и достойные полного доверия.
После короткого спора отменили инициативу телефонного звонка со стороны Ивана и перекинули этот тяжкий крест на господина Хоча. Тот, уже начиная разговор, прекрасно понимал, что некоторые тайны обоим генералам всё-таки придётся открывать. Правда, отвлекающий фактор имелся, с которого целитель и начал:
– Карл Гансович, не забыли, что я колдун?
– Нет. Такое забыть нельзя…
– Значит, вы не удивитесь, что я слушал весь ваш недавний разговор и знаю о гнетущих вашего друга подозрениях.
– Ну-у-у… – протянул Фаншель, выигрывая время и жестами призывая друга пригнуться к телефону. Они уже сидели в автомобиле. – Подобное действо в наше время никого не удивит…
– Ай, бросьте! Я не говорю о ваших шпионских устройствах, которые вы пытались расставить вокруг меня, я говорю о высшем колдовстве.
– Ага, понял! И внимательно слушаю! – при этом начальник по режиму показал пальцами условный жест своему боевому товарищу: «Внимание! Раскручиваем клиента на правду!»
«Клиент» на это только рассмеялся:
– Я и сейчас вижу все ваши действия и жесты. А также то, что вы оба меня слышите. Так что… Постарайтесь больше никому о своих подозрениях и выводах не рассказывать. И причина только одна: они все имеют под собой основание. Просто в данный момент любая огласка нашему делу только повредит. Да и не все люди из вашего окружения, Борис Иванович, работают только на вас. Некоторые передают сведение как выше по инстанции, так и другим силовым структурам государства. А дальше уже утечка может стать катастрофической. В данный момент могу вам сказать и пообещать одно. Наше дело правое, и мы боремся только за торжество справедливости. И уже в самые ближайшие дни (если не завтра) мы вам дадим более широкое представление о нашей деятельности.
Повисла пауза, во время которой генералы многозначительно переглянулись, и Захаров строгим тоном проговорил в телефон, который придерживал его товарищ:
– А если мы вознамеримся уже сегодня, немедленно получить то самое представление? Ведь у нас имеются для этого все полномочия!
– Тогда буду в вас сильно разочарован, – резюмировал Хоч, с нужной грустинкой в голосе. – Естественно, что в нашей команде вам будет не место, что весьма прискорбно, ибо честные, стремящиеся к торжеству справедливости люди нам очень и очень нужны. Мало того, попытка силой выведать у нас тайну, ничего не даст, мы позаботимся, чтобы наши секреты так и остались таковыми для людей посторонних.
Захаров хотел ещё что-то сказать, но Фаншель его остановил и спросил:
– Игнат Ипатьевич, а теперь самый важный, решающий вопрос: моя дочь посвящена в ваши тайны? Хотя бы в некоторые?
– Не стану скрывать, Ольга посвящена во все, повторяю, во все наши тайны. Так что делайте правильные выводы.
– Хорошо, мы вас поняли, – окончательно решился на определённые действия Карл Гансович. – Аналитиков пока не задействуем и ждём должных объяснений с вашей стороны. Всего хорошего! – А после того как выключил телефон, через открытое окошко подозвал водителя. Мол, пора ехать. А сам обратился к другу с интересным выводом: – Раз твоя крестница в курсе всего, то…
Многозначительное молчание было понято верно. То, что творилось на комплексе, могло быть преподнесено актрисе в какой угодно форме и какими угодно порциями. Ведь, по сути, она для Хоча – никто, просто супруга одного из его доверенных лиц. Но сам факт всезнания женщины, даже сейчас находящейся на съёмках и мало вникающей в сегодняшние процессы, говорил только об одном: её муж Иван Фёдорович Загралов расположен в местной иерархии гораздо выше, чем пытается казаться. Следовательно, предварительные выводы о подобном, мелькающие раньше подозрения и интуитивные домыслы получают твёрдое основание.
Да и само участие дочери во всём сильно озадачило генерала Фаншеля. Вернее, он понимал, что она не столько участвует, как просто во всём проинформирована, но чем это может угрожать лично ей? И не стоит ли поговорить с ней срочно? Буквально сейчас? Взять да и завернуть машину на студию?
Скорей всего размышления явственно считывались с лица боевого товарища, потому что Захаров пробормотал с досадой:
– Мне кажется, и очень строгая беседа с ней ничего не даст. Не проговорится…
Так они ехали дальше, обсуждая между собой грядущие дела намёками и недоговорённостями.
Тогда как оставшийся на месте Иван продолжал решать текущие вопросы. Вначале стал требовать генерал Тратов:
– Есть два не разрешённых до сих пор вопроса. Первый: не все десантники имеют квартиры в Москве или поблизости. Поэтому надо срочно решать для них вопросы с жильём, временное проживание на территории комплекса – не панацея.
– Легко решаемо. Пусть они сами себе ищут угол или комнату поблизости, семейные – квартиры, мы оплатим.
– Отлично, всегда бы так подобные вопросы решались в нашем государстве. Теперь второе: надо срочно переоборудовать один из подвалов под тир и приобрести нужное для стрельб оружие. Со всеми соответствующими разрешениями и регистрациями.
– Тоже не проблема, Всеволод Кондратьевич! Вот вы этим вопросом и займитесь. Кому, как не вам? Связи у вас есть, каналы – тоже, во всём остальном, как и со средствами, – кредит неограничен.
– Да?.. Ну… я так и подозревал, что инициатива наказуема, – проворчал генерал. – Тогда вопрос в тему: разрываюсь, но ничего не успеваю и жутко завидую Тимофею Лидкину. Он со своим фантомом вертится как угорелый. Когда и я так же смогу сотрудничать сам с собой?
– Уже сегодня вечером постараюсь устранить и эту сложность, – пообещал Загралов. – Сейчас как раз веду отбор женского фантома под восемнадцатым номером.
– Тогда у меня всё! Счастливо оставаться! – и, резво развернувшись, Тратов поспешил выполнять поставленные перед ним задачи.
Оставшиеся двое переглянулись, и по взмаху ладошки Романова, уступающего очередь, зачастил словами Евгений Олегович Кравитц:
– Проблемы с проталкиванием нужных нам статей в самые маститые газеты…
– Боятся? Или не согласны с сутью статей?
– А! Такие испугаются! Там совсем иное дело, – скривился Кравитц. – Взятки они требуют за подачу материала. И немалые. Что делать?
– Как что?! Конечно, давать! – ни секунды не сомневался Иван. – Только всё грамотно при этом запротоколировать и снять на видеокамеры. Потом затраченные средства будут возвращены сторицей. Да и на днях начнём проталкивать нечто более грандиозное, изучать общественное мнение по этой теме да и готовить это самое мнение к грядущим изменениям.
Друг детства тоже слышал через своего фантома подаваемую «в эфир» внутренней связи дискуссию между обладателем, десятником и его наставниками, полусотниками. Но тогда он высказаться не мог, потому что обратной связи не было. Зато сейчас скривился со скепсисом:
– Ты о своей задумке под кодовым названием «Автосуд»?
– Мм?.. Неплохо звучит… О ней, естественно. А что?
– Не стану говорить, что это полная утопия, лишь по причине нашей дружбы и твоей обидчивости. Зато признаюсь, что меня терзают огромнейшие сомнения.
– Ну да, подобный прогресс даже у людей умных и разносторонних не сразу в голове укладывается.
– Прекращай свои пошлые намёки, Грава! – Евгений сделал вид, что обиделся. – Здесь не надо быть слишком умным, чтобы понять: нас только за попытки подобных преобразований порежут на ленточки, склеят, а потом ещё сто раз порежут. Всему должен быть предел, и нельзя переходить границу тех полномочий, которые даны только богам. Суды – это основа государственности. Так что против нас пойдут все. Ну… кроме самого народа, естественно.
– Эко ты далеко хватил, братец, – заулыбался Иван от такого сравнения. – Но и не стоит забывать другую пословицу: «Не боги горшки обжигают». Тем более если все обладатели объединят усилия, то обязательно получится.
– Вряд ли объединят, и даже в таком случае вряд ли что получится, – проворчал друг и вскинул руку в прощальном приветствии: – Потом поспорим на эту тему, мне надо бежать готовить взятки…
– И протоколы по ним!
– Ну да, теперь ещё и с этим возиться…
Он убежал, и Загралов повернулся к Романову:
– Наконец-то и ваши требования выслушаю, Михаил Станиславович. Средств не хватает, людей или отзывчивости господина Хоча?
– Не угадал ты, Ваня, названные тобой проблемы решаются и без тебя… – после этой фразы учёный незаметно оглянулся по сторонам и несколько смущённо попросил: – У меня сугубо приватный разговор… Нас никто не подслушивает?
Нетрудно было догадаться, что он имеет в виду внутреннюю связь с фантомами. И несколько успокоился лишь после заверения:
– Всех отключил. Слушаю внимательно.
– Да я вот не знаю, как и начать…. – продолжал учёный мяться и очень аккуратно подбирать слова.
– Смелей, смелей! Мы тут все люди взрослые.
– Да… действительно… Тогда вопрос: как у тебя вообще подобная семья получилась? – увидев недоумение в глазах собеседника, уточнил: – В том смысле, что у тебя четыре жены? – и, опять не дождавшись ответа, поспешил добавить: – Я в том смысле, не ссоритесь ли вы в постели? Всё-таки четыре жены – это… четыре!
Прежде чем ответить, Иван сделал затяжной выдох, несколько раз развёл руками в стороны и пожал плечами:
– Ну как сказать… Имеются, конечно, трения… Так они и между двумя супругами возникают часто на ровном месте. Но чтобы ссориться… такого нет.
– А почему?
– Хм! Наверное, по причине привыкания и совсем иного подхода к данному вопросу. Если вбитые нам с детства государством и попами стереотипы сломаны, всё выглядит не таким уж страшным, постыдным или неприемлемым. Ну и если человек не тупица и не ханжа, то он подобный брак с несколькими супругами и одним мужчиной воспринимает с пониманием.
– Согласен, – тут же отозвался учёный. – Подобный вариант мною тоже понимается и воспринимается на «ура». А вот у него… – он оглянулся в ту сторону, куда убежал Кравитц, – какая ситуация в семье сложилась и как ты на неё смотришь?
От такого сложного вопроса и прямо в лоб Иван опять стал делать затяжные выдохи, пытаясь продумать ответ. Он ещё и сам до сих пор с Кравитцем не обговорил его отношения с Галиной-2. Вроде вначале женщина была в шоке от собственной смерти, и как там её утешало двое мужчин – никого не касалось. Потом дела навалились, что на небо некогда взглянуть, ну и самое главное – он о подобном всё равно с другом первым не заговорил бы. Семейные дела очень интимные, туда посторонним соваться нечего. Захочет Евгений – расскажет, как он со своим фантомом уживается возле одной женщины. А не захочет…
Другой момент, почему подобным так сильно интересуется учёный шестидесяти двух лет, мужик, как говорится, явно не в юном возрасте? Причём человек деликатный, степенный, от которого таких вопросов вряд ли кто может ожидать. А вот, однако же, интересуется! И с какой стати?
Предположений оказалось только два. Либо химик-микробиолог задумал некий опыт или эксперимент, либо у самого назревают семейные проблемы. Сам-то ведь он привёл в команду не кого-нибудь, а свою бывшую любовницу. И хоть Катерине Петровне уже исполнилось пятьдесят два и она впечатляла своей некоторой массивностью и плотностью, как женщина она ещё оставалась о-го-го в каком соку. Почему бы ей не стать той коварной соблазнительницей, на которую даже мужчина за шестьдесят потянется? Тем более что утверждается народной молвой, что «старая любовь не ржавеет».
Оставалось выяснить, какая догадка верна. Но вначале ответить со всей откровенностью на заданный вопрос по поводу трио «Кравитц – Тарнавская-2 – Кравитц-2»:
– Как я на это смотрю?.. Прежде чем разобраться в этом, надо сделать некое отступление. И самому задать встречный вопрос: женщина равна мужчине, как независимый и определяющий собственное существование индивидуум?
– Несомненно! – ответил Романов.
– Значит, если отбросить все вековые пережитки и обязательства мужчины прокормить свою суженую или несколько супруг, женщина тоже имеет полное право на самоопределение. Только она решает, как и с кем ей жить. Сообразуясь, естественно, с окружающими условиями и обстановкой. А значит, и она имеет полное право составления собственной семьи. И выбирает: то ли она вместе с иной женой получает ласки от одного мужчины, то ли сама получает ласки сразу от двух своих мужей. Это вполне естественно и ни в коем случае не противоречит законам природы, ибо и в таком браке осуществляется продолжение рода через рождающихся детей. Вот… где-то так… Я доходчиво всё изложил?
– Более чем, – уже совсем успокоился и взбодрился дядя Миша. – Только я всё равно слабо себе представляю эту самую ласку, которой мужчины окружают женщину. Для этого следует просмотреть специальные фильмы?
– Ни в коем случае! – даже дёрнулся Иван от отвращения. – Я один раз случайно попал на тот ужас, который некие режиссеры понимают под понятием «интимная ласка для троих». Кошмар и одни негативные эмоции остались. Для нормальных мужчин вполне хватает доказать свою любовь к одной женщине, просто лаская её по очереди или хотя бы с разных сторон. Хм… Надеюсь, вы понимаете, о чём я? – учёный резко кивнул. – То есть именно то, что ведёт к деторождению… ну и сопутствует тому, что называется предварительными ласками. Обо всём остальном не надо вспоминать даже в кошмарных снах.
– Ага, примерно понял… Ну а иные варианты создания семей случаются?
После этого вопроса Загралов наконец догадался, к чему весь этот нелёгкий разговор ведётся. Если у него самого на широкой кровати вместе с ним спят сразу четыре женщины, Кравитц делит фантом Галины со своим фантомом, то у Романовых-Сабуровых ситуация значительно сложней. Могло такое статься, что там сразу двое мужчин никак не могут поделить сразу двух одинаковых женщин. И наоборот. Но так, с ходу, проблема показалась несущественной.
Оставалось предложить:
– Когда две пары – то им легче всего. Только и надо, что разойтись по соседним спальням. В крайнем случае можно поменяться партнёршами. Хотя… в вашем случае, как я догадываюсь, смена окажется бессмысленной.
– Если бы всё упиралось только в это… – опять начал мямлить и мяться Романов. – У нас всё слишком запутанно… и в то же самое время слишком всё конкретно…
Стоически подавив очередной вздох, обладатель деликатно поинтересовался:
– По-моему, мы и так знаем тайны друг друга, так что смелей… постараюсь к любой конкретике отнестись лояльно и с пониманием.
– Только на это и надеюсь, – решился учёный. – А дело выглядит так: Катенька согласилась на секс только в одном случае… Если мы будем это делать вчетвером.
Сказал и замер. Следя, как Иван выдавливает из себя каждое слово по отдельности:
– Ну… так… это… нормально!.. Да! Тут и сомневаться нечего. Главное, чтобы имелось в наличии полное непротивление сторон.
– С этим всё нормально, – заявил учёный. И тут же уточнил: – То есть никто не станет на нас коситься, если мы будем спать в одной спальне?
– Да как можно?! – возмутился Загралов вполне искренне. – Семья – дело святое!
– Уф! Успокоил ты меня, – тут же стал разворачиваться Михаил Станиславович. – Побегу своих порадую…
И умчался. А обладатель смотрел ему вслед, пытаясь успокоить хоровод мыслей у себя в голове:
«Ему шестьдесят два года… и неужели у него всё функционирует? Хм! Если вспомнить деда Игната, который грозится поиметь Заришу, то почему бы и нет?.. Но ведь дядь Миша для подобных кувырканий в постели слишком тучный! Вдруг его инфаркт во время секса убьёт? Или какой инсульт произойдёт? Может, его вначале к ведьмам послать? На медосмотр? М-да… обидится… О! И опять-таки о его тучности!.. Он – весь из себя, Катерина – тот ещё «…не только ценный мех и драгоценный мозг, но и три, сто три килограмма легкоусвояемого…». Всё это возводим в квадрат… и получаем… Ха! Хорошо, если обломки кровати! А если под ними пол на нижний этаж проломится?.. Однако… мне подобных проблем только не хватало!»
