Книга: Жестокое притяжение
Назад: Глава тридцатая МЫТАРСТВА ГЕГЕМОНА
Дальше: Глава тридцать вторая РАЗОБЛАЧЕНИЕ ПЛУТОВКИ

Глава тридцать первая
ПОКОЙ НАМ ТОЛЬКО СНИТСЯ

В Свирепой долине научные изыскания, сотворение новой магической сущности и прочие запланированные ранее работы не прекращались ни на минуту. Сомнения терзали почти всех, но усомниться в силе создателя академии целительства не позволял себе никто. Вернее, даже не в нем самом, а в том моменте, что граф Дин Свирепый Шахматный мог банально погибнуть и больше никогда не появиться в своем замке.
И все равно тревожное ожидание становилось с каждым днем ощутимее. Ректор академии покрикивал все громче и громче, результаты всей деятельности стали казаться из рук вон плохими. Но самое показательное и, как ни странно, печальное — ученики академии стали вести себя намного дисциплинированнее. Не так орали во время перерывов, не настолько гоняли и сбивали друг друга с ног во время привычных забав, практически ничего не ломали, не разбивали и не портили. И в какой-то критический, переломный момент Тител Брайс пришел к выводу, что огромнейший детский коллектив стал в своей ипостаси вести себя словно единое, еще не взрослое существо, которое вдруг потеряло любимого и страшно любящего родителя. Словно это существо боится себе признаться в потере, верит в бессмертие своего создателя, но уже грустит. Уже теряется от одной только мысли, что родителя может не быть не только сегодня, но и завтра. И самое страшное, что и послезавтра родитель может не появиться. И вроде как хорошо, беззаботно должно быть, ведь никто не поругает, не укорит, жизнь так и останется сытна и беззаботна. А вот… что-то не складывается в восприятии всего мира, пропал некий важный элемент. И этот единый детский организм начинает замедляться, теряться в сложности мирского бытия, слишком рано взрослеть и терять свою познавательную, растущую непосредственность.
А сам Верховный целитель детей любил, обожал, умел хорошо обучить, но вот… Дальше как-то и слов недоставало по поводу тех определений, его именно не хватало в отношении к детям. Может, слишком солидный возраст мешал пустить ту искру в толпу ребятишек, которую умел запустить Дмитрий? Может, самого ощущения общности сиротской не получалось ухватить, а впоследствии и сделаться «своим среди своих»? А может, не было той бесшабашности, с которой граф Дин Светозаров Свирепый Шахматный мог завалиться на живот среди пыльного двора и завопить, изображая убитого гипотетической стрелой: «Попал! Я умираю! За меня мои друзья тебя поймают и… уши надерут!» Подобных случаев из жизни графа было немыслимое количество, и ребятня эти случаи рассказывала друг другу вечерами, записывала в тетрадки, приукрашивала легендарными подробностями, добавляла свои стихи и даже порой дарила подобные тетрадки друг другу с соответствующим художественным оформлением в виде розочек и пронзенных стрелами сердечек.
То есть для воспитанников академии, каждого из которых Светозаров знал лично не только по имени, граф Дин был не просто родитель, не просто уважаемый человек, ученый и маг, а такой же сверстник, товарищ, единомышленник, друг, а то и родной по крови брат.
Именно над этими парадоксами глубоко задумался ректор, когда в одном из классов собрался в узком кругу обсудить последние новости по поводу мира Торговцев вообще. Да так глубоко задумался, что его только прикосновением к плечу вернула в действительность сестра графа Елена Светозарова:
— Тител, да ты никак уснул?
— А? Уф! Да как можно?! — вздрогнул Верховный целитель империи, стараясь придать своему лицу уверенный вид и усиленно пытаясь вспомнить последние, только что прозвучавшие слова юного Хотриса. — Думаю, что вот этот самый… мм… процесс распознания вуали очень пригодится нам в дальнейшем. Да! Именно так!
Последние утверждения явно пошли не в тему. Что Елена, что Хотрис с Шу’эс Лавом смотрели на него с недоверием и с подозрением в намеренном издевательстве. Поэтому ректор решил откровенно во всем признаться:
— Ай! Не обращайте на меня внимания! У меня столько разного в голове крутится, что я себе места не нахожу. А тут еще этот ураган в подпространстве!
Наверное, только у него в голове раздался деликатный и нежный голос Эрлионы:
«Папа Тител! Мы тут все за папу Диму переживаем, но, раз собрались обсуждать последние успехи стажеров, будь добр хоть иногда прислушиваться к теме разговора. Хотрис сказал, что теперь уже может рассмотреть створ между мирами издалека, но вот у него при этом страшно начинает болеть голова. А ты лепишь о каком-то процессе и о пригодности его в дальнейшем!»
— М-да! — только и осталось ректору, как повторно развести руками. — Виноват, задумался. Можете меня…
Он хотел сказать «пинать ногами», но вовремя одумался. Но зато ехидно усмехнулся здоровенный баюнг:
— Может, дядю ректора поставить в угол? — И тут же сам рассмеялся. — Да ладно, не надо на меня так грозно смотреть, я ведь добрый по натуре и Динозавру жаловаться не стану, когда он возвратится. Может быть. Но вернемся к остальным вопросам, в том числе и поднятым Хотрисом. Насколько я помню, такие проблемы со здоровьем у юных — особо повторяю! — юных Торговцев случались. В таком случае им рекомендовалось месяц-два вообще не коситься даже на створы и полностью игнорировать их рассматривание даже с близкого расстояния.
— Но у меня глаза сами к ним прикипают! — возмутился стажер из мира Кабаний.
— Все равно выход есть: темные накладки многослойной материи на глаза, — пригрозил гигантским указательным пальцем баюнг своему товарищу. — А если стажеры оказывали непослушание, их на три недели запирали в темное помещение. Хочешь этого?
— А силенок хватит меня запереть? — с наглецой отвечал юный коллега. У него отношение к гиганту такое и осталось, как при первом знакомстве: сверстник, только очень большого размера. И неважно, что за пару недель Шу’эс Лав вспомнил более двадцати лет своей взрослой жизни, превращаясь тем самым в солидного, умудренного опытом мужчину. Все равно какие-то детские комплексы возвращения в этот мир и определенной тогдашней растерянности в нем остались. А преодолевать эти комплексы в свое время помогал как раз Хотрис. Вот и складывалась парадоксальная ситуация, когда сопляк и вдвое меньший ростом мог ляпнуть: «А в нос хочешь?!» — и гигант, могущий растоптать товарища как таракана, просто растерянно и добродушно улыбался в ответ.
Так и сейчас примерно получилось.
Хорошо, что рядом находились иные люди и магическая сущность, которые не позволили отойти от основной темы разговора.
— Ловить никого не надо. — Теперь могучий и глубокий голос Эрлионы слышали все. — Каждый сам выполнит возложенные на него предписания и озвученные рекомендации. А я прослежу за итогами, чтобы потом меня папа Дима не ругал почем зря.
Хотрис и тут скривился, фыркнул, хотя и высказывался скорее из ревности:
— Можно подумать, что папа Дима поставит непослушную, страшно о себе возомнившую и вредную девочку в угол.
Магическая сущность не обиделась, только пригрозила:
— Ничего! Когда-нибудь и ты станешь искать пятый угол в квадратной комнате! — И тут же сменила тон: — А сейчас давайте решать, что будем делать с Еленой. После сотрясения мира она с каждым днем все лучше и лучше видит все створы между мирами. Но самое удивительное, она видит дуги створов с цветовыми оттенками. О таком ни граф Дин не рассказывал, ни Шу’эс Лав не припомнит.
— А почему я только сейчас об этом узнаю? — нахмурился ректор.
— Что нам следовало делать? — фыркнула магическая дочь так, словно она — это по-боевому настроенная женщина, упершая кулаки в бока. — Вылить на тебя ведро воды, когда ты проверял настройки нового кокона-ловушки «Проба-два»? Или отозвать тебя во время проводов умильно рыдающего на твоем плече императора?
— Ну… Шепнуть-то ты мне на ушко могла?
— А зачем? Вот, например, в данный момент ты об этом чуде узнал. Ну?! Какие твои будут действия?
— Не надо мне дерзить и провоцировать на грубости! — стал строже голос Титела Брайса. — Как целитель, я просто был обязан сразу осмотреть Елену. Вдруг у нее какая патология? Или неожиданное осложнение? Порой излишняя цветистость сновидений тоже свидетельствует о тяжкой, знаешь ли, прогрессирующей болезни!
Магическая сущность тяжело и показательно вздохнула, но свои слова донесла только до одного человека в комнате:
«Папа Тител! Ну и кого ты вот только что запугал? Тебе не стыдно? Посмотри на Елену!»
Та и в самом деле сидела как мышка, закусив губу, и уже прощалась мысленно с жизнью. Пришлось ректору делано смеяться и давать задний ход:
— Ну это я так, образно сгущаю краски. М-да, в чисто профилактических, так сказать, целях. Ага! И уже вижу, Леночка, что с твоим здоровьем — полнейший порядок. Даже завидно становится. Ага, честное слово.
Утешил сестру Торговца и баюнг:
— Ну вот, раз уж сам Верховный целитель твоему здоровью позавидовал, то жить тебе вечно. Ну а по поводу твоего умения… Как, например, и в каких цветовых сочетаниях тебе видится створ в зале отправления?
— А я вот даже зарисовала, — оживилась Елена, доставая лист бумаги и пуская его по рукам. — Мне настолько стало интересно, хотя я потом и засомневалась, и несколько раз приходила в зал при разном освещении. Подумала, что это первый раз так лучи солнца играли и переламывались. Но створ в любое время выглядит именно так. А вот тот, что возле конюшен, совсем иначе смотрится. Вот он…
По рукам пошел второй рисунок. Причем на обоих бросались в глаза не только различия в цвете, но и в размещении этих цветов. Но что было характерно для обоих рисунков — четкое разграничение оттенков, словно между ними пролегали ровные границы в виде прямых линий. И все вместе смотрелось как цветовая гамма из различных треугольников, трапеций и неправильных многоугольников. Округлыми формами отличались лишь внешние части створа, имеющего форму лежащего на земле молодого месяца, примерно в четверть луны.
— И что, прямо вот такое все яркое и красочное? — удивлялся ректор, рассмотрев рисунки. Получив от женщины утвердительный кивок, повернулся в Шу’эс Лаву: — А может, и ваши видели цвета, только держали это в тайне?
Баюнг пожал своими огромными плечами и в сомнении покосился на свою потенциальную коллегу:
— Лена, ты не подумай, что я на тебя намекаю, но в моей памяти есть только один подобный случай. Я вам уже рассказывал про тех, у которых не выдерживало сознание, они повреждались разумом после неприятных стрессовых ситуаций в межмирском пространстве, и излечивать их не удавалось. Конечно, таких случаев было всего пять или шесть, но я сейчас о другом. Так вот один из сумасшедших, когда обретал относительное и временное прояснение ума, твердил, что видит створы в цвете. Но он также твердил и про Опорную Станцию, которую он якобы отыскал непосредственно в нашем секторе вселенных. Что интересно, каждый раз его память несколько меняла координаты, и хотя проверялись тысячи раз любые точки, Станцию Водоморфов так и не отыскали, а того несчастного окончательно признали невменяемым и отправили доживать на родину. И там…
Неожиданно великан замер, что-то в озарении припомнив. Но так как его никто не торопил, он вначале все продумал и только потом выдал свою идею:
— А ведь я отлично знаю этот мир, вернее не так его, как само место, где он находится. Испокон веков там не было Торговцев, этот сумасшедший единственный. Почему у меня и мелькнула мысль: а что, если он до сих пор там проживает?
— Разве такое возможно? — подала голос Эрлиона.
— Если он не делал попыток шагнуть в иные миры или его не убили по какой-либо причине его земляки, то мог и прожить все это время. Полторы тысячи лет — для Торговца не предел. Тем более если он просто ведет жизнь ничем не интересующегося отшельника. Можно будет туда мотнуться и проверить.
— Ну и какой нам от него будет толк? — удивился Хотрис со своей юношеской непосредственностью. — Если он не только от старости рассыпается, но еще и с умом не дружит.
Шу’эс Лав проигнорировал вопросы приятеля, обращаясь теперь в основном к Тителу Брайсу:
— Среди нас были гениальные ученые и не менее гениальные врачеватели. Да и любой Торговец имеет возможности лечить и даже омолаживать. Но все равно таких вот умений, как у вас и, пожалуй, у Эрлионы, не было ни у кого. Что, если в этом замке удалось бы того коллегу подлечить? Он ведь так невероятно много знает.
— Конечно попробуем, — согласился ректор без колебаний. — Но уже после прекращения урагана и возвращения твоего наставника.
Он как бы специально подчеркнул статус одного и другого, чтобы у баюнга и мысли не возникало попробовать переместиться в известный ему мир без разрешения графа Дина.
— Но возвратимся к тебе, Елена. Надеюсь, ты не делала попыток заглянуть через створ в подпространство?
— Нет, конечно. Мне даже подумать о таком страшно.
— Вот и правильно. Без Дмитрия туда не встревай. А лучше всего во время перерывов в учебе зарисуй и остальные створы. Один где-то в спальнях твоего брата, и несколько по всей долине разбросано.
— Хорошо! — слишком живо и радостно отозвалась Светозарова.
И уже в следующий момент в голове ректора зазвучал встревоженный голос Эрлионы: «Мне кажется, она намерена облетать долину на Вихре. Как бы чего не случилось».
На что Тител искренне удивился: «Как это? Он ведь еще маленький?!»
«Заработался ты и ничего вокруг не видишь. Пегас вымахал уже в полтора раза больше своей мамаши и такие круги нарезает над конюшней, что мастер Хитс чуть в обморок не падает при этом и хочет посадить летающего коня на цепь. А Елена запрещает. Кстати, Вихрь только ее и слушается, на зависть юному Хотрису, и уже пару раз поднимал в небо. Правда, до сих пор не было повода облететь всю долину. Ну а теперь… сам понимаешь. Да ты сам спроси!»
Пришлось Верховному целителю и в самом деле поинтересоваться:
— Леночка, ты никак на пегасе собралась лететь?
От такого вопроса в лоб сестра Дмитрия несколько стушевалась, но тут же взяла себя в руки и ответила вопросом:
— А что?
— Ну как что! Это опасно.
— Никакой опасности, я держусь крепко, и Вихрь летит очень плавно.
— Да и слишком он еще молод, неокрепший, так сказать.
— Ничего подобного! Он уже сильный и взрослый. Я уверена, он даже двоих всадников поднять может.
На что тут же откликнулся заинтригованный великан баюнг:
— Так это значит, что и я могу полетать?
— Ничего это не значит, — тут же возразила Елена. — Тем более что ты весишь как три человека.
— Неправда! Двести десять килограммов — это как двое мужчин, — началась перепалка.
— Под словом «человек» я имела в виду женщин. Что при умножении на два как раз и получается половина твоего веса.
— А я сам у Вихря спрошу!
— Только посмей к нему приблизиться!
Спорщиков заставил умолкнуть укоризненный голос Эрлионы:
— И чего вы так расшумелись? Пока что пегас вообще к себе никого, кроме Елены, не подпускает, так что он и сам сообразит, как ему и кого поднимать в небо. Меня вот больше интересует такой вопрос: а меня бы ты, Леночка, не смогла научить видеть те самые цвета?
— А как я буду тебя учить?
— Не знаю. Будем общаться мысленно, и я буду подстраиваться под твою ауру и твои чувства. В теории должно получиться.
— Постой, — вскинулся баюнг, посматривая на потолок, где для него как бы и обитала магическая сущность. — Так ты что, тоже можешь видеть створ между мирами?
«Как он забеспокоился! — мысленно обратился к магической дочери ректор. — Не обидится за твое самопроизвольное учение?»
«Это я как раз специально проговорилась, чтобы посмотреть на его реакцию», — ответила Эрлиона мысленно папе Тителу и только потом стала говорить вслух:
— Да вот, как-то попробовала, и у меня получилось. Только было неудобно напрашиваться к тебе на уроки, хотела дождаться Дмитрия вначале.
— Что за глупости?! В любом случае наставник сразу бы тебя заставил посещать мои уроки. И я заставляю, как имеющий на это право преподаватель.
— Ой, значит, можно?
— Не то слово! Нужно! Да и мне самому интересно: как это у тебя все конкретно получается?
Но ректор уже резко встал со своего кресла, завершая итоги собрания будущих Торговцев уже на ходу:
— Дальше решайте вопросы без меня, и так засиделся тут. Ну и старайтесь всегда и везде координировать свои действия с Эрлионой. Если что, она и меня поставит в известность по поводу любых осложнений. Ну а я бегу к нашей группе математиков: приходится помогать высчитывать Дасашу намечающуюся схему разборки сокровищницы.
Все уже знали, что сокровища императорской казны отыскались и Прусвет начал интенсивную выемку тех предметов, которые не спеклись с общей массой и не были задействованы в получившемся магическом контуре. Сам контур следовало разбирать очень осторожно и деликатно. При ненужной спешке, как предполагал молодой гений на предварительном этапе вычислений, ураган в межмирском пространстве мог только усилиться. Дело подсчетов оказалось невероятно сложным, поэтому Дасашу Маххужди помогали издалека все лучшие математики Свирепой долины. Ну и естественно, в их числе сам Тител и Эрлиона.
Жизнь в Свирепой долине продолжалась в обычном режиме, насыщенном работой, маленькими радостями свершений и новыми научными открытиями.
Назад: Глава тридцатая МЫТАРСТВА ГЕГЕМОНА
Дальше: Глава тридцать вторая РАЗОБЛАЧЕНИЕ ПЛУТОВКИ