Глава тридцатая
МЫТАРСТВА ГЕГЕМОНА
Примерно через полтора суток пути Крафа немного разобрался в самом понятии суток для данной местности. Похоже, это еще был не самый жаркий экватор планеты, а, так сказать, умеренная зона. Что уже давало повод для радости и оптимизма. Ночным временем суток можно было назвать ту треть времени, когда светило только одно солнце. Ну и гипотетический полдень — когда все три светила пылали на небосводе одновременно. В такое время ни спрятаться, ни присесть, ни прилечь было невозможно. Следовало только упорно идти и стараться не сбиваться с прямой линии.
Понятно, что при такой титанической нагрузке на организм на магических силах даже всесильный покоритель вселенных долго бы не протянул. Тут его запасливость и неприхотливость в пище сыграли невероятно важную роль. Вдобавок огромный головной убор из перьев оказался чуть ли не решающим фактором. Благодаря ему в теле удавалось поддерживать сравнительно приемлемую температуру. Использовать внутренние силы на охлаждение получилось бы лишь при полном бездействии. Но ведь следовало идти к горам!
Вот Гегемон и шел. Скрипел зубами, костями и злобными мыслями, но шел без остановки. Даже есть старался на ходу. Только и помогали не сойти с ума упоительные мысли о предстоящем мщении. И всплывающие в памяти уникальные пытки, длительные мучения, которые он и применит к виновникам своих нынешних бедствий.
Порой мысли обретали должную стройность, и тогда Крафа пытался прикинуть, куда его занесло, подсчитать шансы на свое спасение. Шансы оставались вполне высокими при двух условиях: дойти до гор и найти там условия для жизни; и как можно скорейшее замирание урагана в межмирском пространстве. Когда великий завоеватель вселенных заглянул в попавшемся на пути створе на тропы между мирами, то заметил тенденцию бушующих там ужасов к успокоению. Правда, подсчитать период нужного успокоения являлось делом пока бессмысленным, но то, что покой когда-нибудь обязательно наступит, было очевидно.
Ну и самое главное, краеугольное звено в цепи спасения — дойти!
Горы, как выяснилось со временем, были очень большими. И по этой причине расстояние до них оказалось сильно обманчивым. Если в начале пути Крафа рассчитывал дойти к ним часов за пятьдесят, то после истечения этого срока он мечтал дойти хотя бы за сто. Потому что горы все становились выше и выше, но не приближались. И только после сто десятого часа пути, по своему внутреннему счетчику времени, узурпатор всемирной власти вошел в первое подобие густой тени, куда не доставало ни одно из солнц этого проклятого мира. А еще через три часа он отыскал первую пещеру, заполз на не контролируемую сознанием глубину и забылся в блаженной истоме сна. Часов десять проспал как убитый и только потом очнулся от осознания двух вещей: не осмотрелся и не поел. И если с едой, которой и так осталось два кусочка окаменевшего мяса, — дело простительное, то вот настолько безалаберно отнестись к собственной безопасности считалось немыслимым.
— Неужели я стал таким старым, — ворчал Крафа, рассматривая в кромешной темени подземелья довольно уютную пещерку и ведущие из нее в разные стороны три выхода, — что мне стало все равно: съедят меня сонного или проснувшегося на жертвенном огне? Да нет, это так меня эта проклятая пустыня выжала. О! Кстати! Надо будет несколько сотен виновных забросить к тем самым горам крокодилов и прочих тварей, а потом вести документальную запись со всех сторон, пока самый последний из них не издохнет! А потом еще и другим показать фильмец с должным комментарием. Вот это будет поучительно! И я почему-то уверен: ни один из них не дойдет до гор. Ха-ха!.. Так, а это что такое?..
Впервые он рассмотрел следы, подтверждающие наличие в этих горах сейчас или в неизвестном прошлом разумной жизни. На одной из стен, на довольно ровном участке, виднелись аккуратно ровные линии, образующие не то гексаграмму, не то схему какого-то лабиринта. А может, и чертеж какого-нибудь местного Архимеда, который тот увековечил для своих потомков.
Попутно доедая жалкие крохи оставшегося мяса, Гегемон приблизился вплотную и своими умениями проверил высохшие остатки краски. После чего замычал с досадой. Получалось, что этому рисунку много тысяч лет. Как минимум пять, а то и все десять. Для более точного определения нужна была химическая лаборатория.
«Коль тут так темно, — пошли рассуждения, — глаза не нужны. Только неимоверно развитый слух и уши типа локаторов. Если у местных аборигенов отсутствовали глаза, то зачем им рисунок? Еще и двухцветный? Значит, глаза у аборигенов были. Но тогда где копоть от факела? Или от костра? По логике должно быть освещение, рисунок выполнен очень тщательно, даже нечаянные потеки зачищены. А копоти нет! Нигде. А значит, до чего я, такой умный, додумался? Что я гений? Так я это давно знаю. А вот то, что они могли смотреть и видеть точно так же, как и я, не радует. Да-с! Очень не радует. Получается, что эти обезьяны либо имели с собой электрический свет, либо владели магией. И, продолжая логическую цепочку, могли наведываться сюда временно. Зачем? Может, прятали чего? Тогда не страшно. А вот если выкинули что ненужное да вредное? Как некий неведомый мне коллега — тех крокодилов в пустыне? Тогда тут желательно долго не задерживаться. Хотя… Вроде ничего опасного не чувствую. Да и подкрепился малость. А значит, пора двигаться вниз, на глубины. Искать воду, мох, грибы, пауков, слизней и… Чем там еще питаются лишенцы типа меня?»
Сейчас Крафа перекрыл в своем сознании воспоминания о любой мыслимой и немыслимой пище, которую ему готовили лучшие повара всех миров. А потом подавали в любое время и в любое место десяток самых обольстительных служанок, собранных за идеальную красоту со всех вселенных. Потому что если допустить эти яркие воспоминания в мозг, то только и останется, что завыть от тоски и биться головой о каменные стены. Помогала в этом и специально накачиваемая злость на самого себя, и откровенное издевательство, высказываемое вслух:
— Так тебе и надо, зажравшийся кабан! Почил на лаврах — так теперь жри пауков! Привык спать на перинах и женских телах — так теперь ломай свои ребра об острые камни! Привык одним шагом прыгать в любой мир — так стирай свои ноги теперь о песок пустыни! Ха-ха! И сразу настраивайся на месяц, а то и два суровой диеты на одних лишайниках! Кстати, неплохо было бы еще эти лишайники отыскать вначале. Ага! И перья эти с головы снять, достали уже своей вонью! Фу! Какая гадость!..
Часа три прошло в подобных проклятиях и блужданиях по безжизненным, без единой капли влаги пещерам, проходам, тоннелям и гротам. А потом Гегемону все-таки повезло. Вначале он ощутил желаемую сырость, которую легкий сквозняк вытянул из ничем не примечательного провала. Потом умение прекрасно ориентироваться в любом лабиринте вывело его на нужной глубине к нужному месту. А вскоре уже и глаза рассмотрели в конце довольно длинного пологого спуска чернеющую гладь водной поверхности. Чтобы не побежать и ненароком не зашибиться по пути вниз, приходилось сдерживать себя всеми остатками умирающей воли. А потом еще и минуту тщательно проверять ту жидкость, которую тело уже пыталось пить через поры кожи рук. Умение различать подавляющее большинство опасных ядов не подвело и выдало вердикт: несмотря на несколько странную добавку местных минералов и солей, воду можно пить.
— Блаженство!.. Истинный рай!.. Как хорошо!..
Эти слова непроизвольно вырывались из глотки всемирного диктатора в перерывах между питьем и окунанием тела целиком в неглубокую, в общем-то всего по колено, громадную лужу. Он плескался в ней, как свинья, переваливаясь с боку на бок и со спины на живот и совершенно забыв, что на нем многочисленные одежды из отвердевшей, ссохшейся, но страшно вонючей кожи неведомых тварей. Разве что сверток с перьями остался лежать на берегу этого мини-озерка. Но когда в конце концов и это сообразил, не стал переживать о явно испорченной воде. Раз есть одно озеро, обязательно отыщется и другое! И наверняка гораздо большее. И скорее всего — не пустое, как это.
— Ну правильно, — выползая на берег и отряхиваясь, как собака, проворчал Крафа. — Извечный круговорот дерьма в природе! Вначале дайте выспаться, потом желание попить, а потом наваливается волчий голод. Человек рвет что к нему ближе, набивает брюхо и заваливается спать. Потом опять пробуждение и новый виток загаживания природы. Ха! Тоже мне, венец творения! Вот он я, повелитель миров, — и счастлив, что удалось напиться из вонючей лужи. Фу! Вот же гадость! Ладно, потащим свой желудок на поиски корма, хотя бы мха какого отыскать. Так и оленем стать недолго. Кстати, мясо того лося меня спасло, значит, я теперь тоже лосем стану? Ха-ха! Вот буду экзотично смотреться с рогами!
Постоял немного над озерцом, подумал. Набрать воду было не во что, сборник крови был давно опустошен и выброшен в пустыне. Импровизированный рюкзак вонял так, что можно было отравиться, испив из него жидкость, некоторое время там пролежавшую. А уйти слишком далеко и не отыскать чего лучшего? Но решил, что в случае возвращения на это место не заблудится. Память до сих пор отчетливо фиксировала всю пройденную дорогу по пещерным лабиринтам, и в случае крайней необходимости он бы мог выбраться на поверхность всего за один час.
— С этим дело решенное. Двигаюсь дальше. А вот на тропинки заглянуть бы не помешало. Правда, я давненько створ не встречал, но уж как-нибудь и без него обойдусь. Только одним глазком…
И был неприятно поражен, когда ни одним, ни вторым, ни двумя глазками сразу не удалось заглянуть в межмирское пространство. Уже сатанея от нехороших предчувствий, смело шагнул — как всегда, когда переносился в иные миры. Да только шаг получился вполне обычный для самого обычного человека: только перед собой. Ну и понятно, что первые обвинения понеслись все в ту же пустоту между мирами:
— У-у-у-у! Да что же там творится такое?! То ураган, теперь вообще дверцу прикрыли?! Такого не бывает! И не было! И не будет! О-о-о! Будьте вы все прокляты!!! — И тут же резкий переход на вполне спокойный тон, неожиданный даже для самого себя. — Ничего, дайте мне только брюхо чем-нибудь набить вначале, а потом я с вами со всеми разберусь.
