Глава двенадцатая
Ломка
Что такое наркотики и чем страшно потом привыкание к ним, Федор знал с детства. Отец подобному воспитанию уделял довольно много времени. Как и разъяснению, что человек, употребляющий любую дурь, – практически сразу превращается в труп. Дата его уже обозначенной смерти зависит лишь от нескольких, порой совершенно независимых от воли самого наркомана, факторов. Но умрет он обязательно. Что бы ни случилось.
Это так отец убеждал. Чуть позже Федор успел почерпнуть в книгах другой постулат: если у наркомана еще остались сильные запасы воли, то при усиленном лечении он все-таки может вырваться из порочного круга. То есть шанс вернуться к нормальной жизни у соображающего человека оставался всегда. Хуже, когда соображение отключалось полностью и навсегда.
В его случае все было до ужаса не так. Хотя парочка общих тенденций этого порока и сохранилась. Во-первых, сам он на первые приемы шауреси и не подписывался, и не соглашался. Его нагло, коварно и беззастенчиво использовали как бездумную, ничего не соображающую куклу.
Во-вторых, сила воли у него еще оставалась огромная, и он бы, наверное, смог бы и сам избавиться от зависимости к наркотическому нектару, но вот подключить к этому свои магические силы Шабена не получалось. После несправедливого приговора и продажи в рабство, а вернее, с самого первого дня ареста его насильно пичкали эликсиром пасхучу, тем самым средством, при попадании которого в желудок вс е магические уровни, кроме первого, аннулировались.
В-третьих, наркотическая зависимость, скорее всего, стала полностью необратимой. Достаточно ему было увидеть вожделенный флакончик в руках у своей очередной хозяйки, как сознание отключалось, тело переставало слушаться, а рот сам просительно открывался в немом желании получить новые капли истинного блаженства. В краткие перерывы между горячечным бредом наркотического существования и сна он просыпался и с содроганием осознавал, что даже не в силах ничего делать по собственной воле. Организм продолжал повиноваться лишь голосу рабовладелицы и безропотно выполнять все ее прихоти. Говорили ему сидеть, он мог так и не встать целый день с одного места, говорили ему есть, он насыщался порой до безобразия, потому как не мог сам остановиться. Но больше всего он готов был провалиться в нирвану безумия, когда ему показывали розовую бутылочку и начинали ласковым, игривым голосом убеждать, что он соскучился по любовным утехам. Причем когда его на это «приговаривали» человеческие женщины, то хоть как-то были еще понятны их низменные чувства. Но вот после перехода в руки какой-то демонессы, которую он видел лишь как контурные сгустки тела, присущие древесным, в голову Федора стали закрадываться мысли о самоубийстве. Особенно в тот момент, когда он просыпался в неизвестно каких объятиях и хоть чуть-чуть осознавал самого себя. Мало того, когда он узнал возраст использующей его демонессы, то даже жесткий приказ не смог его несколько дней сдержать он непроизвольной рвоты. В горячечных фантазиях его извращенная хозяйка из демонического мира походила на Бабу-ягу из страшных сказок.
Ну и в-четвертых, наибольший удар по его психике нанесли сведения, полученные во время пребывания в рабстве у третьей хозяйки, графини Чизы Бонекью. Он как-то отходил от наркотического угара, лежа на толстом ковре в малой гостиной, и подслушал длинный спор наперсниц графини о сути сексуальных рабов, их пристрастиях к дозам нектара и продолжительности жизни. То, что подобных бессловесных, но живых кукол называют саброли, Федор уже знал. В последнее время к нему все чаще только так и обращались. Хоть и подкрашивали это оскорбительное слово ласкательно-уменьшительными эпитетами: маленький, нежный, страстный, игривый или нетерпеливый. Но вот то, что они уже через год после применения шауреси переставали помнить свое собственное имя, повергло в шок. И дальше даже не осознавали, как и к какой новой хозяйке они попадали. К сожалению, и это оказалось не самым страшным: верхом цинизма местного рабовладельческого строя считалось мнение, что скармливанием наркотика богатые женщины дают истинное счастье выбранным мужчинам, продлевая их жизнь в полном расцвете молодости до шестидесяти лет. Потом, как правило, саброли умирали от разрыва сердца во время любовных игр.
И вот эти болтливые наперсницы жеманно рассуждали, мол, какое это неизмеримое удовольствие уйти из этого мира в любящих объятиях. После подобного осознанного маразма даже брошенное вскользь утверждение, что мужчина опять может превратиться в нормального всего лишь после двухнедельного перерыва в приеме нектара и при надлежащем лечении, ничем не порадовало. Ни подобного перерыва, ни надлежащего лечения проданному за преступления в рабство чел овеку не светило. Получалось, что если помощь не придет извне, то даже надеяться на смерть в ясном сознании не придется. Братья и сестра помочь не смогут, оставался только отец. Но вот когда он сможет достичь далекого королевства Колючие Розы? И сможет ли вообще совершить такое путешествие?
Некой зародившейся астральной связи с отцом Федор так и не успел прочувствовать. Скорее всего, именно потому, что к тому времени, как она стала образовываться, его уже незаметно подкармливали шауреси. А чуть позже он вообще перешел в разряд саброли и стал скатываться в яму безумия.
Пребывание возле демонессы, где для него специально по всему замку разложили поддерживающее покрытие, вообще походило на пытку. Подвешенный в мерцающем пространстве, на большой глубине смутно различимых пещер человеческого мира, он с парализующим ужасом рассматривал пятна и контуры других демонов и каждую секунду ощущал возле себя невероятную магическую мощь хозяйки. Только один раз что-то в его ежедневном ритме нарушилось, он резко провалился вниз, а масса демонических сущностей остались чуть выше и явно стали убивать друг друга. Потом опять все померкло в наркотическом угаре, и только по невероятной случайности ему на целых двое суток забыли дать пасхучу. Как он понял, этим каждое утро занималась погибшая наперсница, а престарелая хозяйка просто упустила из виду, что ответственная соплеменница никем не заменена. Само собой, что силы Шабена за такой короткий срок к землянину никак не могли вернуться, да и спаивание его нектаром шауреси продолжалось чуть ли не с большим усердием. Видимо, престарелая княгиня искала в слиянии с саброли некоторого утешения, погашая всплеск гневной ярости после покушения. Зато хоть немного прояснилось в мозгах: организм сам попытался бороться со сковывающей его отравой.
Именно во время одного такого просветления Федор выплыл из тяжелого сна, пытаясь осознать, где он и что происходит вокруг. С ноющими от ломоты внутренностями, с трудом усевшись на широкой кровати, стал осматриваться. Увы! Все то же подвешенное состояние княжеских хоромов демонессы, натянутые по полу спальни, стенам и потолку полотна-потайки для его личной поддержки, а за ними внушительный участок чистого пространства. Хозяйка, покидающая свой замок, не оставляла своему любимому рабу даже гипотетического шанса на побег. Мало того, даже попытки проскользнуть между полотнами, упасть вниз и разбиться о дно расположенной вокруг пещеры были обречены на провал. Спальню задрапировали со знанием дела, да и нереально воздействовать на чужую магическую ткань Шабену с первым уровнем. Ко всем остальным бедам врожденные таланты у Федора так и не проснулись в этом мире, а может, их у него и не было, а если и были, то какие они и в чем могут помочь, выяснить до ареста он не успел.
Федор заставил себя слезть с кровати и в героических попытках обошел всю спальню. Как и следовало ожидать, ни единой лазейки! Бездумный взгляд выхватывал чуть ниже, по сторонам, контуры других демонов. Видимо, это слуги или охрана, которым в отсутствие хозяйки запрещалось приближаться к главной спальне. А значит, ни попить, ни поесть рабу принести никто без приказа не удосужится. Особенно мучила жажда. Видимо, организм сам пытался интенсивно вывести вредные наркотические вещества, но для этого следовало выпивать каждый день как минимум ведро, но рабовладелица вообще не озаботилась для человека хоть какими-то напитками. Слишком привыкла, что он и ел и пил только по ее указке. Ни позвать слуг, ни сигнал им подать… воистину состояние хуже рабского…
Уже собираясь в бессилье рухнуть на кровать, Федор обратил внимание на три несколько иные демонические сущности. Если в замке княгини в числе слуг преобладали древесные, то эти сразу выделялись тем, что принадлежали к мокрастым. Да и двигались они странно, зигзагами, словно намеренно стараясь не попадаться на пути у слуг и не сталкиваться с рассеянными повсюду охранниками. Мало того, в самом опасном месте они однозначно набросились на стражу и убили пару древесных. Потому что тела тех сразу стали таять для видения человека. Вот именно в тот момент в голову раба и ударила молнией мысль: «Они явно пришли за мной! Это спасатели! Их наверняка нанял отец! Неужели наступает конец этому кошмару?!»
Заметив приближение троицы мокрастых демонов, парень изо всех оставшихся сил стал стучать в стены и кричать. Ведь наверняка это Шабены более высоких уровней, которые могут не только слышать, но и физически перенести человека в другое место. Кажется, его слабые крики и в самом деле ускорили дело. Все три спасателя ворвались в спальню, без всяких разговоров или ответов на сыплющиеся вопросы накинули на него сеть-потайку, вскинули на плечи и поволокли к свободе. Причем наверняка при этом использовали нечто усыпляющее. А может, и двадцать первым уровнем из них кто-нибудь обладал, при котором усыпить человека проще простого.
И как Федор ни сопротивлялся уходу из действительности, больше он ничего не запомнил. Проснулся он уже в совершенно ином месте. Причем роскошная обитель явно принадлежала людям. Что уже само по себе вселяло оптимизм. Но зато другой вывод опять вверг его в пучину пессимизма: спальня явно принадлежала богатой женщине. Уж таких гнезд разврата он предостаточно насмотрелся в последнее время. Отец ни за что бы его не положил выздоравливать в таком месте, а значит…
Находящаяся в поле зрения входная дверь стала беззвучно открываться, и парень постарался максимально расслабиться, притворяясь спящим. Вдруг его оставят в покое и у него появится хоть чуток времени для предварительного осмотра? Кажется, получилось. Два женских голоса стали шептаться между собой, но при этом большинство слов все-таки долетало до слуха притворяющегося спящим землянина. И суть этого шепота ему дико не понравилась: оказывается, он опять попал к очередной рабовладелице! Только та не просто выкупила саброли у демонессы, а нагло и бесцеремонно похитила. Если бы не трагичность положения, Федор расхохотался бы в полный голос: он явно становится популярным. Ради него идут на преступления, а это даже рабов поднимает в собственных глазах.
Но пока он максимально напрягал слух, пытаясь расслышать каждое слово, запоминал тональности и тембр голосов, брошенные вскользь имена и прикидывал называемые сроки. Когда женщины ушли, он так и остался на кровати, памятуя о разложенных вокруг кровати коврах, готовых сигналами предупредить новую хозяйку о проснувшемся саброли. Судя по мелодичному голоску, дамочка могла оказаться молодой и симпатичной, но ведь и у княгини голос буквально изобиловал чувственными и томными обертонами. Но когда он узнал, сколько ей лет, его стошнило, как никогда…
Вот и сейчас воспоминания о демонической Бабе-яге вызвали у него рвотные потуги, и только благодаря пустому со вчерашнего дня желудку шикарная постель осталась неиспорченной. Но зато при этом все более и более возрождающееся сознание стало работать с явным ускорением.
«Если меня уже два дня не кормили пасхучу, то мне надо лишь продержаться еще только два. Ну максимум три. А как мне это сделать? Есть только одна возможность уменьшить воздействие: как можно быстрее после приема вывести эликсир обратно. А потом целый день пить, как слон, ведрами. Только вот получится ли это у меня? У прежних хозяек надзор был строгий: одна служанка поила, два амбала жестко удерживали. Лишь после глотания и открытия рта, убедившись, что за щеками ничего не осталось, отпускали. Как здесь ко мне отнесутся? Что-то эта озабоченная баронета… как ее… ага, Коку! Никак мне на память не приходит. Какие-то оргии в доме второй хозяйки и в самом деле припоминаются, но, скорее всего, она меня и в ту ночь просто украла и воспользовалась тайно. Видать, та еще прорва!.. Но опять-таки, мне терять нечего, и почему бы не воспользоваться этим странным, жгучим желанием мной попользоваться? Вдруг мне удастся сделать вид, что я воспылал к ней страстной любовью с первого взгляда? А еще лучше, что якобы помню божественное соитие во время той самой оргии? Если она и в самом деле “озабоченная”, то может и поверить. Главное, усыпить ее бдительность, добиться отсрочки применения шауреси, а в идеале уговорить ее вообще отказаться от наркотика перед любовными игрищами. Я бы тогда хоть соображать лучше стал и с большей пользой контролировал свое покалеченное нектаром тело. Как бы еще более полно разобраться в воздействии этого шауреси? Я ведь ничего не помню, что со мной происходит. Только смутные калейдоскопы образов и дикий, нечеловеческий восторг… М-да… И пить! Как я хочу пить!»
Он осторожно привстал, озираясь по сторонам, и его поиски увенчались успехом: не так далеко, на одном из столиков у стены, находились несколько кувшинов с напитками и парочка ваз с сочными фруктами. От увиденного изобилия в горле пересохло так, что даже обычный воздух царапал внутренности и с трудом проникал в легкие. Да вот беда, стоит лишь встать на коврики (знать бы еще, как они выглядят!), как сразу примчится озабоченная хозяйка. Даже если она и не Шабен высокого уровня, то наверняка имеет какой-нибудь действенный «поводок» для саброли и не замедлит им воспользоваться. А времени на просьбу о питье может и не хватить, успеть бы объясниться в страстной любви да избежать новой дозы шауреси.
Поэтому Федор задействовал сообразительность в полной мере: встал ногами на тумбочку, потом перебрался по широкому креслу, прошагал босыми ногами по роскошному зеркальному трюмо, на мраморной поверхности которого теснились шкатулки с драгоценностями, шагнул на широкий диванчик и уже оттуда с изможденным хрипом дотянулся до первого кувшина. Стараясь не пролить и капли на дорогую ткань дивана, выпил все. Потом уже более неспешно оприходовал второй кувшин. И вполне естественно, в организме пробудились не менее естественные надобности. Благо еще, что до ванной комнаты оставалось всего три шага и перепрыгнуть последнее ковровое покрытие не составило труда. Облегчившись, первым делом осмотрел высокое окно: слишком узкое, даже последний дистрофик не протолкнется. Да и высоко с той стороны, метров шесть, не меньше, до земли. Пришлось возвращаться к кровати, хотя от третьего кувшина тоже не смог удержаться, выпил до дна.
«Интересно, что теперь будет? Свалят вину на слуг или сразу меня заподозрят? Лучше бы на слуг… Но тогда мне с первого движения придется сосредоточивать взгляд баронеты только на себе, а… а там видно будет…»
На обратную дорогу по мебели ушло еще больше времени. Если бы Федор находился в прежней форме, то такую прогулку проделал бы быстро и с завидной обезьяньей ловкостью. Теперь же его шатало от слабости, и пару раз он был близок к падению на пол. Видимо, и вес трех кувшинов с напитками совсем не способствовал повышению баланса тела. На кровать рухнул с красными кругами перед глазами и некоторое время потратил на то, чтобы отдышаться. На него накатила волна паники.
«Кошмар! Получается, что вскоре я без шауреси и десяток раз присесть не смогу?! Откуда же силы во мне берутся для страстного секса? Вернее, откуда мне их взять на предстоящие любовные утехи? Не глотая наркотик?! Вот это влип! И так кругом полная, насквозь проржавевшая гайка, так еще и половое бессилие одолеет в самый нужный момент… Ох! И это ведь не все! А если вдруг эта воровка Коку ко всему прочему окажется еще и отвратной на вид? Да тогда меня хоть на куски режь, но никакого любовного взгляда не выдавишь, а явную ложь даже сильно озабоченная сразу почувствует. У-у-у! Что же мне делать? Я и минуты не смогу притворяться. Если бы она хоть симпатичной оказалась! Но, судя по рухнувшим на меня неприятностям, удача отвернулась от меня окончательно… Хотя нет: я ведь от души напился! Ну да, и пасхучу два дня не употреблял… Сознание вон просветлело… От Бабы-яги демонической меня унесли… Ха! Да если хорошенько вдуматься, то черная полоска вроде как заканчивается. А? Неужели белая начинается? Тьфу-тьфу-тьфу! Только бы не сглазить! И только бы эта баронета оказалась хоть немножко приятной… Даже нет, не так: хоть не совсем страшной! А для настройки лучше всего представить себе совсем другую женщину. Только вот кого? Кто у меня был во время учебы самой соблазнительной и желанной? Ну да, кажется, Элла… Э-эх, и где же ты, желанная Эллочка?..»
Пять лет обучения вместе с семьей на островах Рогатых Демонов замелькали перед глазами в калейдоскопе воспоминаний. Можно было с уверенностью утверждать, что Федор пользовался в Мастораксе Знаний наибольшей популярностью у девушек и даже женщин, несколько старше по возрасту. Отец, конечно, не слишком потворствовал похождениям среднего сына, да и всегда старался напоминать о личном примере для младшего брата и сестры, но тем не менее и строгостей особых не проявлял. Главное – чтобы не в ущерб учебе, а так как Федор являлся самым умным, несомненным «мозгом» всей семьи, то учеба давалась ему легко. Следовательно, времени на ухаживания за девушками вполне хватало. Да и ухаживать особо не приходилось. Довольно было лишь с придыханием проговорить парочку комплиментов, томно заглянуть в глаза очередной избраннице, трепетно прикоснуться к ее податливому телу, как очередной студенческий роман опалял создавшуюся парочку своей страстью. Расставался со своими временными подругами Федор тоже весьма легко и, к удивлению родственников, без особого скандала. Просто печально говорил, что будет помнить о ней всегда, но обстоятельства и долг перед родиной не позволяют продолжать такую желанную для него связь. Девушек это, как ни странно, по большому счету удовлетворяло, и с тяжелыми вздохами и печальными глазищами они расставались с чернявым парнем.
Алексей, пожалуй, больше всех пенял на это среднему брату:
– Ох, и побьют тебя, Федюньчик, когда-нибудь, ох и побьют!
Зато младший, Виктор, всегда защищал «мозг» семьи и восторгался им:
– Он молодец, все правильно делает. Вот вернемся на Землю, и ему будет что вспомнить. Не то что нам, монахам-отшельникам…
И вот, пожалуй, во время пребывания в Мастораксе только с одной девушкой пришелец с Земли провел наибольшее количество совместных вечеров. Он с ней даже расходился и сходился пару раз, потому что красавица и в самом деле считалась чуть ли не самой лучшей. А своей фигуркой Элла могла свести с ума кого угодно, и воспоминания о самых приятных часах услужливо выстроились в очередь перед закрытыми глазами готовящегося к обману саброли.
Когда входная дверь спальни опять стала беззвучно открываться, Федор успел и отдохнуть, и должным образом настроиться на предстоящее действо, и продумать каждое слово своего пылкого признания. Но действительность поразительно превзошла самые смелые ожидания. Воспоминания о прекрасной Элле постыдно померкли и испарились. Рассмотрев приближающуюся баронету Мелиет, облаченную в шикарный летний костюм властвующей амазонки, парень вскочил на кровати, словно подкинутый пружиной, и рычащим от страсти голосом прошептал:
– О моя несравненная Коку! Как долго я ждал этого момента! Ну почему ты меня не выкрала раньше? Я ведь мог без тебя сойти с ума! С той самой ночи я мечтал только о тебе! Каждая минута, прожитая без сияния твоих глаз, мне казалась невыносимой мукой…
Прыжок с кровати, и баронета с закрывающимися от восторга глазами оказалась в нетерпеливых мужских объятиях. А когда новый любовник с телесной дрожью уложил женщину на кровать, продолжая при этом осыпать потоком самых пылких признаний и комплиментов, она вполне сознательно припрятала флакончик с розовым шауреси в один из плотно закрывающихся карманов своего костюма. Что-то ей подсказывало, что и так она сейчас получит ожидаемое удовольствие. А может, даже и нечто большее…
