Оставшись одна, Шаммурамат по запаху отыскала костровище, у которого еще совсем недавно грелись сидевшие в засаде сирийцы. Место было укромное, вдали от тропы, под вывернутой с корнем сосной. Женщина долго вглядывалась в затухающие, кроваво посвечивающие угольки и вспоминала то утро, когда, схваченная волосяной петлей, упала в объятья Нинурты.

Этот миг перевернул ее жизнь, обернулся долгим бесценным счастьем. Теперь Иштар требует оплатить долг. Она пристально смотрят на нее, смертную женщину, посмевшую назваться дочерью звезды.

Надо идти, но подняться сил не было. Хотелось еще посидеть, еще чуть — чуть помечтать, вспомнить все до секундочки, до последнего волоска на бороде любимого человека. Затем решительно встала, отыскала на чистом темном небе свою покровительницу, подтвердила — я готова. Мерцающая, небесная Иштар подбодрила — ты смелая, ты сможешь, я с тобой. Зрячая, словно кошка, женщина вернулась на тропу и двинулась в сторону замка.

Шла долго, отыскивала, как учил ее Ардис, едва натоптанные следы. В рассветных сумерках подкралась к замку — часовой на башне откровенно спал. Она еще успела удивиться — разве можно спать на посту? — затем решительно ударила рукоятью меча в деревянные ворота.

Начальник немногочисленного караула, не решаясь сразу войти в святилище, каким казалась ему спальня госпожи, несколько минут восторгался, затем, собравшись с духом, легонько постучал в дверь. Сердце забилось гулко, неоднозначно — быть в числе послушников, это одно, а удостоиться чести доверить повелительнице свое семя, это совсем другое. Может, теперь госпожа, к которой благоволит могучая владычица подземного мира, снизойдет к нему и откроет доступ в святилище. Пустит на ложе, на котором сейчас пребывал поганый враг. Говорят, он смирился…

Ответа не было. Воин постучал погромче.

Опять молчание.

Внезапно дверь распахнулась, и грозная Гула гневно глянула на отшатнувшегося стража.

— Зачем ты разбудил меня, Намтар?

— У нас гость, — ломким от страха голосом предупредил страж.

— Что за гость? Откуда здесь взяться гостям?

— Не знаю, госпожа. Он стучит в ворота. Своего имени не назвал.

— Пустите в него стрелу и дело с концом.

— Он спрятался, госпожа и не отвечает. Требует, что ты, госпожа, вышла к нему.

— Я?! Чего ради. Откройте ворота и убейте его.

— Ее, госпожа. Это женщина.

— Значит, гостья?

— Да, госпожа.

— Чего она хочет?

— Она хочет поговорить с тобой, госпожа.

— Не много ли чести. Хотя… Подожди.

Она скрылась в комнате и оттуда донесся ее звонкий голос.

— Представляешь, Нинурта. К нам пожаловала гостья. Интересно, кто же это может быть?

С высоты крепостной башни она окликнула спрятавшегося в тень воина.

— Кто ты? Чего тебе здесь надо?

Снизу ответили после короткой паузы. Сердце Гулы замерло, когда она услыхала.

— Отдай мне мужа, сестра. Он мой по воле богов.

Гула отшатнулась, схватилась за стенные зубцы.

— Кто ты?

— Твоя сестра, Шаммурамат.

— Зачем ты явилась, мразь?

— Я пришла за своим мужем. Верни мне мужа, сестра.

— Если надеешься, что прежнее родство поможет тебе, ты заблуждаешься. Прошло много времени, и я знаю, кто виновник моих несчастий. Ты отплатишь мне за все.

— Я готова, только верни Нинурту.

— Он уже не твой муж. Он — мой муж, кем он и должен был быть. Ты украла его у меня. Теперь я вернула свое.

— Я не верю.

— Хочешь убедиться? Хорошо, тогда выполни все, что я тебе прикажу.

— Я согласна. Я знаю, что ты мне прикажешь.

— И будешь безропотна?

— Да.

— Посмотрим. Сейчас тебе спустят веревочную лестницу. Взобравшись на стену, ты спустишься во двор, здесь сложишь оружие. Запомни, если ты надеешься обмануть меня, и за твоей спиной прячутся воины, тебя расстреляют из луков. Ты готова?

— Да.

Когда со стены упала веревочная лестница, Шами укрепила дух словами — помоги мне, Иштар! — и начала взбираться на башню. Там ее встретил воин, чье лицо было прикрыто забралом, в прорези шлема светились откровенно безумнее глаза. Он держал в руках лук со вставленной в приямок стрелой.

Женщина показала ему обе руки, затем по каменной лестнице спустилась вниз и положила на плиты лук и колчан со стрелами, рядом, вместе с поясом, пристроила меч — акинак и кинжал.

С галереи, обводящей внутренний двор небольшой крепости раздался властный голос.

— Сними шлем.

Шами с той же неспешностью повиновалась.

— Ты отрезала волосы? — удивилась Гула. — Тебе оказалось мало моей косы. За что ты невзлюбила то, что составляет красоту женщины?

— Они мешают в бою.

— Ты жаждешь схватки? Тебе нравятся кровь, страдания, смертные муки? Хорошо, ты все получишь сполна. Сними кожаный жилет.

Как только Шами исполнила приказание, Гула, обращаясь к сопровождавшему ее Намтару, потребовала.

— Не спускай с нее глаз!

— Будет исполнено, госпожа.

Шами приблизилась к лестнице, ведущей на галерею. Гула, заметно успокоившаяся, надменная, потребовала.

— Сними серьги?

— У меня нет сережек, — ответила Шаммурамат.

— Я сказала — сними. Исполняй! — повысила голос Гула.

Шами сделала вид, что отстегнула серьги и якобы бросила их на пол.

— И не спорь более! — приказала Гула. — Ты сама выбрала свой жребий. Тебя никто не звал сюда.

— Меня позвала любовь. Я пришла спасти своего мужа.

— Что ты знаешь о любви. Для тебя любовь — похоть, ты не способна овладеть мужчиной так, чтобы он стал послушен и покорен. Твоя любовь — наваждение, дикая степь, мираж, до которого нельзя дотронуться рукой.

— А что любовь для тебя?

— Для меня? — засмеялась Гула. — Я не нуждаюсь в любви. Я умею заставить любить себя. Моя любовь — это покорность смертных, это наслаждение властью, это путь на небо.

— Или вниз, в чертоги Эрешкигаль.

— Или в подземные чертоги, — согласилась Гула, — которые с моей помощью вскоре станут небом, а все, что творится здесь, — она обвела рукой живописные горы, выступавшие над зубчатыми стенами, блеснувшее в распадке солнце — оттуда скатывался водопад, — станет миром мертвых.

В безумии сестры проглядывало ясное и трезвое намерение, от этого Шами стало вдвойне страшно. Здесь не осталось места милосердию, справедливости, дружбе. Здесь мечтали о том, как бы поменять местами небо и бездну. Это означало, что на спасение здесь можно не рассчитывать, и все равно Шами была уверена — боги не оставят ее. Иштар не оставит ее.

— Сними обувь, — потребовала Гула.

Шами исполнила.

— Теперь тунику.

— Я — царская дочь, сестра. У меня нет ничего под туникой. Ты посмеешь обнажить меня перед простыми воинами?

— Ты дочь дикарки. Твое место на конюшне. К тому же ты сама выбрала свой жребий. Помнится, ты всегда была хорошенькой, правда, в тебе не было веса, пухленькой прелести, но это дело вкуса. Исполняй, или тебе помогут воины. Они изголодались по женщине и я боюсь, что не смогу остановить их.

Шами через голову сняла тунику. Теперь она была обнажена, лишь на бедрах оставался пояс.

— Скинь пояс! — приказала Гула.

— Только если ты освободишь Нинурту! — отчаянно выкрикнула Шами.

— Освобожу, если он сам этого захочет, ответила Гула.

— Ты дала слово, — напомнила Шами.

Сестра рассмеялась.

Шами скинула пояс и осталась обнаженной. Воины жадно пялились на нее. Гула презрительно осмотрела сестру и скривилась.

— И с такой худышкой не смогли справиться пять дюжих молодцов? Гниет народ, мельчает.

— Ты обещала! — напомнила Шами, дрожа от холода.

— Я не забыла. И не указывай мне, потаскушка! — огрызнулась Гула. — Взбирайся на галерею.

Гула провела ее по каменному коридору. Шами шла впереди, за ней Намтар с вложенной в приямок стрелой, потом Гула, последним еще один воин. Шами покорно исполняла указания сестры — поднялась по каменной винтовой лестнице. Здесь Гула приказала ей остановиться. Сама прошла вперед, распахнула дверь, бросила коротко — Заходи.

Шами, озябшая донельзя, вошла в просторную комнату, где на огромном ложе лежал Нинурта. Точнее сидел и протирал глаза, потому что, увидев обнаженную Шами, он не поверил глазам.

Шами бросилась к мужу.

— Стоять! — крикнула сзади Гула.

Второй воин, вошедший в комнату, взял на прицел ассирийца.

Тот поднялся с ложа и, как был обнаженный, направился к жене.

— Я же сказала — стоять! — напомнила Гула. — Он провел со мной ночь, сестра. Он познал, что такое счастье. Теперь он мой. Я вернула себе то, что принадлежит мне по праву.

Нинурта, наконец осознавший ужас происходящего, едва вымолвил.

— Шами, зачем?

— Я пришла спасти тебя.

Гула встала между ними и засмеялась.

— Вот она любовь. До первой хорошенькой сучки.

— Она овладела мной, — торопливо зашептал Нинурта. — Меня связанного положили сюда, — он кивком головы указал на ложе.

Гула уже вполне весело рассмеялась.

— Отчего же ты не сбежал отсюда, когда тебя развязали? Он прыгал на мне всю ночь, представляешь, — призналась Гула.

— Зачем ты пришла? — не обращая внимания на ее слова, горько спросил Нинурта.

— Спасти тебя.

— Ну и как, спасла? — поинтересовалась Гула. — Теперь ты будешь служить мне, исполнять все, что я тебе прикажу.

— Ни за что!

— Тогда твой бывший муж лишится гордости мужчины, ему зажмут их дверью и раздавят.

— Зачем? — спросила Шами.

Гула задумалась, потом повторила.

— Действительно, зачем? Ты предлагаешь жить втроем. Я обдумаю это предложение, а пока ты будешь прислуживать мне, а Нинурта будет служить мне в постели.

— Только против своей воли, — огрызнулся Нинурта.

— Это сначала, потом все пройдет. Я рожу тебе детей и ты успокоишься.

— А как же Бен-Хадад? — спросила Шами. — Как он посмотрит на такого рода брак.

Гула внезапно разгневалась.

— Это не твоего ума дело! Ты больше не высовывай свой вонючий язык.

— Я что, — ответила Шами, — я могу заткнуться. Правда, не знаю, как царь Арама поступит с воинами, которые изменили долгу и готовы исполнить любую твою прихоть. Вероятно, посадит на кол.

Один из стражей опустил лук, в его глазах читалось откровенное недоумение.

Гула указала Намтару на оробевшего воина.

— Убей его!

Намтар опешил.

— За что?

— Ты хочешь, чтобы я повторила?

Двигались ходко. На этот раз кобыле Сарсехима, уверовавшей в свой гороскоп, пришлось изрядно потрудиться, чтобы не отстать от резвых и бодрых жеребцов, на которых сидели его спутники. После полудня четверка всадников, ведомая богами, миновала Оронт и живописным берегом начали огибать гору Касьюн. Здесь Бен-Хадад указал на каменную щель и объяснил — как сказывают и пересказывают, в этой пещере скрывался Каин, убивший своего брата Авеля. Углубившись в горы, прибавили ход. Когда же приблизились к тому месту, где Буря и Шами расстались, из-за скального выступа выскочил вооруженный мечом воин и, преградив дорогу, крикнул.

— Стойте, дальше пути нет!

Бен-Хадад выехал вперед, откинул с головы край накидки и спросил — Кому нет пути, Юнус? Ты соображаешь, что говоришь?

Увидев царя, воин вздрогнул и, тем не менее, оставил меч обнаженным. Из-за соседних кустов начали выглядывать прятавшиеся там воины.

— Что вы здесь делаете? — спросил их царь.

Ответил Юнус.

— Стережем дорогу, чтобы никто — ни зверь, ни птица, ни скверный человек — не смог добраться до тайного убежища, где спрятано наше сокровище.

— Ты имеешь в виду сына Гулы, Юнус? — спросил царь.

— Я имею в виду саму Гулу. Она — дочь Эрешкигаль. Она запретила кому бы то ни было посещать замок без ее разрешения.

— Ты посмеешь остановить своего царя? — искренне удивился Бен-Хадад.

— Я остановлю любого, кто без разрешения сокровища попытается войти в замок.

Царь сдержался, подозвал Хазаила.

— Что здесь творится? Твои люди потеряли рассудок? Наведи порядок, а этого связать и доставить в Дамаск.

Юнус выкрикнул.

— Не подходи.

Его люди начали вылезать из кустов — один из них встал за спиной Юнуса, другие топтались на месте.

Хазаил направил коня в сторону Юнуса. Тот принял боевую стойку. Начальник личной охраны царя повернулся и беспомощно глянул на царя.

Тот невозмутимо двинулся вслед за Хазаилом, за ним Буря и Ардис. Остановился царь рядом с начальником своей охраны.

— Юнус, — окликнул царь. — У тебя в Дамаске много родни. У тебя молодая жена, маленький сын. Ради чего ты решил пожертвовать ими всеми? Твой народ в этот час сражается с врагами, а ты чем занялся?

— Ты не посмеешь! — губы у Юнуса побелели.

Бен-Хадад и на этот раз сдержал гнев, спросил.

— Почему?

— В ней наше спасение!

— Спасение, Юнус, не может сосредоточиться в одном человеке, пусть и самом мудром. Спасение — удел многих. Твой народ достоин спасения, ты — нет! Ты предал своего властелина. Уступи дорогу, и твои родственники останутся живыми.

Юнус отчаянно боролся с собой.

Ардис, державшийся позади царя, шепнул.

— Позволь мне справиться с ним?

Царь ответил также шепотом.

— Нельзя. Услышат в замке. Нинурта мне нужен живой и невредимый.

— Я сделаю тихо, — предупредил скиф.

— Попробуй.

Хазаил обратился он к воину, по — прежнему преграждавшему дорогу.

— Послушай, Юнус, скажи, где ассириец, который командует конницей в армии Салманасара? Он в замке?

Воин поколебался и ответил.

— Он в замке. С ним обращаются достойно.

— А где молодой воин? — спросил царь.

— Который прятался здесь ночью? — переспросил Юнус.

— Да.

— Этот безумец оказался женщиной. Она явилась в замок и потребовала освободить пленника. Разве можно что-то требовать от дочери богини?

В этот момент стражник, вставший за спиной у предателя, неожиданно вскрикнул, но было поздно. Секира, брошенная Ардисом, вонзилась в плечо Юнуса. Он второпях схватился за секиру, вырвал ее, но было поздно — Хазаил подскочил и ударом меча отсек ему голову.

Царь громко обратился к остальным стражам — Вы тоже хотите лишиться жизни за это сокровище? Пожертвовать своими близкими? Сложите оружие.

Воины вышли на тропу, начали складывать оружие. Царь спешился, подошел к воину, пытавшемуся предупредить Юнуса, ткнул в него пальцем и спросил.

— Ты хотел спасти предателя? Зачем?

Воин упал на колени.

— Государь, прости, я не подумал. Сокровище не простит мне.

— Какое сокровище может быть выше твоего повелителя?

— Она дочь владычицы подземного мира.

— Это она сама сказала?

— Да.

— Что творится в Вавилоне! Дочери богинь там плодятся с ужасающей быстротой.

Буря хлестнул коня.

— Государь, нам надо поспешить, иначе она расправится с Шаммурамат.

Царь не ответил. Он приказал воину встать на колени и, выхватив меч, могучим ударом отсек ему голову.

Сарсехим схватился за голову.

— Государь, ты же простил его?!

Бен-Хадад оглянулся и зловеще спросил.

— Когда?

Затем он обратился к своему начальнику охраны.

— Что здесь творится, негодяй? Ты тоже замешан в заговоре?

— Нет, государь!

Хазаил, опытный в таких делах человек, не спустился с коня, не встал на колени. Он отъехал подальше и уже оттуда пронзительно крикнул.

— Я не имею к этой никакого отношения. Воины могут подтвердить…

Воины молчали, всем было ясно — каждое лишнее слово укоротит их дни до минуты.

Царь сменил гнев на милость.

— Посмотрим, — хмыкнул он и обратился к мятежникам. — Если хотите заслужить прощение, слушайтесь меня. Есть возражения?

Все промолчали.

— Так-то лучше. Разберите оружие, захватите с собой головы изменников.

Солдаты торопливо исполнили приказание, накололи отрубленные головы на пики и вслед за всадниками гурьбой поспешили в замок.

В виду замка всадники спешились. Бен-Хадад и его спутники некоторое время разглядывали стены. Хазаил подсчитал, что в замке должно остаться не более десятка стражей, однако на стенах никого обнаружить не удалось. Не было даже часовых! Эта беспечность вызывала изумление, которому не поддался только Буря. Соскочив с коня, он направился к стене. Бен-Хадад хотел было окриком остановить его, однако, наблюдая, как ловко маскируется молодой скиф, как бесшумно передвигается, удержался от возгласа. Жестом приказал всем оставаться на своих местах и соблюдать тишину. Через несколько минут Буря достиг ворот — в замке по — прежнему было тихо. Парень метнул аркан, петля зацепилась за зубчатый выступ.

Скиф попробовал натяг, затем в несколько перехватов влез на стену. С высоты башни оглядел внутренний двор крепости.

Стоявшие на дворе воины вели себя как полусонные мухи, тихо перешептывались. Взгляд скифа привлекло лежавшие на плитах одежда и сброшенная одежда.

Это же одежда Шаммурамат!

Буря жестом показал, что надо постучать в ворота. Бен-Хадад, опытный в военном деле человек, убедившись в умении скифа, вскочил на жеребца и подъехал к воротам. Здесь он рукоятью меча постучал в массивную, обитую медными листами створку.

— Именем Бен-Хадада, откройте ворота, — крикнул царь.

Воины встрепенулись, вскинули головы, так и застыли. Тот, что ближе других стоял к лестнице, ведущей на галерею пронзительно вскрикнул и полез наверх. Наконец другие, глядя на него, столпились возле лестницы.

Через несколько минут на галерее появилась разъяренная Гула.

— Не сметь приближаться к воротам! — крикнула она, заметив, что, посовещавшись, один из воинов направился к окованному бревну, запиравшему ворота.

С той стороны уже более грозно долетело — Именем царя, откройте ворота!

— Ни за что! — воскликнула женщина и приказала. — Воины, вы должны защитить дочь богини!!

— Но это наш царь, — кто-то попытался вразумить женщину.

Тем временем Буря подозвал одного из стоявших снаружи воинов. Тот протянул ему голову Юнуса на пике. Буря за волосы снял голову и швырнул во двор. Отрубленная голова произвела должное впечатление на защитников замка. Двое из них торопливо направились к воротам.

Гула, крича и потрясая свободной рукой, спустилась во двор, двумя руками схватила акинак, оставленный Шаммурамат, и бросилась к воротам. Здесь она исчезла из поля зрения, однако не прошло и нескольких мгновений, как вавилонянка, рассвирепевшая, с растрепанными волосами, вновь появилась на дворе. Она бегом поспешила к лестнице. Меч держала в левой руке. Буря выждал, пока она не окажется на середине и, прицелившись, пустил стрелу. Он попал точно в ногу женщине, и та скатилась на каменные плиты.

Буря поднялся во весь рост.

— Ну и дочь Эрешкигаль! — насмешливо вскрикнул он. — У нее же человеческая кровь.

Гула не в состоянии двигаться, зарыдала, принялась бить кулаками по плитам.

— Не открывайте ворота! Она моя. Убейте их!

Появившийся на галерее воин бросился вниз по лестнице. Этого Буря сразил в шею. Намтар скатился прямо на Гулу и окончательно придавил ее. Чтобы окончательно привести воинов в чувство, скиф швырнул во двор еще одну голову.

Как только ворота распахнулись, в замок ворвался Бен-Хадад, за ним Ардис, Хазаил и воины, сидевшие в засаде. Последним на серой кобыле во двор въехал Сарсехим.

Нинурту и Шаммурамат нашли в главной башне замка. Они были обнажены, связаны и за веревки, привязанные к рукам, подтянуты к балкам, на которые опиралась покрытая черепицей крыша. Оба истыканы наконечниками стрел, из глубоких порезов сочилась кровь. По приказу Бен-Хадада их осторожно спустили на пол. Нинурта сразу пришел в себя, а с Шами Сарсехиму пришлось повозиться. Спасал примочками и теплой водой.

Не без восхищенного удивления евнух осмотрел хорошо знакомое тело. Сначала удовлетворился злорадной мысль — теперь скифянка на собственном опыте смогла убедиться, что значит подставить левое ухо, когда тебя ударили в правое. Затем невольно загляделся на прежнюю свою подопечную. Шами, которую он знал еще ребенком, девочкой, девушкой, оформилась, стала прекрасна, как бывает прекрасна юная богиня, всласть познавшая радость любви. Ее на редкость белая кожа, всегда отличавшая ее от сестер, даже местами истерзанная, кровоточащая, покрывала столь совершенные формы, что Сарсехим не смог сразу отделаться от ощущения, что если кто-то и достоин родства с богами, то, прежде всего, эта женщина. Он осмотрел ее всю, убедился, что кости целы, проверил, не повреждено ли лоно — от этой безумной всего можно было ожидать, ведь ей доставляло радость щипать сестру за грудь. От его опытного взгляда не укрылось, что женщина беременна. Эта новость могла озолотить его или стоить головы. Об этом следовало поразмышлять на досуге, но в любом случае в распростертом перед ним теле было что-то божественное, а тот поступок, который она совершила ради любимого человека вне всякого сомнения можно было отнести к героическим деяниям, достойным времен Потопа и сотворения мира.

Он был готов склонить перед ней голову, но прежде женщину надо было вылечить. Этим евнух и занялся, обильно смазывая раны чудесной мазью с добавлением мандрагоры.