Д. Дмитриев
Чудо-богатырь
I
Русское войско под командованием Суворова окружило турецкую крепость Измаил. Крепость эта считалась неприступной: одною стороной примыкала она к Дунаю и была защищена здесь высокой каменной стеной, а с других сторон ограждена была четырехсаженным земляным валом с глубоким рвом. 250 больших пушек и 40 тысяч гарнизона охраняли Измаил под началом опытного и храброго сераскира Аудузли-паши.
У Суворова же было только 28 тысяч солдат, и то ослабленных, изнуренных продолжительными походами и недостатком провианта.
Стоял декабрь 1789 года, хотя от непрерывных дождей всюду были грязь и слякоть.
Суворов немедля приказал готовиться к приступу.
Стали готовить лестницы и фашины ставить батареи в 40 саженях от крепости; пушек было мало, и турки только посмеивались над русскими.
За несколько дней до штурма в действующую армию под Измаилом прибыл из Бендер князь Борис Пронский, молодой, красивый гвардейский офицер.
Суворов принял князя Бориса, сидя на обрубке дерева перед простым столом, заваленным картами и бумагами. На графе была надета солдатская куртка из толстого зеленого сукна; седые редкие волосы на его голове были взъерошены; бледный, исхудалый, он не совсем еще оправился от тяжелых ран, полученных им в сражении при Очакове.
— Добро пожаловать, — сказал он князю. — Из каких краев изволил к нам пожаловать?
— Из Бендер, ваше сиятельство. У меня есть письмо от его светлости князя Потемкина.
— Письмо? Ну, подавай его сюда… Ты получаешь назначение состоять при действующей армии. Что ж, хорошо! Нашего полку прибыло, — прочитав письмо Потемкина, с улыбкою проговорил Суворов. — Князь советует пустить тебя в дело. Что, славы захотел? — насмешливо спросил Суворов.
— Нет, ваше сиятельство, я не добиваюсь ни славы, ни почестей.
— Так зачем же ты сюда приехал?
— Я дворянин и офицер, и мой долг обязывает меня быть при армии, — тихо ответил Пронский.
— Хорошо, — одобрил Суворов. — Ну тогда иди, устраивайся. Назначаю тебя под команду полковника Кутузова.
Когда молодой князь вышел из палатки Суворова, уже стемнело и солдаты разожгли костры и грелись около них. Князь направился к одному из костров, но вдруг его окликнули.
— Князь Борис, тебя ли вижу? — идя с распростертыми объятиями к Пронскому, весело воскликнул молодой ротмистр Дмитрий Николаевич Жданов, школьный товарищ и друг князя Бориса Пронского. — Какими судьбами?
— Долго рассказывать…
— Пойдем в мою палатку, там за чайком и поговорим.
— Смотри-ка, Хомяк, какого гостя я привел, — войдя в палатку, обратился Жданов к своему денщику.
Прозвище Хомяк денщик получил за свою неповоротливость и за нерасторопность. Старик денщик душой и телом был предан своему господину, молодому ротмистру, и любил его.
— Ах, ваше сиятельство! Вот радость-то!
— Ладно, Хомяк, приготовь-ка нам кипятку для чая да неси ром.
— Сейчас, сейчас! — Хомяк медленно вышел из палатки.
— Ну, теперь скажи, что привлекло тебя на эту кровавую бойню? Ведь ты, как мне помнится, всегда был против войны…
— Знаешь, Дмитрий, я просил бы тебя об этом не спрашивать до времени. Я сам расскажу тебе, только не теперь, — тихо ответил князь.
— Странно!.. Уж не влюблен ли ты? — пристально посматривая на приятеля, спросил Жданов.
— Нет… нет… — вспыхнув, ответил ему Борис.
Тут беседа приятелей была прервана приходом Хомяка. Он доложил ротмистру, что его желает видеть начальник дивизии.
Жданов поспешил к дивизионному, а князь Борис направился в свою палатку.
