15. Знакомство Кати и Кира
Москва, октябрь, 20… г.

Пятница выдалась у Кати более или менее свободной. Жоржа Сименона, который ей так не понравился в первый день, они дописали точно в срок и вполне себе удачно. Полицейские, слава богу, ее больше не вызывали. Сделав с утра кое-какие домашние дела, Катерина уже собиралась на дачу, но не тут-то было… Неожиданно появился Он…

Впрочем, лучше все по порядку, исходя из логики событий. Именно так пыталась рассуждать сама Катя, захваченная идеей расследования, когда сначала, расспросив маму о дачных соседях, пересмотрела с ней старые фотографии, а потом и сам малышевский фильм, выложенный в Интернет. Новые интригующие детали после просмотра фильма придали ей настойчивости, на следующее утро она уже связалась с Антоном, и тот, не задавая лишних вопросов, продиктовал ей телефон востоковеда. В какой-то момент, утратив чувство реальности, Катерина уже собралась было звонить и договариваться с востоковедом о встрече, но, к счастью, вовремя спохватилась. Рассказывать по телефону совершенно незнакомомучеловеку про то, что она услышала за забором, и про то, что вместе с собакой обнаружила труп, – несколько неразумно. А главное, зачем?

– Нет, тут нужен веский предлог, – подсказала ей Маша, – иначе он подумает, что ты ненормальная, а ты такая и есть, и встречаться вовсе откажется.

– Эх, Машка, даже ты меня не понимаешь! Я ведь тебе кое-что рассказывала, а ты забыла…

И Катерина напомнила подруге о своей давнишней теории о совпадениях, секретной, потому что, кроме Машки, о ней никому больше не рассказывала. Теория, связанная с Катиной работой, была из области мистики. Казалось бы, ерунда, пустяк, не стоит обращать внимания, однако многократно подтвержденная на практике Катина теория действительно заставляла задуматься. Заключалась она в следующем: вот, например, сидит Катя в студии и пишет документалку про Египет, пирамиды, саркофаги, а потом раз – и сама собой подвернулась ей горящая путевка, тур по Нилу, и она уже плывет на теплоходе, обозревая окрестности Ассуана, хотя еще неделю назад никуда (!) ехать не собиралась. И такие совпадения с ней случались довольно часто, и не всегда приятные, как с Египтом. Иногда Катерина даже суеверно отказывалась от предложений, если, допустим, тема какого-то научно-популярного фильма звучала, с ее точки зрения, чересчур зловеще.

– Ну а теперь-то что? – с недоверием в голосе спросила Маша.

– Понимаешь, недавно мы писали аудиокнигу по новеллам Сименона. И в сборнике мне попалась одна история, раньше я ее не читала… Просто послушай, я тебе прочту, это ее начало: «На протяжении двух часов дурацкая фраза приходила Мегрэ на память раз десять или двадцать, она преследовала его, словно назойливый припев случайно услышанной песенки, она вертелась и вертелась у него в голове, невозможно было от нее отделаться, он даже несколько раз произнес ее вслух: бедняков не убивают!»

– Ух ты! Прям как про вашего Кошелева, – быстро догадалась Машка. – И чем там дело закончилось?

– Тем, что убитый никаким бедняком на самом деле не был!

– Ух ты! Ну тогда давай придумывать веский предлог для востоковеда.

И они придумали, а учитывая, что несколько дней телефон его молчал и Катерина безуспешно донимала его звонками, выдуманная версия более или менее отлежалась, оформилась и приобрела убедительность.

Наконец в пятницу востоковед перезвонил сам, даже встретиться согласился, хотя, конечно, со скрипом. Он сокрушался, сетовал на нехватку времени, страшную занятость и Катино предложение дойти до кафе отверг почти с негодованием.

– Зануда! Редчайший экземпляр! – положив трубку, подытожила Катя и, отпив глоток остывшего кофе, принялась красить ресницы.

– Кто зануда? – в кухню вошел сонный Сева, с наслаждением проспавший две первые институтские пары.

– Да есть тут один! Говорит, как будто автомобильный навигатор озвучивает! Знаешь, бывает у людей такая гипер-тро-фи-ро-ван-но чет-кая артикуляция, у него слоги, как будто маленькие пистолеты выстреливают, – произнесла Катя, подражая манере ее недавнего собеседника, – «жду вас на кафедре в двенадцать сорок пять», минимум эмоций.

Катерина сгребла разложенную на обеденном столе косметику, освобождая сыну место для завтрака.

– А ты, я смотрю, учебой себя не изнуряешь? – съязвила она.

– Ну, мам, – слабо возразил сын, спросонья он даже не мог дать ей достойный отпор.

– Значит, вчера опять до петухов сидели?

Сева кивнул, продолжая возиться с кофеваркой.

– Мы же тебе не мешали.

– Ха, не мешали… Чем хоть занимались? – принюхиваясь, спросила Катя, протягивая ему лист бумаги. – И что это за ахинея, которую я тут на столе нашла? Думала, с чего это вдруг ты мне записку оставил. Читаю, полнейший бред: «Аффектированные албанцы ассимилируют античные Апеннины».

– Это же «Абэвэгэдэйка», ма, – стал объяснять сразу проснувшийся сын, – игра такая, когда надо составлять предложения из слов, начинающихся только на одну букву, сначала «А», «Б», потом «В» и дальше по алфавиту. Мы вчера так хохотали, что у меня даже живот заболел. Разве не прикольно:«Сбежав из синагоги, Сара села в сани и сразу сообразила: суббота»?

– Прелестно… пальпируя простату… пропела Полина, – с улыбкой ответила Катя и продолжила краситься.

– У Полины нет простаты, но все равно,моя мать – молодец и мудрейшая из мудрейших.

– А мой… сын Сева – сибарит и сачок. Если хочешь, в холодильнике есть свежая ветчина, я купила, и булочки. В институт ты сегодня пойдешь или как? И что у нас с дачей?

– С дачей все хорошо, вечером приеду, может, с Серегой, в институте тоже ОК. Все сегодня пересдают контрольную по терверу, а я еще на прошлой неделе сдал. Так что нечего на меня наезжать.

–Прошу простить, – прошептала пристыженная Пульхерия… пунцовея.

– Здорово у тебя получается, – уважительно протянул Севка и, придвинув к себе тарелку, с аппетитом приступил к ветчине с булочкой.

Знакомство с представителем славной династии Мельгуновых состоялось в Институте востоковедения на улице Рождественка, в тесном, заставленном книжными стеллажами помещении кафедры, душном и пахнущем пылью. Хозяин кабинета, с экзотическим именем Кир (если «Ким» – коммунистический интернационал молодежи, то что же такое Кир?), оказался бородатым очкариком. Впрочем, лекторские очки, висевшие на кончике носа, ему шли, ухоженная, с легкой проседью борода контрастировала с довольно молодым лицом, а голубой свитер подчеркивал цвет глаз. Теперь Катя его окончательно вспомнила – в жизни он выглядел даже привлекательней, чем в том малышевском фильме. Хотя все равно, что-то в его внешности было не так… может, само выражение лица, какое-то извиняющееся и уныло-усталое, с таящимся внутри раздражением. «Зануда», – подумала Катя, вспомнив про голос из автомобильного навигатора, и тотчас изобразила на лице вежливую улыбку.

– Все-таки я не понимаю, зачем вы пришли. Я же сказал, что при всем желании сделать уже ничего не смогу! Было три пересдачи с одним и тем же плачевным результатом. Я специально их выписал, – посмотрев поверх очков, со вздохом произнес хозяин кабинета.

– Простите… – Катины брови поползли наверх, но востоковед стал вещать, как лектор с трибуны, слова не вставишь.

– Посмотрите! Убедитесь, пожалуйста, сами, если вы мне не верите – у него одни «неуды», что прикажете делать… вот летняя сессия, вот пересдача в конце августа и сейчас… – В подтверждение он помахал в воздухе каким-то листком бумаги и продолжил: – Тут, как говорят столь не любимые вашим сыном персы, куда ни пойдешь, небо везде одного цвета!

– Простите, какие персы… вы меня, наверное, с кем-то путаете… – Кате удалось наконец вклиниться в разговор.

– Что значит путаю? А вы разве не мать студента Бельцева? – растерялся востоковед, светло-голубые глаза его с недоумением уставились на Катю.

– Вынуждена вас разочаровать, но к студенту Бельцеву я не имею никакого отношения. Моя фамилия Насонова, Катерина Насонова. Помните, мы утром с вами разговаривали?

Востоковед смущенно кашлянул и нахмурился:

– Прошу простить. Обознался. Сегодня у меня просто сумасшедший день. Присаживайтесь, – он закрутил головой по сторонам в поисках свободного стула, засуетился и в конце концов ткнул Кате на стул, на котором лежали какие-то книги.

– Давайте, давайте это сюда, я уберу. – Мельгунов проворно встал. Он был худощав, высокого роста и немного сутулился. Водрузив книги на самый край стола, он подождал, пока не сядет дама, и вернулся на свое место. Книжная стопка качнулась, но, вопреки законам физики, все же выстояла.

«Упадут! Точно свалятся!» – подумала Катя, села, огляделась. Теперь внимание ее привлек плохо отмытый стакан с какой-то мутной болотной жижей, стоявший перед Мельгуновым на столе.

– Пижма, – поймав ее взгляд, смущенно пробормотал востоковед, – имеет широкое медицинское применение. Еще раз вынужден напомнить, что я сегодня несколько ограничен временем. Крайне неловко. Увы, – последовала вымученная улыбка, – Екатерина, простите, как вас по батюшке?

– Николаевна, но можно просто Катерина.

– Ну-с, Екатерина Николаевна… слушаю вас внимательно.

Но после пижмы начать разговор, как Катя себе наметила, не получилось. Из головы вылетели все домашние заготовки.

– Имя у вас интересное, Кир, – по-светски произнесла она, судорожно вспоминая то, с чего планировала начать беседу, – это… какая-то революционная аббревиатура?

Мельгунов в ответ не то кашлянул, не то поперхнулся и, почему-то глядя на стакан с пижмой, пробурчал:

– Гм… это имя персидского происхождения, так звали одного царя, правившего в четвертом веке до… впрочем, не важно…

– Надо же, какая древность… простите, я не знала, – захлопав ресницами, произнесла Катя, на лице царского тезки мелькнуло некое подобие улыбки, мол, ничего другого он от нее и не ждал.

Дальше дело пошло еще хуже. Все время, пока Катя рассказывала про голос, который она услышала за забором, про убийство Семена Васильевича, про бездействие полиции, про фотографию с беседкой, документальный фильм и яму на тропинке, востоковед вежливо молчал. Сложно было сказать, слушает он ее или думает о неудах студента Бельцева. Мельгунов то поправлял лежащие перед ним бумаги, то теребил бороду, то исподтишка косился на часы. Они были у него на правой руке.

Катерина наконец завершила свой монолог и, немного повысив голос, спросила:

– Вы, наверное, уже поняли, к чему я клоню?

– Честно говоря, не совсем, – выдавил из себя собеседник, на лице его застыла извиняющаяся улыбка.

– Этот несчастный старик, наш сосед, жил очень скромно, кроме пенсии и кошки, у него ничего не было.

– Очень печально, – закивал Мельгунов.

– Стало быть, зачем его убивать, если грабить нечего? Бессмысленно.

– Да. Пожалуй, бессмысленно. Вы правы, но должен все же признаться, Екатерина Николаевна, что я не слишком в этом разбираюсь и несколько удивлен, почему вы пришли именно ко мне, – в его словах сквозило искреннее недоумение. Мельгунов забарабанил пальцами по столу и вопросительно посмотрел на гостью, – сожалею, но в таких вопросах помощник из меня…

– Но как же так? Послушайте, Кир Анатольевич, дача-то… – тут Катя предприняла попытку зайти с другого конца: – А вы читали Сименона?

– Что? Сименона? – глаза востоковеда, смотревшие на нее поверх очков, округлились, а брови, изогнувшись, взлетели на середину лба. – Да, кажется, читал… Но при чем здесь он?

– У него есть один рассказ, помните, который так и называется «Бедняков не убивают». Согласитесь, красноречивое название, по сюжету бедняк оказался миллионером. Просто об этом никто, кроме убийцы, не знал. Вы улавливаете связь?

– Связь? Боюсь, что не очень, – с искренним сожалением в голосе ответил востоковед.

– Ну почему же! – воскликнула Катя, а про себя подумала: «Вот ведь индюк, он, похоже, меня совсем не слушает, и зачем я с ним связалась?» – Я веду к тому, что, вероятно, была очень веская причина для убийства. И мне кажется, это как-то связано с самой дачей… а там до войны жили ваши родственники. Вы же говорили об этом в интервью…

– Да. Я действительно много тогда рассказывал, и о коллекции, и о семье довольно подробно, но ваша история… м-да… простите, из области – и борода у него рыжая.

– Я вас не поняла.

– Допустим, у деда была дача в Загорянке. Возможно, если судить по фото с беседкой, он жил именно в этом самом доме, к которому моя семья уже давно не имеет никакого отношения, на том же самом участке, где произошло убийство вашего соседа. Ну и что?

– А то, что в фильме вы рассказывали о семейной коллекции, которая бесследно исчезла. Вы ведь ее так и не нашли? – затараторила Катя, чувствуя, что в любой момент ее могут остановить. – А на участке, в одном месте, я уже об этом говорила, мы с сыном заметили свежераскопанную яму… Семен Васильевич был слишком пожилым человеком и в саду давно ничего не копал. А если не он, то кто копал? И зачем? Может быть, там что-то искали. Все это странно и подозрительно…

– Знаете, Екатерина Николаевна, а у вас необыкновенно красивый голос. Вам раньше этого не говорили? – неожиданно произнес Мельгунов, и лицо его озарила довольная улыбка.

– Что? При чем здесь голос? – опешила Катя.

– Ни при чем, – еще больше развеселился востоковед, – так ведь и Сименон ни при чем…

– Скажите, Кир Анатольевич, а могли бы вы примерно определить стоимость пропавшей коллекции? – серьезным тоном спросила Катя, она твердо решила не обращать внимания на его издевки, пока не выжмет из востоковеда хоть какие-то сведения.

– Во-первых, исчезла отнюдь не вся коллекция, а лишь некоторые предметы. Об их точной стоимости я судить не берусь… Но рискну предположить, что предметы были весьма и весьма ценными, можно сказать, даже бесценными.

– Ну вот видите!

– Я и в интервью говорил, и сейчас вам повторю, что экспонаты пропали во время обыска… как имущество врага народа. Деда арестовали и увезли. Квартира пустая, он жил один, кроме кухарки, никого. Все просто. И это отнюдь не единичный случай. Меня удивляет, почему вы вдруг взялись раскапывать эту давнюю историю. Никак не могу объяснить, так сказать, ваш интерес, – спросил Мельгунов.

– Интерес?! Вы меня в чем-то подозреваете? – вспыхнула Катя.

– Нет-нет, что вы! – примиряюще ответил Мельгунов, вздохнул и, помявшись, посмотрел на часы, чувствовалось, что Катины вопросы ему до смерти надоели. Она и сама устала от этого бессмысленного разговора. Отправляясь на встречу, она надеялась найти в нем единомышленника, заинтересовать его, увлечь. В конце концов речь идет об их семейных ценностях! Какая же она дура, наивная дура. Этому царскому тезке на все наплевать!

– Неужели вы никогда не пытались что-то выяснить сами? – с упреком спросила она.

– А зачем? – Пальцы востоковеда с удвоенной силой забарабанили по столу, с большим усилием Мельгунов выдавил из себя: – Однако простите, Катерина Николаевна, я вынужден идти – студенты ждут.

– Очень жаль, Кир Анатольевич, очень жаль, что я не смогла вас… что вы так равнодушно… – сверкнув глазами, произнесла Катя, вставая. – Знаете, я ничуть не удивлюсь, если бесценные экспонаты, которые вы так оплакивали в малышевском фильме, окажутся в чьих-то чужих руках. Под лежачий камень, как говорится, вода не течет! Так-то!

Настойчивый стук в дверь прервал ее тираду. Не дожидаясь ответа, в кабинет ужом просочилась ярко накрашенная дама с застывшей на губах улыбкой:

– Добрый день, Кир Анатольевич. Я к вам по поводу Аркадия Бельцева… – рафинадным голосом пропела дама, но не успела она договорить, как балансирующая на краю стола стопка книг с грохотом обрушилась на пол.

– Боже мой, какая я дура! Ну зачем я к нему поперлась! – отчитывала себя Катя, выйдя на улицу и прикуривая сигарету на разбитой лавочке в палисаднике. Из кармана выпала бумажка с телефоном Кира Мельгунова. – Нечего было лезть к нему со своими подозрениями. Ну убили старика, и что? Какое ему дело? Похоже, здесь вообще никому ни до чего нет дела!

Докурив, она встала и разорвала на мелкие кусочки листок с координатами царского тезки.