9. Имена волхвов

– Ларин, это отец Андрей. Мы с ним переночуем у тебя, не возражаешь?

Небритый блондин оглядел дьякона с ног до головы и сказал:

– Нисколько. Ты же знаешь, Марго, мой дом – твой дом. – Он закрыл за гостями дверь. – Надевайте тапочки и топайте в комнату. А что случилось-то?

– За нами гонится ФСБ, – объяснила Марго, снимая туфли.

– Фээсбэ-э? И что ты натворила на этот раз? Украла из супермаркета шоколадку?

– Почти.

В комнате у Ларина царил беспорядок. Стол был завален книгами и тетрадями. На стуле стояли треснувшая чашка с недопитым чаем и пепельница, доверху набитая окурками. На диване валялся грязный носок. Пылесос не касался замусоренного ковра недели три, если не больше. Короче говоря, бардак кругом был невероятный, но хозяина квартиры это, похоже, ничуть не смущало.

– Располагайтесь, – радушно пригласил он, смахнув носок с дивана. – Кстати, сегодня вечером я решил как следует напиться. Не составите мне компанию?

– Только если не будешь ругаться матом и бегать по квартире голым, – сказала Марго.

– У меня сегодня не то настроение, – сказал Ларин.

– Оно у тебя всегда не то, – с улыбкой заметила Марго. – А болтать будешь много?

– Только в те моменты, когда не буду пить. А пить я буду много и часто.

Марго посмотрела на отца Андрея.

– Ну что, дьякон? Поддержим товарища в его праведной борьбе с зеленым змием?

Отец Андрей улыбнулся и ответил:

– До вечера еще далеко.

Ларин поднял руку и посмотрел на часы.

– В этом доме вечер наступит через сорок минут, – сообщил он.

Отец Андрей взглянул на него с любопытством.

– Вы так легко распоряжаетесь временем?

– В своем доме я имею над ним полную власть, – ответил Ларин. – Время лишает человека волос и зубов, превращает в прах его кости. Если все, что я могу сделать в отместку – это плюнуть на минутные стрелки, то я проделаю это с наслаждением.

Ровно через сорок минут Ларин, как и обещал, открыл бутылку водки. Марго сообразила кой-какой обед из того, что нашла в холодильнике. А холодильник у Ларина оказался забит всякой бесперспективной с точки зрения нормального человека всячиной – полупустыми банками с восточными соусами, остатками салатов, недоеденными котлетами, соленой капустой и даже двумя пакетами с гавайской смесью (оба пакета были вскрыты, но почему-то не выпотрошены).

Когда Марго накрыла на стол, Ларин удивленно поскреб пальцами небритую щеку, посмотрел на Марго и спросил:

– Это ты все нашла в моем холодильнике?

– Да. Не ожидал?

Тот покачал головой:

– Нет. А я с утра думаю – чего бы такого пожрать. Уже собирался заказывать обед из ресторана, да жаба задавила. Ты волшебница, Ленская. Ты просто волшебница.

Они сели за стол. По телевизору, который Ларин наотрез отказался выключить, сообщив, что под новости у него улучшается процесс пищеварения, показывали горящие дома и раненых детей.

Марго поморщилась, а Ларин сказал, брезгливо выпятив губу:

– Какая наивность и какая необразованность – требовать от мира справедливости. Сам Христос называл сатану «князем мира сего». А апостол Павел пошел еще дальше, назвав дьявола «богом сего мира». Глупо спорить с такими авторитетами. – Ларин залпом выпил водку, крякнул и хотел вытереть губы рукавом рубашки, но Марго сунула ему в руку салфетку и встала из-за стола:

– Пойду попудрю носик, – сказала она. – А вы пока поговорите.

Проводив Марго взглядом, Ларин повернулся к дьякону.

– Позвольте спросить, батюшка, вы как относитесь к истории?

– Терпимо, – ответил отец Андрей.

– А к философии?

– Хуже.

– Почему?

– Не люблю мудрствовать.

– Вот как. А разве разум не помогает вам принимать верные решения?

– Разум – всего лишь слуга души. И не самый расторопный. Я больше доверяюсь инстинктам.

– Выходит, вы человек действия?

– Да, – кивнул дьякон. – Я человек действия.

– Гм… А я, вы знаете, люблю поковыряться в собственных мыслях. Хотя… в наше время это самое никчемное из занятий. Сколько ни пялься, кроме пустоты все равно ничего не увидишь. А колупать эту пустоту, копаться в ее нюансах – глупо и банально. Хотя именно этим я и занимаюсь. А с другой стороны, чем еще заниматься в этой жизни? Марго сказала вам, что я пишу роман?

Дьякон покачал головой:

– Нет.

– А я пишу.

– И о чем он?

– Трудно сказать. Там много философии, размышлений. Достаю из души гадость и выплескиваю ее на бумагу. Так сказать, делюсь с читателем опытом кропотливого самоанализа.

– В этом есть смысл? – поинтересовался отец Андрей.

– До встречи с вами я думал, что есть, – с усмешкой сказал Ларин. – Будем считать, что вы открыли мне глаза, батюшка. Но чем же еще заниматься, если не самим собой? О чем еще размышлять?

– Некоторые размышляют о Боге, – ответил дьякон.

– Верно! Займусь Богом. Он и классом повыше будет. – Ларин снова налил себе водки. – Да здравствуют священники и здоровые инстинкты! О, а вот и Ленская! – воскликнул он, увидев входящую Марго. – Маргоша, мы тут пьем за здоровые инстинкты. Выпьешь с нами?

– Гитлер тоже призывал к здоровым инстинктам, – заметила Марго, усаживаясь за стол.

Ларин хохотнул.

– Детка, если ты думаешь меня этим задеть, то ты ошибаешься. – Ларин отсалютовал отцу Андрею рюмкой и выпил. Зажевал водку салатом и снова обратился к дьякону: – Кстати, как вы относитесь к фатуму? Вы верите в судьбу?

– Я верю в божественное провидение, – ответил дьякон.

– А есть разница?

Отец Андрей кивнул:

– Конечно.

процитировал он.

– Верно, – пробормотал Ларин, глядя на дьякона изумленным взглядом. – Только боль и страх… А с провидением разве не так?

Дьякон покачал головой:

– Нет. Христианское провидение предлагает человеку свободу выбора пути, а фатум – лишь страх перед неизвестностью.

Ларин отвел взгляд.

– Пожалуй, мне и впрямь стоит заняться вашим Богом, – пробормотал он.

Тут в разговор вмешалась Марго, которой порядком надоело, что мужчины, болтая о разных глупостях, игнорируют ее присутствие.

– А я читала другое, – сказала она. – Я читала, что Иисус, из ненависти к фатуму, поднялся на небо и разрушил расположение сфер. Чтобы люди перестали обращаться за советом к звездам.

– Это было очень неблагоразумно с его стороны, – съязвил Ларин. – Представляешь, какой кавардак там теперь творится?

Марго хотела ответить на остроту, но в этот момент в прихожей мелодично запиликал домофон.

– Кого там нелегкая принесла, – ворчливо проговорил Ларин. – Вы, ребята, не волнуйтесь. Кто бы это ни был, я его выпровожу.

Он поднялся с дивана и, пошатываясь, прошел в прихожую.

– Да! – послышался из прихожей его сердитый голос. – Кто это?.. А, черт… Да нет, все в порядке. Поднимайтесь – открываю.

Ларин вернулся, встал в дверях и виновато произнес:

– Маргоша, прости меня подлеца, но к нам поднимаются гости. Я совсем забыл, что пригласил их.

– Что за гости? – встревоженно спросила Марго.

– Чета Барышевых, ты их знаешь. Респектабельный лицемер и его шлюшка жена. Я бы послал их к свиньям, но не могу. У этих поросят большие связи, которыми я предполагаю воспользоваться для раскрутки своей будущей книги.

– Но ведь Барышев вроде простой художник?

– Ты отстала от жизни, детка. Теперь он – модный галерист и по совместительству главный редактор глянцевого журнала.

В дверь позвонили.

– Ага, приперлись, – сказал Ларин, красноречиво провел ладонью по шее, повернулся и ушел в прихожую.

Через минуту он вернулся в комнату в сопровождении высокого модно стриженного мужчины в дорогом костюме и смазливой блондинки в вечернем черном платье с глубоким декольте, открывающем роскошный силиконовый бюст.

– Ну, знакомьтесь, – сказал Ларин. – Этот вот серьезный господин – отец Андрей. Он священник. А Марго вы и без меня знаете.

– Игорь Барышев, – представился мужчина, пожимая дьякону руку.

Блондинка расцеловалась с Марго, затем одарила отца Андрея ослепительной улыбкой.

– Меня можете звать Вероника, – сказала она. – Я супруга этого напыщенного пижона. Пока еще супруга.

– Никогда не поздно это изменить, – холодно заметил Барышев, протягивая Ларину пакет.

Ларин выгрузил из пакета четыре бутылки французского шампанского, баночку черной икры и несколько мясных и рыбных нарезок.

Ларин окинул взглядом их наряды и поинтересовался:

– Что за парад, старички? Отмечали «золотую» свадьбу?

– Что ты, Ларик, мы не так молоды. Золотая свадьба была у нас в прошлом году, – сострила блондинка. – Мы к вам прямо с презентации новой коллекции Биккембергса. Бог мой, что это была за вечеринка! Представьте себе столы, сплошь уставленные…

– Дорогая, это никому не интересно, – оборвал ее муж.

– И все-таки это был настоящий…

– Ты можешь говорить о чем-нибудь другом, кроме вечеринок?

Блондинка пожала голыми плечами:

– Не нравится – не слушай. Между прочим, на этой вечеринке я встретила Швыдкого. И знаете, что он мне сказал? Что мне очень идет это платье и что я самая красивая самка на вечеринке. Представляете? Он так и сказал – «самка»!

Блондинка залилась смехом. Барышев неприязненно посмотрел на жену, затем повернулся к дьякону и сказал:

– Не обращайте внимания. У нее скоро критические дни, а в их преддверии она сильно глупеет от переизбытка гормонов.

– Ты просто завидуешь моему умению расслабляться, – сказала блондинка.

– С чего тебе расслабляться, если ты никогда не напрягаешься? – язвительно ответил Барышев.

Супруги одарили друг друга ядовитыми взглядами.

– Хватит скандалить, старички, – осадил их Ларин. – Давайте за стол!

За столом Барышев вел себя чинно и солидно. Блондинка же, наоборот, старалась (скорей по привычке, чем умышленно) всеми способами привлечь к себе внимание. Ее внушительный бюст то и дело норовил вывалиться из декольте.

– Вечно у тебя в квартире срач, Ларин, – брезгливо надула она нижнюю губу. – Женился бы хоть, что ли? Что ни говори, а в браке есть свои плюсы.

– Да, я вижу, – ухмыльнулся Ларин.

– Это ты про Игорька? Просто мне не повезло. Возможно, ты окажешься более везучим.

Муж блондинки никак на это не отреагировал. Марго кашлянула и спросила у него:

– Игорь, так чем ты сейчас занимаешься?

– У меня несколько новых проектов, – солидно ответил Барышев.

Ларин хмыкнул:

– Проекты! Какие к свиньям проекты? Единственный проект, который должен интересовать человека, это его собственная жизнь.

– Мои проекты и есть моя жизнь, – возразил Барышев.

– Куда деваться, – усмехнулась Вероника. Она отпила шампанского, пристально посмотрела на дьякона и провела кончиком языка по кромке бокала.

– А что за проекты? – вежливо поинтересовался у гостя отец Андрей.

Барышев повернулся к нему и приосанился.

– Недавно мы учредили премию за лучшее отображение современной действительности в живописи и литературе, – ответил он.

– Угу, – насмешливо кивнул Ларин. – Собирается кучка высоколобых болванов и дают друг другу премии, которые кроме них никому не нужны.

– И что, уже определился лидер? – вежливо спросил дьякон.

Барышев усмехнулся:

– О да.

– И кто он?

– Один психолог, сделавший глубокое исследование, посвященное транснациональным корпорациям.

– Охота кому-то писать об этом дерьме, – тут же отозвался Ларин, намазывая икру на хлеб.

Барышев посмотрел на него с укором.

– За транснациональными корпорациями будущее, – веско произнес он.

– Точно! – кивнул Ларин. Он откусил от бутерброда и добавил с набитым ртом: – Я всегда говорил, что будущее – за концлагерями, в которых люди сведены до уровня функций, которые они выполняют.

– Люди зарабатывают в крупных компаниях деньги, – возразил Барышев. – Что же тут плохого?

– Угу. А перед тем, как приступить к работе, поют гимн родной корпорации и молятся своду правил корпоративного поведения, который заменяет им Библию. – Ларин налил себе водки и брезгливо заметил: – Черт с ним с Западом, пусть гниет, но зачем навязывать это русскому человеку? Зачем тащить сюда дерьмо из-за бугра? Своего, что ли, мало?

Барышев слегка побагровел. Он хотел сказать что-то гневное, но отец Андрей его опередил.

– А что за журнал вы редактируете? – вежливо поинтересовался он у Барышева.

– У нас культовый журнал для богемы, – гордо ответил Барышев. – Мы работаем для истеблишмента общества, для самых продвинутых его слоев.

Ларин наморщился:

– Ей-богу, приятель, меня сейчас стошнит. Какая к черту «богема»? Какая на хрен «культура»? Все, что вы сделали, это очертили свою аудиторию, обозвали ее истеблишментом и показали рекламодателю, чтобы он знал, за что платит деньги. Валяете человечество в дерьме, так хоть не лицемерьте.

– Мы пишем о культуре и к тому же…

– Об ублюдках, наворовавших денег, об их новых яхтах, бутиках и любовницах. Кто, как, у кого и сколько раз. А вообще, ты прав. Людям нужно вешать лапшу на уши, иначе они заскучают и начнут резать друг другу глотки. Люди ведь, по сути, недалеко ушли от зверей.

– В своем глобальном отрицании ты доходишь до абсурда, – сердито сказал Барышев. – Недалеко ушли? А искусство? А история в конце концов?

– История человеческой тупости, алчности и жестокости – вот что такое ваша «великая история», – с неожиданной жестокостью произнес Ларин. Потом тряхнул головой и, как-то странно усмехнувшись, добавил: – Нет, ей-богу, я бы все учебники истории побросал в огонь. Спалил бы их к чертовой матери собственными руками! А взамен раздал бы детишкам по листку бумаги с одной-единственной фразой: «Человек – это жестокая скотина, которой нравится мучить и убивать». – Тут Ларин выпучил глаза и громко икнул. – Что-то меня развезло, братцы… Видишь ли, друг Барышев, если ты не боишься вида крови, это еще не значит, что ты великий полководец. Если так уж хочется кромсать и потрошить людей, стань врачом. По крайней мере, врач всегда знает, когда нужно остановиться.

– Господа, не могли бы вы дымить на кухне? – наморщился Барышев, увидев, что отец Андрей и Вероника собираются закурить. – Золотце, ты ведь знаешь, я не выношу табачный дым.

– Пойдемте, дьякон, – сказала Вероника, презрительно глядя на мужа, – он нас все равно отсюда выкурит своим нытьем.

Стоять на кухне под открытой форточкой после духоты гостиной было особенно приятно.

– Вы пришли сюда с Марго? – осведомилась Вероника, пытливо глядя дьякону в глаза.

В одной руке у нее была дымящаяся сигарета, в другой – покрытый стразами мобильный телефон, с которым она, похоже, никогда не расставалась.

– Да, – ответил отец Андрей.

– Вы с ней любовники?

Дьякон удивленно на нее посмотрел и покачал головой:

– Нет, не любовники.

– Что же вы так покраснели? Постойте… У вас волосок на губе. Нет, не здесь. Давайте я уберу.

Протянув руку к лицу отца Андрея, Вероника вдруг прижалась к дьякону упругим бедром. Он слегка отпрянул, но наткнулся на стенку и оказался зажатым в угол.

– Что это вы от меня шарахаетесь? – улыбаясь, спросила Вероника. – Неужели я такая страшная?

– Вовсе нет, – ответил дьякон, хмуря брови.

– Так в чем же дело?

– Дело в том, что в комнате ваш муж.

Вероника посмотрела на дьякона удивленно.

– И что с того? Думаете, ему не наплевать? Мой муж самовлюбленный болван. Он может думать и говорить только о себе. – Она провела тыльной стороной ладони по щеке отца Андрея. – А вы симпатяга. Вы правда священник?

– Я дьякон.

Вероника приблизила свои губы к губам отца Андрея.

– Никогда не спала со священником, – произнесла она, горячо дыша ему в лицо. – Мне кажется, это должно быть забавно.

Левая рука Вероники скользнула по животу дьякона.

– Нам пора вернуться в комнату, – сказал отец Андрей.

Улыбка Вероники стала кривой.

– Послушайте, дорогуша, хватит корчить из себя недотрогу. Я же знаю, чем монахи занимаются по ночам в своих кельях. Публичный дом в сравнении с этим – просто Диснейленд.

– Вы слишком много выпили, – сказал отец Андрей и отвел ее руку от своего живота.

– А вы слишком мало, – ответила Вероника. – Ладно, черт с вами. Позвоните мне, когда созреете. Мой номер есть у Ларина. Кстати, я знаю пару фокусов, от которых мужики просто лезут на стенку.

– Я это запомню, – сказал дьякон.

– Запомните, дорогуша. Запомните.

Отец Андрей затушил сигарету и подошел к двери. Вероника проследила за ним насмешливым взглядом.

– Замороченный какой-то, – тихо пробормотала она, когда дьякон вышел. – Ну и хрен с ним. – Она прислушалась к звукам, долетавшим из гостиной. – А этот все разглагольствует, – с ненавистью проговорила Вероника, услышав голос мужа. – Болтун несчастный. В постели бы так языком работал.

Вероника взяла со стола пульт и включила телевизор. Рассеянно взглянула на экран, хотела отвести взгляд, но вдруг остановилась. Некоторое время она смотрела на экран телевизора, при этом лицо ее делалось все удивленнее и удивленнее. Поняв наконец, в чем дело, Вероника опасливо покосилась на прикрытую дверь кухни, затем поднесла к глазам телефон и, повторяя шепотом цифры, быстро набрала номер, указанный на экране телевизора.

– Алло… – тихо сказала Вероника в трубку. – Я хочу сообщить про двух людей… Про священника и журналистку, которых вы…

Кто-то крепко взял ее за руку и аккуратно вынул из пальцев телефон.

Вероника испуганно обернулась.

– Ларин! Что ты делаешь?

– Спасаю тебя от неприятных последствий.

Ларин выключил телефон. Положил его на стол. Вероника смерила его холодным взглядом.

– Ты знаешь, что эти двое – бандиты? – спросила она.

Ларин усмехнулся, дунул в патрон папиросы и вставил ее в уголок рта.

– Детка, они такие же бандиты, как мы с тобой.

– Но за тебя не обещали вознаграждение, – возразила Вероника.

– Вознаграждение? Зачем тебе вознаграждение? Твой муж богат.

– Он скуп, и ты об этом знаешь.

Ларин покачал головой:

– Он не скуп. Просто ты слишком много тратишь.

– Может быть, и так. Но иначе я не умею. Мне нужны деньги, Ларин.

– Они всем нужны.

Несколько секунд Вероника молча на него смотрела, ожидая, что он еще что-нибудь скажет, затем тряхнула волосами и решительно произнесла:

– Ладно. Я знаю, что делать.

Она взяла со стола телефон и направилась с ним к ванной.

– Если ты вызовешь милицию, я скажу, что ты звонила по моей просьбе, – сказал ей вслед Ларин. – И по просьбе Барышева. Премию придется разделить на три части, а это не ахти какие деньги.

Вероника остановилась в дверях. Медленно повернулась к Ларину.

– Это нечестно, – сказала она подрагивающим от ярости и обиды голосом.

– В этой жизни все нечестно, – ответил Ларин. – Обещаю тебе, я сделаю все, чтобы ты как можно дольше не видела этих денег. Ты знаешь, это в моих силах.

– Но почему?

– Неважно.

Вероника вгляделась в лицо Ларина, и вдруг ее темные, аккуратные бровки взлетели вверх.

– Ты к ней неровно дышишь! – воскликнула она. – Черт, как это я раньше не замечала! А я думала, такие, как ты, неспособны любить. Интересно, а когда ты развлекался со мной, ты меня тоже любил?

– Я не хочу это обсуждать, – сухо ответил Ларин.

Лицо Вероники стало злым и некрасивым.

– Ладно, не напрягайся, – ядовито проговорила она. – Мне только интересно, почему она? Что такого ты в ней нашел, чего нет во мне?

Ларин несколько секунд молчал, потом ответил с неожиданной серьезностью:

– Она хороший человек.

– Вот как? – Казалось, Вероника не верит своим ушам. – Хороший? С каких это пор тебе стали нравиться хорошие люди? Раньше ты их просто презирал.

На переносице Ларина появилась вертикальная складка.

– Я уже сказал, что не хочу это обсуждать, – произнес он.

Белокурый локон упал Веронике на лоб. Она оттопырила нижнюю губку и яростно на него дунула.

– Ты не можешь мне указывать, – сказала она. – Я все равно сделаю как хочу.

Ларин пожал плечами:

– Пожалуйста. Но тогда я кое-что расскажу твоему мужу, и он вышвырнет тебя на улицу, как блудливую кошку.

Лицо Вероника одеревенело. Она прищурила глаза и медленно процедила сквозь зубы:

– Ты этого не сделаешь.

– Сделаю, – спокойно ответил Ларин.

Несколько секунд Вероника размышляла, потом кивнула своим мыслям и произнесла с холодной усмешкой:

– Кажется, я поняла.

– Что ты поняла?

– Ты хочешь сам заграбастать все денежки. Поэтому и запрещаешь мне звонить.

Ларин брезгливо поморщился.

– Мне плевать на деньги.

– Тогда зачем? Неужели все это для того, чтобы затащить эту сучку в постель?

Ларин ничего не ответил.

– Эй! – послышался из гостиной зычный голос Барышева. – Вы где там? Решили уединиться, голубки?

Вероника повернул голову на голос, затем посмотрела на Ларина и сказала с холодной отчетливостью:

– Берегись, Ларин. Я тоже умею быть злой.

– В этом с тобой никто не сравнится. – Ларин швырнул папиросу в раковину и небрежно обнял Веронику за талию. – Пойдем в комнату, детка, нас уже заждались.

– Ну тебя и развезло, Ларик, – насмешливо сказала Марго спустя полчаса. – Ладно Барышев напился, он хоть художник, а ты-то куда?

– Художник! – криво ухмыльнулся Ларин. – Художник – это человек, который при слове «масло» вспоминает о холсте, а не о бутерброде.

– Однако я тебя не понимаю, Артур, – пьяно заговорил Барышев. – Ты хочешь сказать, что я плохой художник?

– Дерьмо ты, а не художник, – ответил ему Ларин.

Барышев слегка побледнел. Облизнул губы и кивнул:

– Ясно. Значит, я дерьмо. А ты – герой. Послушай, герой, а ты не боишься, что я дам тебе по роже?

– Ты? – Ларин покачал головой. – У тебя кишка тонка. Еще тоньше, чем единственная извилина в твоей корпоративной башке.

Ларин вдруг напрягся и громко рыгнул. Барышев презрительно усмехнулся и изрек, показывая на Ларина вилкой:

– Полюбуйтесь, господа, вот он – человек. Мыслящее существо. «Я мыслю, значит, я существую»!

– Пускай другие мыслят… – проговорил Ларин. – Мне достаточно того, что я существую. И вообще я… никогда… потом… и вообще…

Он тяжело вздохнул, закрыл глаза и спустя несколько секунд захрапел.

– Барышев, не обращай на него внимания, – примирительно сказала Марго. – Он просто напился.

Барышев грустно покачал головой:

– Нет, Марго, он просто свинья. Я всегда это знал. Он плюет на людей. Они для него игрушки, средство против скуки. Думаешь, он сейчас не соображал, что говорил? Прекрасно соображал. Он наблюдал за мной. Ему было интересно, как я себя поведу.

– Не выдумывай.

– Попомни мое слово, Марго, ты еще дождешься от него сюрпризов. И что-то мне подсказывает, что сюрпризы эти не будут приятными. Ладно, нам пора. Дорогая, ты как? – обратился он к жене. – Способна шевелить ногами или сдать тебя в вытрезвитель?

– Очень смешно, – хмыкнула Вероника. (После похода на кухню она была молчаливой и задумчивой.)

– Ну тогда хватай сумочку и пошли. Мы и так уже засиделись в этом разбойничьем шалмане. Прости, Марго, к тебе и дьякону это не относится.

Вслед за мужем Вероника встала из-за стола. Прощаясь, она как-то странно смотрела на Марго и отца Андрея, словно пыталась разглядеть за их чистыми лицами какую-то грязную, порочную изнанку, которую, возможно, постоянно ощущала в своей собственной душе. Но Марго и дьякон были слишком уставшими, чтобы обратить внимание на этот странный взгляд.

Закрыв дверь за гостями, Марго и отец Андрей вернулись в комнату. Дьякон посмотрел на храпящего Ларина и сказал:

– По крайней мере, в одном он нас не обманул.

– В чем? – не поняла Марго.

– Обещал надраться и надрался.

Марго улыбнулась.

– Вы его недооцениваете, батюшка. Держу пари, что через полчаса он проснется и будет трезв как огурчик.

В глазах дьякона застыло сомнение, но Марго оказалась права. Уже через двадцать минут Ларин поднялся и сиплым, невнятным голосом потребовал себе кофе. А выпив чашку, протрезвел настолько, что потребовал вторую.

– Я думал, водка отключит вас до утра, – сказал ему дьякон.

– Я для нее слишком крепкий орешек, – изрек Ларин и сунул в рот папиросу.

Взгляд у него был еще довольно мутный, но вторая чашка кофе исправила и это. Пока Ларин разделывался с кофе, отец Андрей достал из сумки альбом Джотто и принялся неторопливо его листать. Взгляд дьякона был задумчивым и сосредоточенным.

Марго некоторое время поглядывала на него, потом не выдержала и спросила:

– О чем вы думаете?

– О наших поисках, – ответил дьякон. – Последняя подсказка – это крест и солнце.

– И еще – Россия, – напомнила Марго. – Кажется, мы пришли к выводу, что монахини Моисеевского монастыря хранили какую-то реликвию. И что эту реликвию нашел профессор Тихомиров. Ну или, по крайней мере, напал на ее след.

– Возможно, – задумчиво проговорил дьякон. – Но что это была за реликвия? И как она попала в Россию?

– Ну как раз с этим все понятно, – сказала Марго, махнув рукой. – Вы же сами говорили мне о русской делегации, которая направилась в Константинополь в 1054 году. Они поклонились в ножки патриарху Керулларию, заверили его в том, что католичество – бяка и что сами они остаются православными. Патриарх расчувствовался и подарил им какую-то игрушку. Они притащили ее в Россию. С тех пор эта игрушка хранится тут. Нам с вами осталось ее найти – и дело в шляпе. А найти ее нам помогут крест и солнце. Вот над этими значками и поломайте голову вместо того, чтобы разглядывать картинки.

Отец Андрей прищурил глаза на Марго, едва заметно покачал головой и снова опустил взгляд в альбом Джотто, лежащий на его коленях. Внезапно лицо дьякона просветлело, он положил альбом на стол и повернул его к Марго.

– Взгляните на молодого волхва, – сказал он и пристукнул пальцем по репродукции. – На того, у которого нет бороды.

– А что с ним не так? Волхв как волхв. Хотя… – Темные брови журналистки слегка приподнялись. – Если я что-то в чем-то понимаю, то этот волхв… женщина?

Тут Ларин, до сих пор сидевший молча и словно бы пребывающий в дреме, поднял голову, сонно моргнул, тряхнул головой, сгоняя одурь, и сказал:

– Старушка, я не совсем в курсе того, о чем ты говоришь. Вернее – совсем не в курсе… Если честно, мне это даже неинтересно. Но должен тебе заметить, что среди волхвов не было женщины.

– Посмотри сам, если не веришь.

Ларин посмотрел на фреску.

– Гм… – Он почесал грязными ногтями щетинистую щеку. – Да, действительно, баба. Ваш Джотто не слишком-то придерживался церковных канонов.

– В этой фреске есть еще одна странность, – сказал дьякон. – По преданию, все три волхва были восточными царями, но короны есть только у двух из них. У женщины-волхва и у мужчины, который стоит рядом с ней.

– Удивительно! – сказала Марго. – Кстати, батюшка, волхвы ведь пошли поклониться младенцу Иисусу, когда увидели в небе ослепительную звезду?

Дьякон кивнул:

– Да, звезду Рождества.

– Звезда Рождества и младенец Христос… Это ведь те же звезда и крест?

– Безусловно, – сказал дьякон, со спокойным любопытством глядя на Марго, словно пытался угадать – насколько далеко она продвинется в своих рассуждениях. Марго между тем продолжала:

– Итак, первая звезда спыхнула на небе, когда родился Иисус. Это звезда Рождества. Вторая – в 1054 году, когда христианство разделилось на две ветви. Выходит, что два самых значительных события в истории христианства ознаменовались тем, что в небе загорались новые звезды. Вы знаете, батюшка, мне в голову лезут совершенно дикие мысли.

– Какие, например? – поинтересовался отец Андрей.

– Как, вы говорите, звали волхвов?

– Мельхиор, Бальтазар и Гаспар, – ответил дьякон.

Тут в разговор снова встрял Ларин. Кофе привел его в порядок, и он выглядел абсолютно трезвым, хотя и уставшим.

– В Евангелии их имен нет, – сказал Ларин. – Да и сами волхвы упоминаются только в одном из четырех Евангелий. Мне это всегда казалось странным. Скажите, отец Андрей, как получилось, что трое евангелистов ничего не знали о звезде Рождества?

Марго посмотрела на дьякона.

– Он прав?

Отец Андрей кивнул:

– Да. Сцена поклонения волхвов упоминается только в Евангелии от Матфея. Причем не указано ни количество волхвов, ни их имена.

– Тогда откуда все знают, что их было трое? И откуда все узнали их имена?

– Из так называемой «Арабской книги детства», – ответил дьякон. – Она появилась через несколько столетий после смерти Иисуса. Там впервые были названы имена волхвов. Мельхиор, Бальтазар и Гаспар. С тех пор весь мир называет их именно так.

Марго наморщила лоб и спросила:

– И никто не знает, кем они были и откуда пришли?

– Никто, – ответил дьякон.

– Две звезды… – пробормотала Марго, потирая лоб пальцами. – Одна – на заре нашей эры, вторая – в 1054 году. А что, если это… – Она тряхнула головой. – Да нет, бред.

– Вам пришло в голову, что это могла быть одна и та же звезда? – сказал вдруг дьякон.

Марго остановила на нем удивленный взгляд.

– Да. Вы тоже об этом подумали?

– Последние часы я только об этом и думаю, – ответил дьякон.

– Но разве такое возможно? Вы сами сказали, что звезда Рождества и волхвы упоминаются только в Евангелии от Матфея. В других Евангелиях о них нет ни слова.

– О них вообще никто больше не вспоминает, – подал голос Ларин. – Ни евангелисты, ни апостолы. Кстати, как вы это объясните, дьякон?

– Могут быть разные причины, – ответил отец Андрей. – Но, признаться, кроме откровенной ереси, мне ничего в голову не приходит.

– Тогда поделитесь с нами вашими еретическими мыслями, – попросил Ларин. – Не бойтесь, нас с Маргошей они нисколько не покоробят.

– А хотите, я сама угадаю, какие мысли лезут вам в голову? – спросила Марго. И, не дожидаясь ответа, выдала: – Помните, профессор Белкин рассказывал нам, что в Средние века рукописи часто переписывались и редактировались? В том числе и рукописи святых писаний. А что, если в Евангелие от Матфея попал кусок из более позднего текста? Тогда понятно, почему этого куска нет в других Евангелиях. И тогда получается, что звезда Рождества – это вспышка сверхновой звезды, которая произошла в 1054 году. Потом какой-то монах-переписчик взял да и вставил этот кусок в текст Евангелия от Матфея. Что вы на это скажете?

– Ну хорошо, – хмурясь, сказал отец Андрей. – Предположим на минуту, что вы правы и в Евангелие от Матфея попало описание взрыва сверхновой звезды 1054 года. В принципе это могло быть. После разделения церквей многие источники уточнялись и редактировались. Но что вы тогда скажете о волхвах? Они ведь тоже могли попасть в Евангелие вместе со звездой – перенестись из злополучного 1054 года на тысячу с лишним лет назад. Кем же они были?

Марго вновь посмотрела на репродукцию Джотто.

– Царь, царица и еще один человек без короны, – задумчиво проговорила она. – Не знаю, как вам, а мне на ум приходит русская делегация, которая направилась в 1054 году из Руси в Константинополь.

– Как раз в то время, когда в небе вспыхнула сверхновая звезда, – сказал Ларин. – Намекаешь, что волхвы могли быть русскими?

– А почему бы нет? – пожала плечами Марго. – Как там их звали?

– Мельхиор, Бальтазар и Гаспар, – ответил дьякон. – Как вы, должно быть, заметили, в этих именах нет ничего русского.

Ларин вдруг хлопнул ладонью по столу и громко объявил:

– Ребята, у меня есть идея! Только не расстреливайте меня сразу. В университете я занимался древнерусской историей. И вот я тут подумал: а что, если Мельхиор на самом деле не Мельхиор, а Малка?

– А Малка – это кто? – поинтересовалась Марго.

Ларин ткнул пальцем в репродукцию Джотто:

– А вот он. Вернее – она. Женщина-волхв с короной на голове. Княгиня Малка, мать князя Владимира.

Марго тихо ахнула.

– Это что же… Тогда получается, что волхв Бальтазар – это князь Владимир? Влад-царь? Так вот почему они в коронах. А Гаспар? Кем, по-твоему, был третий волхв Гаспар?

– Владимир и Малка могли двигаться в Византию через земли хазар, – сказал Ларин. – Там к ним вполне мог присоединиться какой-нибудь хазарский вельможа. Царь хазар, или хазар-царь. Коротко – хаз-царь. Гаспар! Вот вам и третий волхв. Правда, тут есть одно «но», – неохотно прибавил Ларин. – В 1054 году князь Владимир уже почти сорок лет как был мертв. Не говоря уж о его матери. Как быть с этим?

Марго повернулась к отцу Андрею:

– Помните, что писал про историю профессор Тихомиров? Что мировая история верна максимум на шестьдесят процентов. Остальные сорок – плод фантазии историков. В хронологию вполне могла вкрасться ошибка.

– Хронологический сдвиг, – кивнул, дымя папиросой, Ларин. – Я где-то читал про такую фигню.

Марго была взволнована.

– Итак, к каким выводам мы пришли? – нетерпеливо заговорила она. – В 1054 году в небе вспыхнула сверхновая звезда. И в то же время из Руси в Византию к патриарху Керулларию, обиженному католиками, отправилась русская делегация. Так сказать, чтобы поддержать его морально. Керулларий, конечно, был рад поддержке. С католиками он только что разодрался, а тут подоспели наши. Просто бальзам на его израненную душу. Растрогавшись, он вручил русской княгине, ее сыну и хазарскому царю какую-то драгоценную реликвию. И те увезли ее с собой. – Марго победно посмотрела на отца Андрея. – Ну? Что вы на это скажете, батюшка?

– Ничего определенного, – сдержанно ответил тот. – Надеюсь, что беседа с аспирантом Солнцевым что-нибудь нам прояснит.

– Вы правы. К тому же на него указал и сам профессор Тихомиров. Помните? «Звезда и крест – это Солнцев за решеткой». В подсказках Тихомирова нет ничего случайного, в этом мы уже убедились.

– Солнцев? – отозвался, задумчиво пыхтя папиросой, Ларин. – А кто такой Солнцев?

Марго повернулась к Ларину:

– А вот это, Ларик, не твое дело.

Вероника Барышева пила шампанское прямо из горлышка. Она была уже порядком пьяна, но останавливаться не собиралась. Барышев, сидевший за рулем красной «Ауди», покосился на жену и поморщился.

– Мне не понравилось, как ты себя вела, – сухо произнес он.

Вероника молчала.

– Ты заигрывала с дьяконом прямо у меня на глазах, – сказал Барышев. – Ты перешла все границы.

Вероника фыркнула.

– Кто бы говорил. Думаешь, я не знаю, чем ты занимаешься по вечерам в своем долбаном офисе?

– Ты перешла границы, – упрямо повторил Барышев. – Я должен тебя проучить.

– Проучить? – Вероника рассмеялась. – Интересно. И что ты мне сделаешь? Поставишь меня в угол? А может, лишишь сладкого? О, милый, я этого не переживу. Ты же знаешь, как я обожаю сладкое!

Машина резко затормозила.

– Выйди из машины, – не глядя на жену, сказал Барышев.

– У тебя что, крыша поехала?

– Выйди, – ледяным голосом повторил Барышев.

Вероника усмехнулась:

– Думаешь, не выйду? Да легко! И плевать я на тебя хотела, понял?

Она распахнула дверцу и выбралась наружу, по-прежнему держа в руках початую бутылку шампанского.

Машина тронулась с места.

– Чтоб тебя «КамАЗ» сбил, свинья! – крикнула Вероника ей вслед. – Чтоб тебя поезд переехал! Без тебя обойдусь, сволочь!

Отхлебнув из бутылки, Вероника подняла руку и вяло посигналила проезжающей машине. Та остановилась в двух метрах от девушки. Вероника поежилась от холодного порыва ветра и направилась к машине.

– Куда вам? – спросил водитель.

– К маме!

Водитель удивленно на нее посмотрел.

– Я спрашиваю – какой адрес?

– А, ты про это. Дмитровское шоссе. Рядом с «Молодежкой».

– Садитесь.

– Сколько возьмешь?

– Нисколько.

– Как это?

– Мне по пути.

Вероника недоверчиво воззрилась на водителя.

– Бесплатно я не поеду, – твердо сказала она.

– Хорошо. Тогда двести рублей.

– Двести? А чего так много? Давай за сто пятьдесят, тут же почти по прямой.

– Хорошо. Садитесь.

Вероника открыла дверцу, но снова замешкалась. Что-то ей в этом водителе не нравилось. Водитель недовольно вздохнул и проговорил усталым голосом:

– Девушка, вы едете или нет? Если нет – закройте дверцу и отойдите от машины.

Вероника продолжала колебаться. Она попыталась разглядеть в полумраке салона лицо водителя, но ей это не удалось. Но время шло, и нужно было что-то решать.

– Ладно… – Вероника неуклюже забралась в машину. – Только не вздумайте ко мне приставать, ясно? У меня в сумочке газовый пистолет.

– Хорошо, что предупредили. Захлопните дверцу поплотней.

«Ну и пусть, – думала Вероника, хмуро поглядывая на вечернюю улицу. – Переночую у мамы. Надо бы ей позвонить, а то вдруг она куда-нибудь намылилась… А, ладно, она всегда дома. Нет, каков сволочь, а!.. Ничего, все равно приползет. Как миленький. Всегда приползал и сейчас приползет. Еще и денег с него на новую шубу под это дело вытрясу. Сразу прощать, конечно, не стану, пусть сперва поваляется в ногах. Гниденыш… А шубку хочется, очень хочется. В среду видела… Черт, где это мы со Светкой были?.. А, неважно. Все рано купит. А не купит – подам на развод».

Мысли о новой шубке подействовали на Веронику ободряюще. Она поднесла к губам бутылку, чтобы отхлебнуть, но тут машина резко затормозила, и горлышко бутылки больно стукнуло Веронику по зубам. Вероника застонала и прижала ко рту ладонь. На глазах у нее выступили слезы.

– Черт! Где тебе права выдавали, валенок? – глухо проговорила она, морщась от боли. Затем удивленно глянула на улицу. – Почему мы остановились?

– Надо поговорить, – спокойно произнес водитель.

Вероника вытаращила на него глаза.

– О чем?

– О вас, Вероника.

Удивление Вероники перешло в изумление.

– А ты… а вы кто? – хрипло спросила она.

Водитель улыбнулся.

– Я ваш друг, – сказал он. – Не пытайтесь меня вспомнить. Мы не знакомы. У вас есть для меня информация, за которую я готов заплатить.

– Заплатить? – Вероника, успевшая уже взять себя в руки, развязно усмехнулась. – Тогда вы точно мой друг. А о чем я должна вам сообщить?

– Час назад вы звонили по телефону. К сожалению, вам не дали договорить.

– Правда? Что-то я не припомню, чтобы я вам звонила. Кто вы вообще такой?

Незнакомец достал из кармана удостоверение. Раскрыл его и показал Веронике.

– Так вы…

– Где они? – перебил он.

– Кто?

– Журналистка и священник. Вы ведь звонили, чтобы сообщить мне о них.

– А почему вы… То есть я не… – Блеклые, глубоко посаженные глаза водителя неподвижно смотрели на нее из-под почти лысых надбровных дуг. Внезапно Веронике стало страшно. – Черт, да с чего вы решили, что я куда-то звонила? – с напускной храбростью заговорила она. – Никуда я не звонила, ясно? И вас не знаю и знать не хочу! И вообще мне нужно идти!

Она попыталась открыть дверцу, но незнакомец схватил ее за руку.

– Сидеть! – глухо рявкнул он.

Вероника вскрикнула, и тут же рука незнакомца сдавила ей шею, а его холодная ладонь заткнула ей рот.

– Тихо, – проговорил незнакомец, приближая к ней лицо. – Тихо. – Он втянул трепещущими, тонкими ноздрями ее запах. – От тебя хорошо пахнет, девочка.

Во время борьбы лямка платья сползла с белого плеча Вероники, и левая грудь выскочила из декольте. Незнакомец посмотрел на грудь, усмехнулся, провел по груди растопыренной пятерней, сжал пальцами сосок. Вероника дернулась.

– Тихо… – вновь проговорил незнакомец и чуть сильнее сдавил ей шею. Вероника замерла.

Рука незнакомца мяла ей грудь, грубо, сильно, бесцеремонно. Из глаз Вероники потекли слезы, она сдавленно заплакала. Казалось, страшного незнакомца это завело еще больше. Он оставил в покое грудь Вероники и запустил руку ей между ног.

Горячее дыхание незнакомца обжигало Веронике щеку.

– Тебе ведь это нравится, сучка? – тихо произнес незнакомец.

Вероника словно оцепенела. Ее дыхание стало хриплым и частым. По телу пробежала волна сладострастной истомы. Она свела бедра, крепко сжимая руку незнакомца, и несколько раз дернулась всем телом.

Наконец незнакомец отпустил ее и откинулся на спинку сиденья. Вероника сидела, прикрыв глаза.

– А теперь поговорим о священнике и журналистке, – услышала она негромкий, глуховатый голос незнакомца.

Когда утром Марго проснулась и, позевывая, вышла в гостиную, Ларин уже сидел в кресле с мрачным лицом и пил черный кофе, обхватив чашку обеими ладонями. Он был небрит и непричесан. Завидев Марго, Ларин глянул на нее исподлобья и сказал:

– А, спящая красавица. Проснулась наконец.

Марго протянула руку:

– Дай глотнуть.

Отхлебнув кофе, она села в кресло и закурила. Ларин посмотрел, как она прикуривает, и сказал:

– Большинство женщин, которых я знаю, по утрам выглядят так, словно их лицами всю ночь натирали паркет. А ты ничего.

– Это макияж, – сказала Марго. – Забыла смыть вечером.

Ларин прислушался к шуму воды, доносившемуся из ванной, где плескался под душем отец Андрей, затем слегка наклонился к Марго и сказал:

– Слушай, Маргоша, я хотел с тобой поговорить. Ты уверена, что можешь доверять этому типу?

– Какому типу? Ты про отца Андрея, что ли? – Марго недоуменно нахмурилась. – Кажется, вчера ты говорил, что он тебе понравился.

– Вчера я был пьян. Поверь мне, лапа, я умею разбираться в людях. Сдается мне, что твой дьякон – никакой не дьякон.

Сигарета замерла в пальцах Марго.

– С каких пор ты стал таким подозрительным?

– С тех пор, как заглянул ему в глаза, – ответил Ларин.

Марго усмехнулась.

– И что ты там увидел? Языки адского пламени?

– Что-то вроде этого. – Ларин откинулся на спинку кресла и пристально посмотрел журналистке в глаза. – Он тебя обманывает, золотце. Использует в своих целях.

– В каких?

– Это зависит от того, чем вы занимаетесь.

– Чушь! – мотнула головой Марго. – Болтаешь сам не знаешь что.

Ларин улыбнулся.

– Ого! Похоже, ты всерьез им увлечена. Кстати, душа моя, ты заметила, каким взглядом он смотрел вчера на Веронику? Просто пожирал ее глазами. А пока ты пыталась помирить нас с Барышевым, они с Вероникой уединились на кухне. Как думаешь, чем они там занимались?

Марго неприязненно поморщилась.

– Ларин, перестань.

– Когда он вернулся, ворот его рубашки был испачкан губной помадой, – продолжил Ларин. – И не только ворот. Думаю, нашей милой Веронике пришла мысль опуститься перед батюшкой на колени. И совсем не для того, чтобы просить у него отпущения грехов.

– Что ты несешь, Ларин?

– Не веришь? Тогда обыщи карманы его пиджака. Уверен, ты найдешь там какой-нибудь забавный сувенир вроде женских трусиков.

Марго смотрела на Ларина недоуменно, с легким оттенком брезгливости.

– Не будешь? – прищурился он. – Тогда это сделаю я.

– Нет. Не смей!

Но Ларин уже запустил руку в карман пиджака дьякона.

– Что это? Записка! – Ларин поднес листок к носу и понюхал. – Пахнет духами, – с усмешкой сообщил он. – Ну-ка, прочитаем, что здесь написано. «Позвони мне завтра вечером. Вероника». Ого, тут и номер телефончика имеется!

– Прекрати, – холодно сказала Марго. – Ты мне противен.

– Странно, что я, а не он. Впрочем, женская логика не поддается объяснению.

– Ты зарвался, Ларин, – сухо проговорила Марго. – Ты перегнул палку.

Когда дьякон вышел из ванной, Марго встретила его гневным возгласом:

– Ну слава богу! Вы там что, кита мыли?

– Я был в душе от силы минут пятнадцать, – растерянно ответил отец Андрей.

– А показалось, что целую вечность. Одевайтесь скорей! Мы уходим!

Дьякон вопросительно посмотрел на Ларина, но тот в ответ лишь пожал плечами, как бы говоря – «женская душа – загадка».

Через десять минут дьякон и Марго были на улице. Марго выглядела рассерженной, и дьякон усиленно пытался сообразить – чем же он мог ее расстроить? Пару раз он пытался обратиться к ней за объяснениями, но она отвечала ему короткими, холодными фразами, отбивающими всякую охоту продолжать беседу.

В то время как они шагали, ежась от встречного ветра, по улице, Артур Ларин сидел у себя дома на мягком диване и размышлял. Он нисколько не нервничал, мысли его текли размеренно и неспешно.

«Что же она в нем нашла? – думал Ларин. – Определенно дьякон не дурак. Не смазлив, но и не урод. Честен, но разве в наше время это достоинство?»

Ларин покачал головой.

«Нет, этот парень не из нашего круга. Хочешь оказаться в дураках, возьми себе в друзья священника. Как там он сказал?.. Здоровые инстинкты? Нет, приятель, не на того напал. Здоровые инстинкты – худший враг разума. Равно как и нездоровые. И вообще, как отличить здоровые инстинкты от нездоровых? Убежать от опасности – это ведь здоровый инстинкт? А остаться и помочь человеку, который попал в беду, рискуя собственным здоровьем, – это как же? Тоже здоровый инстинкт? А что же тогда «нездоровый»? Нет уж, ребята, я за ясный, трезвый ум. Обладать в наше время трезвым умом – настоящий подвиг. Слишком много гадости приходится брать на душу. Но меня это не пугает».

Ларин посмотрел на свое отражение в стеклянной дверце старинного буфета. Усмехнулся.

«Теперь возьмем меня. Внешность вполне себе ничего. Глаза, брови, подбородок… Так мог бы выглядеть убийца из какого-нибудь голливудского триллера. Впрочем, кто из нас в душе не убийца? Итак, ясный ум против здоровых инстинктов. Интересно, кто кого одолеет? Пока счет один-ноль в его пользу. Но еще не вечер, друг мой, еще не вечер».

Марго запихала в рот последний кусочек пирожного и запила его последним глотком кофе. Лишь после этого лицо ее просветлело, а из глаз исчез холодок. Она откинулась на спинку стула и закурила.

Дьякон посмотрел, как она прикуривает, и решил, что теперь, когда Марго снова обрела благостное расположение духа, самое время расставить все точки над «i».

– Не понимаю, почему мы ушли в такой спешке? – сказал отец Андрей. – У нас ведь куча времени.

– У меня больной желудок, – ответила Марго. – Мне нужно было срочно позавтракать.

– Теперь понятно. Если бы вы объяснили это раньше, я бы не стал…

Марго махнула на дьякона сигаретой.

– Да ладно вам, батюшка, не напрягайтесь. Или вас беспокоит, что Ларин обиделся?

– Он показал себя очень гостеприимным хозяином, – сказал отец Андрей.

Марго усмехнулась.

– Да уж. Знаете что – давайте не будем о нем больше говорить.

– Хорошо. Если вам так… Что случилось? Куда вы смотрите?

Глаза Марго уставились на что-то за спиной у дьякона, ее тонкое лицо слегка побледнело. Отец Андрей обернулся и увидел, что в кафе вошли трое мужчин.

Оглядев зал, они зашагали к столику, за которым сидели дьякон и Марго. Шли неторопливо, враскачку, как охотники, знающие, что дичь уже в ловушке и никуда не сможет убежать. Двое из них, молодые еще парни, сели за соседний столик, а третий, коренастый, лет сорока, с большими залысинами на лбу, опустился на стул рядом с Марго.

– Ну здравствуй, красавица, – спокойно, почти равнодушно произнес он. Бросил на дьякона небрежный взгляд и так же небрежно сказал: – Иди-ка покури минут пять в туалете. Нам с Марго надо поговорить. Ну чего сидишь? Сигареты закончились? Я тебе дам.

Незнакомец вынул из кармана пачку сигарет и протянул дьякону. Несколько секунд мужчины смотрели друг другу в глаза, затем отец Андрей перевел взгляд на Марго и спокойно спросил:

– Хотите, я вышвырну его отсюда?

Она нервно качнула головой:

– Нет. Все нормально. Я его знаю.

– Ты слышал? – с тем же ледяным равнодушием произнес незнакомец. – Девушка сказала, что все нормально. Давай, брат, оставь нас одних.

Дьякон вопросительно посмотрел на Марго. Та кивнула. Дьякон нехотя поднялся из-за стола и направился к выходу.

Когда он вышел из кафе, незнакомец достал из кармана телефон, нажал на кнопку вызова и сказал в трубку:

– Алло, Аслан? Она здесь… Да, даю. – Он протянул телефон Марго: – Это тебя.

Марго взяла трубку, облизнула пересохшие губы и сказала:

– Здравствуй, Аслан.

– Здравствуй, красавица, – ответил из трубки хрипловатый, негромкий голос. – Давно жду тебя в гости. Почему не заходишь, э?

– Много дел.

– Каких таких дел? Зачем от меня прячешься?

– Я не прячусь, Аслан. Нужная сумма будет у меня через неделю.

– Через неделю? – Повисла пауза. – Это долго, Марго. Очень долго.

– Раньше никак не получится.

Несколько секунд в трубке слышалась только тишина. Затем негромкий, хриплый голос произнес:

– С огнем играешь, красавица. Если в понедельник я не получу свои деньги, мои нукеры отрэжут тебе голову. Ты меня поняла?

– Я поняла тебя, Аслан. Деньги будут. Но до понедельника пусть твои нукеры не мозолят мне глаза.

– Хорошо. Только не вздумай убегать. Из-под земли достану. Передай трубку Алмазу.

Марго вернула телефон хозяину. Тот взял трубку и прижал ее к уху.

– Аслан? – сказал он в трубку. – Да… Да, хорошо.

Он убрал телефон в карман, посмотрел на Марго и сказал спокойным, почти равнодушным голосом, словно обращался к покойнику:

– Не прячься, я найду. Я всегда нахожу.

– Да, я знаю, – сказала Марго.

Он сделал знак своим людям, после чего все трое поднялись со стульев и вышли из кафе. Марго достала из пачки сигарету и вставила ее в обескровленные губы. Пальцы ее слегка подрагивали. Прикурить получилось только с третьей попытки.

Отец Андрей стоял возле двери кафе под мелким, моросящим дождем. Ворот его вельветового полупальто был поднят, руки опущены в карманы. Лицо дьякона было хмурым и сосредоточенным. Когда дверь за его спиной скрипнула, он быстро обернулся. Троица медленно вышла из кафе. Когда предводитель компании поравнялся с дьяконом, дьякон громко спросил:

– Уже поговорили?

Незнакомец остановился, посмотрел на отца Андрея и сказал:

– Да, поговорили.

– Все обсудили?

– Да.

– Это хорошо. Потому что, если я еще раз увижу вас рядом с Марго, я…

Дьякон оставил фразу незаконченной.

– Что ты сделаешь? – прищурив черные недобрые глаза, уточнил незнакомец.

– Ничего. Просто мне придется преподать вам пару хороших уроков. А поскольку учитель из меня никакой, вам это может не понравиться.

Парни молча двинулись на дьякона, но вожак остановил их движением руки. Он с полминуты изучал лицо отца Андрея, после чего медленно произнес:

– Ты смелый. Это мне нравится. Может быть, когда-нибудь встретимся.

Вожак повернулся и направился к машине. Парни двинулись следом, как два верных пса, готовых перегрызть горло любому, на кого укажет рука хозяина. Возле машины вожак обернулся и еще раз пристально посмотрел на дьякона. Потом сделал знак замершим на месте парням, и все трое забрались в машину.

Когда отец Андрей вернулся за столик, Марго казалась спокойной и беспечной.

– Кто это был? – спросил дьякон, усаживаясь рядом с ней.

– Так, один знакомый, – небрежно ответила Марго.

На смуглых скулах отца Андрея заиграли желваки. Он заговорил неожиданно резким голосом:

– Не морочьте мне голову, Марго. В какие темные дела вы впутались?

– Ни в какие. И вообще, с чего вы решили, что можете повышать на меня голос?

– Эти люди опасны, – сказал отец Андрей.

– Опасны? Да с чего вы взяли?

– Я не слепой. Это ведь бандиты, да?

– Не говорите того, чего не знаете, – холодно ответила Марго. – Это просто один мой давний знакомый.

– Знакомый? Вот как. Вы всегда так бледнеете, когда встречаетесь с «давними знакомыми»?

– Да ничего я не бледнею! Просто в зале такое освещение.

Марго замолчала. Молчал и дьякон, буравя лицо журналистки пылающими глазами.

– Ну хорошо, – не выдержала она. – Тут в общем-то нет никакой тайны. Просто я должна деньги одному человеку. Эти парни – его люди, только и всего.

– Много должны? – коротко спросил дьякон.

– Для кого как.

– А для вас?

– Для меня много.

– И как думаете расплачиваться?

– Найду рукопись Тихомирова и узнаю, кто его убил. За статью мне пообещали большой гонорар.

– А если не получится?

– Тогда и буду думать, как выкрутиться. И хватит меня допрашивать. Вы доели? Отлично. Расплачивайтесь, и пошли отсюда. Меня до смерти достала здешняя музыка.