Глава 17
Господин Смирнов вернулся из Серпухова почти ни с чем. Елена Михайловна Конарева твердила, что сын так и не появлялся и с ней не связывался.
- Правда, телефона у нас нет, но Глеб обычно звонит к соседям, - объясняла она. - Я уже волнуюсь.
Она была встревожена визитами незнакомых людей, которые расспрашивали ее о сыне: сначала женщина приезжала, теперь вот молодой человек. Что Глеб натворил? Неужели эта Алиса действительно с ним? Если она сбежала из дома, у Глеба могут быть неприятности. Еще состряпают обвинение в похищении девушки или что почище придумают… подведут парня под статью со злости! А откупаться им, Конаревым, нечем - больших капиталов честным трудом не наживешь, а жульничать они не приучены.
- Глеб ни в чем не виноват! - повторяла она, прижимая руки к сердцу. - Я вырастила его трудолюбивым, добрым мальчиком. Он мне во всем помогал, с детства… И сейчас от работы не бегает, сам себя обеспечивает, не то что нынешняя молодежь. Почему вы его ищете? Вы наркоманов, бандитов разыскивайте, по которым тюрьма плачет!
- Родственники Алисы Данилиной хотят убедиться, что с девушкой все в порядке, - как мог, успокаивал ее Всеслав. - Поймите их.
- А кто меня поймет? - заплакала Конарева. - При чем тут Глеб? Мало ли куда Алиса могла податься? А все свалят на нас, потому что мы бедные и заступиться за нас некому!
- Покажите комнату вашего сына, - попросил сыщик.
- Зачем? - испугалась она.
- Это в ваших интересах, - солгал Смирнов. - Данилины могут заявить в милицию… и тогда церемониться никто не будет. Разве вам нужен скандал?
Скандал Конаревой был ни к чему. Она провела сыщика в комнату Глеба, молча смотрела, как этот чужой человек перебирает вещи ее мальчика, открывает ящики старого письменного стола, такого же видавшего виды шкафа, перетряхивает книги…
Смирнов ничего полезного для себя не нашел - ни блокнотов, ни каких-либо записей, ни писем, ни фотографий. Видимо, все, что касалось личной жизни Глеба и его отношений с Алисой, парень держал в общежитии.
Сыщик с сожалением вздохнул, извинился перед Еленой Михайловной за вторжение и откланялся. По дороге в Москву он пытался придумать способ разыскать модельное агентство, в котором работала или собиралась работать Алиса. Попытка его не увенчалась успехом.
Всеслав запутался. Дело Рогожина застопорилось, а ему еще приходится отвлекаться на поиски девушки. Он не улавливал чего-то главного ни в одном, ни в другом.
Москва встретила его вечерними огнями и моросящим дождем. Дороги блестели, по мокрым тротуарам торопливо шагали прохожие, спешили домой - в тепло и уют, к горячему ужину, к экранам телевизоров. Смирнов с тоской посмотрел на часы: было еще не поздно заехать к Панину, художнику-пейзажисту и приятелю Саввы Рогожина. Поколебавшись минуту, он свернул в сторону Царицына.
Панин открыл дверь, не удивился.
- Я знал, что вы еще раз придете, - сказал он, пропуская гостя в тускло освещенную гостиную. - Присаживайтесь. Чаю хотите?
- Не откажусь.
Хозяин принес большой глиняный чайник, две чашки и тарелку с печеньем.
- Прежде чем задавать вопросы, расскажите мне о похоронах, - попросил он. - Я не смог прийти проститься с Саввой… здоровье подвело.
Художник пил слабенький чай, внимательно слушал гостя, не перебивал. Смирнов делился своими наблюдениями за процедурой на кладбище.
- Савву Никитича похоронили рядом с некой Прасковьей Рогожиной, дворянкой, - сказал в заключение сыщик. - Они что, дальние родственники?
- Да-да! - будто даже обрадовался Панин. - Это заветная история Саввы! Сам-то он в деревне вырос, и родители у него были деревенские… мать доярка, кажется, а отец… то ли комбайнер, то ли тракторист. Но Рогожин очень гордился дворянскими корнями и рассказывал об этом только доверенным, близким людям.
- Может, они просто однофамильцы? - усомнился Всеслав. - Откуда у деревенских жителей дворянская кровь?
- Э-э, батенька! Революция семнадцатого года все смешала, все перепутала… воспитанницы Смольного перевязывали раненых в полевых госпиталях, княгини и графини мыли посуду в парижских кафе и прислуживали в курильнях Шанхая. Почему бы дворянкам не доить коров? Вы находите в этом что-то удивительное?
- Признаться, да.
- Ну и напрасно, - усмехнулся художник. - Жизнь пестра, как летний луг. Особенно российская! Это вам не английский газон, где все - травинка к травинке. Это сочное буйство красок и соседство нежнейших колокольчиков со скромным клевером и колючим репейником. Вот так-то! Я ни разу не заподозрил Савву в неискренности.
- А что за история? - спросил Смирнов.
- В общем, вполне обычная… Когда Савва был мальчиком лет шести или семи, отыскалась у них в Москве родственница, какая-то прапрапра… то ли бабка, то ли тетка, приехала в деревню здоровье поправлять - и привязалась к ребенку. Возила его к себе, в коммуналку… рассказывала о родне, фотографии старые показывала. Приворожила она Савву своими разговорами. Кстати, оттуда и пошло его увлечение живописью, от той самой старушки. Оказывается, у них в роду была художница - Прасковья Рогожина, она ездила в Италию учиться рисованию. Картин ее, к сожалению, не сохранилось, но одна вещица от этой Прасковьи осталась. Зеркало. Якобы госпожа Рогожина привезла его из Италии как память. Его-то бабка и подарила Савве. Она вскоре совсем плоха стала, но успела еще сводить мальчишку на кладбище, показать могилу художницы. Потом умерла. Думаю, именно та встреча определила судьбу Рогожина. И творческую, и… личную. На его родителей старушка не произвела впечатления, а вот на мальчика повлияла. С тем зеркалом он не расставался, под подушку клал.
- Он вам его показывал?
- Один раз, - кивнул Панин. - Давно, несколько лет назад. Странное зеркало… с ручкой вроде бы из отполированной бронзы.
- Подлинная древность?
Художник улыбнулся.
- Разумеется, нет. Сувенир под старину. И раньше баловались подобными вещами, не только сейчас. На нем с одной стороны было что-то изображено… не помню. Савва так над ним трясся! Не понимаю, почему.
- А он знал, что это подделка?
- Конечно, знал, - ответил Панин. - Для него зеркало было неким символом, фетишем… Он уже с детства начал увлекаться мистикой, древними обрядами, придумывал разные дикие теории, и… вот к чему это привело.
Художник махнул рукой, вздохнул.
- Людям не стоит слишком отрываться от земного, - пробормотал Всеслав.
Но Панин его не услышал. Ему пришла в голову какая-то мысль.
- Кстати!.. - воскликнул он. - Разве Савва оставил распоряжения по поводу своих похорон?
- Насколько я знаю, нет.
- Тогда почему его хоронили рядом с Прасковьей Рогожиной? Кто мог додуматься до такого? Да и место на том кладбище стоит очень больших денег. Кто выхлопотал разрешение?
- Тот же человек, который финансировал выставку, - ответил Смирнов. - Получается, он тоже знал детскую историю Саввы?
- Получается, так! Но откуда? Я думал, Рогожин был откровенен только со мной. Он неоднократно подчеркивал это!
- Значит, не только с вами. Кто-то еще пользовался его доверием. Вам знакома фамилия Фарбин? Альберт Демидович Фарбин.
Художник из вежливости подумал.
- Нет, - сказал он, вздыхая. - Никогда не слышал. А что, этот человек имел отношение к Савве?
- Возможно. Но я пока не уверен. К его творчеству - несомненно. А вот были они лично знакомы или нет… неизвестно.
- Жаль, я даже не успел взглянуть на знаменитую нашумевшую «Нимфу», последний шедевр Рогожина, - с сожалением произнес Панин. - Чудесно, что картина нашлась! Но ее сразу же купили и забрали с выставки.
- Да, - кивнул сыщик, радуясь, что художник ушел от обсуждения «счастливой находки». Врать лишний раз не хотелось.
- Савва всегда создавал вокруг себя ореол странной, пугающей таинственности. Это продолжается и после его смерти. Разве… не подозрительно?
- Скорее закономерно, - ответил Смирнов.
Он вышел от Панина в глубокой задумчивости.
Дома его ждала Ева. Она приготовила на ужин заливное мясо и блинчики с яблоками.
- По какому случаю пир? - рассеянно поинтересовался Всеслав, целуя ее в щеку. - У нас праздник?
- Твоей проницательности можно позавидовать, - хихикала она, накрывая на стол. - Пить будем?
- Непременно! Сухое красное вино. Из холодильника.
Смирнов уловил запах горячих блинчиков и почувствовал, как зверски он голоден. За едой он прокручивал в уме разговор с Паниным. Где-то за всем этим крылась разгадка…
- О чем ты думаешь? - спросила Ева. - Узнал что-нибудь в Серпухове?
Славка, не переставая жевать, покачал головой.
- Я так и знала. Глеб дома не появлялся.
Славка так же молча кивнул.
- Интересный у нас разговор получается, - засмеялась она. - Немой и любопытная женщина. Ладно, ешь, великий детектив. А я тебе кое-что расскажу и покажу.
Она принесла помятую газету и с победоносным видом положила ее на стол.
- Вот!
- Что? - не понял Смирнов.
- Модельное агентство.
Она показала пальцем на обведенное карандашом объявление. «Модельное агентство «Авгур» приглашает стройных, артистичных девушек 18 - 23 лет на собеседование. Рост не меньше 1 м 72 см, длинные волосы. Предварительное требование - выслать фотографию».
- Ты знаешь, сколько в Москве агентств? - удивился сыщик. - Почему именно это?
- Я ездила в общежитие, - улыбнулась Ева. - Глеб там тоже не появлялся. Зато меня осенило! Я попросила его друга Кольку показать мне вещи Конарева. И он показал! Вот в эту газету были завернуты старые кроссовки. Какое агентство, по-твоему, могло заинтересовать Глеба?
Всеслав сразу понял, что на этот раз им повезло. Агентство «Авгур» - то, что нужно.
- Здесь и адрес их указан, и телефон! - ликовала Ева. - Если они знают, где Алиса, мы свое дело сделали. А там уж пусть твой друг Данилин сам с ними разбирается.
***
Чернов с Шумским закрылись в кабинете и обмывали удачную сделку. Продажа поддельной «Нимфы» прошла как по маслу. Они пили коньяк, стараясь не подавать виду, что на душе у обоих кошки скребут.
- Сегодня вечером закрытие выставки, - нарушил молчание Анисим Витальевич. - Можно распродавать остальные работы. Покупателей больше, чем мы предполагали.
- Надеюсь, у нас не возникнет неприятностей с законом, - закатил глаза Шумский.
- Ну что ты все время каркаешь, Федя?! - взорвался хозяин «Галереи». - Какие неприятности? Откуда? Рогожин мертв…
- Вот именно. Вдруг объявятся наследники?
- Не смеши меня! Савва был гол как сокол. Единственное его имущество - жалкая лачуга в Ключах, квартира в аварийном доме в Лозе да куча старого хлама. Мы на такое наследство не претендуем.
- А картины?
- Рогожин передал нам полное право распоряжаться представленными на выставке работами, подписал официальную бумагу… ты же прекрасно знаешь!
- «Нимфу» он хотел оставить себе.
- Это была устная договоренность! - раздраженно возражал Чернов. - Устная! Никто не докажет.
Федор Ипполитыч налил себе полную рюмку коньяку, выпил, не закусывая.
- Я все понимаю, - сказал он. - А на сердце тревожно. Как вспомню этого Геннадия, аж мороз идет по коже.
- Он ничего не заподозрил, - Чернов больше успокаивал себя, чем Шумского. - Велел упаковать картину, положил в машину и увез.
- Мы еще не знаем реакции Фарбина.
- Он же вообще не видел оригинала! Не нагнетай, Федя, умоляю тебя!
Анисим Витальевич ощущал нарастающую головную боль. Ну вот, начинается приступ мигрени! Боже, как ему все надоело! Уехать бы в глубинку, в провинцию… в какие-нибудь забытые всеми Ключи, жить по совести, ходить на рыбалку по утрам, топить печь, париться в деревянной баньке. Хотя бы месяц отдохнуть от суеты, от необходимости лгать, изворачиваться, хитрить…
- Как же он тогда захотел купить картину, которую ни разу не видел? - прервал воображаемую Черновым идиллию Федор Ипполитыч. - Это странно, Анисим. Отвалить такие деньги за… кота в мешке!
- Это для тебя названная сумма - деньги! И для меня. Для нас, нищих! А для Фарбина стоимость картины - копейки, о которых он лишний раз и не вспомнит. Просто поручил Геннадию выбрать полотно на свой вкус, тот и заприметил «Нимфу».
- Дай-то бог…
Телефонный звонок заставил обоих подпрыгнуть.
- Это сыщик, - прошептал Анисим Витальевич встревоженному Шумскому. - Не паникуй. Ты действуешь мне на нервы!
- Господин Чернов, у меня к вам вопрос, - говорил тем временем по телефону Всеслав. - Вы, когда выбирали работы для выставки Рогожина, не заметили у него в мастерской или среди домашних вещей бронзового зеркала под старину?
- Нет. Впрочем… какое-то зеркало висело на стене.
- Я имею в виду ручное зеркало, каким пользуются женщины, из отполированной бронзы, - уточнил Смирнов.
- Из бронзы? - удивился Анисим Витальевич. - Кажется, ничего подобного я не видел. Судя по вашему описанию, вещица мелкая, я мог не заметить. А что?
- Пока не знаю.
Чернов прерывисто дышал в трубку, молчал. Сыщик ничего больше не добавил и попрощался.
- Ну, что? - нетерпеливо спросил Федор Ипполитыч, когда хозяин «Галереи» положил трубку. - У него есть новости?
- Похоже, что нет. Спрашивал про какое-то бронзовое зеркало. Не было ли его среди вещей Рогожина? Ерунда…
Зеркала Шумского не интересовали, и он плеснул себе еще коньяку.
- Чем он вообще занимается, этот Смирнов? - выпив, недовольно пробурчал Федор Ипполитыч. - Может, дать ему отбой? Рогожин умер и похоронен. Какая разница, почему? Если его даже убили, нам-то что? «Нимфу» мы благополучно продали… - Он перекрестился. - Нечего копаться в чужой грязи. Нас это не касается.
- Не-е-ет, дорогой Феденька, - возразил Чернов. - Мы ведь не знаем, кто и по какой причине расправился с Саввой. А вдруг убийца и до нас доберется? И про Фарбина не мешало бы собрать информацию. Пригодится! Что за благотворитель такой, скрывающий свое имя? Просто богатый чудак? Сомневаюсь.
Шумский, который пил не закусывая, изрядно опьянел. Он посмотрел на Чернова осоловевшими глазами, громко икнул. Анисим Витальевич брезгливо скривился, забрал со стола вторую недопитую бутылку.
- Хватит! Не стоит доводить себя до поросячьего состояния, милый Федя. Мы еще не закончили с выставкой «Этрусские тайны». Как ты собираешься разговаривать с покупателями в таком виде?
Шумский снова икнул, на этот раз деликатно прикрывая рот ухоженной, пухлой рукой.
Пока компаньоны продолжали выяснять отношения, господин Смирнов связался с Колей Зыковым, участковым милиционером из Лозы. Тот вчера праздновал день рождения тещи и сегодня сидел в душном кабинете, изнывая от изжоги и головной боли. Он долго не мог понять, чего от него хочет некто Всеслав Смирнов.
- Я по делу Рогожина, - напомнил сыщик.
- А-а-а-а-а… так нет никакого дела! - раздраженно ответил Зыков. - Закрыли дело. Так-то, дорогой товарищ!
Если бы в отделении милиции был холодильник, настроение участкового могло бы быть лучше. Ледяная минералка облегчила бы его мучения, а так Николаю приходилось с отвращением пить теплую воду, от которой к горлу подкатывала тошнота. Тут не до вежливости. Эх, рассольчику бы сейчас хлебнуть из бочечки, из погребка тещиного! А не отвечать на глупые вопросы московских бездельников. И что им дался этот художник?!
- Посмотрите протоколы осмотра дома в Ключах и квартиры Рогожина в поселке, - попросил Всеслав. - Я в долгу не останусь.
- А что искать-то? - слегка оживился Зыков, вспоминая щедрое денежное вознаграждение, полученное от настырного москвича.
- Не было ли среди перечня вещей старинного бронзового зеркала с ручкой?
- Ладно… А что, это антикварная ценность? - заинтересовался милиционер.
- Скорее всего, нет. Будьте добры, выясните, а после обеда я подъеду, поговорим.
Зыков добросовестно изучил протоколы, но никакого упоминания о бронзовом зеркале не обнаружил. Он живо представил себе убогую обстановку дома в Ключах, где вся утварь доброго слова не стоила. То же было и в Лозе, в квартире, превращенной Рогожиным в мастерскую, где, кроме красок, кистей, картона и недописанных картин, почти ничего не было. Шкаф, пара рассохшихся допотопных комодов, колченогий стол, поломанные табуретки, газовая плита, огромное количество пустых бутылок из-под водки и пива, закопченные кастрюли, глиняные горшки… как будто художник жил не там и не здесь, а в каком-то третьем мире. И будто бы ничего его здесь не интересовало - ни домашний уют, ни предметы повседневного обихода, ни достаток - только его творчество. Кистей было много, карандашей разных, коробок с мелками и углем, рулонов хорошей бумаги, отличного картона, банок и тюбиков с красками, прочих принадлежностей для рисования и живописи… а бронзового зеркала - нет, не было. Зыков бы заметил. Вещица-то необычная, среди рогожинского хлама сразу бы в глаза бросилась.
- А на что вам это зеркало? - спросил милиционер, как только господин Смирнов часа через четыре переступил порог его кабинета. - Важная улика?
- Сами же сказали, дело закрыто, - усмехнулся сыщик. - Бронзовое зеркало принадлежит фирме «Галерея», это ценный экспонат, - соврал он. - Надо бы вернуть.
Зыков ничего не понял, но переспрашивать не решился.
- Вроде бы никакого зеркала не находили. Вы к Лосю сходите, - на всякий случай посоветовал он. - Они с Саввой покойным дружили, может, он чего знает. Я его в рогожинскую квартиру пускал, уже после похорон…
- Зачем?
Милиционер пожал плечами:
- Да так… Лось меня попросил. Сказал, хочет какую-нибудь мелочь на память взять. Я и пустил. Все равно дом ремонтировать будут, вещи на помойку снесут. Кому такая рухлядь нужна?
- Может, и меня пустите?
- Да ради бога! - махнул руками Зыков. - Ищите свое зеркало хоть до утра. Там дверь опечатана чисто символически. Вот ключи.
Он протянул Всеславу связку старых ключей.
Смирнов сначала зашел к Лосевым. Павел, на удивление, был трезв и возился в огороде: сгребал и сжигал старую ботву. Гостя встретил равнодушно, на вопрос о цели посещения квартиры Рогожина ответил, что хотел взять себе на память старое бронзовое зеркало, которым Савва почему-то очень дорожил.
- Ну и как, взяли?
- Не нашел, - вздохнул Лосев и с тоской посмотрел на небо. - Тучи снова собираются. Дождь будеть…
- Вы хорошо искали?
Пашка с недоумением уставился на гостя. Чего, мол, пристал? Но смолчал, поскреб заросший затылок.
- Савва его в одном месте хранил - в верхнем ящике комода, в кожаной коробке, - объяснил он. - Коробка есть, а зеркала нет.
От Лосевых сыщик отправился в квартиру Рогожина. Он методично обыскал ветхое, запущенное жилье - мастерскую художника - безрезультатно. Чего здесь только не было: пыльные обломки мрамора и гипса, керамические черепки, сваленные в кучу старые холсты, сундук с плюшевыми скатертями, занавесками и слежавшимися от времени шалями, закопченные керосиновые лампы разных размеров, поломанный самовар, берестяные туески, сплетенный из лозы короб, набитый старым бельем… всего не перечесть. Бронзового зеркала господин Смирнов не нашел.
- Зачем мне это зеркало? - спрашивал он себя, роясь в пыльных тряпках и отмахиваясь от вылетавшей роями моли. - Найду я его или нет, какая разница? Что мне это даст?
По предыдущему опыту он знал: если мысль о бронзовом зеркальце не шла из головы - это неспроста. Надо высянить, куда оно делось, и тогда…
- Потом разберусь, что к чему, - бормотал себе под нос Всеслав. - Время покажет…
