Книга: Московский лабиринт Минотавра
Назад: Глава 23
Дальше: Глава 24

Рябинки. Три недели тому назад

 

Супруги Корнеевы прогуливались по облетевшему лесу неподалеку от своего поместья. В кои-то веки Владимир взял жену с собой полюбоваться осенней природой. Пологий склон спускался в низину, заросшую молодыми березками и осинником. Редкие медные листья осин звенели на ветру.
- Какой странный звук, - содрогнулась Феодора. - Словно на кладбище.
- Да что с тобой? - обеспокоенно спросил молодой муж, обнимая ее за плечи и поворачивая к себе лицом. - Это нервы! Я уже заказал тебе путевку на Крит: проживание в пятизвездочном отеле, сервис, море, экскурсии. Отдохнешь, побываешь на горе Юкта, оттуда открывается прекрасный вид на Кносский дворец. Романтические воспоминания захватят тебя, исцелят от всех недугов.
- Может быть, вместе поедем? - надеясь, что он откажется, предложила Феодора.
Так и вышло. Владимир сделал отрицательный жест. Его красивые, породистые руки с длинными пальцами, похожие на руки пианиста, описали в воздухе плавную дугу.
- Не хочу оставлять сейчас отца одного. Смерть мамы и эта странная авария подействовали на него угнетающе. Ему нужна поддержка.
Феодора кивнула. Она боялась поднять взгляд на мужа. Владимир больше не намекал на ее причастность к случившемуся, но иногда в его глазах появлялся какой-то нехороший, сухой блеск.
Шорох травы и треск сучьев привлек их внимание. В низине бродил мальчик с корзиной, что-то собирал.
- Уж не грибник ли? - засмеялся Владимир. - Эй, парень! Ты что ищешь?
Мальчик отозвался, подошел. В его корзине лежали крепкие грибы с красными и темно-коричневыми шляпками, каких не знали ни Владимир, ни Феодора.
- Их есть-то можно? - с опаской спросила она. - Не отравишься?
- Мамка их вымачивает, потом солит, - смущаясь, ответил паренек. - Здеся на склоне их много было, только я робею собирать. Дурное место!
- Не болтай ерунду, - вспылил Владимир. - Чем тебе место не нравится? Лешаки и русалки мерещатся?
- Ага, - потупился мальчик. - Шныряют, особливо в тумане.
- Ты что-то видел? - Феодора опустилась перед маленьким грибником на корточки, заглянула в его веснушчатое лицо. - Расскажи.
Мальчонка вертелся, то и дело поправлял рукой замусоленную кепку на вихрастой голове.
- Мне деда не велит сюда ходить, - признался он, шмыгая носом. - А я не слухаюсь. Раз в тумане лешиху увидал, так и обмер! Побег за ней…
- Лешиху? - с сомнением усмехнулся Владимир. - Не придумывай! Небось от страха куст лещины за нее принял.
- Нет, то лешиха была! - настороженно оглянулся мальчик. - Шнырь-шнырь по молодняку - и об землю грянулась, пропала!
- Как пропала?
- Ну, под землю ушла, в холм. Деда сказывал, там у их царство нечистой силы. Раньше, давно, ведьмаки тут гуляли, выли и стонали на всю округу.
Феодора побледнела и вцепилась в руку мужа.
- Иди, мальчик! - не на шутку рассердился Владимир. - Вот деньги, возьми. - Он протянул грибнику пятьсот рублей. - И не пугай людей.
- Я сам боюся, - пробормотал пацан, засовывая купюру в карман. - Только я, дяденька, не вру. Вот те крест!
Он размашисто перекрестился и зашагал прочь.
- Видишь? - простонала Феодора. - На каком месте наш дом стоит? На Лешем холме! Почему ты не говорил, что при строительстве рабочие старую кладку нашли?
Владимир ничуть не смутился.
- Эка невидаль! Остатки старых подвалов, да на них пол-Москвы построено. Ты же не боишься там жить? И никто не боится. Люди об этом и не думают. А ты про кладку откуда знаешь?
- Деревенские рассказали.
- Меньше слушай дурацкую болтовню! Лешиха об землю грянулась и пропала! - передразнил он мальчика. - Чушь! Ну, нашли строители в земле какую-то кладку, что с того? Все великие города стоят на развалинах, на остатках древних культур, на костях, между прочим. Вон, Санкт-Петербург хотя бы. И ничего!
Он хотел успокоить жену, но не преуспел в этом.
- Я не могу больше спать в доме, - едва сдерживая слезы, жаловалась Феодора. - Стоит мне закрыть глаза, как начинается какая-то возня. Шорохи, стуки, шаги! Просто жуть берет. Неужели ты не слышишь?
- Представь себе, нет! У людей с нечистой совестью бывает бессонница, - не глядя на жену, с нажимом произнес Владимир. - Но к нам с тобой это не относится. Не так ли?
- Пойдем отсюда, - прошептала она.
Обратно шли молча. Березы шумели на ветру голыми ветками, из низины тянуло прелью, сыростью. Нахохлившиеся вороны облюбовали забор вокруг поместья, зловеще каркали. Калитку хозяевам открыл Илья, он возился во дворе с машиной.
- Надо распорядиться насчет обеда, - сказал Владимир. - Велю Матильде подавать. Ты проголодалась, дорогая?
Феодора скорчила гримасу отвращения. Она уже забыла, что такое хороший аппетит.
Владимир зашагал к дому.
- Нагулялись, Феодора Евграфовна? - спросил водитель. Он задрал голову вверх. - Нынче дождь пойдет, как пить дать.
По небу низко плыли тяжелые свинцовые тучи. Верхушки елей у ворот терялись в их клубах.
- Какая тоска, - прошептала хозяйка. - Думаешь, ветер не разгонит?
- Теперь зарядит дня на три! - весело оскалил белые зубы Илья.
- Скажи, Илья, тебе в лесу ничего подозрительного не приходилось видеть? Никто тебе не встречался?
- Как же! Приходилось! - хохотнул водитель. - И не раз. Только хозяин запретил говорить о…
- О чем? Ну же, признавайся! - пристала Феодора.
В окно кухни на них уставилась Матильда. От ее взгляда дрожь проняла обоих.
- У-у, домоправительница, так и жрет глазищами! Даром что глухая, зато зоркая! - сплюнул Илья. - Чума, а не баба! Извините…
- О чем не велел говорить Владимир Петрович?
- Вы меня на грех толкаете, - уже без улыбки произнес шофер. - Хозяин узнает, что я язык распустил, - уволит. Где я себе такую работу найду? Корнеевы щедрые и не строгие, семь шкур с обслуги не дерут, платят по-божески.
- Я не скажу мужу.
Илья взглянул на окна, выходящие во двор. Матильды уже не было видно, она занялась обедом.
- Так, может, мне почудилось? - заколебался он. Говорить хозяйке или нет? - Я не любитель по лесу шастать, не то что Владимир Петрович. Он ничего такого не встречал, потому и не верит, ругается. Ну, я пару раз от скуки за подберезовиками ходил, супчик грибной люблю, только не из этих, шампиньонов, а из настоящих лесных грибов. Брожу между деревьями, палкой траву ворошу, глядь - тень какая-то мелькнула. Я за ней! Отстал маленько, чтоб не спугнуть, прослежу, думаю. Уж не воры ли к забору добираются?
- Когда это было? Летом? - сгорая от нетерпения, перебила Феодора.
- В июле, кажись.
- Ладно, продолжай.
- Ну, вот, гляжу - вроде кто-то идет по лесу. Баба ли, мужик, не разобрать. Присмотрелся, словно тень чья-то мелькает. Хотел ближе подобраться - не рискнул. Заметит! Затаился я за деревом, березы тут старые, стволы не обхватишь, наблюдаю, догонять не спешу. Куда воришке деться? Стоял, стоял, все стихло. Я туда, сюда кинулся - нет никого. Пропала тень! Я к забору, вдоль него прошелся, кругом обогнул, оглядываюсь - пусто, одни стволы да кусты. Тревожно мне стало, муторно.
- Почему тревожно?
- Будто повеяло чем-то таким… холодным, мрачным. Вошел во двор, у охранника спрашиваю: не видел ли, мол, кого? Он, ясное дело, удивился. Ворота были закрыты, калитка тоже, через забор так просто не перелезть. Да и во дворе не спрячешься.
- Больше ты эту тень не видел?
- Было, - неохотно признался Илья. - Потом, в конце лета, когда первые опята пошли. Я даже пить из-за этого перестал, Феодора Евграфовна! Ей-богу, подумал, что у меня белая горячка начинается. Первые симптомы. Я спиртным не злоупотребляю, но уж если напьюсь, то до чертиков! - Он споткнулся на полуслове, изменился в лице. - Во! Народ не зря это выражение придумал - до чертиков. Водка на всех по-разному действует: кого не прошибешь, а кого сразу глюки одолевают.
- Думаешь, водка виновата?
Водитель поежился, словно он внезапно замерз, улыбнулся криво, одним уголком рта.
- Она, окаянная. Я выпил лишку и в лес - прогуляться, хмель выветрить. Прямо наваждение! Сел на пенек покурить, слышу: шур-шур-шур кто-то по траве. Опять она, ну, та чертяка. Верите, я весь обмер, ноги к земле приросли, а задница, простите, к пню, на который я уселся с сигаретой. Следом-то я не пошел, побоялся. Курить враз расхотелось, еле оклемался, зато протрезвел быстро. Отправился к хозяину: так, мол, и так, привидение у нас в лесу завелось. А он отругал меня как следует, приказал не болтать глупости. Вас, Феодора Евграфовна, упомянул. «У моей жены, - сказал, - и так нервы не в порядке, посмей только испугать ее своими бреднями! Уволю». Так уж вы меня не выдавайте.
- Можешь быть спокоен, - пообещала Феодора. - А что ты сам об этом думаешь?
Илья почесал крепкий, коротко стриженный затылок.
- Ну, если это не глюки, тогда и правда нечистая сила существует. Мне рябинкинские мужики говорили про место, на котором ваш дом построен, что тут раньше, в старину, деревянные палаты стояли, потом каменные, но всех жильцов демоны извели. Потом какие-то полоумные не то молельню устроили, не то шабаши правили. Потом все с землей почти сровнялось, лесом поросло, даже на холм стало не похоже. Господин Корнеев купил участок без труда, никто ему препятствий не чинил, построился.
- Хочешь сказать, он нарушил покой демонов? - отвела глаза Феодора. - И начали они вновь бродить по лесу?
- Нет, конечно. Какие демоны? Страх здесь поселился издавна, вот и мерещится людям всякое. И мне в том числе.
- Спасибо тебе, Илья, - сказала она. - Пойду обедать. Владимир Петрович ждет.
Разговор с водителем не успокоил Феодору, скорее, наоборот. Спрашивать его о ночных звуках в доме она не решилась. Илья оставался спать в маленьком флигеле, а Матильда ночевала на первом этаже дома, в комнатушке рядом с кухней, и в силу своей глухоты слышать ничего не могла.
- Еще примут меня за сумасшедшую, - рассудила Феодора. - Илья хоть на водку все списывает, а я на что? Владимир прав: мне следует переменить обстановку, посидеть у моря, погулять по венецианским улочкам и садам, послушать журчание фонтанов, побродить по музеям, отвлечься от Москвы, Рябинок и супружеской жизни.
Мысль о том, что муж предложил ей побывать именно на Крите, промелькнула, не оставив следа.
Через несколько дней, перед отъездом, Феодора захотела повидаться со свекром. Поскольку Владимир вызвался проводить ее в аэропорт, встречу с Петром Даниловичем она запланировала на день раньше. После той аварии он мог и отказаться, но не сделал этого.
Только увидев, как господин Корнеев, элегантный и подтянутый, выходит из новенького автомобиля, Феодора поняла, как ей не хватало его все эти последние дни. И что ужасное волнение, пережитое ею во время аварии «Мерседеса», возникло из-за страха потерять этого мужчину навсегда. Она тогда смертельно испугалась… осуществления своего же желания!
Ее сердце пронзила боль при виде приближающегося Петра Даниловича. Свежий шрам на его лбу напоминал о недавнем происшествии, едва не закончившемся трагически, а в остальном свекор выглядел хоть куда.
- Несказанно рад видеть, прелестнейшая Феодора, - слегка поклонился он, целуя ее холодную щеку. - Родительская роль имеет множество преимуществ! Однако я начинаю тяготиться ею.
И господин Корнеев обнял невестку посреди улицы, никого и ничего не стесняясь, прижал ее к себе и тут же отпустил.
- Не теперь… - прошептал он. - Не наспех. Приедешь - тогда!
Что именно таило в себе это многозначительное «тогда», Феодора обдумывала больше суток, до того момента, как она поднялась по трапу в комфортабельный салон «Боинга». В самолете ее сморила усталость - сказались бессонные ночи, терзающие сомнения, невыносимое напряжение пребывания в Рябинках, под горящим взглядом Владимира. Он словно видел ее насквозь…

 

Назад: Глава 23
Дальше: Глава 24