ГЛАВА 29
Астра давно не садилась к зеркалу, не зажигала свечей. Боялась искушать судьбу? В этом деле и так хватает огня...
Альрауна она повсюду брала с собой. Домашний божок придавал ей уверенности в благополучном исходе предприятия. Она привыкла ощущать спокойную силу, исходившую от мандрагорового человечка. Опуская руку в карман куртки, она прикасалась пальцами к его крохотному тельцу, завернутому в шелковый лоскут, и странным образом обретала душевное равновесие. В тревожных и опасных снах, куда забрасывало ее воображение, Альраун приходил в ней на помощь и, как заблудившуюся в лесу несмышленую девочку, выводил Астру на верную дорогу.
– Что покупаем? – пробудил ее от грез голос Матвея. – Лопату или...
– Лопату! И фонарь, обязательно...
Они зашли в хозяйственный магазин, чтобы обзавестись необходимым инвентарем. Матвею невольно пришли на ум веревки, топорик и фонарь в багажнике Калмыковского «мерса», о которых говорила Лариса. Он, похоже, шел по стопам своего предшественника.
– Собираешься спускаться в подземелье? – с усмешкой осведомился он. – Как Долгушина?
– С какой стати? Мы отправляемся искать клад, спрятанный господином Брюсом...
– Шутишь?
Он понимал: как ни глупо это звучит – но Астра права. Они дождутся темноты, отправятся в парк и будут копать яму в том месте, где он укажет. Ему кое-что пришло на ум еще там, в квартире пенсионера, любителя старины...
– Я брежу, – сказал он и потер правый висок.
В голове возник тихий назойливый звон, словно в невообразимой дали перекликались церковные колокола.
– Ничего. Это пройдет. Выбирай лопату!
Астра отошла от прилавка и осторожно выглянула в окно. Серый «Рено», стараясь остаться незамеченным, припарковался в тени огромных кленов.
Матвей сделал нужные покупки, и они перекусили в ближайшем кафетерии. Еда оказалась на удивление вкусной. За кофе и блинчиками с вишневым вареньем они вполголоса обсудили свои дальнейший действия...
– Твои фантазии меня умиляют! – не выдержал Матвей. – Вот так запросто явимся в ночной парк – и начнем копать яму? А если нас в милицию сдадут?
– Кто? Отдыхающие будут спать, а охраны там нет. К тому же, мы не собираемся устраивать раскопки посреди усадьбы! Забредем куда-нибудь подальше... в дикие заросли. Ночью туда никто не сунется, зуб даю!
– А если попадемся?
– Извинимся, заплатим штраф, в конце концов...
Кафе было отделано под деревенский трактир. За столиками обедали несколько человек – семья с ребенком и компания молодежи. Одетые по-спортивному парни и девушки переговаривались, смеялись. Они заказали много пива и рыбные закуски. Глядя на их жизнерадостные лица, не верилось, что злые намерения сочетаются в людях с обычными житейскими радостями.
– По-моему, мы затеваем нелепую авантюру... – вздохнул Матвей.
– Можешь предложить что-то другое?
– Нет, но...
– Не снять ли нам номер в местной гостинице? До вечера еще полно времени.
– Разве мы не возвращаемся в Глинки?
– Поедем и туда, только попозже. Ты хорошо ориентируешься в потемках?
– Забыла, чему я учу своих мальчишек из «Вымпела»?
Матвей заплатил по счету, и они поехали в гостиницу. «Рено» не попадался им на глаза, и Астра всполошилась.
– Не волнуйся, он где-то здесь... прячется от нас, – сказал Матвей.
Номер оказался маленьким, с двумя деревянными кроватями и видом на облетающий яблочный сад. На ветках висели красные и желтые яблоки, и это воскресило в памяти Матвея письмо Sworthy... Три века назад такие же забытые в садах яблоки заставили ее сердце содрогнуться от тоски по той жизни, к которой она привыкла...
Астра сняла курточку и прилегла на кровать, закрыв глаза. Она устала. Не физически – скорее, морально. Если ее замысел сорвется, она утратит контроль за развитием событий.
«У нас все получится! – мысленно заклинала она. – Правда, Альраун? Хорошо, что наш номер на первом этаже...»
Она думала так напряженно, что ее мысли словно гудели в воздухе.
– Хватит валяться, поехали! – скомандовал Матвей. – Я хочу еще раз пройтись по парку. Поищем статую Бахуса.
– Бахуса?
– Вернее, то место, где она стояла. Брюс разбирался во многих науках, в том числе, в архитектуре и строительстве. Он знал, как следует понадежнее устанавливать мраморные скульптуры...
Матвей явно на что-то решился. На его переносице залегла вертикальная складка, совсем как на портрете графа в домашнем музее монинского пенсионера. Его громкий резкий смех удивил и даже слегка испугал Астру.
– Что с тобой? – спросила она.
Метаморфоза, которую она вызывала и ожидала, застала ее врасплох.
– Вставай! Едем... – молвил он.
Он привез ее в парку, не к центральному входу, а к противоположной от него стороне. «Рено» призраком вынырнул из боковой улочки и намертво приклеился к «Пассату», пропустив вперед пару автомобилей.
– Молодец! – похвалил его Матвей. – Давай, друг, старайся! Твое терпение должно быть вознаграждено. Было бы несправедливо оставить тебя ни с чем...
Он повел Астру напрямик через глухие заросли, каким-то одному ему понятным путем, бормоча:
– Вот здесь – угол звезды Венеры... а тут был... стоп... не здесь... Возвращаемся!
Астра, затаив дыхание, следовала за ним, продираясь сквозь кусты и поминутно оступаясь. Под ногами что-то хрустело и шуршало. Они обогнули зиявшую провалами окон заброшенную усадебную постройку с колоннами...
– Здесь, кажется, – остановился Матвей. – Или не здесь... О, черт! Не помню...
– Говори громче, – шепнула она.
– Не помню! – повторил он.
Ветер подхватил его слова и рассыпал их между деревьями. Астра и Матвей отшагали более широкий круг и вновь остановились...
– Нет, все-таки здесь! Точно, здесь... Ладно, надо будет проверить... в пределах двух-трех метров.
* * *
Виталий Андреевич, придя в себя в больничной палате, не сразу сообразил, где он находится.
– Что со мной?.. – еле ворочая языком, спросил он у миловидной медсестры, которая делала ему укол.
– У вас был приступ, но сейчас ваша жизнь вне опасности...
Персонал этой клиники был хорошо обучен и вышколен. Главврач не терпел расхлябанности и особенно сурово карал за неуважительное отношение к пациентам. Здесь медикам хорошо платили, но могли уволить за малейшую провинность.
Калмыков прислушался к своему организму. Боли он не ощущал, разве что какую-то рыхлость, «ватность» всего тела, слабость, тяжесть в груди и сухость во рту.
Медсестра помогла ему напиться и вышла, тихонько притворив за собой дверь. Он опять закрыл глаза и погрузился в сонную истому. Оказывается, беспамятство – это не всегда лишь одна черная пустота, не только провал в бесчувственность и безвременье. Будучи без сознания, Калмыков продолжал жить, видеть, слышать и даже общаться... Именно так!
«Кого же я видел? С кем говорил? – мучительно вспоминал он. – Неужели ее... Алю? Мою черную колдунью, злую фею? Она опутала меня сладкими речами, заворожила фальшивой нежностью... Я пропал. Пропал! Тайна – вот оружие, которым она сразила меня...»
Последняя безобразная, по-настоящему позорная сцена, разыгравшаяся между ними, снова развернулась перед ним. Алевтина плакала... а он обвинял ее, бросал ей в лицо горькие и несправедливые упреки. Разве он с самого начала не понимал – в глубине души – , что ее влечет к нему исключительно содержимое его кошелька? Чего он ожидал от этой молодой страстной женщины? Любви? Вожделения? Он сам давно уже остыл к утехам плоти, забыл о естественном возбуждении... привык постегивать свое тело извращенной эротикой, злоупотреблять средствами для потенции, этими современными «шпанскими мушками», которые истощают нервную систему...
«Ты меня доведешь до греха! – орал он. – Я за себя не ручаюсь! Могу и...»
Он замахнулся на нее... но ударить не посмел. Рука его упала, как плеть, дыхание стеснилось. Это были первые предвестники приступа.
«Зачем тебе столько денег?»
«Когда любят, не спрашивают...» – шептала она.
Какие у нее губы! Темные, теплые, влажные, словно лепестки розы... От нее исходил тонкий аромат цветочного нектара и шоколада...
«Ты обещал исполнить любое мое желание!»
«Обещал, но...»
Не скажешь ведь прямо, что он не ожидал такой откровенной алчности, таких неуемных аппетитов у обыкновенной бухгалтерши?
Ее взгляд обволакивал его, подчинял ей, ее воле. Он инстинктивно сопротивлялся, как сопротивляется букашка, барахтаясь в паучьих сетях.
«Ты обманывала меня все это время, – через силу вымолвил он. С трудом заставил себя сказать ей то, что думал. – К чему были твои дурацкие выдумки про клад, про подземелья? Я же не подросток, который дрожит от предвкушения увидеть в раскопе «сундук мертвеца» с пиратскими сокровищами?! Кстати, я даже в детстве не грезил чужим золотом, а мечтал заработать свое!»
В Ласкинском доме, в этой избушке на курьих ножках, стоявшей посреди одичавшего сада, он никогда не испытывал покоя, приятной расслабленности. Был все время на взводе. Словно из каждого угла за ним следили незримые глаза. Не исключено, что где-то здесь... прячется ее молодой сильный любовник! Не исключено, что в полночь, когда на небо выходит полная луна... Алевтина превращается в ужасную горбатую старуху и вылетает через трубу на метле...
«Потом, когда я ухожу, вы вместе потешаетесь надо мной?! – взревел он – Смеетесь над моей глупой доверчивостью?!»
«О чем ты?»
«О твоем парне! Где он? В шкафу? В подвале? Давай, позови его... выпьем вместе, как добрые друзья!..»
«Ты параноик! У меня никого нет... Если хочешь, иди, обыщи дом...»
Он не мог оторваться от ее горящих глаз, от ее хищной плотоядной улыбки. Так улыбаются ведьмы...
Его подозрения вызвали у Алевтины приступ истерического хохота. Она сидела, скрестив свои красивые смуглые ноги, и расчесывала черные как смоль волосы. В иные моменты в ней просыпалось нечто демоническое, властное и неизведанное... Возможно, именно это – неизведанное – и составляло ее главную изюминку. Она вовлекла его в свою игру, сделала орудием в своих руках... и он даже не понимал, кто их противник...
«Зря ты мне не веришь... – посмеивалась она. – Мне не нужны деньги. Я просто решила проверить, сколько ты готов заплатить за любовь...»
«Я не сплю с проститутками», – соврал он.
«Разве? А твоя жена? Скажешь, она бескорыстно ложится с тобой в постель?»
Ну кто на его месте не залепил бы ей пощечину? Разве что святой... А он был кем угодно, только уж никак не ангелом. Но он и пальцем ее не тронул...
Виталий Андреевич со вздохом попытался перевернуться на бок. Не получилось. Совсем беспомощным он стал, неподвижным, как бревно.
Сцена в «избушке» не отпускала его, заставляя переживать недавнее прошлое заново и с тем же эмоциональным накалом. Они с Алевтиной наговорили друг другу мерзостей... потом обоим стало неловко...
За ужином оба перебрали спиртного. «Какая роль мне уготована? – устало гадал он, глядя на выступавшие под платьем округлости ее грудей. – Меня используют... но с какой целью? Лучше порвать с Алей прямо сейчас...»
Но сделать этот шаг у него не хватило духу. Отказаться от женщины, разбудившей его почти совсем уже уснувшую кровь, казалось немыслимым... В жизни так мало радостей! А бесполезность денег начинаешь осознавать, только когда достигаешь изобилия. Подкрадывается старость, томит странная тоска, мучают сожаления о несбывшемся... Время утекает, словно вода сквозь пальцы... И жажда счастья, последнего жгучего безумства, становится просто невыносимой, ненасытной! Наверное, эту жажду нельзя утолить...
Алевтина захотела отдохнуть и прилегла. Калмыков до сих пор не мог дать себе отчета – что подтолкнуло его залезть к ней в сумочку? Любопытство? Болезненная подозрительность? Ревность? Мелочная мстительность? Желание уличить ее в чем-то... унизить? Всего понемножку...
Старая, завернутая в целлофан тетрадка сразу привлекла его внимание. В доме стояла тишина, нарушаемая лишь тихим дыханием спящей женщины. Он услышал, как она повернулась во сне, и торопливо сунул добычу за пазуху.
Алевтина не проснулась... только тревожно вздохнула. Калмыков решился бежать от нее, прямо сейчас, пока она не может помешать ему. Он боялся, что в противном случае не сумеет избавиться от ее влияния, станет безвольной игрушкой в ее руках. Да... он развенчал ее, начал остывать, но все еще ощущал себя ее рабом. Это было непонятно, оскорбительно! Бежать! Освободиться... сбросить с себя оковы опасного наваждения! Почему-то он придавал важность именно этому моменту – уйти немедленно, раз и навсегда покончить с этой позорной зависимостью от женщины...
Он взглянул на нее... лежавшую навзничь на кровати, с рассыпавшимися по лицу волосами. Прекрасную, желанную... лживую! Шальная мысль убить ее – накрыть подушкой и задушить… молнией вспыхнула в его мозгу. Он был так возбужден, что хмель выветрился. Раньше Калмыков никогда не садился за руль выпившим, но в тот миг он не думал о том, как поведет машину. Лишь бы вырваться из этого порочного круга!
В доме раздался какой-то звук... словно что-то упало... или треснул рассыхающийся сруб. Деревянные строения полны разных шорохов, скрипов и пугающих шумов. Казалось, кто-то крадется по лестнице...
– Проклятая ищейка! – выругался он. – Я и подумать не мог, что он сфотографирует мою машину...
Его слова эхом отразились от светлых стен больничной палаты. Теперь, когда Алевтина уже мертва, тетрадь стала опасной уликой против него.
– Лариса далеко не дура... Знает, что делает!
Он не сомневался: тетрадь исчезла из гаража не без ее участия. А что, если они с Карелиным сговорились и решили...
Дверь приоткрылась, и на пороге палаты возникло кошмарное видение, – его жена, собственной персоной.
– Как ты себя чувствуешь, дорогой? – елейным голоском пропела она. – Меня не хотели пускать к тебе! Представляешь?
За ее плечом тревожно маячила медсестра. Палата наполнилась запахом китайской магнолии...
– Только недолго... – умоляюще произнесла девушка. – А то меня уволят!
Лариса наверняка сунула ей денег, чтобы та нарушила режим.
– Иди, милая... Оставь нас.
Калмыков обреченно закрыл глаза. Деваться ему было некуда...
