Глава 25
Астре хватало ума, чтобы не объяснять происходящее случайным стечением обстоятельств. Ничего случайного не бывает, никогда. Никаких совпадений, никаких капризов судьбы.
– Раз на нашем пути опять появился Сфинкс, пусть даже на картине, – значит, мы идем по его следу! – изрекла она.
– А как же жуки и бабочки? – не преминул поддеть ее Матвей.
Астра промолчала. Все звенья сложатся в стройную цепочку, когда придет время.
Матвей отвез Баркасову деньги и забрал картину. Он наотрез отказался вешать ее в своей квартире.
– Твой папаша заплатил, значит, полотно принадлежит тебе.
Астра не стала спорить.
– Буду переезжать на Ботаническую, заберу. А пока пусть здесь постоит.
Она забралась с ногами на диван и погрузилась в раздумья. Сфинкс… какие у него мысли, какие желания? Чего он добивается? Зачем убивает? Из мести? В назидание? Ради самоутверждения? Или, как бы цинично это ни звучало, ради удовольствия? Какие чувства он испытывает? Какие вынашивает планы? Каким будет его следующий шаг?
– Он! – прошептала Астра. – Она! Одно лицо… порок и добродетель, наслаждение и аскеза, благочестие и грех. Белые лилии – чистота и невинность. Тигровые лилии – эротический соблазн, вожделение, сладострастие. И объединяющая их смерть. Эрос… Танатос…
Множество линий сплетаются в сложный узор с невнятными образами, отголосками, шелестом, эхом… Как уловить правильный ответ в этом приглушенном хоре бормотаний, всхлипов и вздохов? Как не потеряться в этом многоцветии, в этой многоликости?
Она представила Сфинкса, который придумывает свои загадки, ударяет пальцами по клавишам, и сначала на мониторе, потом на бумаге появляются строчки, несущие смерть…
Что за головоломку получил Влас Никонов, уже не узнать.
Теплинскому пришло письмо с вариантом по мифическому образцу – детство, зрелость, старость – и электронный адрес, куда следовало отправить ответ.
Домнин удостоился короткого и мрачного вопроса. Отвечать было бессмысленно.
Что это значит? Художник больше всех провинился? Его грех не подлежит искуплению? Или что-то еще? Письмо, которое отправил ему Сфинкс, явно отличается от того, которое получил Теплинский. Почему?
– Какое послание пришло Мурату, любовнику красавицы-вдовы? – пробормотала Астра. – Это нужно узнать. Но как? Единственный вариант – Матвей.
Она вихрем ворвалась в гостиную, где он просматривал чертежи и документы на партию полиграфического оборудования.
– Ну что опять? – поднял он голову от бумаг. – Кто-то еще продает картину Кнопфа? Правильно я поступил, не возвращаясь в бюро. Вижу, ты мне не дашь поработать.
– Сфинкс хочет убить любовника Санди! – выпалила Астра, с разгону плюхаясь в кресло, которое отчаянно пискнуло.
– И пасынка тоже. Я в курсе.
– Ты так спокойно говоришь, будто речь идет не о жизни людей, а…
Матвей с сердцем бросил ручку на стол. Сегодня не его день, привести бумаги в порядок не удастся.
– Будь любезна, не ломай мебель, – невозмутимо произнес он. – Мои родители обожают эти кресла.
– Тебя волнует мебель, когда… когда…
– Когда горит Рим! Ты верно подметила.
Астра остыла. Хладнокровие Матвея подействовало на нее отрезвляюще.
– Я хочу узнать содержание письма, которое пришло Мурату… Срочно. Позвони Санди и поговори с ней.
– А если она пошлет меня подальше?
– Скажи, что ты купил копию Кнопфа и хочешь с ней посоветоваться. Потом плавно перейди на Сфинкса… Понимаешь, сама тема позволяет затронуть…
– Ладно, я понял.
– У тебя несносная привычка перебивать! – разозлилась она. – Выслушай хотя бы. Заведи беседу о смерти Теплинского, потом…
– Ладно, не учи меня.
– Что ты все «ладно» да «ладно»? Хорошо… Раз тебе не нужны мои советы, выпутывайся сам.
– Почему я терплю твои командирские замашки? – не выдержал Карелин. – Почему я продолжаю выполнять твои дурацкие указания?
– Они не дурацкие. Так ты будешь звонить Санди?
– О, черт!
Деваться было некуда, и он набрал номер сотового Александрины, нагородил чепухи про Кнофпа и картину, попросил проконсультировать. Женщина согласилась – без энтузиазма, но и без возражений.
– Где мы встретимся? – спросила она. – Чтобы дать оценку качеству копии, я должна ее увидеть. Приезжайте в галерею «Стамбул», заодно я покажу вам живопись в восточном стиле.
– Хорошо, – уныло согласился Матвей. – Я привезу картину.
– Она пригласила к себе? – округлила глаза Астра, когда закончился разговор. – Поздравляю!
– Где находится «Стамбул»?
– В Турции…
– Да не город, галерея! – взревел он. – Там выставка восточной живописи. Придется тащиться туда с картиной! Как будто мне больше делать нечего!
* * *
Баркасов со скульптором обмывали в «Ар Нуво» удачную продажу. Маслов изрядно набрался. Он бы ни за что не пошел в такое дорогое заведение, но комик пообещал, что расплатится сам с причитающихся ему процентов.
Пили виски, закусывая оливками и салатом.
– Как ты ешь эту гадость? – кривился Маслов. – Закажи чего-нибудь вкусного.
– Жареный картофель и отбивную? Уволь, дражайший. Такую тяжелую пищу мой организм принимать отказывается.
– Печень барахлит? – посочувствовал скульптор. – Так тебе и пить нельзя.
– Пить – это святое…
Маслова развезло, и Баркасов вызвал ему такси.
– Поезжай, брат, проспись. Да гляди деньги-то все не спусти на водку.
Скульптор его не слышал, грузно рухнув на сиденье, он сразу уснул.
– Доведи его домой, шеф, – попросил артист, протягивая водителю деньги. – А то не дай бог замерзнет. Скоро март, а холодно, как в январе.
Пока он провожал приятеля и передавал того с рук на руки таксисту, в зале клубного ресторана прибавилось посетителей. Среди них Баркасов сразу увидел подругу «коллекционера» – госпожу Ельцову. Она была одета в приталенный костюм из малинового бархата с застежкой, обработанной золотым позументом. Эффектная женщина! И не содержанка. Ее отец – обеспеченный человек, владелец страховой компании.
Астра заметила его и помахала рукой. Она была одна, без своего спутника.
– Вы позволите? – Не дожидаясь разрешения, артист присел за ее столик. – Вы кого-то ждете?
– Друга, но он задерживается.
Слово за слово, беседа потекла в нужном русле.
– Говорят, Домнин с Масловым давно знакомы? – спросила Астра.
– С детства. Они жили по соседству, потом вместе учились в Питере, а творческая судьба сложилась по-разному. Игорь процветает, от заказчиков нет отбоя, персональные выставки – одна за другой. Феофану бы тянуться за ним… так нет, уединился, стал угрюмым, попивает. А ведь какой весельчак был, какой шутник! Хлебом не корми, дай разыграть кого-нибудь. Иногда мне кажется, Маслова зависть гложет, потому он и общаться с Игорем почти перестал.
– А раньше у них были конфликты? Из-за женщины, например?
Баркасов обвел взглядом зал, остановившись на портрете Сары Бернар, заулыбался.
– Женщины… непостижимые существа. Вот вы, Астра, кому бы отдали предпочтение – Маслову или Домнину?
– Художнику, – честно ответила она. – У него интересная внешность, талант… и общаться с ним приятно. Интеллект, юмор… все при нем.
– Своему воспитанию Игорь обязан матери. Мои родители – известные театральные актеры – водили дружбу с Домниными через нее. Она была музыкантша, играла на фортепиано, аккордеоне, увлекалась живописью и литературой. От нее он унаследовал тягу к искусству. Она настояла, чтобы сын посещал художественную школу. Хотя отец прочил его в торгаши или на крайний случай в финансисты. Сам он работал в торговле, доставал для знакомых дефицитные товары, а в советские времена – что греха таить? – это высоко ценилось. Домнины жили на широкую ногу, ни в чем не нуждались, но мама Игоря продолжала работать. Из-за этого в семье возникали ссоры. Отец ворчал, что мальчик требует пристального внимания, за ним нужен присмотр, иначе он станет легкой добычей уличных хулиганов. Поддастся влиянию городской шпаны, встанет на кривую дорожку. – Баркасов поднял бокал и залюбовался цветом вина. – Поэтому мама повсюду таскала Игоря за собой – на спевки, на репетиции, на концерты. Надо признать, ее стараниями из парня вышел толк. А вот Маслов был предоставлен сам себе, рос среди дворовых мальчишек, у них же и ума-разума набирался. Маслов-старший увековечивал в граните и бронзе партийных деятелей и героев труда, чем снискал себе славу и почет. Сына назвал Феофаном с дальним прицелом, с намеком на великого Феофана Грека, который храмы расписывал. Только имя ничего не решает. Пока скульптор получал награды и высекал монументальные статуи вождей, жена его баловалась вином, а сын гонял голубей и прогуливал школу. Ему еще повезло, что у отца остались старые связи, а то бы он не только в Москве, но и в Питере вступительные экзамены провалил.
– Алкоголизм бывает наследственным? – наивно спросила Астра.
– В России-то? Боюсь, питейная традиция уже с генами передается. Особенно в творческой среде.
– Домнин тоже пьет?
– В меру… как я! – захохотал Баркасов. – Хотя я тоже порой могу перебрать. Грешен!
– Вижу, вы хорошо знаете и Домнина, и Маслова.
– Мы почти одногодки. Вместе мяч гоняли, правда, учились в разных школах. Потом они в Питер уехали, я в Москве остался. Когда они вернулись, меня пригласили в провинциальный театр. Встретились мы спустя годы. Теперь Игорь меня сторонится… из-за Санди. Они с ней на ножах, а я вроде как между двух огней. Не может мне простить, что я продолжаю общаться с его мачехой. А я не люблю ссориться! Тем более без повода. Санди женщина своеобразная, но лично мне она ничего плохого не сделала.
Астра заказала еще бутылку коньяка. Баркасов пил, и у него развязывался язык.
– Я угощаю, – улыбалась она уголками губ. – За удачное приобретение моего друга. За «Ласки»!
– А вы… его не ревнуете?
– К кому? – притворно удивилась она.
– К Санди. Он ведь неспроста разлил вино ей на платье, – хитро подмигнул артист. – Это была уловка, предлог, чтобы познакомиться. Такая женщина, как она, умеет завлекать нашего брата.
Астра поджала губы.
– Матвей – мой жених. Но я не ограничиваю его свободу… в обмен на такую же лояльность с его стороны. Наш брак имеет финансовую основу и зиждется на интересах папиной компании.
– Понимаю…
– Простите, но вы так и не ответили на мой вопрос. Могли Маслов и Домнин затаить зло друг на друга из-за женщины?
Баркасов пьяно икнул, деликатно прикрыв рот рукой.
– У них… разные вкусы. Вы видели Маслова?
Она молча повела плечами: то ли да, то ли нет.
– Игорь совсем другой человек, – закончил свою мысль комик. – Он не влюбчив. Тем более не стал бы соперничать с Феофаном. Нет, что угодно могу допустить между ними, но только не дуэль из-за женщины.
– А почему у них испортились отношения?
Баркасов сделал изящный взмах рукой в воздухе – вероятно, такие жесты он привык делать на сцене, перед публикой.
– Скорее всего, Маслов не может смириться с успехами Игоря. Вроде бы они вместе постигали азы мастерства, вместе делали первые шаги на тернистом поприще служителей муз, а потом вдруг все переменилось. Один поднялся, взлетел до самых звезд, а другой… застрял у подножия Парнаса. Согласитесь, не каждому по плечу сохранить добрые чувства к другу, которому удалось тебя обскакать. На старте вроде бы все равны, а на финише…
– Ну, о финише говорить рано, – заметила Астра.
Гривастый, похожий на сытого и ленивого льва под хмельком, артист послушно кивнул.
– Да, конечно. Это я так… сказанул, не подумав. Они оба еще молоды, полны сил, но Феофан жидковат, хлипок нутром, стержня у него нет, хватки в работе, в жизни. Полагаю, на финише сенсаций не будет.
– Как знать, – покачала головой Астра. – Сфинкс недаром донимал жителей Фив загадкой о человеке. Эдип ее не разгадал! Вот в чем его беда. Он хотел спасти город, а не сумел спасти даже себя. Он просто получил отсрочку вкупе со своими подданными.
У Баркасова аж глаза на миг прояснились от ее слов.
– Ну… вот как? Вы взяли барьер, милая барышня. Не ожидал. Жизнь – это скачки с препятствиями. Можно упасть с лошади и опозориться, можно сломать ноги или, что гораздо хуже, шею…
– Предлагаете сойти с дистанции?
– Я бы на вашем месте… п-притормозил. Еще Г-грибоедов… поставил диагноз русской интеллигенции…
У него уже заплетался язык, а лицо приобрело багровый оттенок.
– Горе от ума, что ли? – усмехнулась Астра. И увела разговор в сторону: – Вы ходите на ипподром? Делаете ставки?
– Лошади – м-моя с-страсть…
