Глава десятая
– Вскройте при мне упаковку минеральной воды, – потребовала Лика Вронская, с тревогой оглянувшись по сторонам. Русские туристы, дружно завтракавшие за одним столом, вызывали ее опасения. Неужели она права в своих выводах и кто-то из них убийца? Но кто? Кто?! Игорь и Галина? Алина и Кирилл? Если бы знать, если бы только четко знать…
Парень за барной стойкой недоуменно на нее посмотрел и спросил:
– А как же ваш любимый сок?
Лика невольно вздрогнула, вспомнив тот стакан, который едва не стал последним.
– Минеральную воду, – повторила она. – И я хочу видеть, как вы вскрываете упаковку.
Парень разрезал пластик и, солнечно улыбаясь, протянул Лике одну из шести бутылочек. Убедившись, что крышка бутылки находится в целости и сохранности, Лика прихватила с собой бокал и вернулась за стол.
– Ты даже кофе не выпила, – удивленно заметил Паша и отправил в рот внушительный кусок яичницы.
Сделав глоток минералки, Лика вяло попыталась оправдаться:
– Мне со вчерашнего дня на еду смотреть тошно. Мы с Джамалем перекусили в Луксоре, и желудок объявил забастовку. Ничего не ем. Пью только воду.
– К врачу сходи, таблетку даст, – посоветовал Вадим Карпов. – Зачем мучиться?
Игорь Полуянов отложил вилку и нервно поинтересовался:
– А что ты делала в Луксоре?
– Пыталась разыскать семью девушки, у которой с отцом Вадима много лет назад были личные отношения. Но ничего не вышло, они уехали из Египта.
– Так, а смысл тогда тебе ехать в Луксор? – присоединилась к разговору Света Карпова. – Если ты там вчера побывала?
Ответить Вронская не успела, ее остановил пламенный спич профессора Романова:
– Это же древние Фивы! Там столько уникальных памятников архитектуры! А для того чтобы осмотреть гробницы в Долине царей, и недели недостаточно. Гробницы уходят под землю на десятки метров, и их стены, украшенные фресками необычайно тонкой работы, дают нам представление о быте и религиозных воззрениях древних египтян, – с жаром произнес Тимофей Афанасьевич.
– Гид нам не понадобится, это точно, – заметила Ирочка Завьялова, бросив на профессора взгляд, полный искреннего восхищения.
Галина Нестерова посмотрела на часы и озабоченно сказала:
– До отъезда пять минут. Надо поторопиться.
– Идемте, – решительно произнесла Лика. – Не знаю, как вы, а я здорово устала от последних событий. Хочется хоть к концу поездки почувствовать себя просто туристкой. Было бы здорово, если бы хотя бы сегодня с Вадимом Карповым ничего не случилось.
– Все будет хорошо, – глаза Алины Гордиенко сияли от предвкушения поездки.
Ее верный страж Кирилл Панкратов лишь скептически хмыкнул.
– Кстати, профессор. – Вадим догнал идущего впереди Тимофея Афанасьевича. – Вы-то верите в проклятие гробниц фараонов?
Он отрицательно покачал головой и принялся за объяснения. Климат Египта прекрасно способствует сохранению исторических памятников, однако для непривычных европейцев он содержит немало угроз. Вода и пища провоцируют обострение кишечных заболеваний. Жаркое испепеляющее солнце бьет по сердцу. Укусы москитов, змей и скорпионов могут привести к летальному исходу.
– Думаю, смерть археологов была обусловлена естественными причинами. А страха перед предметами из гробниц я не испытываю совершенно, – рассуждал Тимофей Афанасьевич. Потом он горько вздохнул: – Мне так жаль, что не удалось взглянуть на найденное вами ожерелье. Судя по описанию, это работа Амарнского периода, революционного для изобразительного искусства.
«Понятно, они вчера весь день только тем и занимались, что обсуждали и убийство, и ожерелье, – подумала Лика Вронская, разыскивая в сумочке квитанции на экскурсии. – Так что теперь Игорь с Галиной уже все выяснили и наверняка придумали новый план действий. Или в убийствах виновата Алина? Я вчера чуть не рухнула у той колонны! Это же надо – беременная женщина. И совершенно не заботится о безопасности малыша. Да если бы я была в положении – уже давно сделала бы отсюда ноги».
– Но где же наш автобус? – растерянно спросил Паша. – Вот таблички: немецкий, испанский, французский.
Прямо у дверей отеля притормозил микроавтобус, его водитель высунулся в окно и закричал на ломаном английском:
– Вы русские? Идти скорей!
В салоне уже сидели двое мужчин.
Галантно пропустившие девушек вперед Паша и Вадим нерешительно замерли у двери.
– Нет проблем! – прокричала Лика. – Мы со Светкой сядем вам на колени! Заходите! И Кирилл с Алиной как-нибудь поместятся. В тесноте, да не в обиде. А профессор сядет на переднее сиденье.
– Отель «Хилтон», – обернувшись, пояснил водитель. – Там вы сидеть в большой автобус, где есть много русских.
– Ну, слава богу! – прокомментировал Вадим. – А я уже мысленно готовился к тому, что придется четыре часа держать на ногах ценный груз. Но своя ноша, как говорится, не тянет.
– Вы тоже русские? – вежливо поинтересовалась Ирочка у невозмутимых, как сфинксы, мужчин.
Они недоуменно пожали плечами.
В их внешности не было ни одной славянской черты: смуглые лица, черные волосы, обжигающие карие глаза.
«Толстый и тонкий», – мысленно охарактеризовала египтян Лика Вронская.
Ирочка все не унималась:
– А по-английски вы говорите?
– Они не ехать с вами! Они ехать со мной! – повернувшись к салону, прокричал водитель.
– Совершенно некомфортные условия для поездки! – возмутилась Света, обхватывая Вадима за шею. От быстрой езды микроавтобус так и мотало из стороны в сторону. – Даже для кратковременной!
– Наверное, к «Хилтону» подвезут русских из всех отелей Хургады, а уж потом мы пересядем в автобус и поедем в Луксор, – предположила Галина и, счастливо улыбнувшись, положила голову Игорю на плечо.
Отодвинув край занавески, Паша посмотрел в окно и невозмутимо заметил:
– Никакого «Хилтона». Мы уже в пустыне. Блин, что за сервис!
Лика аж подпрыгнула у него на коленях, перегнулась через плечо и уставилась на дорогу.
Пустыня была самой настоящей. Сливающиеся с горизонтом светло-желтые песчаные просторы с возвышающимися у трассы грудами щебня.
– Остановите машину! – срывающимся голосом закричала Вронская. – Немедленно остановитесь! Что все это значит, черт побери?!
– Квитанции, – тихо охнула Галина. – Водитель не спросил у нас билеты на экскурсию и у него не было списка группы. И таблички с названием турагентства я тоже что-то не видела…
Не обращая внимания на происходящее в салоне, водитель гнал машину вперед, даже увеличил скорость.
Игорь поднялся со своего места и со словами «так, чувак, ты мне надоел», попытался протиснуться вперед, поближе к водителю и сидящему на переднем сиденье в полуобморочном состоянии профессору Романову.
– Стоять, – по-английски скомандовал толстый египтянин, неуловимым движением вытаскивая пистолет. – Вернись назад!
Игорь, невольно вздрогнув от прижатого к спине дула пистолета, медленно сел рядом с Галиной.
В руках второго, худощавого, египтянина тоже мелькнуло оружие.
– У покойного Али были сообщники! – в отчаянии крикнула Лика. – Мы попали в ловушку!
Египтянин вытянул вперед руку с пистолетом и задрал им Ликин подбородок.
– Ты будешь первой, – мрачно пообещал он.
– Пашка, не дергайся, умоляю, – прошептала Вронская, почувствовав, что бойфренд потихоньку отодвигает ее в сторону, ближе к Ирочке. – Они перестреляют нас, как куропаток.
По щекам Светы потекли слезы.
– Но мы-то с Вадимом тут ни при чем! Ожерелье исчезло, у нас его нет. Вадим, да не дергай меня! Скажи, пусть нас отпустят! – закричала она.
– Ты, – угрожающий жест пистолетом в направлении Светы, – будешь второй…
– Послушайте, это какое-то недоразумение, – с опаской поглядывая на оружие, сказал Кирилл. – Алина беременна. Ей нельзя волноваться.
– Не позволю! Не позволю! – одной рукой Тимофей Афанасьевич потянул за руль, второй дернул рычаг коробки передач. Автомобиль вильнул в сторону. – Немедленно прекратите эти издевательства!
Водитель ударил его по челюсти. Профессор отлетел к окну, на стекле появились кровавые разводы.
Треск выстрела, пуля вгрызлась в панель над лобовым стеклом, салон наполнился едким запахом пороха.
– Следующий – в голову, – пообещал бандит.
– Козлы! – сквозь зубы процедил Игорь. – Тоже мне – герои! С женщинами и стариками разбираться – много ума не надо!
Кулак полного египтянина мелькнул мгновенно, Лика едва успела заметить его движение. С губы Игоря потекла кровь.
– Игоречек, успокойся, – зашептала Галина, вытирая его разбитый рот платком. – Потерпи, милый.
Происходящее казалось настолько нереальным, что Лика, спрятав лицо у Паши на груди, впилась зубами в ворот его рубашки, чтобы хоть как-то сдержать крик ужаса.
– Руки! – скомандовал худой бандит. Зажав оружие между колен, он принялся деловито связывать мужчинам запястья.
Через полчаса водитель остановил машину и спросил:
– Вы говорить сейчас?
– Что говорить-то? – сдерживая слезы, спросила Галина. – Что вам нужно?
– Ожерелье, – коротко сказал толстяк.
Его сосед утвердительно кивнул:
– Отдайте нам ожерелье Атона. И мы вас отпустим.
– Но мы в глаза не видели этого украшения, – взвизгнула Лика. – Почему вы решили, что оно у нас?
– Да я вообще о нем только вчера узнала, – робко сказала Ирочка.
Кирилл старался говорить спокойно, но было видно, что внутри у него все кипит от возмущения.
– Эта женщина, – он кивнул на Алину, – ждет ребенка, немедленно нас отпустите, вы слышите!
Держась за разбитый висок, Тимофей Афанасьевич гневно заметил:
– Какими бы побуждениями ни были продиктованы ваши действия, к женщинам всегда надо относиться почтительно…
Египтяне перекинулись между собой несколькими фразами. Водитель выпрыгнул из микроавтобуса, открыл двери:
– Выходить из машины. Сумки и телефоны оставить в салоне.
Под дулами пистолетов бандиты погнали группу к полуразрушенному серому зданию, одиноко возвышающемуся среди бескрайних песков.
– Нас здесь никто не услышит! – оглядываясь по сторонам, с ужасом воскликнула Ирочка.
Всхлипнув, она оттолкнула идущего рядом Тимофея Афанасьевича и бросилась назад к дороге. Возле ее мелькающих ног вздыбились фонтанчики песка. Но Ирочка, не обращая внимания на выстрелы, неслась все дальше и дальше.
Засунув пистолет за пояс, худощавый египтянин помчался за ней следом. И Лика отвернулась, чтобы не видеть, как стремительно сокращается расстояние между девушкой и ее преследователем.
– Он не бьет ее, – облегченно выдохнула Света. – Просто взял за руку и тащит сюда.
Всех, напуганных и возмущенных, втолкнули внутрь дома. Лика замедлила шаг, задрала голову вверх и убедилась: крыша отсутствует полностью. Сквозь балки и перекрытия льется жаркое солнце, в пекучих прожекторах его лучей кружится мелкая песчаная пыль.
– Иди, чего встала, – водитель втолкнул Вронскую в небольшую комнату и остановился у входа с пистолетом в руке.
На занесенном песком полу уже билась в истерике Света. Вадим заговорил с женой успокаивающим ровным тоном, но это не помогло, она захлебывалась рыданиями. Ирочка, обхватив колени руками, тихо раскачивалась из стороны в сторону, ее губы беззвучно шевелились.
– Не надо, я тебя умоляю! – кричала Галина, вцепившись в плечо Игоря. – Он убьет тебя!
Сглотнув слюну, Лика подошла к молча наблюдавшему эти сцены водителю и, стараясь придать голосу дружелюбные нотки, попросила:
– У вас есть вода? Видите, девушке нужна вода! И среди нас, как выяснилось, есть беременная женщина. Пожалуйста, отпустите хотя бы ее…
– Сначала отдайте нам ожерелье, – сказал парень. – И мы тогда даже подбросим вас до города. Скоро всем вам будет жарко. Так жарко, что от жажды вы сойдете с ума. И вы будете не только просить пить. Вы захотите смерти, так как она менее мучительна, чем жажда.
Лика бросилась в угол комнаты, где, прислонившись к Галине, сидел Игорь, и горячо зашептала:
– Пожалуйста, отдай им это чертово ожерелье. Мы сгорим заживо в этом каменном мешке.
– Да пошла ты! – с ненавистью бросил он. – Нет у меня никакого ожерелья!
Вронская нерешительно подошла к Кириллу.
– Послушайте, может, это вы взяли украшение? Пожалуйста, верните.
Панкратов чуть приподнял связанные руки и горько заметил:
– Я только вчера от кого-то из русских туристов узнал о его существовании.
Лицо Алины Гордиенко хранило отрешенную безмятежность. Женщина лишь осторожно поглаживала живот и чему-то едва заметно улыбалась…
В комнату вошли египтяне. Отшвырнув Пашу, загородившего Лику, в сторону, они схватили Вронскую за руки и выволокли наружу.
Крики, звуки ударов, треск разрываемой одежды.
Заткнувший уши Паша не слышал, как Света в ужасе прошептала:
– Они что, насилуют ее?..
Водитель, прислонившись к дверному косяку, ловил на мушку мокрые лбы русских. Целился – и улыбался…
Все вздрогнули, когда у входа показался толстяк с пистолетом. Он что-то сказал по-арабски, водитель отрицательно покачал головой, потом спросил на ломаном русском:
– У нее сердце болеть было? Нет? Да?
– Что значит было? – дрожащим голосом спросил Паша. Потом вскочил на ноги, бросился вперед, дернулся от удара и медленно осел на пол.
Бандит раздавил Пашины очки, упавшие на пол, и исчез. Через минуту он появился со своим напарником. Вдвоем они втащили безвольное, окровавленное тело Лики, опустили его на пол. Потом, отступив на пару шагов назад, о чем-то беспокойно залопотали по-арабски.
– Она вся в крови, – с ужасом прошептала Света и прижалась к Вадиму.
– Слава богу, пульс есть, – прошептал Паша и положил голову Лики себе на колени. – Бедная ты моя…
Кирилл застонал:
– Алиночка, почему ты меня не послушала? И где были вчера мои мозги? Ты же видишь, что творится! Почему ты меня не послушала?!
– Так произойдет со всеми женщинами без исключения, – сказал водитель. – Потом мы будем отрезать мужчинам пальцы, выкалывать глаза. Или вы хотите, чтобы мы начали с вас? Нет? А может, кто-нибудь вспомнил, где находится ожерелье? Тогда – следующая!
Египтяне бросились к Свете, один из них ударил ногой приготовившегося к защите Вадима.
– Подождите! – закричал Тимофей Афанасьевич. – Не делайте с ней этого, она не вынесет!
– Ожерелье у тебя? – холодно поинтересовался водитель.
– Нет… Но я знаю… думаю, что знаю, где его искать…
Лика застонала, держась за Пашину руку, осторожно села на пол и прислонилась к стене.
– Как ты? – спросил Паша.
– Все в порядке? – прошептала Ирочка.
Облизнув запекшиеся губы, Лика пробормотала:
– Все… совсем не в порядке…
Водитель вышел в центр комнаты и приставил к виску уже скрученной бандитами Светы пистолет.
– Повторяю: где ожерелье? Говорить мне сейчас, или я стрелять, – его палец медленно приближался к спусковому крючку…
Тимофей Афанасьевич в мольбе поднял руки.
– Подождите. Отпустите ее. Она ничего не знает… Это все я… Я хотел украсть это ожерелье. Я… видел, как Карповы уезжали на раскопки, вернулись с ларцом… У меня были ключи от всех номеров… Я повредил баллон Вадима, потом пытался столкнуть на него камень. К кому бы обратилась в горе вдова? Только ко мне, я лучший специалист по Египту, и ожерелье было бы в моих руках. Но этот проклятый Али опередил меня, украшение исчезло. Клянусь, я найду его. Ожерелье, должно быть, у кого-то из русских. Друзья, умоляю вас, отдайте им его! Светочка не перенесет этого!
Лика замерла, напряженно вглядываясь в мокрое от пота лицо Игоря Полуянова, но тихий голос раздался совсем рядом…
– Профессор, хватит ломать комедию, – твердо сказала Ирочка. – Вы не могли проникнуть в номер Карповых перед дайвингом, потому что на тот момент связка ключей была у меня. Думаю, вы вытащили ее из моего рюкзачка чуть позже… Да, я хотела украсть это ожерелье. Мне нужны деньги, у меня муж-наркоман, и вы не представляете, что это такое… И я все-таки стащила украшение, увидела в ту ночь приоткрытую дверь номера Карповых, руку мертвого Али, вцепившуюся в порог… Ожерелье спрятано в скалах за отелем, я расскажу, как его найти. Но моя совесть чиста – об убийстве Вадима Карпова я и мысли не допускала! Я была в их номере. Это мои духи так четко угадала Светлана. Впервые в жизни позволила себе хорошую парфюмерию, купила два маленьких флакончика в дюти-фри, и от одного из них пришлось избавиться… Впрочем, это не важно. Тимофей Афанасьевич, не надо врать!
– Вадим, это Света. – Лика резво вскочила на ноги, пошла к Вадиму, опустилась перед ним на корточки. – В это невозможно поверить, но это она. В Москве передай на экспертизу баллон и ее маникюрные принадлежности. Следователи обязательно возьмут распечатку всех телефонных разговоров Светланы, наверняка в числе абонентов окажется номер Романова. Они приехали в Египет, чтобы убить тебя. Несчастный случай – и никакого расследования. Я боюсь, что смерти Виктора Попова и Юрия Космачева тоже на совести твоей жены. Или ее сообщника.
– Я тебе не верю, – с ненавистью сказал Вадим.
– Я понимаю. В это сложно поверить. Я сама подозревала Игоря… Потом появились подозрения в отношении Алины. Я ошибалась! Ты вспомни тот случай в скалах. Света закричала, потому что знала , что камень должен упасть, ей просто не хватило времени предупредить профессора, а у него плохое зрение. Потом они хотели отравить меня. Вадим, они собирались идти до конца. Твой шанс вернуться в Москву живым был минимальным. Я думаю, ты все еще жив лишь по одной причине: они хотели, чтобы твоя смерть выглядела как несчастный случай. Пойми это! Всего одна цифра в статистике ежегодно погибающих на курортах россиян. Это не вызвало бы подозрений. Уголовное дело возбуждать бы не стали. Убийцы все очень правильно рассчитали…
Отчаяние в глазах Вадима сменилось надеждой:
– Она сама просила меня уехать!
– Специально. Так как слишком хорошо тебя знала и понимала: ты ни за что не вернешься в Москву, пока во всем не разберешься. А потом действительно испугалась, что правда выплывет наружу…
– Сука! Почему же ты не сдохла?! – закричала Света. – Тимофей, они на пушку нас взяли! Какой ты все-таки идиот! Это же все специально подстроено!
Смахнув пот со лба, Лика устало сказала:
– Я правда так и не поняла, как они убили Виктора Попова. Зачем убрали Юрия Космачева? И в смерти Али тоже многое непонятно. Надеюсь, следствие во всем разберется.
Она подошла к дверному проему, высунула голову и прокричала:
– Джамаль, мы все выяснили! Принеси, наконец, воды!
Увидев входящего в комнату с упаковкой минеральной воды начальника службы безопасности «Aton’s hotel», Паша подскочил к Лике и ударил ее по щеке связанными руками. Она отшатнулась, удар получился сильным.
– Мерзавка! – взорвался бойфренд. – Я чуть с ума не сошел, думая, что тебя насилуют.
– Для сумасшедшего, – Лика уклонилась от второго удара и повисла на Пашиной шее, – ты слишком хорошо дерешься. Прости, ну прости меня, солнышко…
– Мы приносим извинения за причиненные неудобства, – виновато сказал Джамаль. – Но на госпожу Вронскую действительно было совершено покушение. У нас имелись основания подозревать, что жизни других гостей отеля угрожает опасность. Поэтому администрация приняла решение причинить маленькие неприятности, с тем чтобы избежать крупных. Все вы, за исключением госпожи Карповой и господина Романова, как я понял, можете пребывать в нашей гостинице сколь угодно долго и совершенно бесплатно.
Оторвавшись от бутылки с минеральной водой, Игорь Полуянов выматерился и сказал:
– Да пропади вы пропадом с гостиницей вашей, трупами и ожерельями! Я ведь с самого начала говорил, что Светка ломает комедию!
– Скотина! – сквозь зубы процедила Светлана.
– Знаешь, – Игорь удивленно на нее посмотрел, – мне, наверное, впервые абсолютно безразлично, что ты обо мне думаешь. Правда. Абсолютно по барабану. Надо же, так, оказывается, бывает…
– Господин Романов, за дверью этой комнаты дежурит охранник. Забор вдоль территории гостиничного комплекса оборудован видеокамерами. Надеюсь на ваше благоразумие, – Джамаль старался говорить вежливо. Однако и подчеркнуто безукоризненный английский, и выражение лица начальника службы безопасности «Aton’s hotel» красноречиво свидетельствовали: сутулый, растерянный профессор вызывает у египтянина отвращение. – Завтра в сопровождении сотрудника полиции вы вылетите в Москву. Там вас передадут представителям российских правоохранительных органов. Распорядиться, чтобы вам принесли ужин?
Тимофей Афанасьевич отрицательно покачал головой:
– Благодарю, не стоит. Знаете ли, мне сейчас не до еды.
– Как хотите.
Легкий щелчок замка. Вот он и остался один, наедине со своей последней ночью.
Нащупав в кармане флакон с таблетками, Тимофей Афанасьевич успокоенно вздохнул. Милые египтяне, при обыске они поверили: препарат от сердечной боли. Впрочем, он особо не лукавил, сердечной боли не будет. Никогда… Милая его Светочка: «Это снотворное, подсыпь его в стакан Вронской, она вечно хлещет сок гуавы. Раз уж у тебя появились ключи… А с Вадимом разберемся позже. Тоже отравить его было бы проще. Но и рискованнее». Он тогда еще спросил, откуда снотворное. А Светочка пожаловалась на бессонницу, и глаза у нее стали такими виноватыми, как у студентки, не знавшей, кто такие бедуины (кочующие жители пустыни! Позор!). И тогда Тимофей Афанасьевич понял: это «снотворное» припасено и для его вечного сна, свидетелей не оставляют. Понял – и все равно пошел, выждал момент, когда Паша выйдет из номера, опустил несколько таблеток в пакет сока. А как же иначе? Светочка, любимая голубушка, она должна быть на свободе.
Жаль, что все сложилось так неудачно. А таблетки Светины – они сгодятся…
Отложив флакон – не сейчас, позже, позже, – Тимофей Афанасьевич опустился в кресло и закрыл глаза. Самое дорогое воспоминание – их первая встреча…
Он поставил студенту «удовлетворительно» и все доказывал самому себе: выше ну никак невозможно. Да, блестящие знания фиванской космогонии, но полный пробел относительно других. Особенно обидным было то, что и сам Тимофей Афанасьевич именно фиванскую космогонию обожал неистово. Поэтому и задавал дополнительные вопросы, рассчитывая вытянуть студента на «хорошо». А потом быстро вывел в зачетке «удовлетворительно», опасаясь, что и вовсе придется отправлять парня на пересдачу.
Тормоза машины истошно скрипнули.
Тимофей Афанасьевич растерянно огляделся по сторонам. Сумеречный шумный Кутузовский проспект, хлипкая каша снега, автомобиль возле его ног, слепящие фары.
– Я чудом вас не сбила! Но вы же шли на красный свет! Я вам сигналила-сигналила! А вы топаете себе как ни в чем не бывало!
– Простите, не слышал, задумался, – пробормотал Тимофей Афанасьевич, оборачиваясь к обладательнице звонкого голосочка.
Невероятно. Из головы вылетело все. История Египта, студент-троечник и тем более классификация особей противоположного пола. Прочие женщины окончательно и бесповоротно исчезли из жизни профессора Романова. Рядом с ним стояло взволнованное черноволосое совершенство с ярко-синими глазами и что-то озабоченно говорило. Но Тимофей Афанасьевич уже ничего не слышал. Просто старался запомнить ее всю – хорошенькую, растерянную и такую любимую.
Она дернула его за рукав:
– Отвезти вас домой? Ау! Второй раз спрашиваю! Да вас точно сегодня машина переедет!
В салоне «Тойоты» Тимофею Арсеньевичу стало совсем худо. Девушка расстегнула шубку, мелькнули едва прикрытые короткой юбкой ножки, узкие колени.
– Вы маньяк? – спокойно уточнила она.
– Я… преподаватель, – объяснил профессор.
Она расхохоталась:
– Бедные ваши студентки! Если вы так же пристально смотрите на их ноги, нет никаких шансов спрятать под партой учебник.
«Господи, что со мной творится? Она же совсем ребенок. И я теряю голову», – с ужасом подумал Тимофей Афанасьевич.
Вид собственного дома ужаснул его еще больше. Неужели они приехали так быстро?
– Вы, наверное, откажетесь, но я был бы рад… – услышал профессор собственный голос.
Всего лишь ее тихое: «Да».
Счастье.
На кухне он сразу же засуетился, согрел чай, попытался сделать бутерброды. И нож запрыгал в трясущихся руках. А она бинтовала порезанный палец, неодобрительно покачивая красивой головкой: «Какой же вы, профессор, неловкий».
Света. Светочка. Его свет, разбудивший так неожиданно и все вокруг вдруг наполнивший новым смыслом…
Потом он понял: у его девочки черная душа. Она безумно ненавидит мужа. Все мысли – лишь о том, как отправить его на тот свет, заполучить деньги Вадима.
Понял – но все простил. Оправдывал ее в своих собственных глазах. Голубушке ведь выпало столько страданий. И смерть матери, и отчим-насильник, и тюрьма.
При мыслях об отчиме руки невольно сжимались в кулаки. Посягнуть грязными лапами на такую совершенную, чистую красоту.
А Тимофей Афанасьевич завидовал кухонному стулу и диванчику в зале. На них иногда сидело совершенство…
Он впервые пошел в церковь. Научился молиться. И все просил у прижимающей к сердцу младенца мадонны покоя и исцеления – для нее, Светочки, голубушки. Все беды и горести – ему, а ей – счастье, безмятежное, бесконечное.
Она хотела катастрофы. Она сама торопилась ей навстречу. Единственная тема, на которую могла говорить Света, – это как расправиться с Вадимом.
В голове Тимофея Афанасьевича просто не укладывалось: ну как это, дом – полная чаша, муж на руках носит, детишек надо рожать, а Светочка задумала такое… Но страх за нее был сильнее. Пусть уж вместе. А лучше – он сам. Она такая хрупкая, нежная, красивая и совсем молоденькая, а он уже свое пожил, он заплатит за ее грехи.
Это был полный паралич воли, сознания, каких-то основных принципов. Любовь не слепа, о нет! Тимофей Афанасьевич прекрасно осознавал: его готовность на все преступна, неправильна, невыносима. От этого болело сердце. Но сил противостоять, удержать Свету от реализации преступного замысла попросту не находилось…
Любовь к ней достигла абсолютной величины, напоминала болезнь, наваждение, безумие. Хотя мысль о том, что девочку можно поцеловать не отеческим невинным поцелуем, Тимофею Афанасьевичу просто не приходила в голову. И дело не в его мужской слабости, нет. Она – богиня, совершенство, идеал. Богинь не ласкают, им поклоняются. Тем более Света честно призналась: после того, что с ней сделал отчим, физическая сторона отношений мужчины и женщины ее абсолютно не привлекает.
Тем сильнее был шок, когда она вдруг сама поцеловала Тимофея Афанасьевича, поцеловала в губы. Ее мятное дыхание, нежный язык, неторопливые движения рук сделали невероятное, непостижимое, давно забытое.
– Тимофей, это потрясающе, – призналась в то их свидание Светочка. – Я никогда раньше такого не испытывала…
Она была искренна, Тимофей Афанасьевич и сам чувствовал, что разбудил ее тело. Его внимательность, опыт, любовь заставляли Светочку неосознанно подчиняться его движениям, стонать, кусать губы. Потом в ее глазах плескалось счастье. И удивление, и восторг… Он говорил ей о своей любви. Хотелось признаться про проштудированную прежде от отчаяния литературу, про то, что раньше были серьезные проблемы. Но облегчить душу Тимофей Афанасьевич так и не смог…
На какой-то момент ему показалось: он спасен. Можно избавиться от этих изматывающих отношений, найти нормальную женщину, остановиться, не делать того, что он собирался.
Но приглашение в гости симпатичной аспирантки, уже давно строившей глазки Тимофею Афанасьевичу, закончилось таким конфузом, что и вспоминать неловко.
И все же он боролся! Когда обрушилась гильотина пенсии и время стало, как склизкий холодный кисель, Тимофей Афанасьевич надумал съездить в Египет. Конечно, стыд-то какой – ни разу не был в своей самой любимой стране. Но намного сильнее хотелось, чтобы эта любовь залечила другую, сумасшедшую, мучительную… Получив деньги за квартиру, Тимофей Афанасьевич, проклиная себя за слабость, первым делом заспешил в ювелирный магазин, за подарком для своей голубушки.
– Не поверишь, просто телепатия какая-то! – он обрадовался ее звонку, как мальчишка. И горделиво сказал: – Вот теперь как раз кольцо тебе выбираю.
– Тимофей, у тебя загранпаспорт в порядке? – взволнованно спросила Света.
– В полном, голубушка, в полном порядке. И я даже собираюсь им воспользоваться, хочу в Египет съездить.
– Отлично, – и она назначила ему встречу в кафе.
Не ходить бы на нее. Взять и не ходить. Потому что, когда Света изложила свой план, любовь и беспокойство за голубушку окончательно заглушили тихие доводы рассудка…
То, что смерть Виктора Попова – Светиных рук дело, он понял сразу же. Хотя никаких следов, улик, никаких подозрений на ее счет ни у кого не возникло.
Она и не отрицала.
– Не буду уточнять как, – сказала Света во время их ночной встречи на пустынном берегу моря. – Ты должен быть наготове. Если мы с Вадимом найдем ожерелье, дальше тянуть не имеет смысла…
От отчаяния, страха и безысходности Тимофей Афанасьевич отправился в постель с Ирочкой Завьяловой. Хотелось забыть о приближающейся катастрофе. И, может быть, в глубине души таилась надежда, что еще можно попытаться остановиться. Но… он лишь в очередной раз убедился, что есть только одна женщина, интересующая его как мужчину.
После конфуза с Ирочкой тоска по Свете сделалась лишь сильнее. И он не удержался, не смог дождаться вечера, когда она придет на пустынный морской берег. На плато Гиза, под предлогом осмотра пирамиды, Тимофей Афанасьевич увел Светочку от группы и неожиданно для самого себя заключил в объятия.
– А вы ребята не промах! – присвистнул так некстати появившийся Юрий Космачев.
Остаток дня они провели как на иголках. Все смотрели на охранника Алины умоляющими глазами, безумно переживая, что тот все расскажет Вадиму. Космачев не отводил взгляда от Светланы и нехорошо улыбался…
Позднее Света перезвонила и сказала: Юрий назначил ей свидание. Он будет ждать ночью на вышке. И Тимофей Афанасьевич, поскольку только он виновен в возникновении этой проблемы, должен разобраться с Космачевым. Навсегда.
Он не помнил, как столкнул Юрия на скалы. В себя пришел лишь возле стопки аккуратно сложенной одежды Космачева. И понял: в своем забытьи он даже замыл следы крови на вороте рубашки, ворот чуть влажный, но к утру рубашка просохнет, в Египте очень теплые ночи…
Потом Светочка позвонила в его номер и зашептала:
– Вадим спит. Ожерелье у нас. Я повредила баллон. На дайвинге просто удержи его под водой.
А он не смог, хотя и заторопился к пикирующему на дно телу. Но Вадима сразу же подхватил инструктор. Не драться же с ним под водой было, виновато оправдывался перед Светой Тимофей Афанасьевич…
Потом этот камень, который едва не раздавил Ирочку… Профессор, сам предложивший этот вариант устранения Вадима, действительно обознался. Как и предполагал Тимофей Афанасьевич, горы оказались идеальными сообщниками. Камень от скалы отделился сравнительно легко, массивный камень. Не оставивший бы Вадиму шансов выжить. Но вот зрение подвело.
Впрочем, Ирочка, как оказалось, тоже что-то замышляла. Покинув после случая в горах номер своей спутницы, Тимофей Афанасьевич с усмешкой наблюдал за Ириной тенью, мечущейся по комнате, и легонько сжал связку ключей в кармане. Ведь еще раньше, уловив след беспокойства на симпатичном личике, он выпроводил Ирочку за минералкой и, поборов минутное отвращение, обшарил ее рюкзак. Оказалось, не зря, девочка явно что-то затевала.
– Раз есть ключи – просто открой ночью дверь нашего номера. Свяжи меня, я скажу шифр. Спишем все на арабов. Нервов не хватает ждать, – запланировала новый вариант устранения Вадима Светлана.
Профессору уже хотелось только одного – чтобы поскорее все закончилось. Тимофей Афанасьевич лишь надеялся, что, когда подушка опустится на лицо спящего Вадима, ему хватит мужества слышать сдавленные крики.
Наверное, он неплохой парень, Вадим, если судьба хранит его так старательно. В тот момент, когда профессор поднялся с постели, чтобы отправиться в номер Карповых, зазвонил телефон.
– Все отменяется, – торопливо сказала Света. – У мужа схватило живот…
Во время поездки в микроавтобусе, когда египтяне вовсю размахивали пистолетами, сердце Тимофея Афанасьевича заходилось от беспокойства. «Только бы Светочка не пострадала», – стучало в висках.
А уж вид Вронской, окровавленной, в разорванной одежде, потряс его до глубины души.
«Со Светой не должно случиться такого», – подумал Тимофей Афанасьевич. И принялся говорить, и пытался отвести от нее подозрения, лишь бы только не трогали его любимую голубушку, только бы пощадили…
Небо за окном налилось розовым светом, приготовилось взорваться рассветом.
На глазах Тимофея Афанасьевича выступили слезы. Светочка никогда не любила его. И всегда старалась убедить в обратном: разыгрывала сцены ревности, делала вид, что ревнует к Ирочке… Бедная Света, ей было невдомек, что с вершины прожитых лет неискренность видна как на ладони, только это ничего не меняет, когда от души остаются лишь метастазы любви…
Профессор сел за стол, положил перед собой лист бумаги и стал лихорадочно строчить: «Настоящим заявлением свидетельствую, что гражданка Карпова действовала по моему принуждению, так как я шантажировал ее обнародованием фактов о нашей интимной связи…»
Закончив писать, Тимофей Афанасьевич высыпал на ладонь таблетки. «Ах, так и не успел осмотреть древние Фивы, – подумал он с некоторым сожалением. – Ну да ничего. Главное, что Светочка сможет выпутаться из всей этой истории…»
Он опустил в рот всю пригоршню, запил водой, невольно поморщившись от горького вкуса, и лег на диван.
Ему хотелось вспомнить Светины глаза. Но темнота вдруг навалилась черным душным одеялом…
– Чтоб ты сдохла, сука, чтоб ты сдохла! – застонала Света, бросилась на постель и изо всех сил сжала подушку. – Вот так я бы свернула твою мерзкую шею, сука!
После того как запас ругательств, адресованных Лике Вронской, иссяк, Свете стало чуть легче. Она отбросила мокрую от слез подушку и принялась анализировать последствия произошедших событий.
Ее причастность к смерти Виктора Попова не докажет ни один следователь. Конечно, теперь уж вскроются и махинации со сменой имени и фамилии. И то, что она отмотала срок за убийство отчима. Возможно, даже установят, что он совпадает со временем пребывания за решеткой Виктора. Но нет свидетелей их ночного разговора в больничной палате. Никто не понял, что Виктор узнал ее на пляже отеля. А покойный Али тем более не проболтается о том, как он, украв ключ, проник в номер Виктора и положил под простыню скорпионов. Ускользая от задремавшего на солнце мужа в будочку египтянина, Света ни на секунду не сомневалась: Али сделает все, что требуется. И будет молчать. Она сразу поняла: парень попался в ее плен мгновенно, намертво, ее красота подчинила Али целиком и полностью. Очевидно, он шпионил за ее окнами постоянно. Али подсмотрел шифр, набираемый Вадимом. Что ж, сам виноват. Проклятая египетская гипнотизирующая игрушка его убила. Но прямой вины Светы здесь нет…
Юрия Космачева сбрасывал с вышки Тимофей. Это она расскажет на следствии и глазом не моргнет. Так Романову, помешавшему реализовать прекрасный план, и надо. Здесь, пожалуй, можно даже соврать что-нибудь убедительное. Дескать, ослепленный ревностью профессор услышал в ресторане, как Юрий приглашает ее на свидание, и решил вот именно так посчитаться с Космачевым. Ничего, все следаки тупые. Проглотят как миленькие.
С Вадимом сложнее…Покушение на убийство по предварительному сговору, никаких смягчающих обстоятельств. А уж судьи-то, эти вечные старые девы, как раскудахтаются: чего это ей не хватало, птичьего молока, что ли?
Им этого не понять. Вадим тоже так и не понял, только все повторял, когда ее уводили в эту комнату:
– Света, почему? Почему? За что ты так со мной поступила?
Она не ответила на его вопрос. Пусть думает, что это только из-за денег. Конечно, достаток Вадима сыграл свою роль. Карпов появился в ее жизни лишь по одной причине – он был богат, а уж после того, как они нашли ожерелье Атона, о деньгах вообще можно не беспокоиться до конца дней своих.
Однако желание стать наследницей большого состояния никогда не являлось главным. Важнее всего – другое. Но глупым наседкам-судьям ни к чему знать, какое это острое, неописуемое наслаждение – видеть горящие любовью глаза и представлять, как они закроются навсегда.
Тот топорик в дергающемся теле отчима… Света вспоминала его до бесконечности, и сердце замирало от счастья, а по телу растекалась сладкая истома. Тогда она впервые осознала: причинять боль – это так приятно. А убивать – еще приятнее.
Глупые мужчины, слетающиеся на огонь красоты и погибающие в пожаре страсти… Неприступный красавчик, покоритель женщин Игорь Полуянов – от него осталась лишь тень, ее тень. Света это в очередной раз отчетливо поняла, бросив небрежно в отеле: «Так-то ты меня любишь». Сказала это только из женского кокетства. И вот уже нет красавчика, лишь преданная собачонка, виляющая хвостиком у ее ног. А ей никогда не была нужна его преданность. Его душа выпита до дна еще в Москве. А для расправы с Вадимом – пьянящей и желанной – он никогда не подходил, слишком ее и всем заметен виляющий хвостик…
С Тимофеем Афанасьевичем было куда интереснее. Старый, интеллигентный, восхищающийся ее внешностью, но равнодушный к телу – покорить такого , уничтожить его самого, заставив уничтожить Вадима… Сети пространных разговоров, воспоминания о своих мнимых страданиях – и ликование от предвкушения новых, его, Тимофея, настоящих страданий, мучительных…
Что ж, надо все же отдать Тимофею Романову должное. Света к нему даже по-своему привязалась. Ускользать к нему на свидания от безумно ревнивого мужа было непросто. Но Света, ссылаясь на мнимые показы или шопинг с подружками, все равно спешила к своему профессору. Причем намного чаще, чем требовалось для «дела». Такой искренней, отеческой, совершенно бескорыстной любви к ней не испытывал никто и никогда. Пару раз Тимофею даже удавалось посеять в душе сомнения по поводу задуманного. Но Света быстро затащила его в постель. И пользующийся авторитетом отец стал просто одним из любовников, одним из мужчин. А заставлять мужчин страдать – это так приятно. Особенно таких, как Тимофей, – умных, интеллигентных. Заставить преступить черту такого – это едва ли не большее удовольствие, чем убить Вадима.
Невероятно, но Тимофей заставил ее почувствовать себя женщиной. Это оказалось приятно. Но потом обожгла горькая мысль: «Я не могу быть как все. Я – особенная. Тимофей должен заплатить за то, что заставил меня в этом усомниться, пусть на какой-то момент, но он сделал меня обыкновенной…»
Как зачарованная Света наблюдала за тем, как опасливые взгляды профессора (на сумку с оборудованием для дайвинга, например, его просто трясло всего, после убийства Космачева, перед покушением на Вадима) сменялись другими. Покорными, потом нетерпеливыми, а затем и вовсе равнодушными. Он знал , что последует за Вадимом, и не отказался захватить с собой Вронскую.
При воспоминаниях о Лике Свету вновь затрясло. Вот сука, она угадала даже про маникюрные ножнички, вспоровшие шланг. Так близко к ней еще никто не подходил. Люди, эти жалкие ничтожные мушки, они нужны лишь для того, чтобы быть пешками в игре. Великой игре великой женщины…
Только врач-психиатр в тюремной больнице, он догадался о самом сокровенном. Что Света живет, лишь когда рядом смерть, что она думает об этом постоянно, мечтает, стремится. Догадался и равнодушно черкнул «психопатия» в карточке. И где та карточка? Исчезла после всего лишь одной проведенной с главврачом ночи. Даже скучно. Умоляющий взгляд. Пара банальных фраз о любви. И ни слова о том, что она великая, уникальная. Что она рождена для того, чтобы править этим миром, у которого есть только один способ искупить ее страдания – боль, смерть…
Света подошла к зеркалу, поправила растрепавшиеся волосы, разгладила едва заметную морщинку на лбу и подмигнула своему отражению.
– Ничего, большой срок мне не дадут. А рядом всегда будет много мужчин, которые с радостью помогут мне начать новую жизнь. А сами… сами захотят умереть, – прошептала она. – Только впредь я буду еще хитрее!
…Задремавший под дверью охранник встрепенулся. Из номера раздался жуткий безумный хохот…
Лика Вронская быстро собирала вещи. И непрочитанная книга академика Виноградова, блокноты, роскошное черное платье с открытой спиной – все в чемодан, потом, в Москве, когда будет время и… Она еще раз посмотрела на платье и подумала: «И если у меня все-таки останется спутник для похода в ресторан».
Лицо Паши, сосредоточенно бросающего в сумку одежду, Лике не нравилось – хмурое, недовольное. И его можно понять, сложно простить такое .
Вначале природное любопытство взяло верх, и Паша засыпал Лику вопросами, на которые она с удовольствием ответила.
Безобидная на первый взгляд статья из английской газеты. О семинаре по привлечению туристов, в котором принимали участие руководители крупных гостиничных комплексов. Только список участников, лишь одно имя – как нож в сердце. Касим Аль-Фатани, владелец «Aton’s hotel».
«Неудивительно, что Джамаль говорил о бесполезности поездки в Луксор. Он сразу же понял, что речь идет о его хозяине, владельце „Aton’s hotel“. Поэтому визит к работающему в мэрии приятелю имел одну-единственную цель – убедить меня в том, что ничего выяснить не удастся. Возможно, семья Аль-Фатани действительно жила в том особняке, где теперь находится гостиница, возможно, некоторые члены семьи и правда покинули Египет. Но и Джамаль, и его приятель точно знали, где можно отыскать Касима Аль-Фатани. И ничего мне об этом не сказали. Ну а „развести“ меня, ни в зуб ногой в арабском, было проще пареной репы», – думала Лика, в растерянности уставившись в ноутбук.
Она просто терялась в догадках. То ей казалось, что Вадима Карпова заманили в этот отель специально, чтобы посчитаться с ним за ошибки отца. Это объясняло покушения на Вадима, но никак не стыковалось с убийствами Виктора Попова, Юрия Космачева и Али. Потом подозрения в адрес Игоря Полуянова и Галины Нестеровой вспыхивали с новой силой.
В горле пересохло, и Лика поднесла к губам стоявший у компьютера стакан сока. Специфический запах, горький вкус – вот он, ответ. Яд в стакане. Его можно было туда опустить, лишь имея доступ к ключам. А это значит только одно: Касим Аль-Фатани. И Джамаль – послушное орудие в его руках…
«Глупо, неосмотрительно, я сама лезу в логово тигров», – убеждала себя Лика по пути к кабинету Джамаля. Убеждала – и все равно шла, захватив с собой злополучный стакан. Потому что больше просто не было сил выдерживать это напряжение, потому что завтра яд окажется в кофе, потому что Вадима все-таки отправят на тот свет.
Начальник службы безопасности «Aton’s hotel» вышел из лифта – довольный, улыбающийся, принялся шутить. Стакан полетел прямо ему в лицо, Джамаль отскочил в сторону, схватил Лику за локоть, втолкнул в кабинет и заорал:
– Ты что, с ума сошла?!
– Это ты сошел с ума! Я все знаю. Ты хотел меня убить. Сок в этом стакане был отравлен. А я налила его из пакета, стоявшего в холодильнике. Вот только не знаю: это ты подсыпал яд или все-таки уборщик?
– Замок в двери поврежден?
– А то ты не знаешь! В порядке замок!
Джамаль подошел к телефону и сказал пару фраз по-арабски.
– Я все знаю, – заявила Лика. – Касим Аль-Фатани – владелец «Aton’s hotel». Думаю, ему каким-то образом удалось заманить Вадима в отель. А потом он просто отдал тебе распоряжение убить Карпова. Вначале ты приказал повредить его баллон для дайвинга. Потом кто-то из ваших людей подкараулил его в горах.
– Когда ты перевела мне дневник, – признался Джамаль, – я именно так и подумал. Поэтому сделал все, чтобы ты не узнала про Касима. Я понимал, что если бы только хозяин планировал такую операцию, то поставил бы меня в известность, но я ничего не знал. И все равно подозревал его. Но мы только что с ним разговаривали. И он меня уверил, что не имеет к этим событиям непосредственного отношения. Хотя Касим действительно все эти годы знал о тайнике с ожерельем Атона. Такова была воля его отца.
Лика замолчала. Бесполезный, бессмысленный разговор. Эта шайка-лейка из «Aton’s hotel» ни в чем не признается, а завтра придет смерть…
В кабинет вошел парень и, оживленно жестикулируя, принялся что-то объяснять Джамалю. Тот сразу же схватился за голову, закричал по-арабски.
Лика холодно поинтересовалась:
– Мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит?
Джамаль перешел на английский:
– Мои люди осмотрели ключи от корпуса. Выяснилось, что один из комплектов – это дубликаты, а оригиналы исчезли. После допроса уборщиков стало известно: это не первый случай, когда пропадали ключи. Раньше исчез ключ от номера Виктора Попова. Потом – связка с ключами от всех номеров правого крыла вашего корпуса. Лика, убийца кто-то из русских…
– Я думаю, это все-таки Игорь Полуянов. Возможно, что ожерелье тоже находится у него.
– А доказательства? – спросил Джамаль.
– Доказательства будут, – пообещала Лика и изложила свой план.
Все просто. Вывезти русских туристов за территорию отеля. И как следует всех напугать. Может быть, убийца себя выдаст.
Джамаль долго не соглашался, и в его аргументах была доля истины. План рискованный. И если у убийцы крепкие нервы, то все это мероприятие лишь причинит неприятности ни в чем не повинным людям.
– Тогда ждите появления следующего трупа, – в сердцах бросила Лика. – Причем не исключено, что моего.
Начальник службы безопасности отправился консультироваться с хозяином отеля. И Касим Аль-Фатани согласился: надежда на призрачный успех лучше неопределенного ожидания возможной трагедии.
Первоначально Лика не планировала «похищать» Алину и Кирилла, они совершенно спокойно отправились бы осматривать достопримечательности Луксора. Однако, возвращаясь от Джамаля, Вронская подслушала их разговор и пришла в ужас! Она снова направилась к начальнику службы безопасности «Aton’s hotel» и в лифте ответила на звонок сотового. Следователь Володя Седов рвал и метал:
– Да что это такое, почему трубку не снимаешь?! Ладно, главное, что я до тебя дозвонился. Уноси ноги из Египта! Твоего парня, Космачева, ты еще просила про него инфу собрать, убили! И уголовное дело не возбуждено, ерунда какая-то происходит!
Этот звонок лишь подтвердил опасения в отношении Алины Гордиенко и Кирилла Панкратова…
– Ладно, предположим, били и насиловали тебя понарошку, одежду разорвали, – недоумевал Паша. – Но кровь-то была настоящей!
– А она там в плошке стояла, ее заранее привезли! Не знаю, где взяли, в ресторане или на живодерне. Мы так рассчитали – сначала меня якобы изобьют и изнасилуют, а потом египтяне схватят Светку. Мы подозревали Игоря и думали, что он не вынесет этого зрелища… Ну или Кирилл бы раскололся в случае виновности. Все-таки Алина беременна, не допустил бы он, чтобы с ней что-то случилось. Или у самой Алины нервы бы не выдержали.
– Ага, а как все это вынесу я, тебя совершенно не волновало! – взвился Паша. – На мои нервы тебе наплевать!
– Пашечка, волновало. Не наплевать, что ты, солнышко. Я жутко за тебя переживала, правда, и мне очень стыдно, – в голосе Лики зазвучало раскаяние. – Но ведь иначе нам могли не поверить… Какая же я была глупая! После признания Ирочки и Тимофея Афанасьевича у меня как пелена с глаз спала. Света, за покушениями на мужа стояла именно она. И при помощи профессора она все равно довела бы задуманное до конца.
– Ну что, ты рада? Довольна? Тебя опять чуть не убили! А обо мне ты подумала? Я… не знаю, о чем с тобой после всего произошедшего вообще можно говорить!
Он больше и не говорил. Поменял свой билет, молча принялся укладывать вещи.
Тоже перебронировав билет, Лика собирала чемодан и то и дело с опаской косилась на бойфренда. Книжка, блокноты, платье – все это мелочи. Об этом можно думать, чтобы не разрыдаться. А если он так и не простит? Что тогда?
Она робко взяла Пашу за руку и извиняющимся тоном пробормотала:
– Я отлучусь ненадолго? Минут на пятнадцать, не больше.
Услышав в ответ: «Только никуда больше не впутывайся, горе мое», Лика радостно улыбнулась. Процесс пошел! Ее Пашка растает, все простит, и вообще, куда он денется с подводной лодки!
Из окна пентхауса в главном здании «Aton’s hotel» открывался потрясающий вид на бьющуюся о рыжие камни скал зеленоватую бесконечность моря. Но Касим Аль-Фатани больше не провожал глазами уносящиеся вдаль чуть седые волны. Для него исчез и весь интерьер кабинета: красные рыбы, вяло шевелящие плавниками на дне бассейна, мелкая россыпь фонтана, каменный Эхнатон, скрестивший руки на груди. Только ожерелье Атона – мерцающее золото и сверкающие камни за стеклом витрины на черном бархате. Украшение притягивало, не отпускало, манило…
Заслышав шум в коридоре, Касим бросил еще один взгляд на украшение и подошел к монитору видеокамеры.
Невысокая светловолосая девушка что-то объясняла охраннику, а потом, потеряв терпение, схватила двухметрового верзилу за рубашку. Тот замер, довольно прищурившись, заулыбался.
Касим снял телефонную трубку и коротко распорядился:
– Пропустить.
Она вошла и явно растерялась, увидев пушистые ковры, мечи, висящие на стенах. Смутилась от его длинных белых одежд, как смутился и Касим при виде ее коротенькой юбки.
– Здравствуйте, Лика, – мягко сказал он, указывая на стул.
Девушка поздоровалась, но присаживаться не стала, прошла к витрине с ожерельем и замерла.
– Красивое…
– Это копия, – мягко пояснил Касим, приблизившись к девушке. – Очень хорошая копия. Мастера повторили оригинал в точности, только им не удалось добиться тонкой огранки камней. Настоящее ожерелье Атона убивало, не оставляя следов на коже.
– Убивало?!
Касим поднял стекло, потом взял пинцет и коснулся яркой точки бирюзы у основания одного из лучей подвески. На диске Атона явственно обозначился квадрат крышечки, Касим подцепил ее за край и опустил на черный бархат. В отверстии внутри подвески блеснуло немного жидкости.
– Это яд… – тихо сказал Касим. – Сильный, быстродействующий яд.
Лика вздохнула:
– Бедный Али…
– Я так не думаю, – отозвался Касим, осторожно возвращая крышечку на прежнее место. Готово: она скрылась в сверкающем разноцветье камней. – Наоборот, вся эта история в очередной раз убедила меня, насколько прав был мой отец. Атон мстит только тем, кто допускает серьезные ошибки. Вадим ведь остался жив, хотя и держал в руках это ожерелье. Оно помогло ему понять, что зло точит сердце его жены. А Али… Если счет оплачен, значит, было за что платить… Не возлагает Аллах на душу ничего, кроме возможного для нее. Ей – то, что она приобрела, и против нее – то, что она приобрела для себя. Это Коран.
– Ничего не понимаю! – воскликнула Лика и потребовала: – Объяснитесь.
– Давайте сядем в кресла, – предложил Касим и приступил к рассказу.
Он и сам долгое время ничего не понимал. Ему было всего одиннадцать лет, когда не стало Амиры. Касим лишь запомнил, как сестра кричала отцу, что хочет сделать хоть один глоток любви перед тем, как уйти. И что ее любимого надо просто поблагодарить за то, что он позволил ей узнать счастье…
Старший брат Инсар, отходя от дел, рассказал Касиму все. Про деда-археолога, про ожерелье Атона, приумножившее капиталы их семьи, и про его копию, спрятанную в тайнике.
– На Амире с детских лет лежало смертельное проклятие. Но отец все не хотел в него верить. Ему казалось, что это тот русский принес беду в наш дом, – сказал Инсар. – И тогда он решил положиться на волю Аллаха. Если русский виновен – он сам найдет свою смерть. Отец специально указал лишь приблизительное местонахождение ожерелья. Так как считал, что тот, кого должна унести смерть, пройдет через преграды, позволяющие остаться в жизни.
Касиму казалось: минуло столько лет, русский так и не пришел за украшением, можно изъять ожерелье из тайника. Как-то раз он даже приехал в полуразрушенный храм, оглядел сфинксов, охраняющих сокровище, разыскал ларец. Украшение завораживало. Сложно даже представить, каким был оригинал, если его копия столь прекрасна. Полюбовавшись украшением, Касим понял: все же не может он нарушить волю отца. Логика пасовала перед сурами Корана: «Предписано вам, когда предстанет к кому-нибудь из вас смерть, оставить добро, завещание для родителей и близких по обычаю как обязательство для верующих. А кто изменит это после того, как слышал, то грех будет только на тех, которые изменяют это. Поистине, Аллах – слышащий, знающий!» Почтение, смирение, благоговение перед отцом – это было так глубоко в душе Касима. Горячее, чем кровь, необходимее дыхания. И Касим, вернув ларец на прежнее место, заторопился назад к машине, а стыд жег его щеки еще долго-долго…
– Я думаю, – продолжил Аль-Фатани, – ожерелье Атона, наоборот, спасло Вадима. Кто знает, как могла бы сложиться его судьба, если бы он не приехал в Египет. И это еще раз подтвердило слова моей покойной сестры. Отец Вадима не обидел Амиру…
– Но ведь вы могли ничего не узнать? – воскликнула Лика. – Ребята выбрали бы другую гостиницу, и все! Там не оказалось бы меня, вечно сующей нос куда не следует. Света с Романовым сделали бы задуманное. А вы бы ничего не узнали. Вы ведь и так до последнего момента пребывали в полнейшем неведении.
Касим пожал плечами:
– Иншала… Все в воле Аллаха…
– Нелогично!
– Но справедливо.
Посмотрев на часы, Лика ойкнула и спешно попрощалась. Когда она ушла, Касим набрал номер начальника службы безопасности «Aton’s hotel».
– Ваше распоряжение выполнено, я открыл счет на имя Ирины Завьяловой, перевел на него деньги, сообщил женщине реквизиты, – отрапортовал Джамаль.
«Отлично», – подумал Касим и вновь подошел к стеклянной витрине.
Ожерелье Атона, прекрасное и загадочное даже в копии, притягивало взгляд…
