Глава 10

– Все? – Андрей Захаров подписал последнюю бумагу, сунул золотой «Паркер» в кармашек джемпера и забарабанил пальцами по столу. – Мы можем ехать в банк?

Представитель аукционного дома Аркадий Борисович Вальтман внимательно просмотрел документы, отложил их в сторону.

– Поздравляю вас с удачным приобретением уникального изделия – яйца, изготовленного в мастерских фирмы «Фаберже». Мне очень приятно, что именно представитель российской бизнес-элиты стал его владельцем, что эта работа останется в России и будет передана….

Света Захарова слушала Вальтмана, с тревогой наблюдая за лицом мужа.

Любимые глаза выглядят такими уставшими.

Блестит от испарины лоб.

Лицо, всегда энергичное, притягательное, осунулось и посерело.

И губы… почти фиолетовые, растрескавшиеся.

Его не было дома две ночи. Утром он позвонил, сказал, что деньги за ювелирную безделушку перечислены, можно ехать в аукционный дом оформлять сделку. Обида – не пошел проводить в последний путь Полину – почти исчезла в заполнившем душу тепле.

Андрей хочет, чтобы жена была рядом.

Ему важно ее присутствие в момент, являющийся для него таким радостным.

Он – впервые за все время совместной жизни – согласился сам подъехать к салону красоты, чтобы забрать ее на своей машине.

Он – самый лучший. Хотя проклятая напряженная работа оставила от Андрея тень.

Черные синяки под глазами, белые нитки вечного стресса серебрятся в гривке русых волос.

Скоро все закончится.

Будет совсем по-другому.

Так, как и должно быть…

– Андрей Владимирович, зная вашу занятость, мы не стали устраивать никаких особых мероприятий. Но все же я хочу вам предложить выпить по бокалу шампанского в честь удачной сделки. Приглашаю вас в зал, где сервирован небольшой фуршетный стол. – Вальтман встал из-за стола и прошел к двери. – Андрей Владимирович?

Потирая левую часть груди, Андрей приподнялся. И снова упал в кресло.

– Черт… сердце, – пробормотал он, откидываясь на спинку. – Малая, окно открой, скорее, валидол в куртке. Или в больницу?..

Пока Света трясущимися руками ломала ручку стеклопакета, Борис Аркадьевич подошел к телефону, набрал номер:

– «Скорая»! Срочно! Человеку плохо!

Сейчас.

Любимый, вот таблетки. Потерпи. Да что же это, синеют губы…

– Андрей, – Света опустилась на пол, уткнулась в колени мужа. – Андрей, ты только не умирай, слышишь!

Он, не открывая глаз, поморщился и тихо сказал:

– Дура, когда уже привыкнешь. Езжай с охраной в банк, забери яйцо. Потом в офис отвези, там сейф. Позвони в приемную, надо отменить совещание. Пусть «Скорая» меня в больницу везет, плохо очень…

– Виктор Васильевич, звонила жена Захарова. Андрей Владимирович в больнице, сердце прихватило, он просит отменить сегодняшнее совещание. Простите за беспокойство, но я не могу разыскать координаты представителя австрийского концерна «Олви» г-на Альберта Гориса, – деловито рапортовала Ольга через аппарат селекторной связи.

Пообещав секретарю самостоятельно поставить в известность австрийца, Виктор Паничев удовлетворенно щелкнул пальцами.

Все готово. Документы, юридически дающие право провести выемку всех бумаг из офиса компании «Pan Zahar Group» в связи с изменением собственника, в полном порядке. Команда людей для этого мероприятия со вчерашнего дня ждет только его распоряжения – фактически о захвате здания. И даже единственная причина, мешающая отдать приказ, – бывший компаньон, последнее время точно поселившийся в рабочем кабинете, – благодаря удачному стечению обстоятельств устранена. Сердце у Андрея пошаливает часто, пару дней врачи, как обычно, продержат его в больнице, так как состояние здоровья уже не позволяет Андрею лечиться в амбулаторном режиме. А когда Захаров оклемается, то выяснит: на работу давно можно не торопиться. И новогодние праздники более чем кстати – в этот период все вопли бывшего компаньона о фальсификации его подписи имеют минимальный шанс быть услышанными.

Виктор позвонил австрийцу. Подошел к окну, пару минут полюбовался деловито-стремительным потоком машин. И, собравшись с духом, решился наконец сказать те самые слова, над возможностью произнести которые он работал так долго.

Номер в телефонной книжке.

Коннект.

Еще секунда – и все.

– Слушаю, Виктор Васильевич. Можно начинать? – пробасил мужской голос.

Произнести «да» Паничев не успел. Прервав разговор, с ужасом наблюдал он за вереницей людей, одетых в камуфляжную форму. Они, как горох, сыпались из припаркованного у служебного входа в офис микроавтобуса. Обычно этим входом не пользовались, он всегда был закрыт. Но только не сегодня: в распахнутую настежь дверь быстро-быстро забегают люди.

«Андрей, сукин сын, ты опять меня обогнал», – подумал Виктор, выскакивая в приемную.

– Ольга, разыщи мне Леонову, быстро! – заорал он.

Девушка, испуганно вздрогнув, нажала на кнопку селектора. В рабочем кабинете Жанны Сергеевны не оказалось, тогда Ольга стала звонить ей на мобильный.

«Все пропало, – Виктор сел на диван, обхватил голову руками. – Он меня подставил первым, сукин сын…»

Столько людей в кабинете Жанны Леоновой не было никогда.

Пришлось поставить вдоль стены ряд стульев для размещения ребят из службы безопасности. Хотя сотрудники спецподразделения, готовящиеся к задержанию Александра Волкова (он же Алексей Зинченко, согласно новым документам), и уверяли, что справятся самостоятельно, Жанна решила подстраховаться. К сожалению, планировка офиса не позволяла разместить своих людей непосредственно в холле. Помещение для работающей на входе охраны, совершенно прозрачная будочка, подходило разве что для съемок шоу «За стеклом». Пространство холла было открытым, а за единственной дверью, ведущей от служебного входа, размещались сотрудники спецподразделения. Блокировать бандита предполагалось возле лифта. Находящиеся на первом этаже люди разделяются на два потока: один перекрывает проход, второй непосредственно задерживает преступника. Путь к лестнице также заблаговременно отрезается находящейся и там частью команды спецподразделения.

План по задержанию показался Жанне простым и понятным. Захват действительно лучше проводить внутри помещения, так как непосредственно к офису примыкает оживленная пешеходная зона, и искусственное сдерживание прохожих могло бы насторожить преступника. Сотрудники «Pan Zahar Group» были проинструктированы об обязательном присутствии только на рабочих местах и недопущении перемещений по зданию во время проведения операции. Тревожил только случайный визит курьера или посетителя, имеющего постоянный пропуск в офис. Таких могло быть много: администрация кафе-баров, руководство завода по производству безалкогольных напитков, руководители сельхозпредприятия. Конечно, охрана предупреждена: Волкова пропустить, не вовремя заявившегося человека задержать под благовидным предлогом. Но все же возможность захвата заложника полностью исключить нельзя. Поэтому несколько сотрудников службы безопасности находились в автомобилях, припаркованных на стоянке, остальные собрались в ее кабинете, расположенном ближе к лестнице, чем комната охраны. Для быстрого реагирования в случае непредвиденной ситуации все было подготовлено.

– И все равно, Жанна Сергеевна! Как удалось выйти на этого Волкова? – Паничев вскочил с кресла и нервно заходил по кабинету. – Откуда стало известно о его планах убить Андрея?

Жанна выразительно посмотрела на скромно сидящего рядом с охраной следователя Владимира Седова. Тот едва заметно кивнул: помнит о просьбе не афишировать, что в кабинете Захарова работает камера.

– Благодаря работе следствия появилась точная информация, – сказала Жанна, не отрывая глаз от монитора. – Волков недавно освободился из мест лишения свободы. Однако по месту прописки не объявился, на учет в органах внутренних дел не встал…

– Я уже забыл про всю эту историю. Столько лет прошло, – голос Виктора стал более спокойным. – Вот так живешь, работаешь, а потом появляется какая-то мразь, и…

– Главное, что все удалось заранее выяснить, – следователь устало улыбнулся. – Сейчас уголовника задержат, привезут в СИЗО.

– Неужели эта тварь убила и Полину, и Малышевского? – не унимался Виктор. – Но зачем?

Седов пожал плечами:

– Будем выяснять.

– Приехал, – прошептала Жанна, увидев на мониторе, как возле офиса останавливается микроавтобус с яркой надписью «Золотая рыбка». – Только бы все прошло хорошо.

Паничев и Седов бросились к столу с аппаратурой. Жанна, невольно поморщившись от неприятных случайных прикосновений чужих людей, чуть отодвинула стул.

Вот Волков вытаскивает тележку, задвигает дверь, и микроавтобус отъезжает на стоянку.

Бандит, прищурившись, оборачивается – хочет убедиться, что его заранее пригнанный на парковку недалеко от офиса автомобиль находится на месте.

Двери автоматически распахиваются, он проходит в холл.

Рукава форменной куртки чуть коротковаты, он толкает тележку, и даже без увеличения, в стандартном режиме работы камеры, видна часть татуировки на запястье.

То, что находящийся в кабинете Захарова человек не столько занимается обслуживанием аквариума, сколько осматривает помещение с целью установки взрывного устройства, становилось понятно при первом же просмотре сделанной накануне записи. Но только эта татуировка позволила осознать, насколько серьезна угроза для жизни Андрея. Захваченная камерой часть татуировки позволила реконструировать рисунок – зловещую морду волка – целиком. Через картотеку МВД Седов выяснил все: имя злоумышленника, фамилию, специфику уголовного дела…

Волков проходит через ворота металлодетектора, оборачивается к тележке, подкатывает ее к лифту.

Его рука – на кнопке вызова, снова мелькает татуировка, и…

Доли секунды. Преступник уже лежит на полу, сотрудники спецподразделения ощупывают его одежду.

– А что он ищет? – пробормотал Паничев.

Жанна перевела взгляд на тележку. Одетый в камуфляж мужчина осторожно извлекал сачки, ершики, банки и пакеты. Лицо его выглядело крайне разочарованным.

То, что у Волкова в ходе личного досмотра не удалось изъять ни оружия, ни взрывного устройства, следователя Владимира Седова совершенно не расстроило. Конечно, хотелось бы взять преступника с поличным. Если бы точно знать, что взрывного устройства не обнаружится, задержание было бы значительно проще провести в квартире, которую под чужим именем снимал мстительный преступник. Но в любом случае спецподразделение со своей работой справилось идеально, все прошло как по маслу. А правонарушений недавно освободившийся из мест лишения свободы бандит уже успел совершить столько, что его запросто можно хоть сейчас за решетку отправлять. Рецидивист – такой даже по поводу подделки документов просто так, без последствий, не объяснится. Умысел на убийство Захарова опять-таки можно будет доказать – на сделанной в кабинете миллионера записи прекрасно видно, как Волков, пару минут повозившись с оригинальным аквариумом, заглядывает под массивный стол, за которым работает Захаров, под приставленный к нему небольшой столик для посетителей. В конце концов, он явно выбрал для размещения взрывного устройства высокий обтянутый темно-зеленой кожей стул. Как предположила Жанна, устройство имеет магнитное крепление, поэтому бандит и пытался обнаружить не находящуюся на виду металлическую поверхность. Очевидно, что и убийство Калининой, и трагическая смерть Малышевского также связаны с планом по устранению Захарова. Но как именно – предстоит выяснять самостоятельно, на чистосердечное признание Волкова никакой надежды нет. Неоднократно судимые редко идут навстречу следствию и сразу дают правдивые показания.

Обыск автомобиля бандита результатов не принес. Поколебавшись – отправиться в квартиру или в офис фирмы «ООО „Золотая рыбка“», – следователь решил вначале осмотреть жилье преступника. По предварительно собранной информации, бандит жил в съемной квартире один, а это, как ни крути, дает больше возможностей для сокрытия того же взрывного устройства.

– Понятые пришли, можно начинать осмотр, – бодро доложил милиционер. Из-за его спины с любопытством выглядывали две худощавые пигалицы. У одной девушки в брови торчал хищный миниатюрный кинжал, вторая озаряла лестничную площадку ярким сверканием красного камушка, загнанного под нижнюю губу.

«Мазохистки настоящие, согласен», – читалось в глазах нашедшего этих красоток участкового.

– Вы совершеннолетние? Паспорта есть? – хмуро поинтересовался следователь, открывая дверь изъятыми у бандита ключами. Замок провернулся с трудом. – Проходите, девушки. Ваше дело – наблюдать за ходом проведения обыска, а потом поставить свои подписи в протоколе.

– Ой, ну надо же, а сосед вроде такой приветливый был всегда. И лапы никогда не распускал, и моралей по поводу пирсинга не читал, – с легким свистом пропищала девица с камнем на подбородке. – Но музыка по вечерам у него играла отстойная. И такая депрессивная, мрак.

«Тоже мне, луч света в темном царстве, – подумал следователь, решив начать осмотр с прихожей. Очень уж заманчиво выглядел ящик для обуви. – Так, тут у нас старые большие кеды, это к делу не пришьешь. Хм… сороковой размер. Любопытно, чьи они – бандита или хозяев квартиры?»

Он прошел на кухню, безрезультатно потыкал вилкой в баночки с крупой и мукой. Присел на корточки перед мойкой, отбросил верх полупустого мешка с картошкой. И ахнул.

Пистолет с навинченным глушителем.

Банка со средством бытовой химии, из которого, как уверяли эксперты, можно извлечь яд, обнаруженный в теле Полины Калининой.

И закрученный в трубочку файл с какими-то бумагами.

Седов осторожно вытащил сверток, отложил лежащую сверху визитку Захарова с номером сотового телефона. И погрузился в чтение.

Глаза следователя быстро скользили по строчкам.

Обязанности Заказчика. Обязанности Исполнителя. Порядок выплаты вознаграждения.

Он уже собирался отложить ксерокопию договора, когда взгляд зацепился за строчку: «В случае смерти Заказчика вся выплаченная за изделие сумма возвращается Покупателю, за исключением комиссионных процентов, полагающихся Исполнителю».

– После этого мне, похоже, остается только одно, – расстроенно пробормотал Седов. – Надевать наручники на Захарова. Вот уж точно: век живи, век учись. Жертва, как выясняется, может запросто превратиться в главного злодея. Хорошо, что Вронская меня заранее поставила в известность о том, что Захаров покупает яйцо Фаберже…

Уже через двадцать минут после того, как симпатичная медсестра – «можно разик» – сделала пару уколов, а потом воткнула в вену иглу капельницы, Андрею Захарову стало значительно лучше. Сразу захотелось подняться с больничной койки и отправиться на работу. И он бы не стал сдерживать это желание, если бы на собственном опыте не убедился: резво добежать получается максимум до автомобиля. А потом возвращается боль. От души потыкав в грудь иголками, она берется прохладными пальцами за сердце и начинает его выкручивать. Лучше отлежаться дня два, подставляя под иглы то руку, то задницу. Зато потом будешь как огурец: ни боли, ни синей физиономии.

Но жажда активности его просто распирала!

Звонок на завод: когда, мать-перемать, лодыри, бездельники, начнете монтаж новой линии оборудования, меня не интересуют ваши проблемы, я ставлю задачу, а вы решайте.

Звонок Лике Вронской: приезжай за интервью, да, прямо в палату, факт покупки все же состоялся, потом будет некогда.

Звонок…

– Андрей, ты бы отдохнул! – негодующе воскликнула Света.

Он хотел сказать малой, чтобы закрыла варежку и не лезла не в свое дело, но осекся. Лицо жены казалось таким бледным, что впору было укладывать девочку на соседнюю койку.

Она отказалась ехать в банк, сославшись на плохое самочувствие. Заявила, что раз уж Андрея повезут в больницу, то тоже хочет показаться врачу. Ее какого-то важного секретного доктора на работе не оказалось. Но к владельцам дорогих медицинских полисов отношение всегда было особым. Светиного сверхценного специалиста пообещали достать из-под земли. А ей, судя по внешнему виду, становилось все хуже и хуже.

– Слышь, малая, ты, может, к другому врачу пойдешь? – Андрей, осторожно приподнимая руку, сел на постели. – У тебя фасад белый, смотреть жутко. Давай сходи, чего ты выпендриваешься?

Она покачала головой:

– Подожду…

– А что с тобой? Простудилась, может? Тогда давай в коридор выметайся живо. Не надо на меня своими бациллами дышать!

Она рассмеялась:

– Я тебя уверяю, это совершенно незаразно!

И тут же, зажав рот рукой, бросилась в туалет.

«Налопалась, что ли, чего-то не того? – подумал Андрей, с тревогой прислушиваясь к шуму воды за стеной. – Или… Ну, конечно! По бабской части! Неужели подзалетела? А я ведь просил. Говорила: таблетки пью. Блин, головой мне надо было думать, а не головкой. Пользовался бы резинками – никаких проблем. А малая… Против материнского инстинкта не попрешь. И что делать?»

К тому моменту, когда Света снова клубочком свернулась в кресле, Андрей успел высчитать срок предполагаемых родов, разозлиться на малую за несогласованное материнство, решить, что ребенок – все-таки хороший информационный повод, пренебрегать которым не следует. И забыть об этой ерунде совершенно.

Посмотрев на часы – до появления Вронской минут сорок, – Андрей решил поспать, чего время терять.

Но не успел он задремать, как дверь палаты отворилась, и Лика радостно запищала:

– Привет, Андрей, здравствуй, Света! Как со здоровьем? Я так и поняла, что ничего серьезного, иначе вряд ли бы ты стал интервью давать! Да это же не палата, а люксовый номер гостиницы! Телевизор, барная стойка! Какой батик Ван Гога, красота!

Андрей изумленно огляделся по сторонам. В памяти промелькнуло что-то болезненное, непривлекательное, из детства: белые стены, ряд коек, резкий запах лекарств. Да, похоже, он заработал право болеть по-другому, в более комфортных условиях. Только вот не заметил, как это случилось. Не осознает, насколько изменилась его жизнь. А что такое батик? Наверное, та желто-синяя тряпка в раме над диваном.

– Свет, ты такая бледная, – Вронская, расстегнув шубку, завертела стриженой головой по сторонам, обнаружила шкаф для верхней одежды. – Я тебе очень сочувствую.

– Так, Лика, давай иди сюда, – распорядился Захаров, опасаясь, что от соболезнований малая опять расклеится и никакой работы не будет. – Доставай свой диктофон, сейчас начну речь задвигать.

Вронская послушно полезла в рюкзачок. Но спросить ничего не успела. Увидев, что на экране зазвонившего телефона высвечивается номер Жанны Леоновой, Андрей предупреждающе поднял руку. Проклятая игла выскочила из вены, на локтевом сгибе выступила кровь. Закусив губу – «сейчас по новой ковырять будут», – он ответил на вызов.

Жанна только начала говорить, но от ее голоса сразу стало не по себе. На таких повышенных истеричных тонах мог разговаривать кто угодно, кроме начальника службы безопасности.

– Андрей! Тебе надо бежать, срочно! Мне звонил следователь, спрашивал, где ты! Я сказала, что не знаю, но он скоро сам вычислит! – кричала Леонова.

– Жанн, не суетись, а? Давай обо всем по порядку. Ты же с утра говорила, какого-то бандюка утром в офисе ловить будут. При чем тут я? Какой следователь? Бандюка поймали?

– Поймали! Но потом… Андрей, в офисе проходит выемка документов. Здание блокировано. Ребята наши не успели отреагировать. Сотрудники спецподразделения только уехали, и вдруг снова люди в камуфляже… Я вызвала милицию, ментам предъявили какой-то документ, похоже, о смене собственника. Они развернулись и уехали. А потом позвонил следователь, спросил про тебя. Андрей! Ты никогда меня не слушал. Но вот сейчас – просто поверь. Тебе надо уйти из больницы. И спрятаться в надежном месте.

Андрей отвел трубку от уха, почесал затылок. Посмотрел на взволнованное лицо жены, светящуюся от любопытства рожицу журналистки. И недоумевающе поинтересовался:

– А чего мне прятаться, я не понял?

– Тебя хотят задержать по подозрению в убийстве Полины Калининой! – взвизгнула Жанна.

– Какой собственник? Какое убийство? – Андрею показалось, что он сходит с ума. Потом промелькнула мысль: 1 апреля. Ее прогнала другая: Новый год на носу. А может…

– Жанн, ты чего, набухалась, что ли? Ну ты даешь!

– Беги. Адвокатам не звони, потеряешь время! Беги, Андрей!

И разговор прервался.

– Ни фига не понимаю, – пробормотал Захаров, набирая номер компаньона. – Вить, что за лажа? Мне Жанна звонила, говорила про выемку, нового собственника. Ты не в курсах?!

– Ну почему же, – радостно отозвался Виктор. – Ты ведь отказался от своей доли. Продолжай болеть со спокойной душой. Тебе уже совершенно некуда торопиться…

За спиной лязгнула тяжелая железная дверь камеры, звонко щелкнул замок. Моцарт прислушался к удалявшимся шагам вертухая. Осмотрел крошечную одиночку (все то же, ничего не меняется: зарешеченное окно, параша, умывальник, стол, нары), закашлялся от затхлого спертого воздуха.

На сером потолке в мутных рыжих разводах горела тусклая лампа. Но ее свет лишь подчеркивал убогость обстановки. Свобода, яркая, манящая, свежая, осталась за пределами забора СИЗО лишь час назад. А вырваться из тюрьмы Моцарту уже хотелось так сильно, как будто бы пришлось отмотать очередной долгий срок.

Он стоял посреди камеры как столб, старался не обращать внимания на уже уставшие затекшие ноги. Ботинки без шнурков, спадающие, лишенные ремня брюки. Но все же нет на нем еще тюремной робы. Пока не касаешься предметов, почему-то кажется: скоро на волю. Камера – ненадолго, досадная ошибка. А потом тяжелая дверь скрипнет, а за ней будет разрисованный огнями рекламы вечер, и Цыпленок, и Новый год. И – обязательно – новая жизнь.

За спиной Моцарта и правда скрипнуло, но он, еще не оборачиваясь, сразу понял: дверь закрыта, а вот окошко, через которое подают пайку, приоткрылось.

Он взял алюминиевую миску с дымящимся слипшимся комком каши, кружку светлого жидкого чая. Поставил нехитрый ужин на небольшой стол, намертво прикрученный к полу. Подошел к стене, задрав голову, посмотрел на зарешеченное окошко. В маленьком сером клочке неба виднелись нитки дороги, по которым медленно перемещалась малява. Этот едва заметный клочок бумаги, настойчиво движущийся к своей цели, вдруг вернул Моцарту бодрость и уверенность. Он сел на нары и пробормотал:

– Обвинять меня не в чем. Бомба на дне Москва-реки. Да ничего мне не припаяют! Я ж передумал! А что хотел – не доказать…

Когда все было уже готово, продумано до мелочей, оставалось только установить взрывное устройство и активизировать механизм, он вдруг отчетливо понял: не надо, не стоит. Нельзя. Все в прошлом. Жизнь можно начать заново. Нужно начать все с чистого листа! Охота за призраками обойдется слишком дорого, потому что из-за нее потеряется то главное, осознать которое пока еще не получается. Но оно заставляет Цыпленка надевать короткие юбки и румянить бледное личико. А его – торопиться на работу, ругаться в пробках. Это важнее, чем разборки с Захаровым. Хрен с ним, пусть живет, сколько ему отпущено.

Лучше забыть, чем прятаться. Лучше остановиться, чем упасть. Не мстить, а жить! Жить…

Он снова стоял у стены, запрокинув голову, смотрел через решетку на синеющее вечернее небо.

Дверь камеры отворилась, с порога вертухай скомандовал пройти на выход.

«Допрос, – подумал Моцарт и быстро рванул вперед. – Может, еще сегодня успеют ос…»

Грохот выстрела разбивает мысли. Прыгает, как мячик, раскатами эха.

Изумленно смотрит Моцарт на свое распростертое на полу тело, на вытекающую из него струйку крови. В дверях – женщина в белых одеждах… Вертухай орет в коридоре:

– Попытка к бегству!

А потом грубый прокуренный голос смывается чистой студеной водой. Божественной музыкой. Умирающим скорбящим хором. «Lacrimosa».

Лика Вронская выехала за территорию дачного кооператива, заползла двумя боковыми колесами «фордика» на утрамбованный сугроб, где летом находилась обочина. Включила аварийку, заглушила двигатель и полезла в рюкзак за упаковкой бумажных салфеток. Дорога дрожала, теряла очертания в набегающих на глаза слезах. В таком состоянии вести автомобиль опасно, максимум, куда доедешь – к первому столбу или дереву…

«Куда я вляпалась? – думала Вронская, вытирая глаза. – Что я наделала? А если Андрей действительно убийца? По каким статьям мне Володя предъявит обвинение? Сокрытие сведений, пособничество, введение следствия в заблуждение? Сажают ли в тюрьму беременных женщин?»

Все эти вопросы сводили ее с ума. Количеством. Риторическим характером. Безысходностью.

Еще пару часов назад все было по-другому. Да и мыслей особых в голове не возникало. Побыстрее доехать до родительской дачи, так кстати обнесенной минувшим летом высоким металлическим забором. Отбросить снег от ворот. Кажется, что в домах соседей никого нет, но мало ли что, безопаснее загнать «Форд» на участок, чтобы Андрей и Света выбрались из автомобиля без случайных свидетелей. Включить отопление, показать, где лежит нехитрая еда, крупы, консервы. Объяснить, что в темное время суток следует находиться в цокольном этаже, где размещаются ванная и небольшая комната. На окнах первого этажа и мансарды нет ни ставней, ни жалюзи. И если включить свет или телевизор – в гости запросто пожалуют соседи…

Лицо Андрея, то хмурое, то недоумевающее, то возмущенное, тогда, в больнице, вызвало лишь одно желание – предложить помощь. Мозг сразу лихорадочно заработал в режиме экстренной эвакуации. Мобильные Андрея и Светы оставить в палате. Верхняя одежда здесь, в шкафу, – это очень хорошо. Главное – не наткнуться в коридоре на больных. А медсестру на посту, расположенном возле входа, заболтать проще простого. В рюкзаке всегда лежит пару пакетов, можно увести девушку к окну под предлогом, что там светлее подписывать свою книжку.

И вот – все. Волны чужих эмоций, страха, растерянности, недоумения больше не смывают все мысли, кроме одной: попавшим в беду людям надо помогать. Программа-минимум выполнена, надо ехать к Седову узнавать новости.

Тогда-то все и началось.

Осознание, осмысление, вопросы.

Караул.

Страшно, и хочется все отыграть назад, во всем признаться…

– Да, Даринка, мама тебе досталась – не фонтан, – пробормотала Лика, отбрасывая скомканную салфетку на пассажирское сиденье. – Она сначала делает, а потом думает. Преобладание активных действий над инертной умственной деятельностью.

Пока Вронская, изучая руль, лихорадочно пыталась сообразить, что предпринять, в окно постучали.

«Как хорошо, что тетя Таня не встретила меня возле дома, – подумала Лика. Она завела двигатель, опустила стеклоподъемник. – Забор, не забор – от зоркого глаза соседки все равно ничего не укроется».

– С наступающим, Лика! Что, Новый год на даче встречать будете? Правильно. А мы в этом году в город поедем, дети уговорили. Ты платье к празднику уже красивое купила?

– Платье? – машинально переспросила Вронская.

– Конечно! Завтра же новогодняя ночь! – соседка рассмеялась. – У меня уже все готово, и наряд, и подарки!

«Господи, Новый год, – глаза Лики опять стали влажными, – все к празднику готовятся, вот тетя Таня говорит: платье, подарки. Только я, беременный мутант, прячу на даче потенциального убийцу. Не знаю, что делать дальше. И занимаюсь чем угодно, только не тем, что полагается делать в эти дни…»

Дача Ликиных родителей, небольшая, кирпичная, выстыла так, что даже через час после включения отопления изо рта вырывались белые облачка пара. Андрей прикоснулся к батарее – еле теплая. Интересно, сколько времени пройдет, пока помещение хоть немного прогреется и от холода перестанут клацать зубы?

– Иди сюда, здесь теплее, – прошептала жена. Только нос ее торчал из пушистого пледа. – На диване, да еще и в шубе очень даже неплохо.

Андрей скептически посмотрел на стоящее возле стены небольшое ложе.

Стандартный размер, конечно. На этом диване, даже если согнать с него малую, он не поместится при всем желании! С его почти двухметровым ростом всю мебель приходится делать на заказ. Теперь даже страшно вспоминать, как он мучился на обычных кроватях и стульях, когда не мог себе еще позволить обращаться к личным мебельщикам…

Кстати, а глаза малой, как ни странно, почему-то не грустные, а хитренькие. И как будто даже довольные…

– Андрей, расскажи, что ты сейчас чувствуешь? – Жена поплотнее закуталась в плед. – Тебе очень плохо?

– Ты про сердце? Болит, но терпимо. Скамейка вот тут правильная – большая и крепкая, сидеть хорошо. Еще кажется, что сейчас от холода околею. Говно эти итальянские зимние куртки, не греют ни хрена…

– Да нет, я про деньги. Я так поняла, что Виктор тебя разорил?

Андрей усмехнулся. Это еще вопрос, кто кого разорил. Если Виктор, говнюк этакий, решил похимичить с рейдерской схемой, то закончится для него это очень плохо. У адвокатов, о сотрудничестве с которыми Паничев даже не догадывается, лежат документы, согласно которым он полностью отказывается от прав собственности в пользу компаньона. И подпись там самая настоящая. Бухать надо меньше и не подписывать бумаги не глядя. Конечно, делалась эта подстава на случай подставы со стороны Вити. Неудобно было Витька вот так подлавливать. Казалось: да чтобы он кинул, никогда в жизни.

Никогда не говори «никогда»…

– Малая, не парься. Как только информация о том, что меня выкинули из компании, станет известна, адвокаты мигом все отыграют. Там все схвачено, документы в порядке, бабки на взятки переведены. Я же умный и предусмотрительный. Страховался, никаких мобил, только личные встречи, Витек не знает ничего. Все в порядке, под контролем, и… – Андрей запнулся. Лицо жены вдруг так помрачнело! – Малая, я не понял, ты что, с Витей заодно, что ли?

– Глупостей не говори.

– Смотри мне. У меня разговор короткий, урою, ноги вырву и скажу, что так и было… Но все же знаешь, я не понимаю, что именно Витя замутил. При чем тут убийство Полины? Лажа полная! Я, в общем, поэтому и Жанну решил послушать и сюда дернул. Что он учудил, а, малая?

Плед шевельнулся, похоже, Света пожала плечами. Накрывшись с головой, она заскулила:

– Ерунда… Да зачем тебе, кто поверит… Какие же есть скоты! Что им понадобилось, блин, деньги, машина… И все, нет Полечки…

Под окном зазвучали голоса, и Андрей замер.

Лика привела ментов?

Сейчас его поймают?

Что же делать?!

Трясутся руки, зубы выбивают дробь…

Случайные прохожие ушли. Малая встала с постели, сбросила шубу и вновь забралась на диван. От батарей уже пыхало жаром. Но Андрею казалось, что он мерзнет, коченеет, выстывает все больше и больше.

– Андрей… Ты не бойся, – попыталась утешить жена. – Все хорошо будет. Я знаю, что ты ни в чем не виноват.

Он затрясся еще сильнее, как осиновый лист. Если бы была мобила, хоть какая-то возможность что-нибудь выяснить!

Впрочем, не все так плохо – телефон вот, стоит на тумбочке, допотопный дисковый, и – Андрей снял трубку – даже работает! Но звонить… А если уже ищут, засекут по звонку?

Но здесь – да, ведь здесь же есть еще телевизор! Может, в новостях уже что-то передали?!

Он бросился к тумбочке, сунул штепсель в розетку.

– Не надо, – простонала Света.

– Что, думаешь, мало времени прошло? Рванет с мороза?

– Услышат, Андрей. Участки маленькие. А здесь такая тишина.

Тишина? Он прислушался.

Завывает ветер в трубе. И – как странно – с легким хрустальным звоном метет поземку. Скрипят деревья, шелест ветвей. Ворона: «Кар-р… Кар-р…»

Андрей подошел к окну, осторожно отодвинул штору и зажмурился. Взгляд резанула гроздь красной-прекрасной калины в белой шапке снега.

Глаза привыкают быстро. От оранжевого заката искрящийся снег напитывается розовым светом. Серые тени стволов рисуют изломанные полосы.

Чистота. Покой. И – Андрей потер слипающиеся глаза – воздух, кислород.

Страха уже нет. Здоровый сон…

– Малая, ты че, спишь?

Жена не ответила.

«Пойду поищу какую-нибудь койку побольше, – решил Андрей, осторожно закрывая за собой дверь зала. – Может, тут имеется типа спальня, и кроватка там не такая крошечная…»

– Привет, Володя, – Лика Вронская прошла в кабинет, опустилась на стул и вздохнула. – Есть минутка?

«Все-таки беременность меняет женщин, – решил следователь Седов, щелкая кнопкой электрического чайника. Видок у приятельницы еще тот: бледная, мрачная. Чашка чая или кофе точно не повредит. – Такой хмурой и уставшей я ее никогда не видел. Кажется, любое движение ей дается с колоссальным трудом. Хотя вроде еще и не поправилась совершенно».

– Какие новости? – тихо поинтересовалась Вронская, приглаживая короткие, торчащие во все стороны волосы. – Знаешь, я сегодня пыталась Андрея Захарова найти, он со мной за книгу не рассчитался. Но мне секретарша так ничего толком и не объяснила.

– Я его сегодня тоже искал, и тоже безрезультатно. Но ничего, его в розыск завтра объявят. – Седов с тоской посмотрел на сигареты. – Так что найдут по-любому. Правда, не уверен, что он тебе денег даст. Там что-то переиграли в его компании. Мальчик, видимо, стал полным банкротом. Но я ему даже не сочувствую! С его подачи и Калинину убили, и Малышевского, похоже, с крыши столкнули. Тебе чай или кофе?

– Чай. Без сахара. Седов, ты с ума сошел! Какой из Захарова убийца!

Володя бросил в чашку ложку заварки, залил кипятком. Себе сделал кофе – денек сегодня выдался сумасшедший. Однако это приятная усталость, радостное утомление. В общем и целом картина совершенно понятна. Детали, оформление материалов, поимка беглого преступника – со всем этим еще предстоит разобраться после праздников. Но встречать Новый год можно с относительно спокойным сердцем. Главное – уже на поверхности. Наконец-то в этом запутанном деле появилась ясность!

Он поставил перед Ликой чашку, вернулся на свое место. Любопытная Амнистия спикировала с клетки на стол, макнула в горячий кофе хвост и возмущенно зачирикала:

– Амнистия хорр-рошая девочка!

– Не уверен, что хорошая, – пробормотал Седов, доставая из ящика тумбочки салфетку. – Хорошие девочки кофе не брызгаются! Знаешь, Лик, я очень тебе благодарен за информацию о том, что Захаров собирается покупать яйцо Фаберже. Конечно, позднее я бы выяснил это самостоятельно. Но мне все стало ясно именно теперь. Душевное спокойствие накануне Нового года – великое дело.

– Да что тебе ясно? – буркнула Лика и нахмурилась. – Андрей, конечно, не ангел. Но мне неприятно слышать, как ты его обвиняешь во всех смертных грехах! У меня был период, когда я на него злилась и подозревала, но мы с ним много общались, и я изменила свое мнение об этом человеке.

Седов улыбнулся. К числу Ликиных достоинств умение разбираться в людях не относится. У нее две краски – белая или черная. А Захаров – очень многообразная палитра…

Андрей все рассчитал и спланировал идеально.

Он заранее знал, что Полина хочет продать яйцо Фаберже. Возможно, именно Захаров даже уговорил ее выставить ювелирное изделие на аукцион. Так эффектнее! Ну как же – почти Вексельберг, такая же покупка до начала официальных торгов, столько внимания прессы! Он же использовал механизм выставления ювелирного изделия через посредников. Пользуясь отсутствием у Полины делового опыта, предложил посреднику заставить ее подписать договор с пунктом о возврате денежных средств покупателю в случае форс-мажорных обстоятельств. Да здесь он весь как на ладони – со своей мертвой хваткой, полной беспринципностью! Никто и никогда бы не узнал, кто именно выступает продавцом яйца Фаберже, аукционный дом таких сведений не разглашает. Посредник тоже заинтересован в том, чтобы держать язык за зубами: даже если яйцо Фаберже подлинное, то сколько он кому раньше подделок впарил – одному богу известно. Ликвидация Полины не могла причинить Захарову никаких неприятностей. Она обеспечивала только положительные события – возврат денег и внимание прессы. Угрызения совести? Смешно! Совести у этих людей нет. Есть только свои интересы.

– Седов, Седов! – перебила Лика. Сделав глоток чая, она поморщилась: – Сладкий, я же просила без сахара! Володя, ты какой-то бред несешь! Откуда у Полины такая вещь?! Ко мне, знаешь, жизнь поблагосклоннее была: полный комплект родителей, высшее образование, успешная карьера. Но вот нет у меня яйца Фаберже. А у тебя есть? Есть, скажи? Тоже нет?! Ну так что ты тогда ерунду говоришь! Откуда такая вещь у девочки из детдома! Ни заработать, ни получить по наследству! Она его даже украсть не могла – не тот круг общения!

– Не заводись, мать, – Володя перебрал стопку бумаг, вытащил нужный листок. – Вот, посмотри. Конечно, это только предположение, надо будет проверять информацию. Но направление поиска задано.

Она отмахнулась:

– Потом. Я с вашей конторой уже имела удовольствие пообщаться. Извини, Володь, но у вас любой бред можно документально обосновать! Плавали, знаем. Мне даже какое-то там предупреждение вынесли за якобы сфальсифицированное интервью. А я следователю диктофонную запись предоставила! И что? Он пленку послушал. А потом все равно своего коллегу, который, перепив, допустил пару резких высказываний – а за это ему наверху по голове дали, – отмазал. У меня до сих пор дома где-то это постановление о вынесении предупреждения валяется. Там черным по белому: не было никакого интервью «Ведомостям», где такое-то должностное лицо власть ругает. Вронская все придумала, нарушила закон о СМИ! Да иди ты со своими бумажками!

Седов уже собирался выставить Лику вон. Пусть где угодно Санта-Барбару разводит, у него и так голова раскалывается. Но потом решил взять себя в руки. Жена, когда Саньку ждала, еще похлеще истерики закатывала. Придется терпеть, ничего не поделаешь. Природа, перепады гормонального фона, мать, святое…

– Захаров сам Полину пришил? Миллионер-киллер! – не унималась Вронская. – Может, мне пора бежать в редакцию, придумывать сенсационную статью?

– Я думаю, что он нанял отбывавшего наказание в местах лишения свободы Александра Волкова, – следователь очень старался не разораться. – По всей видимости, Волков планировал покушение на Захарова. Но Андрей об этом узнал и, угрожая снова отправить Волкова за решетку, вынудил бандита действовать в своих интересах. Я думаю, тебе не надо напоминать: Захаров – человек с нестандартным мышлением. И потом, риск при реализации такого сценария минимальный. Да, он мог бы озадачить убийством Калининой свою службу безопасности. Начальница ему предана, и, скорее всего, выделила бы пару мордоворотов. Но все концы наружу бы торчали! Чуть что не так – клубок распутывается элементарно. А тут – Волков, враг, желающий отомстить. Никакой веры его показаниям не будет, это же понятно… При обыске квартиры Волкова найдены вещественные доказательства. Экспертизы еще не готовы. Но обнаружен «макаров» с глушителем – из оружия этой же марки застрелили Полину. Средство бытовой химии, из которого можно получить яд. А еще – листок с номером сотового Андрея. Я думаю, Захарова погубила жадность. Возможно, он не заплатил Волкову столько, сколько обещал. Может, Волков его шантажировал. И тогда бандит решил с Андреем разобраться. Рассчитаться за все сразу – за прошлые обиды, за нынешнее кидалово.

Вронская, надутая и мрачная, вызывала жалость даже у Амнистии. Зеленая клякса плюхнулась Лике на плечо и попыталась ободряюще запеть. Сомнительная радость – попугаи чирикают так звонко, что наслаждаться этим невозможно, хочется уши заткнуть.

Чик-чик-чик! – гневно возмутилась птица, когда зазвонил телефон.

Усмехнувшись – оскорбленная Любовь Казарновская, а не вредная попугаиха, – Володя снял трубку.

Звонили из СИЗО.

Александр Волков застрелен при попытке к бегству.

Вырвался из камеры, ранил контролера…

– Ну что?! – торжествующе воскликнула Вронская, догадавшаяся о новости по уточняющим вопросам. – Как кстати решил подельник Захарова сделать ноги! Ты его только в камеру закатал – а он как побежит, как побежит. Седов, тебе не смешно? Что с тобой происходит? Мне кажется, у тебя одна цель – закончить это дело поскорее. А что там в действительности произошло, кто виновен, кто не виновен – тебе до голубой звезды!

– Последний срок Волкова – пятнадцать лет. До этого еще две судимости, он в колонии для несовершеннолетних наказание отбывал…

Вронская закусила губу. И наконец замолчала. Крыть ей было нечем. Сама в тюрьмах и колониях была, видела все своими собственными глазами.

Предварительное заключение – это ад. Тесная камера, пара метров прогулочного дворика, вонь, сырость. После суда, если отправляют на зону, а не оставляют отбывать наказание в СИЗО, чуть легче: больше воздуха, пространства, работа, на которую зэки идут, как на праздник, потому что это хоть какое-то событие, развлечение. Пройтись, шить рукавицы или собирать розетки, выполнять план – все эти обычные действия, которые в обычной жизни доведены до автоматизма и не осознаются, на зоне становятся событиями вселенского масштаба… Вряд ли Волков действительно рассчитывал убежать. Он слишком хорошо знал, что такое зона. И сделал свой выбор.

– Все равно я не верю, Седов, – Лика шмыгнула носом, хлебнула чаю, поморщилась. – Я не верю, что это Захаров! А почему ты Паничева не подозреваешь?! Тем более если он компанию захватил! Может, это подстава?

Следователь хотел сказать, что компаньон Захарова считал нецелесообразным покупку яйца Фаберже. И что оплата проводилась через личный счет Захарова – а это значит, что Паничев не получил бы ничего от переведенных, а затем вернувшихся денег. Но внезапно появившееся предположение стало более любопытной темой для разговора. Седову показалось, что все, происходящее теперь в кабинете, он уже видел раньше. Дежавю…