Апрель. Санкт-Петербург

На небе пригорюнилась круглолицая луна в окружении тусклых городских звезд. Время – начало двенадцатого – самое подходящее для общения с сущностями потустороннего мира. Майя зажгла свечи, много свечей – электрический свет в таком деле не союзник, заварила кофе с имбирем – он всегда ей помогал прийти в нужное состояние, когда все мелкие бытовые мысли замолкали, оставляя место лишь приятным и высоким, как то: о поэзии или о любви, большой и вечной, о любви прекрасного принца. То, что у нее получилось материализовать желаемое с помощью письма, Майю вдохновляло. Пусть Иван и не красавец (все-таки белобрысые не в ее вкусе) и далеко не миллионер, а предприниматель средней руки и он ей даром не нужен – по говору ясно, что он приезжий, но, черт возьми, она же сама описала факт их знакомства! Пусть все совпало не в точности, но это – детали. Ну, промашка вышла – вместо респектабельного красавца материализовался какой-то замухрышка, совсем не того уровня, как ей хотелось, и ростом ниже ее на голову. Можно считать это тренировкой, а в следующий раз она непременно опишет свою встречу с олигархом.

Майя налила в чашку кофе, и красное, как кровь, вино в высокий бокал, разулась, распустила волосы, тряхнув ими перед зеркалом, как цыганка, достала с полки томик стихов Блейка – он тоже помогал ей настроиться на нужный лад – и уселась на широком подоконнике. Майя пила кофе и вино, отстраненно смотрела вниз, на мерцавшие огни города, и нараспев читала стихи. Они звучали как заклинание, вводя ее в транс. Майя произносила слова громко, хмелея и смеясь. Она всегда смеялась, когда была пьяна. Опустошив второй бокал, Майя ощутила негу во всем теле и необычайную легкость.

В таком состоянии у нее лучше всего получалось ворожить. Для этого она описывала в тетради то, что хотела получить. Выходила небольшая зарисовка о ней самой. Майя описывала себя в желаемой ею обстановке, ощущая это желаемое почти как реальность. Она закрывала глаза и чувствовала дуновение теплого ветерка на побережье, слышала шум прибоя, ощущала лучи ласкового мадагаскарского солнца на лице и теле, и в эти минуты на ее губах появлялась счастливая улыбка.

На этой неделе у нее пропала ее любимая тетрадь. На автозаправке, когда она отлучилась в кассу, из салона ее машины вытащили сумку. Бумажник она взяла с собой, а больше ничего ценного в сумке не было. Тетрадь, ключи, документы и косметика. Майя хотела заявить в полицию о краже, чтобы легче было восстановить документы, но не успела – вечером ей позвонили с заправки и сообщили, что в кустах нашли ее сумку. Все оказалось на месте, кроме тетради. «Наверное, воришка из любопытства взял почитать ее стихи», – пришла к выводу Майя. Другого объяснения для этой нелепой кражи она не нашла. «Хорошо хоть, готический альбом цел», – порадовалась Майя. Она его из дома выносила редко.

За неимением любимой тетради Майя решила ворожить посредством нового, привезенного ей кем-то из Парижа блокнота. А что, пусть ее суженый будет французом, озарила ее идея!

Она достала с полки нарядный блокнот с Эйфелевой башней и витиеватым автографом художника на обложке, удобно устроилась на полу, в окружении подушек, и начала выводить ровные строки на бумаге. Ей представился благородный французский олигарх – высокий, молодой, с офицерской выправкой, с манерами принца Уэльского. Они идут с ним под парусом по Бискайскому заливу. Закатное солнце золотит оранжевыми бликами тихую воду, ветер играет подолом ее платья и треплет мелко завитые кудри. На яхте они с олигархом вдвоем, и вокруг – никого, только гладь залива, солнце и ветер.

В материализации олигарха была одна загвоздка. В глубине души Майя не верила, что ее персона заинтересует столь завидного жениха. И все из-за ее трезвого взгляда на жизнь, будь он неладен! Да, она хороша собой, умна, обладает отменным вкусом, но ей уже тридцать два года. Разве олигарх станет разглядывать ее богатый внутренний мир, когда на нем гроздьями виснут юные девицы с модельной внешностью?

Скрепя сердце Майя пошла на компромисс с собственным самолюбием – она решила ворожить на мужчину с достатком немного ниже, чем у олигарха, но с привлекательной внешностью и хорошими манерами. В ее грезах ничто не изменилось, в них остались та же яхта, залив и чувственный француз, разве что не столь богатый, как изначально. Он говорил ей грассирующим баритоном французские слова любви. Майя не знала французского, но слова сами собой появлялись в ее голове.

Майя стала описывать свое видение и связанные с ним эмоции. Руки ее дрожали, она чувствовала азарт, как его ощущает охотник, увлеченный загоном зверя. Закончив писать, Майя перечитала написанное еще раз, представляя свою мечту. Она достала блюдце, положила в него исписанный лист и ритуально подпалила его с четырех сторон. Листок бумаги на глазах превращался в пепел, на котором проглядывали строки. Потом она подошла к окну и вытряхнула на улицу свои сожженные грезы. Ветер задул пепел в комнату, обсыпав им Майины волосы и лицо, частичка пепла попала в бокал. Майя сочла это символичным, налила в бокал еще вина, чтобы попробовать на вкус свои мечты. Пригубив вино, она вновь оказалась на яхте, в лучах оранжевого солнца, рядом с великолепным французом.

Раздался глухой, как из преисподней, стук в дверь, распугав ее сладкие видения.

Майя одним махом опустошила бокал и, громко хохоча, со свечой в руках пошла в прихожую. В глазок она никого не увидела – на лестничной площадке была темень – вырви глаз. Щелкнула выключателем, словно от ее действий за дверью стало бы светлее. Но свет не появился даже в квартире. «Электричество отключилось?» – догадалась Майя. Такое в их доме иногда случалось из-за перегрузки сети.

– Бегемотик? – спросила она.

Иван вроде собирался куда-то уехать, так он ей и сказал в последний вечер их встречи. Она знала, что это значит. Это значит, что они расстаются навсегда. Майя и не хотела, чтобы он остался, она лишь слегка погрустнела и немного жалела, что инициатива разрыва исходила не от нее и получалось, что бросают ее, а не она. Майя считала, что нужно прекращать отношения, лишенные привкуса вечности, на самом их пике, чтобы воспоминания от них остались только приятные.

Может, он передумал «уезжать» и решил продолжить эти встречи? «Что же, у нее будет возможность взять реванш», – с этими мыслями Майя открыла дверь.

Знакомый силуэт тихо проскользнул в прихожую и мягко закрыл за собой дверь.

– Спокойно, куколка, поговорить надо.

– О чем? – Майя старалась сохранять хладнокровие, уставившись на направленное на нее лезвие ножа.

– Об этой цацке, – он ткнул пальцем в брошь в виде солнца, приколотую к ее платью. – И без спектаклей, иначе вмиг порежу. Ты ведь знаешь, что я был на войне и мне все равно.